Текст книги "Миры Амбрэ"

Глава двадцать вторая
Сияние пустоты

 
…Объятых пламенем, в бездонный мрак,
На муки в адамантовых цепях
И вечном, наказующем огне,
За их вооружённый, дерзкий бунт.
 

(Джон Мильтон, «Потерянный рай»)

Очертания ночного сада таяли в темноте. Дорожка, выложенная гладким булыжником, уводила вглубь и терялась за кустами абелии. От их аромата горчило во рту. Мы шли почти наугад, аккуратно ступая в темноте. Почему-то в саду не работал ни один фонарь. Я пару раз споткнулась о неровности, и тогда Пьетро взял меня за руку. Впереди показался еле различимый римский фонтан. Черные блики на воде мерцали, словно безликие призраки. И вот, наконец, появилось светлое пятно. Мы подошли ближе, я смогла рассмотреть мраморную беседку с классической балюстрадой и изящными колоннами, подпирающими ее купол. Дикий плющ обвивал ее, как паучий кокон. Из десятка ламп в щербатом полу светила лишь одна, и то так безжизненно, словно угасала упавшая звезда.

Нит стоял спиной к нам, опираясь ладонями о перила, опустив голову. Одетый в черный костюм, он почти растворялся в темноте. Рядом с ним нервно мерила шагами беседку Джордана. Подол кружевного платья тянулся за ней, словно павлиний хвост, собирая с мрамора суховей. Илай притаился на перилах справа, опираясь спиной о заплетенную колонну. Подняв голову кверху, он смотрел на небо: чистое и ясное, какое бывает морозной ночью. Звезды иллюминировали, словно планктон в глубинах океана. Дыхание Илая вылетало белым паром, резко и встревоженно, и сразу таяло. Обманчиво расслабленная поза не скрывала его напряжения.

Он заметил нас первым, метнулся вперед – подхватил меня и прижал к себе. Наши сердца стучали так яростно, словно пытались пробиться друг к другу и слиться воедино. Илай заглянул мне в лицо. В его глазах плясало пламя.

– Прости, что я впутал тебя!..

– Если бы мне дали еще один шанс, я бы не изменила ни одного дня, – ответила я, проводя ладонью по его горячей коже на затылке.

– Второй шанс тебе никто не даст. Нужно выпутываться сейчас, – Нит сложил руки на груди. – Они обо всем знают.

У входа в беседку захрустели сухие листья. Я вздрогнула. В тишине звуки показались зловещими.

– Вы здесь! – выпалил запыхавшийся Джаред. Он сорвал с себя бабочку и кинул на землю. Всклокоченные волосы торчали в разные стороны. Вид у него был безумный. – Уходите, скорее!

Все уставились на него, словно парализованные. Илай опомнился первым.

– Запасные ворота открыты? – он крепко взял меня за руку, увлекая за собой.

– Их никогда не запирают. Держи! – Джаред бросил Илаю ключи от машины. – В аэропорту вас будут ждать.

– Ты с нами? – Илай взволнованно смотрел на друга.

– У меня еще есть одно дело. Я свяжусь с тобой, как только смогу.

– Спасибо, Джей.

– Вали уже! – Джаред взглянул на Илая с такой тоской, словно прощался с ним навсегда.

– Я останусь – сказал Пьетро, вставая рядом с Джаредом. – На случай если понадобится помощь.

– Вы все останетесь, – прозвенел голос из темноты.

Мы обернулись. Сначала на белые перила легли бледные руки с тонкими длинными пальцами, затем показалось лицо в раме черных, как ночь, волос. Марина села на край заграждения, перекинула ноги через него и скользнула внутрь, подобно тени.

– Отойди с дороги, – спокойно сказал Илай.

Он сделал шаг ей навстречу. Марина осторожно отступила назад.

– У тебя был выбор. И ты его сделал за всех. А жаль! Ты мне нравился, – девушка не сводила с него глаз, а затем на ее прекрасное лицо легла тень улыбки. – Теперь дорогая у вас одна.

– Через твой труп? – Илай холодно встретил ее взгляд.

– Через твой труп, – в беседку шагнул Олтур. Он медленно осмотрел нас и исправился: – Ваши трупы.

Меня окатило волной ужаса.

