Текст книги "Зеленая"

Новое возвращение

Я захлебнулась от неожиданности. Вода в гавани была грязная; рот не просто защипало от соли. Меня замутило от запаха сточных вод, трюмной воды и всего, что отдает океану Калимпура. Всплыв на поверхность, я замолотила по воде руками и ногами, стараясь держать голову и плечи повыше и постоянно отплевываясь.

Танцовщица держалась на воде плохо, хотя море было спокойным – ни волнения, ни даже зыби. Я подплыла к ней и попыталась ее подбодрить.

– Дыши! – крикнула я по-петрейски. – И не молоти так по воде!

Она немного успокоилась. Схватив ее за руку, я перевернулась на спину и поплыла назад, к причалу. Стоящая на краю матушка Ваджпаи нахмурилась. Рядом стояли Клинки с натянутыми луками.

Я поняла, что должна что-то придумать. Повернула голову налево, оглядела корабль, стоящий у крайней швартовной тумбы. Судно было торговое – приземистое, с низкой осадкой. Скорее даже не корабль, а большой баркас. У гакаборта толпились селистанские матросы. Они тыкали в нас пальцами и смеялись.

Танцовщица как-то обмякла. Волоча ее за собой, я подплыла к судну.

– Вот, – велела я, – держись за эту цепь!

– Эй, вы! – крикнул матрос-селистанец с сильным бхопурским акцентом. – Руки прочь! Не то что-нибудь сломаете!

Все расхохотались над такой смешной шуткой. Пролетев над нашими головами, в воду упала стрела. Все оглянулись. Матушка Ваджпаи укоризненно качала головой. Матушка Гита подмигнула мне.

Значит, Клинки и правда не желали моей смерти! На душе у меня немного полегчало. И все же меня бил озноб, несмотря на сильную жару. Я оледенела в теплой воде. Танцовщице стало совсем плохо; ее била крупная дрожь, она кашляла. Никогда раньше я не видела, чтобы она чего-то боялась.

– А ну, приятель, подними нас на борт! – крикнула я, подражая бхопурскому выговору.

Мой земляк посмотрел на отряд лучниц на причале, потом перевел взгляд на меня. Он больше не смеялся.

– Мальчик, от тебя одни неприятности!

Нам надо было как можно скорее выбраться из воды.

– Нет, наоборот! Я принесу вам удачу!

– Как?

– Подними нас на борт, тогда скажу.

Бхопурец снова покосился на матушку Ваджпаи. Та кивнула. Нахмурившись, недовольные матросы сбросили нам два каната. Мы кое-как подтянулись по ним в своих нищенских лохмотьях. Кто-то подал мне руку, помогая перевалить через борт. От Танцовщицы все старались держаться подальше.

Вначале я просто лежала на теплой, согретой солнцем палубе, стараясь отдышаться. Хотя сердце бешено колотилось в груди, опасность утонуть мне больше не грозила. Танцовщица закашлялась и стала извергать из себя воду. Матросы, ругаясь, отходили подальше.

– Говори быстрее! – велел бхопурец. – Не по душе мне эти стрелы. А твоя спутница мне всю палубу заблевала!

Я задумалась. Что бы ему такое сказать? Правда ему вряд ли понравится. Не знаю, относится ли он с почтением к калимпурским богам. Возможно, он поклоняется своей умершей прапрабабушке или какому-нибудь местному мелкому божеству… К тому же маловероятно, чтобы он поверил оборванному, мокрому мальчишке, лежащему у его ног.

Поэтому я встала.

– Не стану врать, от меня действительно одни неприятности, – сказала я. – Зато неприятности именно такие, какие ты хочешь!

– Как так, малыш? – засмеялся бхопурец.

– Твой корабль наверняка заходит во все прибрежные порты. Иногда находятся умники, которые думают, будто им не нужно платить. Верно?

Мой собеседник тут же замкнулся и насупился:

– Всякое бывает.

– Если хочешь, испытай меня. Я сумею победить любого из твоих людей. Даже двоих! Если мне удастся положить их на палубу, возьми меня в команду! Я буду охранять твой груз от врагов… – Я слегка пнула Танцовщицу носком ноги: – Моя подруга не переносит воду, но на суше – на палубе ли, в порту или в таверне – она всех вас заткнет за пояс!

