Текст книги "Зеленая"
Автор книги: Джей Лейк
Жанр: Книги про волшебников, Фэнтези
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
Взяв нож, я выпрямилась и посмотрела на него.
– Право смерти применяется к женщинам?
– Вот оно что… – Карин широко улыбнулся. – Значит, ты все-таки еще поживешь… Зелёная! Нет, в нашем городе к женщинам Право смерти не применяется.
Нож я сунула на прежнее место, под трико. Стараясь не показывать, как у меня болит все тело, я кивнула на прощание Маленькому Карину, взяла свою сумку, в которой лежал шелк, расшитый колокольчиками, смешалась с толпой и устремилась к воротам. Я знала теперь, как двигаться в такой неразберихе, когда можно угрожать, а когда лучше тихо отойти в сторону. Маленький Карин был прав – мне не хотелось снова встречаться с Рави, тем более вдали от главаря, который защитил бы меня.
За несколько недель я откормилась; в моем кошеле звенели несколько медных монет – да-да, я обзавелась и кошельком, и одеждой, более пригодной для здешней невыносимой жары. Чтобы с успехом начать новую жизнь в Калимпуре, мне не хватало одного: мужского полового члена.
Внутри город оказался таким же многолюдным, как и у ворот. Правда, никто не требовал платы за проход, зато меня постоянно окружала толпа. В Медных Холмах люди ходили размашисто, как будто каждый из них видел перед собой отдельную тропу. Здесь все толкались и рвались вперед, текли, как вода в реке, а жили так тесно, что все слышали, чем занимаются соседи.
Сначала здешние дома показались мне странными до нелепости. Кроме того, множество народу жило просто на улице. Я видела целые семьи, которые располагались на циновках в окружении горшков и узлов; они как будто не замечали бурлящую вокруг толпу, как, впрочем, и толпа не замечала их. Здесь имелись и повозки, которые возили буйволы, но сами повозки сильно отличались от тех, какие я встречала по дороге. Калимпурские повозки не покидали пределов города. Они двигались по улицам медленно и как будто бесцельно. Сзади в раздернутых полотнищах виднелись полки, на которых лежали люди. Представители низших классов платили вознице половину медной монеты, влезали на повозку и устраивались там поспать.
Такие, с позволения сказать, гостиницы передвигались по всему городу, не останавливаясь. Хотя они и казались странными, они, вне всяких сомнений, были и практичными.
Так же – странно, но по-своему практично – калимпурцы обращались и с домашней птицей. Куры сидели в плетеных корзинах, поставленных одна на другую; такие пирамиды занимали совсем небольшое пространство. Птицы, можно сказать, жили друг у друга на головах и гадили друг на друга. По улицам носились шелудивые одноухие псы. Рядом с тощими мулами и надменными верблюдами шагали женщины, несшие змей на длинных шестах с рогульками на концах; на другом конце шеста висело ведерко, в которое прохожие бросали монеты.
На улицах я встретила представителей всех слоев местного общества. Правда, многих я видела и раньше, у городских ворот. Гордо шествовали красивые вельможи в прозрачных покрывалах; сзади их шлейфы придерживали слуги, согнувшись в три погибели. Шли торговцы в свободных блузах; за ними бежали глашатаи, которые что-то выкрикивали, размахивая над головой грифельными досками – вскоре я поняла, что посреди этого хаоса функционирует настоящая товарная биржа. В толпе попадались портовые грузчики, конторские служащие с грудами свитков, служанки с покупками, военные в парадных мундирах, в тюрбанах с перьями, с мечами за спиной.
Казалось, все здесь знают свое место и знают свою тропу, но мне неведомы были знаки, которым они следовали.
Я позволила толпе затянуть меня в свой водоворот. Казалось бессмысленным куда-то пробиваться – ведь я все равно не знала, куда мне идти. Несмотря на изуродованное лицо и надрезы на ушах, по калимпурским меркам я была одета достаточно прилично, чтобы не возбуждать подозрений. Карманные воришки пугались моего бешеного взгляда.
