Текст книги "Зеленая"

Я удивилась, услышав гулкие удары в той стороне, куда ушел Септио. Но, видя, что никто из священников не тревожится, я не стала ни о чем спрашивать.

Дверь открылась со страшным скрипом, от которого меня передернуло. В самом деле, кто станет смазывать петли двери, из-за которой выходят такие чудовища?

Септио показался в бассейне. Он преградил Бескожему путь. Его лицо тоже было закрыто маской из многочисленных кожаных полосок; в высоко поднятой руке он держал тонкий железный жезл с крюком на конце – так, чтобы аватар его видел. Присмотревшись, я увидела, что крюк на конце жезла сделан из кости. Да… мне пришлось дорого заплатить за то, чтобы понять: Бескожего нельзя победить обычным оружием.

Я невольно ахнула, увидев, что другой рукой Септио держит за длинные светлые волосы голого мальчика. Все тело мальчика было в мелких красных струпьях. Мальчик лежал с закрытыми глазами, широко раскрыв рот.

Коснувшись Бескожего жезлом, Септио развернулся и скрылся из виду. Мальчика он поволок за собой. Следом поплелся аватар, волоча Танцовщицу. Внизу, под нами, загремели шаги.

В высоком храме все звуки казались гулкими. Септио молился или обращался к Чернокрову с речью. Слова его храмового языка показались мне резкими, грубыми. Самый подходящий язык для бога боли! И вдруг я услышала ответ: кто-то прорычал непонятное слово, которое дрожью отдалось в моих внутренностях.

Окружившие меня священники завздыхали. Затем наступила тишина.

Я ждала, что будет дальше. В малом бассейне больше ничего не было видно, как и в большом. Священники не расходились; они как будто чего-то ждали.

Через какое-то время из мрака вышел Септио. Он вернулся с пустыми руками; ни Танцовщицы, ни жезла с ним не было. Я невольно схватилась за нож.

Где она?!

Должно быть, я глухо зарычала, потому что Септио снял маску и бросил на меня удивленный и немного испуганный взгляд. Он вывернул маску наизнанку и только потом поднял на меня глаза.

– Твоя наставница жива, – тихо сказал он. – Можешь ли ты разыскать среди ее соплеменников целителя?

– Да. Я хочу ее увидеть.

– Нет! – подал голос один из священников; я догадалась, что это и был отец Примус.

Остальные священники поспешно разошлись по своим делам. Отец Примус снял маску. Я увидела бледное круглое лицо, с которого на меня смотрели светло-карие глаза в золотистую крапинку. Без черного плаща с капюшоном отец Примус вполне мог сойти за преуспевающего фруктовщика.

– С тобой много хлопот, девица! – Голос у него тоже оказался самым обычным. Ничто не указывало на то, что с ним разговаривал бог.

Не снимая покрывала, я ответила:

– Хлопот бывает много со всеми. Я хочу немедленно увидеть свою наставницу!

– Наша жертва черной луны была принята.

Мне показалось, что он уходит от ответа. Я старалась не думать о мальчике и о том, что могут означать слова «принята».

– Где она? Может, мне самой поискать ее?

Рука отца Примуса дернулась.

– Не броди в тенях этого храма, если хочешь выйти отсюда целой, такой же, как вошла сюда!

– Тогда приведите ее ко мне!

– Ее пока нельзя передвигать, – сказал Септио, подойдя ко мне.

– Я в любом случае не позволю тебе увидеть ее, – добавил отец Примус. – Тебя зовет другая тропа; думаю, ты выкажешь больше преданности своей наставнице, если твои ноги сейчас пойдут по ней.

– Вы взяли ее в заложницы! – Я крепко сжимала в руке нож, хотя, по правде говоря, понятия не имела, как драться в храме, полном священников. Особенно таких, которые служат богу боли. Наверное, сами они к боли привыкли…

– Нет! Как только она сможет передвигаться самостоятельно, мы отправим ее к Федеро и другим членам Временного совета.

Что ж, отец Примус находился у себя дома. В храме Чернокрова я ничего не могла поделать! Меня все больше охватывала ярость.

– Тогда я уйду, чтобы ускорить ее побег из ваших темниц!

