Текст книги "Зеленая"
Автор книги: Джей Лейк
Жанр: Книги про волшебников, Фэнтези
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
Я уверяла себя в том, что счастлива, и иногда даже верила себе. После убийства Майкла Карри во мне что-то надломилось. Ярость моя все чаще вырывалась на поверхность. Я легко обижалась и, пользуясь своей растущей силой, задирала своих товарок. Целыми днями я бродила по городу, вступала в драки с мальчишками, готовыми драться с кем угодно по поводу и без повода. Стриглась я очень коротко. Никто не принимал меня за девушку из храма, если только я не надевала светлые одежды и не шла куда-то с наставницами или другими претендентками. Перед выходом в город я бинтовала себе груди – правда, они у меня и так были небольшими.
Я снова стала тигром в невидимой клетке, которую разглядел вокруг меня Маленький Карин. Ушла радость от единения с другими, от сознания того, что я – одна из них и вместе с ними. Шло время, и даже суровые наставницы вроде матушки Аргаи остывали ко мне. Несмотря на гибкость и боевой дух, я доставляла наставницам все больше хлопот.
Я по-прежнему тренировалась в паре с матушкой Аргаи, хотя наши с ней постельные игры давно прекратились. Жесткость, по ее словам, мешала мне быть хорошей любовницей, зато делала отличной противницей.
– Ты не боишься изуродовать лицо, – ворчала она. – Почти все молодые боятся. Недостаточно еще их обтесали!
– Я такая, какая есть, матушка, – говорила я, с размаху нанося ей удар по макушке и не успевая уклониться от ее встречного удара по ребрам.
– Кто тебя так изрезал?
– Я. – Матушка Аргаи удивленно подняла брови, и я ухмыльнулась. – Я сама! – С этими словами я ударила ее кулаком в бедро.
Потом мы вместе отправились в купальню. Хотя мы больше не пороли друг друга у треножника, матушка Аргаи по-прежнему любила смотреть, как я купаюсь. Мы вместе смывали пот после тренировок.
Я лежала, растянувшись в теплой воде, и думала, вырастут ли у меня когда-нибудь такие же большие груди, как у Яппы, – она умеет соблазнительно покачивать ими. Вот у матушки Аргаи грудь так и осталась плоской… Она сидела рядом со мной с закрытыми глазами. Мне захотелось дотронуться до одной из ее особенно жарких точек, но я устояла. Вместо этого я спросила, как безопаснее всего ходить по городу.
– Я задумала одно дело, – призналась я.
– Хм… Спроси кого-нибудь другого, девочка моя. Я ведь уже не сплю с тобой.
Как ни странно, я покраснела.
– Нет, я не о том. Я хочу выйти за пределы храма.
– В доме нашей богини много дверей. – Матушка Аргаи зевнула. – Здесь никого не держат насильно, и меньше всего тебя – ты ведь и так каждый день ходишь по улицам.
– Но никто не догадывается о том, кто я такая!
Она приоткрыла один глаз.
– Кто не догадывается – мы или горожане?
– Горожане, матушка. Не думаю, что в храме можно что-то от кого-то скрыть.
Матушка Аргаи рассмеялась.
– Вот что бывает, если собрать под одной крышей две с лишним сотни самых суровых, самых независимых женщин, которые посвятили свою жизнь вездесущей богине! Естественно, у нас не может быть никаких тайн друг от друга. Сначала это удивляет, потом привыкаешь.
Ее слова удивили меня. Мне казалось, что все служительницы Лилии боготворят свою небесную покровительницу; никто при мне еще так пренебрежительно не отзывался о богине Лилии.
– Возможно, вы правы, матушка. И все же мне хочется незамеченной погулять в порту и послушать, что творится в мире.
– Скучаешь по своей второй родине? – Матушка Аргаи придвинулась ко мне и заключила в объятия. – Тогда не иди туда ни как Клинок, ни как Зелёная. Выдай себя за кого-то еще.
– За кого?
– Закрой лицо покрывалом или маской. Лицо у тебя приметное… В отличие от всего остального. Спрятав лицо, ты спрячешь себя.
Я свернулась калачиком в ее объятиях и стала ласкать то самое заветное местечко у нее на бедре.
