Текст книги "Обратная сторона жизни. Книга первая"

– Сам-то ты не верующий, уж это я знаю, но как относишься к Вере с большой буквы? – Совесть вперилась в глаза Дмитрию, а тот будто не замечая, ответил.

– Верю! Но не в того бога, которого поставили над всеми священнослужители, а в другого. Создавшего все вокруг, часть которого в каждом из нас и про чей голос внутри ты говорил! – немного боязливо, словно опасаясь стариковского негодования или насмешки, выдавил Дима. – И в бесноватых верю, потому что у самого есть знакомый, боящийся церквей и отвратительный по натуре, однако мне он, как ни странно, местами даже симпатичен, так как мыслит иначе от остальных. Мне единственное, что неясно… Чего именно они боятся? Бесноватые эти… Символов веры или мест скопления верующих? Ну типа церкви, мечети… Или истинно верующих священнослужителей? Тех, кто действительно обладает некой силой? – Дима поглядел на внимательно слушающего дедулю.

– Не могу знать, ведь ты сам не знаешь, – улыбнулся тот. – Верую, ибо нелепо, есть такое высказывание, отражающее ответ на заданный вопрос. Видимо, находящаяся в теле человека злобная сущность уверена, что именно там ей причинят боль, – дедушка по имени Совесть любовался стоящим на месте закатом, и отвечал, не глядя на парня.

– Понятно, что ничего не понятно… – пробормотал Дмитрий, помахивая в разные стороны скрученной газетой. – А я вот до сих пор не пойму… – заговорил он, и тут же новая фраза вылетела из его рта, заменив старую, о которой он моментально забыл. – Вообще жалко, что истинные факты, отражающие реальную суть этих, рвущихся к человеку существ так исказили сказками и легендами. Очень непонятно, кто да как, почему эти боятся тех, а те не любят этих, и кто вообще откуда взялся… – выпалив немного неясный, простой набор фраз, парень остановился и подпер газетой подбородок, с любопытством стрельнув глазами в сторону и не пошелохнувшегося деда.

– Правды тебе никто не скажет, ибо она чересчур не подходит к той реальности земного мира, какую его жители видят сегодня. Настоящую реальность прячут, ибо человек по своей сути является безмозглым созданием, которое существует, а не живет, «благодаря» кем-то придуманным, насильно навязанным ценностям и вбитым в голову ложным знаниям. Редкие люди мыслят сами… Большинство представителей человеческой расы запрограммировано на выполнение определенных действий, и изменение этой программы грозит уничтожением самой системы, а она слишком себя любит и ценит! Система жизни нынешнего человеческого общества давно превратилась в эгоистичное живое существо и желает вернуть любого ее покидающего, ибо перестает получать капельку питания… – размеренно вымолвил старик, не глядя на Диму, а тот, убрав газету от подбородка, пробормотал:

– Запрограммированные люди… Система… Короче Матрица… Где-то я уже слышал подобные слова, причем недавно… – он шумно вздохнул свежий морской воздух и вытянулся, похрустев шейными позвонками. – Длинный здесь день, да?

– Немаленький! – улыбнувшись, кивнула Совесть. – Так вот. Насчет программирования людей… Ты посуди сам, человек только научился ходить, а его сразу в детский сад отправляют, затем школа, институт, и наконец, бессмысленная работа и все примерно в одно и тоже время суток! Человечество готовят жить по единому сценарию, навязывая сей принцип всеобщего существования уже с пеленок, и естественно подобные догматы накрепко вбиваются в головы каждого жителя Земли, фанатично-верующего, что он делает так, КАК НУЖНО! Любое нарушение правил системы, либо видение чего-то отсутствующего в школьной и жизненной программах, вгоняет людей в панику и они сходят с ума! Самый элементарный пример – это бросить пить, обосновав собственным нежеланием из-за вреда алкоголя! Да тебя уважать перестанут, посчитав больным, опасным, ущербным, короче не таким, как все! Или перестань ежедневно работать, занявшись любимым, приносящим доход делом, и все тут же станут рассказывать друг другу, что ты скоро умрешь от голода и останешься без пенсии! И это говорят те, кто живет, словно куриные яйца, все такие разные, особенно в профиль! – разгоряченный старикан гневно хмыкнул от накатившей злости.

