Текст книги "Ориентализм"

Санскрит, несмотря на свою древность, обладает удивительной структурой; более совершенный, чем греческий, более богатый, чем латынь, и более утонченно-изысканный, чем они оба, он несет в себе столь близкое родство с ними как в глагольных корнях, так и в грамматических формах, что это не могло сложиться по воле случая; настолько близкие, что ни один филолог не сможет, изучив их, не счесть их произошедшими из одного общего источника[353]353
  Arberry. Oriental Essays. P. 62–66.


[Закрыть].

Многие из ранних английских ориенталистов в Индии были, подобно Джонсу, правоведами или, что довольно интересно, медиками с явными миссионерскими наклонностями. Насколько можно судить, большинство из них преследовали двоякую цель – исследовать «науки и искусства Азии, с надеждой на то, чтобы улучшить жизнь там и способствовать развитию знания и совершенствованию искусств дома»[354]354
  Pargiter F. E., éd. Centenary Volume of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland 1823–1923. London: Royal Asiatic Society, 1923. P. viii.


[Закрыть]: именно так общие цели ориенталистов были определены в «Столетнем томе» Королевского азиатского общества, основанного Генри Томасом Колбруком[355]355
  Генри Томас Колбрук (1765–1837) – английский востоковед.


[Закрыть] в 1823 году. По отношению к современным восточным людям ранние профессиональные ориенталисты, такие как Джонс, могли выполнять только две эти роли, однако сегодня мы не можем винить их за ограничения, наложенные на их человеколюбие официальным западным (Occidental) характером их присутствия на Востоке. Они были либо судьями, либо врачами. Даже Эдгар Кине, писавший скорее метафизически, чем реалистически, смутно осознавал эту терапевтическую связь. «В Азии – пророки, – писал он в работе „Дух религий“, – в Европе – доктора»[356]356
  Quinet, Le Génie des religions. P. 47.


[Закрыть]. Правильное знание о Востоке отталкивалось в первую очередь от тщательного изучения классических текстов и только после этого переходило к применению этих текстов к современному Востоку. Столкнувшись с очевидной дряхлостью и политическим бессилием современного Востока, европейский ориенталист считал своим долгом спасти хоть какую-то часть утраченного в прошлом величия классического Востока, чтобы «улучшить» Восток нынешний. То, что европеец брал от классического прошлого Востока, было видением (и тысячами фактов и артефактов), которое только он мог использовать с наибольшей выгодой; современному Востоку он давал облегчение и улучшение – и, конечно, благо собственного суждения о том, что было наилучшим для современного Востока.

Характерным для всех ориенталистских проектов до Наполеона было то, что очень немногое могло быть сделано заранее. Анкетиль и Джонс, например, получили свои навыки работы с Востоком только после того, как попали туда. Они противостояли, так сказать, всему Востоку, и только через некоторое время и много импровизируя, смогли свести его к меньшей области. Наполеон, с другой стороны, хотел захватить весь Египет, никак не меньше, и его предварительные приготовления были беспрецедентны по размаху и тщательности. Тем не менее эти приготовления были фанатически схематичны и, если можно так выразиться, текстуальны, и именно эти черты здесь будут проанализированы. Как кажется, прежде других Наполеон держал в уме три вещи, когда он готовился в Италии в 1797 году к очередному военному походу. Во-первых, несмотря на то, что Англия была всё еще грозной мощью, его военные успехи, достигшие кульминации в Кампо-Формийском мирном соглашении[357]357
  Кампо-Формийский мир (1797) – договор, ознаменовавший завершение войны первой коалиции против Франции.


[Закрыть], не оставили ему иного места, где можно было бы снискать новой славы, кроме Востока. Более того, Талейран[358]358
  Шарль Морис де Талейран (1754–1838) – французский политик и дипломат. Саид говорит об эссе: Essai sur les avantages à retirer de colonies nouvelles dans les circonstances présentes (1797).


[Закрыть] недавно критически высказывался о «преимуществах присоединять новые колонии в нынешних условиях», и это соображение наряду с привлекательной перспективой нанести ущерб Британии затянуло его на Восток. Во-вторых, Наполеона влекло на Восток с юности; его юношеские рукописи, например, содержат краткое изложение «Истории арабов» Мариньи[359]359
  Речь о книге Франсуа-Ожье де Мариньи (1690–1762) Histoire des Arabes sous le gouvernement des califes. Paris. 1750.


[Закрыть], и из его записей и разговоров видно, что он был погружен, как выразился Жан Тири[360]360
  Жан Тири (1899–1980) – французский писатель, историк и биограф.


