Текст книги "Пятая профессия"

15

В ночи выли сирены. Несмотря на тревогу, Сэвэдж заставил себя ехать в рамках разрешенной скорости, скромненько двигаясь вместе с потоком автомобилей. Рэйчел с подогнутыми коленями и пригнутой головой сидела на полу возле переднего пассажирского сидения. Акира лежал сзади.

– Не думаю, что кто-нибудь видел нас возле машины, – сказал Сэвэдж. – Так что знать номер они не могут. И марка им опять-таки не известна.

– Но двое мужчин и женщина. Блондинка и японец, – пробормотала Рэйчел. – Хэролд сообщит полиции, кого именно нужно искать. И если полицейский подойдет к машине поближе, то увидит нас, скрючившихся на полу.

– В дневное время это возможно, – успокоил ее Сэвэдж. – Но ночью?.. Если не станет светить фонариком, то ничегошеньки не заметит.

Сэвэдж старался, чтобы его речь прозвучала поубедительнее. На самом же деле фары автомобилей, несущихся навстречу и рядом, фонари, витрины неплохо высвечивали Рэйчел. Голову Сэвэдж держал совершение прямо и слегка шевелил губами, стараясь не производить на проезжающих мимо впечатление идиота, разговаривающего с самим собой. Или, что того хуже, – болтающего с кем-то, спрятанным в машине.

– Разумеется, Хэролд все расскажет полиции, – раздался приглушенный голос Акиры с пола. – Надо было его прикончить. Раньше я так не думал, а вот теперь понимаю, что сплоховал.

– Нет, – сказал ему Сэвэдж. – Ты поступил правильно. Мы ведь защитники, а не убийцы! Нам пришлось уложить двоих, чтобы спасти Рэйчел. Даже троих, вместе с твоим. Перед нами стоял этический выбор. Но убийство Хэролда было бы…

– Не нужным? – спросил Акира. – Беспричинным? То, что он видел – и что расскажет полиции, – нас пугает. И уж если ты ради спасения Рэйчел оправдываешь убийство тех троих, мог бы заодно оправдать и меня за то, что я хочу спасти и нас самих.

– Это не одно и то же, – ответил Сэвэдж. – Не могу сказать, почему я в этом настолько уверен. Но я уверен. Хэролд мог услышать выстрелы. Почему он был один? Кто знает? Может быть, он как раз выходил из туалета или что-нибудь в этом роде. Вот он распахнул дверь черного хода и обнаружил нас. К несчастью, оказалось, что лучше бы он не выходил. Потому что, скажем, наемный убийца-мафиози пристрелил бы его, не раздумывая. Но я повторюсь. Мы не убийцы. И не стреляем в невинных людей только потому, что они вышли из неподходящих дверей в неподходящее время.

– Я с этим полностью согласен. И потому все-таки его не прикончил.

– Я благодарен тебе за это.

– Все это моя вина, – сказала Рэйчел. Ее голос в ограниченном пространстве звучал утробно, как в могиле. – Если бы я с вами не напросилась…

– Мы тебя приняли, – сказал Сэвэдж. – Мы согласились. Тема закрыта.

– Дай мне досказать, – проговорила женщина. – Если бы я не напросилась и не пошла в тот проулок, там бы не появились люди моего муженька и не пытались бы меня отбить. Вам бы не пришлось их убивать. Неправильно пущенная пуля не попала бы в вашего друга. Он бы рассказал тебе то, что ты хотел узнать. Тебе не пришлось бы горевать. Не пришлось бы скрываться от полиции. Так что все – все – это моя вина.

– Если бы? Боже мой, – отозвался Сэвэдж. – Так ты это так себе представляешь? Винишь во всем себя? Неужели ты не поняла, что именно произошло? Напавшие на тебя не имеют к твоему мужу никакого отношения.

– Что?

– Твой муж ни за что бы не узнал, где мы находимся, – сказал Акира из-за заднего сиденья. – Мы идеально замели следы. С того самого момента, когда на нас напали на юге Франции, мы сделали все, от нас зависящее, чтобы запудрить мозга твоему мужу. Его люди не могли нас здесь обнаружить.