– Не спорю… – Дима уже пару минут ходил туда-обратно по мягкому песку, найдя невидимую тропинку буквально в паре метров от теплой лавки. – Ты неплохая совесть… По-крайней мере бываешь такой… – он улыбнулся, обернувшись к благообразному старичку. – Выслушиваешь все меня волнующее, помогаешь получить ответы на наболевшие вопросы! Это успокаивает… Еще один вопрос кстати! Где я сейчас сплю? Никак не могу вспомнить! Дома или опять по пьяни, куда подальше в лесок завалился, чтобы дрыхнуть не мешали? – Дмитрий любопытствующе уставился на закашлявшегося милого дедушку.

– Если я скажу, где ты спишь, то тебе это определенно не понравится… – откашлявшись, вымолвил старик, неохотно глядя на замершего в ожидании ответа парня.

– Где я только не просыпался… – горько хмыкнул юноша, оттянув ворот футболки и посмотрев себе на грудь. – Говори ты уже! Даже, если я умер и навечно в этом сне, то лучше горькая правда, чем туманное неведение! – парень с надеждой взглянул на Совесть, отпустив футболку обратно к шее.

– По словам твоим, да сбудется… Сам того не ведающий, несчастный провидец… – грустно опустил глаза старик и сделал шаг назад. – Ты умер, но в тоже время спишь и сейчас откроешь глаза… Еще увидимся! – кивнул он Дмитрию, замершему, как истукан.

– Как уме… – парень не успел закончить фразу, ибо шелест волн превратился в закладывающий уши гул, быстро перешедший в невообразимый рев и исходящее паром море поднялось огромной дымящейся волной, подхватив заживо варящегося мальчишку.

Волна соленого кипятка понесла булькающего, пронизываемого болью Диму в странно знакомое место, так как при выныривание из кипящей воды он видел ужасную, будто вышедшую из глубин Средневековья комнату, набитую пыточным инструментом, а в ней… В ней стоял и смотрел сверху вниз старый черт с огромными рогами, одетый в заляпанный кровью, мясницкий фартук.

Боль… Сильная и почти невыносимая, бьющая в голову из правого локтя, обоих сторон обожженной головы и кисти левой руки…

«А почему не из пальцев?!», – вынырнувший из пустого, совершенно без снов забытья Дмитрий быстро, хоть и чувствовал себя неспособным ни на что-либо, повернул шею и замер в страхе, заморозившем тело.

Желудок, несмотря на холод, все-таки принялся чем-то заполняться и спустя пару секунд посчитал необходимым выплеснуться… Горькая рвота, одной желчью, больно и медленно потекла из бьющегося в судорожном кашле парня, старающегося не ударяться шеей об поржавевший обруч, после увиденного им зрелища не для слабаков…

Его рука… А точнее всего лишь ее половина… Место, где не стало привычной ему частички до сих пор отмечалось гвоздем, правда уже не торчащим, а вбитым по самую шляпку. Если лучше приглядеться, то можно было рассмотреть еще много шляпок примерно там же, практически одна на одной, рассказывающих, что здесь до него прошло немало несчастных. Но при всем этом его гвоздь отличался от металлических собратьев размазанными рядом кусочками костей и мышц, а все остальное, скорее всего неаккуратной кучей валялось под пыточным столом, ибо жареным в пыточной комнате не пахло. Зато остаток искалеченной руки был аккуратно перемотан такой же ниткой, что и обрубки пальцев и из нее совсем не текла кровь… Оставалось прижечь и все… Лечение закончено…

Вот такие апатичные мысли, медленные, словно сухопутные черепахи при весенней температуре СИЗО Якутска, ползали внутри обожженной головы Дмитрия, шокированного произошедшим.

«Пальцы не болят – это хорошо, руки нет – это плохо…», – широко распахнутые, серо-голубые глаза вперились в изуродованную часть тела, такую привычную и необходимую. «Как же я без нее?», – случайный, вырвавшийся, будто не из его рта «ик», заставил подпрыгнуть верхнюю половину тела и встряхнуть ватной черепной коробкой.