Тихо застонав, Танцовщица перевернулась на спину и выпустила когти. Бхопурец невольно попятился, но потом снова рассмеялся:

– Может, ты и правду говоришь… И все равно ты глупец!

– Меня не зря охраняют целых двенадцать лучниц, – невозмутимо возразила я. – А еще я очень хорошо готовлю.

– Хватит! – прокричала с причала матушка Ваджпаи. – Сегодня никаких драк не будет! – Размахнувшись, она швырнула на палубу кожаный мешочек. Он многообещающе звякнул, и у капитана загорелись глаза. – Эти монеты твои, если ты сейчас же снимешься с якоря и отплывешь в Бхопуру с двумя пассажирами на борту!

Он схватил мешочек, развязал тесемки и расплылся в улыбке:

– Через час отходим!

Крича и переругиваясь, матросы спустили на воду шлюпку, закрепили фалинь и на веслах оттащили судно от причала. Матушка Ваджпаи сделала мне руками знак лилии. Стоящая рядом с ней матушка Гита подмигнула.

Медленно развернувшись, мы вышли из калимпурской гавани.

Наше судно называлось «Читтачаи», а его капитана звали Утави. Он согласился отойти на приличное расстояние от Калимпуры, добраться до оживленных морских путей. Там мы решили пересесть на какое-нибудь крупное судно, которое направляется к Каменному Берегу. Матушка Ваджпаи заплатила столько, что могла бы купить весь корабль.

Пока корабль шел на восток вдоль побережья, у нас с Танцовщицей почти не было возможности побыть наедине. Мы не могли уединиться на открытой палубе; оставалось лишь небольшое пространство под полуютом и закуток под шкафутом, в котором хранили ведра, тряпки и прочую утварь.

Через день, как следует рассмотрев корабль, я поняла: либо здесь очень просторные трюмы, либо где-то имеется тайник. Капитан «Читтачаи» – контрабандист; он провозит всевозможные товары в порты в обход таможни и налогов не платит.

Нас капитан тоже считает ценным товаром.

В сущности, положение наше казалось немногим лучше, чем на причале Арвани, разве что нам не грозила опасность утонуть. Мы согрелись и высушили одежду, нас накормили, но что дальше? По вечерам мне очень недоставало моего шелка с колокольчиками. Хотя в последнее время я пришивала колокольчики скорее по привычке, потеря очередного куска шелка опечалила меня. Мне казалось, я уже не смогу в который раз начать все сначала и пришить к новому куску материи несколько тысяч колокольчиков.

Интересно, как женщинам с моей родины удается не сбиться в счете дней? Правда, они ведь за всю жизнь не уезжают далеко от дома. Я вспомнила Шар. Она родилась в жалкой лачуге, вышла замуж за односельчанина и переселилась к нему в такое же убогое жилище… После смерти мужа она, скорее всего, перейдет в третью лачугу, к кому-нибудь из детей. Будет ссориться с невесткой… И за всю жизнь не покинет пределы родной деревни.

Хотя я прожила совсем недолго, я уже в третий раз переплываю море. Трудно ожидать, что я сохраню все обычаи своей родины. И все же мне было грустно. Может, Клинки сохранят шелк с колокольчиками до моего возвращения? Нет, скорее всего, Самма сожгла его.

Каждый шаг в сторону дома уводил меня все дальше от дома… Как раньше, когда меня увозили против моей воли.

– Там, в Калимпуре, я убила человека, – призналась я Танцовщице в первый вечер.

– Когда ты стала убийцей? – посерьезнев и погрустнев, спросила она.

«Я не стала убийцей», – внушала себе я, вспоминая удивленное лицо Майкла Карри. Он медленно оседал на пол, и глаза его постепенно тускнели.

– Ты сама учила меня бороться со злом, – возразила я, хотя и понимала, что моя отговорка никуда не годится.

– Неужели человек, которого ты убила, в ответе за все зло мира?

– Нет. – Я отвернулась.