– Но, быть может, они несколько круче, чем вы это себе представляете.

– Если так, они бы выбрали более подходящий момент, чтобы тебя отбить, который наступил бы несколько раньше. В любом из отелей, где мы останавливались. Около всех тех больниц, где мы тщетно взывали о помощи. Мне видится не меньше дюжины классных мест для засады. Если люди твоего мужа действительно хотели схватить тебя – почему они так долго выжидали? И выбрали настолько неудобную ситуацию?

– Чтобы воспользоваться этим самым неудобством и застать вас врасплох, – не сдавалась Рэйчел. Сэвэдж прервал ее реплику.

– Но люди твоего мужа не могли знать, что я соглашусь встретиться с Маком в проулке! Для того, чтобы поддержать твою версию, пришлось бы согласиться с тем, что эти суперпрофессионалы, выследившие нас с континента, вдруг начали действовать наобум, без всякого плана, надеясь только на то, что в самый подходящий момент в проулок заползет мусоровозка и закроет меня с Маком.

– Они очень неплохо справились со своей задачей, – сказала Рэйчел. – Им удалось отбить меня у Акиры.

– Меня в этом отношении вот что тревожит, – произнес японец. – Они ведь должны были бы прикончить меня прежде, чем забрать тебя. Такая возможность у них была. Вместо этого один из них стал меня отвлекать, пока остальные поволокли тебя по улочке. Шанса вытащить оружие у меня не было. Мне пришлось сражаться голыми руками.

– Они действовали соответственно моменту.

– Какому еще моменту? Если мусоровозка действительно была частью их плана, то мы с Сэвэджем действительно оказались застигнутыми врасплох. Мы, а не люди твоего мужа. Они-то должны были быть наготове. И сделать то, что должно было сделать. То есть убить меня.

– Но они не стали, – продолжил Сэвэдж. – Таким образом, выходит, что они не хотели убивать Акиру, не имели подобного приказа.

– А ведь твой муж настолько спесив, что приказал бы казнить нас с Сэвэджем незамедлительно. За свое унижение. Унижение великого человека… – Акира помолчал. – Тактика была абсолютно неверной. Прежде, чем отбить тебя, им следовало убить нас.

– Так было бы проще. Надежнее, – сказал Сэвэдж. – Но вместо этого погибает Мак. Да поможет ему Господь. Я, конечно, отпрянул, и пуля, конечно, попала в него. Но если бы шофер хотел попасть в меня – он бы попал. Ведь он выстрелил прежде; чем я увернулся. Мишенью был именно Мак. Не знаю, что происходит, но он не должен был заговорить. И вот еще что, Рэйчел: именно ты стоишь поперек дороги, ты в этом плане не запланирована. Ты не должна путешествовать с нами. Но ты путешествуешь. Поэтому тому, кому мы нужны, хотелось разом решить обе проблемы. Убрать тебя с дороги и заткнуть Маку рот. Ну и заодно продолжать сбивать нас с Аккрой с толку.

– Но зачем? – удивилась Рэйчел.

16

Номер мотеля в Северной Каролине был маленьким и грязноватым. Так по крайней мере казалось, хотя на самом деле в нем было чисто, а вход находился в коридоре возле черного хода, откуда Рэйчел с Акирой смогли вполне беспрепятственно проскользнуть. Поздно ночью Сэвэдж смог обнаружить всего один ресторанчик, торгующий исключительно пиццей. Сидя на полу в мотеле, они безо всякого воодушевления вгрызались в сильно хрустящую пятиингридиентную “удивительность”, совсем не голодные, но понимающие, что поддерживать в себе силы необходимо. Шестибаночная упаковка коки помогала глотать переперченную, пережаренную пиццу. Акира, чья культура не позволяла ему есть что-либо, кроме овощей, риса и рыбы, снимал с теста кусочки колбасы.

