Текст книги "Танцующая на лепестках лотоса"

Вибол замедлил шаг.

– Я не могу себе представить… что было бы, если бы я потерял Прака.

– Я знаю. Поэтому-то я и пытался удержать тебя – чтобы тебя защитить. Для меня была невыносима мысль, что я могу потерять еще одного любимого человека.

Большая золотисто-черная бабочка отчаянно махала крыльями, пытаясь выбраться из паутины, натянутой между двумя ветками дерева. Вибол оглянулся на своего отца:

– Почему ты раньше никогда не рассказывал мне про своего брата?

– Потому что думал, что ты еще слишком юн, чтобы узнать о его смерти. Теперь же я знаю, что ты достаточно взрослый и достаточно смелый. Ты пошел прямо в лагерь врага, и хотя тебя поймали, ты вел себя отважно, и я очень горжусь тобой.

– Это правда? Ты действительно мной гордишься?

– Да, сынок, – ответил Боран, положив руку ему на плечо и крепко сжав его, – потому что мне кажется, что настоящая смелость проявляется не в результате, а в самом поступке. И то, что ты сделал… это показало мне… что мой мальчик превратился в мужчину.

Вибол попытался сдержать радостную улыбку, но Боран все же заметил, как уголки его губ поползли вверх.

* * *

В разгар сухого сезона, когда дождь и прохладный ветерок превратились в далекие воспоминания, вокруг общественных зон для купания собирались толпы кхмеров. В громадном храмовом рву весь день укрывались от зноя десятки тысяч людей. На мели дети гонялись за лягушками. Мужчин тянуло на глубину. Женщины стирали, отбивая грязную одежду о камни, и собирались небольшими группками, чтобы помыться вместе и поболтать. Чамы теперь тоже приходили сюда: воины плавали от берега к берегу наперегонки под ободряющие крики их командиров.

Воисанна, Тида и Чая стояли вместе посередине рва, по плечи в воде. Рядом с ними, пощипывая листья лотоса, плавал у поверхности декоративный карп, видимо, подаренный китайским купцом или дипломатом кому-то из кхмерских чиновников. Карп был большой, длиной с руку Тиды, и золотисто-белый. Он двигался с изяществом и достоинством самой уважаемой рыбы – такой же хозяин здешних вод, каким в небе является орел.

Тида наблюдала за тем, как Чая, весело смеясь над своей старшей сестрой, взобралась на спину Воисанне. Уже три недели прошло с тех пор, как Воисанна рассказала Тиде про Чаю, и за это время Тида уже привыкла видеть, как резвятся и проказничают в воде сестры. С одной стороны, Тиде нравилось следить за играми Воисанны с Чаей, а с другой, она завидовала их отношениям. Было несправедливо, что у Воисанны есть сразу два близких ей человека – Асал и Чая.

Большинство своих ночей Тида проводила с Индраварманом. И хотя он ее никогда не бил, она продолжала панически бояться его. Он никак не мог поймать Джаявара, и это было постоянным источником его злости, которая в любой момент могла, вскипев, вырваться на поверхность. Тида пыталась угодить ему, говоря или делая ему приятное. Она восхищалась его мудростью, нашептывала ему всякие нежности и прикасалась к нему так, как будто он был отцом ее детей. К счастью, она не беременела. По крайней мере хоть в этом смысле боги были к ней милостивы.

Индраварман в этот день вызвал ее к себе раньше обычного, и это удивило ее, поскольку он теперь почти все время находился вне дворца. Идя к нему, она готовила себя к худшему и поэтому вздрогнула, когда он встретил ее улыбкой. Он рассказал ей, что его разведчики выследили скопления кхмеров на севере, возле древнего храма. Похоже, они использовали этот храм как свою базу. Индраварман решил повести туда несколько отрядов своих лучших воинов. Их будут сопровождать повара, кузнецы, лекари, священники и женщины. Тида должна будет поехать вместе с ними. Большинство чамских военачальников брали с собой своих жен и наложниц. Асал не просил Воисанну поехать с ним, но Тида, которой отчаянно хотелось иметь там рядом друга, стала упрашивать ее поехать. Воисанна не хотела оставлять сестру одну, однако в конце концов она все-таки согласилась. Войско должно было выступить на рассвете.