[Закрыть], в воспоминания и славу, которые были связаны с Востоком Александра Великого вообще и с Египтом в частности[361]361
  Thiry J. Bonaparte en Egypte décembre 1797–24 août 1799. Paris: Berger-Levrault, 1973. P. 9.


[Закрыть]. Таким образом, идея завоевания Египта в качестве нового Александра представлялась ему вкупе с дополнительным преимуществом приобретения новой исламской колонии за счет Англии. В-третьих, Наполеон рассматривал Египет как вероятный проект именно потому, что он знал его тактически, стратегически, исторически и – что не следует недооценивать – текстуально, то есть он читал и знал о нем из трудов как современных, так и классических европейских авторитетных авторов. Суть в том, что Египет для Наполеона был проектом, который обрел реальность в его сознании, а затем и в его подготовке к завоеванию, через опыт, принадлежащий миру идей и мифов, взятых из текстов, а не из эмпирической реальности. Поэтому его планы в отношении Египта стали первыми в длинной череде европейских встреч с Востоком, в которых специальные знания ориенталистов были непосредственно применены для практического колониального использования; ибо с наполеоновских времен в решающий момент, когда ориенталист должен был решить, на стороне ли он Востока или завоевывающего Запада, он всегда выбирал последнее. Что касается самого императора, то он видел Восток только в том зашифрованном виде, в каком он представал сначала в классических текстах, а затем у специалистов-ориенталистов, чье видение, основанное на классических текстах, казалось удобной заменой любой настоящей встрече с реальным Востоком.

То, что Наполеон привлек несколько десятков «ученых мужей» к своей Египетской экспедиции, слишком хорошо известно, чтобы останавливаться на этом подробно. Его идея состояла в том, чтобы создать своего рода живой архив экспедиции в виде исследований, проведенных по всем возможным направлениям членами основанного им Египетского института. Что, возможно, менее известно, так это то, что Наполеон изначально опирался на труд французского путешественника графа де Вольнея, чье двухтомное «Путешествие Вольнея в Сирию и Египет» было опубликовано в 1787 году. Если не считать краткого предисловия от автора, сообщающего читателю, что внезапное приобретение некоторых средств (наследство) позволило ему совершить путешествие на Восток (East) в 1783 году, «Путешествие» Вольне – гнетуще безличный документ. Вольней, очевидно, считал себя ученым, в обязанности которого всегда входило фиксировать «состояние» того, что он видел. Наивысшая точка описана во втором томе, повествующем об исламе как религии[362]362
  Volney C.-F. Voyage en Egypte et en Syrie. Paris: Bossange, 1821. Vol. 2. P. 241 and passim.


[Закрыть]. Взгляды Вольнея – канонический образец враждебности к исламу как к религии и как к системе политических институтов; тем не менее Наполеон считал эту работу Вольнея и его «Размышления о нынешней войне с турками» (1788) особенно важными. В конце концов, Вольней был проницательным французом и, подобно Шатобриану и Ламартину четверть века спустя, рассматривал Ближний Восток как вероятное место для осуществления французских колониальных амбиций. Из сочинений Вольнея Наполеон узнал о препятствиях, перечисленных в порядке возрастания сложности, с которыми на Востоке неизбежно столкнется любой французский экспедиционный корпус.

Наполеон прямо ссылается на Вольнея в своих размышлениях о египетской экспедиции, записках «Кампании в Египте и Сирии» (1798–1799), которые он надиктовал генералу Бертрану[363]363
  Анри Гасьен Бертран (1773–1844) – адъютант Наполеона.


[Закрыть] на острове Святой Елены. Вольней, по его словам, считал, что есть три препятствия для французской гегемонии на Востоке (Orient) и что любой французской армии, соответственно, придется вести три войны: одну – против Англии, вторую – против Османской империи (the Ottoman Porte) и третью, самую сложную, – против мусульман[364]364
  Napoleon. Campagnes d’Egypte et de Syrie, 1798–1799: Mémoires pour servir à l’histoire de Napoléon. Paris: Comou, 1843. Vol. 1. P. 211.


[Закрыть]. Оценка Вольнея была и проницательной, и трудно-опровержимой, поскольку Наполеону, как и любому, кто читал Вольнея, было ясно, что его «Путешествие» и «Размышления» были полезными текстами, которые следовало использовать европейцу, желавшему победить на Востоке. Другими словами, работа Вольнея представляла собой настольную книгу по ослаблению того шока, который может испытать европеец, непосредственно с Востоком столкнувшийся. Кажется, «читай книги и не будешь дезориентирован Востоком, но покоришь его» – это главный тезис Вольнея.

