Текст книги "Властители Индийского океана. Становление морских связей между Европой и Азией"

По возвращении в Гоа Албукерки несколько месяцев занимался дипломатическими и гражданскими делами, принимал эмиссаров от королей Сиама (Таиланда) и Бирмы, правителя Камбея, а также от шейха Исмаила, общепризнанного главы всех кочевых племен в Северной Аравии, Сирии и Месопотамии. Основным источником богатства Исмаила были его чистопородные кобылы, и лучшим рынком для их жеребят оставалась Индия. Когда его посол у правителя Камбея доложил, что открывать или закрывать гавани Индостана решает только Албукерки, Исмаил сразу понял, что его финансовое состояние зависит от португальцев, и, естественно, решил с ними дружить. Вообще-то говоря, вице-король не был в хороших отношениях с крупными мусульманскими правителями, но шейх Исмаил принадлежал к шиитской секте и постоянно враждовал с Египтом и Турцией, и потому Албукерки пошел ему навстречу и отправил ответную миссию, которую приняли по-царски.

Он также отправил миссии к правителю Гуджарата и саморину Каликута, которые после захвата им Гоа предложили португальцам в своих морских портах территории для строительства, но у которых, как по волшебству, трудности стали возникать одна за другой после того, как Албукерки отбыл в Малакку. Вице-король был решительно настроен получить обещанные территории и возвести форты. Отчасти им руководили обычные мотивы, но, кроме того, он рассчитывал, что из этих фортов сможет держать под обстрелом гавани, а значит, не будет необходимости в блокирующих кораблях, если снова потребуется закрыть их. Ведь корабли, используемые для блокады портов, отвлекались от других, более прибыльных дел. В основном благодаря последнему соображению Албукерки получил одобрение своего суверена, который, как и большинство его советников, скептически относился к расширению португальских земельных владений в Индии. Но хотя вице-король рассчитывал убедить саморина, от своих тайных агентов он узнал, что последний, внешне проявляя дружелюбие, в действительности связывает свою политику с могущественными каирскими торговцами, настроенными против европейского присутствия на Востоке, и никогда не согласится на военное строительство в Каликуте.

Это сообщение подтвердилось бесконечными проволочками в переговорах, и, так как Альбукерки не намеревался повторять прошлые ошибки, он вернулся к методам, которые, хотя и полностью соответствовали политическим реалиям своего времени, не совпадали с его личными представлениями об этике. Вероятно, как и Уоррен Гастингс[15]15
  Уоррен Гастингс (1732–1818) – первый английский генерал-губернатор Индии.


[Закрыть], он решил, что цель оправдывает средства, когда речь идет о взаимоотношениях с жителями Востока. Получалось, что саморина следует попросту устранить, чтобы дать дорогу его брату, который не только был другом белых людей и главой очень влиятельной партии в Каликуте, хорошо относившейся к португальцам, но и рвался к власти. Пообещав этому брату полную поддержку португальцев в будущем, Албукерки предложил ему действовать. Яд оказался весьма эффективным средством, и брат занял место саморина. Каликут был освобожден от всякого блокирующего вмешательства и снова стал процветать, как двадцать лет назад. Португальцы получили, наконец, площадь для форта и немедленно приступили к строительству.

Примерно в этот же период из Малакки прибыли первые депеши – спустя полтора года после отъезда Албукерки. Андраде, командовавший флотом по приказу вице-короля, доложил о крупных сражениях и потребовал дополнительных судов. После весенней смены муссонов туда была отправлена эскадра, которая прибыла очень вовремя – как раз перед появлением флота из девяноста военных проа, принадлежавших союзу вождей, который возглавлял яванский король. Этот флот вошел в пролив с намерением захватить Малакку. Обнаружив восемнадцать португальских кораблей, азиаты бросили якоря в нескольких милях от порта, чтобы выработать план операций. Андраде остался на рейде, чтобы подождать дальнейшего развития событий. Он надеялся, что малайцы высадятся на берег для нападения на город, оставив свои корабли слабо защищенными, и он сможет их атаковать. Но азиатский военный совет принял решение, что высаживаться на берег в присутствии португальского флота было бы самоубийством, а так как они ничего не могли предпринять без высадки, а атаковать европейцев на воде боялись, то отказались от своей затеи и попытались ускользнуть под покровом ночи. Андраде заметил, что они уходят, и, поскольку задачи обороны перед ним больше не стояли, он последовал за противником, которого догнал на следующее утро и весь день вел подвижный бой, в процессе которого азиаты понесли тяжелые потери. Правда, захватить яванского короля ему не удалось. Это было первое из десяти морских сражений, проведенных португальским флотом в Малаккском проливе за сто тридцать лет, в течение которых этот важный морской путь находился под контролем португальских моряков. Ни в одном другом морском районе за аналогичный период не было больше масштабных морских боев. Первое сражение надолго запомнилось малайцам и на шестьдесят лет лишило яванцев желания угрожать Малакке. Хотя оно не помешало испытать судьбу жителям Суматры – с тем же успехом.