За свою жизнь Тида не так много времени провела в джунглях и поэтому переживала из-за насекомых, змей, скорпионов и хищных зверей. Даже несмотря на то, что ее будут окружать воины, ночевки под открытым небом все равно тревожили ее. Она также боялась, что чамы найдут там кхмеров и убьют их так, как это описывал Индраварман, – вонзая в их тела раскаленные наконечники копий, пока все вокруг не пропитается запахом паленой плоти.

Тида не была уверена, что без Воисанны выдержит все то, что ее ожидает в джунглях. Но когда она думала о том, что рядом с ней будет ее подруга, сердце ее билось ровнее и дыхание успокаивалось. Воисанна защитит ее и развеет все ее страхи.

Когда Чая спрыгнула со спины своей сестры и направилась в сторону китайского карпа, Тида взяла Воисанну за руку:

– Ты уверена, что с твоей сестрой все будет в порядке, если ты оставишь ее здесь одну?

– Она здесь в безопасности, просто будет выполнять свои обязанности. Один из людей Асала присмотрит за ней. Я с ним уже дважды встречалась и доверяю ему.

– Как ты вообще можешь доверять чаму?

Усмехнувшись, Воисанна отвернулась от Чаи, брызгающей в нее водой.

– Потому что я верю Асалу, и если он может поручиться за кого-то, этого для меня достаточно. К тому же я считаю, что лучше уж Чае быть тут, чем в джунглях. Чамы знают, чья она рабыня, и никто не посмеет причинить ей вред. А кхмеров ей бояться не стоит.

Тида кивнула и сказала, сжав руку Воисанны:

– Спасибо тебе… за то, что согласилась поехать со мной. Я никогда в жизни не углублялась настолько в джунгли.

– Там очень красиво.

– Ничто не может быть для меня красивым, когда рядом Индраварман.

– Но ведь его не будет рядом с тобой, Тида. Он займется поисками кхмеров. Возле тебя буду я, и нам там нечего бояться.

Тида отвела взгляд в сторону:

– Нечего? Ты говоришь так, потому что не слышала, что он говорит о предстоящем сражении. Не слышала, как он обещает захватывать в плен и пытать наших людей.

Воисанна крикнула Чае, чтобы та не заплывала слишком далеко. Затем она вновь переключила свое внимание на Тиду.

– И что же он говорит?

– Не стоит тебе этого знать.

– Рассказывай.

Тида послушалась подругу и в подробностях пересказала ей все угрозы и обещания Индравармана.

– Он убьет их всех, – добавила Тида. – Даже женщин и детей. Потому что они не покорились ему.

Воисанна взглянула на ребятишек, плескавшихся на мелководье. Над водой разносился их веселый смех.

– Тогда мы должны предупредить наших соотечественников, – прошептала она. – Не знаю, как нам это сделать, но уверена, что есть какой-то способ.

– Если Индраварман узнает, что мы с тобой…

– Так ты предлагаешь ничего не делать, Тида, когда мы можем спасти их?

Тида молчала, не зная, что ответить. Она не хотела, чтобы их соотечественники страдали от пыток, но мысль о том, что они с Воисанной решатся перехитрить Индравармана, повергала ее в ужас.

– У него повсюду множество шпионов, – сказала она. – Они докладывают ему буквально обо всем, и если мы с тобой совершим оплошность, он живьем сдерет с нас кожу, как с какой-нибудь дичи. Я видела, как он расправляется со своими врагами, а с нами он поступит еще хуже.

Воисанна кивнула:

– Тогда я сама как-то предупрежу наших. Тебе не о чем беспокоиться. Считай, что я тебе ничего не говорила.

– Возможно, так даже лучше… если я ничего не буду об этом знать. Тогда и Индраварман, который видит меня насквозь, тоже ничего не узнает.

– Ладно. Вот и хорошо, Тида.

– Спасибо тебе. Ты очень хорошая подруга. Я такой не заслуживаю.