Берег был совсем рядом, в нескольких сотнях шагов. В океан вдавалась широкая песчаная коса; джунгли подступали почти к самой воде. На деревьях, невидимые в темноте, кричали обезьяны. Теплый вечерний ветерок сменил направление, и нос корабля отклонился к северу. До нас доносился запах гнили. Понятно, почему обезьяны кричат: наелись перебродивших фруктов и опьянели.

– Мне сказали, что я служу правосудию… Такая служба пришлась мне по душе после того, как я освободилась из рабства, в которое меня продали!

Танцовщица долго молчала и наконец сказала:

– Многое из того, что делал… и делает Федеро, я не понимаю. В прежние времена он служил экономом и казначеем у Управляющего; он покупал девочек по обязанности. Насколько мне известно, он выкупил тебя у твоего отца у ворот вашего дома.

– Купил, как вещь! – буркнула я. – Купил, как…

Она перебила меня, по-прежнему не повышая голоса и тщательно подбирая слова:

– Работорговля не похожа на змею. Можешь отрезать голову или пронзить ее копьем, можешь сжечь все корабли и склады. Как только все успокоится, объявится кто-нибудь другой, и все начнется сначала. Работорговлю не уничтожить ни клинком в руке, ни огнем в сердце.

Сплюнув за борт, я сказала:

– Я не вещь. Я – человек.

– Людьми торгуют повсюду. Отдают в подмастерья, замуж, в солдаты, в матросы.

– Они сами выбирают свою судьбу!

– Зелёная! – с сожалением произнесла Танцовщица. – Много ли девушек выбирают себе мужа по своему вкусу? Много ли подмастерьев, перед тем как пойти в учение, выбирают себе подходящего мастера? Большинство людей никогда ничего не выбирает. Выбирают их самих, или они берут что предлагают. Все зависят от времени, удач или неудач, от своих поступков или поступков других людей…

Мне захотелось избить Танцовщицу, как ее еще никогда в жизни не били. Она ничего не знает; она ничего не понимает. Ей… все равно!

– Зелёная!

Повернувшись к ней спиной, я стала смотреть на корму. Матрос у румпеля – я еще не выяснила, как его зовут, – помахал мне рукой и улыбнулся. Он как будто не замечал моих глаз, которые метали молнии. А может, в сумерках просто не видел моего лица?

– Зелёная! – Танцовщица тронула меня за плечо.

Развернувшись, я замахнулась, но в последний миг одумалась и опустила руку.

– Что?! Ну что?!

– Я не виню тебя. Но пойми, жизнь не всегда так проста, как нам бы хотелось. Дети должны быть свободными, должны жить в довольстве и сами выбирать свой путь. Как и взрослые. Как все племена и народы. Ты хочешь, чтобы все дети росли дома, у себя на родине. Ты мыслишь благородно! Но подумай, всегда ли так будет лучше всего? Должна ли самая красивая девочка голодать вместе со своими нищими родителями, братьями и сестрами? На деньги, которые выручат за нее родители, вся семья прокормится в следующие голодные годы, а сама она будет жить в тепле и достатке…

Из моих глаз по-прежнему текли слезы.

– Так несправедливо, неправильно!

– На свете много несправедливости. Можно посвятить жизнь борьбе с отдельными пороками, но справиться со всеми не под силу даже титанобогам! В свое время они разделились, и от них произошли все народы мира. Каждая из нас несет в себе как частицу добра, так и частицу зла. Добро никак не может победить зло, а зла не хватает для того, чтобы задушить добродетель.

– Поэтому никто ничего не делает! – На сердце у меня стало тяжело. Перехватило горло. Даже слова были напитаны горечью.

– Надо стараться делать что можешь. – Танцовщица крепче сжала мне плечо. – Войдя во дворец Правителя, ты уничтожила зло, породившее торговлю детьми.

– То зло не было моим. – От стыда и злости я казалась себе очень маленькой. – Оно относилось к твоим сородичам и Медным Холмам.

– Да, то зло не было твоим, и все же ты сделала что смогла. – В свете восходящей луны я разглядела ее нежную улыбку.

– Тогда зачем ты явилась за мной?

– Я уже тебе сказала. Поднимается новое зло. Многие из нас верят, что ты обладаешь большой властью, потому что свергла прежний строй…

– Власти я не ищу!