Наполеон воспринял Вольнея почти буквально, но характерно тонко. С того самого момента, как французская Египетская армия появилась на египетском горизонте, были предприняты все усилия, чтобы убедить мусульман в том, что «это мы – истинные мусульмане», как выразился Бонапарт в прокламации народу Александрии от 2 июля 1798 года[365]365
  Thiry. Bonaparte en Egypte, P. 126. См. также: Abu-Lughod I. Arab Rediscovery of Europe: A Study in Cultural Encounters. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1963. P. 12–20.


[Закрыть]. Поддерживаемый целой командой ориенталистов (и сидевшей на борту флагмана под названием «Восток» (Orient), Наполеон использовал враждебность египтян к мамлюкам[366]366
  Мамлюки – военное сословие в Египте, сформированное из тюркских и кавказских народов.


[Закрыть] и апеллировал к революционной идее равных возможностей для всех вести исключительно безопасную и избирательную войну против ислама. Что больше всего поразило первого арабского летописца экспедиции, Абд-аль-Рахмана аль-Джабарти[367]367
  Абд-аль-Рахман аль-Джабарти (1754–1826) – египетский историк.


[Закрыть], так это то, что Наполеон использовал ученых для налаживания своих контактов с местным населением, – это и еще возможность наблюдать за современным европейским интеллектуальным истеблишментом с близкого расстояния[368]368
  Abu-Lughod. Arab Rediscovery of Europe. P. 22.


[Закрыть]. Наполеон повсюду пытался доказать, что он сражается за ислам; всё, что он говорил, переводилось на коранический арабский, в то время как французское армейское командование постоянно призывало помнить об исламской чувствительности. (Сравните тактику Наполеона в Египте с тактикой, изложенной в «Требовании» (Requerimiento) – документе, составленном испанцами в 1513 году на испанском языке для зачитывания вслух индейцам: «Мы возьмем вас, ваших жен и ваших детей, сделаем их рабами, как рабов продадим и будем распоряжаться ими, как повелят их Величества [король и королева Испании]; и мы заберем ваше добро, и причиним вам всё зло и ущерб, какие только сможем, как непокорным вассалам» и т. д.[369]369
  Цит. по: Helps A. The Spanish Conquest of America. London, 1900. P. 196, by Greenblatt, Stephen J. Learning to Curse: Aspects of Linguistic Colonialism in the Sixteenth Century // First Images of America: The Impact of the New World on the Old / Ed. Fredi Chiapelli. Berkeley: University of California Press, 1976. P. 573.


[Закрыть].) Когда Наполеону стало очевидно, что его силы слишком малы, чтобы навязать свою волю египтянам, он попытался заставить местных имамов, кади, муфтиев и улемов толковать Коран в пользу Великой армии. С этой целью шестьдесят улемов, преподававших в аль-Азхаре[370]370
  Университет аль-Азхар – один из старейших университетов мира.


[Закрыть], были приглашены в его штаб-квартиру, удостоены всех воинских почестей, а затем слушали лестные восторженные речи Наполеона об исламе и Мухаммеде и его нескрываемое восхищение Кораном, с которым он, по-видимому, был превосходно знаком. Это сработало, и вскоре обитатели Каира, казалось, утратили свое недоверие к оккупантам[371]371
  Thiry. Bonaparte en Egypte. P. 200. Циником Наполеон отнюдь не был. Известно, что он обсуждал вольтеровского «Магомета» с Гёте и защищал ислам. См.: Cherfils C. Bonaparte et l’Islam d’après les documents français arabes. Paris: A. Pedone, 1914. P. 249 and passim.


[Закрыть]. Позже Наполеон оставил своему заместителю Клеберу[372]372
  Жан-Батист Клебер (1753–1800) – главнокомандующий французской армией в Египте.


[Закрыть] четкие инструкции всегда управлять Египтом через ориенталистов и религиозных исламских лидеров, которых они могли привлечь на свою сторону; любая другая политика была бы слишком дорогостоящей и глупой[373]373
  Thiry. Bonaparte en Egypte. P. 434.


[Закрыть]. Гюго считал, что ему удалось передать дипломатический триумф восточных экспедиций Наполеона в своей поэме «Два острова»:

 
Близ Нила их я встретил вновь.
Египет блистает зарею рассвета;
На Востоке восходит его имперская звезда.
Победитель, энтузиаст, алчущий славы,
Чудесный, он ошеломил землю чудес.
Старые шейхи поклоняются юному и благодетельному эмиру.
Народ благоговеет перед его исключительной силой;
Гордый, явился он пред пораженными племенами,
Подобно Магомету Запада[374]374
  Hugo. Oeuvres poétiques. Vol. 1. P. 684. См.: Гюго В. Собр. соч. В 10 т. / Пер. П. Антокольского. М.: «Правда», 1972. Т. 1. С. 8–9.