Ну а пахло в Калимпуре… То и дело я закрывала глаза, стараясь рассортировать разные запахи. Ноздри улавливали едкую чайную смесь, острый аромат карри, влажный мрак кардамона, человеческий пот, навоз различных видов, дым от костров. В Медных Холмах пахло камнем, соленой водой, углем и древесиной; в Калимпуре преобладали запахи еды, людей и скота.
Я шла на запахи, гадая, когда же решу, что мне делать с собой.
Целый день я бродила по городу. За две пайсы я купила жареного голубя, завернутого в банановые листья, кучку красноватого риса и щепотку странного оранжевого порошка, который едва не сжег мне губы. Я понимала, что торговец взял с меня за еду втридорога, да еще и посмеялся надо мной, но готова была заплатить за свое обучение.
Дорога шла вдоль городской стены и вела к порту. Там я наконец увидела что-то знакомое: склады во всем мире строятся примерно одинаково, как бы ни хотели выделиться строители. В порту я увидела множество чужестранцев. Передо мной проходили люди с Каменного Берега, из Ханьчу, люди с кожей красной как помидор, оборотни, огромные, неуклюжие твари, и злобные меднокожие матросы, которые носили кинжалы в складках кожи, прорезанных на лбу.
Мне не встретился ни один соплеменник Танцовщицы. И все же в толпе моих смуглокожих земляков то и дело попадались чужестранцы, и мой глаз сразу отличал их, как специи в похлебке.
Хотя мне трудно было судить на глаз, калимпурский порт занимал огромное пространство: примерно двадцать фарлонгов из конца в конец. И торговля здесь велась более оживленная, чем в гавани Медных Холмов – правда, там я побывала всего два раза. И почему Каменный Берег считает себя центром мировой торговли?
В другой части города улицы были уже; по местным меркам, их даже нельзя было назвать многолюдными, хотя по ним все равно двигались толпы народу. Зато я любовалась стоящими с обеих сторон богатыми домами. Они как будто старались перещеголять друг друга пышностью, красотой и необычностью. Я любовалась высокими куполами, винтовыми лестницами и непонятными завитушками из железного дерева и разноцветного стекла.
Пройдя весь город из конца в конец, я повернула назад, к центру, и скоро снова очутилась в толпе. Перед тем как я вернулась к тому месту, откуда утром начала свой обход, я прошла мимо четырех городских ворот.
Полдня я в изумлении кружила по городу и к вечеру прошла более пятидесяти фарлонгов. С наступлением сумерек я попросилась ночевать в спальную повозку; свободное место оказалось лишь в четвертой по счету. Я не знала, где еще можно безопасно отдохнуть. Каждый участок земли, по которому не шли толпы народу, кому-то принадлежал, как Маленькому Карину принадлежал клочок земли за воротами.
К концу следующего дня я пришла в отчаяние. Деньги у меня почти закончились. Я не знала, как грабить прохожих в большом городе, не привлекая к себе внимания. За мной самой повсюду следовали карманные воришки. Вскоре я догадалась, что все не просто так.
Кто-то за мной следил!
Может, снова наняться на корабль? Но я ничего не умею; могу только готовить. Неизвестно, удастся ли мне скрывать от матросов свой пол в течение всего путешествия. Да и потом, куда мне плыть? Уж точно не назад в Медные Холмы! Как только все поймут, что Правитель сгинул из-за меня, мне наверняка отрубят голову… Куда мне податься? В страну красных людей, мимо которых я только что прошла? Там я буду чужестранкой, не знающей языка и не имеющей никакой цели.
Правда, и в Калимпуре я не знала, что делать, хотя была здесь не совсем чужой. На селю я изъяснялась уже вполне сносно.
Вдруг я вспомнила слова старой паломницы: «Если тебе понадобится помощь, приходи к храму богини Лилии и спроси матушку Мейко». Может, они принимают на работу преступников и хулиганов, которые защищают алтарное золото и гоняют попрошаек? Старуха сразу догадалась, что я – женщина. Рано или поздно мне придется кому-то открыться. Лучше сделать это в храме богини – покровительницы женщин, чем на людной улице. Маленький Карин довольно быстро разгадал мою тайну; значит, не так уж хорошо я маскируюсь.
