Текст книги "Хороши в постели"

Адриан сунул руку в карман и извлек что-то вроде парковочного талона.

– Как насчет прокатиться?

– А может… – опять принялась лихорадочно соображать я. – Можем поехать на пляж? Такая прекрасная ночь.

Тут я основательно преувеличила. Все затянуло смогом, но, по крайней мере, было тепло и дул легкий ветерок.

Адриан покачался с пятки на носок и одарил меня милой, слегка глуповатой улыбкой.

– А что, неплохая идея.

Теперь самым главным было убедить его отдать мне ключи от машины.

– О, кабриолет! – восхищенно проворковала я, когда к обочине подъехала маленькая красная машина. – Никогда не водила такую машину.

Я бросила на Адриана свой самый застенчивый и очаровательный взгляд.

– Можно мне за руль?

Он молча отдал мне ключи, мирно уселся на пассажирское сиденье и почти ничего не говорил, кроме указаний, куда повернуть. Когда я глянула на него, Адриан прижимал руку ко лбу.

– Голова болит?

Он кивнул с закрытыми глазами.

– Пиво перед скотчем?

Адриан поморщился:

– Вообще-то, экстази перед водкой.

Ух-х. Видимо, если мне придется остаться в Голливуде, придется привыкать к людям, которые вот так небрежно признаются в употреблении наркотиков для развлечения.

– Не похоже, что ты в экстазе, – рискнула пошутить я.

Адриан зевнул, потер глаза и поморгал.

– Ага, попрошу возврат за некачественный товар. – Он вздохнул и покосился на меня. – Итак, ты… когда ты… кхм… тебе…

– Пятнадцатого июня, – отрапортовала я.

– И твой муж вернется через…

Я решила закончить игру в угадайку.

– Я из Филадельфии, и у меня нет мужа. И парня нет.

– О! – сказал Адриан таким тоном, словно наконец ощутил под ногами твердую почву. – Так, твоя спутница там, дома…

Я рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать, смех сам рвался.

– И спутницы тоже нет. Просто классическая мать-одиночка.

Я вкратце изложила ему суть истории: я и Брюс, наш разрыв и двадцатиминутное примирение, беременность, сценарий и мой прилет в Калифорнию всего двенадцать часов назад.

Адриан кивал, но не задавал вопросов, а я не могла повернуться, чтобы прочесть что-нибудь по его лицу. Я продолжала вести машину. Наконец после каскада бесконечных поворотов, которые я даже не надеялась запомнить, не говоря о том, чтобы повторить весь путь в обратном порядке самостоятельно, мы припарковались на утесе с видом на океан. И, несмотря на смог, там было великолепно! Запах соленой воды, ритмичный плеск волн о берег, ощущение всей этой воды, всей этой силы и движения, так близко к нам…

Я повернулась к Адриану.

– Как же это здорово!

Он не ответил.

– Адриан?

Даже не шелохнулся. Я медленно наклонилась к нему, с опаской охотника, который подкрадывается ко льву. «Лев» не двигался. Я склонилась еще ниже.

– Адриан? – шепотом позвала я.

Никаких ласковых слов вполголоса, никаких расспросов о теме сценария или моей жизни в Филадельфии. Вместо этого я услышала храп. Адриан Штадт заснул.

Я снова не сдержала смеха. Классика жанра от Кэнни Шапиро: она на пляже с великолепной кинозвездой, с ветром, шумящими волнами и лунным светом, мерцающим на воде, и миллионом звезд на небе. А предмет страсти вырубился.

Однако я оказалась в затруднительном положении. К тому же от ветра с воды становилось холодно. Я тщетно поискала в машине плед или забытую толстовку. Голяк. Светящиеся стрелки моих наручных часов показывали четыре утра.

Я решила дать Адриану полчаса, и если он не проснется и не начнет двигаться, я… ну, я что-нибудь придумаю. Включив двигатель, чтобы погреться, и музыку с компакт-диска Криса Айзека, который был в проигрывателе, я откинулась на спинку сиденья. Пожалела, что не надела куртку. Одним глазом я поглядывала на Адриана, который пытался перехрапеть музыку, а другим – на часы.