Прежде чем это случилось, Албукерки еще раз собрал все имеющиеся на индийском побережье суда для еще одной экспедиции, оказавшейся для него последней. Хотя генерал-капитан быстро старел, Аден и Красное море занимали первое место в его планах на будущее. Но прежде чем приступить к столь сложному предприятию, он хотел укрепить позиции Португалии на Ормузе, которые пришли в плачевное состояние с тех пор, как он покинул остров девять лет назад. Цитадель осталась недостроенной, и, хотя португальская торговля здесь процветала, ежегодную дань султан выплачивал с большими задержками, если выплачивал вообще. По прибытии Албукерки обнаружил, что вся власть находится в руках политического авантюриста обычного для Востока типа – смелого и отчаянного человека, который заставляет султана действовать по его приказам, угрожая оружием. Он был заколот шпагами приближенных Албукерки, когда попытался убить вице-короля. Султан был настолько благодарен за это освобождение, что португальцы больше не испытывали никаких трудностей в завершении строительства, и все прочие вопросы были очень быстро урегулированы. Слава

Албукерки в Западной Азии достигла такой высоты, что восточная знать стекалась отовсюду, чтобы только взглянуть на него, даже из таких отдаленных районов, как Тартария (возможно, автор имеет в виду еще существовавшие в то время Крымское, Астраханское и Казанское ханства. – Ред.) и Курдистан. Но именно в атмосфере славы и всеобщего восхищения, каких, вероятно, не довелось испытать ни одному белому человеку на Востоке, у вице-короля начались серьезные проблемы со здоровьем, и он понял, что жить ему осталось недолго. Более десяти лет постоянной работы и волнений, да еще в нездоровом климате – когда ему было уже шестьдесят два года (Албукерки родился в 1433 г. – Ред.), наконец, сломили его. Быстро завершив самые важные дела на Ормузе, Албукерки отплыл в Гоа, которого он очень хотел достичь раньше, чем покинет этот мир.

Так случилось, что его преемник – Лопу Суариш Албергариа, о назначении которого вице-королем никто ничего не знал, уже прибыл в Кочин несколькими неделями ранее. Годами влиятельная и завистливая группировка в Лиссабоне интриговала против Албукерки, и нерешительный король, наконец, поверил клеветникам и решил его отозвать. Возможно, Мануэлу, человеку весьма посредственных способностей, было сложно отличить правду ото лжи среди бесконечных заговоров и интриг, которые плелись вокруг трона. Но, не дав Албукерки шанса ответить своим обвинителям, прежде чем предпринимать столь радикальные меры, он, безусловно, проявил непростительную несправедливость к одному из своих самых блестящих и преданных подданных. Через несколько месяцев после отъезда Суариша до Лиссабона из Венеции дошел сенсационный слух о том, что Суэцкая армада снова оснащается для отправки в Индию. Взволнованный этими слухами, Мануэл немедленно отправил к индийским берегам подкрепление из двенадцати судов и с ними письмо Суаришу. В нем было сказано, что Суариш сохраняет титул и вознаграждение вице-короля, но его власть будет ограничена наземными поселениями в Кочине, Каннануре и Малакке, и до дальнейших распоряжений Албукерки сохранит свой статус и жалованье и будет осуществлять верховное командование в Гоа, а также всеми военно-морскими и военными силами Португалии в Индии. При таком положении, по словам Мануэла, величайшая опасность, которая когда-либо угрожала положению Португалии на Востоке, будет встречена опытным и компетентным человеком. Иными словами, король одной рукой смещал Албукерки в пользу фаворита, а другой возлагал на него спасение из трудной ситуации. В конце концов все хлопоты оказались пустыми, слух был ложным, а Албукерки умер раньше, чем приказы попали к Суаришу. Но пятно на имени короля Мануэла осталось в истории навсегда. Справедливости ради следует отметить, что он осыпал почестями единственного сына Албукерки.