Я спешила к Трактирщику. Он наверняка знает какого-нибудь целителя-пардайна. Ну а потом посмотрим, удастся ли мне поджечь их проклятый храм!

Отец Примус бросил на Септио задумчивый взгляд:

– Она с нами?

– После того как моя наставница выйдет отсюда, я не буду вашим врагом! – По правде говоря, в последнем я не была уверена, но благоразумно решила не спорить.

– Она с нами, – ответил Септио. – По собственной воле, а не только потому, что ее руку направляют.

Отец Примус снова повернулся ко мне:

– Надеюсь, девочка, ты по-прежнему помнишь старые заклинания. Нож в руке женщины для нашего врага – все равно что пшеничный колос перед серпом!

– Мой нож гораздо длиннее, чем вы думаете, – отрезала я и, повернувшись к Септио, сухо бросила: – Покажи мне выход!

Он зашагал вперед.

– Мы никому еще не оказывали подобных почестей, – сказал он.

– Наверное, мне следует тебя поблагодарить, но сейчас я не испытываю никакой благодарности. Твой отец Примус спрятал где-то Танцовщицу, как ребенок прячет праздничную игрушку! – Я снова вспомнила о мальчике. – Знаешь, мне совсем не нравится то, что ты сделал. Обменял одну жизнь на другую.

Против ожидания, Септио не повел меня в ту галерею, откуда мы пришли, а направился к высоким, смутно знакомым дверям. Я видела их снаружи! Так вот какой храм облицован гладкими черными плитками!

– Ты не понимаешь. Правда, и не тебе судить.

Мы спустились по узким крутым ступеням – чтобы шагать по ним, нужно было выворачивать ногу. Зато храм с таким высоким входом кажется величественнее, а просители, карабкаясь к дверям, испытывают унижение. Снова искусство архитекторов! Однако мысли мои ушли в сторону; я тряхнула головой и приказала себе не отвлекаться.

– Ты убил ребенка, чтобы вернуть Танцовщицу, – сказала я, все больше распаляясь. – И я, которая тысячу раз давала себе слово, что положу конец торговле детьми, тебя не остановила!

У подножия лестницы Септио обернулся ко мне:

– Где ты найдешь целителя?

Он, видимо, не собирался облегчать мне боль. Я повела его на запад по улице Горизонтов, следуя кратчайшим путем из Храмового квартала в сторону тихой таверны Трактирщика.

Общий зал безымянной таверны был пуст, хотя мои ноздри уловили ароматы селистанской еды. Расправив плечи, я зашагала вперед, старательно не обращая внимания на Септио. Жаль, что нельзя пырнуть его ножом!

Ориентируясь по запаху, я вскоре нашла кухню, а на ней – Чоудри, который на ханьчуйский манер помешивал в неглубокой сковородке какое-то блюдо. Увидев меня, он застенчиво улыбнулся.

– Хозяин купил для меня на базаре хорошие приправы, – похвастал он на селю. – Хотя мясо здесь не такое, как у нас, оно вполне съедобное. – Он отложил в миску немного смеси из сковородки.

Мне захотелось перебить вкус острого мяса, которым меня угощал Септио. Поэтому я охотно попробовала стряпню Чоудри. Он обжарил на кунжутном масле кусочки баранины, щедро приправленные кориандром, с нутом и красным рисом. Я закрыла глаза и попробовала представить, будто нахожусь в трапезной храма Серебряной Лилии.

Потом я открыла глаза. Оказывается, Чоудри положил еды и Септио. Я чуть не выбила миску у него из рук. Он не заслужил этого кусочка Селистана!

– Где хозяин? – спросила я у Чоудри гораздо резче, чем собиралась.

Чоудри опустил глаза:

– Ушел, госпожа. По-моему, встречается с пивоварами.

Скорее всего, Трактирщик где-то недалеко. Правда, квартал пивоваров большой; найти его будет трудновато.

– Мне нужен целитель из его соплеменников. Для нашей Танцовщицы.

Селистанец вытаращил глаза:

– Неужели с ней что-то случилось?

Его волнение удивило меня. Правда, в пути моя наставница относилась к Чоудри гораздо снисходительнее, чем я.

– Еще как случилось! Если мы с твоим хозяином разминемся, передай, пусть срочно пришлет целителя в храм Чернокрова!