– Ты заслуживаешь быть счастливой. Мы все заслуживаем этого. И я думаю, что в один прекрасный день… так и будет. Я мало что знаю про этот мир, про войны и про королей. Но я думаю, что мы еще будем счастливы.

Тида снова сжала руку подруги, прежде чем отпустить ее.

– Иди поиграй со своей сестрой. Она зовет тебя. А я хочу просто постоять здесь и понаблюдать за вами. Когда я смотрю на вас, мне кажется, что все, как и прежде, хорошо.

– Я вернусь.

Тида с улыбкой смотрела, как Воисанна плывет на глубину. Там сестры встретились и начали брызгаться, и Тида на какое время забыла про Индравармана.

Но тут протрубил боевой слон и мысли Тиды снова стали мрачными. Воисанна не понимала, как опасен Индраварман, даже не догадывалась, что еще никому не удавалось его провести. Он позволял людям думать, что у них это получилось. Он и Тиде разрешал считать, что ей удается его дурачить. Но на самом деле он все видел и понимал. И то, что он был королем двух королевств, что люди боялись его и умирали за него, отнюдь не было случайностью.

Индраварман найдет кхмеров. А также выяснит, кто его предал, кто бы это ни был.

* * *

В «комнате эха» храма Ангкор-Ват стоял полумрак, сюда практически не попадал солнечный свет. В отличие от большинства других помещений громадного храма, стены этой комнаты совсем не были украшены резьбой. Простые блоки из песчаника были плотно подогнаны друг к другу в этой небольшой прямоугольной келье с потолком высотой в двадцать футов. В западной и восточной стенах имелись дверные проемы, через которые был виден почти весь храм.

Воисанна помнила, как в «комнату эха» ее водил отец и как он объяснял ей ее секреты. Перед глазами возникла картина, как он держит ее за руку, рассказывая, что нужно делать, и она улыбнулась. Он был очень терпеливым человеком, и ее не удивляло, что это было его самое любимое место во всем Ангкоре.

Испытывая чувство благодарности за то, что эти воспоминания сейчас вызывают у нее улыбку, а не слезы, Воисанна взяла Асала за руку. За месяц, который прошел с тех пор, как он освободил Чаю, она видела его через каждые несколько дней. По службе он должен был часто бывать вне города, поскольку вооруженные стычки с кхмерами стали случаться все чаще и чаще. Тем не менее, вернувшись, он всегда посылал за ней, и она быстро приходила к нему, чтобы перевязать его раны и рассказать о том, чем занималась, пока его не было.

Воисанна и Асал обычно встречались в его комнате, но накануне их отъезда вместе с войском Индравармана ей захотелось отвести его в особое место, место, которое было важной частью ее прежней жизни. Ей бы не хотелось прийти в «комнату эха» одной, а рядом с ним ей было хорошо и спокойно. Разумеется, она продолжала горевать о потере своих близких, однако это горе больше уже не переполняло ее сердце. У нее была Чая. У нее был Асал. И у нее была надежда.

– Что ты об этом думаешь? – шепотом спросила она, сжимая руку Асала и заглядывая ему в лицо.

Он оглядел комнату:

– Все остальное в Ангкор-Вате так прекрасно, так необычно. Что особенного в этих простых голых камнях?

– Это место, где исполняются желания. Где тебя могут услышать боги. И я подумала, что они должны услышать нас, пока мы не уехали из этого города.

– И как же здесь сбываются желания? Что нужно сделать?

– Стань к стене и прижмись к ней спиной. Затем семь раз ударь себя кулаком в грудь и загадай желание.

Асал прислонился спиной к серым блокам песчаника и кожей почувствовал их прохладу. Затем он поднял глаза к высокому потолку, слегка сходившему на конус в центре комнаты. Он снова и снова бил кулаком себя в грудь, издавая звук, напоминавший отдаленный звон большого колокола. Уходя вверх, звон этот звучал гулко и раскатисто, поражая своей чистотой. Зачарованный этим необычным явлением, Асал забыл о своем желании.