Первый намек на перемены в своем положении Албукерки получил по пути в Гоа от местных торговцев, следовавших из Кочина в Маскат, – с их судном он встретился в море. Узнав, что после более десяти лет беззаветной службы своей стране король посчитал необходимым поставить над ним цензора, Албукерки впал в депрессию и стал очень быстро угасать. 15 декабря 1515 года его корабль бросил якорь во внешней гавани Гоа, а на следующее утро генерал-капитан умер и был похоронен в Гоа. Искренне скорбели не только его соотечественники, но и индусы.

С уходом этого блестящего человека окончилась целая глава в истории Индийского океана. Вероятно, никто и никогда так в полной мере и не оценил, как многим обязаны народы Центральной и Западной Европы наместнику португальского короля в Индии, истинному основателю могущества белого человека на Востоке. До того, как Албукерки прибыл в Индию, Европа не была представлена на обширной части земной поверхности, лежащей к востоку от Африки, если, конечно, не считать достойным представительством небольшую группу судов, перемещавшихся внутри ограниченного пространства, и три фактории, каждую из которых можно было обойти пешком за десять минут. А вокруг были миллионы смуглолицых жителей Востока, корабли которых бороздили восточные моря. После смерти Албукерки белый человек, пусть даже представленный обитателями одного из самых малых государств Европы, словно колосс, прочно расположился по обе стороны Индийского океана. Одна его нога стояла на полуострове Малакка и Малайском архипелаге, другая – у ворот Ирана. Между этими пунктами без разрешения Португалии не осмеливалось показаться ни одно судно. И хотя Португалия впоследствии противилась приходу в этот район представителей других европейских народов, именно португальцы были пионерами, проложившими путь на Восток европейским флагам.

В некоторых аспектах правление Индийским океаном, основанное Албукерки, не имеет параллелей в истории, поскольку оно свело целый океанский район к положению территориальных вод. Другие нации, имеющие военно-морское превосходство над противником в войне, до тех пор использовали его, чтобы вытеснить своих врагов с моря и блокировать в порту, но никто даже в период ведения военных действий не пытался установить постоянное регулирование движения флота применительно к любым плавсредствам в целом океане. Албукерки начал с масштабного силового сокращения количества флота, изгнав арабских купцов из восточных морей, но потом обнаружил, что эта крайняя мера не вполне отвечает интересам Португалии. Лучше было изменить эту политику и позволить им вести торговлю между Гоа и Персидским заливом, вместо Каликута и Красного моря. Ввод системы специальных разрешений стимулировал движение морских торговых грузопотоков по выбранным им каналам. Но Албукерки признавал и моральные обязательства, и необходимость охраны огромных водных пространств, на которых силовыми методами ввел свой контроль, и старался освободить их от проклятия пиратства, под которым они существовали с самого начала судоходства.

В то время, в начале XVI века, ни одно море в мире не было безопаснее в этом отношении, чем Индийский океан. Тогда бороздящие его грузовые суда пребывали в большей безопасности, чем их собратья в Атлантическом океане и на Средиземном море, если, конечно, у них был португальский пропуск. За эту безопасность они платили существенные сборы. Введение Португалией платы за океанское судоходство на столь огромном пространстве для всех судов, кроме своих собственных, тоже не имело аналогов в истории, но торговля была делом настолько выгодным, что торговцы не роптали. Один арабский купец как-то признался Албукерки, что мог позволить себе потерять дюжину судовых партий малабарского перца, если выгрузит одну в Джидде или Суэце. 1500 процентов – таков был обычный доход за рейс.