Вслед за гроллом появился Грей. Бесцветный взгляд проследовал от Илая ко мне. Его подбородок нервно дернулся.

– Оставьте нас наедине, – показал он жестом остальным, не глядя в их сторону.

Грей словно постарел на несколько лет. Волосы казались совсем седыми, а лицо покрывали глубокие морщины. Никто из ребят не сдвинулся с места.

– Ты становишься слишком сентиментальным, Грей. С чего тебе защищать их?

– Они нужны Амбре. У нас нет более сильных туатов!

– И сколько твои подопечные будут пользоваться этим? Алфхилд уже нарушил все возможные законы и ему всё сходило с рук. Посмотри, к чему это привело, – Арес сверкнул своими крысиными глазами, – за ними последовали другие. Паршивая овца портит всё стадо!

Арес бросил в нашу сторону пачку фотографий, и они осколками рассыпались по холодному мраморному полу. Десятки снимков, на которых были изображены мы с Илаем, ни одна из них не оставляла сомнений в том, что мы вместе. На нескольких фотографиях были Нит с Джорданой в еще более компрометирующих ситуациях. Судя по качеству и виду фото, их сняли из окон дома с большого расстояния.

Грей, всё такой же спокойный, повернулся к Олтуру.

– Я инициирую голосование.

Арес резко обернул к нему перекошенное лицо.

– Тебе пора искать замену, Ульманас Грей! Твоя политика более неэффективна, так же, как и ты!

– Я действую в рамках законов, Олтур. Голосуй! – ледяным голосом сказал Грей.

Губы Олтура дернулись в насмешливой гримасе. Он вытянул руку и опустил большой палец вниз. Против. Ульманас повторил его действия – вытянул руку, но поднял палец вверх. За. Затем Арес хищно улыбнулся, вытащил из пиджака черный конверт с именем «Де Бур» на нем, вспорол его ногтем мизинца и приоткрыл. Двумя пальцами, длинными и костлявыми, он извлек из него прямоугольную карточку и повернул к Ульманасу. Против.

Сердце громко ухнуло, словно подстреленная птица. К горлу подступила тошнота. Двое против одного.

– Закон есть закон! – Арес даже не попытался скрыть радость в голосе. – Приступим.

– Ты их пальцем не тронешь!!! – Илай выступил вперед друзей.

– Для этого должна быть очень серьезная причина, Алфлилд, – Арес сложил руки вместе. – Назови хоть одну!

– Твоя смерть, – его голос, такой родной и мягкий, зазвучал совсем по-чужому – острыми лезвиями кромсая холодный воздух. Илай не блефовал, не пытался запугать, как будто просто констатировал факт. Желтоватый свет подчеркивал его угловатые черты лица, золотил линию высоких скул и подбородка. Единственное, что выдавало напряжение Илая, – пульсирующая на виске жилка, словно трепыхание крыльев пойманной бабочки.

– Ты умрешь последним, – сказал Олтур. – Я заставлю тебя смотреть, как погибнут твои друзья! И в этом будешь виноват ты!!! – он перевел взгляд на меня. – Лила, – словно мурлыкнул он, – пожалуй, я начну с тебя.

– Голосование не окончено, – голос Грея горомом отозвался в ушах. Он достал из кармана точно такой же черный конверт, только на этом было выведено – «Блейс Виланд».

Олтур недоверчиво смотрел на Грея, на конверт.

– Виланд, – его губы разочарованно дернулись, – как всегда, полон сюрпризов. Насколько я помню, он появлялся здесь давным-давно, лет эдак двадцать назад, на голосование по делу Алфхилдов. Так много лет прошло с тех пор… Интересно, а Лила знает, из-за кого погибла ее мать? – его глаза возбуждено сверкнули.

В ушах шумела кровь, словно шторм, и волны со стоном разбивались о камни. Значит, он знает кто ее убил?! А может, блефует и пытается выбить у меня почву из-под ног? Олтур с маниакальной страстью заглядывал в глаза своим жертвам, играя с их чувствами, нажимая на самые болезненные места.

Грей, белый, словно нарисованный мелом, с усилием вскрыл конверт и, немного помедлив, вытащил карточку.

– Ты ведь сам не знаешь, что внутри, – Олтур выхватил у Грея конверт и развернул карту к себе.