– Я подумаю!
Давно уже я не занималась шитьем – если не считать колокольчиков. Я отправилась в мастерские на первом этаже храма и попросила дать мне нужные запасы. Мне охотно дали кусок черного муслина, немного кожи и подходящие иголки и нитки.
– Больше никто не ценит наши труды, – сказала мне седовласая матушка. – Мы не жрицы и не Юстициарии, поэтому для всех мы как невидимки.
– Матушка, я почти всю жизнь интересуюсь тканями и одеждой, – вежливо ответила я. – Хотелось бы вспомнить прежние навыки перед тем, как я принесу обеты.
– Вот умница! Приходи ко мне в конце дня. Я подберу для тебя что-нибудь получше.
– Хорошо, матушка.
Наверху, в спальне, я сшила себе костюм: штаны, свободную рубаху, накидку с капюшоном и маску. Я шила по памяти, вспоминая картинки в книге, которую давала мне почитать госпожа Даная. Книга называлась «Похождения Карминного Цикламена». Так звали младшего сына в одной знатной семье из Хокхэрроу, который боролся с несправедливостью, желая вернуть утраченное состояние своих братьев и своей любимой. В Калимпуре множество праздников и представлений; внешность юного убийцы с Каменного Берега вряд ли будет бросаться в глаза.
Хотя особой тайны из своих приготовлений я не делала, вскоре я поняла, что работать предпочитаю в одиночестве. Наконец я соорудила себе свободные штаны раструбами, приталенную рубаху с длинными рукавами, присборенными на запястьях, кожаную полумаску и кружевную накидку. Правда, шляпу пришлось купить – на то, чтобы сделать ее самой, таланта не хватило. Поскольку в Калимпуре не носили шляп с полями, я купила круглую шляпу с остроконечной кожаной тульей.
Таким образом, лицо мое было совершенно закрыто. Окружающие видели только блеск моих глаз. Ни один настоящий преступник не ходит по улицам в таком наряде. Мне хотелось создать впечатление наивного, безобидного новичка. Если кто-нибудь попробует сорвать с меня маску, он поймет, что я совсем не наивна и очень опасна.
Однажды под вечер, переодевшись в собственноручно сшитый маскарадный костюм и прихватив мешочек с медными монетами, я вышла на Корабельный проспект. Выходя из храма Серебряной Лилии, я поймала на себе несколько удивленных взглядов. Обычно в калимпурской толпе все почтительно сторонятся при виде служительниц Лилии, но я, переодевшись, перестала вызывать всеобщее почтение. Правда, меня все равно сторонились. Даже карманные воришки предпочитали не приближаться ко мне. Может быть, все дело было в уверенной позе и размашистой походке?
На Корабельном проспекте на меня вообще не обращали внимания. В портовой части города хватало людей в самых причудливых нарядах. Кто только не сходил с иноземных кораблей! На закате я прошла всю улицу из конца в конец. Никто меня не побеспокоил.
Когда стемнело, я вошла в таверну под вывеской, криво висящей на цепях – одна цепь слегка погнулась. Надпись на вывеске гласила: «УПАВШИЙ ТОПОР». Под надписью был грубо намалеван черный капюшон с прорезями для глаз. Название мне почему-то понравилось.
Войдя, я очутилась в просторном низком зале. Потолок подпирали грубо отесанные цельные стволы. Вокруг этих своеобразных колонн стояли столы для посетителей. Напротив я увидела бочку с водой, в которой плавали куски льда.
За столами сидели матросы в форме полудюжины разных стран. Селистанцев здесь почти не было, что меня вполне устраивало.
Хозяин, лысый детина из местных, призывно кивнул мне.
Я понятия не имела, что делать дальше.
Деньги! Деньги! Я в жизни еще ничего не покупала сама! Я высыпала на стойку с полдюжины монет.
Хозяин снова кивнул и налил в большую чашу какой-то пенистый напиток из кувшина.
Я принюхалась. К горечи примешивался слабый аромат дрожжей. Эль? В Гранатовом дворе и храме Лилии пили вина. Маленький Карин предпочитал пиво, от которого несло болотной водой. Сама я пива еще не пробовала.