Изувеченная рука заторможено и с рывками, словно видео на медленном компьютере, дернулась туда-обратно. Ик. Виднеются порванные мощным ударом и тупым предметом ткани. Ик. Уродливые разлохмаченные мышцы и торчащие сухожилия. Ик. Виднеется кусочек раздробленной кости, испачканный в крови. Ик. Ик. Ик. Ик. Ик. Ик. Нитка… Половина руки, затянутая все той же ниткой… Рвота едкой желчью выплеснулась на изуродованный локоть, обжигая его…

Дмитрий вынырнул из сковавшего его оцепенения и мучительно заорал, уже более свободно дергаясь на пыточном столе, ибо удерживался всего четырьмя кандалами. Рука, нога, нога и шея, а обрубок выступал в роли маленького чертова вентилятора, ибо парень орал проклятия в козлиную морду рогатого палача, ни капельки того не боясь и не чувствуя боли. Он яростно размахивал разлохмаченной культяпкой с торчащим из нее кусочком кости, гоняя перед рожей демона несколько кубических сантиметров воздуха.

– Да, чтобы вы провалились в свой вонючий Элизиум сучье семя, выкидыши вавилонской блудницы, рогатые пи..орасы! Уроды вонючие, думаете, изобрели нас, так будете ездить, как хотите?! Ху..в вам тачку! Вертел я вас всех вот здесь! Во! – разъяренный парень в ярости выпятил оголенный пах и несколько раз дернул задницей влево-вправо, показывая, где и как умело он вертел всех чертей вместе с ангелами, причем одновременно. – Клал я на вас всех! Давай! Режь меня дальше, чего тебе рогатому уе..ку! Развлекуха и работа, а я будто заслужил! Я не виноват, что оказался в этом теле, мне не очень-то и удобно, но раз надо, так надо! Давай мудила! Режь дальше! – слепая и безумная ярость, накрыла Дмитрия огромной безудержной волной.

Такие моменты часто бывали в его жизни, когда он взрывался, ненавидя всех и вся… Приходилось остывать по полчаса, дабы отвратительные мысли, в которых он убивал и калечил, покидали разгоряченную ненавистью голову… Спокойный внешне мальчишка не понимал, откуда берутся подобные приступы странной кровожадности, особенно часто накатывающие, когда с ним спорили, пытаясь навязать точку зрения, отличную от сформированной внутри него. Злость, ярость, ненависть… Сильные и незамутненные вскипали моментально, и ему приходилось сдерживать их из-за непонимания самой природы этих, будто чужих чувств.

Вот и сейчас, он орал и брызгал слюной, желая перегрызть отвратительную, покрытую короткой, вонючей шерстью глотку прямоходящего козла, будучи не в силах заставить себя успокоиться. Его неконтролируемые эмоции летали, словно дикие осы вокруг потревоженного гнезда, не желая возвращаться, пока слова проклятий на все адское семя не стали вылетать со свистом и хрипами, но и тогда Дима не мог замолчать, желая увидеть кровь, льющуюся из чертова горла. Лишь сипение на время сорванного голоса заставило обезумевшего, с налитыми лютой ненавистью глазами юношу заткнуться, но не остановило яростное дерганье и размахивание половинкой руки. Черт же насмешливо и заинтересовано смотрел на него блестящими, оранжевыми глазами.

Достав сигарету, он прикурил ее, и чуть повернувшись, легким движением лапы бросил испачканный в крови молоток на стол полный пыточных инструментов, где тот громко лязгнул, ударившись о груду злых родственниц-железяк.

– Молодец, чего уж там! Даже приятно работать с тобой! – рогатый присел рядом, довольно кивнув дергающемуся из последних сил мальчишке и жадно затянулся.

Разгоряченный Дмитрий, тяжело дыша, остановился, жадно втягивая тянущийся от сигареты, насыщенный никотином дым. Сердце колотилось, как бешеное, гоняя кровь по измученному организму, пытающемуся выжить любой ценой и вырабатывающему огромное количество разнообразных веществ, включающих органические анальгетики и седативные, то есть психолептики. Они посылались в искалеченные части тела, блокируя сигнализирующие о боли нервные рецепторы, дабы снизить нагрузку на нервную систему. И данное умение вложено в каждого человека, но работает не во всех случаях, а только при огромном желании выжить и реальном осознании возможности отключения боли. Необходимо объяснить мозгу, что ты ясно осознаешь причину неполадки и займешься ею, когда будет время, но сейчас занят, ибо в противном случае он может перестать нормально работать, вследствие неспособности пережить происходящее, превратив человека в пускающего слюни придурка.

