Текст книги "Аберрация"

Глава 3. Коридоры времени

Цветок Хроноса. Белый лепесток

Нулевая точка

– Иди за мной, человек! – Хардтаймер уверенно шагал по узкому извилистому коридору со скособоченными стенами. Потолка у коридора не было, так как в сечении он представлял из себя неравносторонний треугольник. И это обстоятельство почему-то больше всего интересовало Виктора. Назойливая мысль засела в голове и не желала отступать. Береснев честно пытался избавиться от очевидной глупости (ну, в самом деле, что такого в треугольном коридоре?), однако ничего не получалось. Даже сосредоточение внимания на процессе движения не помогло. Виктор шагал, автоматически ставя ноги след в след за незнакомцем, а дурацкая мысль крутилась и крутилась.

В конце концов Береснев сдался и спросил:

– А почему коридор имеет такую странную конфигурацию?

– Нет информации, – прозвучало в ответ.

Виктор насторожился. Фраза явно не принадлежала человеку. Так могла ответить только машина! Но ведь хардтаймер и движениями, и повадками, и эмоциями, звучавшими в его речи, – во всем походил на человека. Даже его речь была до сих пор абсолютно нормальной: легкий акцент, характерный для британца, долго жившего за пределами Туманного Альбиона. Но последняя фраза… «А может, он киборг? Или биотех?.. Говорят, их новые модификации практически неотличимы от живых людей. Разницу очень трудно обнаружить…»

Береснев отстал от незнакомца на пару шагов и активизировал свою экстрасенсорику. Переключил зрение на инфракрасный режим – ничего. Хардтаймер вообще не имел тепловой ауры! Конечно, это можно было объяснить свойствами его комбеза и шлема. Однако Виктор ни разу не слышал о материале, совсем бы не «фонившем» в тепловом диапазоне, ведь молекулярное тепло никто пока не отменял! Тем более что выглядел комбез совершенно обычно – стандартный костюм энерготехника плюс шлем со встроенной диагностической аппаратурой и комплексом связи.

Отметив про себя эту странность, Береснев переключился на восприятие гравитационных аномалий и сразу сделал еще одно открытие: хардтаймер не имел массы! Точнее, не обладал той массой, что являлась бы характерной для биологического существа его габаритов. «“Голик”[52]52
  Голографический фантом, управляемый извне оператором либо компьютером (фант. жаргон).


[Закрыть]! – решил Виктор. – Тогда все становится на свои места. Понятно почему он не «фонит» в электромагнитном диапазоне… Хотя постойте! Он же проходил хронобарьер как вполне материальный объект, со всеми визуальными эффектами… Или это все – морок, наведенный глюк?.. И я сейчас на самом деле никуда не иду, а валяюсь среди этих огненных гейзеров в отключке после выстрела абсорбера?.. Стоп! Не зарывайся. Так и до шизофрении недалеко. Анализируй ситуацию!..»

Но он ничего не успел, потому что впереди вдруг показался треугольник света, и через два десятка шагов Береснев очутился на вершине небольшого холма, поросшего короткой курчавой травкой вперемешку с мелкими бледно-лиловыми цветами. Вдаль до самого горизонта простиралась такая же слегка холмистая равнина, покрытая травой и кое-где низкими куртинами светло-желтого кустарника. Небо здесь было похоже на земное ранним вечером, хотя Виктор обнаружил белый диск светила почти в зените.

– Мы пришли, – произнес хардтаймер и сделал приглашающий жест. – Располагайся. Разговор будет длинным.

– Может, для начала объясните, кто вы и где мы находимся? – Береснев не двинулся с места, украдкой оглянувшись и почти не удивившись, что позади нет никакого коридора. Все та же бесконечная равнина, лишь у горизонта темнеет полоска, похожая на горы.

– Для начала давай условимся говорить на понятном тебе одному языке.

– Я вас прекрасно понимаю…

– А я тебя – нет. – Хардтаймер сел прямо на траву, потом лег навзничь и чисто по-человечески засунул руки под голову. В шлеме.

Зрелище вышло комичным, и Виктор, не удержавшись, хмыкнул.