Взяв чашу, я села за свободный стол и стала прислушиваться. Моряки болтали на разных языках; многих я не знала, хотя за одним столом разговаривали пусть и с сильным акцентом, но по-петрейски.
Этого было достаточно. Я слушала знакомую речь, маленькими глоточками цедя крепкое горьковатое пойло. Наверное, меня можно было принять за деревенского болвана. Правда, никто ко мне не приглядывался. Здесь никому не было до меня дела, потому что половина посетителей тоже выглядела необычно.
Возвращаясь в храм, я улыбалась под маской.
– Зелёная! – позвала меня матушка Ваджпаи. Она стояла на пороге тренировочного зала, где я старалась выпустить как можно больше стрел в глиняную мишень.
Натянув тетиву, я обернулась.
Не обращая внимания на оружие, она шагнула ко мне:
– Как ты себя чувствуешь, девочка моя?
Последние недели мы с ней почти не разговаривали.
– Неплохо, матушка.
– Все ближе тот день, когда ты принесешь обет. – Нагнувшись, она отвела лук в сторону, положив пальцы на древко стрелы за зазубренным острием.
Я опустила лук; стрела упала на пол.
– Да, матушка. – С каждым днем мне все меньше хотелось вступать в орден. После убийства Майкла Карри богиня еще ни разу не обращалась ко мне. Ссоры со старшими Клинками ослабили во мне привязанность к ним.
– Мы слишком долго позволяли тебе пребывать в праздности. Твоя… склонность к переодеванию… непристойна.
Видя ее решимость, я поняла, что не имею права давать воли своему характеру.
– Матушка, мне просто хочется побродить по городу, не привлекая к себе внимания. У меня такое… приметное лицо, что я не могу надеть яркое сари и притвориться дочерью купца. В моем костюме никто меня не узнает… – Я улыбнулась. – Кстати, такую мысль мне подсказала матушка Аргаи.
– Я уже поговорила с матушкой Аргаи о недопустимости подобных советов. – Она вздохнула. – Тебе нужно больше работать и меньше играть.
Я взмахнула луком:
– Я и так все время работаю!
– Да, ты работаешь, – ласково ответила матушка Ваджпаи, – но с какой целью? Признайся, Зелёная! Все мы служим богине. После того как ты прошла последний Лепесток, ты так и не определилась со своей целью.
– Я ищу ее. Вы сами учили, что богиня руководит нами. Может быть, она движет мною в направлении, невидном вам.
– Может быть, – сухо ответила матушка Ваджпаи. – Ну а пока ты отправишься патрулировать с Клинками. Определяю тебя под начало матушки Шестури. Ее отряд обходит все районы города шесть дней в неделю; очередность обходов устанавливает она.
«Отрядом» называлась группа Клинков.
– Я еще не посвященная.
– Ты скоро станешь ею.
«Мы еще посмотрим», – подумала я.
– А как же мои походы в порт?
После долгой паузы матушка Ваджпаи сказала:
– Я ничего тебе не запрещаю. Богиня Лилия не держит своих служительниц в заточении храма!
Итак, пока она ничего мне не запретила, но ее неодобрение повисло между нами, как проклятие с замедленным действием.
В отряде матушки Шестури я встретилась с очень разными по характеру женщинами. Клинки и вообще выделялись из общей массы служительниц богини Лилии – я уже не говорю о том, какой разительный контраст являли они по сравнению с воспитанными в строгости обычными калимпурками. Я быстро поняла, что меня отдали под начало матушке Шестури, потому что ее подопечные считались не пригодными ни для какого другого занятия.
Мы собирались в одном из беговых залов, в которых имелись вторые выходы – в переулки с тыльной стороны храма. Всего таких залов, длинных и узких, было три. Вдоль стен стояли скамьи, над которыми висели полки и крючки. Обычно в них хранили оружие или необходимое Клинкам снаряжение.
Сама матушка Шестури оказалась тихой и немногословной. Зато двигалась она очень ловко. Я сразу поняла, что одержать над ней верх в поединке очень и очень нелегко. Она патрулировала город вместе с четырьмя подчиненными.