– Давайте все проанализируем еще разок, – предложил он. – Мак полагал, что ты осведомлен о каких-то вещах, о которых ты на самом деле не имел ни малейшего представления. Поэтому он ничего не объяснял и не распространялся о вещах, ему известных. На самом деле все, что он сказал, представляется криптограммой. Но даже в этом случае: ты в чем-либо уверен?

– Мак меня узнал, – ответил Сэвэдж.

– Несмотря на то, что он назвал тебя “Дойлем” – хотя это и не твое имя.

– А может, и мое, – сказал Сэвэдж. – Ложная память. Откуда мне знать, что правда, а что ложь? Тот, кто проводил операцию на моем мозге, мог заставить меня забыть настоящее имя и внушить, что один из моих псевдонимов – имя, с которым я родился и вырос.

– Все ложь, – сказала Рэйчел. Она с отвращением швырнула недоеденный кусок пиццы в коробку.

Сэвэдж внимательно посмотрел на нее, затем продолжил.

– Что не показалось мне ложной памятью, так это то, что мы с Маком на самом деле были друзьями. Это он сказал несколько раз. Так же, как и то, что мы, к тому же, – враги. Или предполагаемые враги. Есть определенные правила, сказал он. При необходимости следует пользоваться кодами и явочными квартирами.

– Эти фразы из лексикона разведывательных оперативников, – сказал Акира.

– Верно, и Мак считал, что вы с Рэйчел мои – как он назвал – “наблюдатели”, следящие, чтобы я чего не натворил в состоянии стресса. То есть проверяющие: как я поведу себя в ситуации незамаскированного контакта? Как поведет себя он? Мак продолжал говорить о правилах и о том, что он им все еще подчиняется. Казалось, он напуган тем, что вы можете его проверить.

– На кого же мы работаем? – удивилась Рэйчел.

Сэвэдж заколебался.

– На ЦРУ.

– Что?

– Он разозлился, решив, что его накажут за то, что он якобы нарушил все правила и вытащил меня в проулок.

Акира выпрямился.

– Мак служил в ЦРУ?

– Не могу сказать с полной уверенностью. Вряд ли SEALsовец стал бы работать на гражданскую разведку. Может быть, на военно-морскую разведку – это предпочтительнее. Но он явно не был оперативником из Лэнгли. Нет, – сказал Сэвэдж, – впечатление сложилось такое, будто Мак решил, что я рассказал вам о том, что работаю на Управление.

– О Господи, – выдохнула Рэйчел. – Неужели такое возможно?

– Последние несколько дней убедили меня в том, что невозможного не существует. Но если ты меня спрашиваешь: “Помнишь ли ты, что был оперативником, разведчиком”, – ответ будет: “Нет”. Разумеется, можно предположить, что я лгу.

Акира покачал головой.

– В Филадельфии ты говорил, что настолько уверен в том, что есть правда, а что – ложь, что боишься доверять нам с Рэйчел. Может быть, мы совсем не те, кем представляемся. Подосланы, чтобы тебя облапошить. Мы же настаивали на том, что ты должен верить. Потому что альтернативой является ступор. Теперь я воспользуюсь своим собственным советом и скажу: друг мой, я тебе доверяю. И отказываюсь даже думать о том, что ты можешь солгать.

– “Авраам верил нравственности абсурда”, – сказала Рэйчел.

Не понимая, Акира наморщил лоб.

– Это я сказала вчера ночью в Филадельфии. – Рэйчел встала. – Сказала Сэвэджу. Акт веры.

– Так, теперь нужно узнать, правильно ли я все запомнил, – сказал Сэвэдж. – Доктор Сантицо объяснил, что ложная память полностью стирает настоящую. Иначе я бы себя вел по-другому. Быть может, я действительно был – есть – оперативник ЦРУ, но просто об этом не знаю.

– “Может”, “возможно”… Этак мы ни до чего не доберемся, – проговорил Акира. Сэвэдж растер саднящий лоб.

