Текст книги "Хозяин Амура"

– Вам все вернут позже, – а когда открылась заветная дверь старшего контролера, пригласила: – Проходите.

Начальником оказалась миловидная женщина лет сорока, невысокого роста, с короткими светлыми волосами и пронзительно-голубыми глазами. Встретив профессора недалеко от двери, она предложила ему сесть на диванчик в углу комнаты, сама же села напротив. Николай с интересом осматривался, остановился его взгляд и на куртке начальницы – «Светлана Русакова» значилось там. Нижняя надпись гласила, что она являлась старшим контролером. Рабочий кабинет Русаковой был очень просторным и светлым. Но обстановка и здесь была весьма аскетична – во всех помещениях, в которых Николай уже здесь побывал, не было ни единой висящей на стене картины, никаких цветов на столах, никаких украшений, ничего лишнего. Стерильно, тихо и функционально.

– Простите, что заставил вас ждать, я заснул в купальне, – начал разговор Николай, разводя плечами – не привык он еще к обтягивающей одежде.

– Ничего страшного, Николай Валентинович, у меня было много работы. Но теперь я освободилась, давайте поговорим о вас. Так для чего вы вышли к нам?

Радек не сразу нашелся, что ответить:

– Аномалия открылась, я решил войти...

– Странно, обычно люди предпочитают быстрее покинуть зону рабочего энергетического канала, испытывая при этом безотчетный страх. – Светлана с интересом посмотрела на профессора.

– Вы не путешествуете в этих аномалиях? – удивился Радек.

– Мы не используем энергетические каналы для переходов, они становятся очень нестабильны от постороннего воздействия, – отвечала Светлана. – Для нашего общества важна именно стабильность их работы. Многое зависит от получаемой нами энергии.

– Так, значит, та установка в зале...

– Да, – кивнула Русакова, – это энергоаккумулирующая установка, посредством которой происходит зарядка энергетических блоков.

– А я не нарушил эту стабильность? – спросил Радек.

– Нарушили, – кивнула Светлана, – мы пропустим один цикл. Мне придется это объяснять.

– Подождите! – воскликнул Николай. – Но разве вам не интересны путешествия в другие миры, их освоение?!

– Прошу вас, потише, – поморщилась Русакова. – Для путешествий есть другие каналы.

Она встала с диванчика и, подойдя к стене, неуловимым движением ладони открыла в ней нишу. Достала оттуда графин с рубинового цвета содержимым и наполнила два бокала. Передав один из них Радеку, она снова села напротив и после небольшой паузы начала задавать вопросы:

– Что вы намерены предпринять? Вам нужно убежище?

– Убежище? – не понял профессор.

– Да. – Светлана, отпив чуточку, поставила бокал на столик. – Вы хотели бы вернуться в цивилизованный мир?

– А вам это не повредит? Ведь история мира может кардинально измениться.

– Нет, – мягко улыбнулась она. – Наша история уже не изменится. Изменится только ваш мир, – продолжила Русакова, поглядывая на изумленного Радека, – но это не важно.

– Но как?

– Николай Валентинович, существует бесчисленное множество миров. – Светлана снова встала с диванчика. – Если изменится тот, в котором существуете вы, то остальные этого не заметят. Да, ваш мир связан с нашим, но наше прошлое и, соответственно, настоящее уже не изменится. История пойдет другим путем, но это будет совсем иной мир.

– Кажется, я понял, – пробормотал Радек, отпивая из бокала терпкий напиток, который наполнял тело приятной теплотой. – Я понял вас, Светлана.

– Хорошо. – Тон Русаковой моментально сменился на деловой. – Сколько вас и как скоро вы будете готовы к переходу? Канал при нашем желании будет держаться до трех седмиц, не более. Поверьте, вам здесь будет лучше.

– Подождите, я должен буду поговорить с...

– Да, конечно, – с холодком в голосе кивнула Русакова. – Суток вам хватит? Я должна буду объясниться за нарушение работы станции, вы должны помочь мне. Вы же сами вышли к нам. Так сколько вас?

– Около трех тысяч. – В горле профессора неожиданно запершило, ему снова стало жарко.