– Почему ты думаешь на одном языке, а разговариваешь на другом? – невозмутимо продолжил незнакомец. – Это же очень неудобно и нарушает процесс адекватного мышления.

– Потому что я русский, а вы, судя по всему, англичанин, хотя и не коренной британец…

– Я не англичанин. Просто я воспользовался твоей первой коммуникативной доминантой, которую ты выдал при нашей встрече. Она была сформулирована на этом языке.

Береснев от неожиданности сел, опершись ладонями на траву. Она оказалась упругой и мягкой.

– Вы хотите сказать, что можете общаться на любом языке?!

– Я могу общаться вовсе без вербальной коммуникации. Но тебе такой способ покажется не совсем удобным, – буднично пояснил хардтаймер. – Ладно. Мы теряем время. Спрашивай по существу, а потом я дам необходимую информацию.

Виктор заколебался, но потом все же спросил:

– Вы – человек?

– Нет.

– Вы искусственный организм?

– Нет.

– Вы… гуманоид?

– Я – разумная система.

– Хорошо… – Береснев помедлил. – Ваша основная функция?

– Контроль за соблюдением законов Универсума[53]53
  Универсум – от англ. Universe – Вселенная.


[Закрыть]. Коррекция отклонений. Устранение дестабилизирующих факторов.

«Все-таки машина! Вроде наших биотехов, только на порядки сложнее…»

– Твой статус? – спросил Береснев по-русски, переходя на привычное обращение с биотехами.

– Блюститель. – Хардтаймер слегка повернул голову, будто посмотрел на собеседника, хотя за зеркальным забралом лица видно не было. – Ты принял правильное решение. Общение на родном языке наиболее продуктивно. – Он тоже перешел на русский.

– Отлично. Тогда рассказывай.

– Ты знаешь, что из себя представляет Универсум?

– Я знаком с некоторыми теориями на этот счет и насколько мне известно, единого мнения об организации и структуре Вселенной до сих пор не существует, – осторожно ответил Виктор.

– Это у вас не существует, у разумных с планеты Земля, – уточнил блюститель. – Тем не менее вы проводите эксперименты по воздействию на Универсум! Вот именно с такими ситуациями нам и приходится работать.

– «Нам»?!

– Конечно. Универсум многомерен, вернее, многовариантен. Мерность его ограничена двенадцатью степенями свободы, или направлениями, а вот вариантов организации этих направлений почти бесконечное множество…

– Что значит «почти бесконечное»?

– Это означает, что не все возможные варианты реализуются. Так вот блюстители контролируют соблюдение основных законов Универсума, в том числе и закона мерности.

– Хочешь сказать, что люди нарушили основной закон мироздания?!

– Естественно, нет. Это не в ваших возможностях. Но вы нарушили метрику вашего континуума, временно создав дополнительную мерность. В результате в ваш континуум проник другой разумный, которого вы называете Гостем.

– Погоди-ка!.. – Береснев даже привстал. – Ты хочешь сказать, что Гость – это не астероид, а разумное существо?!

– Извини. Я не учел ограниченности вашего способа обмена информацией, – небрежно сказал хардтаймер. – У вас такая странная система доступа…

Его тон сильно не понравился Виктору, но не потому, что блюститель проявил высокомерие, а потому, как он это сделал. Однако пока еще время выводов не пришло, а основное правило «гекконов» гласило: «Максимум информации – максимум возможностей». И Береснев спокойно произнес:

– Это к делу не относится. Отвечай на вопрос.

– Хорошо. Гость и связанные с ним грядущие события опасны не только для вашей цивилизации, но и для Универсума. Так как этот разумный обладает технологиями оперирования с мерностью. Он оказался в вашем континууме случайно, можно сказать, не по своей воле, поэтому, естественно, хочет вернуться назад, в свой мир. Однако для этого ему необходима технологическая и энергетическая база. Вот он и решил использовать то же устройство, которое выдернуло его из родной реальности. Вас же он в расчет просто не берет, ибо не воспринимает как разумных.

– А в чем же опасность для Универсума?