Она опустилась на колени:

– Ты ведь и сейчас можешь покинуть корабль и пешком вернуться в свой храм! Когда их гнев немного остынет, они, возможно, снова примут тебя к себе. Выбор за тобой. Но я умоляю тебя, иди со мной и помоги – ради меня. Ради города.

– Встань, встань! – Я покраснела от смущения. Одна богиня знает, что подумал о нас матрос у румпеля. – Меня послала богиня. Я пойду с тобой.

– Что ты видела и что чувствовала, когда произнесла заклинание во дворце Правителя? – спросила Танцовщица на следующий день. Между нами булькал котелок с рыбным супом. – Где все происходило?

– Меня отвели в зал, похожий на… счетную палату. – Мне трудно было вспоминать и трудно выражать свои воспоминания словами; тогда я еще не завела привычки записывать все, что со мной происходит. – Я не видела трона, значит, там не принимали чужеземных послов или просителей. Скорее всего, Правитель проверял там свои счета вместе с подручными: они корпели над цифрами и решали денежные споры. Правитель начал издеваться надо мной; я подбежала к нему и произнесла слова, которым научила меня ты… – Я замолчала, чтобы набрать в грудь воздуха. Несмотря на палящее солнце, мне снова стало очень холодно. – А потом он исчез.

– Знаю. Он исчез. Но его сила никуда не делась!

– Да, наверное. Вокруг меня поднялась настоящая пыльная буря; меня как будто хватали сотни маленьких пальцев. Потом его сила растаяла и позвала его за собой.

– Мы не подготовились к войне, – медленно и печально проговорила Танцовщица. – После исчезновения Правителя появилось множество претендентов на престол. Всем им нужна была не корона, а власть, которая нависла, как пелена, над Медными Холмами. С одним из таких претендентов пришлось иметь дело мне… – Глаза ее на миг подернулись пленкой. – Я дорого заплатила за это!

– Прости, – сказала я.

– Нет, нет, я не могла поступить иначе. Правда, после ухода Правителя боги очнулись от долгого молчания. По крайней мере одного зарезали сразу…

– Зарезали?! – Я едва не задохнулась. – Еще раз прости, что перебиваю, но ведь богов не полагается убивать.

– Сами боги, конечно, о таком и не помышляли. – Танцовщица криво улыбнулась. – И все же убить бога можно, если знать нужные заклинания и провести необходимые приготовления.

– Теперь я понимаю, чего боится богиня Лилия, – заметила я. – Если убийца богов переплывет Штормовое море, ей грозит опасность! Даже представить не могу, что будет с Калимпурой, если там появится человек, обладающий такой силой.

– Ах, дело не только в обладании силой или оружием. – Танцовщица нахмурилась. – Я не знаю, в чем заключается такая сила, и знать не хочу, но Временный совет этот вопрос очень заботит.

– Временный совет? – Название обеспокоило меня, потому что я хорошо помнила историю.

– Когда Правитель пал, – с трудом продолжала она, – Федеро заключил соглашение с несколькими крупными торговыми домами. О нашем маленьком заговоре против Правителя почти никому не было известно, но многие при Правителе выражали свое недовольство. Найти единомышленников оказалось нетрудно.

– Сомневаюсь, чтобы у Правителя нашлись законные наследники… Ведь он сидел на престоле четыре столетия!

– Законных наследников нет, как и потомков прежнего правящего дома. Правитель был родственником древних владык по побочной линии, но он убил всех знатных родственников, не дав им дожить до старости. Он боялся законных претендентов на престол и держался за власть всеми силами.

– Кто же сейчас управляет Медными Холмами? Временный совет? – Странно было думать о том, что невозмутимая Танцовщица, которая предпочитает держаться в тени, занимается государственными делами.

– До некоторой степени. Боги пробудились после долгого молчания, священники никак не могут прийти к согласию, а наши союзные города-государства на Каменном Берегу предъявляют нам самые нелепые требования.

– Тебе поручили разыскать меня, потому что хотели удалить тебя из города? – тихо спросила я.