Что касается генеральной политики, Албукерки всегда старался помнить главное и, осознавая неизбежность ограничения могущества Португалии на столь обширных пространствах, никогда не пытался, несмотря на склонность к авантюрам, захватить большие районы азиатской территории, как это делали позже голландцы, англичане и французы. Где бы он ни устанавливал или помогал установить португальский флаг, море всегда было или в непосредственной видимости, или, по крайней мере, в нескольких часах пути. В этом отношении он придерживался промежуточной политики между его предшественником Алмейдой и последователем Суаришем. Алмейда противился любым добавлениям к земельным владениям Португалии, кроме двух первоначальных плацдармов – в Кочине и Каннануре. Суариш пришел к соглашению с главным из трех правителей, правивших на Цейлоне, и значительная часть территории острова – больше чем половина самой Португалии – стала платить дань этой стране. Лиссабонское правительство не имело возможности провести военную оккупацию такой большой территории, но оно могло прекратить ее торговлю, и эта мера оказалась достаточно эффективной. Позднее, однако, восстания на захваченной территории потребовали военных действий, стоимость которых поглотила все доходы, – именно такого развития событий опасались Алмейда и Албукерки.

Албукерки все же совершил одну фатальную ошибку, руководствуясь исключительно благими намерениями. Он был лично ответствен за расовое смешение в таких масштабах, что это стало одной из главных причин постепенного упадка власти Португалии на Востоке. Люди, которых он сам вел к победам, были чистокровными европейцами, рожденными португальскими матерями. Но когда возникла идея укомплектования флота и фортов под португальскими флагами на Востоке местными кадрами, он намеренно поощрял браки между португальцами и дочерями малабарских индусов, то есть представительницами наименее зрелого из всех восточных народов, с которыми он встречался. (Смешанная раса с преобладанием древнего (доарийского) дравидийского элемента. – Ред.) В результате этих союзов родилось потомство, из которого получались солдаты и моряки, как правило, достаточно хорошие, чтобы достойно встретить азиатских противников, но слишком слабые, чтобы противостоять морякам из Северной Европы, которые появились несколькими поколениями позже и оспорили господство Португалии в восточных морях.

Албукерки не был морским офицером с юных лет, однако его карьера, как военного командира, была почти полностью морской или непосредственно связанной с морем. Однако судьба лишила его возможности доказать свои способности морского тактика, потому что, хотя он участвовал во многих конфликтах с большим количеством кораблей противника, все они, как правило, или стояли на якорях, или встречались в море поодиночке. Он ни разу не вступал в бой с вражеским флотом в открытом море, как да Гама или Андраде и другие командующие Малаккской экскадрой. С другой стороны, лишь немногие адмиралы имели дело с более широкими проблемами нападения на вражеские источники богатства, контролируя морские торговые пути, и никто не вел так много военных действий в прибрежных районах, в корне отличных от обычных рейдов. Когда Албукерки вел флот в сражение, обычно велись постоянные промеры глубины лотом, ведь ничто так не действует на нервы морякам, как необходимость атаковать в неизвестных водах. А нанося удары по суше с моря, Албукерки был командиром, стратегия которого была морской, а тактика военной.

Ему была неведома алчность, и доля богатейшей добычи, полученной в ходе операций, которую он оставлял лично для себя, была ничтожной. Он был приверженцем строгой дисциплины и, бывало, применял суровые наказания, бывшие в ходу в то время, но неизменно оставался в высшей степени терпимым к тем, чьи проступки заключались в неуважении лично к нему. Несмотря на то что Албукерки осуществлял завоевания, его имя пользовалось высочайшим уважением у азиатов на протяжении многих поколений. Они видели в нем человека, который понимал, что у силы есть не только права, но и обязанности. Албукерки неустанно трудился, чтобы обеспечить превосходство Португалии, но всегда заботился о тех, кто признавал власть его страны, и это произвело такое глубокое впечатление на индусов, что в течение многих лет после его смерти они призывали его дух на защиту от тирании его преемников.

Следы деятельности Албукерки видны и по сей день. Над Гоа все так же развевается португальский флаг (в 1961 г. Гоа, Диу и Даман вошли в состав Индии. – Ред.), и во многих местах на берегах восточных морей можно видеть полуразрушенные стены – остатки построенных им когда-то крепостей. Он не дожил до тех времен, когда начался их упадок. При нем это были новые и видимые знаки господства его страны, установленного им на огромных водных пространствах океана, в истории которого имя Афонсу Албукерки занимает одно из самых видных мест.

