Текст книги "Зеленая"

У самого алтаря, посреди священного круга, стояла Верховная жрица. Эту роль всегда исполняла самая старшая представительница ордена Жриц, хотя ее выдвигали главы Юстициариев, Клинков – с тех пор как я попала сюда, орден Клинков возглавляла матушка Мейко, – а также Целительницы и Наставницы.

До тех пор мне почти не приходилось общаться с Верховной жрицей. Годы отбелили ее кожу, посеребрили волосы, и она стала похожа на северянку, которая никогда не загорает под слабым северным солнцем. Верховную жрицу звали матушка Умаавани, хотя никто, кроме матушки Мейко, не обращался к ней по имени.

Верховная жрица стояла неподвижно и смотрела на меня своими выцветшими глазами. Мы медленно спускались вниз по ступеням между ярусами. Я спиной чувствовала, что матушка Аргаи по-прежнему целится в меня из арбалета. А может, и не она одна, а весь отряд, наспех созванный матушкой Виштой.

Странно ловить на себе пристальный взгляд старой женщины, которую обычно занимают лишь молитвы и обряды. Странным было отсутствие благовоний, курильниц, колокольчиков, деловитых претенденток. Как будто нас осталось только трое: я, рассерженная Верховная жрица и та, что была самой старой моей наставницей и самой последней любовницей.

Я не сводила взгляда с Верховной жрицы. Взгляд у меня, я знала, был тяжелый; даже матушка Гита отворачивалась, когда меня охватывал гнев. Но на Верховную жрицу мой взгляд не действовал – как и на матушку Мейко.

Скоро я спустилась к священному кругу и встала на его краю. Я никогда не заходила сюда; думала, что окажусь здесь, лишь когда буду вступать в орден Клинков.

Должно быть, Верховной жрице пришли в голову те же мысли, потому что она обратилась ко мне со словами:

– Зелёная, не так я надеялась встретиться с тобой!

– Матушка! – Она единственная во всем храме Лилии не требовала, чтобы к ней обращались по имени.

– Дорогая, похоже, ты навлекла на себя серьезные неприятности.

Хотя говорила она тихо, почти ласково, лицо ее было суровым. Возможно, когда-то давно она патрулировала город в отряде Клинков… Правда, наверняка я ничего о ней не знала, однако, судя по жесткости лица…

– Я сделала то, что требовалось, матушка.

– Ах да. – Верховная жрица начала расхаживать перед огромной серебряной лилией, как будто беседовали только мы вдвоем, без Танцовщицы, стоящей сбоку от меня, и более двухсот зрителей. – Откуда ты знала, что именно от тебя требовалось? С тобой говорила богиня?

– Она часто говорила со мной, – храбро ответила я. Если удастся растормошить их всех, есть надежда, что нас отпустят отсюда живыми. – Только я не всегда понимала, что от меня требуется. Матушка, ее голос похож на дальний гром, который говорит о дожде, но не о том, сколько воды натечет на мой порог.

– Да, дитя, иногда богиня выражает свою волю не впрямую. – Голос Верховной жрицы был исполнен печали. – Если она сама не сказала тебе, что от тебя требуется, как ты поняла, что нужно сделать?

Не понимая, куда ведут вопросы Верховной жрицы, я глубоко вздохнула. Постараюсь отвечать честно и угадать, куда она клонит.

– Матушка, я судила по себе.

– Неужели глава ордена Клинков и другие наставницы не внушили тебе единственный Закон Лилейных Клинков?

Да-да, она пыталась заманить меня в ловушку, но я быстро сообразила, как лучше ответить. Что толку изображать невинность?

– Мы не судим.

– Она судила! – воскликнула Верховная жрица голосом, который дошел до самых верхних ярусов святилища. – Хотя мы учили ее так не делать!