– Гость способен изменить закон мерности, а это – угроза существованию самого Универсума.

Виктор своим обостренным восприятием почувствовал, что собеседник начинает фильтровать выдаваемую информацию, то есть «говорить правду, но не всю», и «геккон» насторожился по-настоящему. Начинался самый важный и опасный этап в общении – «кто кого объегорит», как говорили на Руси. С этого момента любое неосторожно произнесенное слово могло обернуться либо победой, либо поражением. И Береснев задал главный вопрос:

– Насколько я понимаю, ты, блюститель, обладаешь необходимыми возможностями, чтобы помешать этому… Гостю совершить правонарушение. Тогда для чего тебе понадобился я?

Хардтаймер ответил не сразу, чем еще больше укрепил подозрения Виктора.

– Я – лицо официальное, если пользоваться вашей терминологией, – наконец заговорил он. – Блюститель обязан пресекать нарушение законов, но связан жесткими правилами воздействия. В данном случае любое мое действие против Гостя приведет к нарушению этих правил.

– Что-то уж больно туманно! – не выдержал Береснев. – Концы с концами не сходятся. Какие же действия вам разрешены?

– Любые, не влекущие нарушение или прекращение функционирования разумной системы.

– То есть убить ты не можешь?

– Не имею права. Гость настроен очень решительно, а его технические возможности сравнимы с моими. Без нарушения правил его не остановить.

– А я здесь при чем?

– Ты – потенциальный хардтаймер. И если тебя дополнительно оснастить, появится неплохой шанс остановить Гостя.

Виктор, не скрывая усмешки, повернулся к собеседнику.

– А логика-то у тебя чисто земная, блюститель!

– Отнюдь. Я просто использую доступные тебе нравственно-этические алгоритмы.

Хардтаймер резко встал. Для Береснева этот процесс выглядел как некое «перетекание» из одной позы в другую, что лишь подтвердило опасения «геккона» насчет двойной игры, которую затевал блюститель. Будучи «при исполнении», он явно пытался решить некую проблему чужими руками. С другой стороны, Виктору, лишившемуся части ценных возможностей «геккона», которые давал ему спецкостюм, грех было отказываться от техподдержки, пусть даже и сомнительного свойства. Еще одно правило «гекконов» гласило: «Используй любые дополнительные технические средства, если они увеличивают вероятность выполнения миссии».

Блюститель сделал несколько шагов по склону холма и остановился перед куртиной кустарника. Протянул над ним руку, и куст мгновенно трансформировался в странную конструкцию, напоминающую жука-скарабея, только без лап. Хардтаймер коснулся надкрылья «жука», и оно с тихим звоном превратилось в облачко сверкающего пара. Береснев увидел что-то вроде грузового отсека глайдера – разделенное на секции пространство, заполненное не похожими ни на что устройствами и предметами.

– Как ты уже, наверное, догадался, – произнес, не поворачиваясь, блюститель, – мы находимся в необычной зоне Цветка Хроноса. Это один из вероятностных «карманов», где закольцован временной интервал определенной протяженности. Находить и использовать «карманы» нам позволяет вот это устройство. – Он вынул из ячейки грузового отсека «жука» плоский диск необычной формы с браслетом для крепления на руке или ноге. – Оно также обнаруживает зоны перехода в хронобарьерах между лепестками Цветка.

– Весьма полезная штука, – осторожно сказал Виктор, подходя к нему.

– А вот еще одна «полезная штука». – Блюститель выдернул из зажимов прибор, похожий на сильно вытянутое яйцо с ребристой рукоятью на одном конце и венчиком из четырех коротких выростов на другом. – Генератор стазис-поля. Останавливает любой материальный объект, способный к относительному передвижению.

– То есть все, что движется или способно двигаться в пространстве-времени? – догадался Береснев.

– Быстро учишься! Так вот, имея эти два устройства, ты приобретаешь почти неограниченные возможности в пределах поля «Хроноса». Кстати, стазис-генератор можно регулировать по степени замедления. Максимально – один к миллиону.

– И чего же ты хочешь от меня? – в упор спросил Виктор.