Почти так и произошло, исключая преображение в идиота. Непроизвольная злость и желание отомстить всей Геенне Огненной, помогли Дмитрию задействовать это умение, пусть непроизвольно. Парень полностью пришел в чувство, забыв про ненависть и отдышавшись от криков, почувствовал нещадно саднящее горло. Затем он осторожно-внимательно посмотрел на сидящего по правую культю палача, отстраненно смакующего сигарету. Мгновенно вернулась боязнь наказания за столь не вовремя вырвавшиеся изо рта слова и терпимым огнем заполыхала свежая, несущаяся от руки до мозга боль, однако круторогий демон молча курил.

– Крепкий ты парень, но все равно мало… Правильно я говорю? – внезапно перевел он спокойные глаза на пленника, а тот в ответ неуверенно кивнул, не увидев смысла отрицательно мотать головой, однако в груди появилась ужасная тяжесть, от которой захотелось взвыть от горя.

Это ничего бы ему не дало, ведь рогатый прав, причем стопроцентно. Демону дали работу и он должен полностью проверить узника. Сам Дмитрий, хоть и сильно пил последние годы жизни, но к выполнению заданий относился так же, ведь работа есть работа, поэтому и понимал рогатого палача с копытами. Схалтурит здесь, направят юношу не туда, потом узнают, кто виноват и старый черт огребет по полной.

«Хорошо, хоть не очень больно… Вполне терпимо…», – прямо сейчас боль в раздавленной руке была немного сильней, чем когда он в детстве ударил топором по ноге, сделав длинную, глубокую рану.

– А м-м-м-мож-жет п-п-п-пр-ро-с-с-то сок-к-к-рат-т-тить п-п-п-пы-тки? – неуверенно пробормотал трясущимся голосом, до сих пор заикающийся мальчишка, надеясь на ответ: «Да! Можно и сократить!», – но…

– Без вариантов! – как отрезал рогатый и метнул в огонь немаленький окурок. – Ты пару минут назад орал, что вертел всех чертей на том самом месте, которым наша раса одарила земных особей мужского пола. Поэтому терпи, смельчак! – черт гадко ухмыльнулся и с кряхтением поднялся, зацокав к пыточному столу, видимо поискать новое орудие пыток.

Погромыхав ужасным железом в течение секунд тридцати, старый демон вытащил некое подобие мачете для прорубания дороги в джунглях Амазонки, с обоюдно остро-заточенными краями и деревянной рукоятью, после чего удовлетворенно пошел к пыточному лежаку с «отдыхающим». С любопытством взглянув в глаза побелевшему парню, рогатый ожидал увидеть ужас и услышать мольбы о пощаде, ибо один только вид инструмента в его косматой лапе предполагал отсечение конечностей, но обнаружил лишь немного дрожащую губу и какое-то мрачное ожесточение на лице с испуганным взором. Козлоногого и одновременно хорошего психолога это не смутило, и он неторопливо вернулся к камину, где положил длинный тяжелый нож в жадный огонь.

– Подогрею немного… – издевательски-ласково улыбнувшись, объяснил черт полумертвому от ужаса и мучений парню, упирающемуся в собственные принципы подобно безмозглому барану, хотя… Может это и называется обещание самому себе.

«Руби!», – читался ответ в насмерть перепуганном взоре Димы, пытающегося сглотнуть хоть какую-то слюну в слипшемся рту с раскрошившимися зубами, но не могущего толком и вздохнуть.

Обожженный по бокам головы парень, с вздувшимися там пузырями с сукровицей, где два уже лопнули, причем не сами, видел, что за орудие пыток палач взял в лапы и жутко, больше чем было до этого, испугался, но орать или биться в ужасе не мог из-за чего-то запрещающего внутри. И даже, когда рогатый вытащил раскаленное, красноватого цвета мачете из хохочущего огня, не смог пересилить себя и начать кричать: «Пожалуйста, не надо!! Я готов целовать песок с камнями, по которому ты ходишь!!»