Все происходящее было… на самом деле было нелепым и печальным, но и смешным. Моя большая поездка в Голливуд, уныло подумала я. Мой роман. Может, я была из тех девушек, которые заслуживают насмешек в журналах…

Я потрясла головой. Нет. Я знала, как позаботиться о себе. Я умела писать. И у меня на руках был козырь: я сделала то, чего хотела больше всего на свете, – я продала свой сценарий. У меня были деньги, комфорт, немножко славы. И я в Голливуде! С кинозвездой!

Я скосила взгляд вправо. Упомянутая кинозвезда признаков шевеления не подавала. Я наклонилась поближе. Адриан тяжело дышал, его лоб покрылся испариной.

– Адриан? – шепотом позвала я.

Ноль реакции.

– Адриан! – в полный голос произнесла я.

А у него даже веки не вздрогнули. Я легонько потрясла его за плечи. Опять ноль реакции. Когда я отпустила его, он безвольно шлепнулся на удобно изогнутую спинку сиденья. Вот тогда-то мне стало не по себе.

Я сунула руку в его карман, стараясь не думать о потенциальных заголовках таблоидов – «Звезду шоу “Субботний вечер!” домогалась псевдосценаристка!», – нашла сотовый. Не с первой попытки, но я все-таки его разблокировала. Отлично. И что теперь? Куда? Кому?

Осенило. Я полезла в сумочку и вытащила из кошелька визитку доктора К. Как-то на занятии он рассказывал, что мало спит и приезжает на работу к семи утра, а сейчас на Восточном побережье как раз уже больше семи.

Я затаила дыхание и быстро набрала его номер.

– Алло? – произнес знакомый глубокий голос.

– Привет, доктор. Это Кэнни Шапиро.

– Кэнни! – воскликнул он, явно обрадованный моим звонком и нисколько не встревоженный тем, что я звоню по межгороду и в такую рань на моей стороне линии. – Как твоя поездка?

– Просто отлично, – сказала я. – Пока, по крайней мере, все шло хорошо. Вот только сейчас, кажется, у меня образовалась небольшая проблемка.

– Рассказывай, – скомандовал доктор.

– Что ж, я тут… – я помедлила, размышляя, как лучше сказать. – У меня появился новый друг.

– Это хорошо, – ободряюще поддержал он.

– И мы сейчас на пляже, в его машине, а он, судя по всему, отключился, и я не могу никак его разбудить.

– Это плохо, – резюмировал доктор.

– Да, – согласилась я. – И это даже не самое худшее мое свидание. В обычное время я бы просто дала ему проспаться, но он признался, что пил и еще принимал экстази…

Я замолчала и ничего не услышала в ответ.

– Все не так, как ты думаешь, – слабо забормотала я, хотя понятия не имела, о чем думает доктор, кроме того, что в его мыслях наверняка в различных комбинациях фигурировали эпитеты вроде «чокнутая» и мое имя.

– Он без сознания? – спросил доктор.

– Ну да. В общих чертах. – Я вздохнула. – Хотя мне казалось, я вполне забавная.

– Но он дышит?

– Дышит, но потеет, – уточнила я. – И не просыпается.

– Потрогай лицо, какая кожа на ощупь?

Я сделала, как он велел.

– Горячая, – сообщила я. – Влажная.

– Это лучше, чем холодная и липкая. Такого нам точно не нужно, – сказал мне доктор. – Давай так. Сожми кулак…

– Сделано, – доложила я.

– Теперь потри костяшками его стернум. Грудину. Дави жестко. Нам нужно увидеть, реагирует он или нет.

Я сделала, как сказал доктор, и сильно надавила. Адриан вздрогнул и прошептал что-то похожее на «мама». Я уселась обратно и пересказала все доктору.

– Очень хорошо, – отозвался тот. – Думаю, с твоим кавалером все будет хорошо. Но, на мой взгляд, следует сделать две вещи.

– Командуй, – сказала я, прижимая телефон плечом и поворачиваясь к Адриану.

– Во-первых, поверни его на бок, чтобы в случае рвоты он не захлебнулся.

Я принялась пихать Адриана локтем, пока он не сполз набок.

– Готово.

– Второе – побудь с ним. Проверяй каждые полчаса или около того. Если он похолодеет и начнет дрожать или пульс начнет скакать, звони девять-один-один. Если нет – то с ним все будет хорошо. Его может тошнить, или будет больно, но никакой существенной угрозы здоровью нет.