– Мак сказал еще кое-что. “Что мне, снова с тобой драться?” Именно так и сказал. Ерунда какая-то. Снова драться? То есть, выходит, я с ним когда-то дрался. Но почему – если мы друзья? И еще: когда я с ним заговорил в баре, он притворился, будто я ему одолжил деньги: “Или мне вышвырнуть тебя на улицу? Черт, надо было бы так и сделать. Это отлично вписывается в твою “легенду”.

– “Легенду”? – нахмурился Акира.

– Мак не раз употребил это слово.

– Друзья, которые на самом деле оказываются врагами, или наоборот. “Легенда”. ЦРУ… – проговорила Рэйчел. – Я начинаю… Когда Хэролд выскочил в проулок, он вдруг тебя вспомнил. Сказал, что ты – позор для SEALs. И настолько обезумел, что не придал значения тому, что ты вооружен. Сказал, что, напав на тебя, умрет героем. “Легенда”.

– Не понимаю, – пробормотал Сэвэдж.

– Теория. Предположения. Если ты работал на ЦРУ – тебе была необходима соответствующая “легенда” для того, чтобы убедить оппозицию в том, что ты ненавидишь Соединенные Штаты. Значит, Управление тебя нанимает. Ты увольняешься из SEALs. Становишься защитником. Охраняя своих клиентов – важных, имеющих власть и очень влиятельных, а также богатых, в общем, готовых и могущих заплатить, – собираешь о них информацию. Потому что они имеют власть. Потому что их тайны имеют стратегическую ценность или же могут оказаться настолько изобличающими, что Управление склоняет их к сотрудничеству.

Сэвэдж сидел, уставившись в пол, и как ни растирал лоб, чувствовал, что еще немного, и он взорвется от тягучей боли.

– Но каким образом убедить клиентов в том, что ты работаешь сам по себе? – продолжила Рэйчел. – Надо отречься от этого правительства. Но как?

– Да очень просто. Я был в первой волне солдат, выброшенных на Гренаду, – ответил Сэвэдж. – И то, что я там увидел, убедило меня в том, что марксистское правительство на этом островке – каким бы психанутым оно ни было – никак не угрожало Америке. Все вторжение было уловкой для средств массовой информации, дабы публика забыла о двухстах тридцати американских морских пехотинцах, уничтоженных в Бейруте взрывом террористической бомбы. А с помощью Гренады президент надеялся поднять рейтинг популярности. Столько моих товарищей погибло зря. И я с отвращением подал в отставку.

– И подрался со своим другом из SEALs, который был с тобой не согласен и решил, что ты предал их подразделение или память своих товарищей? – спросил Акира. – При большом стечении народа? Друзья становятся врагами? Очень убедительная “легенда”.

Сэвэдж поднял голову, продолжая массировать виски.

– Особенно, если учесть тот факт, что мой отец покончил с собой, считая, что его страна предала его, потому что Белому дому был нужен козел отпущения для объяснения провала десанта в Бухте Свиней. Черт бы их побрал, – Сэвэдж яростно сверкнул глазами. – А ведь вторжение на Кубу провалилось лишь потому, что американские политики в последний момент наложили в штаны и почему-то перенесли место высадки десанта с городской территории на болото.

– Твое прошлое очень последовательно, – покачала головой Рэйчел. – Два вторжения. Куба. Гренада. Первое казалось необходимым, но не оказалось успешным. Второе оказалось ненужным…

– Но прошло успешно, – закончил Сэвэдж. – И оба вторжения основывались на…

– Лжи?

– Дезинформации. Концепция восхищала Грэма. Никогда не происходившие события меняют картину мира. Гитлер отсылал в Польшу своих солдат. Переодевал их в польскую форму и приказывал стрелять в направлении германских укреплений для того, чтобы оправдать немецкое вторжение. Соединенные Штаты послали эсминец поближе к северо-вьетнамскому заливу Тонкий, провоцируя тем самым вьетнамцев открыть огонь, а затем заявили, что, мол, их спровоцировали, и таким образом оправдали вторжение в Южный Вьетнам. Очень убедительные трюки.