Улыбка исчезла с его лица, сменившись кривой линией тонких губ. Он бросил карточку на пол. Виланд проголосовал за. Глаза Олтура сверкали адским огнем, а подбородок подрагивал от гнева.

– Что он попросил в этот раз за свой голос?

– Ничего. Это его право, и он им воспользовался по своему усмотрению.

– Блейс никогда ничего не делает просто так!

– Ты лучше знаешь своего старшего брата, – отозвался Грей. Олтур вздрогнул и горько ухмыльнулся.

– Родню не выбирают, – Арес обратился ко мне. – Да, Лила?

Шесть пристальный взглядов устремились ко мне, а Арес продолжил:

– Я накануне раздумывал, почему всё же у вас не возникло непреодолимых трудностей по отношению друг к другу. На этих замечательных снимках отчетливо видно, что вы очень комфортно чувствуете себя. Огонь и вода – две противоположности, и всем хорошо известно, что они не могут сосуществовать вместе. Это аксиома, – Олтур облокотился о край беседки и небрежным жестом окинул нас с Илаем. – А эти двое – могут. Почему?! Алфхилд – полукровка земли с огнем, а Лила… полукровка воды с воздухом. Да, Грей?!

Казалось, все вокруг перестали дышать и шокированно смотрели на Грея. Джаред стоял, словно кукла с широко распахнутыми глазами.

– Мне известно и о твоей шалости. Ты, – он направил в него свой костлявый палец, словно кинжал, – нарушил закон и должен вместе с ними понести наказание.

– Твои обвинения абсурдны, – стойко вынес его атаку Ульманас.

– Создается впечатление, что ты заботишься не о благополучии Амбре и мира людей, а о своем собственном, боясь потерять силовое преимущество.

– Ты отклонился от основной темы, Грей. Ты – тот, кто должен защищать интересы Амбре, но ты сам замешан в грязной истории!

– Это пустые домыслы, где доказательства? – Ульманас сжал челюсти.

– А знаешь, – Арес обратился ко мне, – почему погибла Элис?

Я, не в силах вздохнуть, смотрела на Олтура. Биение собственного сердца слышалось откуда-то издалека.

– Больше двадцати лет тому назад в Амбре произошел скандал невиданных размеров. До этого жизнь здесь текла размеренно, туаты выполняли свою работу и прислушивались к закону, и уж если кто и смел заводить интрижки, то это держалось в огромном секрете. Но вот в одно утро ко мне пришла новость о паре Алфхилдов. Мало того, что эти двое закрутили роман, – женщина оказалась беременна. И всё бы ничего, их бы тихо настигло возмездие, однако ее лучшая подруга проявила излишнюю активность. Тогда, – Арес бросил в Грея острый, как копье, взгляд, – я впервые усомнился в тебе. На голосовании меня ждал неприятный сюрприз. Два голоса против и один за. Ты пошел на поводу у этой сучки. Она тебя хорошо окрутила, Грей. Ты забыл обо всем!!! О законе, правилах, чести! А когда вскрыли четвертый конверт, меня словно в спину ударили. Братец, от которого не было вестей много лет и который плевать хотел на то, что творится здесь, вдруг объявился и проголосовал за!!! – Арес перешел на крик. – Эта дрянь смогла как-то убедить и его!

– Не смей так говорить об Элис! В тебе нет и тысячной доли той доброты, что была в ней!

– Ты прав, Грей. Во мне ее вообще нет! – словно шакал, оскалился Олтур, – Это никчемное качество, особенно для гролла. Но ее нет и в моем брате – так же, как и любви! И тогда я задумался, что же могла ему дать Элис взамен?! – Арес замолчал. Ночная тишина была звенящей, неживой. – Она дала ему свою душу взамен на их жизни.

– Нет! – прошептал Грей, – Одна против четверых?!

Арес поднял свои черные брови.

– Блейс неглуп, он знал, что брал, – Олтур сложил руки на груди и стал прохаживаться взад и вперед. – Он любит говорить: душа – как породистый конь: чем чище, тем дороже.

– Она бы не поступила так с Лилой!

– Когда они заключили сделку, Лилы и в планах не значилось. Элис по сути была еще сама ребенком. Она хотела спасти своих друзей, даже ценой собственной жизни, в этом была вся она. Да к тому же ее отверг возлюбленный, и она в отчаянии побежала спасать любовь лучших друзей и ее плоды.