– Хорошо, – с удовлетворением проговорила Светлана. – В таком случае не буду вас задерживать. Мария проводит вас.

Легкое движение сзади, едва слышный свист – Радек обернулся. Мария Рантала уже ожидала его, стоя у бесшумно открывшегося прохода.

– До встречи. – Светлана улыбнулась.

– Да-да, до свидания. – Николай поспешил выйти из кабинета старшего контролера, и вскоре они шли по казавшемуся бесконечным коридору. Сзади них постепенно тускнел свет.

В голове профессора снова закружились десятки мыслей, вопросов, которые не находили никаких объяснений, ответов. Возможно, если бы не та купальня, он и вовсе свалился бы без сил...

– Мария, а почему у вас нет ни одного окна? – сбавив шаг, спросил он у Ранталы.

– Есть, – как-то неуверенно ответила она. – А зачем вам?

– Очень хочется посмотреть на ваш мир, – вздохнул Радек.

Мария не сразу ответила, но, украдкой осмотревшись, поманила Николая и еле слышно прошептала:

– Я покажу, но только вы никому не говорите.

Профессор с готовностью кивнул.

Девушка провела его безлюдными коридорами до двери, надпись на которой оповещала: «Комната отдыха». За скрывшейся в стене дверью оказалось небольшое пространство – два диванчика, стоящие напротив друг друга, небольшой столик посредине комнаты. И снова ничего лишнего – какой-нибудь пейзаж на стене здорово бы украсил помещение, но нет. Мария коснулась стены – в ней появился аквариум, изнутри немного подсвеченный голубым светом. Это уже было чем-то, но...

– А где же окно, Маша? – непонимающе оглядывался профессор.

– Вот, – указала на аквариум Рантала.

«Не может быть!» – Радек на негнущихся ногах подошел к стеклу.

А Мария немного увеличила яркость подсветки – и Николай, прикоснувшись к прохладному стеклу ладонями, узрел невообразимое. Перед ним была толща воды, совсем неподалеку проносились стайки ярких рыбок, похожие на обитателей тропических морей. Он посмотрел влево, прижавшись к «аквариуму» щекой, – там вставала черная громада подводной скалы, испещренная яркими разноцветными пятнышками. Где-то внизу было заметно движение чего-то большого, а возможно, огромного...

– Боже мой! – яростно прошептал Радек. – Где это?

– Нам нужно идти, – покусывая в нетерпении губы, ответила Мария. – Прошу вас!

Николай смутно помнил, как он добрался до входа в зал зарядки, как снова ступил на платформу, как надел на униформу свой меховой наряд, как поднялся на возвышение и, не оборачиваясь, вошел в аномалию. Все это было как во сне, удивительном и невообразимо фантастическом.

Он очнулся ото сна только после того, как сквозь пелену вязкого дурмана до него начали пробиваться отдельные резкие фразы. Радек понял, что его сильно трясут за плечи, и попытался сбросить наваждение, замахав руками и попробовав заговорить.

– Гляди, он пытается что-то сказать! Николай! Как ты?! Коля! – звучали голоса.

Жена Радека Устина тоже была здесь, закутанная в одежды, покрытые снегом.

– Я... Я нормально, – говорил профессор, – помогите мне.

За воротами бушевала снежная метель. Ветер злобно выл и силою своей сбивал с ног. Радек оперся о плечи своих товарищей из наблюдательной группы и потребовал вести его в радиокомнату. По пути он отер лицо снегом и вскоре пришел в себя, первым делом попросив Устину идти к детям:

– Я скоро приду, не волнуйся.

Соединившись с Ангарском, радист передал срочный запрос на переговоры с Соколовым. Он потребовал от имени Радека разбудить его немедля. Через некоторое время ангарский радист доложил о прибытии начальника, и к рации сел Николай Радек.

– Ангарск на связи! Соколов слушает! Прием! – раздался голос Вячеслава в хрипящем динамике.

Николай выдохнул и попытался, насколько это было возможно, ответить ровным голосом:

– На связи Новоземельск! Радек! Приветствую, Слава!

– Даже про самолет не спросил... – еле различимо раздался голос Соколова.