– Это какое-то волшебство, – прошептал он, когда эхо наконец стихло.

– Меня приводил сюда мой отец, – отозвалась Воисанна. – Мы слушали это вместе и вместе загадывали желания.

– И как это действует?

Она пожала плечами:

– Как действует солнце? Или звезды на небе?

– А что другие кхмеры? Они тоже приходят сюда загадывать желания?

– Каждый день. Чтобы загадать желание. Чтобы помолиться. У нас считается, что это то место, откуда богам проще всего услышать нас.

– Тогда пусть они на самом деле услышат тебя, моя госпожа.

Улыбнувшись, она тоже подошла к стене и прижалась к ней, выпрямив спину и отведя назад плечи. Закрыв глаза, она семь раз ударила себя кулаком в грудь и стала слушать звон далеких колоколов. Странный звук нарастал внутри нее, поднимал ее куда-то, унося в другое время и другое место. Ее желанием был мир. Не отмщение, не кровавая бойня, а просто мир. Если чамы уйдут из Ангкора, жизнь снова станет прекрасной.

Наконец в «комнате эха» все стихло.

Асал покачал головой; он явно был поражен.

– А что, моя госпожа, если мы с тобой вдвоем загадаем одно желание? Может быть, в этом случае вероятность того, что боги услышат нас, будет больше?

– Да, думаю, да.

– Тогда давай пожелаем радости нашим ушедшим близким и чтобы жизни, в которых они возродились, были лучше этой.

Чам и кхмерка стучали себе кулаком в грудь, вслушивались в издаваемые звуки и улыбались.

– Вместе с тобой я могла бы простоять тут всю ночь, беседуя с богами, – сказала Воисанна, довольная тем, что Асал очарован этим местом не меньше, чем она сама.

– Ты думаешь, что они слушают нас? Что им есть до нас дело? – спросил он.

– Иногда. Но прямо сейчас… я не подпитываюсь их силой… зато получаю силу от тебя.

– Ты, моя госпожа, и так очень сильная и благородная.

Она сжала его руку.

– Когда ты называешь меня так, я чувствую внутри тепло. И внутренне улыбаюсь.

– Моя госпожа, моя госпожа, моя госпожа…

Рассмеявшись, она притянула его к себе.

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да.

– Когда я была обручена… я многого хотела для себя. Моего возлюбленного, конечно. Но также и свой дом. А еще всякие глупости вроде драгоценностей, слуг и власти.

– Многие люди жаждут таких вещей.

– Но не ты.

– Не я.

– А теперь уже и не я. – Сделав паузу, она заглянула ему в глаза, чувствуя, как участился ее пульс. – Вместо всего этого… я хочу только тебя. Я говорю это сейчас, в этой комнате, потому что надеюсь, что боги подарят мне исполнение этого желания.

– Они уже сделали это.

Она покачала головой:

– Нет, они пока только дразнят меня. Потому что ты не принадлежишь мне. Пока твоим господином остается Индраварман, ты не мой.

– Но…

– Я хочу мира, Асал. А с миром придешь и ты.

– Но для мира он не тот человек. Я уже встречал такие сердца, его сердце гонит черную кровь.

Наклонившись поближе к нему, она прижалась губами к его уху.

– Тогда мы должны убежать. Когда наступит подходящий момент, мы должны бежать.

– Он будет охотиться на нас.

– Значит, мы будем жить в страхе?

– Да.

Она представила существование в джунглях, вдали от Ангкора.

– Я бы предпочла, – прошептала она, – прожить короткую яркую жизнь, чем долгую, но серую. А с тобой жизнь была бы прекрасна. Чая тоже была бы с нами. Мы бы смеялись, касаясь друг друга. И были бы счастливы. И даже Ангкор со всем его величием не может предложить мне такого.

– Я стал бы дезертиром. Мы были бы нищими.

– Мне кажется, что… богатство никогда не даст таких радостей, какие может принести свобода.

Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее.

– Тогда мы убежим, когда придет время. Только, пожалуйста, пусть это останется между нами и богами.

Кивнув, она хотела уже уйти, но остановилась.