Одной из них, к моему изумлению, оказалась матушка Аргаи. Других трех я тоже знала, правда, не очень хорошо. Звали их матушка Адхити, матушка Гита и матушка Шиг. Матушка Адхити была очень рослой, самой высокой из всех Клинков и вообще всех знакомых мне женщин. Она как будто вся состояла из одних мускулов. Тонкая, как бечевка, матушка Гита почти всегда молчала. Лицо ее пересекал розовый шрам, отчего я сразу ощутила внутреннее родство с ней – впрочем, близкими подругами мы так и не стали. Разгадать матушку Шиг оказалось труднее. Маленькая, с незаметным, мышиным личиком, она казалась почти уродкой. Однако лазила она лучше меня – одна из немногих в храме.
Увидев меня, матушка Шестури кивнула и сказала:
– Добро пожаловать.
Остальные буркнули что-то невнятное. Матушка Гита долго молча смотрела на меня в упор, а потом отвернулась и как будто забыла обо мне.
Клинки во время патрулирования одевались броско, чтобы их замечали издали. Для выходов в город у нас была особая форма: черные кожаные узкие штаны, черная юбка, черная рубаха из плотной ткани особого плетения – на ощупь она казалась скользкой – и черные же сапоги до колена. Мы не вышагивали гордой походкой, как члены Уличной гильдии, которые кого-то охраняли, или члены сословия ключников, которые ищут сбежавших из-под стражи преступников. Мы заглядывали в глухие переулки, посещали самые шумные притоны, спускались в подземелья.
Сначала я не понимала, чего мы ищем. Вместе с матушкой Шестури и ее отрядом я обошла всю Калимпуру. Я уже знала, как люди на улицах расступаются при виде матушек из храма. Теперь я поняла, почему они так поступают.
Патрульный отряд Клинков внушал страх даже мне, хотя я сама входила в него.
В первый вечер мы вернулись домой, не обменявшись и дюжиной слов. Мы никого не трогали, не затевали драк, не разнимали дерущихся. Мы как будто… надзирали за всей Калимпурой в разное время и в разных местах.
– Перед восходом солнца потренируйтесь в стрельбе в тренировочном зале, – велела матушка Шестури, когда мы переодевались в обычные храмовые одежды.
В ту ночь у меня не было времени ни на что, кроме сна. К своему маскарадному костюму я даже не притронулась.
На следующее утро мы упражнялись в стрельбе из луков и арбалетов. Матушка Шестури не прекращала тренировки до тех пор, пока каждой не удалось кучно попасть в цель из обоих видов оружия с близкого, среднего и дальнего расстояния.
– В полдень – бег, – объявила она, когда мы закончили.
Вымывшись в купальне, мы снова отправились в город.
Так продолжалось ровно неделю. Почти все мои новые товарки смотрели на меня исподлобья. Только матушка Гита, казалось, не замечает меня. Через несколько дней матушка Адхити пристально посмотрела на меня и сказала:
– Ты наверняка уже достаточно большая и сообразительная. Насколько ты опасна?
Однажды ночью мы обошли все двенадцать малых приютов, о которых рассказывала мне в свое время матушка Вишта. В основном приюты располагались в неприметных пристройках, сараях или на пустырях, но несколько помещались в целых квартирах или конторах в разных частях Калимпуры. Там Клинки, попавшие в беду, могли отсидеться и дождаться помощи. Вначале мы наблюдали за приютами издали, затем кого-нибудь посылали заглянуть внутрь. Поскольку для такого задания требовались малый рост и проворство, посылали обычно меня.
– Ты знаешь, что тебе грозит смерть? – спросила матушка Аргаи, когда я быстро спустилась по водосточной трубе, осмотрев крышу.
– За что?
– Мы никому не рассказываем о приютах, даже членам других орденов нашего храма. У Клинков очень мало законов, и один из них гласит: о малых приютах запрещено рассказывать кому бы то ни было, кроме других Клинков. – Она склонилась к самому моему уху: – Запомни, Зелёная, однажды этот закон может спасти тебе жизнь.
Настал восьмой день. Мы снова вышли в город и патрулировали почти до ночи. Потом наш отряд впервые на моей памяти столкнулся с сопротивлением. Матушка Шестури вывела нас из подземелья за площадью Сломанных Мечей – в том самом месте, где я вылезла на поверхность после убийства Майкла Карри. Мы очутились в манговой рощице, которую я прекрасно помнила. Под деревьями на корточках сидела группа мужчин с обнаженными мечами в руках.