– Я сама вызвалась выполнить поручение. – Танцовщица снова улыбнулась, на сей раз не скрывая нежности. – Совет послал бы целое посольство, снабдив послов бумагами, подтверждающими наши права на тебя, если ты еще жива. От капитана «Южной беглянки» мы узнали, куда ты направлялась, и составили документ, в котором объявляли тебя свободной гражданкой Медных Холмов и требовали от калимпурского князя разыскать тебя.

Ее слова насмешили меня.

– Калимпурский князь – просто шут; власти у него меньше, чем у состоятельного бакалейщика! Он сидит на лазуритово-серебряном троне и принимает иностранных послов, а свободное время проводит со своими многочисленными женами.

– Из Медных Холмов всего не увидеть, – довольно резко парировала Танцовщица.

– Да. Петрейцы клюют на громкие титулы и пышные звания. Как будто титул делает человека!

Она тоже рассмеялась:

– Как ты защищаешь свою страну!

– Не больше, чем ты.

– Да, наверное. – Судорожно вздохнув, Танцовщица продолжала: – И вот объявился претендент на престол Правителя. О своих притязаниях заявил главарь бандитов с Синих гор. Он очень опасен; он наводит ужас на селения, лежащие неподалеку от Калимпуры. Зовут его Чойбалсан. Он украл древнюю магию моего народа, а когда пардайны попробовали дать ему отпор, стер с лица земли несколько наших прайдов.

– Ах… – Обойдя стол, я взяла ее за руку. – Прими мои соболезнования! Тропы их душ окончились тупиками!

– Да… – Отстранившись от меня, она помешала суп в горшке и продолжала: – Нас осталось немного. Пардайны и раньше не были многочисленным племенем… Не нужно много усилий, чтобы от моих сородичей остались лишь воспоминания.

Мы долго сидели молча. Танцовщице не сразу удалось успокоиться. Наконец она возобновила свой рассказ:

– Чойбалсан уничтожает пардайнов, как лесной пожар уничтожает деревья… Он разрушает храмы. Похоже, он набрал большую силу и, вооружившись украденной магией, способен сразиться с богами.

– Это он зарезал первого бога?

– Не бога, а богиню – Марайю, которая исполняла женские желания. Нет, ее зарезал не он. Мы пока и сами не знаем, кто совершил то злодеяние – посланцы Шафранной Башни, которые любят действовать втихомолку, или еще более темные силы. Вот что больше всего тревожит священников в Медных Холмах.

Да уж, в этом я не сомневалась.

– Поэтому, – продолжала Танцовщица, – мы решили обратиться к тебе. Ты единственная из смертных, кроме Чойбалсана, владеешь древней магией. Возможно, тебе удастся его сокрушить!

Сжавшись от ужаса, я воскликнула:

– Я не владею магией!

Рулевой Чоудри обернулся посмотреть, о чем мы спорим.

Танцовщица покачала головой:

– Ну конечно владеешь – ведь именно магия помогла тебе развеять чары Правителя!

Ее слова так огорчили меня, что я ушла и очень долго тренировалась наносить удары багром. Я упражнялась до тех пор, пока не пришел капитан и слезно не попросил меня не ломать его корабль.

Почти весь день мы с Танцовщицей избегали друг друга, но смысл ее рассказа был мне вполне ясен. Только мы с Чойбалсаном соприкоснулись с древней магией. Из всех живущих сокрушить Чойбалсана способна только я.

Наверное, теперешние правители Медных Холмов впали в отчаяние, иначе они не вспомнили бы обо мне. Правитель потратил четыре века на то, чтобы сломить любое сопротивление. Он и богов запугал, да так, что те уснули, замолчали. Кто же защитит Медные Холмы?

Только не я. Одного тирана я свергла с помощью магии; такого поступка хватит не на один оборот Колеса!

Довольно скоро мы очутились на пересечении морских путей. Я успела привыкнуть к Утави и его команде – испуганно улыбающемуся Чоудри, гиганту Туллаху – сожителю Утави – и к остальным матросам, но мне не терпелось добраться до Каменного Берега. В начале плавания мы задержались на мелководье у бхопурских берегов, а почему – непонятно. По пути я несколько раз слышала, что капитан и его сожитель о чем-то спорят, но предмет своего спора они тщательно скрывали.