Голова болела от трудных мыслей; кишки тоже взбунтовались. Меня сильно мутило. Может, съеденный голубь оказался несвежим, а может, сказывались старые раны, растравленные долгой прогулкой.
Я начала расспрашивать, как пройти к храму богини Лилии. Прохожие не отвечали; наконец ко мне обратился один из карманных воришек – целая стайка их следовала за мной по пятам:
– Он называется храмом Серебряной Лилии. Иди прямо до статуи Кабана Маджа. Там поверни на север и иди до Кровавого фонтана.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Ты мне надоел, – пожаловался воришка. – Иди в свой храм, а я пойду домой.
Я решила не спрашивать, кто приставил его следить за мной. Работая на Маленького Карина, я успела понять, как делаются дела в Калимпуре. Я пошла к храму, гадая, что за жидкость наполняет Кровавый фонтан и является ли он священным для богини Лилии.
«Может, она – покровительница, за которой я могу последовать», – подумала я. Руки мои были обагрены кровью двух человек, не считая праха Правителя и его приспешников.
* * *
Кровавым фонтан назвали потому, что чаши его были сделаны из ярко-красного мрамора. Прежде чем попасть в чашу, вода стекала по семи мраморным ступеням, сплошь покрытым резьбой. Резьбу, впрочем, сгладила вода; красные плитки издали казались маленькими пухлыми подушками.
Фонтан воздвигли посреди площади, которую огибали бесконечные толпы. От площади лучами, как спицы в колесе, расходились пять улиц, которые вели в разные части города. Площадь обступали многочисленные строения. Не привыкшая к особенностям местной архитектуры, я не сразу поняла, которое же из них – храм.
В толпе я прошла мимо постоялого двора; издали могло показаться, что на первом его этаже начался мятеж. С трудом протолкавшись по запруженным людьми и повозками улицам, я очутилась перед базаром, который закрывался на ночь. Судя по запаху и немногочисленным клеткам, в которых что-то звенело и гремело, здесь торговали домашней птицей и мелким рогатым скотом. Чуть поодаль стояли лотки, уже закрытые навесами.
Базарная вонь заставила меня вспомнить о протухшем голубе. Меня снова замутило; я брела дальше, еле сдерживаясь. Неподалеку заметила лавку, где торговали тканями и готовым платьем. В другое время мне, наверное, захотелось бы в нее заглянуть. Перейдя еще одну улицу, я увидела здание с остроконечным куполом, похожим на гигантскую головку чеснока. Может быть, это и есть храм? Верхние ярусы серебрились на солнце. Нижние этажи, деревянные и кирпичные, как будто выстраивали как попало. Мельком я увидела кусок величественной мраморной лестницы того же цвета, что и чаша Кровавого фонтана; недавно выстроенные стены почти целиком заслоняли ступени.
Здание показалось мне многообещающим. Я поднялась по ступеням, переступая через нищих. Они спали ближе к верхней площадке, рядом со скругленным дверным проемом, в котором я не увидела самих дверей. Снаружи казалось, что в залах царит полный мрак.
Я вошла, и у меня сразу стеснило грудь от запаха благовоний, густого и насыщенного. Снова замутило; я упала на колени у небольшой скамеечки, и меня вырвало на мраморный пол.
Ко мне подошла женщина в светлых одеждах и, поджав губы, осмотрела меня. В тусклом освещении она гораздо больше походила на ханьчуйку, чем на селистанку. Возраста она была среднего, ни молодая ни старая, с благородной внешностью.
– Матушка Мейко так и говорила, что ты придешь, – обратилась она ко мне. – Правда, я бы предпочла, чтобы твое появление оказалось не таким… ярким. – Она помогла мне встать и отряхнуться. – Пусть ты и не слишком хитра, дорогая моя, зато умеешь входить с шиком!
На следующее утро я проснулась на узкой кровати под высоким треугольным окном. Солнечный свет проникал внутрь вместе с птичьим гомоном. Рядом со мной на низком табурете, опираясь на клюку, сидела матушка Мейко.
– Зря ты наелась сушеного оранжевого перца, – заметила она. – Его называют «гномьим колпаком». Так и умереть недолго!
Я задышала открытым ртом – в нем как будто поместилось содержимое птичьей клетки, стоящей в самом низу пирамиды.