Я быстро сосчитала их: двенадцать. Судя по тому, как они держались, не меньше трех из них отлично владели мечом. Нас было шестеро. Я знала, что из-за малого роста я недолго выдержу в ближнем бою. В матушке Шиг я тоже не была уверена.
Видимо, матушка Шестури пришла к тому же выводу. Она тихо велела нам перегруппироваться. Я перешла на правый фланг и встала рядом с матушкой Шиг. У меня был только нож, который я в свое время отобрала у бандита; все посвященные Клинки носили мечи.
– Убирайтесь домой, ребята, – обратилась к ним матушка Шестури. – Ваши постели остывают.
Главарь небрежно взмахнул мечом:
– А, калимпурские женщины-воины! – Он говорил по-селистански с ужасным акцентом, хотя слова подбирал правильно. – А я уж думал, что вы выдумка! – Он обернулся к своим и что-то сказал им на незнакомом языке.
Те дружно обнажили клинки.
Матушка Шестури кивнула и бросила нам:
– Никто не должен уйти! – Тем самым она разрешала нам нарушать все мыслимые правила. Можно поражать любое место противника: лицо, сердце, кишечник. Колоть и рубить, как угодно, лишь бы убить врага.
Матушка Адхити первой вступила в бой. Трое противников попятились назад, заманивая ее в ловушку. Вот матушка Адхити преодолела определенную черту, и мышеловка захлопнулась. Я перестала следить за ней; к нам с матушкой Шиг, широко ухмыляясь, приближались двое. Они пересмеивались, явно считая нас легкой добычей.
Вдруг матушка Шиг подпрыгнула, широко разведя ноги, и обрушила свой меч на голову одного из нападавших. Она одним ударом разрубила ему голову. Воя, он упал на землю, а матушка Шиг прыгнула ему на грудь, давя каблуками ребра.
Его напарник, рыча, развернулся ко мне. Я выхватила нож из потайного места на боку. На нем была кольчуга, и я не попадала ему в сердце; пришлось бить ниже. Закричав от боли, он попытался нанести ответный удар, но я снова ударила его в бедро ножом и тут же лягнула в коленную чашечку. Матушка Шиг успела развернуться и ткнуть моего падающего противника мечом в ухо. Он дважды дернулся, суча ногами, и с хрипом умер.
Выдернув нож, я забежала в тыл разбойнику, который дрался с матушкой Аргаи – меня он так и не заметил. Я вонзила нож ему в почку – кольчуга заканчивалась выше. Видимо, разбойники не рассчитывали на то, что им придется сражаться с низкорослыми противниками. Матушка Аргаи воспользовалась короткой передышкой, чтобы перерезать горло второму нападающему. Третий разбойник успел рассечь ей плечо – глубоко, до самой кости.
Она зашипела, стиснув зубы, и рухнула на землю. Я подбежала к ее противнику и прикрыла ее своим телом. Удар пришелся мне в плечо. Он замахнулся другой рукой, в которой, оказывается, держал нож. Я боднула его головой в грудь – раз, другой – надеясь, что мне на помощь придет матушка Шиг.
Она в самом деле пришла ко мне на помощь: набросилась на разбойника сзади и сломала ему ту руку, в которой он держал меч. Громко вопя от боли, он упал рядом с матушкой Аргаи. Та перекатилась на бок и вонзила кинжал ему в шею под подбородком.
Вскоре все было кончено; мне казалось, что схватка длилась всего один миг. Восемь нападавших из двенадцати были мертвы, один умирал, громко и хрипло булькая. Трое еще дышали до тех пор, пока им это позволяла матушка Шестури.
Раненная в плечо матушка Аргаи лежала на земле. Из раны обильно текла кровь. Два пальца матушки Гиты висели на лоскуте кожи. Она молча поставила их более-менее на место и туго перевязала полоской материи.
Я стащила плащ с одного из умирающих и начала перевязывать плечо матушке Аргаи. Матушка Шестури что-то приказала матушке Шиг; та бросилась бежать.