Кто-то захлопал в ладоши; сидящие в зале женщины возбужденно заговорили все разом. Насколько я поняла, Верховная жрица в основном обращалась к представительницам Уличной гильдии и Дома Выпей.

Я поняла, что должна настаивать на своем. Жрицы не собираются затыкать мне рот; в противном случае матушка Вишта предупредила бы меня по дороге в святилище.

– Матушка, но ведь на самом деле мы судим каждый миг! – громко воскликнула я. – Нас приучают решать, когда лучше оставить оружие в ножнах… Мы определяем, в какой спор вмешаться, а в какой нет… Мы все время судим, ибо совсем не судить – гораздо хуже, чем иногда совершать ошибки.

– Ты… не… судишь! – с расстановкой произнесла Верховная жрица. – К тому же в гордыне своей ты привлекла в наш город опасную иностранку!

Настало самое трудное. Я повернулась к Танцовщице. Как ни странно, она держалась спокойно, хотя и догадывалась, что попала в беду. Хотя Танцовщица не понимала слов, она отлично понимала интонацию.

Если бы Танцовщица была местной жительницей, смертный приговор ей бы не грозил. Поскольку она была иностранкой, ее жизнь висела на волоске.

Вдруг меня осенило, и я невольно улыбнулась. Мы и так на самом дне глубокого колодца; можно ли упасть еще ниже?

– Матушка, она – не опасная иностранка. Матушка Вишта и матушка Аргаи сказали мне, что она – животное. – Откашлявшись, я закричала во всю глотку: – На животных не распространяется Право смерти!

Кто-то в верхних рядах захлебнулся смешком, но его быстро зашикали.

– Будь осторожна в своих желаниях, – как ни в чем не бывало заметила Верховная жрица. – Если она животное, мы посадим ее на цепь в тренировочных залах и будем оттачивать на ней мастерство претенденток!

Я вспомнила многочисленных свиней и собак, убитых мною, и вола, с которым я еще так недавно хотела сразиться, и мне стало тошно. Все пропало! Молить о пощаде бесполезно – да и бессмысленно. Почти никто не проявлял ко мне милосердия; его почти не было и в моем сердце.

Я снова возвысила голос:

– Матушка, в чем я провинилась? В том, что пытаюсь помочь своей наставнице в беде? У нас на Каменном Берегу нет таких храмов, но она была моей наставницей. Это почти одно и то же. Ради нее обнажила я свой клинок, как обнажила бы его ради вас!

Верховная жрица долго и грустно смотрела на меня.

– Ты сказала «у нас на Каменном Берегу»… Ты, конечно, хотела сказать «у них на Каменном Берегу»?

В верхних рядах поднялся шум. Мне на лицо упала одна капля воды, за ней другая. Я задрала голову, но увидела лишь верхнюю точку далекого купола святилища.

– Ты ведь понимаешь, на что похоже это место, – еле слышно произнесла Танцовщица.

Я посмотрела на нее, а она изобразила знак влагалища, сблизив указательные пальцы на двух руках и оставив между ними щель. Жест ее был очень грубым; я обрадовалась, что здесь никто, кроме нас, не понимает по-петрейски. Она собиралась нанести оскорбление и хотела, чтобы все это поняли.

И все же… откуда здесь вода? Над моей головой закружился вихрь, и я сразу вспомнила свой сон о дожде, лилиях и разрушенных городах.

– Я взываю… – крикнула я и замолчала. В верхних рядах стало тихо, и я услышала эхо собственного голоса. Я повернулась к Верховной жрице, но оказалось, что она не смотрит на меня. Глаза ее метали молнии; судя по всему, она заметила жест Танцовщицы. Мой последний ход оказался неудачным; придется рискнуть всем. – Матушка Умаавани! – воскликнула я, умножая оскорбление, нанесенное Танцовщицей. – Я взываю к милосердию и мудрости богини Лилии! Пусть она решит нашу судьбу. Предъявите ей ваши обвинения, если она уже не знает их, и давайте посмотрим, что она скажет и обо мне, и о моей наставнице!