– Отлично! – обрадовалась я, внутренне съеживаясь, только от одной мысли, каким будет утро, когда Адриан воскреснет с похмельем из похмельев, а тут я.

– Может быть, если в тебе проснется милосердие, ты положишь ему на лоб холодную губку или полотенце, – проговорил доктор.

Я засмеялась. Не смогла удержаться.

– Спасибо, – сказала я. – Огромное спасибо.

– Надеюсь, все обойдется, – весело отозвался доктор. – Но, похоже, у тебя все под контролем. Позвонишь мне потом, расскажешь, как все закончилось?

– Безусловно. Еще раз спасибо.

– Береги себя, Кэнни, – мягко сказал доктор. – Звони, если понадобится что-то еще.

Я нажала отбой и задумалась. Губка? Я заглянула в бардачок и нашла только договор аренды автомобиля, несколько коробок из-под компакт-дисков и две ручки. Покопавшись в своей сумочке, я обнаружила помаду, которую мне дал Гарт, кошелек, ключи, записную книжку и прокладку, которую в книге для беременных советовали носить с собой на всякий случай.

Я посмотрела на Адриана. На прокладку. Прикинув, что он все равно не узнает, значит, никакого вреда ему мои действия не нанесут, я вышла из машины, аккуратно приблизилась к воде, намочила прокладку и, вернувшись, нежно водрузила ее на лоб Адриану, стараясь не хихикать в процессе.

Внезапно Адриан распахнул глаза.

– Ты такая милая, – пробормотал он заплетающимся языком.

– Эй, Спящая красавица, – обрадовалась я. – Проснулся! А то я уже начала беспокоиться…

Адриан как будто не слышал.

– Держу пари, ты будешь потрясающей матерью, – прошептал он и снова закрыл глаза.

Я улыбнулась, устраиваясь на водительском сиденье поудобнее. Потрясающая мать. Я впервые по-настоящему об этом задумалась – о материнстве. Нет, разумеется, я думала о родах, о логистике новорожденного и все такое. Но я никогда особо не задумывалась о том, какой я буду матерью; я, Кэнни Шапиро, которой почти двадцать девять лет.

Я сложила руки на животе. Рядом тихо похрапывал Адриан.

Хорошая мать, размышляла я ошеломленно. Но какая именно?

Крутая мама, которую обожают дети всей округи, которая подает сладкий фруктовый пунш и печенье вместо обезжиренного молока и фруктов, которая носит джинсы и обалденные туфли и может на самом деле разговаривать со своими детьми, а не просто читать им лекции?

Или веселой? Или мамой, которую с удовольствием будут приглашать помогать в школе или выступать перед учениками на открытых уроках по профориентации? Или я буду одной из тех беспокойных матерей, которые всегда топчутся у двери, ожидая, когда драгоценное чадо вернется домой, и всегда бегут за ним, сжимая свитер, плащ, горсть салфеток?

«Ты будешь собой», – сказал голос в моей голове. Голос моей собственной матери. Я сразу его узнала. Я буду самой собой. У меня нет другого выбора. И это не так уж плохо. Я хорошо обращалась с Нифкином, рассудила я. А это уже что-то.

Я положила голову на плечо Адриана, полагая, что он не будет возражать. И тогда мне пришла в голову другая мысль.

Я вытащила его телефон из сумочки, следом откопала салфетку с номером Макси и не дышала, пока не услышала ее отчетливый британский акцент:

– Алло?

– Привет, Макси, – прошептала я.

– Кэнни! – заорала она в трубку. – Ты где?

– На пляже, – ответила я. – Точно не знаю, где именно, но…

– Ты с Адрианом? – спросила Макси.

– Да, – так же шепотом продолжала я. – Только он немного потерял сознание.

Макси засмеялась. И против воли я подхватила этот смех.

– Помоги мне разобраться. Как у вас требует этикет? Мне остаться? Или уходить? Записку ему надо оставлять?

– Ты где именно? – спросила Макси.

Я осмотрелась в поисках знака, указателя, хоть чего-нибудь.