Впрочем, догадаться было нетрудно, потому что иногда Утави что-то ворчал себе под нос. Время от времени он начинал ворчать. Думаю, Утави охотно продал бы нас в рабство, если бы подвернулся подходящий покупатель, хотя матушка Ваджпаи щедро заплатила за наш проезд, а мы вряд ли сдались бы без боя.

Так что мы очутились в открытом море, вдали от тех мест, где привык охотиться капитан «Читтачаи». Мы с Танцовщицей собирались пересесть на какой-нибудь океанский корабль. Вдали от берега матросы «Читтачаи» занервничали, но деньги есть деньги, а за наш провоз им заплатили больше, чем они получили бы за целый год. Только третье проходящее мимо судно направлялось на Каменный Берег. «Яркий» был большим кораблем с металлическим корпусом; он шел под флагом Дан-Крэнмура.

Когда мы, наконец, обо всем договорились, я увидела, что следом за нами перебраться на «Яркий» собирается Чоудри.

– Ты-то куда? – грубо спросила я его на селю.

– Утави грозится убить меня, – ответил Чоудри дрожащим голосом. – Раньше он хотел вернуться в Калимпуру и продать вас, а я не согласился!

«Вот ублюдки!» – подумала я. Значит, наши догадки оказались верными. Если мы не возьмем Чоудри с собой, ему придется туго.

– Тебе нет места там, куда направляюсь я, – прошипела я. На палубе внизу бесновался Утави, а бледнокожие матросы с «Яркого» протягивали мне руки. После того как Утави стал размахивать длинным кривым мечом, они втащили на «Яркий» и Чоудри.

Так все решилось помимо нашей воли.

Чоудри долго еще осыпал проклятиями Утави и бывших товарищей. Я почти ничего не понимала, потому что он говорил на каком-то селистанском диалекте, который я понимала с трудом. Наконец нас всех повели к помощнику капитана.

Помощник капитана оказался таким же бледнокожим, как и матросы; после долгого плавания в наших широтах его лицо сделалось красным, как яблоко. Одет он был в белую форму, пропотевшую насквозь.

– Надеюсь, вы не вооружены?

Я мысленно выругала себя, поняв, что очень соскучилась по петрейскому языку.

– У меня только рабочий нож, – ответила я.

Танцовщица с поклоном втянула когти.

– К вам, госпожа, это не относится, – сказал ей помощник капитана, натянуто улыбнувшись. – Ну, пойдемте!

Мы последовали за ним. Оробевший Чоудри плелся сзади. Нас привели в малую кают-компанию. За столом сидели четверо. Я поняла, что нас будут оценивать.

Вдруг я заметила, что один из четверых – мой старый знакомый Срини, эконом с «Южной беглянки».

Мне показалось, что он ошеломлен еще больше, чем я.

– Зелен… – воскликнул он на селю, привстав с места. Сидевший во главе стола толстяк метнул на него многозначительный взгляд, и Срини снова сел.

– Срини! – сказала я по-петрейски. – Рада снова видеть тебя!

– Ты знаешь их? – спросил капитан у Срини.

– Только де… – Он хотел сказать «только девушку», но посмотрел на мои коротко стриженные волосы и матросский костюм и поправился: – Только Зелёного.

Оговорки эконома никто как будто не заметил.

– Южане редко так хорошо говорят по-нашему, – одобрительно заметил капитан. – Что ты делаешь в обществе пардайны? – Он повернулся к Танцовщице: – Прошу прощения, госпожа.

– Вам не за что просить прощения, – ласково улыбнулась Танцовщица. – Зелёный был моим самым способным учеником в Медных Холмах.

Капитан удивился; судя по выражению его лица, я сильно выросла в его мнении.

– Мы идем полным ходом, хоть и пришлось остановиться, чтобы принять вас на борт. Значит, все вы направляетесь на север? Мы зайдем в Забытый Порт, затем в Медные Холмы, потом домой, в Дан-Крэнмур.

– Обещаю, в Медных Холмах, после того как мы сойдем на берег, вы получите тройную плату, – сказала Танцовщица.

– Если хотите, мы отработаем свой проезд, – предложила я. – Мне приходилось готовить и в храме, и во дворце, и на корабельной кухне.