Услышав, как я произношу имя его бога, Септио дернулся и отодвинул от себя миску. Я не сочла нужным переводить имя бога на селю.

– Того, кто нам нужен, здесь нет, – сказала я ему. – Я не знаю, где его искать.

– Оставь записку. Тогда мы сможем идти по нашим делам…

– Ваши беды назревали целых два года, а ты хочешь, чтобы все решилось за один день! – Я повернулась к Чоудри: – Есть тут у вас перья и бумага?

Бывший контрабандист пожал плечами.

– Тогда передай, что дело срочное, да не забудь! – Я отвернулась было, но кое-что вспомнила. – Чоудри, я не знала, что ты так хорошо готовишь. Ты замечательно пожарил мясо!

Он снова улыбнулся:

– Как ты думаешь, кто был коком на «Читтачаи», пока не появилась ты? – При воспоминании о своих бывших товарищах Чоудри перестал улыбаться. В его глазах заплясали призраки.

Боясь сорваться, я почтительно поклонилась Чоудри и молча вышла из кухни в общий зал. Там по-прежнему никого не было. Поискав под стойкой, мы с Септио нашли счетную книгу. Я вырвала сзади пустую страницу и написала записку, которая, по моему мнению, подчеркивала серьезность просьбы.

Трактирщик сразу поймет, что дело срочное; ну а я могла лишь положиться на сильную веру священников Чернокрова. Конечно, они мне не друзья, но сейчас я им нужна и потому они вряд ли станут чинить препятствия.

«Найди самого лучшего целителя из своих соплеменников, – написала я в записке, выдранной из счетной книги. – Скорее всего, путь ее души сильно искривлен. У нее много телесных ран. Советую идти в храм Чернокрова с крепкими друзьями. Договориться со священниками непросто».

Септио прочел записку из-за моего плеча.

– Мы спасаем и ее, и тебя от худших ран, – сказал он.

– Ваша забота проливает бальзам на мое сердце.

Я не могла сидеть сложа руки, зная, что моя подруга страдает. Поэтому мы занялись бесплодным делом: бросились искать Трактирщика в квартале пивоваров.

Мы обежали все пивоварни и все погрузочные площадки в округе. Время от времени, проходя мимо таверны, я заглядывала туда. Не знаю, где был Трактирщик, но мы не могли его обнаружить.

Беспокойство мое росло. Примерно за час до полудня Септио дернул меня за локоть:

– Смотри! Это не он?

На той стороне улицы Голлимоб стоял пардайн. Он не был Трактирщиком, но я знала, что пардайны довольно немногочисленны. Возможно, незнакомый пардайн даст мне то, что я так отчаянно ищу. Я бросилась к нему, жалея, что не знаю ни слова на его языке.

Должно быть, он догадался, что я преследую его, потому что обернулся, не дожидаясь, пока я подойду к нему вплотную. Я замерла на месте.

До сих пор, кроме Танцовщицы, я была знакома лишь еще с одним пардайном. Я знала, что пардайны в Медных Холмах носят свободные блузы или рубахи в петрейском стиле с прорезями для хвостов. На ноги они надевали сандалии. Пардайны, которых можно было увидеть в общественных местах, всегда были хорошо причесаны и умыты; казалось, им хотелось в городе людей сходить за людей.

Стоящий передо мной пардайн был совсем другой.

Ростом он был даже выше Трактирщика и очень широк в груди. Его поза напомнила мне поджарого бродячего кота, который вышел на охоту. На нем не было рубахи, а на поясе – меча, только мешочек, сплетенный из каких-то жестких листьев. Мех у него на груди был заплетен сложными узорами – квадратиками, шестиугольниками – и сколот странными заколками. Присмотревшись, я с ужасом поняла, что его «заколки» – костяшки пальцев! Под мехом угадывалась развитая мускулатура. Я заметила и многочисленные шрамы.

Глаза у него тоже были кошачьи – цвета жидкого золота, тогда как у Танцовщицы они были как вода, текущая в летний день. Уши у незнакомца тоже были больше, чем у Танцовщицы, и с зазубренными краями, как если бы их порвали в драке.