Сверху донесся чей-то громкий, звонкий смех; мне показалось, что это смеется матушка Шестури. Значит, кое-кому здесь я еще была небезразлична.

– Отлично, – ледяным тоном ответила Верховная жрица. – Быть по сему! И пусть бремя от принятого решения ляжет на твою душу!

Зрительницы снова зашумели. Кто-то бурно возражал против такого исхода – по-моему, представительницы обвинения, – но скоро их голоса потонули в речитативе молитв.

Верховная жрица жестом велела нам с Танцовщицей сесть на низкую скамеечку у края алтарного круга, под самым нижним ярусом. Обычно там сидели претендентки, которым предстояло вступить в орден. Во время службы там ждали помощницы, готовые прийти к Верховной жрице по первому ее знаку.

Наше место обладало еще одним преимуществом: сюда не долетали стрелы из арбалета матушки Аргаи.

– Что с нами будет? – громким шепотом спросила Танцовщица.

– Нас будет судить богиня.

– В самом деле?

– Да. – Я нахмурилась. – Я сделала все возможное, чтобы сохранить нам жизнь и свободу. Жрицы не знают жалости, но богиня иногда говорит со мной. И ее власть подлинна… Здесь не Медные Холмы. Здешние божества не дремлют! Правда, все висит на волоске… Чаще всего богиня выражает свою волю посредством Верховной жрицы.

– То есть Верховная жрица говорит что хочет, уверяя, что такова воля богини? – язвительно спросила Танцовщица.

– Ну да. – Я с самого начала понимала все недостатки своего замысла. – Но иногда богиня обращается к кому-то напрямую. Будем надеяться, что богиня лично разрешит дело; ведь иногда она уже вмешивалась в мою жизнь.

– Зелёная, почему ты так… думаешь?! – дрожащим голосом спросила она. Конец мог наступить совсем скоро, и Танцовщица не в силах была справиться с терзавшими ее страхами.

– Потому что внизу, в темнице, мне приснился дождь – и сейчас на меня упали капли…

Танцовщица вздохнула.

– Разве она – богиня дождя?

Я уныло покачала головой. Жизнь моей наставницы висела на очень тонком волоске.

– Остается надеяться, что ты, в отличие от меня, видишь вещие сны.

* * *

После того как все подготовили к церемонии, к священному кругу неожиданно спустилась дама из Дома Выпей. За ней по пятам, громко протестуя, бежали Клинки. Верховная жрица облачалась в священные одежды; ей помогали две претендентки.

Облачившись, Верховная жрица повернулась и смерила суровым взглядом нарушительницу в сером шелковом платье – серый считался официальным цветом Дома Выпей.

– Вы не имеете права! – воскликнула дама из Дома Выпей. Судя по тому, что они не поздоровались и сразу перешли к делу, я поняла, что они уже беседовали до начала суда.

– Я не врываюсь в ваш парадный зал и не учу главу Дома Выпей руководить судовыми перевозками! – сухо ответила Верховная жрица. – Также и вы не имеете права приходить к моему алтарю и учить меня, как и когда обращаться к моей богине.

– Мы же договорились! – Хотя дама стояла спиной ко мне и делала вид, будто я соткана из воздуха и меня не видно, она выразительно повела подбородком.

– Мы договорились о том, что сегодня разберем дело об убийстве, – ответила Верховная жрица. – Я его и разбираю. Вам дадут слово в свою очередь.

– Моя очередь первая! – ядовито прошипела ее собеседница.

– Нет, если я возношу молитву у алтаря моей богини! – не менее ядовито ответила Верховная жрица. – А сейчас предлагаю вам вернуться на место, если вы не хотите, чтобы богиня поразила ваших дочерей бесплодием!