– Ложная память, – сказал Акира. – Целые народы помнят то, чего на самом деле не происходило. Но нам сейчас важна твоя ложная память. Давай-ка предположим, что твой отец – не тот человек, с которым ты столкнулся в Балтиморе, а настоящий – покончил с собой. Таким образом, становится действительно убедительным тот вариант, что ты мог подать в отставку из-за гренадского вторжения, объясняя это тем, что оно было ни к чему и в нем погибло очень много твоих товарищей по SEALs. Похоже, ты действительно агент-одиночка, работающий на правительство, – закончил он.

– Ложная память. “Легенда”. Ложь. Мы не знаем и не можем быть уверены…

– Ни в чем, – сказала Рэйчел. – В этой пицце, например… Хотя меня от нее тошнит. Голова… Я слишком устала, чтобы размышлять, – она потянулась за пакетом, приобретенным Сэвэджем в ночном универмаге. – Но вот что мне известно наверняка, так это то, что мне следует перекраситься. Так что стану снова шатенкой. А не блондинкой. И перестану, наконец, быть собственной сестрой. А уж опосля… – и она указала на узенькую кровать.

– Один из нас будет караулить, пока другой отоспится на полу, – сказал Акира.

– Никаких таких, – отрезала Рэйчел. – Распределите вахты. Второй ляжет со мной. Мне не нужен защитник с онемевшей спиной. А чтобы у кого-нибудь не возникли непотребные мечты, я положу между нами подушку. Мы ведь одна семья – верно? Так что вполне можем спать в одной постели. Только вот, Акира, я надеюсь, ты не будешь в обиде, когда настанет очередь Сэвэджа, если я во сне буду ворочаться и невзначай его обниму…

17

Утро в Северной Каролине выдалось чистое и ясное. Рассмотрев парковку мотеля, Сэвэдж вышел черным ходом и, перейдя через улицу, зашел в “Макдональдс”, чтобы взять упакованные завтраки. Возвращаясь, он купил в автоматах несколько газет.

Акира запер за ним дверь и стал рассматривать стиропенковые контейнеры с едой, которые Сэвэдж поставил на стол возле привинченного к полу телевизора.

– Рубленое мясо? Сосиски? Омлеты? Английские оладьи?

– И земляничный джем. Боюсь, это не лучшая замена твоей обычной диете, но – единственное, что я смог отыскать, – ответил Сэвэдж. – Честно сказать, мясо выглядит вполне аппетитно.

– Для тебя, – Акира поднял крышечки с исходящих паром стаканчиков. – Кофе? А чай?

– Вот, пожалуйста, друг мой, – Сэвэдж протянул Акире пакетик с чаем и отодрал крышечку со стаканчика с горячей водой.

– Аригато. – После того, как он отпил чай и откусил несколько кусочков мяса, добавил: – Может быть, предки меня и простят. Разврат, разврат… Вкус – восхитительный.

– Не надо церемониться, – усмехнулся Сэвэдж. – Эта еда придаст тебе сил, чтобы выстоять.

– Что верно, то верно, – поддакнула Рэйчел.

Акира нахмурился.

– Как вас понимать?

С отливающей бронзой дикой шевелюрой и абсолютно хмурыми глазами, Рэйчел сидела на постели, разложив газеты. Возле рта застыла вилка с куском омлета.

– Вам это не понравится, – в полном отчаянии она опустила вилку.

Сэвэдж с Акирой подошли к ней и встали сзади. Женщина указала на первую страницу.

– “Вирджиния-Бич”. Четверо мужчин убиты в таверне “С-Борта-На-Берег”. Трое – выстрелами из огнестрельного оружия. Один – ударом по горлу.

– Еще бы, – осклабился Сэвэдж. – Столько смертей. Мы теперь популярны.

Рэйчел продолжала зачитывать отрывки из статьи.

