Текст книги "Зеленая"

Федеро-Чойбалсан больше не улыбался.

– Не надо огня!

– Я не собираюсь тебя жечь, – сказала я. Я не знала, что содержится в двух других пакетах. Если там тоже дым, он может задохнуться. Если там взрывчатый порошок – что ж, тем лучше. – Останови молнии! – приказала я Танцовщице.

Она с силой ударила Чойбалсана ладонями по ушам. Чойбалсан снова замер. Снаружи послышался еще один громовой раскат, а затем наступила тишина.

– Режь палатку!

Танцовщица кивнула, взяла копье за длинное древко и метнула его в гобелен. К шкурам своих сородичей она старалась не приближаться. Наконец она повернулась ко мне:

– Готово!

Я бросила оставшиеся два пакета в жаровню, стоящую рядом с головой Чойбалсана, и вернулась к своей подруге и возлюбленной. Она вытолкала меня в прорезь и следом за мной вышла в ночь. Мы побежали к черной громовой ограде. За пределами круга горели огни в разбойничьем лагере. Люди ложились спать.

От взрыва я сразу оглохла. Я невольно обернулась через плечо и споткнулась. Танцовщица подхватила меня, не дав упасть. В ночное небо взмыл огненный шар; в воздухе он превратился в огненный цветок, распускающийся языками пламени. Половина палатки рухнула. Остальная была охвачена пламенем.

Вокруг нас послышались крики.

– Бежим! – крикнула Танцовщица.

Мы затесались в толпу, и она понесла нас быстро, как течение в горной реке.

Я так и не поняла, как нам удалось уцелеть. Вокруг летали копья и стрелы. Конечно, если я прячусь, разглядеть меня в черном костюме не так легко. Но я спотыкалась, как пьяная. К тому же со мной была пардайна с серебристым мехом. В разбойничьем лагере мы оказались на виду, как два томата в бочке с оливками.

Может быть, нас заслонила рука богини Лилии. Правда, сама богиня не подтвердила моих предположений, а последовавшие события скоро заставили меня забыть ту ночь.

Кое-как мы добрались до окраины лагеря, где было меньше костров, зато больше кустарника. Мы обе понимали, что должны как можно дальше убраться отсюда, пока в лагере царит суматоха. Я не надеялась на то, что мы выживем; но ноги готовы были бежать, пока не подкосятся.

Подбежав к ручью, я опустилась на колени и напилась. Рядом со мной в такой же позе пила Танцовщица; теперь она больше, чем когда бы то ни было, была похожа на охотничью кошку.

– Ты сможешь идти по мокрым камням? – спросила она.

– Конечно… – Я осеклась. Какое там «конечно»? Чудо, что я вообще передвигаюсь! Так просто оступиться в темноте. – Извини. Я не знаю.

– Если пойдешь по воде, скорее оторвешься от погони. Им труднее будет отыскать твой след.

– Найди мне, пожалуйста, крепкую палку… – стыдясь, попросила я. Ведь я умела перепрыгивать с крыши на крышу, с карниза на карниз; я летала над городом, как летучая мышь на крыльях… Но сейчас моя жизнь зависела от крепкого дорожного посоха.

Танцовщица молча скрылась во мраке. Вдали мерцали огни. Что делают разбойники? Жгут что попало или взяли в руки факелы и всей сворой пустились за нами в погоню?

Не снимая сапог, я болтала ногами в ледяной воде, гадая, как нам удалось уцелеть.

Хотя мне казалось, что Танцовщицы не было целую вечность, она вернулась довольно скоро, сжимая в одной руке крепкую, прочную палку. В другой руке она несла кролика со свернутой шеей.

Вдруг меня осенило: она сказала – «им труднее будет отыскать твой след». Не «наш».

– А ты сейчас куда?

– Поднимусь в горы. – Она протянула мне палку и кролика. – Мне кажется… нам с тобой лучше разделиться. Не знаю, на что надеялся Федеро, но он считает, что может получить свое только от нас двоих, вместе. И потом, я должна предупредить о нем своих сородичей – тех, кто еще жив.

Мне хотелось плакать. Мне хотелось убить ее. Хотелось умолять ее остаться. Лечь в ручей и позволить воде унести мою жизнь до того, как меня схватят преследователи.