Раненым Клинкам обязаны были помогать все калимпурцы, даже уличные воришки. Вскоре после того, как закончилась битва, в роще появились люди. Матушка Шестури отобрала с полдюжины крепких мужчин и велела им сломать шеи выжившим.
Только тогда я сообразила, что меня тоже ранили. Весь мой левый рукав пропитался кровью. Левая сторона совсем онемела.
Матушка Гита присела на корточки рядом со мной; когда она дотронулась до моей раны здоровой рукой, я чуть не потеряла сознание от боли.
– Молодец! – сказала она и начала втирать мне в рану грязь.
«Грязь?!» – удивилась я.
Вокруг меня закружился мрак.
– Мы патрулируем весь город, но никто не знает, где нас искать, – сказала мне матушка Шестури три дня спустя.
– А почему? – промямлила я.
– Если мы нигде, значит, мы повсюду. Ты, Зелёная, в ту ночь была повсюду.
– Кто они такие?
– Те, кого мы убили? – Она мрачно улыбнулась. – Никто! Ничтожества! Любители поживиться тем, что им не принадлежит. Мы наткнулись на них случайно.
– Тогда… какое нам до них дело?
Матушка Шестури взяла меня за руку.
– Все, что касается Калимпуры, касается и богини Лилии. Если город страдает, страдает и она. Защищая всех, мы защищаем себя.
– В роще мы убили двенадцать человек! – Внутри у меня все сжалось.
– Да, – ровным тоном ответила она.
Раненых добили… Жалеть ли их?
– Прошу вас, – сказала я, – мне нужно двенадцать черных свечей и двенадцать белых. Спички. И, если вы знаете, их имена.
– У нас так не принято.
– Зато у меня принято, – не сдавалась я, чувствуя, как постепенно закипаю.
Матушка Шестури вздохнула:
– Поступай как знаешь.
Дожидаясь, пока мне принесут свечи, я размышляла о природе души. У меня над головой в палате исцеления кружил маленький вихрь, как будто богиня хотела мне что-то сказать. Я пристально всматривалась, ища ее повсюду.
– Я хочу в порт. Может быть, что-нибудь услышу там о Медных Холмах. Мне надо узнать, по-прежнему ли там торгуют детьми…
Ответом мне послужило молчание.
Десять мучительных дней ушло на то, чтобы зажила рана на левом бицепсе и я снова могла поднимать левой рукой тяжести. Обряд со свечами не принес мне ни умиротворения, ни облегчения, и все же я почувствовала себя лучше. Я наблюдала за тренировкой молодых претенденток в орден Клинков. Пока я сама не могла тренироваться, я проводила время на храмовой кухне: диктовала рецепты и пробовала результаты чужих кулинарных опытов.
– Суховато вышло, – отозвалась матушка Кухарка о жарком из ягненка, – но можно его усовершенствовать.
В храме Лилии больше всего ценили мою выпечку.
Кроме того, я ежедневно совершала вылазки в порт в своем маскарадном костюме. Кожаная полумаска выглядела немного театрально, зато никто не видел моих шрамов. Кроме того, маска отвлекала внимание от моего петрейского акцента – мне так и не удалось полностью отделаться от него.
Для прогулок по питейным заведениям нужны были деньги. Хотя Клинки никакого жалованья не получали, не говоря уже о претендентках, храм Серебряной Лилии был очень богат. После битвы в манговой роще подопечные матушки Шестури приняли меня и дали всем понять, что я нахожусь под их защитой. Ни у кого после этого не возникало желания посмеяться над моими странными причудами.
Вскоре я стала завсегдатаем в «Упавшем топоре». Кроме того, я часто проводила время в винных забегаловках, которые назывались «Сосок Риштры», «Три швартовные тумбы» и «Пробка». В самом начале своих похождений я получила кличку. Ее придумал владелец «Упавшего топора».
Как-то я приходила туда несколько дней подряд с мешочком медных пайс и серебряных монет.
– Здорово! – приветствовал меня владелец. – Никак, Костолом вернулся! Должно быть, наше пойло пришлось тебе по вкусу!