– Нет, – покачал головой Грей, повторяя, как заезженная пластинка: – Она бы так не поступила.

– Но она поступила именно так. Ведь именно ты был тем, кто отверг ее. Ты толкнул ее на самоубийство!

Ульманас стоял неподвижно, словно восковая статуя.

– А что случилось потом, Грей?! Ты поддался слабости, и Элис родила Лилу, потом быстро сыграли фиктивную свадьбу – и ты был таков, снова оттолкнул ее, – засмеялся Арес.

– Замолчи, Олтур!

– При заключении сделки Блейс сказал, что возьмет свое тогда, когда в этом будет нужда. Элис не знала, сколько ей отводилось. День, год, а может – двадцать. Виланд непредсказуем и бессмертен. Время для него не имеет значения. Но в тот самый день, когда Элис разбилась, она что-то почувствовала, раз не взяла с собой Лилу.

Ульманас, ссутулившись, смотрел в пол.

– Ты ничего не знал?! – Аре с смеялся ему в лицо. – Она спасла Стефани, Макса и этих выродков. Теперь ты, Лила, знаешь, кто повинен в смерти твоей матери. Он!!! – Олтур указал пальцем на Илая, – и он!!! – он ткнул в Грея. – И сейчас именно из-за них погибнешь ты! – Арес прикрыл глаза, словно грелся на солнце. – Семейная драма! Но у меня осталась одна неразгаданная загадка. Как Лила очутилась в человеческом мире?

В мое горло словно набили осколков стекла, а мир поплыл перед глазами, как горячий воск. Ольтур сделал резкий шаг в мою сторону, стал напротив меня глаза в глаза. Я словно в бездну посмотрела. Черную, беспросветную, где нет дна, а только бесконечная тьма.

Илай тут же встал между нами, прикрывая меня собой, напряженный, как спущенный курок, осталось только палец убрать – и пуля стремглав вонзится в цель.

– Последнее желание? – улыбнулся Олтур.

Я заметила, как за беседкой мелькнула тень, затем еще одна, настолько бесшумно и стремительно, словно ночной кошмар. Войны Ареса…

– Кто пытался нас убить? – опередил меня Илай.

Грей уставился на Ареса, словно очнулся после долгого сна.

– Ох, это просто, – Олтур поклонился, как актер в конце спектакля. – Я!

– Зачем? – собственный голос показался мне незнакомым, слишком безразличным.

– А это сложно. Есть одна древняя легенда о силе четырех стихий, соединенных вместе. Давным-давно, когда земля была цвета крови и вулканы покрывали ее, словно огненные цветы, жила праматерь всех богов – Эрцету. Она была и небом, и солнцем, и морем, и ветром. Рождающей жизнь. Ее возлюбленный Геб жестоко предал ее, и, охваченная горем, Эрцету взорвалась на четыре части. Перед этим она сказала, что покуда на этой мертвой планете не поселится любовь, способная вместить ее всю (все четыре стихии), – она будет странствовать по миру растерзанной. Романтично, не правда ли? – Олтур потер ладони и поднял глаза к луне. – А еще в этой легенде говорилось, что слияние стихий дарит бессмертие и силу, о которой Виланд мог только мечтать. Всё, что нужно – испить ее разом. Раньше это казалось абсурдным, ведь их не соединить воедино. Так считалось, пока не появились вы.

– Ты готов убить детей из-за глупой легенды?! – прокричал Ерей.

– Нет, – засмеялся Арес. – Я готов убить всех вас.

Всё произошло молниеносно. Илай бросился на Олтура, и оба, сцепившись, вылетели через перила. Илай приземлился сверху и впился в грудь гролла. Одной рукой он схватил его за подбородок, вминая в землю, другая, прожигая на своем пути плоть, пробивалась к сердцу противника. Одежда Олтура превратилась в пепел, а кожа запузырилась. Арес захрипел, но вывернулся и перехватил его за запястье, затем выгнул его руку, ломая кость. Раздался глухой треск, Илай закричал, но не отпустил противника, а принялся душить другой рукой. Его пальцы сжимали горло так сильно, что из-под порванной плоти засочилась кровь, темная, словно чернила. По телу Ареса поползли синие змеи взбухших вен. Он продолжал сдавливать сломанную руку до тех пор, пока Илай ослабил хватку, а затем резко толкнул его, опрокидывая на землю.