– Я пока жива, матушка.
– Да, девочка. – Матушка Мейко помолчала, поджала губы, а потом уверенно объявила: – Ты ведь девочка, кого бы ты ни убила!
Сон мигом слетел с меня. Я стала озираться по сторонам. Непонятно, где дверь; как выбраться отсюда? Только бы выйти, а там как-нибудь убегу по крышам… Но в такое узкое окошко не пролезла бы даже я.
Матушка Мейко коснулась меня своей клюкой:
– Послушай-ка, ты. Я пришла не для того, чтобы вершить правосудие.
Я решила не хитрить:
– Благодарю за ночной отдых; вы все мне очень помогли. Но сейчас я бы хотела отправиться дальше.
– Ничего подобного! – Матушка Мейко снова дотронулась до меня клюкой. – Ты чужестранка, хотя по лицу – селистанка, как и я. И все же ты не выживешь здесь в одиночку, потому что почти ничего не знаешь о наших краях. Ты несешь на себе тяжкое бремя и обладаешь необычными навыками. – Она снова коснулась меня клюкой. – Такие навыки, как у тебя, даются не везде – особенно девушкам.
Она говорила на селю; хотя я понимала, что вспыльчивость мне не поможет, я ничего не могла с собой поделать.
– Матушка, прошу, зовите меня Зелёная.
– Зелёная… – Старуха снова оперлась на свою клюку и некоторое время внимательно разглядывала меня.
Первое время я не отводила взгляда, а потом сдалась. Движимая любопытством и страхом – взрывоопасной смесью, – я не удержалась и спросила:
– Как вы догадались, что я убила человека?
Матушка Мейко хмыкнула и довольно долго не отвечала. Наконец она сказала:
– Девушки твоего возраста обычно не ходят с такими ножами, как у тебя. – Я невольно ощупала ногу – проверить, на месте ли мое оружие. Нож никуда не делся. – На дороге ты вела себя так, словно нож – это змея, а иногда – как будто нож твой лучший друг. Я сразу поняла, что когда-то этот нож оказал тебе большую услугу. Какую услугу может оказать нож девушке? Скорее всего, он спас ей жизнь… или, может быть, честь?
– И то и другое, – кивнула я.
– Ты знаешь о Праве смерти?
– Да.
– Убить в первый раз очень трудно. Убивать во второй раз легче. На третий раз убийство превращается в привычку.
Странно было слушать, как женщина, по возрасту годившаяся мне в бабушки, так непринужденно рассуждает об убийстве. Как будто убийство – дело совершенно обычное. Внешность и слова матушки Мейко располагали к откровенности.
– Я уже убила… двоих.
Матушка Мейко сразу подметила мое смущение.
– Только двоих?
– Только двоих.
Она снова хмыкнула и надолго задумалась.
– Ты как-нибудь отметила свои преступления?
– Меня страшно вырвало, а потом я долго плакала. – Я вздохнула. – Я помолилась за их души, хотя ни один из них по большому счету не был достоин моего сожаления.
Матушка Мейко так подалась вперед, что я испугалась: вдруг упадет с табурета? Затем она взяла меня за руку:
– В таком случае твоя душа еще при тебе. Возможно, здесь найдется для тебя место.
– Могу ли я убить в третий раз?
От улыбки матушки Мейко кровь застыла у меня в жилах. Сердце ушло в пятки.
– Да. Если ты найдешь в себе силы убить в третий раз.
– А… как же те, кто обладает Правом смерти?
– Моя милая Зелёная, как по-твоему, а мы-то кто?
Я надолго задумалась. Может быть, она и подослала уличных воришек следить за мной? Даже Маленький Карин мог подчиняться этой женщине. Пусть она уже старуха, пусть глаза ее почти не видят, а лицо покрыто сеткой морщин; она не менее ужасна, чем заговорщики при дворе Правителя в Медных Холмах.
В тот миг я боялась ее так, как не боялась никого в жизни. Я поняла, что отсюда мне никуда не деться. Не убежать от нее. Особенно в этом городе.
Я заставила себя улыбнуться, хотя матушка Мейко, конечно, понимала, что улыбка притворная.