– Забористая штука, дружище. – Из-за раненой руки у меня сел голос, что сейчас было мне очень полезно. Наверное, кабатчик принял меня за младшего сына какого-нибудь богача, который шатается по всему городу и прожигает жизнь.
– Сегодня налью тебе кое-чего получше, – громким шепотом предложил хозяин. – Ты ведь теперь у нас постоянный клиент!
– Угу, – буркнула я.
Жена хозяина с улыбкой поднесла мне чашу. Когда-то она, несомненно, была красавицей, но сейчас ее портили обкусанные губы и щербатый рот.
– Вот твое пиво, Костолом. – Она игриво подмигнула мне.
Флиртовать с младшим сыном знатного калимпурца в самом деле имело смысл: часовое свидание принесло бы ей больше денег, чем несколько месяцев нудной, тяжелой работы за барной стойкой.
Я улыбнулась; она увидела, как блеснули мои глаза под маской.
Пиво в самом деле оказалось не таким противным, как в прошлые разы. Пилось легко; время от времени приподнимая накидку и глотая пенный напиток, я прислушивалась к разговорам.
С тех пор как я начала обходить портовые кабаки, я поняла, сколько кораблей из разных стран заходит в Калимпуру. Очень многие иноземные моряки и торговцы сносно изъяснялись на селю.
Конечно, особенно внимательно я прислушивалась к петрейцам. Несмотря на то что я провела на родине уже не один год, я по-прежнему говорила по-петрейски лучше, чем на селю. Кроме того, я немного понимала по-ханьчуйски и быстро научилась распознавать смагадскую скороговорку. Каждый день мне приходилось слышать разговоры на дюжине других языков.
Я бы ни за что не выучила их все.
Важнее всего для меня были селю и петрейский. Селистан и Каменный Берег в равной степени несли ответственность за торговлю живым товаром; по крайней мере, мне так казалось. Я обещала себе когда-нибудь непременно покончить с этим ужасным промыслом.
И все же на любом корабле служили матросы из самых разных мест. Из книг я знала, что мир раскинулся на огромном блюде. Теперь же я поняла, что и языков столько же, сколько разных народов… Если, конечно, боги не пошутили.
* * *
В тренировочных залах мы часто упражнялись с собаками; мы сражались с ними, ранили и убивали. Крупные собаки страдали от ран, почти как люди. Еще нам приводили свиней; их мы убивали, расчленяли и изучали, потому что у людей и свиней во многом похожи кожа и внутренние органы. Однако мне хотелось помериться силами с еще более крупным зверем – например, с волом.
– Ты ненормальная, – сказала мне однажды матушка Адхити после тренировки. Мы с ней избили друг друга до синяков; синие и зеленые пятна походили на орхидеи, вытатуированные на наших телах.
– Нет, нет, неужели ты не понимаешь? Вол своей силой равен нашему оружию. – Я смотрела на поединок как мужчина, неуязвимый, сильный и столь же смертный, как и любое бессловесное животное.
Матушка Адхити как-то странно посмотрела на меня. Даже при моем теперешнем росте она была крупнее меня раза в два.
– В таком тесном помещении, как зал, с волом не справиться даже мне! Ну а тебя он просто раздавит, как ребенок давит ногой спелую сливу!
– Тогда мы можем подраться на празднике. Устроим представление! – Я несколько месяцев не брала в руки ни ножа, ни меча – после той битвы в манговой роще. До поры до времени меня оберегали от «тайной работы», ведь я считалась еще претенденткой, не принесла обеты. Кроме того, если не считать моих новых напарниц, остальные Клинки относились ко мне прохладно и с подозрением.
Матушка Адхити вытерла шею.
– Ты прекрасно знаешь, Зелёная, храму такие представления ни к чему… Лилейные Клинки сами по себе представляют собой смертоносное оружие. Как и любое оружие, Клинок красивее всего, когда покоится в ножнах.
– В ножнах… мы всегда должны быть в ножнах! – Я разогнула кулаки, чувствуя приятную боль в мышцах.
– Если уж тебе не терпится подраться, продолжай шляться по портовым кабакам – там легко напроситься на неприятности, – проворчала матушка Адхити. – А о баловстве с волом и не мечтай. Никто не позволит тебе драться, даже если бы у нас так было принято. Ты самая младшая и самая мелкая из Клинков!