Нет! Никогда и ни за что! Наверное это и есть душа, когда в трезвом уме и памяти принимаешь помощь лишь от близких людей, ибо от других это выглядит подачкой, после которой ты обязан вечно помнить об их благородстве. В его жизни смерть частенько близко приближалась, однако он ни разу не просил подаяния в виде чужой помощи из-за запрета внутри. Что-то мешало молить именно в такие моменты, будто запрещая показывать слабость… Поэтому и сейчас Дима решил идти до конца, ведь сколько людей на Земле замучено себе подобными, а здесь Ад, где подобное само собой разумеется! Место бессмертия, вечной жизни и бесконечных страданий! Вот только, как выглядит вечная жизнь в изуродованном теле? Или все-таки существует некий выход?

«Он же говорил, что они проводят генетические эксперименты с телами… Может мне вырастят новые руки с ушами?», – надежда умирает последней и парень глубоко, испуганно вздохнул, чувствуя боль, остающуюся на том же пике. «Пора привыкать, как к новой противной работе… Ассенизаторы – стажеры поначалу тоже, наверное, мечтают закончить жизнь самоубийством, но пашут… Деньги ведь нужны, а этом случае можно и прогнуться, иначе ни один бог не простит, что ты скончался от гордости… Хотя здесь я сам себе противоречу, но… Все, что меня не убивает, делает сильнее… Какой же я дибил… Что я несу…», – Дима вяло просмотрел сумасшедшие мысли и с ужасом зажмурился в ожидании удара, ибо черт приподнялся на кончиках копыт, словно балерина и выгнулся колесом, набирая силу для богатырского удара.

Рогатый собирался рубануть по правой половинке и так искалеченной руки, по крайней мере, оранжевые глаза целились именно туда и… Мгновение звучал свист летящего с огромной силой и скоростью раскаленного лезвия, желудок парня замерз, а горло перехватило спазмом ожидания неизбежной БОЛИ… Раздался сильный удар, дернувший все тело, после чего нервные окончания вкупе с обонянием воспроизвели картину повреждений, приплюсовав к ней запах паленого мяса, подаривший более яркую палитру кисти художника, зовущегося воображением.

Ввиду того, что нервы не умеют передавать происходящее с организмом через визуальные образы из-за их частичной непонятности, а для многих просто нежелания видеть, то они создавались с учетом особенностей каждого. Слово «каждого» означает даже имбецила, что котят на морозе жрать любит.

Любое живое существо моментально забудет про сломанную, однако не болящую руку, так как она не беспокоит, поэтому нервные окончания являются самим совершенством. Они описывают картину раны настолько идеально, что любой живой и чувствующий сразу же обращает внимание на полученные повреждения, начиная заниматься успокоением этих маленьких, вопящих во всю глотку засранцев. Единственный их минус в том, что они тормозят, правда, недолго. Всего пару секунд.

Тупого, дернувшего все тело удара Дмитрий не видел, однако воспроизвел картину происходящего спустя те самые две секунды. Только-только успокоившаяся боль в руке вновь заиграла во всю мощь, причем в том же месте, а запах подгоревшего мяса и вовсе заставил плакать, дорисовав картину неаккуратной поджарки.

«Да, как он это сделал!!?», – задергался на пыточном столе мальчишка, заливаясь слезами и с новой силой стоная в сорванное горло.

Происходящее невозможно описать, ведь мало, кто представляет боль из отрубленной в районе локтя, мгновенно прижженной руки, ну, а Дима, как и некоторое время назад гонял воздух ненамного более коротким обрубком, с силой ударяясь ногами с рукой о ржавые кандалы. Черт же довольно цокал туда-обратно вдоль стола и ловко крутил слегка остывшим мачете, азартно щуря оранжевые глаза.