– Я хочу, чтобы ты поработал внештатным сотрудником, – в голосе блюстителя явно послышалась усмешка. – Для начала прошелся бы по комплексу «Хроноса» и добил оставшихся матрикатов Гостя.

– «Серых»?

– Ага. А потом бы заглянул в зал «Хроноса» на предмет других нежелательных гостей.

– Я согласен, – секунду помедлив, произнес Береснев. – Показывай, как твои игрушки работают!..

Цветок Хроноса. Синий лепесток

Минус-второй хронокварк

Павел шел впереди едва плетущихся от усталости спутников. Ему тоже было тяжело. Не физически – морально. Их группа блуждала по комплексу уже много часов, а найти желанный проход к залу хроногенератора так и не смогла. Казалось, будто чья-то злая воля водила людей сложными, запутанными маршрутами, но всегда – по кругу.

Вот и теперь они брели по коридору нижнего уровня, наверное, в десятый раз. Коридор, согласно имевшейся схеме, непременно должен был вывести ученых к техническому коллектору, по которому Павел рассчитывал проникнуть в зал «Хроноса». Однако каждая из предыдущих попыток заканчивалась тем, что, открыв вожделенный люк, они неизбежно выходили к лифтовым шахтам научного сектора, располагавшегося в противоположном конце комплекса, почти в полутора километрах от цели! И разумного объяснения этому эффекту не было ни у кого.

– Все дело в люке, – убежденно говорил Павел спутникам всякий раз, когда они отправлялись в новый, тяжелый и небезопасный переход. – Я уверен, что он как-то связан с метрикой поля «Хроноса»!

– Нам от этого не легче, – отвечал за всех Курт. – Лучше придумай, как обойти треклятый люк.

– Его нельзя обойти, Зануда, – вздыхал Павел. – Ты же видел, что стало с остальными коридорами…

Да, они все видели. Спекшийся от страшного жара, покореженный главный коллектор, соединявший жилые зоны с центральной частью комплекса. Там все мембраны и люки оказались сплавленными со стенами, весь фитапластик, покрывавший коллектор, попросту испарился, а датчик жесткого излучения, выставленный Каллахен из-за угла буквально на секунду, взвыл и захлебнулся, не в силах оценить интенсивность радиации!

– Такое впечатление, что в зале «Хроноса» взорвали нейтронную бомбу, – изумленно прокомментировала Стейси. Спорить с ней никто не стал.

Попытка пройти через южный коридор также провалилась, но по другой причине. Коридора просто не было! Сразу за раскрытой вручную диафрагмой плескалась уже хорошо знакомая всем жидкая тьма. Охотников сунуться в этот псевдоживой мрак не нашлось.

– Может быть, стоит вернуться в нашу зону? – робко предложила Йонка после пятой или шестой неудачной попытки.

– Если вернемся, мы – трупы! – жестко ответил Павел.

– А сейчас мы кто? – с надрывом выкрикнул Михал.

– Люди, Чудик, люди. Ученые, черт побери!..

После восьмого захода у них кончились запасы воды. Ее пили все, много и жадно. Больше не от жары, к которой уже несколько притерпелись, а от нескончаемого нервного напряжения. Этот заход едва не кончился трагически. Всегда спокойный и выдержанный, как истинный прибалт, Валдис Сюйлис, вдруг дико закричав, бросился вперед и принялся метаться от стены к стене, дергая подряд все встречные люки и колотя по мембранам. Курт Хольбаум среагировал первым и кинулся ловить товарища. Он почти настиг его, когда Крепыш рванул очередной люк. В следующий миг из открывшегося темного провала в грудь ему ударила струя бледно-синего пламени, отшвырнув парня к противоположной стене коридора. К счастью, выброс неизвестной энергии тут же иссяк, а Валдис рухнул ничком на пол.

Когда его перевернули на спину, уверенные, что их товарищ погиб, Крепыш неожиданно открыл глаза и сказал:

– Господи, как холодно!.. – И снова потерял сознание.