[Закрыть].
 

Подобный триумф мог быть подготовлен только до самой военной экспедиции, и, возможно, только тем, кто до этого не имел опыта общения с Востоком, кроме того, о котором ему поведали книги и ученые. Идея провести полномасштабное академическое исследование была одним из последствий этого текстуального отношения к Востоку. И это отношение, в свою очередь, подкреплялось конкретными революционными декретами – в частности, декретом от 10 жерминаля Третьего года[375]375
  В соответствии с республиканским календарем, функционировавшим во Франции между 1793 и 1806 гг., жерминаль – месяц от 21 марта до 19 апреля.


[Закрыть], 30 марта 1793 года, об учреждении общественной школы при Национальной библиотеке для преподавания арабского, турецкого и персидского языков[376]376
  Dehérain H. Silvestre de Sacy, ses contemporains et ses disciples. Paris: Paul Geuthner, 1938. P. v.


[Закрыть], задачей которой было рационалистическое разоблачение тайны и институционализация даже самых сокровенных знаний. Так, многие из наполеоновских переводчиков-ориенталистов были учениками Сильвестра де Саси, который с июня 1796 года был первым и единственным преподавателем арабского языка в Общественной школе восточных языков. Позднее Саси стал наставником почти каждого крупного ориенталиста в Европе, где его ученики доминировали в этой области почти три четверти века. Многие из них были ценны политически, как те, что оказались с Наполеоном в Египте.

Однако отношения с мусульманами были лишь частью плана Наполеона по завоеванию Египта. Другая его часть состояла в том, чтобы сделать его полностью открытым, превратив в абсолютно доступный для европейских исследователей. Из неведомой земли и части Востока, сведения о которой доходили через вторые руки благодаря деяниям предшественников – путешественников, ученых и завоевателей, Египет должен был стать частью французской науки. Здесь текстуальные и схематические установки также очевидны. Институт, с его химиками, историками, биологами, археологами, хирургами и антикварами, был научным подразделением армии. Его задача была не менее агрессивной: ввести Египет в современный французский, и в отличие от «Описания Египта» аббатом Ле Маскрие[377]377
  Жан-Батист Ле Маскрие (1697–1760) – французский аббат.


[Закрыть] 1735 года, у Наполеона это должно было стать всеобъемлющим предприятием. Практически с самых первых моментов оккупации Наполеон позаботился о том, чтобы институт начал проводить свои собрания, свои эксперименты, выполнять свою миссию по установлению фактов, как мы назвали бы ее сегодня. Самое главное, что всё сказанное, увиденное и изученное должно было быть записано, и действительно было записано в этом документе, великой коллективной апроприации одной страны другой, – в «Описании Египта», опубликованном в двадцати трех огромных томах между 1809 и 1828 годами[378]378
  Description de l’Êgypte, ou Recueil des observations et des recherches qui ont été faites in Egypte pendant l’expédition de l’armée française, publié par les ordres de sa majesté l›empereur Napoléon le grand, 23 vols. Paris: Imprimerie impériale, 1809–1828.


[Закрыть].

Уникальность «Описания» – не только в его размерах или мощи интеллекта его авторов, но и в отношении к предмету, и именно это отношение делает его очень интересным для изучения ориенталистских проектов современности. Первые несколько страниц исторического предисловия, написанного Жан-Батистом Жозефом Фурье, секретарем института, ясно показывают, что, «создавая» Египет, ученые также напрямую боролись с некими неподдельными культурными, географическими и историческими смыслами. Египет был центром взаимоотношений между Африкой и Азией, между Европой и Востоком, между памятью и актуальной действительностью.

«Расположенный между Африкой и Азией и легко сообщающийся с Европой, Египет занимает центр древнего континента. Это страна великих воспоминаний. Родина искусств и хранилище бесчисленных памятников, ее главные храмы и дворцы, населенные царями, всё еще существуют, хотя не самые древние здания были уже воздвигнуты во времена Троянской войны. Гомер, Ликург, Солон, Пифагор и Платон – все они отправлялись в Египет изучать науки, религию и законы. Александр основал здесь процветающий город, долгое время бывший главным торговым центром и свидетелем того, как Помпей, Цезарь, Марк Антоний и Август решали между собой судьбу Рима и всего мира. Поэтому этой стране подобает привлекать внимание прославленных правителей, правящих судьбами народов.