– Я помню, что последним был Дель-Рио-уэй, – ответила я. – И мы стоим прямо на обрыве, метрах в двадцати над водой…

– Знаю, где это, – откликнулась Макси. – По крайней мере, я так думаю. Именно там он снимался в любовной сцене для «Глаз Эстеллы».

– Отлично. – Я пытаюсь вспомнить, терял ли кто-нибудь сознание во время этой конкретной сцены. – Так что мне делать?

– Я объясню тебе дорогу к моему дому, – сказала Макси. – Буду ждать там.

Макси идеально дала указания, и уже через двадцать минут мы свернули на подъездную дорожку небольшого дома с серой черепицей, стоящего на берегу. Это было именно то место, которое я бы выбрала с учетом своих предпочтений и пары-тройки миллионов на счету.

Сама Макси ждала на кухне. Она сменила платье и прическу на черные легинсы, футболку и косички, которые выглядели бы нелепо на девяноста девяти и девяти десятых процента женского населения, но на ней смотрелись очаровательно.

– Он все еще в отключке?

– Иди посмотри, – тихо пробормотала я.

Мы вернулись к машине, где Адриан все еще лежал на пассажирском сиденье, его рот был широко открыт, глаза закрыты, а моя прокладка все еще красовалась у него на лбу.

Макси расхохоталась:

– Это что такое?

– Лучшее, что я смогла придумать, – слегка ощетинилась я.

Все еще хихикая, Макси подхватила выпуск глянцевого журнала из, кажется, мусорки, свернула и ткнула Адриана в руку. Ничего. Потом ткнула в живот. Никакой реакции.

– Ха! – сказала Макси. – Не думаю, конечно, что он умирает, но лучше его занести в дом.

Медленно и аккуратно, хрюкая и хихикая, мы вытащили Адриана из машины и устроили на диване в гостиной Макси – великолепной конструкции из белой кожи, которую, я очень надеялась, Адриан не осквернит.

– Его надо перевернуть на бок, на случай, если его стошнит… – вспомнила я и уставилась на Адриана. – Думаешь, с ним и правда все хорошо? Он принял экстази…

– Скорее всего, с ним все будет в порядке, – отмахнулась Макси. – Но, наверное, лучше с ним побыть.

Она отвлеклась от тела на диване и пристально осмотрела меня.

– Ты, должно быть, устала.

– Ты тоже, – кивнула я. – Прости меня за это…

– Кэнни, не бери в голову! Ты делаешь доброе дело!

Она глянула на Адриана, потом на меня:

– Ну что, пижамная вечеринка?

– Звучит заманчиво! – ответила я.

Пока Макси ходила за постельными принадлежностями, я сняла с Адриана обувь и носки. Вытащила ремень из петель, расстегнула рубашку, сняла прокладку со лба и заменила ее кухонным полотенцем, попавшимся под руку. А пока Макси раскладывала одеяла и подушки на полу, я смыла макияж, натянула пожертвованную хозяйкой дома футболку и прикидывала, что бы еще сделать полезного.

В гостиной Макси был камин. Как идеальная картинка, нетронутый, со стопкой березовых поленьев на решетке строго по центру. Я знала, как развести огонь. Хоть что-то хорошее.

Я не смогла отыскать газету, поэтому выдрала пару страниц из журнала, скрутила кренделями и подсунула под дерево. Проверила, открыт ли дымоход, проверила, что поленья – действительно настоящее дерево, а не керамическая бутафория под дерево в задумке известного дизайнера, затем зажгла спичку от коробка, прихваченного в баре «Звезда» в качестве доказательства Люси и Саманте, что я там действительно была.

Бумага вспыхнула, затем занялись поленья, и я удовлетворенно села на пятки.

– Ого! – воскликнула Макси, уютно устраиваясь в коконе из одеял и поворачиваясь к огню. – Как ты научилась этому?

– Мама научила, – ответила я.

Макси выжидающе посмотрела на меня, и я рассказала эту историю… Макси и, как обычно, малышу. О том, как мы отправились на рыбалку на Кейп-Код и как мама разводила костер, чтобы нам было тепло. Мы сидели вокруг огня: отец, сестра, брат и я, жарили зефир и смотрели, как мама в закатанных шортах, с загорелыми крепкими ногами, стоит в воде, забрасывая серебристую нить лески в черно-серую воду.