Ничего этого я не сделала.

– Я буду скучать по тебе, – сказала я.

Танцовщица поцеловала меня в губы, а затем лизнула своим шершавым языком.

– Иди по воде. Река выведет тебя к морю, к большому городу. Я отвлеку преследователей на себя; пусть поплутают в горах!

Не дожидаясь, пока я начну отговаривать ее или целовать, она скрылась в темноте. Я готова была почти пожалеть врагов, которые попадутся ей сегодня ночью. Кровь у Танцовщицы бурлит, а когти сохранили воспоминания от убийства бога…

Так вот чего боялась богиня Лилия! Из любви к Танцовщице я приняла участие в богоубийстве. Лучше бы мне совсем не впутываться в дела богов!

Отдаленные крики напомнили мне о том, что пора двигаться. Я медленно брела по воде рядом с берегом. Вскоре я услышала громовые раскаты. Началась гроза. Оглянувшись, я увидела, что склон горы у меня за спиной то и дело освещают вспышки молний.

Выходит, мы не убили его! Жизнь для меня никогда не была простой.

Несколько часов я передвигалась ощупью. Дважды оскальзывалась и падала; во второй раз больно ударилась коленкой. Мне даже показалось, что колено разбито. С раненой ягодицей я еще могла хоть как-то передвигаться, но сломанное колено означало для меня смерть.

Мне повезло, я могла идти. Сзади из темноты сверкали вспышки факелов. Сбоку слышались чьи-то торопливые шаги. Разбойники погнались за Танцовщицей. Забывшись, я снова поскользнулась, съехала вниз по довольно ровной поверхности, как по желобу, и провалилась куда-то в темноту.

Я с силой ударилась о воду и не умерла только потому, что такая нелепая смерть возмутила меня. Выпустив из рук палку, я с головой ушла под воду. Я билась и рвалась; никак не получалось выплыть на поверхность. Света не было; я не знала, где верх, где низ. Грудь сдавило. Мне очень хотелось сделать вдох, хотя я и понимала, что умру. Наконец я почувствовала под ногами что-то твердое – камень? Оттолкнувшись, я пробкой полетела вверх.

В легкие наконец хлынул воздух. По голове что-то ударило – моя палка, которую я, глупая, выпустила при падении. Я ухватилась за нее: дерево ведь не тонет! Некоторое время я просто держалась за палку и кружилась в небольшом водовороте. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что съехала к подножию небольшого водопада.

Ничего смешного; мне было очень больно!

Собравшись с силами, я перебралась через илистый вал, намытый водой, и очутилась в стремительной Зеленой реке. На сей раз я крепко держалась за свою палку. Течение несло меня неизвестно куда; иногда я попадала на отмели, где ползла на животе по камням, песку или бревнам.

Каким-то образом мне удалось не удариться ни головой, ни коленями.

Еще более странно то, что мне удалось даже немного поспать. Во сне я увидела совсем молодой месяц. На поверхности воды вместе со мной плавали лилии. Цветки раскрывались по очереди и снова закрывались. В каждом цветке я видела лицо. Иногда лица были знакомыми: наставницы из храма Лилии, наставницы из дома Управляющего. Нескольких я не узнала.

Потом меня снова подхватило течение. Меня снова вынесло в водоворот. Немного покружившись, я ударилась о борт какой-то лодки.

Сверху перегнулась девочка и прищелкнула языком.

– Мама! – позвала она. – В воде какая-то женщина.

Приглушенный женский голос что-то спросил – кажется, жива ли я. Девочка ответила:

– Нет, по-моему, она мертвая.

Я открыла рот, пытаясь крикнуть, что я жива. Пока еще жива. Увидев, как шевелятся мои губы, глупышка с криком убежала.

Через борт перегнулась женщина с багром в руках.

– Я не мертвая, – с трудом проговорила я, задыхаясь и отплевываясь.

– Коринтия Анастасия, – крикнула женщина, – ты дуреха!

Меня кое-как втащили в лодку, а потом навалилось что-то черное и тяжелое – тяжелее, чем сон.

Я очнулась с чувством, что прошло очень много времени. Сколько – я не представляла.