– Вот что его спасло. – Хольбаум хмуро указал на грудь прибалта. Там четко обозначилось белесое пятно – след удара странного разряда. В этом месте материал комбеза полностью исчез, но под ним обнаружилась самая настоящая кираса, сделанная из куска прочнейшего полиметрила. Этот материал обладал поистине фантастическими свойствами: приближаясь по твердости к алмазу, он в то же время оставался достаточно пластичным и при этом имел почти нулевую тепло – и электропроводность, являясь идеальным изолятором и сверхмощной броней одновременно.

– Что же в него ударило? – ошеломленно откликнулся Михал, легко раскрошив верхний слой попавшего под разряд полиметрила.

– Это не электромагнитное излучение, – уверенно заявил Павел.

– А что?

– Понятия не имею. Внешне напоминает «сливной» разряд вактера…

– Это когда через вактер проходит резонансная волна?

– Да, примерно…

– Но здесь же нет никаких вакуумных эмиттеров! – нервно выкрикнул Михал.

Павел на это только плечами пожал.

Каллахен поднесла ко лбу Валдиса блок медицинского диагноста, посмотрела на экран.

– Он жив. Шоковое состояние.

Крепыш очнулся сам через пару минут. Обвел всех вполне осмысленным взглядом, провел рукой по своей броне и слабо улыбнулся.

– Все в порядке, ребята. Я больше не буду…

– Откуда у тебя полиметрил? – нахмурился Хольбаум.

– А… его притащили те двое техников. У них была целая пачка. Ну, я и позаимствовал один… – Валдис попытался сесть и скривился. – Черт! Больно… Чем это меня шарахнуло?

– Вот у черта и спроси, – отмахнулся Курт и посмотрел на Павла. – Можем двигаться дальше, Шкипер?

– Крепыш, ты как? – поинтересовался тот.

Валдис, морщась, поднялся на ноги, поддерживаемый Каллахен.

– Если Стейси не против, я пойду с ней.

– Ладно уж, потерплю твое общество, – улыбнулась девушка почти в прежней своей манере.

Остальные тоже слегка посветлели лицом и дружно двинулись по успевшему порядочно надоесть маршруту…

Однако на сей раз, когда группа достигла пресловутого люка, вместо него обнаружила… яйцо! Точнее неизвестное образование, заменившее переходной люк, походило на яйцо только по форме. При ближайшем рассмотрении оно больше напоминало сгусток чрезвычайно плотного тумана или огромную каплю жидкости жемчужно-серого цвета, принявшую форму яйца. Объект был почти неподвижен, если не считать слабой пульсации, рябью пробегавшей по его поверхности.

– Ну и что это за хрень? – забывшись, спросил Павел по-русски. Все недоуменно уставились на него. Но Михал догадался по интонации о смысле фразы и повторил-перевел:

– What is a shit?[54]54
  Что за дерьмо? (англ.)


[Закрыть]

Хольбаум осторожно приблизился к яйцу и направил на него щуп сканера полей.

– Ноль, – сообщил он через несколько секунд таким тоном, будто говорил «я так и знал».

– У нас нет хронодатчика, – в который раз посетовал Павел. – Однако у меня сильное подозрение, что сие – очередной выверт «Хроноса». Вопрос только в том, опасен он или нет?

– А вот мы сейчас и проверим! – громко произнес вдруг Михал и, прежде чем кто-либо сумел его задержать, нырнул в яйцо головой вперед.

Йонка истерически взвизгнула, тихо охнула Каллахен, развел руками Курт, и… ничего не произошло. То есть Михал канул внутрь яйца безо всяких видимых последствий. Несколько мгновений никто не двигался, а потом из яйца высунулась довольная физиономия Гржимека и сообщила:

– Есть проход!

– Куда? – дружно выдохнули Павел и Курт.

– На нижний уровень! И коридор там вроде цел… – Михал снова исчез. На этот раз он отсутствовал секунд тридцать, и Йонка уже начала тихо поскуливать, но тут ее брат неожиданно вышел из яйца – целый и невредимый. – Всё в порядке, братцы! Пошли?

Все дружно посмотрели на Павла, и он, не выдержав, махнул рукой: идем!