С этими словами она оставила меня. Ну да, я ведь еще и не была Клинком.
С сожалением расставшись с мыслью о бое с крупным животным, я следом за матушкой Адхити вышла в коридор. В подземелье всегда было тепло и влажно; подземные залы занимали все пространство под храмом и окрестным кварталом. На самом деле жрицы богини Лилии захватили часть городских подземелий, обнесли свои владения стенами и провели всюду, куда могли, свет и воду.
Мы подошли к винтовой лестнице, ведущей в храм; я заметила, что на самой нижней ступеньке сидит матушка Мейко. Свою клюку она прислонила рядом с собой. Матушка Мейко курила короткую, широкую трубочку. Одета она была не в белую одежду служительницы Лилии, а в запачканное маслом синее муслиновое платье, какое носят женщины из сословия водоносов.
– Добрый день, матушка. – Я положила оружие и сделала перед ней знак лилии.
– Зелёная! – Она шумно затянулась и сжала трубочку в ладони. – Девочка… – добавила она.
Я терпеливо ждала. Матушка Мейко спустилась сюда ради меня. Пусть скажет, что у нее на уме.
– Я подслушала, что ты хочешь сразиться с большой коровой?
– С волом, матушка.
Матушка Мейко стала разглядывать тлеющие волокна в чашке трубочки.
– Сразиться со зверем… Скажи, кто ты такая?
– Претендентка на место в ордене Клинков!
– Нет. Ничего подобного.
Я удивилась:
– Кто же еще, матушка?
– Будь ты претенденткой на место в ордене Клинков, ты бы сейчас спала в общей спальне. Или занималась с другими претендентками, или смотрела, как тренируются другие. – Она наклонилась вперед. – Ты помогала бы детям, попавшим в наш храм, а не мечтала о тех, кого унесла судьба.
Мое желание отомстить совершенно незнакомому человеку едва ли можно было назвать мечтанием, но я не испытывала никакого желания спорить.
– Я – такая, какая есть.
– Богиня перестала с тобой разговаривать. – Матушка Мейко не спрашивала, а утверждала.
– Да, – призналась я. – Я не слышала ее с тех пор, как начала патрулировать город вместе с моими напарницами из отряда матушки Шестури.
– «С напарницами из отряда матушки Шестури»! – передразнила меня матушка Мейко. – Подумать только! Только что ты называла себя всего лишь претенденткой, а сейчас, видимо, считаешь себя полноправным членом ордена Клинков? Так вот, Зелёная, ты не претендентка и не Клинок. Ты девочка, которая никак не выберет, какой тропой ей идти. Пока ты – никто.
– Матушка! – Я понурила голову.
Своей короткой трубочкой она ткнула меня в лоб.
– Близится новолуние, за которым начнется месяц Вайсакха. Скоро тебе исполнится пятнадцать лет. В таком возрасте принято выходить замуж, рожать детей… Или вступать в орден Клинков. В конце месяца Вайсакха ты должна сказать, хочешь ли ты принести обет.
– А если нет? – еле слышно спросила я.
Матушка Мейко улыбнулась, но как-то безрадостно:
– А если нет, ты отдашься на волю богини. Спроси себя, девочка, часто ли ты печешься о ней. Спроси себя, много ли она печется о тебе в ответ.
Тогда я вспомнила, что моя собеседница возглавляет орден Клинков. Убить человека ей так же просто, как сосчитать дни недели; убив, она не испытывает никакого раскаяния. Матушке Мейко ничего не стоит вышвырнуть меня из храма Серебряной Лилии. Возможно, такой выход покажется ей самым подходящим. Она пригласила меня сюда – и она же отказывает мне в праве стать одной из них…
Целый вечер я упивалась своими обидами. Но ничего, думала я, я им всем еще покажу! Вот возьму и освобожу детей, которых ворует сословие нищих… Пойду в порт и подерусь с самыми продажными капитанами… буду бегать по здешним остроконечным крышам, перебью самых мерзких, самых отъявленных преступников и покрою храм Лилии неувядаемой славой… А может, я просто тихо исчезну, а мои бывшие наставницы пусть гадают, на что я обиделась и что со мной сталось!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.