Глава 7 Век португальского господства в Индийском океане

Почти столетие после того, как Васко да Гама впервые бросил якорь в индийской гавани, португальцы оставались единственными представителями европейцев в восточных морях. Это практически весь XVI век, потому что Васко да Гама вошел в индийскую гавань за полтора года до начала этого века, а первый голландец обогнул мыс Доброй Надежды за полтора года до его окончания. После создания разветвленной коммерческой и оборонительной организации, развитой гением Албукерки, португальцы занимали позицию, обращенную на север, на водном пространстве с плацдармами на берегу, с фронтом протяженностью более 5000 миль вдоль северного побережья Индийского океана от Адена на западе до Малакки на востоке. Вдоль всей этой линии европейцы находились лицом к лицу с азиатами и во многих пунктах устанавливали с ними контакт, как друзья или враги.

Португальцы могли себя защитить, но для этого следовало обеспечить наличие достаточных военно-морских сил во всех стратегически важных пунктах, что у них не всегда получалось из-за неверной оценки ситуации. Там, где у португальцев было достаточно кораблей, царил мир и процветала торговля. Но сознание своего превосходства нередко заставляло европейцев переоценивать свои силы, и это, а также желание высвободить как можно больше судов для торговли, иногда побуждало их уменьшать эскадры, расположенные в целях защиты в стратегически важных пунктах, ниже предела, требуемого для безопасности. Если это происходило, обязательно находилось одно или несколько соседних государств, спешивших нанести удар по ослабленной позиции. Не то чтобы они рассчитывали таким образом избавиться навсегда от присутствия белого человека, но лишь из соображений мести или в надежде на добычу. Подобные столкновения были отнюдь не редкими и наносили португальцам ущерб, особенно из-за нарушения местной торговли. Но пока их общее господство в Индийском океане оставалось непоколебимым, местные потери неизменно рано или поздно возвращались, обычно после прибытия нового флота. Создавалось впечатление, что огромное водное пространство – это империя с границами, которые могли стать неуязвимыми для прямых атак благодаря использованию высокомобильных оборонительных сил. Их концентрацию в любой находящейся под угрозой точке противник был абсолютно бессилен предотвратить, хотя стихии иногда могли ее задержать. Муссоны, делая отправку флотов в отдельных направлениях неосуществимой, заставляли португальцев прибегать к соответствующему рассредоточению сил, что при других условиях было бы небезопасным. Но при этом имелся резерв подвижных сил, который вводился со сменой сезонов и позволял европейцам господствовать везде. Так, хотя малайцы на востоке региона и другие мусульманские народы на его западе были постоянно недружелюбны и часто проявляли открытую враждебность, неспособность объединяться приводила их в конце концов к поражению, даже если иногда им удавалось добиться временного успеха. А неоспоримое морское господство европейцев не только позволяло им выбирать точки контакта с азиатами по своему разумению, но и благодаря большой мобильности флотов давало им возможность доминировать на 5000 миль побережья, вдоль которого проживало тогда более 50 миллионов человек. Похожая ситуация создалась в тот же период у берегов Америки, где господствовала Испания, но большинство этих берегов населяли достаточно примитивные дикари, а те народы, с которыми столкнулись португальцы на Востоке, достигли большого мастерства во владении оружием, во всяком случае на суше.

Эта эра безраздельного господства в восточной торговле стала зенитом процветания в португальской истории. Весь бизнес находился под эгидой правительства, решения принимались монархом. И хотя на более позднем этапе была сделана попытка заменить официальный контроль, это не нашло широкой поддержки людей, которые привыкли считать, что все заморские предприятия находятся в ведении национальной администрации. Государственная казна собирала богатый урожай вследствие продажи восточной продукции в Лиссабоне, для покупки которой сюда устремлялись купцы из всех частей Европы. Но характер товаров, вызвавших подъем острейшего торгового соперничества в XVI и XVII веках, представляется на удивление банальным в экономических условиях сегодняшнего дня, когда в основе всех международных отношений лежит яростная конкуренция за предметы первой необходимости. В наше время благосостояние цивилизации в большой степени зависит от транспорта и обмена основными продуктами питания, сырьем для одежды, таким как шерсть и хлопок, а также различным топливом. Но в XVI веке вся Европа требовала перца и пряностей. До открытия пути вокруг мыса Доброй Надежды их поступало в Европу мизерное количество, в основном через Египет и Месопотамию (и далее через Малую Азию).