Они действительно очутились на вожделенном нижнем уровне, в почти не поврежденном кольцевом коридоре, охватывавшем главный зал «Хроноса» и лишенном осточертевшего голубого тумана. Вместо него в коридоре присутствовало вполне земное, желтоватое аварийное освещение. Люди с облегчением двинулись вперед, но буквально через пару десятков шагов дорогу им преградила широкая расселина, разорвавшая пол и обе стены коридора.

Сгрудившись, друзья с опаской рассматривали края провала – они были явно оплавлены, а сама расселина оказалась не очень глубокой.

– Ни хрена себе разряд! – покрутил головой Хольбаум, водя щупом сканера вдоль ее края. – Низкотемпературная плазма или что-то подобное. Но у нас ведь нет оружия такой мощности?

– Зато оно есть у них, – мрачно откликнулся Павел.

– У кого? – не понял Михал.

– У «серых»… Помнишь, нам показывали видеозаписи их нападения на энергонакопитель? Там были похожие следы от выстрелов этих… пришельцев.

– То есть ты хочешь сказать, что все это вселенское безобразие – результат нападения «серых» на «Хронос»?!

– А что, очень похоже, – кивнул Курт, пряча сканер. – Остаточная радиация неопасна, так что можно идти.

– Но ведь если произошло нападение, тогда получается, что «Хроносом» завладели «серые»! И они же запустили его в таком странном режиме, – не унимался Михал.

– Думаю, хроногенератор никто не запускал, – покачал головой Павел. – По крайней мере, в таком режиме. Скорее, это напоминает аварийный старт…

– Или короткое замыкание, – хмыкнул Хольбаум.

– Ребята, да что вы спорите? – неожиданно заговорила Каллахен. – Давайте пройдем в главный зал и на месте во всем разберемся.

– А «серые»?

– Не думаю, что они тут остались.

– Почему?

– Иначе нас бы уже не было в живых!

– М-да, – протянул Курт, – женская логика порой оправдывает свое существование.

– Зато мужская его чаще всего осложняет! – немедленно парировала Стейси.

– Все, ребята, – остановил их Павел, – решили – идем! – И, примерившись, перепрыгнул через расселину.

Метров через двести они достигли входа в главный зал, вернее, того, что когда-то было входом. Теперь же вместо него зияла огромная дыра с разлохмаченными краями и поросшая кое-где странными фестонами, похожими на розетки из папье-маше. Первым к пролому подобрался Павел. Он осторожно коснулся лохмотьев, которые моментально рассыпались в пыль, затем быстро заглянул в дыру и отпрянул обратно.

– Ну? – нетерпеливым шепотом потребовал Хольбаум.

– Никого. Кажется…

– Дай-ка я сам…

Курт пригнулся и перебежал на другую сторону пролома, выглянул из-за края. Его напряженное лицо вдруг разгладилось, Хольбаум выпрямился и шагнул внутрь зала. Остальные в недоумении последовали за ним и тут же увидели идущих навстречу из глубины зала оборванных, но вполне живых Ежи Костецки и Анатолия Буркова.

– Hi, frends! – радостно гаркнул Счастливчик, протягивая к друзьям обе руки. – А вы-то как здесь оказались?..

И первой в его объятиях очутилась Стейси.

Орбитальный комплекс «Небесное око»

11 марта 2061 года, 12:02 по СМВ

В операционном зале комплекса царила деловитая суета. Раздавались негромкие команды дежурных операторов, тестирующих системы контроля и наведения самого грозного оружия за всю историю человечества – резонансного мазера, которого по традиции сразу окрестили Большим Гарри. Максимальная мощность выстрела, согласно расчетам, должна была составить почти двести тераватт на квадратный метр. То есть плотность излучения превысила бы солнечную почти в миллион раз! При этом время импульса – всего около одной сотой секунды. Только для того, чтобы нейтрализовать потенциальный барьер, возникший вокруг хроногенератора. Понятно, что при таких жестких граничных условиях малейшая неточность привела бы к катастрофе планетарного масштаба.