– Слава! – повысил голос профессор. – Она... Ты... Срочно приезжай! Немедленно приезжай!

– Николай, что с тобой? – ответил с некоторой заминкой Вячеслав. – Прием!

– На связи! – почти в голос крикнул Радек. – Самолет летает?! Вот как погода уляжется, сразу прилетай! Все, жду! Конец связи... – устало закончил профессор и осел в кресле, закрыв глаза.

На следующий день

Сделав по пути посадку в Васильеве, где биплану нужно было заправиться, для чего было собрано все то небольшое количество топлива, что там оставалось, «Орел» приземлился на покрытом снегом выпасном лугу близ замерзшего озера. На обратный путь бензина уже не оставалось, а потому самолет нужно было оттащить под навес, где бы им занялся Погудин. Летчику предстояло провести тщательный послеполетный осмотр своей машины.

На берегу Байкала с самого утра установилась прекрасная солнечная погода, потому Радек объявил новоземельцам о скором прибытии «Орла». Встречал биплан практически весь поселок, к тому же многие были наслышаны о нем, ведь почти сорок ребят из Новоземельска были отправлены в Ангарск на его смотрины. Теперь же самолет сам прилетел сюда. Тарахтение биплана было слышно издалека, а поэтому успели собраться все, кто желал увидеть полет «Орла». Люди обступили севший самолет, с восторгом осматривая его. Погудина и Соколова сняли с крыла на руках и не сразу поставили наземь. Среди всеобщей радости только профессор Радек не выражал оной, стоя в отдалении, а потому Вячеслав не сразу его заметил. Однако едва он приблизился к Николаю, как тот, энергично пожав ему руку, сразу же потащил его в кабинет.

– Погоди, погоди! – рассмеявшись, проговорил Соколов, поглядывая на друга. – Ты мне последнее время решительно не нравишься!

Никогда прежде Вячеслав не видел профессора в таком непривычном для него состоянии. Внешне Радек был совершенно спокоен, но начальник понимал: за этим спокойствием скрывается сильнейшее эмоциональное напряжение. Николая выдавали глаза, к тому же...

– Да ты на наливочку, друг мой дорогой, приналег?! – удивленно воскликнул Соколов. – Пойдем, самолет посмотришь, пока оленью тягу не привели, а то утащат...

– Все, ты закончил шутить? – Совершенно непроницаемый взгляд профессора заставил товарища смолкнуть на полуслове.

– Так. – Соколов нахмурился и разом подобрался. – Хорошо, пошли расскажешь, что с тобой стряслось из-за открытия аномалии.

– Посмотрим, что с тобой стрясется, Слава, – не оборачиваясь, произнес равнодушным тоном Николай, направляясь к раскрытым воротам поселка.

Больше он ни слова не сказал, покуда не прошел в свой кабинет и не опрокинул еще одну стопочку ароматного напитка.

– Сядь. – Ученый указал Соколову на обтянутое скрипучей кожей кресло. – А теперь слушай...

После получаса разговора пришлось посылать жившую в доме Радека бабу Марфу в погреб за второй бутылочкой рябиновой наливки.

– Мой разум отказывается понимать все твои слова, – снова и снова повторял Соколов, покачивая головой. – Нет, я верю тебе, Николай, но... Это просто чертовщина какая-то!

– Для меня эта чертовщина началась в девяносто первом, – буркнул Радек.

– Это я уже понял и принял для себя, – поморщился Соколов, – все эти аномалии, переходы... Но это?! Сидят люди под водой и «заряжают батарейки» от этих, как их там?

– Энергетические каналы...

– Ага, они самые. Да еще люди им нужны, ишь! – начал прохаживаться Вячеслав, поглядывая на униформу Радека из подводной станции.

Профессор, нахохлившись, молча сидел в кресле с зажатым в кулаке стаканчиком.

– Что ты сказал парням из наблюдательной группы? – остановился у окна Соколов.

– Ждать твоего решения, – проговорил профессор. – Понимают, что дело нечистое.

– Короче! Ты можешь сформулировать какие-то предварительные выводы, Николай? – изменившимся, резким и требовательным голосом спросил вдруг Вячеслав, глядя в глаза товарищу.