Обернувшись, дама из Дома Выпей наконец взглянула на меня. Если бы взглядом можно было убивать, я бы умерла на месте. Я широко улыбнулась ей, как будто мы с ней были приятельницами и встретились на базаре.

Дрожа от негодования, дама ушла. Я гадала, вернется ли она на место. Может быть, и нет. Зато Дом Выпей наверняка наймет каких-нибудь головорезов, которые будут поджидать у выхода из храма. Если, конечно, я выйду отсюда.

Хотя… только полные дураки и невежды пытаются враждовать с Лилейными Клинками. Все Клинки спешат на помощь подругам.

Если, конечно, после суда меня не вышвырнут из ордена Клинков.

Одна из претенденток ордена Жриц начала зажигать курильницы, развешанные вокруг алтаря. Время от времени она встревоженно косилась на меня через плечо. Интересно! За свою жизнь я по-прежнему почти не опасалась. Меня тревожила судьба Танцовщицы. А все-таки нам удалось поломать их замыслы.

Затлели благовония. В конце лета в смеси для благовоний подмешивали шафран, который придавал дыму странный аромат полыни и подсолнечника – интересно, что те же специи в пище ведут себя совсем по-другому. Вокруг алтаря закружили претендентки, которые нараспев читали молитвы. С ними были и две старшие Жрицы; я знала их в лицо, но не по именам.

Жрицы призывали богиню Лилию явить свою волю в трудное время. Впервые я слышала такие слова, больше похожие на военную молитву, чем на призыв к мудрости. Женщины обычно не зовут на бой. Даже мы, Клинки, патрулируем тайно, быстро – как тайно делаем черную работу.

Сейчас же жрицы восхваляли добродетели меча, щита и сверкающего шлема. Верховная жрица вышла вперед, раскинула руки в стороны и запела гимн «К переменам»:

 
О Лилия, наша всеобщая мать,
Ты смотришь на нас с высоты.
Под взором твоим нам нетрудно ждать,
И шлешь нам надежду ты.
Веселые девушки, жены, старухи —
С тобою мы в сердце живем.
С тобой мы рождаемся, дышим, поем
И трудные годы переживем.
 

С последними нотами, исполняемыми на гармонике где-то наверху, замерло и пение. Гармоника замолчала, заскрипев. Верховная жрица повернулась к алтарю, опустила голову и начала молиться снова, на сей раз одна. Голос ее возвысился в дрожащем речитативе; она ни разу не остановилась, чтобы перевести дух.

Танцовщица стиснула мне руку.

– Что-то близится, – шепнула она так тихо, что я едва ее расслышала.

Одежды Верховной жрицы вдруг взвихрились. У меня самой по спине пробежал холодок – я не знала, от страха или от чего-то другого. Засвистел ветер; он поднялся не во всем святилище, а лишь вокруг курильниц у алтаря.

Я снова вспомнила о дожде, о разрушенных городах и крепко сжала руку Танцовщицы. Богиня наверняка хочет высказать свою волю! Сбылось то, на что я надеялась, хотя я нарушила все мыслимые и немыслимые правила… Я не знала, какое решение примет богиня и права ли я, рискнув и собой, и своей наставницей.

Внезапно ветер стал невыносимо знойным. В верхних рядах послышались крики; кто-то с шумом распахивал двери. Часть алтарных покровов развевались на ветру, пытаясь закрыть огромную серебряную лилию. Я почувствовала резкую тянущую боль внизу живота, как будто туда вонзили кинжал. У меня началось кровотечение. Согнувшись едва ли не пополам, я увидела, как красно-коричневые пятна проступают на одеждах претенденток, стоящих возле алтаря. Сверху послышались вопли страха.

Должно быть, кровотечение одновременно началось у всех женщин, находящихся здесь.

– ТИХО! – крикнула Верховная жрица не своим голосом.

Все сразу же замолчали. Даже курильницы перестали подрагивать на цепях. Через миг в святилище наступила такая тишина, что можно было услышать, как распускается цветок.