Рядом, на невысоком стульчике, сидела Коринтия Анастасия. Девочка болтала ногами и ела рыбу. От запаха рыбы внутри у меня все сжалось. Некоторое время я молча разглядывала девочку. Светлые кудрявые волосы, светлые глаза, бледная кожа. Обычный ребенок, который живет со своей матерью.

Интересно, каково это – быть обычным ребенком и жить со своей матерью?

Видимо, меня уложили в главной комнате. Я увидела большой камин. У противоположной стены стояли две кровати. Над жаровней висели кастрюли; боковая лестница вела наверх – на чердак? Повсюду чистота и порядок, но следов богатства не видно.

Девочка заметила, что я пошевелилась, и спросила:

– Сейчас-то ты проснулась?

– Да, – ответила я, озадаченная ее вопросом. – А что, я просыпалась и раньше?

– Нет, – ответила она с набитым ртом. – Ты много говорила во сне. На каком-то непонятном языке.

– Надеюсь, я тебя не испугала.

– Нет, – ответила девочка. – Мне все равно. Кто-то, может, скажет, что ты ведьма, но только не мама. Она у меня умная.

– Вот и хорошо, – ответила я, стараясь забыть о тошноте. Мне казалось, я не смогу проглотить и ложки сока. В то же время, как ни странно, я чувствовала голод.

– Такой некрасивой девицы, как ты, я в жизни не видела, – заметила Коринтия Анастасия.

Мне оставалось лишь рассмеяться; точнее, я попыталась.

– Ты далеко пойдешь! – Я поняла, что лежу на спине и у меня сильно зудят ягодицы. Зудят, но не болят.

Сколько времени я провалялась без чувств?!

Что случилось с Танцовщицей? Где Чойбалсан и его армия?

Я попыталась встать и не смогла. В руках и ногах совсем не осталось силы.

– Где твоя мама? Мне нужно узнать новости и найти дорогу в Медные Холмы.

– Она велела передать тебе, на тот случай, если ты спросишь, что мир пока стоит.

– Что с Медными Холмами? – со страхом спросила я.

– Ничего. – Девочка улыбнулась и зачерпнула деревянной ложкой еще рыбы. – Зато у нас не все хорошо.

Слабость навалилась на меня, и я закрыла глаза.

Наконец, вернулась мать Коринтии Анастасии. Она была очень похожа на дочь, только взрослая. И более загорелая. На ней было оранжевое домотканое платье; из-под подола торчали грубые сапоги. Встреть я ее в других условиях, она показалась бы мне красивой.

– Пристань в Брайарпуле сожгли, – объявила она. – А вместе с ней – и мою лодку. За тобой охотится целая армия!

– Да, – вежливо ответила я. – Прими мои извинения.

– Неудивительно, что они жгли все на своем пути, – отрывисто продолжала хозяйка. Присев на край кровати, она погладила меня по голове и более спокойно продолжала: – Тебе здорово досталось, милая моя!

– Не все раны нанесли другие; кое-что я сделала сама.

– Возможно, ты и держала в руке нож, но руку твою направляли другие.

– Да, пожалуй, – согласилась я.

– Ты иностранка, – продолжала хозяйка. – Приехала из-за моря. Ты совсем не похожа на местных, северных женщин… А по-нашему говоришь чисто, как будто всю жизнь здесь прожила.

В голосе ее слышались уверенность и сила. Не знаю почему, но я сразу почувствовала к ней доверие.

– Меня вырастили в Медных Холмах, – призналась я.

– В доме Управляющего? – еще мягче спросила она, совершенно ошеломив меня.

– Д-да…

– Так я и подумала. – Обернувшись к девочке, она сказала: – Выйди и набери в саду орехов-паданцев.

Коринтия Анастасия поставила миску с рыбой и медленно встала со стульчика.

– И не спеши!

– Хорошо, мама.

Вскоре мы остались одни.

– Я жила на Персиковом дворе, – сказала хозяйка. – Давно, лет за двадцать до тебя… – Она задумчиво погладила себя по полному животу. – Я была очень красивой девочкой, иначе не оказалась бы там. Но в переходном возрасте я вдруг сильно растолстела и никак не могла похудеть, хотя наставницы и морили меня голодом… Управляющий решил, что я не принесу ему прибыли. Меня продали одному помещику, который жил вдали от города. Никто не должен был узнать, что они вырастили толстушку.