– Точно. Хэролд опознал в тебе некоего Роберта Дойля. Он рассказал, что вы с Маком когда-то были друзьями, но затем поссорились, публично подрались и стали врагами. Еще в восемьдесят третьем. Ты был несогласен с вторжением американцев в Гренаду. И все время повторял, что смерти твоих друзей из SEALs ни к чему не привели. Хэролд описал меня – блондинку – и тебя, Акира, – японца. Так что даже с перекрашенными волосами мы трое – американская парочка и японец – будем постоянно привлекать к себе внимание и вызывать подозрение.

Сэвэдж напряженно глянул на часы и резко повернулся к телевизору.

– Почти двадцать пять восьмого. Может быть, утренние новости расскажут нам больше, чем газета.

Ему удалось отыскать станцию Вирджиния-Бич. Как раз заканчивался первый сюжет: “С добрым утром, Америка!” Джоан Ланден улыбалась в камеру. В следующие полчаса Тони Беннет должен был предстать в качестве художника.

Рекламный ролик зубной пасты с улыбающимися детишками, которые хвастались родителям, что у них все зубы целехонькие, казался бесконечным.

У Сэвэджа свело плечи. Он внезапно понял, что не дышит.

На экране появилась сводка местных новостей. Кадры с полицейскими и машинами “скорой помощи”, заливающими экран светом мигалок; врачи и санитары, вывозящие из проулка каталки на колесиках, на которых лежали покрытые с головами тела – телекомментатор сурово поясняя, что произошло, и давал описания Сэвэджа, Акиры и Рэйчел.

Рассказ занял девяносто секунд.

– Очень скупо. Мы не узнали ничего нового, – сказал Акира. – Значит, не узнали и они, – он двинулся, чтобы выключить телевизор.

– Подожди, – остановил его Сэвэдж. – Давай посмотрим, нет ли нас на общенациональной сети. Дождемся выпуска международных новостей.

– По крайней мере, у них нет еще набросков наших лиц, основанных на описании Хэролда, – сказала Рэйчел.

– Полиция наверняка сейчас над ними работает. – Сэвэдж потянулся к чемодану. – Давайте-ка упаковываться. После выпуска межнациональных известий придется по-быстрому линять.

– Но что потом? – спросила Рэйчел. – Даже если нам удастся незамеченными убраться отсюда, этим мы отнюдь не решим наших проблем. Полиция нас все равно будет разыскивать.

– Нас. В том-то и беда, – проговорил Сэвэдж. – Рэйчел, ты за наши дела не ответчица. Но если останешься, и если нас схватят, то пойдешь по делу как соучастница. Значит, так: когда выйдешь из этого здания, то пойдешь вперед. Не оглядывайся. Отыщи автобусную станцию. И удирай как можно быстрее и дальше. Начни новую жизнь.

– Нет! Ну как же мне заставить тебя понять, что я тебя люблю!

Сэвэдж не произнес ни слова.

– И не брошу тебя, – продолжила женщина. – Ведь если я все сделаю по-твоему, то никогда больше тебя не увижу. Так что я повторяюсь: после того, как уедем отсюда, – куда отправимся? Что станем делать? Как нам… Слушайте, я вот что… Предположим, Мак был прав. И ты работаешь на ЦРУ. Оно нам помочь не сможет?

Сэвэдж покачал головой.

– Если даже и правда, что я работаю на Управление, то все равно связаться с ними нет никакой возможности. Я ведь не знаю посредников, с которыми работал. Не в курсе, где и как переправить письмо, по какому телефону позвонить. Не могу же я набрать номер Лэнгли и сказать оператору, что разыскиваюсь по подозрению в нескольких убийствах и, вполне возможно, работаю на правительство. Что, предположительно, имя и фамилия у меня вот такие и, пожалуйста, помогите мне, по-быстрому. С кем бы ни пришлось разговаривать, человек решит, что я чокнутый. Даже если в Управлении действительно меня знают, то откажутся от такого знакомства. Черт, теперь, когда все так запуталось и передергалось, мне кажется, что за всем этим должен стоять кто-то из ЦРУ. Нет уж, – закончил он. – Мы обязаны действовать на свой страх и риск.

– Снова новости, – сказал Акира.