Он протянул мне руку с выпущенными когтями. На ладони у него лежал смятый цветок. Сначала я подумала, что богиня Лилия снова подает мне знак, но незнакомец протягивал мне орхидею – наверное, цветок его родины.

Мы молча разглядывали друг друга. Если Танцовщица словно летала по улицам Медных Холмов, от этого пардайна хотелось убежать. Почти все прохожие провожали его взглядами, но никто не смел посмотреть ему в глаза.

– Он с Синих гор, – тихо сказал Септио. – С высокогорья, там они живут еще по старинке. Такие редко заходят в города людей.

Пардайн ответил на языке Танцовщицы, которого я не знала. Поэтому я ответила по-петрейски, надеясь, что он меня поймет.

– Мне срочно нужен целитель из вашего народа, – медленно сказала я, отчетливо выговаривая слова. – Жизнь Танцовщицы висит на волоске, она на краю гибели. Можешь ли ты оказать ей помощь? Знаешь ли тех, кто может?

Незнакомый пардайн смотрел на меня без всякого выражения. Я подумала: «Все равно что разговаривать с волом».

– Танцовщица входит во Временный совет?

Я не смогла сдержать изумления. Хотя пардайн говорил с сильным акцентом, все слова он произносил совершенно правильно.

– Да.

– Ходили слухи, что она уплыла за море.

– Она вернулась. Сейчас ей очень больно; возможно, она умирает.

– Ну и что? Все мы когда-нибудь умрем. – Он вдруг раскрыл пасть – я поняла, что он улыбается, хотя немногочисленные прохожие вдруг бросились бежать. – Где она сейчас?

– В Алгефисическом храме, – ответил Септио.

– Покажи мне его!

Я разрывалась пополам. Мне хотелось последовать за ним, хоть одним глазком взглянуть на подругу, умолить отца Примуса показать мне ее хотя бы издали. С другой стороны, я должна была найти Трактирщика и рассказать о том, что случилось с Танцовщицей, ее соплеменникам.

– Ты пойдешь с этим священником? – спросила я.

– О, я обожаю священников! – промурлыкал пардайн и ткнул когтем в костяшки на груди. – Самых сладких постоянно ношу с собой!

– Отведи его в храм, – велела я Септио. – Как только я разыщу Трактирщика, я приду на Текстильную биржу на Песчаной улице. Когда покончишь с делами, найди меня там. – Я ткнула его пальцем в бок. – И не забудь рассказать мне о ней, если ценишь мою добрую волю и рассчитываешь на мою поддержку!

Септио кивнул и поднял взгляд на пардайна.

– Я Чистильщик, – сказал огромный коточеловек и снова раскрыл пасть, выставляя клыки.

Я радовалась, что мне не нужно идти с ними. Впоследствии мы с Чистильщиком почти подружились. Его лукавство и неразборчивость в средствах пришлись мне по душе с первой встречи, но в тот миг я была очень рассеяна и не уделила его словам должного внимания. Его дружба подобна дружбе огня с человеком; такой друг охотно приготовит жаркое, а потом еще охотнее сожжет дом дотла.

Если бы не его доброжелательность, Чистильщик с легкостью стал бы грозой всего города.

* * *

Как часто бывает, я нашла Трактирщика там, где ему было и место – в его таверне. Увидела его, когда в двадцатый раз заглянула в дверь. Трактирщик задумчиво перечитывал мою записку.

– Наконец-то ты вернулся! – закричала я. – Нам нужен целитель! То есть… был нужен. Я сама кое-кого нашла.

– Рад, что ты нашла помощь, – вкрадчиво ответил Трактирщик. – Я, конечно, поищу самого лучшего целителя, но скажи, кого ты к ней послала?

– Одного здоровяка из ваших по имени Чистильщик.

Трактирщик прижал уши – так же поступала во время наших ссор Танцовщица.

– Ты отправила Чистильщика… в человеческий храм?!

Услышав его голос, я сразу вспомнила костяшки, вплетенные в мех на груди огромного пардайна. Не то чтобы я высоко ценила отца Примуса и его шайку, но я не хотела нести смерть и разрушения даже в храм Чернокрова.

– Я плохо поступила?