– Наверное, могу, – вздохнул тот. – Думаю, это именно те, кто устроил всю ту аномальную чертовщину на Новой Земле. – Вячеслав не выказал удивления, ожидая, что Радек продолжит. Вперив грустный взгляд в окно, Николай проговорил: – И даже понимаю, кто именно мог это сделать – например, Светлана Русакова.

– Почему она? – опешил Вячеслав. – Она же там главная?

– Это сейчас она старший контролер, а семнадцать лет назад могла быть милым и улыбающимся младшим оператором, который случайно нажал не на ту клавишу.

– И это нажатие породило нас с тобой в этом мире? А потом и Сергиенко, Миронова и Матусевича? – невесело усмехнулся Соколов, наблюдая за мрачно кивающим другом. – Ну дела! Что наблюдатели говорят? – устало присел за стол Соколов, потирая ладонями раскрасневшееся лицо. – Всем уже растрезвонили?

– Наоборот, – вяло отмахнулся Радек. – Мужики сказали, чтобы ты на себя ответственность брал.

– Думаю, стоит провести собрание и поговорить с ребятами... Что? Что не так? – Вячеслав осекся, видя, как Николай едва не поперхнулся наливкой, только что принесенным Марфой.

Профессор даже вскочил с кресла, стал прохаживаться, пытаясь собраться с мыслями, потом негромко, но яростно начал говорить, жестикулируя обеими руками:

– Ну какое собрание, Слава?! О чем говорить-то? Тут говорить не о чем! Ты думаешь, люди все бросят: самолет этот, завод, а еще тех, кто нам поверил и поселился здесь с нами, и прочая, и прочая?!

– Зачем бросать? Нам необходимо сотрудничество, допустим, медицинская помощь...

– А что нужно им? Слава, ты так и не понял? Они такие же, как и мы, только более развиты. Им нужны только люди, ради этого они останавливают работу энергостанции! Ты бы видел лицо Светланы, когда я сказал, что нас целых три тысячи!

– Так, – решительно прервал спор Соколов. – Пошли к наблюдателям, поговорим с ними!

– Нет, – твердо произнес Радек, насупившись. – Сядь! Слава, тебя Смирнов выдвинул в лидеры из-за того, что в самое сложное для нас время ты нашел в себе силы сплотить весь наш коллектив и мобилизовал его на решение проблемы выживания и развития. Сейчас ты успокоился и хочешь коллегиального мнения?

– Почему нет? – настороженно проговорил Вячеслав.

– От тебя ждут решения, а ты хочешь услышать их совет? Нужно раз и навсегда закрыть вопрос с этой аномалией, жить и работать только ради будущего своей страны и своих детей.

Соколов, тяжко вздохнув, снова сел в кресло и задумался. Слова старого друга били не в бровь, а в глаз! Все верно. Принимать решение нужно здесь и сейчас.

– Срыть этот холм к чертовой бабушке, что ли? – негромко произнес Вячеслав.

Радек в ответ лишь пожал плечами.

– Важно понять, что этот мир, который дышит и живет вокруг нас, – наш дом, – неторопливо произнес профессор.

– И только мы должны определять свою судьбу! – закончил Соколов, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла. – Все! Пошли на воздух, проветриться надо.

Царство Русское, Москва – Нижний Новгород. Март 7154 (1646)

Долга Владимирская дорога. Тянется она от Москвы перелесками и полями до Владимира, далее идет сквозь леса, мостами перебираясь через реки до Нижнего Новгорода. Дорога древняя, дорога торговая. Двигались по Владимирке купеческие обозы, обгоняя скитальцев, богомольцев и прочих странников. Шли длинные государевы обозы. В каждом городишке, что стоял на дороге, было торжище, в каждом селе – свой торжок. И ремесленник, и крестьянин продавал на них свой нехитрый товар. Не только честной народ кормился с Владимирки трудом своим, но и лихие людишки, укрываясь в густых лесах, промышляли разбоем.