Продажа перца и пряностей, привезенных морем, несказанно обогатила Португалию. Ее национальное благосостояние на какое-то время сравнялось с богатством более крупных и развитых стран. Испания накапливала богатства, эксплуатируя золотые и серебряные рудники Южной Америки, а Португалия – загружая свои суда на побережье Малабарского берега перцем и продавая его в Лиссабоне с доходностью в 500 процентов. Единожды попробовав пряности, европейцы больше не желали возвращаться к пище без ярких вкуса и запаха, и потому цена на пряности держалась выше всех разумных пределов. Из-за специй люди рисковали жизнями, сражаясь с непогодой на утлых суденышках, бросались в бой с неприятелем и нередко погибали. В девяти десятых письменных договоров, заключенных между королем Португалии и правителями Индостана, в первую очередь речь шла о перце, и во многих он был вообще единственным вопросом. Специи являлись «золотым руном» Востока, и рассказ о Ясоне, ищущем сей легендарный предмет, ничуть не романтичнее рассказов о путешествиях Васко да Гама и его преемников, стремящихся получить как можно больше мешков, полных драгоценных зерен. Только за ними португальцы устремились на юг через опасные проливы Малайского архипелага и даже подошли, правда не зная об этом, к северному побережью Австралии. (Первым, как считают, в 1522 г. достиг северо-западного побережья Австралии Криштован Мендонса. В последующие десятилетия португальцы много раз походили к этим берегам (что подтверждено, например, находками бронзовых португальских пушек начала XVI в. на берегу залива Робак (близ 18° ю. ш.). Однако эти пустынные маловодные места не вызвали у них интереса, а обитавшие здесь аборигены были драчливы и необучаемы. – Ред.)

Вообще говоря, политика Португалии заключалась в как можно более широком распространении торговой сети в регионах на севере и востоке Индийского океана – именно в этих направлениях располагаются земли, в которых можно было найти нужные им товары, – одновременно охраняя подходы с запада от угрозы мусульманского вмешательства. Продукция Ирана и Аравии, хотя ее рыночную ценность нельзя было игнорировать, все же была значительно менее важной как источник богатства, чем товары Индостана и стран полуострова Малакка и Малайского архипелага. И сравнительно небольшое число судов, отправленных на погрузку в порты, расположенные к западу от Индии, редко заходили в Персидский залив или Красное море. Они бросали якоря в Ормузе и Маскате, а в один из периодов также в Адене, чтобы погрузить товары, свезенные на склады со всей округи. Однако за выходами из Персидского залива и Красного моря следовало постоянно вести наблюдение, потому что за ними располагались земли арабов, всегда готовых возобновить утраченную торговлю с Индией и Китаем, а также турок, возжелавших распространить власть Османской империи в сторону Индостана. Поэтому, хотя из Лиссабона приходили приказы, стимулирующие преемников Албукерки к постоянному продвижению вперед на малайской стороне, на арабской стороне им было велено придерживаться позиций, завоеванных великим вице-королем. Предписывалось только заключить союз с шейхом Адена, безопасности которого угрожали турки, и потому его первоначальная враждебность к португальцам сменилась исключительным дружелюбием – в надежде на их поддержку.

Португальцы медленно, но верно укрепляли свои позиции на побережье Индостана, и в конце концов практически на любой якорной стоянке, где только была возможна погрузка товаров, имелась португальская фактория или склад. А так как местные суда в эти гавани не допускались, если у них не было португальских пропусков, выдаваемых после уплаты весьма существенных сумм, у народов Индии не было выбора, и им приходилось торговать с белыми людьми, если они вообще хотели торговать. Таким образом, весь индийский экспорт уже к середине XVI века оказался в руках португальских торговых агентов. Так обстояли дела до появления на сцене других европейцев уже в XVII веке. На Малайском архипелаге португальскую торговую монополию оспорили испанцы, прибывшие через Тихий океан (и захватившие Филиппины), но испанцы никогда не были торговцами в истинном смысле слова и были слишком поглощены расширением своей империи в Америке, и потому эта конкуренция нанесла не слишком большой ущерб португальским интересам. От своей базы в Малакке они упорно продвигались дальше на юг через многочисленные острова, расположенные в этой части Индийского океана, и за пятьдесят лет, последовавших после захвата Албукерки Малакки, создали еще полдюжины торговых точек.