– Хорошие были времена, – протянула Макси, переворачиваясь на другой бок и засыпая.

Я полежала некоторое время, глядя широко раскрытыми глазами в темноту, слушая ее глубокое, тихое дыхание и храп Адриана.

– Ну вот ты и здесь, – тихонько сказала я себе.

Камин прогорел до тлеющих углей. Я чувствовала сладкий запах дыма на руках и в волосах, слышала, как волны накатывают на берег, видела, как небо из черного становится серым.

«Вот ты и здесь, – думала я. – Ты здесь!»

Я сложила руки чашечкой на животе. Малышка повернулась, плавая во сне, и сделала что-то похожее на сальто назад. Она, подумала я. Девочка, конечно.

Послав пожелания хороших снов Нифкину, который, как я полагала, прекрасно проводит эту ночь в одиночестве в роскошном отеле, я закрыла глаза и представила лицо мамы над этими кострами Кейп-Кода, такое счастливое и умиротворенное. И, чувствуя себя счастливой и умиротворенной, я наконец заснула.

16

Я проснулась в половине одиннадцатого утра. Камин спал. Макси и Адриан тоже.

Как можно тише я поднялась на второй этаж. Полированные деревянные полы, современные кленовые полки и комоды, в основном пустые. Мне было интересно, что чувствовала Макси, живя в нескольких домах и покидая их, как гусеница, сбрасывающая кокон. Мне было интересно, беспокоит ли ее это вообще. Я знала, что меня бы беспокоило.

В ванной комнате было полно всевозможных плюшевых полотенец, модного мыла и шампуней в бутылочках дорожного размера. Я долго простояла под горячим душем, почистила зубы одной из новеньких, запакованных зубных щеток из шкафчика, переоделась в футболку и чистые пижамные штаны, оказавшиеся в одном из ящиков комода.

Я была уверена, что мне понадобится фен и, возможно, помощник, чтобы хотя бы попытаться повторить то, что Гарт сделал с моими волосами прошлой ночью, но поблизости не наблюдалось ни того, ни другого. Поэтому я зачесала пряди назад, заколола, скрепив все это небольшим количеством какого-то роскошного и восхитительно пахнущего французского зелья для укладки. По крайней мере, я надеялась, что оно было для укладки. По настоянию отца в школе я учила латынь. Полезно для оценки в аттестате, но так себе, когда надо прочесть название туалетных принадлежностей кинозвезд.

Когда я спустилась вниз, Макси все еще спала, свернувшись калачиком, как очаровательный котенок, поверх груды одеял. Но там, где спал Адриан, лежал одинокий лист писчей бумаги.

Я его подняла.

«Дорогая Кэсси, – и я прыснула в кулак. Что ж, почти угадал. Меня и похуже называли. – Большое спасибо, что позаботилась обо мне прошлой ночью. Я понимаю, мы не очень хорошо знаем друг друга…»

Я фыркнула от снова подступившего смеха. Мы не очень хорошо знаем друг друга! Мы едва обменялись пятью фразами, до того как он вырубился!

«…но я вижу, ты очень добрый человек. И я уверен, ты будешь замечательной матерью. Прости, что мне пришлось уехать в такой спешке и мы не увидимся в ближайшее время. Сегодня утром я улетаю на съемки в Торонто. Так что, надеюсь, тебе понравится мой подарок, пока ты в Калифорнии».

Подарок? Что за подарок? Я развернула записку полностью, и на колени, соскользнув по животу, упал серебристый ключ. Ключ от машины.

«Срок аренды истекает в следующем месяце, – написал Адриан на другой стороне листа вместе с названием и адресом автосалона в Санта-Монике. – Забрось ее туда, когда будешь возвращаться домой. И наслаждайся!»

Я поднялась на ноги, медленно подошла к окну и, затаив дыхание, подняла жалюзи. Маленькая красная машинка все еще стояла на подъездной дорожке. Я перевела взгляд на ключ, обратно на машину и тихонько ущипнула себя, ожидая, что проснусь и обнаружу, что все это был лишь сон… что я все еще сплю в своей кровати в Филадельфии, с кучей книг для беременных на прикроватной тумбочке и Нифкином, который свернулся калачиком рядом с моей головой.