В центре зала на небольшом возвышении перед панорамным голоэкраном стояли шесть человек. Облаченные в одинаковые скафы орбитальной службы, но без шлемов, эти люди мало чем отличались друг от друга. Их лица также были незнакомы большинству сотрудников комплекса. Потому на группу почти никто не обращал внимания – какие-то чиновники, наблюдающие за работой станции. Между тем из этой шестерки трое являлись полномочными членами Совета безопасности ООН, один был ни кем иным, как Эриком Ларсеном, вновь назначенным председателем Экологического совета ООН, пятый – широкий и кряжистый, похожий на орангутанга, сияющий медным ежиком короткой стрижки – Патрик О’Коннор с недавних пор занимал пост начальника Военно-космических сил ООН. В центре группы, перед голографической консолью пульта командора комплекса стоял Хирохито Судзима.

– А что все-таки случится, если выстрел мазера окажется неточным? – полюбопытствовал один из присутствовавших в зале членов Совбеза ООН.

– Энергии разряда вполне хватит, чтобы пробить десятиметровый канал на глубину около ста километров, – не поворачивая головы, сухо сообщил Судзима.

– И что это значит?

– Это значит, что тогда мы получим супервулкан из горячей магмы, по сравнению с которым взрыв Санторина в Средиземном море, уничтоживший крито-микенскую культуру, покажется детской хлопушкой!

Присутствующие озадаченно замолчали, потом Ларсен поинтересовался:

– Вы говорили, существует еще одна опасность?

– Да. Если расчеты параметров потенциального барьера окажутся недостаточно точными, есть вероятность поглощения им энергии импульса. – Судзима по-прежнему отвечал ровным, бесстрастным голосом.

«Самурай чертов! – неприязненно подумал начальник ВКС. – Ничем его не проймешь!»

– И что же произойдет в этом случае? – вслух спросил он.

– С высокой степенью вероятности, господин О’Коннор, мы получим на месте «Хроноса» коллапсар, небольшую «черную дыру». Надеюсь, последствия объяснять не надо?..

– Внимание! – раскатилось по залу. – Всем операторам: готовность «ноль»! До выстрела – двадцать секунд! Обратный отсчет…

– Господи, спаси и сохрани! – пробормотал Ларсен, перекрестившись. Остальные молча последовали его примеру, и даже Судзима сложил ладони и опустил на них подбородок. В зале наступила почти полная тишина, нарушаемая лишь монотонным голосом, отсчитывавшим секунды.

– …зеро! – наконец раздалось из динамиков.

В то же мгновение во всем объеме станции возник тонкий звук. Вернее, возникло ощущение звука, будто сам комплекс взял одну чрезвычайно высокую ноту, которая тут же оборвалась. На главном экране, изображавшем панораму планеты с просвечивавшим в центре сквозь облака контуром Африки, мелькнул ослепительный росчерк, похожий на идеально прямую молнию, ударившую в нижнюю часть континента, и… больше ничего не произошло. Но в следующую секунду на экране возникла трехмерная план-схема хроногенератора, где на фоне бледно-зеленого «пузыря» его потенциального «кокона» появилось пульсирующее алое кольцо. И сразу по залу станции прокатился вздох облегчения.

– Сработало! – радостно рявкнул О’Коннор и хлопнул Ларсена по плечу. – Есть окно! – Он тут же посерьезнел и ткнул пальцем в голографическую консоль управления перед собой. – Внимание! Группа «зета», проход открыт. Вперед!..

– Погодите, Патрик, – одернул было его член Совбеза Вербицкий, – наверное, надо сначала проверить?..

– Нечего тут проверять! – отмахнулся О’Коннор. – Пробой может затянуться в любой момент. Я прав, Хирохито?

– В принципе – да. – Судзима едва заметно дернул уголками тонких губ в ответ на такую фамильярность. – Надеюсь, командир «зеты» достаточно опытен и не пошлет группу на верную смерть…

– Внимание, есть картинка снизу, – вмешался один из операторов связи.

Все вновь повернулись к экрану. Теперь там были видны Килиманджаро и плато Шира с высоты около километра. Гора Бога закрывала всю правую половину экрана, из чего становилось ясно, что десантный винтолет заходил на курс с северо-запада.