Арес подлетел к нему, а его страшные глаза мерцали, как паучьи. Олтур выглядел ужасающе. Разом он обрушился на Илая, упираясь ладонями в грудь. По шее Олтура ползли кровавые потеки. На груди гролла зияла выжженная дыра с обугленной по краям кожей. Он оскалился, схватил голову Илая обеими руками и приблизился к нему. Его черные глаза затянуло уже знакомой мутной пеленой.

– Eli, quis ignis, – протянул вкрадчивым, демоническим шепотом Олтур, его голос был серебристым и гладким, как ртуть, – dimitte me aspice. Sit vita tua. Suscipe mortem. (Илай, дитя огня, позволь войти. Отпусти свою жизнь. Прими свою смерть.)

Хриплое дыхание Илая участилось, а затем резко прекратилось, я не слышала уже ничего, кроме этой смертельной тишины. Его жизнь призрачными нитями паутины струилась вверх, растворяясь в ночи. Илай смотрел на него невидящими глазами, полными потаенного ужаса, словно марионетка. Его тело: руки, торс, ноги – всё обмякло. Напряжение ушло с лица, превратив его в прекрасную фарфоровую маску. На меня нахлынули воспоминания из мастерской стеклодува. Вспомнилось удушающее чувство страха, когда смотришь в мутные глаза гролла, словно неизвестность, скрытую густым туманом, и не можешь издать ни звука, ни пальцем пошевелить.

Я повернулась, спотыкаясь о неровные булыжники дорожки, и бросилась к краю беседки. Позади меня мелькали тени, раздавался треск, чьи-то крики, стоны, удары; всё слилось в ядовитую симфонию, но мне было не до них. Заметив торчащий из земли железный кронштейн с горшком белых петуний, я откинула цветы в сторону, ухватилась обеими руками за палку и потянула его. Застряв, он лишь немного зашатался. Тогда я уперлась ногами в твердую почву, закрыла глаза и со всей силы дернула его. Дрын с сухим скрежетом вышел из земли, и я вместе с ним упала на спину, ударившись об один из многочисленных терракотовых декоративных вазонов. Не обращая внимания на саднящую кожу, я вскочила, опираясь на железяку, и бросилась к Илаю.

Казалось, все звуки покинули эту жуткую ночь, остался только мой шумный вдох и выдох, да биение собственного сердца, четкое и громкое, как бой курантов. Я покрепче ухватилась за кронштейн руками, замахнулась и ударила Ареса. Металл с отвратительным треском врезался в череп. Олтур отлетел назад, на траву, раскинув руки, словно чучело, набитое соломой. На землю потекла кровь.

Я упала на колени рядом с Илаем. Его смуглая кожа стала серой, цвета пепла. Он всё так же смотрел в небо, глаза открыты, а в них сияет пустота. Словно и не его глаза, а стеклянные, ненастоящие.

– Илай, – позвала его я, – это я!!! – Ни признака жизни… – Ила-ай!!! – Я сама не заметила, как перешла на крик, надрывный крик, вспарывающий собой ночь. Рыдая, я прижала его к себе. Мои слезы падали ему на лицо, повисали на ресницах, словно его собственные. – Илай, – уже тихо умоляла я, – не уходи!.. Вдруг его рука судорожно сжалась на моей, из груди вырвался хриплый ужасающий звук, как вой вьюги. Он схватил ртом воздух, жадно вдохнул и… голова безжизненно упала на землю, глаза закрылись.

Виски пронзила звенящая боль, как шум скрежещущего металла. Плохо соображая, я поднялась на ватных ногах, схватила валявшийся неподалеку кронштейн и бросилась к Олтуру. Он закряхтел, поворачивая голову, и уставился на меня в тот момент, когда я занесла над ним палку, целясь в сердце. Я даже не была уверена, есть ли оно у него, но как еще можно убить эту тварь, я не знала.