С этой дороги начинался долгий путь из Москвы в Сибирь, через Владимир, Нижний Новгород и далее. Когда-то по Владимирке с огромным войском прошел великий государь Иоанн Васильевич, впоследствии прозванный в народе Грозным за то, что грозен он бывал ворогам Руси. Взявши Казань, он открыл для Руси дороги в Сибирь, в заволжские степи и кипчакские, ногайские или киргизские степи, а Владимирская дорога продолжила свой путь на восток, став дорогой Сибирской. С тех пор дорога стала стратегической, между перегонами на ней стояли дворы, где можно было не только сменить усталых лошадей, но и сытно поесть и переночевать. Окрестный народ занимался торговлей, извозом да работой при постоялых дворах. Ангарские караваны тут хорошо знали, привечая за щедрость, потому лошади у сибиряков всегда были свежи и кормлены, сани чинены, а люди сыты и веселы. На каждом постое хозяин двора почитал за честь лично рассказать Павлу Граулю про прошедший осенью караван со свейскими полоняниками. Также, почитай, на каждом дворе к каравану пытались прибиться люди, ради оной просьбы ожидавшие ангарцев долгими месяцами, перебиваясь случайной работенкой. Брали не всех, иначе обоз разросся бы до невообразимых размеров. Да и невозможно было принять более определенного количества людей. Потому как дьяк Ангарского приказа, обретавшийся в приказной избе Нижнего Новгорода, получал от своего владимирского коллеги полный список ангарского санного каравана, а сам, в свою очередь, передавал с сопровождением такой же, но с дополнениями, далее.

В начале второй седмицы марта показались стены и многочисленные маковки церквей крупного города.

– Новагород Низовских земель! – Молодой воин в немецких одеждах указал на горизонт плеткой. – Вона, стены уж недалече!

Рука его, пораненная в скоротечной схватке на торговых рядах близ кремлевских стен с одной из ватажек сторонников Никиты Романова, уже зажила. С тех пор молодец горячность свою умерил, признав непререкаемый авторитет Павла Грауля. Андрей, поставленный покойным Глебом Ивановичем Морозовым охранителем сестер Милославских при попытке бегства их из Москвы, происходил из беспоместных детей боярских, служивших боярину. Глеб Морозов очень дорожил Андреем и хотел еще больше приблизить его к себе, одарив сотней четей земли за верную службу. Но не успел... Однако Андрей службы не бросал, со двора Ангарского не бежал, да, правда, и податься ему было некуда – ни кола ни двора. В отеческом Рославле никого из родной семьи уж не осталось – моровое поветрие всех в могилу свело, а кто и остался – в монастырь ушел. Весть о том Андрею пришла еще в начале осени.

Поначалу Милославские хотели бежать в Литву, к родичам, но Грауль отговорил – Русь была в силе, а посему польский король Ян-Казимир не станет Никите Ивановичу препятствий чинить, выдаст беглецов как пить дать. Ведь перед поляками маячила война со шведами за Поморье и Ригу, а потому гневить московского государя они не станут, уповая на его помощь в борьбе со Швецией. Павел же настойчиво предлагал гостям уходить вместе с караваном в Нижний Новгород, а там и до Сибирского царства. В конце концов, Анна, сестра старшая, уговорила Марию бежать в Сибирь.

– Коль уж свейский канцлер с семьею убежища в Сибири ищет, что же нам мыкаться средь давно оставленной родни? – долгими вечерами убеждала Анна Марию, чья подушка постоянно была мокрой от слез, проливаемых по супругу. – Люд и царь там православный, русский, нешто в Литве ждать окрика Никиты Ивановича любо тебе станет? Нет уж, сестрица, лучше к царю Сибирскому уйти, а там, даст Бог, домой вернемся.

И вот обе вдовствующие сестрицы Милославские – Мария, супруга преставившегося государя, и Анна, жена убиенного толпою городской черни боярина Морозова, уж целый месяц как находились среди членов семьи Оксеншерна, державших путь в далекую Сибирь. Вместе с ними в путь отправилась немногочисленная родня, уцелевшая после расправ и насильственных пострижений в монашество, а также служки. Из-за оного ангарский караван, уходивший из Москвы в начале февраля, увеличился на сорок человек.