Остро-заточенный огромный нож в умелых волосатых лапах, отрубил ту самую разлохмаченную часть руки с кусочком торчащей кости, превратив уродливый обрубок в аккуратный срез. И непонятно, чем являлось произошедшее, частью пытки или просто попыткой добавить красоты грязной работе. Находят же ее, красоту в замечательных говяжьих отбивных с любовью приготовленных человеческими руками, дабы клиент в ресторане мог насытиться удивительным, радующим глаз и желудок блюдом из убитой коровы.

Поэтому и здесь на старого, любящего работать демона нельзя обижаться, ибо он готовил. Готовил так, как учил его кто-то более опытный, и как в будущем будет учить он. Здесь находился его ресторан, а он являлся шеф-поваром с главным блюдом в роли бледного, тяжело-дышащего и испачканного рвотой Дмитрия, испытывающего на себе остроту приправ в виде разных пыточных инструментов.

– Курить будешь? – положив горячее, пахнущее жареной кровью мачете неподалеку от прикованного пленника, демон полез в карман фартука за сигаретами, наперед зная ответ трясущегося в диком нервном напряжении мальчишки, рассматривающего прекрасно выполненный, подгоревший срез руки, из которого не вытекло ни капельки крови.

Мутные глаза юноши лучились подобием сумасшествия, но он автоматически кивнул, дрожа от напряжения и бьющей в голову боли с отчаянием… Теми самыми, приближающими желание умереть до конца, уйдя в темноту из пропахшего смертью и горелым мясом помещения, с надоевшими бликами пламени на всем здесь находящемся, а черт спокойно прикурил сигарету и, сделав пару затяжек, сунул ее парню в губы, дав тому курить, сколько влезет.

Пока измученный Дмитрий жадно затягивался, мысли его пребывали в огромной тоске, рвущей сердце и заставлявшей болеть душу, не могущую покинуть еще одно тело – духовное.

«Будь проклята эта матрешка…», – изо всех сил желая сдохнуть и одновременно выжить, он повернул голову, мучительно сплюнув на стол тягучей слюной, бывшей остатками рвотной желчи.

Липкий, растянувшийся плевок не желал полностью выпадать, и его пришлось сдувать, делая, как задорно пофыркивающая лошадь, хотящая скакать галопом по зеленому лугу с любимым хозяином: «Прфф! Прфф! Прфф!», – что отлично получилось, однако не высушило море тоски, плещущееся внутри души, желающей впасть в кому.

А его мучитель наоборот… Прикрыв усталые глаза, присел на стоящий рядом, крепко сбитый стул и принялся мечтательно жевать кожистые губы, словно прокручивая в голове надежды на что-то более светлое, чем работа в затхлой, полной крови и криков комнате… В полуприкрытых звериными веками глазах, будто бы бегали обнаженные козочки с гладко выбритыми грудями и задницами, подмигивая престарелому мечтателю, пролившему немало крови несчастных грешников. Сейчас палач не выглядел злым или жестоким, наоборот… Нечто человеческое появилось в оранжевых глазах с мечтами о далеком и несбыточном, таком же, как для Дмитрия сейчас являлась унылая Земля.

Посмотрев на старого палача со стороны, любой бы понял, что у демона есть какая-то своя простая, по крайней мере для Геенны Огненной жизнь, в которой он приходит домой, устало ужинает и надев линзы с земным фильмом из чужих воспоминаний, например «Титаником», заваливается на жесткую кровать и плачет… Плачет, когда умирает Ди Каприо… Может это его любимый фильм…

Ведь наверняка на любой земной скотобойне есть парень, безжалостно убивающий быков и коров с одного сильного удара огромным молотом, который возвращается домой и пьет… Не водку, не пиво, а молоко. Литр или два, чтобы на губах появились белые усы, как в детстве… Потом вставляет в старый видеомагнитофон, именно магнитофон, а не DVD, потрепанную жизнь видеокаcсету и смотрит давние записи «Мишек Гамми» или «Утиных историй» с дядей Скруджем и его тремя племянниками, утятами в разноцветных кепках. И смеется. Как ребенок. С испачканной в молоке верхней губой… И это делает с виду бесчувственный парень, не обращающий внимания на жалобное мычание приговоренной к смерти коровы… Бездушно смотрящий в грустные глаза бедной, хотящей жить скотины, понимающей куда ее привели. В глаза той, которую десятки поколений женщин разных стран называло и называет кормилицей…