– МЕНЯ ПОЗВАЛИ… – Богиня Лилия медленно развернула тело Верховной жрицы, и все присутствующие узрели ее божественный облик. Если я смотрела на ее руку или ее волосы, я по-прежнему видела матушку Умаавани. Если не считать темной крови, текущей по одной ноге, обутой в сандалии, Верховная жрица выглядела, как всегда. Когда же я пыталась увидеть ее целиком, она заполняла собой святилище. Более того, она заполнила весь мой разум.

– …И Я ПРИШЛА! – С потолка посыпалась пыль. – Я БУДУ ГОВОРИТЬ С ДЕВОЧКОЙ ЗЕЛЕНОЙ! – Богиня Лилия сказала что-то еще на языке, которого я не знала.

Я поняла, что стою на коленях на полу. Не помню, когда я упала. Все, кого я могла видеть, от претенденток передо мной до последних рядов наверху, также опустились на колени. Все, кроме Верховной жрицы в образе богини Лилии.

Я встала и прошла несколько шагов в центр священного круга. Я не могла взглянуть в глаза Верховной жрице; опустив голову, я следила за струйкой крови, которая текла у нее по ноге. У меня самой живот болел, как во время самых болезненных месячных.

Танцовщица встала рядом со мной. Покосившись на нее, я увидела, что ее голова гордо поднята. Она обратилась к богине Лилии на собственном языке. Богиня ответила ей на том же языке, своим громким голосом. Затем она обратилась ко мне:

– ЗЕЛЕНАЯ, ТЫ ПЛОХАЯ СЛУЖАНКА, НО ОТЛИЧНОЕ ОРУДИЕ.

Чуть расправив плечи, я кивнула, по-прежнему глядя ей на ноги. Я казалась себе птицей, которая вздумала спорить с ураганом. Почему я решила, что богиня рассудит лучше, чем обычные, земные женщины?

Идти было некуда, делать нечего. Оставалось лишь стоять на месте и терпеть раздирающую боль.

– ТЫ СОГРЕШИЛА ПРОТИВ МОЕГО ДОМА, ДОМА КОРАБЛЕЙ И ДОМА УЛИЦ.

Я снова упала на колени и заплакала.

– НО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И НЕ ПОЗВОЛЮ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ЗА ЭТО ОТВЕРГЛИ.

Плач перешел в рыдания; я рыдала от всего сердца.

– ОПАСНОСТЬ ГРОЗИТ СЕЛИСТАНУ, КАЛИМПУРЕ, МОЕМУ ХРАМУ. ТЫ – КЛИНОК, КОТОРЫЙ Я ОБРАЩУ ПРОТИВ ОПАСНОСТИ. В ОТВЕТ НА МОЛЬБЫ ЖЕНЩИН КАЛИМПУРЫ Я ИЗГОНЯЮ ТЕБЯ НА ДРУГОЙ, СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ МОРЯ. ТАМ ТЫ ЗАКОНЧИШЬ НАЧАТОЕ ДО ТОГО, КАК ВРАГ ПЕРЕПЛЫВЕТ МОРЕ И НАНЕСЕТ ЗДЕСЬ СВОЙ УДАР!

Я упала; из моего рта на мраморный пол текла слюна. Из ушей шла кровь. Меня интересовало одно:

– Богиня… где тот враг?

Дрожащей рукой Верховная жрица указала на Танцовщицу:

– В КОЛЬЦАХ ЕЕ СЕРДЦА!

По залу прокатился мощный громовой раскат. Курильницы упали; некоторые разбились или помялись, хотя были сработаны из серебра и меди. Верховная жрица пошатнулась, поскользнувшись в луже собственной крови. Я с трудом встала на ноги, но Танцовщица опередила меня и подхватила старуху, не дав той упасть.

– С-спасибо, – сказала Верховная жрица.