Макси зевнула, грациозно поднялась с пола и встала у окна рядом со мной.

– И что тут у нас?

Я показала ей машину, ключ и записку.

– Мне кажется, что я сплю.

– Это меньшее, что он мог сделать, – сказала Макси. – Адриану невообразимо повезло, что ты не обшарила его карманы и не сфотографировала его голым.

Я одарила ее невинным взглядом широко раскрытых глаз.

– А что, так можно было?

Макси усмехнулась.

– Побудь тут, – велела она. – Я привезу твою собаку, а потом засядем за твой план покорения Голливуда.

* * *

Я ожидала, что кухонные шкафы Макси будут пустыми, за исключением, может быть, продуктов, которыми, по моим прикидкам, питаются старлетки – мятных конфет, газировки, какой-нибудь пророщенной пшеницы или пивных дрожжей или чего-то еще, что гуру диеты предписывали им есть.

Но на полках Макси было все необходимое, от куриного бульона до муки, сахара и специй, а в холодильнике лежали свежие яблоки и апельсины, молоко и сок, масло и сливочный сыр.

Киш, решила я, и фруктовый салат. Я резала киви и клубнику, когда вернулась Макси. Она переоделась в черные облегающие бриджи и вишневую футболку с рукавами-фонариками, а еще на ней были большие черные солнцезащитные очки и заколки в волосах с искусственными, как мне показалось, рубинами. Нифкин щеголял красным ошейником из лакированной кожи, украшенным такими же драгоценностями, и соответствующим красным поводком.

Они оба выглядели очень величественно.

Я накрыла стол для Макси и, в отсутствие корма, угостила Нифкина небольшим кусочком киша.

– Как же красиво, – пробормотала я, любуясь солнечными бликами на воде, свежим бризом, колышущим воздух.

– Может, останешься ненадолго? – предложила Макси.

Я покачала головой.

– Мне нужно закончить дела и вернуться… – начала я, а затем остановилась. А ведь и правда, зачем мне спешить обратно? Работа могла подождать – у меня все еще оставалось свободное время. Пропуск нескольких занятий для будущих мам – не конец света.

Комната с видом на океан так манила, особенно учитывая неспокойную, слякотную весну Филадельфии. И Макси словно прочла мои мысли.

– Будет так здорово! Ты сможешь писать, я буду ходить на работу, мы можем устраивать званые обеды и зажигать камин. Нифкин может тут побегать… Я составлю для тебя портфель акций…

Мне хотелось прыгать от радости, но я не была уверена, что ребенок одобрит подобные телодвижения. Это место невероятно. У меня бы была возможность побродить вдоль прибоя. Нифкин мог погоняться за чайками. Мы с Макси могли бы готовить.

Должен был найтись какой-то подвох. Но я не видела, какой и где. И в то утро, когда светило солнце и накатывали волны, казалось, что легче позволить себе окунуться в это чудесное приключение, чем тратить гораздо больше времени на тщетные поиски.

* * *

После этого события завертелись с огромной скоростью.

Макси отвезла меня в небоскреб с голубовато-серебристыми стеклянными стенами и модной забегаловкой на нижнем уровне.

– Мы идем на встречу с твоим агентом, – пояснила она, нажимая кнопку седьмого этажа.

Я ломала голову в поисках подходящих вопросов.

– Она… она работает с писателями? – наконец выдавила я. – Она хороша?

– Да, и весьма, – сказала Макси, ведя меня по коридору.

Дойдя до одной приоткрытой двери, она резко постучала и сунула внутрь голову.

– Это чушь собачья! – выплыл в коридор женский голос. – Теренс, это полное дерьмище. Вот то, что вам нужно, и он совершенно точно закончит к следующей неделе…

Я заглянула через плечо Макси, ожидая, что голос будет принадлежать даме с платиновыми волосами и в кофте с наплечниками, с сигаретой без фильтра в одной руке и чашкой черного кофе в другой… Женская версия того мерзкого носителя солнцезащитных очков, который сказал мне, что в Голливуде нет толстых актрис.

Вместо этого за гигантской плитой письменного стола сидела фея с кремовой кожей и веснушками. На ней был бледно-зеленый джемпер, сиреневая футболка с кружевными фестонами и кеды детского размера. Ее белокурые с рыжиной волосы были собраны в неаккуратный пучок бледно-голубой резинкой. Она выглядела словно ей лет двенадцать.