По щекам текли ручьи. Потерять Илая было невыносимо. Я зажмурилась, готовясь проткнуть Ареса, и… вскрикнула от боли, отлетая в сторону, врезаясь в беседку. В глазах полыхнули искры. Я согнулась пополам и застонала. Дыхание перемкнуло – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Меня грубо пнули ногой, переворачивая на спину. Из темноты появилось совершенно незнакомое лицо юноши, по сути мальчишки. Он возбуждено оскалился и заехал мне носком сапога в живот. Я закашлялась кровью, задыхаясь от тошнотворного металлического вкуса во рту. Парень схватил меня за горло, приподнимая над землей, и прошипел:

– Tempus moriendi! (Время умирать!)

– Не знаю я латынь, – хрипло выпалила я и ударила его пальцами в глаза, так учили по телику отбиваться от насильника.

Парень взвыл, схватился за лицо, но всё еще оставался сверху. Я сцепила руки в замок и заехала ему в ухо. Он повалился в сторону, а я, не теряя бесценные секунды, поползла прочь. Впрочем, далеко удрать не удалось – только и успела схватиться за балясины, как он потянул за платье. Ухватившись руками, я стала подтягиваться вперед. Ткань затрещала, и значительная часть подола осталась в его руках. Серебристый бисер разлетелся в разные стороны, как дождь. Гролл отбросил ошметок в сторону и стал хвататься за ноги, впиваясь в кожу ногтями. Несколько раз брыкнувшись, я, наконец, освободила правую ногу и ударила его каблуком в глаз. Он вскрикнул и упал назад, катаясь по траве.

Вскочив на ноги, я огляделась по сторонам. Как же их много! На каждого их нас приходилось по гроллу, а Нит сражался одновременно с тремя. Арес всё так же лежал на траве, недалеко от Илая. Ни Грея, ни Марины я не видела, да я больше ничего не увидела. По спине ударили чем-то тяжелым, я упала вперед, разбивая колени о камни. Я обернулась. Надо мной нависло изуродованное лицо молодого гролла, вместо одного глаза зияло кровавое пятно. Он бросился на меня.

– Bile terre pom moore, – крикнула я голосом незнакомки. Я сама не поняла, что сказала, однако он остановился и заморгал единственным глазом. Я ползком попятилась назад, продолжая произносить какую-то тарабарщину. Слова сами слетали с языка, как будто кто-то говорил за меня: – Wann vile vyre, flai ztil otra lys kai!

Парень напрягся, прислушался к себе и с облегчением вздохнул. Он шагнул ко мне, и вдруг… стал стремительно сморщиваться, как печеное яблоко. Кожа, желтая, тонкая, облепила череп и кости, глаза впали, рот приоткрылся. Он жутко захрипел, потянулся ко мне и широко открыл рот, вроде как пытаясь закричать, а затем упал прямо к моим ногам, словно древняя мумия с полыми глазницами.

Я закричала, отталкивая его ногами, пиная. Меня скрутило пополам и вырвало. Я перекатилась в сторону и прижалась пылающей щекой к холодной земле. Она завибрировала. Совсем рядом пронеслись Нит и два гролла, врезались в чашу фонтана и упали в воду, продолжая сражение. За ними следом, перескакивая через фонтанные стенки, прыгнул Пьетро. Он схватил одного из противников и впечатал в статую какого-то божества, что стояла посередине, словно бутылку о борт корабля разбил.

Поднявшись на локтях, я уперлась ладонями в землю. Боль волной поднялась в голове. Снова затошнило. Сморгнув слезы, я быстро поднялась на ноги и огляделась. Место, где лежал Илай, теперь пустовало. Сердце сжалось в тугой комок. А голова гролла вдруг хрустнула и перекатилась в сторону.

Илай, спотыкаясь, переступил через мумию и бросился ко мне. Он обнял меня, словно укутал собой, затем отстранился, внимательно изучил каждую царапину на лице и выдохнул:

– Ты цела?

– Не знаю, – честно ответила я, – думаю, да, – а слезы снова заливали глаза, на этот раз от радости – он рядом, живой.

Прижав к моим щекам ладони, Илай стер слезинки. Его пальцы были шершавыми и горячими… Разрешая себе забыться хоть на секунду, я положила голову на Илая и прикрыла глаза, и так бы и стояла, если бы не голос Грея. Ульманас с презрением окинул нас взглядом.

– Нашли время обниматься, – выпалил он.

Ответить я ничего не успела, оборачиваясь на пронзительный крик. Арес держал Марину за плечи, пока она предпринимала попытки освободиться. Брыкалась, словно запутавшаяся мошка в паутине.