Сэвэдж повернулся и посмотрел на экран телевизора. Сверкнула улыбкой Джоан Ланден. Она вместе со своим гостем в студии пропела: “С добрым утром, Америка!” В следующие полчаса к ним должен был присоединиться Шон Коннери, а также Тони Беннет со своими картинами, а еще зрители должны были увидеть специальный репортаж о травмах в высших учебных заведениях, связанных с тяжелой атлетикой, и завязать дискуссию по поводу того, является ли поклонение святым в Хэллоуин данью дьяволу. Но сначала – новости.

Разрушительный ураган пронесся над Центральной Америкой. Серьезный скандал в верхах. Пожар в нью-йоркском небоскребе.

Сэвэдж посмотрел на часы.

– Новости длятся пять минут. Значит, еще минута. Похоже, что до общенациональной сводки дело еще не дошло.

– Слава богу, – выдохнула Рэйчел. – Если мы сможем проехать по морскому побережью в Южную Каролину или даже Джорджию…

– Именно, – согласился Сэвэдж. – Полиция в тех местах не будет искать нас так тщательно, как здесь.

Акира внезапно ткнул пальцем в сторону телевизора. Его коричневая кожа стала бледно-желтой. Изо рта вылетела очередь коротких японских слов – таким образом он показал, что находится в состоянии шока.

Когда Сэвэдж увидел, на что именно указывал Акира, его тело заледенело. Сердце сделало несколько неверных ударов и замерло, двинувшись после этого не в такт с дыханием: Сэвэджу показалось, что сейчас он потеряет сознание. Он рухнул в кресло, не отрывая взгляда от творившегося на экране кошмара.

Это был репортаж из Токио. Токийский дипломат подстрекал тысячи японских студентов на то, чтобы они яростно скандировали лозунги; у молодежи в руках были зажаты антиамериканские плакаты. Дело происходило у входа в американское посольство. Дипломату было хорошо за пятьдесят, скорее, около шестидесяти; у него была седоватая шевелюра и резкие черты лица. Небольшого роста, слегка полноват. Его зовут – сказал комментатор – Кунио Шираи. Несмотря на то, что его внешность была вполне заурядном, он являлся лидером антиамериканской фракции, столь стремительно набиравшей силу и популярность, что она грозила вскоре расколоть основную политическую группировку – либерально-демократическую партию – на несколько независимых организаций.

Но необычным этот репортаж делала не свирепость студентов, обычно готовых по любому поводу проявлять крайнюю нетерпимость и жестокость, хотя в репортаже упоминалось о том, что с середины семидесятых в Японии не происходило ничего подобного. А то, что японские политики обычно являли собой пример сдержанности – спокойные, собранные, все в себе. Демонстрируя враждебность по отношению к Соединенным Штатам, Кунио Шираи держался, скорее, как американец, нежели японец.

Через секунду Джоан Ланден уступила место метеорологу, тут же начавшему объяснять, какие стрелочки на карте что обозначают.

Сэвэдж с Акирой, словно загипнотизированные, смотрели в телевизор.

– В чем дело? – спросила Рэйчел.

– Кунио Шираи, – произнес Сэвэдж.

– Его зовут вовсе не так, – добавил Акира.

– Или его нам представили под вымышленным именем, – добавил Сэвэдж. Он повернулся к Рэйчел. – Муто Камичи. Вот как зовут его на самом деле. Мэдфорд Гэпский Горный Приют. Человек, которого нас наняли охранять. И которого разрубили пополам.

– Мы – хотя и видели смерть друг друга – выжили, – продолжил Акира. – Но сомнений в том, что мертв Камичи, – не возникало. Я об этом даже не задумывался. В кошмарах я до сих пор вижу перерубившую его надвое катану. И то, как его тело разваливается на куски. И кровь. Столько крови…

Черты лица Акиры посуровели.

– Теперь мы знаем, что делать.

– Да, – прорычал Сэвэдж. – И куда ехать.

– Не понимаю, – сказала Рэйчел.

– В Японию.