– Не знаю. – Трактирщик, похоже, не знал, что ему делать – тревожиться или радоваться. – За одно ручаюсь: тамошние священники запомнят сегодняшний день надолго! – Он свернул мою записку. – Какого рода полученные ею раны?

– Она сильно пострадала в поединке с посланцем бога Чернокрова. Затем посланец куда-то утащил ее… Боюсь, раны у нее не только телесные. Ее уволокли в самые глубины Алгефисического храма и, возможно, повредили путь ее души!

Трактирщик нахмурился:

– Я найду целителя и еще нескольких наших сородичей, и мы вместе придем ей на помощь. Ты с нами?

– Нет, – нехотя ответила я. – Я должна предстать перед Временным советом; такое условие поставили мне священники. Иначе они не освободят Танцовщицу. Если я вместе с вами вернусь в храм, они подумают, что я нарушила наш договор.

– Тогда иди. Постараюсь как можно скорее прийти ей на помощь.

– Трактирщик…

Он уже думал о том, как помочь Танцовщице, но, услышав мой голос, круто обернулся:

– Что?

– Неужели Чистильщик причинит ей еще больше боли?

– Нет. И все же его помощь может оказаться не совсем такой, какая ей сейчас требуется.

Я побежала, сгорая от стыда и сожаления. Надо было ни на шаг не отходить от Танцовщицы! Я ведь могла не покидать ее. Зато сейчас я выполняю поручение, данное мне двумя богами… Танцовщица хотела того же. Так и надо думать. Она хотела того же!

От безымянной таверны я быстро добралась до Песчаной улицы. От квартала пивоваров ее отделяло всего несколько улиц, застроенных жилыми домами. Когда-то на Песчаной улице помещались красильни, а потом они переехали на восточную окраину Медных Холмов. Некоторые огромные старые здания переделали под каретные сараи и конюшни. В других теперь были лесоторговые склады и хранилища прочих крупных товаров.

За складами начиналась Песчаная улица; там селились сапожники, портные, ткачи и шерстобиты. Текстильная биржа, в отличие от многих цеховых построек в Медных Холмах, как, впрочем, и в Калимпуре, могла похвастать близостью к своим истокам. Правда, внутрь я еще ни разу не заходила. Когда мы с Танцовщицей осматривали город, то нарочно держались подальше от Текстильной биржи, чтобы меня не заметили раньше времени. Танцовщица показала мне биржу лишь издалека.

Фасад был облицован гранитными плитами, украшенными резьбой. По бокам лестницы я увидела мраморные тюки шерсти и валяльную бочку. Кто-то посадил в бочку цветы, хотя сейчас от них остались лишь разросшиеся корни да мертвые листья. С крыши, загораживая центральные окна, свисал флаг Медных Холмов. На нем был изображен герб города – медный щит, поделенный на четыре части, с короной и кораблем. Вспомнив, чему меня учили на Гранатовом дворе, я подыскала нужные слова: щит рассечен на четыре прямоугольных поля. В первом золотом поле изображена корона, венчающая корабль на море.

Интересно, почему после падения Правителя не убрали корону?

У дверей, на верхнем пролете, стояли два стражника в таких же плохо сшитых кожаных доспехах, как и болван, охранявший казну. Правда, у здешних стражников в руках были копья. Один из них преградил мне путь:

– Сюда нельзя, мальчик. Особенно в маске. И потом, правители сейчас заняты.

Здесь мне вряд ли удалось бы завязать драку.

– Они сами посылали за мной!

– А теперь отсылают прочь.

Стражники захихикали.

– Меня очень хотел видеть Федеро.

Смех прекратился. Копьеносцы прищурились.

– Ты уверен, что он хочет увидеть именно тебя? Беседа с ним вряд ли доставит тебе радость!

Я подумала, что с удовольствием скормила бы болванов Бескожему, но сдержала растущее раздражение.

– Я ничего не узнаю, пока не войду.

Стражник отступил на шаг и ударил кулаком по двери, украшенной витражами. На витражах изображались все стадии производства войлока. Из-за двери высунулся пожилой конторский служащий с кислым выражением лица.

Стражник показал на меня:

– Мальчишка уверяет, что за ним посылал Федеро!

Служащий оглядел меня с ног до головы.

– Не помню, чтобы мы посылали за малолетним наемным убийцей. Наверное, твое место на улице Лобскаус, среди музыкальных залов.