Восточные народы взирали на постепенный захват белыми людьми господствующего положения в Индийском океане с чувствами, варьировавшимися в соответствии с тем, насколько оказывались затронутыми их интересы. Можно сказать, что большинство азиатских народов, с которыми контактировали португальцы, с коммерческой точки зрения разделялись на две группы: одна состояла из непосредственных производителей экспортных товаров Востока, а другая – из перекупщиков, которые покупали товары у производителя и везли в то или иное место для перепродажи. В первую группу попадало почти все прибрежное население Индии и большая часть народов Малайского архипелага, во вторую – мореплаватели северо-западной части Индийского океана, по большей части арабы, и жители земель, расположенных между Индийским океаном и Средиземным морем, где жило смешанное население – египтяне, сирийцы, левантинцы, турки. Производителей не слишком интересовало, кому они продавали свои товары, арабам или европейцам, пока они получали хорошую цену, и, хотя многие правители испытывали тревогу из-за португальских завоеваний, промышленное и сельскохозяйственное население их опасений в основном не разделяло. Однако перевозчики, выполнявшие функцию торговых посредников между Востоком и Западом, оказались вытесненными португальцами и имели все основания считать европейское вторжение в восточные моря явным злом.

Кроме двух упомянутых коммерческих категорий существовала и третья, интересы которой оказались задетыми. Речь идет о населении и правителях тех малайских островов, которые добывали средства существования не мирной торговлей, а грабежом. Они также воспротивились приходу европейцев, но не потому, что это помешало их установившимся торговым отношениям, а потому, что португальцы разрушили созданную ими систему изымания материальных благ. Не будучи моряками океанского плавания, островитяне все же чувствовали себя в своих водах как дома, и, являясь по натуре храбрыми и жестокими, они вовсю пользовались преимуществами своего положения на морских путях между Тихим и Индийским океаном. Для них перевод большей части грузов, идущих через Малаккский пролив, на суда, имеющие тяжелое вооружение, стал серьезным ударом. И хотя жители Малайского архипелага постоянно враждовали друг с другом, они пребывали в полном согласии в отношении к португальцам и никогда не упускали шанса показать это.

Но какие бы чувства ни испытывали арабы, жители Индии или Суматры и других малайских островов к европейцам, все они понимали, что безопасность позиций белых людей в восточных портах зависит от возможности поступать как вздумается на воде. Лишившись господства на море, на которое европейцы часто и открыто упирали при дискуссиях с восточными правителями, они быстро утрачивали свои позиции и на суше. Однако, к счастью для европейцев, у азиатов не было знаний о войне на море как науке – разве только у жителей Ближнего и Среднего Востока, но и те не могли сравниться в этом вопросе с атлантическими народами. Являясь в общем-то умелыми судоводителями, ни малайцы, ни арабы так и не сумели построить корабль, сравнимый по боевым качествам с каракой, галеоном или фрегатом. Кроме того, они не пришли к пониманию того бесспорного факта, что простое скопление кораблей без организации и способности маневрировать как единый флот не является инструментом победы. С течением времени они кое-чему научились у европейцев, но полученных знаний оказалось недостаточно, чтобы вернуть утраченные позиции, и все введенные ими усовершенствования касались только вооружений. Они никогда не проявляли ни малейших способностей к военно-морской тактике. Поэтому европейское господство в Индийском океане, установленное да Гама, Алмейдой и Албукерки, никогда не подвергалось серьезной угрозе. Некоторую опасность представляли только египтяне и турки. Против египтян португальцы могли бросить все свои силы в этом регионе, хотя наступление имело место только в первые годы европейского морского господства на Востоке, поскольку у португальцев не было удаленных позиций, требовавших постоянной обороны. А когда на сцене появились турки – это произошло на более позднем этапе (турки захватили Египет в 1517 г. – Ред.), им постоянно препятствовали экстренные ситуации, возникавшие в других частях их тогда чрезвычайно обширных восточных владений.