Затем в поле зрения медленно вплыло изображение совершенно невероятной конструкции – на месте бывшего и хорошо знакомого комплекса стандартных модулей технических служб, которыми прежде было усеяно все плато над укрытым в толще скал «Хроносом», теперь возносилась на непонятную высоту циклопическая друза сросшихся, ослепительно белых кристаллов, временами окутывающаяся сполохами бледно-зеленого пламени.

– Это… «Хронос»?! – хрипло выдавил кто-то.

– Это то, во что он трансформировался, – пояснил Судзима. – Но если посмотреть на «Хронос» невооруженными глазами, картина окажется совершенно другой.

– «Зета», что вы видите? – немедленно спросил О’Коннор.

– Больше всего это похоже на огромный цветок, – отозвался командир группы. – Внимание, база, «Акама» заходит на боевой курс! Диаметр «дыры», судя по показаниям аппаратуры, чуть более двенадцати метров…

– А должна быть – пятнадцать! – громко произнес Вербицкий.

– Пробой начинает затягиваться, – пояснил старший оператор орбитального комплекса, слушающий все переговоры. – И скорость «зарастания» все время увеличивается!

– Внимание, база, до высадки – две минуты! – вновь сообщил командир десантников.

– Дайте на второй экран изображение нашей камеры, – потребовал Судзима.

Рядом с главным экраном «протаяло» окно поменьше, в нем появилась картинка: над плато летит серебристая «капля» винтолета, а ей навстречу будто рвется сросток белоснежно-льдистых кристаллов. Воздушная машина, показалось, нырнула вниз почти рядом с колонной «Хроноса», и в этот момент от последней вдруг отделился и метнулся к аппарату почти невидимый в солнечном свете бледно-зеленый шар.

Спустя секунду он буквально влип в корпус винтолета. «Акама» на миг замерла, словно налетев на невидимую преграду, потом также мгновенно превратилась из сверкающей «капли» в бесформенный, черный, лохматый клубок. Изображение на главном экране пропало, и связь с группой прервалась. Напрасно старший оператор по очереди вызывал командира и пилота. А внешняя камера орбитального комплекса в это время бесстрастно показывала, как то, что недавно было боевой машиной с экипажем, медленно сыплется вниз, на серые камни плато крупными черными хлопьями.

– Шах и мат, – выдохнул, ни к кому не обращаясь, О’Коннор.

Ираклион, Средиземноморский офис Совбеза ООН

11 марта 2061 года, 19:45 по СМВ

– Как вы можете это объяснить, Хирохито? – ровным голосом спросил Шактибинду, наблюдая на экране интера падение остатков десанта.

– Аналитический отдел обещал выдать вероятностный профиль происшествия к двадцати ноль-ноль. – Лицо Судзимы также не выражало никаких чувств, однако в голосе слышались едва заметные нотки досады. – Сейчас – девятнадцать сорок пять…

– Что ж, подождем. Но я хотел бы услышать именно ваше мнение.

– Этот инцидент укладывается в нашу гипотезу о ВР-феномене.

– То есть вы хотите сказать, что десант был сбит сознательно?

– Это наиболее рациональное объяснение, подтвержденное видеоматериалами.

Шактибинду заложил руки за спину, подошел к панорамному окну офиса и некоторое время молча созерцал грандиозную картину Средиземноморья в закатных лучах, когда морская гладь на короткое время волшебным образом превращается из прозрачно-хрустальной в ослепительно-медный расплав.

– У нас на сегодняшний день лишь один фигурант, относящийся к ВР-феномену, – снова заговорил директор СКБ и фактический диктатор Земли, – тот самый Гость, летящий из глубины войда. Мы также знаем, что он способен создавать дистанционно программируемые активные матрикаты. Эти периферийные… устройства он использовал для захвата контроля над хроногенератором. Однако во время атаки на «Хронос» что-то пошло не так: генератор включился, но не в штатном режиме. Анализ ситуации однозначно указывает, что это произошло помимо воли как землян, так и матрикатов. Кто же тогда атаковал десант?