– Тогда я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством!
– Никогда не видела, чтобы сюда принимали таких перестарков, как ты, – сказала мне девочка с заостренным личиком. Носик у нее был узкий, как у моей бабушки. При знакомстве она промямлила свое имя так быстро, что я его не запомнила. Облаченная в блеклое одеяние, она выглядела ненамного моложе меня. Похоже, ее приставили руководить мною. Следом за ней я шла по извилистому коридору.
– А обычно сколько лет… тем, кого сюда принимают?
– Я была младенцем, – с гордостью ответила моя спутница. – Меня подбросили к Двери Слоновой кости.
Меня тоже похитили в младенческом возрасте! Но никто не приносил меня к тайному входу в женский храм.
– Мне двенадцать, скоро будет тринадцать.
– Понятно. Ты ведь с востока? Из Бхопуры?
– Откуда ты…
Девочка покачала головой:
– В твоих вещах я увидела расшитый колокольчиками шелк. Только бхопурские крестьянки пришивают колокольчики к куску материи… Напрасная трата времени и сил! Впрочем, иногда крестьянки с востока выходят за здешних вельмож… И все-таки им не понять, что такое настоящее искусство!
Я воспылала немедленной и глубокой неприязнью к этой девочке.
– Я много путешествовала.
– Зачем? Все самое лучшее здесь, в Калимпуре.
Мы очутились в просторных покоях с высокой алебастровой ванной, вделанной в пол. Остролицая девочка тут же скинула свой небеленый халат, сняла сандалии. Грудь у нее была еще совсем плоская; я застеснялась своих холмиков.
– Пойдем купаться!
Мне пришлось дольше снимать с себя мужскую одежду. Когда я сняла сандалии и положила на пол нож, она присвистнула:
– Нам не позволяют носить такие ножи, пока мы не отогнем Шестой Лепесток!
– Что? – не думая, переспросила я. Мне совсем не хотелось откровенничать с этой неприятной девочкой.
– Мы проходим испытания. Охотимся с разными видами оружия, доказывая, что достойны лучшего… – Помолчав, она с восхищением продолжала: – Должно быть, ты очень кому-то понравилась!
– Только в жизни, – буркнула я. Смущенно прикрыв рукой груди, я скользнула в ванну.
Девочка бросила в воду травяные шарики и душистые соли, а потом спустилась сама. Вскоре вода помутнела, и мне стало легче. Некоторое время она разглядывала меня, не сводя с меня пристального взгляда.
– Ты вся в синяках, я заметила, – сказала она наконец. – Кто-то тебя очень сильно избил.
Я решила, что лучше ответить правду:
– На меня набросились восемь или десять человек сразу!
Девочка взволнованно наклонилась ко мне:
– Ты заставила их пожалеть о том, что они сделали?
– Они и так пожалели, – сухо ответила я. – Потому-то они меня и избили.
Не знаю почему, но мой ответ произвел на нее сильное впечатление.
Некоторое время мы сидели молча. Очевидно, моя новая знакомая стеснялась и все же попыталась для начала умаслить меня. Наконец она не выдержала:
– Я помогу тебе вымыть голову, дам чистую одежду и отведу к матушке Ваджпаи. Вряд ли тебе разрешат оставить свой нож при себе… Клинки не носят оружия, по крайней мере в храме.
«Клинки»… Интересное слово! Несмотря на то что в ванне я расслабилась, а боль и усталость начали проходить, мой разум не дремал.
– Повтори, как тебя зовут? – нехотя сказала я. Назвать ее «девочкой» у меня язык не повернулся.
– Самма, – тихо и как будто смущенно ответила новая знакомая.
– Красивое имя.
– Нет, некрасивое! – Она показала мне язык. – Ты приехала издалека и ничего не знаешь. В наших краях так в основном называют собак.
– Как же мне называть тебя?
– По имени, – с несчастным видом ответила Самма.
– Имена можно менять, поверь мне. – В конце концов, из-за своего имени я убила человека!
– Ты странная, Зелёная!
Прижавшись спиной к скругленному бортику ванны, я наклонила голову вперед:
– Да, наверное… У меня болят плечи. Ты не поможешь мне вымыть голову?