Я приподняла покрывало и ткнула пальцем в шрамы на щеках.

– Прости мою ошибку! – воскликнул служащий. – Вижу, слухи о твоем прибытии не были преувеличены.

– Спасибо, – сладким голосом сказала я охраннику.

Черный костюм был хорош для Калимпуры, где никто не удивлялся самым необычным одеждам. В Медных Холмах маскарадные костюмы носили только на сцене, и я выглядела странно, если не сказать больше. Особенно не в чести были всевозможные маски и покрывала.

Очутившись в здании биржи, я поняла, что скрываться больше нет смысла. Скомкав покрывало, я сунула его в мешочек.

Когда-то здесь была величественная прихожая. Теперь ее поделили на квадраты и в каждом квадрате поставили письменный стол и шкафчик. Висящие на стенах портреты бывших президентов биржи завесили графиками. Туда-сюда сновали люди с бумагами в руках; кто-то старательно скреб по бумаге пером. Конторские служащие тихо переговаривались, сбившись в кучки по двое или по трое. Правитель пал, но цехами, торговлей и таможней по-прежнему надо было управлять.

– Как видишь, – сказал мой провожатый, – дел у нас хватает. Здесь же взимают налоги и выплачивают гонорары. Здесь же принимают жалобщиков… Прошу, следуй за мной!

Мы зашагали куда-то длинными, извилистыми коридорами. Я потеряла счет бесконечным поворотам. Здесь было очень шумно; как ни странно, биржа напомнила мне подземелья с их шорохами, шепотами и отдаленным эхо. Мы поднялись по величественной лестнице и очутились в зале, где в основном хранили разные документы; к большим стопам бумаги или свиткам пергамента были приколоты записочки с названиями. Вдали от того места, где занимались налогами, стало гораздо тише.

Наверху лестницы клерк остановился.

– Значит, ты – та самая девица! – Он едва удержался, чтобы не цокнуть языком. – А я – господин Наст.

– Наст, меня зовут Зелёная. Запомни: Зелёная!

– Запомнил. А меня зовут господин Наст. – Его улыбка напоминала еще одну морщину. – Надеюсь, мы с тобой станем близкими друзьями.

Услышав такое, я не могла не рассмеяться.

Идя следом за господином Настом по коридору, я видела по обе стороны комнаты, в которых работали люди. Я насчитала нескольких женщин, но в основном делами занимались крепкие мужчины среднего возраста. В простенках между дверями также стояли шкафчики с бумагами. Большая дверь в конце коридора, как и входная дверь, была украшена витражами с изображением различных стадий валяния. Из-за двери слышались резкие голоса. Там кто-то спорил.

Наст громко постучал.

– Мы заняты! – отозвался голос из-за двери.

– Пришла девица Зелёная, – ответил Наст.

Наступило молчание. Позади меня шум в коридоре затих. Я оглянулась. Изо всех дверей высовывались любопытные. Какая-то молодая женщина с целой кипой документов зажимала себе рот ладонью.

– Входи, – разрешил Наст. – Желаю удачи, юная особа!

Я толкнула дверь и вошла, готовясь снова предстать перед Федеро.

В зале за витражной дверью сидели пятеро. Первым делом я не спеша огляделась, ища оружие, неприязненные взгляды, запасные выходы. На время я снова стала Лилейным Клинком и готовилась к работе. Потом я натолкнулась на пристальный взгляд Федеро и снова стала девочкой под гранатовым деревом, которая с тоской смотрит на ворота и ждет, когда вернется ее тайный друг.

Самые разные чувства накатывали на меня, как волны на отмель. Все наносное быстро слетело, и я снова стала собой, и только собой.

Желтовато-русые волосы Федеро потемнели – кроме тех мест, где в них пробивалась седина. И на лице появились морщины. Видимо, прошедшие годы дались ему нелегко. Даже его зеленые глаза как будто выцвели, потускнели.

Довольно долго он смотрел на меня исподлобья – и вдруг расплылся в прежней широкой улыбке.

– Зелёная! – закричал он, вскакивая с кожаного кресла и подбегая ко мне. – Добро пожаловать, с возвращением! – сказал он на селю и крепко обнял меня.