Вокруг слышались вопли и плач. Жрицы и Клинки бросились успокаивать всех присутствующих.

Мы с Танцовщицей стояли в священном кругу; нас окружали Клинки. Я увидела матушку Аргаи с арбалетом и многих других. Матушка Шестури упорно отводила от меня взгляд. Гостей, претенденток и некоторых посвященных попросили удалиться.

– Матушка! – позвала я.

Верховная жрица вскинула голову, и я вдруг увидела, какой она была в детстве, юности, в расцвете сил. Она впускала богиню в свое тело, служила ее вместилищем. Интересно, что она увидела во мне? Шрамы? Мятежный дух? Может, иностранную дурочку, которая притворяется хорошей калимпуркой?

– Ты слышала, Зелёная. – Верховная жрица печально улыбнулась. – Такого откровения я в жизни не припомню. Богиня ясно изложила свою волю. Ты уйдешь.

– Я… еще не готова! – Хотя это было правдой, признание изумило меня.

– Твое время истекло. – Лицо ее сделалось суровым, и она устало поднялась. Затем, повысив голос, Верховная жрица провозгласила: – Совещание начинается!

В зале снова наступила тишина. Не та, что воцарилась после ухода богини, но шуршащая, шумная тишина группы ошеломленных женщин, которые жаждут услышать, что будет дальше.

– Нам отдали приказ, – сказала Верховная жрица. – Но не объяснили, как приступить к делу.

– Если опасность таится в ее сердце, – закричал кто-то, чей голос я не узнала, – зарежьте ее, и избавимся от опасности, пока не поздно!

Я покосилась на Танцовщицу. Она, конечно, понимала, что ее окружают враги, которые охотно убили бы ее немедленно.

– Наша жизнь по-прежнему висит на волоске? – шепнула она.

Не сразу поняв, что она шутит, я фыркнула и повернулась к Верховной жрице. Та обращалась к сидящим непосредственно над нами и за нами; лиц я не видела и не знала, кто потребовал лишить жизни Танцовщицу.

– …не такая дура, – говорила Верховная жрица. – Даже самые младшие претендентки наверняка понимают, что богиня, сказав о кольцах в сердце, не имела в виду, будто беды коренятся в ней, как глисты в собаке.

– Хорошее решение! – отозвался голос сверху. – И не противоречит воле богини.

– Дура! – крикнула я неожиданно для себя самой.

Верховная жрица бросила на меня сердитый взгляд.

– Мы ведь совещаемся, – сказала я. – И у меня наверняка должно быть право голоса.

– Ты не приносила обетов и не вступила в орден, – ответила она. – Несмотря на это, богиня обратилась именно к тебе. Значит, она высоко ценит тебя. Говори, если тебе есть что сказать.

Я вышла в центр священного круга. Повернувшись, увидела группу женщин в одеждах ордена Юстициариев. Одна из них громко требовала казнить мою подругу.

– Вы оскорбляете наш разум, – сказала я, – и предаете чистые помыслы богини. Моя старейшая и ближайшая подруга пересекла Штормовое море, чтобы передать мне весть о несчастье, постигшем север. Богиня Лилия также высказала свою просьбу. Мы должны вернуться! В душе Танцовщицы спрятан некий поступок, решение, надежда или чувство, которые помогут нам справиться с бедой.

– С этим никто не спорит. – Верховная жрица огляделась. – Мне в жизни не приходилось слышать таких ясных указаний. Дом Выпей не получит удовлетворения. Иностранка остается в живых! – Она посмотрела на меня в упор. – Но ты удаляешься с селистанских берегов. Тебя отправляют в изгнание!

Верховная жрица принялась отдавать распоряжения матушке Ваджпаи:

– Дайте им обеим одежды нищих и проводите по Корабельному проспекту. У причала столкните их в море; трое лучниц-Клинков последят за тем, чтобы изгнанницы не вернулись в Калимпуру. Если кто-нибудь из них коснется нашей земли рукой или ногой, стреляйте!