Какая бы нация (nation) ни обретала бы силу, будь то на Западе или в Азии, она неизменно обращалась в сторону Египта, считавшегося в какой-то мере ее естественным уделом»[379]379
  Fourier. Préface historique // Description de l’Êgypte. Vol. 1. P. 1.


[Закрыть].

Из-за того, что Египет был столь насыщен смыслами – для искусства, науки и правления, – его роль была выступить сценой, на которой станут разворачиваться события мирового исторического значения. Захватив Египет, современная держава естественным образом продемонстрировала бы свою силу и подтвердила бы историю; судьбой Египта была аннексия, присоединение, предпочтительно к Европе. Кроме того, эта власть вошла бы в историю наравне с такими великими фигурами, как Гомер, Александр, Цезарь, Платон, Солон и Пифагор, некогда украшавшими Восток своим присутствием. Короче говоря, Восток существовал как набор ценностей, отсылающих не к его современным реалиям, а к ряду важных контактов, которые он имел с далеким европейским прошлым. Это яркий пример текстуального, схематического отношения, о котором я говорил.

Фурье продолжает в том же духе на протяжении более ста страниц (каждая из которых, кстати, имеет площадь в один квадратный метр, поскольку проекту и размеру страниц его описания следовало обладать сопоставимым масштабом). Однако, исходя из такого разнообразного прошлого, он был должен оправдывать наполеоновскую экспедицию как нечто такое, что необходимо было с неизбежностью предпринять. Драматическая перспектива никогда не упускается из виду. Памятуя о своей европейской аудитории и тех образах Востока, которыми он манипулирует, он пишет:

Вспоминается то впечатление, которое произвело на всю Европу поразительное известие о том, что французы находятся на Востоке… Этот великий проект замышлялся тайно и готовился с такой энергией и секретностью, что беспокойная бдительность наших врагов была обманута; только в тот момент, когда это произошло, они узнали, что он был задуман, предпринят и успешно осуществлен…

Столь драматическая неожиданная развязка имела свои преимущества и для Востока:

Эта страна, передавшая свои знания столь многим народам, ныне погружена в варварское состояние.

Только герой мог свести всё, что описывает Фурье, воедино:

Наполеон осознавал то влияние, которое это событие окажет на отношения Европы, Востока и Африки, на средиземноморское судоходство и на судьбу Азии… Наполеон хотел предложить Востоку полезный пример Европы и, наконец, сделать жизнь его обитателей более приятной, а также обеспечить им все блага усовершенствованной цивилизации. Всё это было бы невозможно без постоянного обращения в проекте к искусствам и наукам[380]380
  Ibid. P. iii.


[Закрыть].

Вызволить регион из его нынешнего упадка и вернуть его былое классическое величие; обучить (к его собственной выгоде) Восток на современный западный манер; контролировать или уменьшить военную мощь, чтобы возвысить проект выдающегося знания, полученного во время политического господства над Востоком; сформулировать Восток, придать ему форму, идентичность, определение с полным осознанием его места в памяти, его важности для имперской стратегии и его «естественной» роли придатка Европы; удостоить все знания, собранные во время колониальной оккупации, титула «вклада в современную науку», при этом не обращаясь к местными жителями за советом, ведь, все эти знания не для них; почувствовать себя европейцем, командующим, почти своевольно, восточной историей, временем и географией; ввести новые области специализации; установить новые дисциплины; разделить, разместить, схематизировать, свести в таблицу, проиндексировать и записать всё, что находится в поле зрения (и вне него); сделать на основе каждой наблюдаемой детали обобщение и из каждого обобщения – непреложный закон о природе Востока, его темпераменте, менталитете, обычаях или типах; и, прежде всего, перевести живую реальность в материал текстов, владеть (или думать, что владеешь) реальностью главным образом потому, что ничто на Востоке, как кажется, не сопротивляется этим силам, – таковы черты ориенталистского проекта, полностью реализованного в «Описании Египта», которое само по себе было обеспечено и подкреплено с помощью западного знания и власти полностью ориенталистским поглощением страны Наполеоном. Так, Фурье завершает свое предисловие, объявляя, что история будет помнить о том, что «Египет стал театром его (Наполеона) славы и хранит от забвения все обстоятельства этого выдающегося события»[381]381
  Ibid. P. xcii.


[Закрыть].