– А твой отец?

Отец?! Я не сразу поняла, кого имеет в виду капитан.

– Чоудри! – Я повернулась к рулевому с «Читтачаи». Тот совсем съежился от страха. Зачем я позволила ему плыть с нами? Наверное, богиня не случайно сделала его нашим попутчиком, но ее замыслы оставались для меня неведомыми.

– Мы за него расплатимся.

– Господин, – подал голос Срини, – в Зелёном и его спутнице я уверен. Если они поручатся за селистанца, я против него не возражаю.

Капитан нахмурился.

– Ладно, мы берем вас с собой. Но учти, Срини, если они сбегут в Медных Холмах, не заплатив, все, что они должны, я вычту из твоего жалованья!

– Слушаюсь! – ответил эконом.

– Спасибо, – добавила я.

Танцовщица молча поклонилась.

Переговоры закончились. Мы остались на «Ярком» в непонятном положении; нас считали чем-то средним между узниками и пассажирами.

Нам показали, где мы будем спать. Чоудри повесил свой гамак на баке, рядом с отдыхающими подвахтенными матросами. Нас с Танцовщицей поселили со слугами богатых пассажиров. Увидев нас, соседи недовольно заворчали. В тесной каюте без иллюминаторов, пропахшей потом, и без нас негде было повернуться.

Итак, Медные Холмы снова ждали меня на пути домой, в Калимпуру. Может быть, моя жизнь движется по кругу? В ответ на мою тайную просьбу Срини достал мне несколько кусков полотна у парусного мастера – несмотря на паровой котел, при попутном ветре на «Ярком» поднимали паруса. Тихими вечерами я сшила себе новый костюм Костолома, хотя и не такой красивый, как прежний.

По пути мы с Танцовщицей часто говорили о том, что происходит в Медных Холмах. Мне показалось, что она в чем-то подозревает Федеро, но мне не говорит. Видимо, она хотела, чтобы я сама составила мнение о происходящем. Чоудри часто подходил к нам, но обижался, если мы говорили между собой по-петрейски. Видимо, он пожалел, что перешел вместе с нами на «Яркий», послушав свой внутренний голос.

В целом же путешествие прошло спокойнее, чем я могла бы ожидать.

* * *

В Забытом Порту я на берег не сошла. Как и Танцовщица. Капитан Баркс не запретил нам покидать корабль, но мы решили, что не стоит напрасно дразнить его. В редкие для нас часы досуга мы сравнивали народы и города.

– Мои сородичи не живут в каменных дворцах, – говорила Танцовщица. – Мы не строим каменных жилищ. Строители городов появились после того, как какой-то бог подарил обезьянам огонь и вложил в их головы мысли. Города строят только люди… Вот почему вы превзошли все остальные племена, вместе взятые.

– Думаешь, так происходит на всем мировом блюде?

Танцовщица искоса посмотрела на меня:

– Не знаю; ведь мировое блюдо огромное. Можно проехать очень далеко на восток или на запад и не найти там наших порядков. Но такое огромное расстояние не одолеть и за всю жизнь.

Я улыбнулась ей:

– Ничего, был бы быстроходный корабль с хорошей командой! – Мне хотелось очутиться как можно дальше от Чойбалсана, Дома Выпей и многочисленных призраков, преследующих меня, хотя мне еще не исполнилось и семнадцати лет.

– Корабль понесет тебя по морю, но не по пустыне и не по горам… Ты окажешься в чужих краях, не зная тамошних наречий и обычаев. У тебя не будет и местных денег. В конце концов ты осядешь в каком-нибудь незнакомом порту и станешь просить подаяние у людей, которые разговаривают с помощью перьев и проклинают с помощью цветов!

Танцовщица пророчила мне не самую злую судьбу. Сколько раз я сама перечеркивала чью-то жизнь! И все же ее слова почему-то задели меня за живое, хотя я давно уже настроилась на другой путь. Тогда же я просто сказала:

– Я не создана для того, чтобы быть моряком в океане своей судьбы. Меня послала богиня, ты меня позвала. Когда-нибудь я вернусь в Калимпуру. Я знаю свою жизнь.

– Зелёная, своей жизни не знает никто. Во всяком случае, пока она не закончится и внук или внучка не нарисуют пару строчек над твоей могилой.

* * *

Когда мы приблизились к Медным Холмам, я попросила Танцовщицу:

– Прошу тебя, не говори пока Федеро, что я вернулась.

– Сама не знаю, как тут лучше поступить.

– Я тоже. Так что давай начнем с чего-нибудь простого. Сначала пошли весть о своем прибытии или пошли кого-нибудь за деньгами – нам надо расплатиться за проезд. Не забывай, что за Чоудри мы тоже поручились. Требуй платы за троих.

Танцовщица задумчиво нахмурилась:

– О нем-то, наверное, можно рассказывать? Мне нужно написать записку.

Вдруг меня осенило – не знаю, был ли то голос богини или проявление моей полнейшей глупости.

– Я надену костюм Костолома и сама пойду за деньгами! По-петрейски я говорю хорошо, как местная уроженка.

Странная улыбка появилась на лице Танцовщицы.

– Что ж, иди. Тебе предстоит очередное испытание!

Я кивнула и начала переодеваться. Иногда я скучала по своему расшитому колокольчиками шелку, но я столько раз его теряла, воссоздавала и снова теряла, что мне стало казаться: шелк не столько ритуальная одежда, сколько трата сил.

Закрыв лицо покрывалом, я взошла на палубу и стала у борта. Мы приближались к Медным Холмам в водянисто-сером свете мрачного дождя.

Несмотря на плохую погоду, я отлично разглядела город издали. Как и в прошлый раз, звонили колокола на буйках, на прибрежных скалах, на других кораблях, на берегу…

Недоставало лишь одного – деревянного буйволиного колокольчика. Стойкий ушел очень далеко; он пропал из моих мечтаний. После того как я вернулась на свою родину и увидела, в каком убожестве живет мой отец, воспоминания о раннем детстве подернулись туманом. Услышав колокольный звон в порту, я вспомнила, как скучала по отцу и по Стойкому тринадцать лет назад, когда Федеро увез меня за море.

Из моих глаз выкатилось несколько слезинок, но никто ничего не заметил из-за дождя.

Передо мной раскинулись Медные Холмы. Тускло поблескивали под дождем металлические крыши. Над портом, как и тогда, возвышался лес мачт, хотя кораблей здесь было вдвое меньше, чем видела я в обычный день с Корабельного проспекта в Калимпуре. Многие причалы опустели. Некоторые склады сгорели, и их не стали отстраивать заново, хотя, судя по суете у берега, мятеж давно уже закончился.

«Неужели прошло два года?!» – удивилась я.

Танцовщица нашла меня, когда «Яркий» подошел к причалу.

– Срини рассчитал нам плату за проезд, а я написала просьбу о возмещении расходов. – Она свернула в трубочку две бумажки и протянула мне.

Я спрятала записки за пояс.

Заход в порт – самое хлопотливое время для корабельного эконома. Хорошо, что Срини выкроил время и для нас… Наверное, капитан приказал ему!

– Куда мне идти?

– Казначейство теперь в бывшем дворце Правителя. Только тамошние хранилища не принадлежат знатным семействам и крупным торговым домам, – рассеянно ответила Танцовщица. Видимо, она чего-то боялась. – Не страшно тебе идти туда?

На меня нахлынули воспоминания.

– Дворец – такое же место, как и все прочие. – Я сказала неправду, но вместе с тем сказала то, что должна была сказать.

Танцовщица кивнула и продолжала:

– Войди со стороны Веретенной улицы и спроси Цитрака или Брайна. Они узнают мой почерк и мою подпись.

– Какой залог от меня потребуют?

– Моей записки должно быть достаточно. Если спросят, как тебя зовут, назовись… Ломом.

На полуюте зазвонил колокол. Паровой котел запыхтел; «Яркий» начал причаливать. Пассажиры толпились на палубе. Можно было подумать, что Медные Холмы – порт приписки корабля. На причале стояли портовые грузчики и рабочие; по северным меркам, их собралось очень много. На берегу сновали торговцы, проститутки и прочая публика. Многие размахивали пестрым тряпьем или яркими полосками бумаги.