Я бы не назвала ее толстушкой; она просто выглядела хорошо оформившейся. Правда, юной девочке хочется быть стройной как тростинка…

– И ты оказалась здесь.

– И я оказалась здесь. Мне еще повезло, что меня не посадили на корабль и не отправили за море… Оттуда я не смогла бы вернуться!

Мне хотелось узнать, что случилось с помещиком, которому ее продали, но я молчала. Она сама расскажет, если сочтет нужным. Или не расскажет.

– Мне пришлось пару раз поплавать на корабле.

– Сразу видно. – Хозяйка разгладила на мне одеяло. – Ты вся изранена. Я намазала тебя бальзамом и сделала перевязку.

Я впервые поняла, что меня переодели. Хозяйка дала мне простую холщовую рубаху.

– Спасибо!

– По дорогам бродят шайки разбойников… Раньше они просто грабили. Теперь они озлились.

– Мне не удалось убить их бога.

Хозяйка мимолетно улыбнулась:

– Значит, пыталась убить бога? Ты храбрая!

– Спасибо! – Нашарив ее руку, я крепко сжала ее. – Я должна вернуться в Медные Холмы. Мне известна тайна Чойбалсана – по крайней мере, частично… – А он что-то знает обо мне. О какой опасности предупреждала меня богиня Лилия?

Чем больше я думала, тем понятнее все становилось. Федеро овладел магией Правителя. А может, все наоборот. Заговор оказался более запутанным. Как бы там ни было, Федеро чего-то недостает. Для полной победы ему нужно что-то отнять у меня. Я – словно ключ к замку, который он пока не нашел. Замок же хранится у пардайнов, которых он ограбил гораздо раньше… Наверное, именно поэтому Чойбалсан безжалостно уничтожал пардайнов.

Надеялся, что последняя частичка силы – у них.

Мне известна его тайна. Более того, я знаю, как его можно победить. Если не убить, то хотя бы остановить. По крайней мере, я на это надеялась. Я пока не понимала, где проходит граница между богом и человеком.

– Если хочешь, я прямо сейчас могу показать тебе дорогу в Медные Холмы, – предложила хозяйка. – Но лучше пережди. Повсюду рыщут разведчики и разбойники. Даже из города прислали нескольких стражников.

– Кто ими командует? – Хотя город и охранялся, в Медных Холмах уже много столетий не набирали регулярное войско. С кем ему сражаться?

Так было раньше, но не сейчас.

– Власти собирают ополчение. Повсюду вывесили старые знамена.

– В Медных Холмах нет настоящих воинов, – возразила я. – Сыновья зеленщиков и конторские служащие не способны драться по-настоящему… Кто же защитит город?

Неужели опять я?!

– Отдохни у нас несколько дней. – Хозяйка сжала обе мои руки. – По крайней мере, дождись, пока сможешь нормально поесть. Даже залечив раны, ты не уйдешь далеко, если не восстановишь силы, а ты их не восстановишь, пока не поешь.

– Можно мне супу? – попросила я, вдруг оробев. – Только… не рыбного!

– Я тебе приготовлю.

Она встала и поставила на огонь котелок. Я лежала, наблюдая за нею, и соображала, что же мне делать.

Очень хотелось вернуться в Селистан. Но я не выполнила приказа богини Лилии. Чойбалсан жив и рыщет на свободе. Нужно подавить его, лишить силы, которая так испугала богиню. Чойбалсан-Федеро накрепко привязан к Танцовщице. Федеро почти признался в том, что давно любит ее. Но его неистовство отталкивает ее. После того, что она увидела в его палатке, в сердце у нее поселился страх.

Если не считать очень давних времен, известные мне боги и богини вели себя вполне предсказуемо. Они ревностно переманивали к себе верующих, требовали молитв и жертвоприношений. Видимо, появление нового соперника пришлось им не по вкусу.

Некоторые боги перемещались с места на место с волнами переселенцев или путешественников. Иногда рождались новые боги. Другие боги умирали вследствие небрежения, оскорбления или убийства. Войны между богами существовали лишь на страницах книг и в легендах. Многие легенды повествовали о падении титанобогов.