Его радость показалась мне неподдельной, хотя первоначальная угрюмость казалась странной. Похлопав его по спине, я ответила на том же языке.

– Для меня большая честь быть в твоем доме, – сказала я в официальном стиле, подчеркивая его власть. Покосившись на его спутников, я спросила: – Им известно о моих подвигах?

– Совсем немного. – Глаза у Федеро метнулись в сторону, как птички на ветру, и я поняла, что он лжет. – Мы рассказали им только самое необходимое, больше ничего.

На сердце у меня легла печаль. Почему встреча после долгой разлуки начинается с вранья? Почему Танцовщица не доверяет Федеро? В общем, я уже догадывалась, но наверняка ничего сказать не могла.

– Познакомься с членами Временного совета, – продолжал Федеро по-петрейски.

Три человека из четырех были незнакомыми, зато четвертый… Четвертым оказался отец Примус из храма Чернокрова. Сейчас он облачился в строгий костюм с кроваво-красным жилетом. В таком костюме он больше напоминал банкира, чем фруктовщика. При свете стало видно, что его редкие волосы странного оранжевого цвета – как будто с медным оттенком. Отец Примус едва заметно кивнул в знак того, что узнал меня, но не приветствовал меня ни единым словом.

Озадаченная, я промолчала и посмотрела на Федеро.

– Это Лорен Кольман. – Федеро показал на лысого и безбрового толстяка. Кольман был одет в невзрачный серый костюм; так одеваются представители всех профессий, как-то связанные с деньгами. Бледнокожий, как и остальные, он, однако, был темноглазым. И жир на нем не висел складками, что намекало на скрытую мускулатуру. – Лорен занимается складами и биржевыми посредниками.

По левую руку от Кольмана сидел человек с рыжеватыми волосами и обветренным лицом; внешность его выдавала бывшего моряка. Правда, сейчас он тоже был в официальном костюме. Мне понравились его глаза; будь он капитаном, я охотно поднялась бы на борт его корабля.

– Это капитан Роберти Джешонек, – сказал Федеро. – Он занимается судоходством и портовыми рабочими.

Рядом с капитаном Джешонеком сидел отец Примус. Мне стало интересно, как Федеро представит его.

– Это Стефан Моханда. Его сфера – банки и биржи.

Моханда еще раз кивнул мне и улыбнулся – как мне показалось, вызывающе. Наконец я поняла, зачем священникам Чернокрова понадобились маски и капюшоны. Но почему Моханда показал мне свое лицо еще в храме?

– И вот последний советник – Миккал Хиберт. Он занимается сухопутными перевозками и строительством.

Хиберт широко улыбнулся мне. Пестро одетый, он имел вид человека, который наслаждается жизнью больше, чем следует.

– Танцовщица занимается теми, кто не является петрейцами по рождению или происхождению, – заключил Федеро.

Мне хотелось спросить, кто занимается бедняками, детьми, женщинами… Судя по всему, интересы десятков тысяч жителей города никем не учитываются. И все же я предпочла держать язык за зубами, потому что не считала себя дурой. Оказывается, пока меня не было, гордые северяне изобрели подобие калимпурских домов… И все же я не могла не заметить:

– Странно, что никто не представляет в вашем Временном совете просыпающихся богов!

На лицо Федеро снова набежала мимолетная тень.

– Храмовый квартал находит способы донести до нас свои просьбы и требования.

Я заметила, что Федеро при этих словах не покосился на Моханду. Может, его скрытность объясняется именно отношениями со священником? Пока все сходится. Посланец бога, которому служит Моханда, напал на нас с Танцовщицей и ранил мою подругу. Танцовщицу умело вывели из игры, и теперь мне приходится полагаться только на Федеро. На человека, который в самом начале жизни по сути украл меня.

– Временному совету известно, что случилось с Танцовщицей? – спросила я, косясь на священника, выдававшего себя за банкира.

– Да, мы узнали об этом утром. – Федеро помрачнел. – Ее ранили, потому что она спасала тебя от страшного врага. Затем один молодой священник увел вас обеих в безопасное место. Мне сообщили, что сейчас Танцовщица находится на излечении в Алгефисическом храме.

Я перешла к делу.