Именно такие безумные, но в тоже время правильные мысли роились в голове Дмитрия, пока он жадно курил, страдая от наичернейшей тоски и изо всех сил сжимая губами сигарету, дабы она не упала и не обожгла лицо, хотя сейчас уже не страшно. Никотин в некоторых случаях странно действует, голова становится тяжелая-претяжелая, а все плохое уходит далеко-далеко… Сигарета дарит равнодушие, когда пытаешься забыть о чем-либо, вот и все ее плюсы. И сейчас мальчишка понимал, что последние двадцать минут скучал по никотину больше, чем по Земле, тусклая жизнь на которой привела его в не придуманное измерение с ярким огнем из камина и отнюдь не положительными впечатлениями.

«Прфф!», – замученный, издергавшийся мальчишка попытался выплюнуть окурок, обжигающий губы. «Прфф!», – вторая попытка оторвала оранжевый и воняющей плавящейся пластмассой фильтр от потрескавшихся, но отчего-то липких губ.

Он повернул обожженную голову обратно. Устало и безразлично, бросив тусклый взгляд покрасневших глаз на искалеченную, практически потерянную руку. В голове было пусто. Очень пусто. Никаких эмоций. Равнодушие. И бьющая по вискам боль. Каждый удар сердца доносил крик нервов до головы, где тот по неизвестному ему принципу разделялся на две равные части и ударял одновременно по обеим височным долям.

«Что я буду делать дальше? Наверное, каждый после ампутации задавал себе этот вопрос…», – Дмитрий равнодушно перекинулся на мысли о себе родимом. «Ладно на Земле, в больнице кто-то проснулся без конечности, но знает, что его ждет инвалидность, пенсия, родные помогут, без занятия не останется, как-никак не он первый, не он последний, а здесь?! Здесь как!?», – внезапно взвыл про себя юноша, прокусив от безнадежности внутреннюю часть нижней губы, мгновенно наполнившую рот соленой кровью. «О! Как я сразу не додумался!», – мальчишка принялся нервно сосать и глотать кровь, дабы хоть немного смочить иссушенное горло и он не сходил с ума.

Нет. Экстремальные условия диктовали новые правила выживания и Дима приспосабливался к ним, сам того не понимая. Все происходящие с ним перепады настроения, прыжки с ярости на равнодушие, со злости на апатию говорили, что тело и разум адаптируются, пробуя, как будет лучше.

Люди не догадываются об истинных возможностях данных им тел, не умея и не желая прислушиваться к беспрестанно работающему и перестраивающемуся организму. Мало, кто пытается понять, насколько сложно устроены люди, и какой титанический труд проводится внутри их организмов круглосуточно, дабы каждый мог выполнять миссию поиска Бога. Вместо этого «разумная» раса третьей планеты от Солнца медленно убивает себя потреблением огромного количества рекламных продуктов, возведя в ранг богов деньги с ежедневной рутинной работой. И сегодня это называется жизнь… Смешно…

«Отпустят меня таким, и что я буду делать без пальцев с половинкой другой руки?! Жрать как?! Как вообще, что-либо делать?!», – Дима не понимал, как можно выжить в условиях безумного мира Ада, если нет конечностей.

Ну ладно. Пусть они частично есть. Но как выживать? Именно это и не укладывалось в голове.

«Единственная надежда на то, что заново отрастят… На хрена я им здесь калека? Если только местных поросят кормить… Причем собой… Ха. Ха. Ха… Очень смешно… Да и черт вроде говорил о местных технологиях… Наверное, все-таки вылечат… Надеюсь…», – мальчишка перевел почти бессмысленный, усталый, но с капелькой надежды взгляд на круторогого палача, пребывающего в собственном «прекрасном далеко».

– Про детей-индиго слышал? Тех, что с синей аурой? – черт внезапно распахнул засверкавшие привычным блеском глаза, уставившись на оглумевшего от последних событий узника.