Чего боится богиня Лилия – просто рождения нового бога или бога, который пойдет на нее с мечом в руке?

Федеро часто путешествовал. Чойбалсан знает дорогу в Калимпуру. Как знал он, что я живу за морем и храню в себе недостающий осколок его силы. Я унесла с собой его частицу.

Богиня послала меня в Медные Холмы, чтобы отпугнуть Чойбалсана от Калимпуры.

Вернуться на родину я могу лишь после того, как справлюсь с угрозой. Помешаю появлению нового бога Чойбалсана или убью его. Но богоубийство, похоже, не очень-то по нраву моей небесной покровительнице.

От трудных мыслей у меня разболелась голова. Вскоре хозяйка принесла мне простую похлебку из зерен; на поверхности плавали листики кресс-салата.

– Поешь. Если захочешь чего-нибудь посущественнее, я принесу тебе хлеба.

– Спасибо. – Я осторожно попробовала похлебку. Запах был божественный, но ела я с трудом. Несколько глотков, и желудок у меня переполнился, как будто я целиком проглотила праздничного гуся.

– Ты права, – сказала я, – мне еще рано уходить.

– Город не падет ни сегодня, ни завтра, – сказала хозяйка. – Армия Чойбалсана еще не осадила ворота Медных Холмов.

– Значит, здесь я в безопасности? Но ведь вы с дочерью рискуете жизнью из-за меня!

– Нет, нет. Я не дура.

– Да. Ты не назвала мне свое имя и мое не спросила.

Хозяйка улыбнулась:

– Твое имя спрашивать не обязательно. На Каменном Берегу не может быть второй девушки с такой яркой внешностью. Мое же имя не имеет значения.

Я думала над ее словами, пока сон не сморил меня.

Бодрая, хотя и слабая, я попросила Коринтию Анастасию принести мне деревяшку размером с хороший окорок.

– И нож для строгания.

– Мама запрещает мне трогать большие ножи.

– Скажи маме, что это для меня!

Девочка где-то ходила довольно долго. Наконец она вернулась с куском мягкой древесины и подходящего размера ножом.

Я приступила к резьбе. Работая руками, я отвлекалась от собственных мыслей.

Работа отняла у меня два дня; я трудилась с восхода до заката. В конце концов я вырезала грубый деревянный колокольчик, похожий на тот, что висел на шее буйвола Стойкого. Из стружки я сплела веревки, на которые подвесила два язычка по обе стороны чашки. У моего колокольчика голос получился совсем другой, чем у папиного буйвола, и все же его цоканье напоминало детство и успокаивало меня.

Через день я смогла встать из кровати и прогуляться по саду. Коринтия Анастасия ходила за мной по пятам с равнодушным видом, грызя зеленое яблоко.

– Мне нужно в Медные Холмы, – снова сказала ей я.

– Медные Холмы южнее.

– Знаю, – ответила я, стараясь не раздражаться. – Я хочу сказать, что мне пора уходить.

– Мама не держит тебя в заточении.

– Позволь, я объясню по-другому. – Я с трудом удержалась от того, чтобы не схватить девчонку за ее кудряшки и не встряхнуть хорошенько. – Пожалуйста, передай маме, что очень скоро я поговорю с ней о своем уходе.

– Хорошо. – Улыбнувшись, Коринтия Анастасия бросила огрызок на землю. – Тебе надо было только попросить!

После прогулки я немного ослабела, и все же не стала ложиться, а села на стул, стоящий у круглого стола. Сейчас не время валяться в постели. Достаточно вспомнить, кто бродит вокруг!

Скоро в домик вошла мать Коринтии Анастасии. На ней было превосходно сшитое платье из темно-зеленого выцветшего бархата. Она поставила на стол передо мной какой-то узелок:

– Скоро тебе это понадобится.

Я потянула за материю. Оказывается, она завернула свое приношение в скатерть изнанкой наружу. На лицевой стороне я увидела вышитый узор из листьев. Я очень обрадовалась, обнаружив в узле свой выстиранный и аккуратно заштопанный черный костюм.

– Спасибо! – воскликнула я, поднимая на нее глаза. – Спасибо!

– Мне помогали, – сухо ответила она. – Еще кое-кто в наших горах хочет тебя поторопить.