– Нет! – закричала она. – Не делай этого, пожалуйста!!!

– Что происходит? – спросила я, не веря своим глазам…

– Он убивает ее, – спокойно ответил Грей, даже удовлетворенно.

– Ему нужна энергия, чтобы бороться с нами.

Илай повернулся к Грею.

– Сейчас, – сказал он.

– Сейчас, – подтвердил Грей.

– Что сейчас?! – уставилась я на них.

– Сейчас мы убьём их.

Оба ринулись к Олтурам, Илай справа, Грей слева. Уже в паре метров дорогу Ульманасу перегородил высоченный гролл, с толстой шеей, переходящей в неправдоподобно огромные мускулистые плечи. Гоблиновидное создание склонило голову набок и глянуло на него, как птичка на букашку.

– Я справлюсь с Аре сом, – сказал Илай.

Ульманас недоверчиво посмотрел на него, но ответить не успел. Гролл бросился в атаку. Отскочив в сторону от противника, Грей стал уводить его подальше. Он медленно отступал, а тот следовал за ним и скалился. Затем, неожиданно юрко, для своей комплекции и возраста, Грей врезался в него, сбивая с ног. В ту же минуту Илай бросился к Олтуру. Его правая рука с вытянутой ладонью засияла золотом, словно раскаленный кинжал.

– Сзади, – простонала Марина.

Арес успел отскочить, и ладонь, направлявшаяся в его сердце, зашла между ребрами правее. Прожженная плоть зашипела, невыносимо завоняло горелым мясом.

Запрокинув голову, Олтур взвыл. Впрочем, ранение оказалось не смертельным. Он повернулся к Илаю, оскалился и, прижимая рану (рука, видимо, проткнула его насквозь), похромал к нему Из-под пальцев стало расползаться кровавое пятно, словно мак расцвел. Марина лежала позади без сознания, с головой, повернутой набок, на лицо упали черные, растрепанные пряди волос, руки – заломлены по бокам, как оставил ее отец. Выражение надменности и злобы исчезли с ее лица, и она казалась совсем ребенком. Мертвым ребенком.

Олтур, как ни в чем не бывало, наступал. Гроллы парализуют жертву, но для этого им нужен прямой физический и зрительный контакт.

Арес прыгнул на Илая. Черные глаза, в которых и радужки-то видно не было, как два колодца, сверкали по-звериному. Илаю удалось увернуться. Олтур перенесся на ступеньки и попытался схватить Илая за рубашку, но лишь скользнул по ткани. Вдруг что-то внутри беседки привлекло внимание Илая, в лицо ему словно брызнули белой краской. Он побледнел, потерял равновесие и оступился. Секунда, но Аресу больше и не требовалось, он бросился на противника, вдавливая его в ступени. Его губы, рыча, раздвинулись, показывая испачканные в крови зубы. Илай резко скрутился, толкнул ноги вперед, отбрасывая Олтура в сторону. Хрипло и сдавленно вскрикнув, гролл удержался на ногах и снова атаковал. Он выглядел обезумевшим. Снова сцепившись вместе, они с громоподобным звуком врезались в колонну и перекатились вниз.

В спешке, перепрыгивая через ступени, я забежала в беседку и замерла. У дальней балюстрады лежала девушка. Золотистые волосы рассыпались по полу, точно затухающий костер. Красное кружево платья перетекало в кровавую лужу под ее хрупким, почти прозрачным телом. Она походила на сломанный манекен. Я склонилась над ее телом, пытаясь услышать сердцебиение, едва различимое, как стук колес уходящего поезда.

Позади беседки загрохотало. Перемещения Илая и Ареса были почти неуловимые, словно черный клубок тумана. Они пронеслись мимо, разбили несколько вазонов и разнесли в щепки деревянную арку, оплетенную виноградом. Арес снова попытался схватить противника, но тщетно. Илай оказался быстрее, поднырнул под него, ударил кулаком в грудь и отбросил Олтура в фонтан. Сам в ту же секунду оказался рядом и, сомкнув на его шее руки, поднял над водой. Глаза Илая полыхнули красным заревом. Пространство вокруг них засветилось золотистым. Арес молотил ногами по воздуху, словно механическая игрушка, и хрипел, страшно, отчаянно. Илай занес правую руку и прорычал:

– Сдохни, сволочь!!!