Таким образом, «Описание» замещает собой египетскую или восточную историю – непротиворечивую, имеющую самобытность и смысл. Вместо этого история, внесенная в «Описание», вытесняет египетскую или восточную историю, прямо и непосредственно отождествляя себя с мировой историей – эвфемизмом истории европейской. Спасение события от забвения в сознании ориенталиста равносильно превращению Востока в театр для своего представления Востока: это почти дословно то, о чем говорит Фурье. Более того, сама сила описания Востока в современных западных терминах возвышает Восток из царства безмолвного мрака, где он пребывал в забвении (за исключением неразборчивого бормотания сильного, но смутного ощущения собственного прошлого), до ясности современной европейской науки. Тут этот новый Восток фигурирует – например, в биологических разделах «Описания», подготовленного Жоффруа Сент-Илером, – в качестве подтверждения законов зоологической специализации, сформулированной Бюффоном[382]382
  Жорж-Луи Леклерк де Бюффон (1707–1788) – французский натуралист.


[Закрыть], [383]383
  Saint-Hilaire E. G. Histoire naturelle des poissons du Nil //Description de l’Êgypte. Vol. 17. P. 2.


[Закрыть]. Или же служит «разительным контрастом обычаям европейских наций»[384]384
  De Chabrol M. Essai sur les moeurs des habitants modernes de l’Êgypte // Description de l’Êgypte. Vol. 14. P. 376.


[Закрыть], где «странные удовольствия» восточных народов подчеркивают трезвость и рациональность привычек народов Запада (Occidental). Или, цитируя, приведем еще одну идею о пользе Востока: физиологические характеристики тел восточных людей, способствовавшие успешному бальзамированию, искали в телах европейцев, чтобы тела шевалье, павших на поле чести, могли были быть сохранены как жизнеподобные реликвии великой восточной кампании Наполеона[385]385
  Это отчетливо видно в сочинении барона Ларрея: Larrey D. Notice sur la conformation physique des égyptiens et des différentes races qui habitent en Egypte, suivie de quelques réflexions sur l’embaumement des momies // Description de l’Êgypte. Vol. 13.


[Закрыть].

Однако неудавшаяся наполеоновская оккупация Египта тем не менее не лишила плодовитости его всеохватный проект в Египте или на остальном Востоке. Вполне буквально: оккупация породила весь современный опыт Востока, истолкованный в рамках заложенного Наполеоном в Египте универсума дискурса, чьи средства господства и распространения включали «Институт» и «Описание». Идея, как ее охарактеризовал Шарль-Ру[386]386
  Франсуа Шарль-Ру (1879–1961) – французский историк.


[Закрыть], состояла в том, что Египет, «возвращенный к процветанию, возрожденный мудрой и просвещенной администрацией… прольет лучи своей цивилизации на всех своих восточных соседей»[387]387
  Цит. по: Marlowe J. The Making of the Suez Canal. London: Cresset Press, 1964. P. 31.


[Закрыть]. Правда, другие европейские державы будут стремиться составить конкуренцию в этой миссии, и Англия более других. Но продолжением общей миссии Запада на Востоке станет, несмотря на межъевропейские дрязги, нечистоплотную конкуренцию или откровенную вражду, создание новых проектов, новых видений, новых предприятий, соединяющих новые части старого Востока с завоевательным европейским настроем. Таким образом, после Наполеона сам язык ориентализма радикально изменился. Его описательный реализм был модернизирован и стал не просто стилем репрезентации, но языком и даже средством создания. Так же, как и «материнские языки»[388]388
  Langues mères (фр.).


[Закрыть], как назвал эти забытые, дремлющие источники для современной европейской демотики[389]389
  Демотика – скоропись, использовавшаяся в Древнем Египте.


[Закрыть] Антуан Фабр д’Оливе[390]390
  Антуан Фабр д’Оливе (1767–1825) – французский драматург, мистик, описывавший сакральный язык всех народов.


[Закрыть], Восток был восстановлен, пересобран, создан, или, короче, порожден усилиями ориенталистов. Это «Описание» стало эталоном всех дальнейших усилий, направленных на сближение Востока с Европой, а затем и на его полное поглощение и – что особенно важно – на устранение или, по крайней мере, на подавление и уменьшение его чужеродности и, в случае ислама, его враждебности. Ибо отныне исламский Восток выступает как категория, обозначающая власть ориенталистов, а не исламский народ как представителей человечества или их историю ислама в качестве таковой.