Значит, я могу и не торопиться? Интересно, с кем она обо мне говорила? Впрочем, ответа я не ожидала, поэтому не стала спрашивать, а развернула костюм.

Его не просто заштопали, а искусно починили. Починили и сапоги: сменили стертые каблуки и подошвы. Я провела пальцами по безукоризненным швам и подняла глаза на мать Коринтии Анастасии:

– Благодарю тех, кто потрудился для меня!

– Имен лучше не называть.

Имя ее дочери я знала, но ребенок – другое дело.

– Понимаю. Можно мне в последний раз переночевать у тебя?

Что-то в ее голосе снова изменилось.

– Конечно, девочка моя. Сегодня вечером мы сытно поужинаем. Устроим прощальный пир.

– Если хочешь, я его приготовлю, – смущенно предложила я.

Хозяйка рассмеялась:

– Любая женщина, выросшая в доме Управляющего, может накормить королей и знатных вельмож! Пока ты выздоравливала, я кормила тебя простой похлебкой и вареной куропаткой. Буду рада, если ты поколдуешь у плиты вместе со мной.

Остаток дня мы дружно готовили. Отдельной кухни в домике не было, только очаг с крючками для кастрюль и горшков. На стене висела небольшая металлическая полка, куда можно было отставить горшок с тестом. Запасов у хозяйки оказалось больше, чем я ожидала. Особенно меня порадовали многочисленные пряности и специи. Мы много раз посылали за ними Коринтию Анастасию. Девочка охотно приносила требуемое, с наслаждением вдыхая вкусные запахи.

Я потушила кролика с яблоками под крышкой из теста. Нарвала в огороде салата-латука; сделала медовую морковь, подогрела вино со специями. Я бы угостила хозяйку и ее дочь селистанскими блюдами, но в их домике не было нужных пряностей.

Я была счастлива так, как может быть счастлив человек. Гораздо больше, чем убивать, мне нравится кормить людей. Мне хочется когда-нибудь открыть харчевню в Медных Холмах, где будут подавать селистанские блюда… Еще больше хочется открыть в Калимпуре харчевню северной кухни. Сколько радости в простых земных мечтах!

Вечером стало прохладно. Мы с хозяйкой тем не менее вышли в сад и, набросив на плечи одеяло, сели рядом на скамью. Ко мне прижималось ее теплое бедро. Сытая и довольная, я без труда представила ее своей подругой или возлюбленной. Рядом с ней было так спокойно и хорошо, что я не сразу вспомнила об отсутствии ножа.

Потом я все же вспомнила.

– Я ухожу завтра, – сказала я.

– Береги себя в пути.

Почему-то я немного расстроилась – наверное, все же надеялась, что хозяйка станет меня отговаривать.

– Спасибо, что приютила меня.

– Я ведь сразу поняла, кто ты такая. – Она помолчала, очевидно подбирая нужные слова. – Даже… у нас в горах о тебе… ходят разные слухи. Особенно в наших горах. – Она смерила меня многозначительным, неспешным взглядом. – Ты знаешь, что здесь за место?

– Нет.

– Когда Медные Холмы были царством – задолго до Амфорных войн, охвативших весь Каменный Берег, – самых знатных умерших по обычаю хоронили вдали от городских стен. Наверное, хотели, чтобы они спокойно нашли дорогу в иной мир.

Амфорные войны?! Они ведь в глубокой древности! Я о них даже не читала… Династия правителей Медных Холмов зародилась не менее тысячи лет назад, значит, все остальные царства существовали гораздо раньше. Подумав об Управляющем, я сказала:

– Наверное, тем самым горожане и себя охраняли от духов.

– Ты не ошибаешься. Среди наших холмов есть давно забытые могилы. Но их обитатели не забыли ни самих себя, ни своего города.

– Ты – колдунья-некромант?

– Нет, нет. – Она улыбнулась. – Я разговариваю с мертвыми – я не призываю их и не подчиняю их своей воле. Наверное, меня можно назвать «разговаривающая с мертвыми».

– Ты владеешь такой силой, но живешь в крошечном домике…

Презрительно фыркнув, она ответила:

– Мертвых почему-то считают мудрыми. Откуда взяться мудрости после смерти, раз ее не было при жизни?