– Это Вайолет, – гордо представила Макси.

– ЧУШЬ СОБАЧЬЯ! – снова припечатала Вайолет в трубку.

Я подавила желание положить руки на животе там, где предположительно были уши ребенка.

– Что думаешь? – шепотом спросила Макси.

– Она… эм-м… – протянула я. – Она похожа на Пеппи Длинныйчулок! Она достаточно взрослая, чтоб так выражаться?

Макси расхохоталась.

– Не волнуйся, – успокоила меня она. – Вайолет, может, и выглядит как девочка-скаут, но на самом деле она очень жесткая.

Произнеся прощальное «Чушь собачья», Вайолет повесила трубку, поднялась на ноги и протянула руку.

– Кэнни, приятно познакомиться, – сказала агент, как нормальный человек, а не как огнедышащий дракон, которым была только что. – Мне действительно понравился твой сценарий. И знаешь, что понравилось больше всего?

– Ругательства? – рискнула я.

Вайолет рассмеялась.

– Нет, нет, – сказала она. – Мне понравилось, что твоя главная героиня так верила в себя. Так много романтических комедий, где главную героиню должно что-то спасти… любовь, или деньги, или фея-крестная. Мне понравилось, что Джози просто спасла себя сама и все это время сохраняла веру в себя.

Ух ты! Я никогда не думала об этом с такой точки зрения. Для меня история Джози была исполнением желаний, чистой и простой историей о том, что могло бы произойти, если бы одна из звезд, у которых я брала интервью в Нью-Йорке, когда-нибудь посмотрела на меня и увидела больше, чем потенциальную пышечку в одежде большого размера.

– Женщинам охрененски понравится этот фильм, – предсказала Вайолет.

– Я очень рада, что ты так считаешь, – заулыбалась я.

Вайолет кивнула, сдернула с волос резинку, провела по ним пальцами и собрала свои кудри в чуть более аккуратную версию того же пучка.

– Мы попозже еще обсудим, – пообещала она, собирая в кучу блокнот, пригоршню ручек, копию моего сценария и что-то, похожее на типовой контракт. – А пока, давай заработаем тебе немного денег.

В итоге оказалось, что маленькая Вайолет – настоящий ас в переговорах.

Может быть, это командный голос и безостановочный поток непристойностей, слетающих с ее очаровательных губ, были настолько резкими, что трио молодых парней в строгих костюмах больше пялились на нее, чем оспаривали ее утверждение, что мой сценарий того стоил.

По итогу сумма, которую мне дали – одна часть должна была перейти мне в течение пяти дней после подписания договора, вторая – в первый день начала съемок, третья – после первого просмотра того, что я напишу дальше, – была невероятной.

Макси обняла меня, а Вайолет обняла нас обеих.

– А теперь иди и дай мне повод гордиться тобой! – скомандовала Вайолет, возвращаясь в свой кабинет и выглядя при этом, как ученица средней школы на пути с перемены на урок.

К пяти часам того же дня я сидела на веранде Макси с миской холодного винограда на коленях и бокалом безалкогольной виноградной газировки в руке, чувствуя невероятно сладкое облегчение.

Теперь я могла купить любой дом, какой захочу, или нанять няню, даже взять отпуск на целый год, когда родится ребенок. И что бы мне ни пришлось переписывать, это будет все равно лучше, чем столкнуться с Габби и ее безостановочной критикой, как в лицо, так и за спиной. Лучше, чем напрягаться, в седьмой раз переписывая письмо Брюсу.

То было тяжкой работой. Это – будет всего лишь игрой.

В тот день я часами висела на телефоне, громко сообщая хорошие новости маме, Люси и Джошу, Энди и Саманте, разным родственникам и коллегам. Всем, кого смогла вспомнить, кто разделил бы мое счастье. Затем я позвонила доктору Кей на работу.

– Это Кэнни, – сказала я. – Просто хочу сказать, что у меня все в порядке.

– Твоему другу лучше?

– Намного лучше, – ответила я и рассказала: как Адриан выздоровел, как я решила остаться у Макси, как крошечная Вайолет выбила мне все эти деньги.