Мне было очень приятно, когда она, намыливая мне волосы, касалась грудью моей спины – как будто лила бальзам на мои раны. Я и не представляла, что мне так больно! Бывает ли больно обычным детям, которые растут у любящих родителей? Когда Самма начала ласкать пальцами мою шею и плечи, меня пробила такая дрожь, что я едва не потеряла сознание.
Наконец, вымывшись и одевшись, мы отправились к матушке Ваджпаи. Нож я завернула в купальное полотенце, чтобы не демонстрировать оружие при первом же знакомстве.
Матушка Ваджпаи оказалась той самой женщиной, которая первой подошла ко мне в храме Серебряной Лилии. Сегодня она была одета в красное шелковое платье и плотную куртку, простеганную серебристыми нитями. Волосы ее были зачесаны наверх и подхвачены тугой рубиновой сеткой; глаза были подведены порошком того же цвета.
– Матушка Ваджпаи! – воскликнула я, склоняя голову.
Самма дотронулась до моего плеча – наверное, пожелала мне удачи – и удалилась, закрыв за собой закругленные двойные двери, в которые мы с ней только что вошли.
Комната, в которой я очутилась, была треугольной в плане, небольшой, но высокой, со сводчатым потолком. Матушка Ваджпаи сидела как бы в остром углу. Кроме ковров и подушек на полу, никакой мебели в комнате не было.
– Ты Зелёная, – сказала матушка Ваджпаи. – Матушка Мейко очень хвалила тебя, хотя она редко кого-то хвалит.
– Мы с ней познакомились в пути. Какое-то время шли вместе, правда, не разговаривали.
Матушка Ваджпаи сложила пальцы рук домиком и кивнула.
– Матушка Мейко очень, очень хорошо умеет слушать. Особенно тишину.
Пришлось признать, что моя собеседница права.
– Да, – уныло кивнула я.
– Ты здесь чужестранка.
Поскольку это был не вопрос, то и отвечать не потребовалось.
– Тебя воспитали за морем, – продолжала матушка Ваджпаи после короткой паузы. – На Каменном Берегу. В Хокхэрроу или, может, в Медных Холмах?
– В Медных Холмах, матушка.
– Кто-то не пожалел сил и средств на твое воспитание. – Она обошла меня кругом и встала сзади. – Здесь, в Калимпуре, о женщинах заботятся мало. Иногда, очень редко, женщина воспитывает себя сама. – Матушка Ваджпаи сделала полный круг и остановилась напротив меня.
Вспомнив, что почти так же меня в свое время осматривал Управляющий, я вспылила:
– Я не стану ничьим орудием! Я не буду мечом ни в чьей руке!
– Все люди – орудия в чьей-то руке. – Матушка Ваджпаи нагнулась и посмотрела мне прямо в глаза: – Таков замысел Творения. Секрет в том, чтобы выбрать, чьи пальцы будут перебирать тебе волосы.
– Чьи пальцы перебирают ваши волосы, матушка? – спросила я самым своим противным голосом.
Зубы ее сверкнули в улыбке, как солнечные лучи; я увидела, что они сделаны из слоновой кости, оправленной в серебро. Никогда еще я не видела таких зубов, и первое время лишь дивилась их необычности.
– Моя маленькая Зелёная, я служу богине Лилии. Ни один мужчина не владеет мной. Ни один закон не предписывает, куда мне идти. Ни один властитель не осаживает меня!
– Да… – Я сразу разглядела расставленную ею ловушку. – Зато ваша богиня держит в своих руках ваше сердце… Кем бы она ни была.
– Ты выросла в Медных Холмах, девочка моя. Тамошние боги долго молчали, и люди Медных Холмов беспечно идут своей дорогой. Но однажды они поплатятся! Ты, видимо, не совсем понимаешь, что такое богиня.
– Богиня – то же самое, что тульпа, только очень большая.
По-прежнему склоняясь ко мне, матушка Ваджпаи рассеянно покачала головой:
– Тульпы… Деревенское суеверие! Мелкие духи, которых обожествляют невежественные крестьяне и лицемерные монахи!