Я задумалась. «Мудрость предков» давно вошла в пословицы.

– Мне казалось, загробная жизнь учит терпению и пониманию прошлого… и будущего. Особенно мудрыми мне кажутся те, кого не ждет следующий оборот Колеса – или какой еще путь для них придумали боги.

– Главным образом, они из-за этого злятся.

– Я многим помогла покинуть наш мир. Даже сосчитать не могу, сколько жертв я принесла. – Я вспомнила разбойников, которых уничтожила в парке вместе с отрядом матушки Шестури. – Если все они злятся на меня, я должна чувствовать их злобу. Наверное, она яркая, как падающая звезда.

– Ты была всего лишь орудием в чужих руках, девочка моя. Теперь тобой движет твоя собственная воля.

– Не всегда, – ответила я, – не всегда.

– У тебя ведь есть покровитель? Покровительница?

– Да, – призналась я.

– И все же ты не бессловесное орудие. Воля твоя не сломлена. Неужели такой тебя воспитали в доме Управляющего?

– Вовсе нет. Проведенные там годы я считаю украденными. Живя там, я каждый миг мечтала бежать… И дорого заплатила за науку. – Я вспомнила госпожу Тирей, вспомнила, как хрустнули, ломаясь, ее шейные позвонки… – Свое первое убийство я совершила еще там, за серовато-голубыми стенами. А многие из тех, кто содержались там одновременно со мной, погибли… из-за меня. – Я не смогла сдержать слез.

Мать Коринтии Анастасии положила руку мне на плечи и притянула меня к себе.

– Повторяю, я сразу же поняла, кто ты такая. О тебе много говорят обитатели древних могил. По крайней мере, духи, которые понимают, каков современный мир.

– Почему? Потому, что жизнь многих людей прервалась из-за меня?

– У города тоже есть покровители… Родители. Как любое дитя, город растет и меняется, а родители старятся. Ты освободила Медные Холмы.

– Для Чойбалсана, – с горечью возразила я, ненавидя себя за соленый привкус слез во рту.

– Все проходит, и он тоже пройдет.

– Мне надоело убивать людей. – Прижавшись к ней, я вздрогнула всем телом, подавляя рыдание. – Устала освобождать города.

– Хочешь домой?

– Да! – воскликнула я и некоторое время поплакала у нее на плече. Когда я наконец снова смогла говорить, я, заикаясь, призналась: – Только у меня нет дома!

– К концу жизни все возвращаются домой. – Она погладила меня по голове. – Те, кому повезет, обретают душевный покой задолго до могилы.

Я еще долго плакала. Наконец слезы закончились, и я задала своей хозяйке вопрос, который давно вертелся у меня на языке:

– Не знаешь ли ты девушек… или наставниц, уцелевших после падения дома Управляющего?

Она долго пытливо смотрела на меня. Я видела в ее глазах сомнение. Наконец она сказала:

– Одна из наставниц по имени Даная живет среди могил высоко в горах. Она сама почти превратилась в тень, но еще не сдалась и не готова лежать под цветами.

– Госпожа Даная? – Мне захотелось повидать бывшую наставницу, поговорить с ней, расспросить про себя маленькую, но я сдержалась, услышав суровые нотки в голосе хозяйки.

– Мне она представилась просто Данаей. Целый год она не подпускала меня к себе. Даже сейчас мы с ней почти не разговариваем. – Вздохнув, моя собеседница продолжала: – Я приношу ей еду, одеяла и иногда рассказываю об окрестных пещерах, в которых можно укрыться в непогоду. Ее так страшно мучили, что дух ее давно сломлен.

– Я желаю ей только добра и не хочу нарушать ее покой.

– Да, сейчас она успокоилась. Достигла хрупкого равновесия. Что-то позвало ее сюда. Я никому не позволю напрасно тревожить ее!

– Спасибо! – Я поцеловала ее в щеку. Наверное, в другое время в другом месте мы с нею стали бы любовницами и близкими подругами.

Утром она принесла мне подарок – новую маску. Старую я давно потеряла.

– Как ты узнала?.. – с изумлением спросила я, вертя в руках тонкую металлическую сетку, отделанную черным шелком.