– Будет отличный фильм, – хмыкнул доктор.

– Я пока даже не могу поверить! – воскликнула я, наверное, раз тридцатый за этот день. – Все кажется нереальным.

– Тогда просто наслаждайся, – засмеялся он. – Похоже, это прекрасное начало.

Макси прислушивалась, бросая Нифкину теннисный мячик, пока пес не свалился, тяжело дыша, рядом с кучей морских водорослей.

– Кто это? – спросила она, когда я положила трубку.

– Ну… он был моим врачом, когда я пыталась похудеть, до того как забеременела. Теперь, полагаю, мы друзья. Я звонила ему вчера ночью насчет Адриана…

– Похоже, он тебе нравится, – сказала Макси, многозначительно подвигав бровями. – Его на дом можно вызвать?

– Понятия не имею, – улыбнулась я. – Он очень милый. И очень высокий.

– Хорошо, что высокий, – серьезно покивала Макси. – И что теперь?

– Ужин? – предположила я.

– О, верно, – отозвалась Макси. – Я все забываю, что ты разносторонне одаренная личность. Ты можешь и писать и готовить!

– Не надейся, – хмыкнула я. – Давай посмотрим, что есть в холодильнике.

Макси заулыбалась:

– У меня есть идея получше насчет того, что нам надо сделать в первую очередь.

* * *

Охранник у входа в ювелирный магазин кивнул мне и Макси, потом широко распахнул тяжелую стеклянную дверь.

– Что мы здесь делаем? – прошептала я.

– Покупаем тебе подарок, – сказала Макси. – И совсем не обязательно шептать.

– Ты что, мой папик? – хмыкнула я.

– О нет, – совершенно серьезно ответила Макси. – Ты сама себе что-нибудь купишь.

Я уставилась на нее с открытым ртом.

– Что? Почему? Ты вроде должна призывать меня к экономии. У меня скоро родится ребенок…

– Конечно, ты будешь экономить, – ответила Макси. – Но моя мама говорила, у каждой женщины должна быть одна красивая, идеальная вещь, которую она купила себе сама. И ты, моя дорогая, теперь в состоянии так поступить.

Я шумно втянула воздух, как будто собиралась нырнуть в глубокую воду, а не просто пройти через ювелирный магазин. Комната была полна стеклянных витрин на уровне того, что раньше было моей талией, и каждая витрина ломилась от драгоценных украшений, искусно разложенных на подушечках из черного и голубовато-серого бархата.

Там были кольца с изумрудами, сапфирами, тонкие колечки из платины, украшенные бриллиантами. Висячие янтарные серьги и броши с топазами, браслеты из серебряной сетки, такой тонкой, что я едва могла разглядеть звенья, и кафы из чеканного золота. На меня смотрели сверкающие браслеты с маленькими балетными туфельками и миниатюрными ключами от машины… серьги из стерлингового серебра в форме пухлых сердечек… переплетенные полоски розового и желтого золота… сверкающие булавки в форме божьих коровок и морских коньков… бриллиантовые теннисные браслеты из тех, что носила мать Брюса…

Я остановилась и ошеломленно прислонилась к ближайшей витрине. Продавщица в аккуратном темно-синем костюме появилась с другой стороны так быстро, как будто ее телепортировали.

– Что вам показать? – тепло спросила она.

Я осторожно указала на пару самых маленьких бриллиантовых сережек.

– Это, пожалуйста, – попросила я.

Макси глянула мне через плечо.

– Не это, – нахмурилась она. – Кэнни, они совсем маленькие!

– Хоть что-то во мне может быть маленьким? – пошутила я.

Макси озадаченно посмотрела на меня:

– Зачем?

– Затем… – Мой голос затих.

Макси схватила меня за руку.

– Знаешь что? – строго сказала она. – Ты выглядишь чудесно. Ты выглядишь счастливой… и здоровой… и беременной…

– Не забывай об этом, – сказала я, смеясь.

Консультант тем временем разворачивала кусок черного бархата и раскладывала серьги поверх футляра – крошечную пару, которую я заказала первой, затем еще одну примерно в два раза больше. Каждый бриллиант был размером с отборную изюминку. Я взяла их в ладонь, наблюдая, как они сверкают, вспыхивая синим и фиолетовым.