После того как московская замятия улеглась, на Ангарский двор тайно приходили жалкие остатки некогда могущественной семьи Милославских. С ними, как и с Морозовыми, Никита Иванович Романов расправился прежестоко. Брата Бориса Морозова, Глеба Ивановича, схватили у Варварских ворот в тот же декабрьский день, когда он упросил Грауля спрятать сестер Милославских. А утром следующего дня его окоченевшее тело нашли в полынье. Были умучены и остальные люди, бывшие с ним. Немногим тогда удалось спастись. Никита Романов чувствовал себя всесильным властителем в Москве, а потому сразу же разделался со своими врагами. Чернь московская и зажиточные горожане, купцы да большая часть бояр его в этом поддерживали. Ведь обе низвергнутые фамилии прославились в народе лишь мздоимством и стяжательством, используя при этом свое положение при дворе.

А в начале февраля по Москве пошел слух о том, что вскоре будет собираться Земский собор для утверждения Никиты Ивановича на царство. Именно утверждения его, а не избрания среди иных претендентов, как некогда был избран государем Михаил Федорович, первый из Романовых. Теперь же, по старшинству, государем надлежало быть Никите Романову.

Оку ангарский обоз пересек уже в сумраке мартовского вечера и, оставив в стороне стены Нижегородского кремля, взял несколько южнее, к фактории. Ворота были загодя открыты, и вскоре обширный двор заполонили повозки. Забегали работавшие при дворе пареньки, помогая возницам распрягать лошадей, уводили животных в теплые конюшни. Новый начальник фактории, Александр Марков, бывший морпех-срочник, встречал караван вместе с гостями из приказной избы города – то были таможенный дьяк, два целовальника и стрелецкий голова с двумя бородачами в темно-синих кафтанах. Служилые обогнали повозки при переправе, прибыв на двор первыми. Из-за прежних царских указов досмотр груза и проверка численности людей в караване были чисто формальными, и предъявленная Граулем проездная грамота дьяка вполне удовлетворила. Но более всего чиновников интересовали последние вести из столицы. Павел пригласил гостей к столу, за которым пообещал все подробным образом рассказать. В Нижегородской фактории ангарцам надлежало пробыть лишь двое суток, после чего следовало поспешать далее на восток, чтобы вскрытие зауральских рек переждать в Хлынове.

А пока они с Марковым после короткого разговора, от которого у начальника фактории волосы встали дыбом, направились в радиоузел, чтобы оставить радисту текст для передачи.

– У меня в гостях семья шведского канцлера, – в очередной раз, словно пробуя слова на вкус, с усмешкой протянул Александр Марков, пропуская его вперед по расчищенной от снега дорожке. – Нарочно не придумаешь!

– Привыкай, Саша, то ли еще будет, – похлопал Грауль Маркова по плечу.

– Останется турецкого султана сюда притащить! – рассеялся начальник фактории.

– Сложная задача, – ухмыльнулся Грауль, – но коли надо будет – выполним!

– Кстати, тебя монашек какой-то дожидается, – вспомнил Александр. – Мне ничего не говорит, но у него письмо от нашего попа.

Этим письмом, наконец, дал о себе знать ангарский священник отец Кирилл. В фактории Грауля ожидал посланный им человек, который сообщил Павлу о стараниях священнослужителя в деле учреждения сибирских епархий в царстве Сокола. Что было важней всего, отцу Кириллу предстояла встреча с патриархом царствующего града Москвы и всея Руси Иосифом, известным своим благоволением книгопечатанию и заботой о распространении просвещения. Можно было надеяться, что патриарх не будет возражать против основания на берегах Амура, а то и Сунгари и Уссури монастырей – об этом священник сообщал в своем письме.

Пусть первоангарцы и были атеистами-технарями, но в этом мире без религии нельзя было ступить и шагу. Вера являла собой направляющую и руководящую силу для всего общества, она задавала нормы морали, мнение церковных иерархов по тому или иному вопросу было подчас определяющим. Так что ангарцам приходилось сей факт учитывать, и если они не могли этот процесс продвигать, то хоть как-то контролировать его было обязательно. Там, в Сибири, сделать это было несколько проще.