Мать Коринтии Анастасии улыбнулась:

– Никто тебя не выдал, но мертвые не устают следить за нами!

Я вертела маску в руках, разглядывая тонкие металлические ячейки, любуясь ее легкостью.

– Мертвые подарили ее?

– Да. Отдали по собственной воле.

Я немного испугалась, но радость перевешивала.

– Теперь мне недостает только оружия!

– Оружием я не торгую, – серьезно ответила моя хозяйка, – но, если хочешь, бери мой нож для мяса с серой рукояткой, я возражать не стану.

Кухонная утварь висела у огня на деревянной рейке. Я знала, о каком ноже говорит хозяйка. Он был гораздо меньше и легче предыдущих моих орудий. Взяв нож, я повертела его в руках, представляя, как отражаю нападение врага. Я умею сражаться и голыми руками, но хочется действовать с большей уверенностью.

«Не потому ли Бескожий неуязвим для оружия, но не для голых рук? Похоже, на Каменном Берегу не принято драться руками и никто не развивает мышечную силу…»

Мысли о Бескожем я отложила на потом. И нож убрала. Рукоятка торчала из-за голенища сапога, придавая мне разбойничий вид, но сейчас не время скрываться. Тем более что я одета во все черное, а лицо у меня закрыто маской!

Костолом казался мне удачной находкой в Калимпуре. Теперь я поняла, насколько детской была моя затея. И все равно Костоломом сейчас быть безопаснее, чем девушкой по имени Зелёная.

Я надела маску. Легкая и прочная, она не мешала мне видеть. Я повернулась к своей благодетельнице и ее дочери:

– Я вам обеим многим обязана, но пока могу отблагодарить вас единственным способом: уйдя от вас… Но я не забуду, сколько вы для меня сделали!

– Не говори глупостей! – воскликнула Коринтия Анастасия, подбегая ко мне и крепко обнимая за талию.

Ее мать грустно улыбнулась:

– Послушай мою дочь!

Вооруженная ножом и деревянным колокольчиком, я вышла в освещенный солнцем сад. Меня ждал большой город. А еще меня с нетерпением ждали Чойбалсан и богиня Лилия в своем храме. Я не могла не удивиться, поняв, как часто имею дело с богами… И все же самое большое благодеяние мне оказали не они, а простая женщина и ее дочь.

Хотя старые могилы находились недалеко от Медных Холмов – в дне пути по Ячменной дороге, – на то, чтобы пройти это расстояние, у меня ушло целых три дня. Сначала я брела в горах на запад, затем повернула к югу, в предгорья. Я шла козьими тропами, по обе стороны которых стояли невысокие замшелые стены. За ними в случае нужды можно было укрыться. Возможно, то были развалины старинных замков или домов.

Меня задерживала и необходимость постоянно следить за дорогой. Несмотря на рассказы моей хозяйки, дорога казалась совершенно пустынной. Правда, я не знала, много ли народу проезжает этим путем обычно. Иногда я замечала всадника, который стремительно проносился мимо. Всадники скакали как в сторону моря, так и в сторону гор.

Хотя сторонников Чойбалсана называли разбойниками, на самом деле к нему примыкали сыновья крестьян или дровосеков. В предгорьях жителей немного, да и торговых путей почти нет; разбойникам здесь нечем поживиться. Крестьяне и дровосеки не умеют драться по-настоящему. Они неповоротливы и тупоумны.

Но они могут выслать разведчиков, шпионов… О чем думает Чойбалсан? Мы бежали от него больше недели назад. Танцовщица, конечно, отвлекла погоню, и все равно Чойбалсан готовится напасть на Медные Холмы. В горах нечего есть, а скоро грянут морозы.

Скорее всего, я их опередила. Вот и хорошо!

Поднявшись по лесистому склону очередного холма, я услышала внизу рокот прибоя.

Я взобралась на высокий раскидистый дуб, росший на обочине дороги, и посмотрела на юг.

Передо мной лежали Медные Холмы. Крыши тускло поблескивали в лучах солнца до самого горизонта. А в открытом поле у городских стен выстроилась армия Чойбалсана. Они захватили стоящие вне городской черты постоялые дворы, конюшни и сараи. Вокруг палатки предводителя не сверкали молнии. Наверное, богоцарь куда-то отлучился.