Так наполеоновская экспедиция произвела на свет череду текстуальных потомков, от «Путешествия из Парижа в Иерусалим через Грецию и обратно из Иерусалима в Париж через Египет, Варнавию и Испанию» Шатобриана до «Путешествия на Восток» Ламартина и «Саламбо» Флобера и созданных в той же традиции трудов «Нравы и обычаи египтян в первой половине XIX в.» Лэйна и «Собственное повествование о паломничестве в Медину и Мекку» Ричарда Бёртона. Вместе их связывает не только общий фон из восточных легенд и опыта, но и их научное обращение к Востоку как к своего рода лону, из которого они вышли. Парадоксальным образом эти произведения оказались сильно стилизованными симулякрами, искусно выполненными имитациями того, как живой Восток мог бы выглядеть, что, впрочем, ни в коей мере не уменьшает ни силы их воображаемой концепции, ни мощи европейской власти над Востоком, чьими прототипами были, соответственно, Калиостро[391]391
  Алессандро Калиостро (1743–1795) – итальянский авантюрист.


[Закрыть], великий европейский имперсонатор Востока, и Наполеон, его первый современный завоеватель. Художественные или документальные произведения были не единственными результатами наполеоновской экспедиции. Кроме того, существовал и более влиятельный научный проект, главными примерами которого являются «Сравнительная система и общая история семитских языков» Эрнеста Ренана, завершенная в 1848 году, как раз вовремя, чтобы получить «Премию Вольнея»[392]392
  Prix Volney – награда Французского института за лучшую работу в области сравнительной лингвистики.


[Закрыть], и геополитический проект, результатами которого стали сооружение Суэцкого канала Фердинандом де Лессепсом[393]393
  Фердинанд де Лессепс (1805–1894) – французский дипломат и предприниматель.


[Закрыть] и оккупация Египта Англией в 1882 году. Разница между ними не только в очевидном различии масштабов, но и в качестве ориенталистских убеждений. Ренан искренне верил, что в своей работе он воссоздал Восток таким, каким он был на самом деле. Де Лессепс, со своей стороны, всегда испытывал трепет перед той новизной, которую его проект принес на древний Восток, и это чувство передавалось всем тем, для кого открытие канала в 1869 году было неординарным событием. В своем журнале «Экскурсант и советник по путешествиям» от 1 июля 1869 года Томас Кук[394]394
  Томас Кук (1808–1892) – британский предприниматель, один из основоположников организованного туризма.


[Закрыть] вторит восторгам Лессепса:

Дабы отпраздновать успех величайшего инженерного подвига нынешнего столетия, 17 ноября пройдет пышная церемония торжественного открытия, на которой будут присутствовать едва ли не все представители королевских домов Европы. Воистину случай будет исключительным. О создании водного пути между Европой и Востоком [East] помышляли на протяжении столетий, оно занимало умы греков, римлян, саксонцев и галлов, но лишь в последние несколько лет современная цивилизация начала всерьез задумываться о том, чтобы превзойти труды древних фараонов, много веков назад соорудивших канал между двумя морями, следы которого существуют и по сей день… Всё, что связано с [современными] работами, носит гигантский масштаб, и прочтение небольшой брошюры, описывающей предприятие, вышедшей из под пера шевалье К. Стосса, поражает нас гениальностью великого вдохновителя – мистера Фердинанда де Лессепса, благодаря настойчивости, спокойной решительности и дальновидности которого мечта веков наконец стала реальным и осязаемым фактом… проект сближения стран Запада и Востока и, таким образом, объединяющий цивилизации разных эпох[395]395
  Цит. по: Pudney J. Suez: De Lesseps Canal. N. Y.: Frederick A. Praeger, 1969. P. 141–142.


[Закрыть].

Сочетание старых идей с новыми методами, сближение культур, чьи отношения с господствующей идеологией XIX века были очень разнообразными, реальное применение мощи современных технологий и воли разума к таким до того неизменным и разделенным географическим единицам, как Восток и Запад: как это воспринимает Кук и как это в своих журналах, выступлениях, проспектах и письмах рекламирует Лессепс.

С генеалогической точки зрения начало жизни Фердинанда было благоприятным. Его отец, Матье де Лессепс[396]396
  Матье де Лессепс (1771–1832) – французский дипломат.


[Закрыть], прибыл в Египет вместе с Наполеоном и оставался там (согласно Марлоу, в качестве «неофициального французского представителя»[397]397
  Marlowe J. The Making of the Suez Canal. P. 62.


[Закрыть]) еще четыре года после ухода французов в 1801 году. Во многих своих поздних текстах Фердинанд затрагивает тему интереса Наполеона к сооружению канала, проекту, который он, из-за неверных оценок экспертов, никогда не считал реалистичным. Увлеченный эксцентричной историей проектирования канала, включавшей в себя планы французов, которые рассматривали Ришелье[398]398
  Арман Ришелье (1585–1642) – кардинал, политический деятель.


[Закрыть] и последователи Сен-Симона[399]399
  Анри Сен-Симон (1760–1825) – французский философ, социолог.