Я-то считала тульп своего рода зародышами богов… Или, наоборот, очень древними богами, которые постепенно истаяли. Разбились на куски, как в старинных преданиях.
Матушка Ваджпаи продолжала:
– Нет, Зелёная! Богиня – сумма всех ее верующих, всех молитв и надежд, всех проклятий и всего отчаяния, с какими к ней обращаются. Наша богиня управляет жизнью всех женщин. Темной ночью она утешает изнасилованную девочку, брошенную умирать в припортовом переулке; светлым днем радуется на свадьбе самой высокородной княжны в нашей стране. Рука богини Лилии на моем сердце – моя собственная рука, умноженная тысячекратно. Мы служим ей, как она служит нам. Мы – она, а она – это мы.
Я слушала ее невнимательно, отнесясь к ее словам как к трескучим фразам, рассчитанным на дешевый эффект. Я прочла много таких фраз в книгах госпожи Данаи. И все же я понимала, что боги существуют на самом деле. Таким был спящий Чернокров, бог Септио в Медных Холмах. В годы учения я прочла множество историй, мифов и легенд о происхождении богов. Боги в книгах госпожи Данаи бывали задиристыми, ребячливыми, мстительными, злобными. От худших из людей их отличала лишь способность властвовать.
В тот миг мое юношеское неверие слегка пошатнулось.
– Наверное, так и есть, матушка, – вежливо сказала я.
Матушка Ваджпаи выпрямилась в полный рост.
– Разумеется, ты мне не веришь. Да и как тебе поверить? Ты явилась к нам из страны отступников. В Калимпуре тебе не место. Я знаю, как тяжело тебе пришлось у городских ворот. Ты…
– Вы ничего не знаете обо мне, матушка, – перебила ее я. – Даже понятия не имеете!
Матушка Ваджпаи покачала головой:
– Девочка твоего возраста не убивает человека без веских на то оснований. Куда ты пойдешь? В сердце твоем угнездился гнев, а руки умеют только одно: убивать!
Пришлось признать: кое-что обо мне она все же понимала.
– Я что-нибудь придумаю, – угрюмо ответила я. Мне очень хотелось бежать от нее.
– У нас для тебя открыто множество путей.
– Какой путь ждет убийцу-сироту? – парировала я. – Заблудшую с глазами, по которым видно, что она убийца? Я много знаю о пустяках и совсем не знаю главного…
– У нас открыт путь для девушки, которая умеет сохранять равновесие и управляться с ножом… Готова поспорить, что у тебя есть и другие таланты.
– Я умею приготовить настоящее пиршество, сшить одежду, которая подходит для жены правителя, и играть на девяти музыкальных инструментах, – сказала я.
– В этом я нисколько не сомневалась, – ласково ответила матушка Ваджпаи. – В нашем храме имеется орден защитниц. Клинки защищают молодых и старых женщин, которые служат богине Лилии. Если нужно, они исполняют волю богини. Их путь может стать твоим.
«Испытывает? Запугивает?» – подумала я. Впрочем, какое это имело значение?
– Вы предлагаете мне вступить в ваш орден Клинков. Обещаете приют и покровительство в обмен на мои таланты.
– Да. – Рот у нее скривился, и лицо стало печальным. – Твои таланты… Нам очень не хватает девочек, обладающих нужными нашему храму навыками. Особые навыки требуются и в служении у алтаря, и в палатах целительниц, и среди Юстициариев. Но особенно – среди Клинков Лилии.
– Убить в первый раз трудно, – сказала я, вспомнив слова матушки Мейко. – Убить во второй раз легче. Третье убийство превращается в привычку. Большинству ваших воспитанниц не хочется вступать на трудный путь, верно?
– Верно. – Она вздохнула. – Зато Клинки обладают Правом смерти.
В голову мне пришел неожиданный вопрос:
– Кто же возглавляет орден Клинков?
– Что ж, моя дорогая… – Матушка Ваджпаи улыбнулась. – Его возглавляю я. – С этими словами она вдруг вскочила и продемонстрировала великолепный замах ногой, которая поднялась очень высоко, на уровень ее ладоней.