Дима тупо моргнул и вернулся в «реальный» мир, все-таки данное испытание, будь тебе хоть тысячу раз больно, уволакивает в безразличие, откуда он уже глупо смотрел на рогатого. Мысленно встряхнувшись, парень кивнул, с опаской ожидая продолжения истории про тайны мироздания от разговорчивого, как и все старики демона. С опаской, ибо доверять тому, кто отсек ему уши, пальцы и руку бледный юноша не мог, кем бы, тот не являлся, даже если задал самый обыкновенный вопрос. Ну пусть не самый обыкновенный, но… Здесь Ад и это объясняет все! Все страсти и нелепости, которые происходят! Всю боль, ощущаемую в данный момент!

Демон же присев на стул, обдал Дмитрия мерзким запахом из козлиной пасти, облизал желтые клыки широким белесым языком и, прикурив следующую сигарету, начал.

– Если слышал, значит тебе не стоит рассказывать, что в отличие от скептиков и рационалистов, считающих их детьми с синдромом дефицита внимания, многие люди называют этих детей посланцами внеземных цивилизаций к чему-то готовящих Землю, – рогатый выпустил струю дыма Дмитрию в лицо, а тот страдальчески кивнул, ведь действительно читал подобное. – Кстати этот навязываемый им синдром совершенно не объясняет, откуда в тех столько ума и талантов… – следующая затяжка вновь «легла» юноше на лицо. – Грубо говоря, в чем-то человечество и право, но абсолютно иные слухи до вас не доходят, так как их скрывают, и мы знаем, что этим занимается Церковь! – черт злобно сплюнул на неровный пол. – Именно та Церковь, которая объединяет все земные религии, диктуя им свои правила. В этих тщательно скрываемых слухах рассказывается, что многие дети-индиго – это ангелы, демоны и другие сущности, отправленные к вам на перевоспитание или же просто залетевшие на огонек, как я уже говорил. Ты это знал? – измученный парень отрицательно мотнул головой, не понимая, к чему клонит рогатый. – Значит, будешь знать! – хмыкнул черт, проведя ему по щеке твердым пальцем. – Как я уже говорил, многие из наших преступников попадая на Землю, ведут себя еще хуже, чем здесь. Они превращаются в отвратительных маньяков и садистов, причиняющих всем людям на своем пути невыносимые страдания, – козлоногий мучитель выбросил окурок в неизменно полыхающий камин. – А другие, наоборот пытаются контролировать низменные инстинкты, причем я сам не понимаю, каким образом они это делают без подсказок со стороны, но у них получается! В подобных случаях действуют некие, не всем видимые понятия Добра и Зла, превалирующие в человеческом обществе! Удивительно, правда? И самое главное, что эти ценности принесены такими же, как они! Одержимыми! Теми, кто считается бесноватыми и всячески изгоняется Церковью! Именно одержимые разнообразными сущностями люди учат жить остальных представителей человеческой расы, впитывающих новые знания, словно губка! Неважно, хорошие эти знания или плохие, однако Добро на первом месте… – он развел мускулистыми лапами в разные стороны, встряхнув рогатой головой. – Как я объяснял, в большинстве своем человек – это изначально чистое сознание, могущее со временем преобразоваться в полноценную чувственную душу, но! Начало будет положено минимум через несколько жизней! В этом и заключается самосовершенствование и духовное развитие! Жить, умирать и бесконечно учиться! Вот чему учат не боящиеся смерти дети-индиго, пытаясь вести за собой безмозглое человечество, однако их почти никто не слушает! Да и как услышать, если индиго пытаются говорить через написанные ими книги, а также другие виды творчества и это на планете, где названия улиц с ошибками читают! Ха-ха-ха! Лично я очень сомневаюсь, что человечество самостоятельно далеко уйдет… Если только вместе, мы и вы – наши величайшие когда-то изобретения! Только так и не иначе! Объединившись в одно целое! Ваши тела и наши знания! Да что там знания! Ваши тела и наши души! Когда-нибудь мы сумеем жить в двух мирах, хоть на Геенне Огненной все против этого! Жизни внутри пустышек, потерявших себя в самом начале пути… Да и боятся все жить с нуля… Без памяти в новом, таком… непривычном, абсолютно ином теле… – черт внимательно взглянул на бледного, монотонно покачивающего обрубком руки Диму, тут же задавшего встречный вопрос из-за внезапно накатившей, омрачающей рассудок ярости.