– Меня позвали в Медные Холмы из-за моря, чтобы я спасла вас от разбойника, который засел в горах. Одни считают его человеком; другие – восходящим богом. Одни говорят, что он сжигает все на своем пути; другие – что он берет захваченные городки и деревни под свое покровительство. Возможно, кто-то считает, что у него клыки длиной в человеческую руку, а другие полагают, что он совсем беззубый… – Я огляделась по сторонам. – Кто-нибудь из вас видел Чойбалсана своими глазами?

Все повернулись к Федеро, и он как будто смутился. Я пристально наблюдала за ним, и мне не показалось, что его смущение притворно. Ему бы не хватило времени выдумать очередную ложь.

– Последние два года я только и делаю, что охочусь за ним по горам. Я беседовал с его подручными; немного прошел с его армией. Чойбалсан часто отсутствует, причем именно в те дни, когда я прихожу к нему в гости.

Если верить Федеро, все происходящее совершенно нелепо.

– Почему он целых два года скрывается где-то в горах, раз у него такая сильная армия? Почему он не приближается к городу?

Кольман откашлялся и сказал:

– Два года назад в его армии насчитывалось всего с десяток всадников с Карстовых гор. – Он огляделся по сторонам. – По крайней мере, так нас уверяли… Он жег конюшни и разрушил одно поместье в долине Снежной реки. Через год он начал грабить путников на большой дороге; он сколотил шайку из нескольких десятков юнцов, которые, не послушай они Чойбалсана, могли бы записаться в матросы или стать стражниками здесь, в Медных Холмах.

– Об армии в том смысле, в каком говоришь ты, заговорили лишь нынешним летом, – ворчливо добавил Джешонек. – Вначале Чойбалсан совершал набеги на деревни и подстрекал крестьян к мятежам. Все больше людей присоединялось к нему, и вот образовалась так называемая армия… Теперь ему нужно ее как-то кормить. Скорее всего, он пойдет приступом на большой город.

Я оглянулась на Федеро. Бывший щеголь совсем потускнел от забот. Интересно, что задумали они с отцом Примусом и кто кого предает? Заметив, что я смотрю на него, Федеро устало улыбнулся.

– Ты гонялся за Чойбалсаном, пока он с десятком подручных жег чьи-то виноградники и конюшни? – уточнила я.

– Да, – вздохнул Федеро. – Тогда наш Временный совет только образовался. Мы слышали о том, что Чойбалсан жжет виноградники и деревни; это показалось нам дурным предзнаменованием, ведь мятеж в Медных Холмах закончился совсем недавно. Я поехал в горы, чтобы взглянуть на происходящее своими глазами. Увидел разрушенное поместье Синдика Альбурта – к сожалению, я добрался туда слишком поздно. Чойбалсан все время опережал меня.

Я решила говорить обо всем без утайки.

– Ты не жалел расходов, чтобы вернуть меня в Медные Холмы… И вот теперь жизнь Танцовщицы висит на волоске! – Я выхватила из-под трико нож и с силой швырнула его на столешницу. – Чего ты от меня хочешь?!

– Позвольте, я все объясню, – подал голос Моханда.

Федеро молча кивнул.

– Мы считаем, что ты скорее, чем кто-либо другой, поймешь, кто такой Чойбалсан. Просто ли он удачливый предводитель разбойников? А может, он унаследовал некую силу, много столетий хранившую нашего Правителя, о котором никто не сокрушается? – Советник-священник оперся ладонями о столешницу и подался вперед. – Как ты, наверное, и сама догадалась, Храмовый квартал придает ответу на этот вопрос очень большое значение.

Да, я уже догадалась!

Моханда продолжал:

– Раз магия, охранявшая Правителя, разрушена и покинула наш город, почему боги не проснулись и не потребовали то, что принадлежит им по праву, – я говорю о квартале в центре города, который боги считают своим? Если предприимчивый разбойник каким-то образом захватил магию Правителя и усилил ее, боги рискуют снова погрузиться в долгое молчание… Ты имеешь представление о магии, которая привязывала Правителя к этому миру, и, возможно, узнаешь ее на ощупь, по аромату или еще как-то, если почувствуешь ее следы на другом человеке. Теперь ты понимаешь, почему мы такого высокого мнения о тебе?