Я целый месяц передвигалась пешком, а до этого месяц плыла по морю, но до того много лет тренировалась с Танцовщицей. Мое тело не забыло уроков. Уклонившись, я перешла в наступление, ударив ее по второй, опорной, ноге.
«Никогда не бей, если у тебя есть выбор, – учила меня Танцовщица. – Тебя, скорее всего, собьют с ног».
Матушка Ваджпаи лишний раз подтвердила правоту моей наставницы. Рукоятка моего туго обернутого ножа скользнула рядом с ее коленом, а я всей тяжестью обрушилась на ее лодыжку.
Она упала на пол, запутавшись в полах красного шелкового халата, но успела больно схватить меня за ухо. Мы сплелись в схватке на полу, среди подушек. Очень скоро, не выпуская уха, матушка Ваджпаи приставила к моему горлу острие ножа.
– Очень хорошо, – прошептала она. Ухо у меня горело от ее острых ногтей. Я боялась пошевелиться. – Новеньким еще ни разу не удавалось сбить меня с ног на первом же уроке. Правда, ты не совсем новенькая…
– Для меня это почти привычка.
– Тебе предстоит еще многому научиться. Мы закончили. – Она отпустила меня. – Ну как, остаешься?
– Мне некуда идти, – без выражения ответила я, отодвигаясь от нее.
– Теперь есть куда. – Матушка Ваджпаи быстро и плавно вскочила, хотя я понимала, что у нее болит колено. – Считай себя одной из нас!
И все же мне не хотелось быть ничьим орудием.
– Я вступила в ваш орден?
– Еще нет. Тебе предстоит какое-то время подождать. Ступай с Саммой. Она ждет за дверью. Самма покажет тебе общую спальню и познакомит с матушками-наставницами.
Одернув свой полотняный халат, я ответила:
– Я не желаю больше никому подчиняться.
– Иди, Зелёная. Все будет хорошо.
Некоторое время все действительно было хорошо. Меня поселили с претендентками ордена Лилейных Клинков. Самма стала моей соседкой в общей спальне и за столом в трапезной; что еще важнее, она показывала мне дорогу в тренировочные залы, объясняла, как ориентироваться в лабиринтах коридоров храма Серебряной Лилии. Мы вместе стояли на службах и возносили молитвы богине Лилии.
Новая жизнь немного напоминала мое заточение на Гранатовом дворе. Правда, если тамошнее существование можно было назвать тенью, то теперешнее стало светом. В то время как госпожа Тирей держала меня в четырех стенах и не позволяла ни с кем видеться, матушки-наставницы повсюду водили за собой группку претенденток. Нас, тех, кто должен был проходить испытания – Лепестки, – набралось девять.
Другие девушки готовились вступить в другие ордена богини Лилии. Вскоре я узнала, что храм принимал и девушек из знатных и богатых купеческих семей; претендентки приходили не только из Калимпуры; они стекались со всего Селистана. Претендентка должна была отказаться от наследства и оставить все мирские дела. Ее жизнь посвящалась богине. Взамен она получала право жить в относительной роскоши и заниматься традиционно мужскими искусствами и ремеслами, например целительством и правом.
Знатные претендентки и претендентки из богатых семей не забывали о своем происхождении. Те из них, кто готовился вступить в орден Целителей или Юстициариев, гордо шествовали впереди всех на службах и праздниках. Иногда они появлялись при дворах знатных домов. В отличие от Медных Холмов в Калимпуре существовала вполне разумная система правления, хотя иностранцам трудно было разобраться в ней.
Совсем другими были Клинки. Из нашей девятки только одна девушка, Яппа, происходила из купеческой семьи; первое время она собиралась стать Юстициарием, но потом, уже на уровне второго Лепестка, перешла к Клинкам. Остальные девушки родились в нищете. Многие были подкидышами или внебрачными дочерьми незамужних матерей.
И конечно, среди нас была одна иностранка – я.
Хотя цветом кожи я не отличалась от прочих селистанцев, мое лицо со шрамами выделялось в толпе. Ребенка с такой внешностью, как у меня, наверняка утопили бы в реке. Девушку постарше выкинули бы на улицу и заставили попрошайничать. Более того, на родном языке я говорила с сильным акцентом. И самое главное, голова моя была устроена совсем по-другому.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.