Матушка Ваджпаи склонила голову:

– Будет исполнено, матушка!

– Такова воля богини! – крикнула Верховная жрица.

Присутствующие хором отозвались почти так же громко, как сама богиня:

– Такова воля богини!

Никогда еще я не бегала так быстро. Несмотря на толпы на улицах, группа женщин с оружием в руках и убийственным огнем в глазах расчищала себе дорогу, по которой мог бы пройти слон. Головорезов в одежде Дома Выпей оттеснили к фонтану Крови; в толпе я заметила, как расстроились представители Уличной гильдии.

Сгущались сумерки; мы неслись по улице, словно самая черная, самая опасная праздничная процессия. Клинки и их узницы пронеслись по улице Джаймурти к Корабельному проспекту. Прохожие сторонились, но провожали нас взглядами, желая понять, отчего такая суматоха. На калимпурских улицах всегда полно зрелищ.

По обочине дороги бежали дети, малолетние воришки и попрошайки. Скольких из них уже продали? Сколькие доживут до взрослого возраста? Скольких я больше никогда не увижу?

– Зелёная!

Я покосилась на Танцовщицу и поняла, что глаза мои полны слез.

– Это перемена, а не смерть, – сказала она. – Перед тобой по-прежнему открытый путь.

Мы быстро добрались до порта. Матушка Ваджпаи запрыгнула на плечи матушке Адхити и оттуда стала озираться по сторонам – я сама научила ее этому упражнению на равновесие. Сердце мое наполнилось какой-то странной, извращенной гордостью. Вокруг нас собралась толпа; зеваки с ужасом смотрели на сопровождающих нас Клинков. Кто-то швырнул в нашу сторону тухлую рыбину. Я не посмела поднять руки, чтобы заблокировать бросок, и мокрая, вонючая рыбина шлепнула меня по лицу.

Матушка Ваджпаи спрыгнула на землю и на нашем языке жестов велела драться, если нужно, но не допустить ничьей гибели. Затем она показала на восток. Как ни странно, там находился причал Арвани. Мы побежали туда; зеваки швыряли в нас гнилыми фруктами, рыбой и камнями. Толпа все больше роптала.

Я довольно быстро поняла, что задумала матушка Ваджпаи. Клинки подбежали к самому концу причала и столкнули нас с Танцовщицей вниз, на каменный выступ, который спускался в воду. Одна посвященная пробежала вдоль причала, загоняя всех толпящихся на причале на пришвартованные суда. Вскоре путь для нас был свободен.

– В конце придется прыгать, – сказала матушка Ваджпаи. – Клинки будут стеречь вас, как приказано, зато никто не посмеет швырять в вас булыжниками.

– Спасибо, – сказала я, хотя благодарность казалась глупой.

– Постарайтесь как можно быстрее договориться с капитаном любого судна, мимо которого вы будете проплывать. – Лицо ее помрачнело. – Мне не хотелось бы убивать тебя!

– Мне бы и самой не хотелось…

Танцовщица взяла меня за руку. Должно быть, смысл слов матушки Ваджпаи был вполне ясен.

В сопровождении двенадцати лучниц, которых я знала – а некоторых из них весьма близко, – мы с Танцовщицей дошли до края причала. На палубах пришвартованных кораблей толпились матросы, портовые грузчики и зеваки; они хохотали над нами, подстрекаемые своими приятелями.

Да, в портовых кабаках нескоро забудут сегодняшний день! Я помахала рукой, изображая храбрость, которой у меня не было.

И вот мы оказались на краю; наши спутницы, не замедляя бега, подталкивали нас в спину. Я вошла в воду; Танцовщица не отставала от меня ни на шаг. Я гадала, удастся ли нам выбраться отсюда живыми и невредимыми. Интересно, сколько в здешней гавани мертвоглазых чудищ?