А затем вонзил кулак ему меж ребер, как на шампур насадил. Арес дико закричал. Его вой отозвался острой болью в ушах. Из раны на груди потекла черная, словно нефть, кровь. Кожа у Ареса стала землисто-серой, ноги обмякли, голова повисла набок. На лице, словно траурное кружево, выступили вены. Илай разжал руку, и тело гролла упало в воду, окрашивая ее в мутный красный цвет.

Илай устало смотрел на спину врага. Как его тело колышет воду мелкой рябью, как в ней, подобно щупальцам, развеваются черные волосы, как его пальцы расслабленно растопырились. Илай поднял голову. Вода ручейками лилась с его волос и одежды. Он увидел меня, повернулся, собираясь сделать шаг, затем качнулся и пал на одно колено. В боку торчал осколок терракотовой вазы, корявый, с острыми краями.

Я бросилась к Илаю, перепрыгнула через невысокий борт фонтана и побежала в воде, ноги едва передвигались, словно в болоте. Наконец я опустилась рядом с ним. Вода оказалась ледяной и пробирала до самых костей. Илай закашлялся кровью, склоняясь еще ниже, почти нырнул лицом в воду. Я обняла его, убрала волосы, прилипшие ко лбу, с запекшейся кровью.

– Нам нужно обменяться энергией.

Он покачал головой, едва уловимо.

– Ты ранена, слишком слаба, – прохрипел он, – я не стану рис… – Илай снова захаркал кровью.

– Ты должен, иначе умрешь!!! – слезы мешали видеть Илая, я стерла их плечом. Он был непривычно холодным. На его ресницах подрагивали бесцветные капли, отражая затухающий в глазах огонь, дыхание стало прерывистым и неровным, тяжелым.

– Разреши мне!!! – я встряхнула его за плечи, но он не отреагировал. Внезапно в лицо ударил резкий порыв ветра, размазывая слезы, вместе с пылью он принес запах крови, гари и снега. В ушах шумело. Я сжала Илая и застонала. Его жизнь ускользала, как сухой песок сквозь пальцы, оставляя внутри щемящую пустоту, отдирая от моего сердца огромный кусок, а я ничего не могла сделать!

– Нит! Пьетро! – надрывно закричала я, срываясь на хрип. – Кто-нибудь!!! – онемевший от холода язык не слушался. – Хоть кто-нибудь!!!

Он едва ощутимо сжал мою ладонь, успокаивая – я тут, я сильный, справлюсь… И вдруг позади Илая, восставая из воды, медленно поднялся темный силуэт, словно сотканный из черного дыма. Арес. На груди зияет рана – сплошное кровавое месиво, лицо искажено яростью, в глазах огонь, будто врата в преисподнюю открылись. Олтур в один шаг оказался рядом и обхватил нас руками.

В глазах полыхнуло зарево. Яркий свет, от которого слепнешь и глохнешь. Острая боль хлынула от позвоночника вверх к голове, а затем словно прогремел гонг. Мрачное, зловещее крещендо разнеслось по телу мелкой дрожью и стихло. Тьма. Абсолютная, беспросветная, и такая же тишина, но я жива, всё еще жива, только где я? Где Илай?!

– Лила! – тихо позвал родной голос.

– Я здесь, – ответила я. – Где мы?

– Нигде.

«Нигде?!», – отозвалось внутри, и вспомнился ночной кошмар.

– Это галлюцинация. Он объединил нас вместе, для ритуала.

В эту секунду раздался глухой удар, затем еще один и еще. Илай зарычал, тяжело выдохнул и снова принялся атаковать невидимые барьеры. Наверное, так себя чувствует человек в коме, когда всё поминаешь, но вырваться из тюрьмы разума нет сил. Илай продолжал бороться. Вдруг перед глазами появился проблеск света, мутного и белого, как молоко.

На недолгое мгновение мы пришли в сознание. Силы оставляли. Наши пальцы, сплетенные вместе, потеряли контакт. Дух был силен и отказывался сдаваться, однако тело, всего лишь слабая оболочка, умирала. Я даже губами не могла пошевелить и молила Бога, чтобы Илай услышал мои мысли.

«Я люблю тебя», – подумала я, чувствуя, как слезы стекают по щекам.

В ответ – тишина.