– Позволь мне загадать еще одно, последнее желание, – сказала она, снова прислоняясь к стене.

Она била себя в грудь, слушала далекие колокола и просила богов услышать ее и позволить ей бежать с мужчиной, которого любила все больше и больше.

Глава 2
Зов битвы

Войско чамов выступило из Ангкора вскоре после рассвета. Впереди и позади длинной колонны ехали три сотни всадников. Между ними шагали две тысячи пеших воинов, а также рабы, священники и низшие командиры. Из-за узости троп боевые слоны не использовались. Запряженные лошадьми повозки везли рис, соленую рыбу, овощи, оружие и доспехи – все, что было необходимо для нескольких дней пути и предполагаемого сражения. На других повозках, устеленных циновками и заваленных подушками, ехало множество чамских жен, наложниц и высокопоставленных чиновников.

Приближение армии в джунглях чувствовалось издалека. Стук копий о щиты и скрип деревянных колес заранее оповещали всех местных обитателей о приближении человека и хаоса. Олени и леопарды торопливо уходили с пути войска, а с деревьев поднимались стаи встревоженных птиц. Позади людей в воздухе оставался запах пота, нечистот, промасленной кожи и благовоний.

Сразу за головой колонны на мощном белом жеребце ехал Индраварман. Хотя разум подсказывал ему, что безопаснее находиться в середине войска, он всегда его возглавлял и сам водил своих людей в бой. Позади него следовали военачальники, пользовавшиеся наибольшим его доверием, все конные и в полном боевом снаряжении. Впереди шли пятнадцать воинов, которые длинными ножами вырубали подлесок, чтобы расширить проход. Такое методичное продвижение требовало больших усилий, но все же прогресс был налицо: армия неуклонно двигалась вперед, все больше углубляясь в джунгли, все дальше на север, где прятались кхмеры.

Индраварман сообщил своим военачальникам о том, что выяснили разведчики: группы кхмеров собирались на севере от Ангкора возле старинного храма. Предполагалось, что сосредотачиваются они там уже некоторое время, и была вероятность, что в этом месте теперь могли находиться основные силы противника, которыми, скорее всего, командует Джаявар. Если Джаявар действительно собрал у этого храма свою армию, Индраварман хотел здесь же безжалостно истребить ее, поэтому и привел сюда из Ангкора грозное войско.

Кхмеров, скорее всего, будут задерживать дети, а также больные и старики. Хотя армия чамов продвигалась неспешно, при необходимости она могла двигаться быстрее. Конные воины по команде в любой момент могли ринуться вперед. Большим скоплением кхмеров управлять сложно, к тому же в джунглях нет пространства для маневра, поэтому чамы были уверены, что смогут захватить их предводителей. На самом деле уже даже заключались пари на то, кто именно убьет Джаявара и получит щедрую награду, назначенную Индраварманом за его голову.

Асал участвовал в десятках таких экспедиций и привык к тому, что люди говорят о предстоящем сражении с хвастовством и бравадой. Больше всего хвастаются, как правило, молодые воины. Они же первыми будут трусливо топтаться на месте и хныкать, когда острая сталь начнет вспарывать животы, когда в панике начнут сшибаться и падать кони, молотя копытами по грязи. В настоящем бою приблизительно равных противников большинство молодых погибнет из-за своей опрометчивости, робости и неопытности. Мало кто выживет, и через много дней, недель или месяцев, перед следующим сражением большинство этих людей уже будут помалкивать в ожидании предстоящей резни и страданий.

Асал, ехавший через бамбуковые заросли вслед за Индраварманом, волновался не за себя. Время от времени он оглядывался, раздумывая, где находится Воисанна и как он мог бы защитить ее, если их атакуют. Маловероятно, что кхмеры намеренно причинят ей какой-то вред, но в бою возможно всякое. Ее может поразить случайная стрела. Или же воин, опьяненный видом крови в пылу битвы, сочтет ее своей добычей.

Асалу полагалось всегда быть готовым защитить короля. Однако, если кхмеры начнут накатываться волна за волной, смогут ли его чувства к Воисанне пересилить чувство долга? Если он бросит Индравармана одного, то по окончании битвы его, без сомнения, объявят трусом и дезертиром, и тогда пощады не жди.

Несколько дней тому назад, когда Воисанна начала упрашивать его позволить ей отправиться с войском, он был недоволен. Впервые с момента их встречи она расстраивала его. И все же он тщательно подбирал слова, понимая, что Воисанна хочет поддержать Тиду. Вместо того чтобы высказывать ей свое неудовольствие, он посоветовал девушке, что ей делать, если они подвергнутся нападению: она должна спрятаться под повозку или за щит; как она должна представиться кхмерам или чамам – в зависимости от того, кто победит. Может так получиться, что он будет не в состоянии прийти ей на помощь, так что ей придется самой позаботиться о себе.

Как бы Асалу хотелось, чтобы они не передвигались с военной колонной на марше, а снова оказались в «комнате эха». Тогда он чувствовал себя так, будто они с ней одни на всем белом свете, будто Ангкор-Ват надежно защитит их от посторонних глаз и ушей. Даже в своей комнате в королевском дворце он не чувствовал себя с ней в полной безопасности. В любой момент Индраварман мог потребовать кого-то из них к себе или же вообще навеки их разлучить. Асал понимал, что король знает об их отношениях с Воисанной, и из-за этого все время был настороже. Не добавило ему настроения и то, что, когда они покидали Ангкор, он видел, как По Рейм внимательно разглядывает Воисанну. Будь его воля, он вполне мог бы использовать ее, чтобы добраться до своего старого врага и соперника.

Стараясь, чтобы в движениях его не было ничего подозрительного или необычного, Асал наклонил щит к себе. Свободной рукой он достал из щели записку Воисанны и осторожно развернул квадратный кусочек кожи. На внутренней его стороне было написано:

В комнате эха я молилась за себя. Я благодарила за благословение богов, за то, что они дали мне тебя.

Он с нежностью провел кончиком пальца по этим словам. Затем он сложил лоскут кожи и снова спрятал его под железную окантовку своего щита. Ему до сих пор было трудно поверить в то, что она тянется к нему так же, как стремится к ней он. Они отличались друг от друга многим, как небо и земля. Она была кхмеркой, он – чамом. Она была родом из зажиточной семьи, он – из бедной. Она была прекрасна и грациозна, тогда как он мог похвалиться разве что силой и крепостью своих рук, держащих оружие.

Асал был любим своей матерью и в принципе понимал, что это за чувство. Рассчитывая найти для себя женщину, которая родила бы ему сыновей и дочерей, он никогда не думал, что будет заботиться о ней больше, чем предполагает супружеский долг. Да, он будет ее обеспечивать, защищать ее, возможно, обмениваться с ней улыбками. Однако он никогда и подумать не мог, что будет представлять ее лицо накануне битвы, будет мечтать о том, чтобы прикоснуться к этому лицу при мерцающем свете свечей.

Асала окружало слишком много врагов. Будучи в дурном расположении духа, Индраварман мог выпустить ему кишки. По Рейм, безусловно, строил планы, как ему убить его. Не менее опасными во время этого многодневного марша будут и сотни скрывающихся в джунглях кхмеров.

Единственным человеком, которому верил Асал, была Воисанна; однако, доверяя ей, позволяя ей полностью завладеть его мыслями, он подвергал свою жизнь еще большей опасности. Она была для него олицетворением любви, добра и надежды – драгоценных даров, к которым он с каждым днем тянулся все больше. Но у даров этих была своя цена, и он это понимал.

Асал не хотел подводить своих соотечественников. Он гордился своими предками, гордился наследием своего народа. Кхмеры в прошлом нанесли чамам не меньше обид, чем чамы кхмерам. Он был чамом и таковым останется до конца своих дней.

Но он был влюблен в кхмерку. И продолжал влюбляться все больше, несмотря на все опасности, сопряженные с таким союзом.

* * *

Сория и Прак сидели на краю длинной и узкой прогалины. Здесь совсем недавно упало большое фиговое дерево, образовав в густых джунглях своего рода просеку. На стволе дерева стояли пятеро кхмерских воинов, которых они встретили накануне. Мужчины эти шли из Ангкора, и Боран с Сорией решили идти дальше вместе с ними. Кхмеры оказались добрыми людьми, хотя все были в шрамах и хорошо вооружены.

Воины проснулись на рассвете и теперь, стоя на стволе упавшего дерева, отрабатывали навыки владения саблей. Боран, Сория, Вибол и Прак с восхищением наблюдали за тем, как воины по очереди, попарно вели тренировочный бой. Широко расставив ноги, чтобы удерживать равновесие, они ловко наносили удары и защищались, используя вместо стальных клинков тяжелые бамбуковые палки. Разносившийся по лесу стук дерева о дерево пугал птиц и заставил притихнуть зверей. Мужчины сражались, пока один из них не падал или не был вынужден спрыгнуть со ствола на землю.

После того как воины уже по нескольку раз поучаствовали в такой схватке, один из них спросил, не хотят ли Боран и Вибол попробовать себя в этом. Боран решительно замотал головой, но Вибол, немного поколебавшись, встал и вскарабкался на толстый ствол. Он внимательно слушал наставления воина, а затем поднял тяжелую палку. Вначале он неловко обращался с нею, и это было заметно, однако Вибол был молод и силен, так что через некоторое время он уже уверенно размахивал палкой. К немалому удивлению своих родителей, он при этом улыбался, а потом попросил отца стать его противником в тренировочном бою. Боран согласился, и отец с сыном встали друг напротив друга. Вскоре, напряженные и вспотевшие, они, подбадриваемые воинами, уже наносили удары.

В этой схватке победил Вибол, а Прак, который сидел на камне возле матери и играл на флейте, думал о том, не поддался ли ему отец. Остальные мужчины могли видеть это, но Праку оставалось только гадать. И для себя он решил, что отец свалился с бревна умышленно.

Сория, зашивавшая дырку в запасной набедренной повязке мужа, подсела к сыну поближе.

– Ты бы хотел, чтобы они и тебя позвали попробовать? – тихо спросила она, и он почувствовал запах ожерелья из цветов жасмина, которое закрывало большую часть ее груди.

Прак начал было качать головой, но сразу перестал, решив не врать.

– Я хотел бы, чтобы моя слабость не была так очевидна для всех, – ответил он.

– У нас у каждого есть свои слабости.

– Возможно. Но одни из них трудно заметить, а другие трудно упустить из виду.

– А ты присоединился бы к ним… если бы мог?

– Если бы они позвали меня.

Она вздохнула и отложила иголку, чтобы взять его за руку.

– Я не воин, Прак, но мне кажется, что ум тоже может быть могучим оружием. Твои придумки стоят сотен сабель. А люди эти… если они и видят твою слабость, то только потому, что не видят тебя настоящего. Они просто не знают, на что ты способен.

– Но ты видишь?

– Конечно вижу. И ты можешь сделать не меньше, чем кто-нибудь другой.

Он улыбнулся, поверив ее словам, хотя его все же беспокоило, найдется ли когда-нибудь такая женщина, которая захочет стать его женой, родить ему детей. Затем он подумал, что было бы приятно услышать его матери. Сория, как и все они, многое пережила в последнее время, став свидетельницей того, как разрушили их дом, как избивали ее сына, попавшего в плен.

– Когда закончится война, чего бы тебе хотелось? – спросил он, откладывая в сторону флейту и чувствуя кожей лица нежное прикосновение солнечных лучей.

– Мне?

– Да, мама, тебе.

– Я хочу… чтобы все это закончилось. Чтобы мои близкие были целы и невредимы. И больше ничего.

– А ты помечтай. Просто позволь себе помечтать.

Очередной воин со смехом свалился с бревна. Все остальные, включая Борана и Вибола, понукали побежденного подняться обратно на дерево и продолжить поединок.

– Я хочу иметь свой дом, – наконец ответила она. – Возле воды.

– Но не на берегу Великого озера?

– Лучше у ручья. У ручья, недалеко от реки. В этом случае твой отец по-прежнему сможет заниматься тем, что он делает лучше всего.

Прак подумал о том, что для его матери вода была столь же важна, как и для отца. Она была нужна, чтобы стирать, готовить еду, купаться. В прошлом его мать всегда ходила к источнику и наполняла тяжелые деревянные сосуды для воды. Понимая, что она уже не такая сильная и быстрая, какой была когда-то, Прак задумался над тем, как облегчить ей этот труд.

– Вода очень тяжелая, мама. И, таская ее в дом, ты стала совсем сутулой.

Она рассмеялась:

– Уж не собираешься ли ты изобрести для меня воду полегче?

– Нет, но что, если… если мы построим свой новый дом так, чтобы ручей проходил под ним? Я бы мог выложить дно этого ручья камнями, чтобы он не заиливался. Вода будет течь прямо под комнатой, и, когда тебе она понадобится, ты просто опустишь в ручей на веревке сосуд из тыквы, а потом поднимешь его. И тебе не пришлось бы ходить за водой. Она всегда была бы рядом с тобой, а перед сном ты слушала бы ее ласковое журчание.

Она порывисто сжала его руку:

– Я… я очень хотела бы иметь такой дом, Прак. Но смог бы ты его построить?

– Почему бы и нет? Надо только выбрать подходящее для него место, чтобы его не затопляло в половодье. У тебя всегда было бы вдоволь воды… а отец держал бы лодку неподалеку.

– Это сделало бы нас обоих счастливыми.

– Я очень хочу, чтобы ты была счастлива, мама.

– Я знаю. Поэтому ты и сидишь тут со мной, поэтому и играешь на флейте, когда мог бы заняться чем-нибудь поинтереснее.

– Мне нравится играть.

– А я люблю тебя слушать.

Прак улыбнулся, но выражение его лица тут же изменилось, потому что Вибол застонал от боли.

– Эти воины говорят, что нам предстоит сражение, – сказал Прак.

Сория кивнула.

– А если предстоит сражение… может быть, нам лучше оказаться подальше от того места, где оно произойдет, – добавил он.

– Мы не можем.

– Почему?

– Потому что Вибол не сможет ужиться сам с собой или с нами, если будет думать… где-то в глубине души… что он трус.

– Но что, если он пострадает в бою? Или пострадает отец?

Она сжала руку Прака, пристально глядя ему в глаза.

– Ты не можешь сражаться, сынок. Но, как я уже много раз говорила, ты умеешь думать. Так что, пожалуйста, воспользуйся своим умом. Это дар тебе от наших богов. Ты слышал, что твой отец рассказывал про чамов, тебе известны сильные и слабые места их лагеря. Придумай побольше способов, как нам победить их. Твоя идея насчет пожара была очень хорошей. Но это только начало. Что, если главное сражение будет в Ангкоре? Что, если прямо сейчас сюда выскочит десяток чамов с саблями наголо? Ты должен найти ответы на эти вопросы, потому что я… я точно знаю, что мне это не дано. Как бы я ни старалась, я не в состоянии придумать, как победить чамов. А ты можешь это сделать. Возможно, именно поэтому боги забрали у тебя зрение. Может быть, взамен они решили дать тебе другое видение, видение, которое может спасти нас всех.

Прак кивнул; слова матери эхом отозвались в его душе. Почувствовав, что ей в первую очередь необходимы успокоение и уверенность, он пообещал составить план, как им защитить себя.

Правда, он уже много дней и ночей размышлял над этим, но, сколько бы раз он ни пытался представить себе картины их будущего, перед глазами неизменно всплывало одно и то же: его брат бросается в бой и гибнет страшной смертью.

Если Вибола убьют, вместе с ним умрет и дух их семьи, иссякнет ее жизненная сила. Родители Прака будут ходить будто на деревянных ногах, а сознание их станет неживым.

Что бы ни пришлось для этого предпринять, какие бы жертвы от него ни потребовались, Прак должен сделать так, чтобы в будущем этого ни в коем случае не произошло.