[Закрыть], Лессепс вновь вернулся в Египет в 1854 году, чтобы там начать делать то, что в итоге было завершено пятнадцать лет спустя. У него не было никакого реального инженерного опыта. Его поддерживала лишь непоколебимая вера в свои почти божественные способности строителя, вдохновителя и творца; поскольку его дипломатические и финансовые таланты снискали ему поддержку Египта и Европы, он, казалось, уже приобрел необходимые знания, чтобы довести дело до конца. Возможно, еще более полезным было то, что он научился погружать своих потенциальных спонсоров в атмосферу театра мировой истории, чтобы они видели, что же на самом деле означает его «моральный замысел», как он называл свой проект. «Вы понимаете, – говорил он им в 1860 году, – неоценимость той услуги, которую сближение Запада и Востока окажет цивилизации и развитию всеобщего благосостояния. Мир ожидает от вас большого успеха, и вы хотите соответствовать его ожиданиям»[400]400
  De Lesseps F. Lettres, journal et documents pour servir à F histoire du Canal de Suez. Paris: Didier, 1881. Vol. 5. P. 310. По поводу склонности де Лессепса и Сесиля Родса к мистике см.: Baudet. Paradise on Earth. P. 68.


[Закрыть]. В соответствии с такими представлениями название инвестиционной компании, созданной Лессепсом в 1858 году, было эмоционально заряженным и отражало те грандиозные планы, которые он вынашивал: Compagnie universelle, или «Всемирная компания». В 1862 году Французская академия объявила об учреждении премии за эпическую поэму о канале. Автор победившего сочинения – Борнье[401]401
  Анри де Борнье (1825–1901) – французский поэт.


[Закрыть] – использовал вот такие гиперболы, и ни одна из них не противоречила представлению Лессепса о задуманном:

 
За работу! Рабочие, которых шлет наша Франция,
Прочертите для мира этот новый путь!
Ваши отцы, герои, дошли до этого места;
Будьте стойкими как те бесстрашные,
С которыми вы сражаетесь у подножия пирамид,
Четыре тысячи их лет вновь смотрят на вас!
Да, это ради всего мира! Ради Азии и Европы,
Ради тех далеких стран, что окутаны ночью,
Ради коварного китайца и полуголого индийца;
Ради народов счастливых, свободных,
человеколюбивых и смелых,
Ради народов нечестивых, ради народов
порабощенных,
Ради тех, кто еще не знает Христа[402]402
  Переведено с: Beatty Ch., De Lesseps of Suez: The Man and His Times. New York: Harper & Brothers, 1956. Р. 220.


[Закрыть].
 

Никогда Лессепс не был более красноречивым и находчивым, чем когда от него потребовали отчитаться о тех огромных человеческих и денежных затратах, которые потребуются для канала. Он мог изливать потоки статистики, чтобы очаровать любого слушателя, и одинаково ловко цитировал Геродота и данные о морских перевозках. В своих дневниковых записях за 1864 год он с одобрением цитировал наблюдение Казимира Леконта[403]403
  Казимир Леконт (1796–1867) – французский предприниматель.


[Закрыть] о том, что эксцентричная жизнь способствует развитию в мужчинах оригинальности, а из оригинальности будут проистекать великие и необычные свершения[404]404
  De Lesseps. Lettres, journal et documents. Vol. 5. P. 17.


[Закрыть]. Подобные свершения – оправдание самим себе. Несмотря на бесконечную историю неудач, вопиюще высокую стоимость и поразительные амбиции изменить то, как Европа будет общаться с Востоком, канал стоил затраченных усилий. Только у этого проекта была уникальная возможность устранить все возражения консультантов и ради преобразования всего Востока сделать то, что интриганы египтяне, коварные китайцы и полуголые индийцы никогда не смогли бы сделать для самих себя.

Церемония открытия в ноябре 1869 года была событием, которое, как и вся история предприятий Лессепса, идеально воплощало его идеи. В течение многих лет его речи, письма и брошюры были наполнены яркой, энергичной, театральной лексикой. В погоне за успехом он часто говорил о себе (всегда во множественном числе): «Мы творили, боролись, располагали, добивались, действовали, признавали, упорствовали, двигались вперед»; ничто, – повторял он много раз, – не могло нас остановить, нет ничего невозможного, и в конечном итоге ничего не имело значения, кроме «финального результата, конечной цели», которую он задумал, продумал и, наконец, осуществил. Когда 16 ноября папский посланник на церемонии обращался к собравшимся высокопоставленным лицам, в своей речи он отчаянно пытался соответствовать интеллектуальному и творческому зрелищу, предлагаемому каналом де Лессепса: