Текст книги "По слову Блистательного Дома"

Я был в ярости. Подземные увлеклись и оставили без прикрытия зеленых. Те отступали, отбиваясь стрелами, и плотный ком рогатых быстро таял.

Земля дрогнула. Сорвалась конница. И пройдя по небольшой дуге, влетела во фланг рогатой пехоте, безжалостно ее уничтожая.

Очень стойкие нам достались враги. Они не побежали. Обе группы их оказались в окружении. Но и окруженные яростно оборонялись.

Вдруг кто-то громко заиграл на флейте плясовую, а флейте стал подпевать какой-то еще музыкальный инструмент, который я, человек весьма далекий от прекрасного, идентифицировал как абсолютно простуженный саксофон.

Я не поверил своим глазам. Но наши попятились. И отошли от чужаков. Те в общем-то явно не горели желанием продолжить мордобой. Да в общем-то неудивительно. Их осталось-то человек двадцать. На ногах, в смысле. Остальные лежали.

Кавалер Горацио конт Флери

Глухо ворочалось, запутавшись в западне фургонов, многотелое тулово битвы. Кавалер прекрасно знал, что там сейчас происходит. Чужаков, зажатых в узких проходах, убивают. Им нет спасения. Широкий проход закрыт щитоносцами. Вражья пехота на помощь не придет, связанная боем.

С одного из фургонов спрыгнул человек. В рогатом шлеме. Кавалер не поверил своим глазам. Тот именно спрыгнул, не упал. Перекувыркнулся, пружинисто взлетел на ноги. А с фургона сначала густо посыпались веревки, а потом воины. Такие же, в рогатых шлемах. Дружно дернули, опрокинули повозку и поволокли в сторону.

Прорыв кольца нельзя было допустить ни под каким видом. Дыру следовало заткнуть хоть своими телами.

И конт выдернул меч. Тот яростно блеснул.

– Не торопись, побратим. Твоих я поведу. Ты боем руководишь. Забыл? – сердито прищурился седоусый. И, сунув два пальца в рот, заливисто засвистел.

Из густой травы вставали люди в синем, вздергивая на копыта коней.

К седоусому подлетел всадник. Весь в синем, на алом коне, он смотрелся празднично.

– Говори, старший.

– Я сейчас с ними, – показал большим пальцем на латных конников, – заткну вот эту дыру. Если ляжем, засыпь дыру стрелами.

– Дай я пойду, старший.

– Оглох ли ты? – упер в него взгляд седоусый.

Рогатые опрокинули уже второй фургон, и в прореху начали вылетать потрепанные всадники, порскнули было по кругу, чтобы ударить в спину не дающим прорваться щитоносцам, но, остановленные ревом гиганта в шлеме цвета запекшейся крови, стали сбивать строй. Их перло изнутри. И хотя много осталось в кольце фургонов, и там еще раздавались яростные крики лютого боя, и этих набиралось. Но не набралось.

Бешено заверещал седоусый, и броненосный строй понесся вперед. Гигант бросил было своих в атаку, но не хватило ему. Мгновений. Другие сделали лучше и с маху ударили копьями. Длинными копьями, которых у чужан уже не было. И строй был рыхловат. Не успели. И едва сбитый строй дрогнул, смешиваясь.

Седоусому достался предводитель. Казалось бы, человеку таких размеров подошел бы меч или секира, однако гигант, непристойно ловко для своей комплекции пластал воздух длинной, но изящной саблей с глухой гардой. И седоусый радовался, что именно он, старший и умелый, противостоит этому великану со странной личиной на месте забрала. Клинки гулко звенели, порой выбивая искры, но ни одному из противников не удавалось даже зацепить друг друга.

– Предки наградили меня встречей с тобой, незнакомец. Ты радуешь мое сердце, – весело проорало из-за личины.

Седоусому так весело не было. Он увлекся, как мальчишка, и вместо того, чтобы руководить боем, рубился сейчас с этим.

Кавалер Горацио конт Флери

Кавалер видел, как его воины разбили строй прорвавшихся и сцепились с ними в рубке, и, не веря своим глазам, смотрел, как седоусый никак не может справиться с каким-то неуклюжим с виду великаном. Как вдруг кто-то из спешенных чужан, решив, видно, помочь предводителю, сорвал с пояса и, раскрутив, швырнул в голову седоусому кистень. Но тот как раз уклонялся от коварного удара рогатого, и кистень, миновав его голову, с громким немузыкальным лязгом шарахнул в шлем его противника. Того вышибло из седла, конь седоусого рванул было вперед, но удержанный умелой рукой, заплясал на месте. Хушшар вдруг нагнулся, не оставляя седла, и вздернул своего ошеломленного противника, как куль, на коня. Повернул к своим.

Доблестный швырятель кистеня, увидев результаты своей деятельности, кошкой взлетел в седло одной из бегающих по полю бесхозных лошадей, люто гикнул и погнал его за седоусым.

– Надоело, – вдруг отчетливо сказал Горацио конт Флери. И повторил: – Надоело. Здесь стой, – вдруг заорал он на молодого Хушшар и прыжком бросил коня в галоп.

Конт Флери бурей пронесся мимо седоусого, пытающегося что-то прокричать ему, и, выплескивая скопившееся раздражение, обрушился на не в меру ретивого преследователя. Его бастард с лязгом отшвырнул длинный узкий меч, направленный в щель забрала. Кони разнесли. Рогатый развернулся быстрее, ударил его со спины, догоняя, меч бессильно лязгнул о доспех, а его владелец, получив латной перчаткой по шлему, задумчиво закачался и глухо ухнул, выдыхая выбитый о высокую луку седла воздух, когда его переместили на коня кавалера.

Горацио вернулся к Хушшар, сбросил с коня пленника и удивился, увидев буквально квохчущего над оглушенным верзилой седоусого.

– Откуда такая трогательная забота о врагах, побратим?

– Будущему лорду земли Шарм’Ат должно быть повнимательнее. Смотри, – и с этими словами поднял кинжалом скрытый до этого широким плащом огромный, с ладонь взрослого человека, льдисто-голубой камень, обрамленный ослепительно-белой каменной крошкой на изящной цепи белого же металла.

– Знак Блистательного Дома, – выдохнул конт Флери, соскакивая с коня. – Да снимите же с него кто-нибудь шлем; возможно, он серьезно ранен.

Кто-то из Хушшар попросту подрезал ремни и содрал шлем. Взорам открылась оливково-смуглая, крепкая, как кулак, физиономия с крючковатым носом, обрамленная копной иссиня-черных волос.

– Эй, воин, очнись, – похлопал его по щеке седоусый.

Тот открыл пьяные от нокаута темно-карие глаза, в которых было всклубилась ярость, быстро сменившаяся веселым удивлением.

– Так как ты меня достал, старший? – радостно поинтересовался очнувшийся.

– Потом. Откуда это у тебя? – приподнял кинжалом Знак седоусый.

– Ты хороший враг, но я ничего тебе не скажу, – с той же улыбкой ответствовал еще лежащий великан.

– Покажи ему, – обернулся седоусый к конту, и тот, поковырявшись, достал из-за кирасы такой же знак.

– Грехи мои, – вскинулся верзила, но в грудь ему уперся кинжал седоусого, – так мы не с теми бьемся.

– А с кем должны были?

– Со вторгшимися в землю Шарм’Ат степняками.

– Мы что, на степняков похожи?

– Так откуда я знаю, какие они, степняки? Я их не видел ни разу. Только прибыли, а вы уже наших домалываете. Мы и атаковали.

Внезапно седоусый перебросил кинжал с висящим на нем Знаком в левую руку, рванул меч и с маху ударил по Знаку.

Все невольно прищурились, ожидая разлетающихся осколков, но клинок даже не оставил царапины на камне.

– Подлинный, – констатировал седоусый и, вложив оружие в ножны, протянул руку великану: – Вставай.

Но тот, вскинув ноги, одним звериным движением вздернул себя сам.

– Так это же сигнал подать надо, пока наши молодцы совсем друг друга не покрошили. Хорошие у тебя воины, молодой вождь, – и достал из-под плаща недлинный, но очень широкий рог.

– Играй, – повелел конт Флери, обращаясь к флейтисту, – «Встретил старого дружка».

И над полем боя переплелись веселая плясовая и хриплый тоскливый вой боевого рога.

Войска с недовольным ропотом стали расходиться. Белая пехота раскрыла створки смертоносной ловушки, и оттуда, совсем не торопясь, вышла едва треть ворвавшихся.

– Так как ты все же срубил меня, старче? – опять пристал великан к седоусому.

– Да не я это. Не обскакал я тебя. Вон тот твой воин тебя и огрел. Целил в меня, а попал в тебя.

Великан огляделся. Плененный уже сидел на земле, потряхивая головой.

– Я, пожалуй, сильно его ударил, – сообщил подъехавший конт, – надо снять шлем и посмотреть, нет ли дырки в голове.

– Снимать тебе шлем с этого воина, пожалуй, не стоит, молодой вождь. Моя дочь прожила уже шестнадцать зим, но взяла лишь пятнадцать врагов, и лицо ее могу видеть лишь я, ее отец, братья, и тот, кого она выберет себе мужем, – с усмешкой стал объяснять великан конту.

– А при чем здесь твоя дочь? – недоуменно спросил конт.

– А если посмотришь и не восхочет она идти с тобой за благословением к предкам, то вправе она мстить тебе, и твоей семье, и взять не более пяти жизней. Если же до этого срока не выберет она себе спутника, то надлежит ей убить себя, проколов печень.

– Страхи какие! – передернуло конта. Поймав на себе заинтересованный взгляд, он поспешил извиниться: – У всех народов свои обычаи, достойный. Но я все же не понимаю, при чем здесь твоя дочь?

– Вот моя дочь, молодой вождь, – захохотал великан. – Но ты великий воин, если смог выбить ее из седла.

Сердце Горацио рухнуло. Какой позор. Он, почти выигравший битву, сразил девчонку.

– Я взяла в этом бою двоих. Есть видоки, – раздался из-под шлема слегка приглушенный, но звонкий девичий голосок. – И я могу открыть лицо. Тем более что они не враги, и мы зря с ними бились.

Она сняла шлем.

И сердце кавалера Горацио конта Флери рухнуло дальше и продолжало падать, не останавливаясь. Буйная туча пепельно-зеленых волос, оливковая кожа, соболиные брови, высокоскулое лицо, белоснежные зубы, открывшиеся в улыбке, пышные губы, короткий носик. И два огромных, как озера, зеленых глаза.

Кавалер Горацио конт Флери утоп.

– Господин лорд наш Шарм’Ат, – пророкотал за спиной голос мастера представлений, и конт Флери, отведя затуманенные глаза от лица своей пленницы, увидел скачущего во весь опор отца, сопровождаемого десятком латников. Тот подлетел, осадил коня.

– В чем дело, конт Флери? Почему мы не добиваем врага, почему враг не бьется с нами? – указал он плетью в поле, где отходило отступающее войско рогатых. – Даже не строятся для новой битвы! Что происходит, конт? – уже почти оскорбительно.

– Господин лорд наш Шарм’Ат, – обратился тот к родителю. – Сей человек, – указал он на великана, – носит на груди Знак Блистательного Дома, подлинность которого удостоверена Хушшар Урсрих, – округлый жест в сторону седоусого. – И послан сей воитель с вверенным ему воинством на помощь нам, дабы противостоять вторгшемуся в наши земли неприятелю. И увидев, как мы добиваем Серокольчужников, решил он, что мы и есть неприятель. С чем имел честь нас атаковать и подарил нам возможность проявить свое умение воинское и отвагу.

Лорд спрыгнул с коня и порывисто шагнул к гиганту. Вбил взгляд в Знак.

– Урсрих?

– Свидетельствую. Подлинный Знак Блистательного Дома.

– Тогда почему мы еще не представлены? – возмущенно повернулся лорд. – Сын мой, прошу вас.

Вроде пронесло. Гнев папеньки – это плохо.

– Лорд Шарм’Ат, владыка земли Шарм’Ат по праву меча и крови. Бояр Блистательного Дома. Держит землю Именем Блистательного Дома. Брат и соратник семей Хушшар.

Великан растерянно оглянулся. Взгляд вопросительно остановился на дочери. В глазах той плеснула паника.

– Позволь мне, побратим.

Вперед шагнул Урсрих, подошел к великану и зашептал тому во внимательное ухо. Тот понятливо кивнул. И что-то заговорил в ответ.

Хушшар развернулся.

– Ваттард из Дома Седого Журавля. Дрангхистар клунга улаганов.

– Внушительный, но непривычный титул, – кивнул лорд. – Со мной мой старший сын, кавалер Горацио конт Флери, мой побратим Хушшар Урсрих, его правнук Бур Кардаг.

– Со мной моя дочь Сатара. Младшая дочь. – Тут он заразительно захохотал. – А остальных вы со мной не пустили.

– Подайте коня благородному Ваттарду и его юной дочери. – Лорд с сомнением оглядел исцарапанную и окровавленную кольчугу девчонки. – Горацио, сын мой, уступите плащ нашей гостье. Поедем же, поприветствуем остальных гостей.

– Только потчевать более не надо, и так вон многие допьяна устали, – опять расхохотался Ваттард.

На этот раз смех его не поддержали. И он нахлобучил шлем. Отгородился.

Саин

На плече у Андрия из ниоткуда вдруг появился маленький смешной зверь и, обхватив его лапками, стал что-то лопотать в ухо.

– Как? – удивленно спросил Андрий. – Какая жалость! Вы представляете, оказывается, мы бились с посланными нам в помощь новыми воинами Блистательного Дома. И эти достойные воины, с которыми мы так славно бились, наши союзники.

– А с чего же они напали на нас? – пришла очередь изумиться мне.

– Вы не поверите, достойный Саин, но в горячке боя они перепутали строй воинов господина нашего лорда Шарм’Ат со строем степняков или мятежников.

– Я и не поверю.

– Да и мне, признаться, верится с трудом. – Внимательно посмотрев на меня, с ударением добавил: – С большим трудом. Но нам надо отпустить их, дабы они смогли залечить раны, – многозначительно вскинув бровь, равнодушно всполошился он.

Подскакал к маленькому жесткому квадрату, ощетинившемуся копьями.

– Достойнейшие! – обратился он к нашим недавним врагам. – Вы прекрасно бились, чем доставили нам несказанное удовольствие. Но сама наша битва – следствие ужасной ошибки. Мы не враги вам. И вы вольны уйти к своим. Туда, – махнул он рукой им за спину, где собиралось то, что осталось после ловушки, устроенной лордом. – Думаю, вскоре вам пришлют вина, еду, лекарей. Идите же, – возвысил он голос, – с миром.

Я посмотрел на наш кусок поля боя. Каким тут миром может пахнуть? Мы славно им вломили! Наших на земле лежало втрое, если не вчетверо меньше.

Щиты раздвинулись, и к нам шагнул огромный ростом, очень массивный воин в тяжелой пластинчатой броне, с двуручником у пояса. Не снимая своего рогатого шлема, закрывающего лицо, проговорил:

– Между нами нет войны? – В густом голосе явственно сквозило недоверие.

– Клянусь честью!

– Клянусь честью, есть или клянусь честью, нет? – не унимался рогатый.

– Клянусь честью – нет войны между нами.

Рогатый опустился на одно колено.

– Ты победил меня. И поле твое.

Встал.

– Но мы не можем уйти, оставив тела наших братьев неприбранными и непогребенными. И прости, дрангхистар, но все их оружие принадлежит клунгу. Разреши нам забрать его.

– Был бы ты враг, не снизошел бы я до твоей просьбы, но сейчас – забирай.

– Благодаря смелости твоих воинов у меня осталось мало людей, и я прошу сейчас забрать лишь арбалеты. Потом мы вернемся с товарищами и соберем остальное.

– Арбалеты? А что это? – заинтересовался Андрий.

– Арбалет, – рявкнул воин.

Щиты раздвинулись. Из строя вышел сухощавый паренек с поименованным оружием в руках и подал его переговорщику.

– Прими его в дар, – протянул тот обеими руками смертоубийственный механизм. – Остальные же мы, с твоего позволения, соберем. Ибо они не собственность клунга, оружие семейное, и его надлежит передать наследникам.

– Подержите, Саин, – с опаской передал мне подаренную штуковину Андрий. Закивал головой: – Собирайте, собирайте.

– Благодарю тебя, мудрый вождь.

– Эй, почтенный, а как эта штука пуляет? – прервал я обмен любезностями.

– Соберите оружие, – обернулся к своим воин. После чего обратил свое высокое внимание на меня. – Умелый воин всегда овладеет новым оружием. А ты ведь умелый воин? – добавил он с издевкой.

Козел рогатый. Выпендривается. И мы выпендримся. Удивить решил. Видели мы такие арбалеты. Я наклонился с седла, подхватил заранее присмотренную пластинку, сунул в помповый механизм. Щелкнул и взвел оружие. Навел арбалет на шутника.

– Ну как, пока все правильно?

Рогатый ощутимо напрягся.

– Ты знаком с нашим оружием, незнакомец?

– Умелый воин всегда овладеет новым оружием, – врезал я ему его же сентенцией.

Над полем опять зашлась свирель. Ей хрипло завторил рог.

– Лорд Шарм’Ат сзывает командиров отрядов. Поедемте, Саин, я должен вас представить, ведь честь победы принадлежит вам, – легкомысленно предложил кавалер, не озаботясь сентенцией «болтун – находка для шпиона».

Если бы взором можно было проткнуть, то я бы пал, насквозь проткнутый или пронзенный, но, по-моему, проткнутый лучше отражает сущность явления, так как глаза рогатого были туповаты.

– Благодарю вас, Андрий, но избавьте меня от этой чести. Всегда стеснялся руководства. Да и не к месту будет мое появление на совете. Вы вон лучше Тиваса возьмите. Он же мудрец. А я здесь останусь. На союзничков полюбоваться.

– Все никак не могу понять, достойный Саин. Вы так легкомысленны или так мудры?

Я закокетничал взором.

– Но вот хитры вы бесспорно. – И развернув коней, мы поехали в свое расположение.

Тивас

Тиваса, премьер-агента, Великого Мага и Колдуна, опытного царедворца, изящного интригана и изощренного дипломата надурили. Облапошили, как мальчишку. Развели, как лоха. Обманули.

Если бы не было так стыдно, он бы, пожалуй, поорал. Громко. Долго. Слабопристойно.

Да, он расслабился. Да, ему казалось, что мощное здание Империи, возведенное его предшественниками, к вящему укреплению которого он приложил немало сил, было незыблемо, непоколебимо. И Тивас решил порешать маленькую проблему, проблему именно научного плана. Слабостью седогривого афро-американца была история этого мира. Слабостью, конечно же, полупрофессиональной, ибо где как не в истории прятались корни нынешних событий. В Столице у Тиваса была наиболее значимая библиотека. В ней содержались книги, манускрипты, свитки. В ней содержалось все то многое, что хранило память. Ведь живущие придумали множество способов рассказать об ушедшем. Каменные скрижали фандо, многолетние цветы аркагов, узор на платьях которых мог рассказать знающему много интересного, разноцветные камушки шилов. Многое, многое было в этой странной библиотеке. И не было вкуснее минуты, когда, спрятавшись ото всех, Великий Маг и Колдун погружался в разгадку очередной тайны.

И купцы знали о страсти всеми любимого целителя. И везли. Он щедро платил, мечтая когда-нибудь, в далеком будущем, поделиться скрытым от всех знанием с эстетствующими ценителями. Строгий холл лектория и глаза, юные глаза жаждущих знания.

Четыре года назад ему принесли часть обгорелой книги. Каково же было его удивление, когда в странных скачущих значках он узнал почти позабытое письмо Великой Степи. После того как Хушшар взяли и разграбили Масхат, считалось, что библиотека жрецов Отца Коней сгорела, и редко, очень редко в продаже оказывался один-другой лист, но вот так, кусок книги, никогда. Тивас нашел привезшего в столицу раритет и в долгой беседе выяснил у него, где удалось тому добыть эту редкость. Он услышал историю о каком-то степняке, который в благодарность за гостеприимство одарил купца этой случайно найденной в песках вещью. Тивас взял с купца слово о том, что если вдруг опять встретится ему тот степняк, узнать у него, где нашел он книгу.

Много удовольствия доставили упрямые листы Тивасу перед тем, как позволили себя прочитать. И еще больше он обрадовался, когда понял, что перед ним «Книга Чести» – свод степных законов, вернее его часть. Через два года купец опять появился и привез почти целую книгу – «Кольцо Вечносинего Неба». Сказать, что Тивас был рад – ничего не сказать. Хотя купец не хотел брать плату, целитель щедро одарил его. Да и как было не одарить, если ему достался трактат о лечебных травах и минералах, считавшийся безвозвратно утерянным.

А когда сошел снег, то купец опять появился и сообщил, что загадочный степной согласен за умеренную плату показать, где лежит много таких книг.

В Империи все было спокойно. Ближние степные замирены. В общем, Тивас решил организовать себе месячный отпуск.

Расслабился. Поехал сам, своим ходом, в Седой Лес.

Нет, на месте встречи не ждала засада. Все было, как обсказал купец. Встретился степной и отвез в заброшенный скит в Седом Лесу, в котором было полно книг. Какой бог дернул Тиваса за руку с кубком горячей воды как раз тогда, когда он сидел над фолиантом? Какой-то хороший. Вода выплеснулась на прекрасно выделанную кожу, и буквы расплылись. Просто расплылись.

Жрецы Отца Коней писали смолой, которая каменеет.

Это была подделка. А вся затея с книгами – ловушка.

Тивас с сопровождающими бросился в Империю.

Ему в самом начале влепили по голове метательной дубинкой, тем самым избавив от зрелища избиения спутников. Без сознания он пробыл достаточно долго. Во всяком случае, пленившим его хватило времени содрать с него одежду и распять на вбитых в землю кольниках.

Пришел он в себя от струи дурнопахнущей жидкости, бьющей ему в лицо. Поливал его обнаженный до пояса степняк с разноцветной татуировкой на скулах.

– Знаю, кто ты, – сразу сообщил он, едва собеседник раскрыл глаза. – У тебя крепкая голова. Когда я мечу дубинку – быки сдыхают. А ты выжил. Я не верил. Ты, наверное, правда колдун. Только ты плохой колдун. Ха! Глупый колдун. Я, Ярмуллак, обманул тебя. Я слал и слал тебе книжки, и ты, глупый колдун, приехал за ними, – деловито сплюнул на Тиваса. – Жаль, ты не слышал, как выли твои спутники. Но хорошо, что ты не умер. На рассвете мы порадуем наших богов. Ха! Великий Маг и Колдун проклятой Империи. Боги будут довольны.

К степняку подошел высокий человек в скрывающем очертания фигуры черном плаще с низким капюшоном, из-под которого была видна только мощная нижняя челюсть.

– Вот кому спасибо скажи, что живой. – И крепкая ладонь степного с шумом вошла во взаимодействие с плечом вновь прибывшего. – Он тебе жизнь сберег. Пока. Так что наш колдун лучше.

– Отважный Ярмуллак, твои воины ждут тебя и не приступают к праздничной трапезе, – проговорил тот, не обратив ни малейшего внимания на увесистую плюху.

– Ха! Пойду я!

– Я же побеседую с твоим пленником.

– Хоть до утра говори. А утром уже не поговоришь, – расхохотался во всю глотку степной.

– Я не буду желать тебе доброго дня, ибо день твой сегодня не был добрым. Я не буду желать тебе здравствовать, ибо то, будешь ли здравствовать, зависит от того, чем ты ответишь на мое предложение. Но я приветствую тебя.

В глотке пересохло, невыносимо болела голова, и Тивас, с трудом разомкнув запекшиеся губы, спросил:

– Что за предложение?

– Я знал, что человек вы трезвомыслящий. Предложение следующее. Мне нужно сотрудничество.

– А ты кто?

– Неважно. Хватит того, что я знаю, с кем говорю.

– И с кем же?

– Ты премьер-агент Института парадоксальной истории. Но если думаешь, что это как-то повлияет на твою дальнейшую судьбу, то жестоко ошибаешься. Представь себе, что мое предложение – это просто жест доброй воли. Ведь тебя уже нет. В Столице уже присутствует другой Маг и Колдун, тоже, кстати, Тивас. И когда ты увидишь его, то решишь, что смотришься в зеркало. Но это не единственная неприятная для тебя новость. На следующий день после твоего отъезда политика Империи серьезно изменилась. Теперь это будет жестко монархическое государство без всяких глупых вольностей.

– А для чего тебе это надо?

– Прогресс, друг мой, прогресс. Нам нужна эта планета. А в том виде, в котором она ныне существует, – он помолчал, – она нас не устраивает. Твоя контора устроила тут заповедник. А зачем нам заповедник, который не приносит денег? Мы устроим здесь единую Империю, глава которой захочет с нами дружить. Он, скорее всего, не откажет своим друзьям в строительстве терминала.

– Ты не посмеешь. Эта планета уникальна.

– Именно в этом-то все дело. Она уникальна своим расположением. И этим же интересна для нас.

– Да нет же. Она уникальна расами, которые здесь проживают.

– А вот эти расы как раз таки ни к чему. Зачем здесь всякая нелюдь. Тем более, умеющая влезать в системы дальней связи. Не нужна нам такая нелюдь. А вот ты нужен. Соглашайся. Всего несколько слов в рекодер. Нам гораздо проще договориться с тобой, чем с твоим возможным преемником.

Определенные дыры в логическом построении присутствовали.

– Ну а если я вас обману?

– Не беспокойся. Мы тебя так обмажем дрянью, что ты и не захочешь возвращаться в свой Институт. Соглашайся. И ты свободен. Нет. Дожидайся утра. Мне, в общем-то, все равно. Нам, конечно, нужен твой опыт, умение, связи, но все это, как ты понимаешь, дело наживное. А незаменимых людей нет.

Тивас почему-то сразу поверил ему насчет своего двойника. И насчет того, что этот тип и его товарищи захватили власть в Империи. Все было логично. Но убедиться все же стоило.

– А как вам удалось изменить политику Империи? Ведь Императрица...

– Ты здесь совсем одичал, – перебил его незнакомец. – Помнишь Золотого оленя, что подарили ей Фандо? Вспомни, как эта девчонка не могла расстаться с игрушкой. Полгода, как не расстается. Ну понял?

– Понял. Гипноизлучатель.

– Умница. Так что в Блистательном Доме скоро многое изменится. А ты нам нужен, чтобы пока твой Институт не совал палки в колеса. Пойми, во всех мирах, где живут люди, они доминируют. И экспансию Империи, гонения на нелюдь вполне можно представить как очередную ступень развития местного человечества. А когда вся эта дрянь исчезнет, то пусть твой Институт возмущается сколько угодно. А ты пока поуспокаиваешь свою контору, а потом уедешь. С солидным, очень солидным счетом в банке. Соглашайся. Неужели тебе так дороги все эти уродцы?

Собеседник не знал, насколько эти уродцы были дороги Тивасу. Он просто предлагал ему убить свое дитя, не зная или не желая знать, сколько сил Тивас и его коллеги положили на создание этого уникального общества. Он просто все мерил на деньги. В этом была его сила. В этом была его слабость.

– Мне надо подумать.

– Думай. Но недолго. У меня много дел, и вскоре я собираюсь покинуть эту уютную полянку. Полчасика тебе хватит? Думай. Назир! Присмотри за нашим гостем.

Из темноты появился степной с копьем в руках. Уселся на корточки и сразу, наверное с целью проверки, легонько ткнул Тиваса острием в бедро.

С этим всем пора было кончать. По голове дали, привязали. Не верят, что Маг. Умный организм уже вошел в норму, позамазал дыры там, где надо.

А степняк увидел коня. Красавца коня. Он даже не задумался, почему не услышал стука копыт, так был зачарован вышедшей из темноты красотой.

Кисть руки хрустнула и легко скользнула сквозь узел жесткой веревки. Другая. Ступни ног. Тивас встал. Степняк завороженно смотрел в темноту. От несильного толчка в основание носа он завалился набок. Тивас взял в одну руку копье, в другую секиру и пошел к веселящимся.

Тогда он убил всех. Стоило все же помнить, хотя бы тому в черном, что он не только Маг и Колдун, но и премьер-агент. Кстати, а вернее, совсем некстати, этот в черном бежал. Пока степные лезли на Тиваса, как собаки на медведя, разжег что-то в небольшой чаше, шагнул в столб дыма и исчез.

А теперь опять этот дым, эти в черном. И уже не единицы бегут, а сотни и сотни валят из его клубов.

Беседа с пленными дала многое. Не заговор это был. Оккупация. Тивас в сердцах сплюнул. Политика. Но не верилось ему в то, что Институту противостоит хотя и мощная, но корпорация. Нет. Здесь прямо-таки воняло государством. Не пахло. Воняло.

Учинить переворот в отдаленном, хотя и уникальном мирке – это еще куда ни шло. Власть захватить – тоже. Но переть против могущественнейшей государственной структуры Федерации. Да от одной такой перспективы любого лидера любого концерна уж если не в понос, то уж в испарину бросило бы точно. А в данном случае не наблюдается испарина. Хоть ты тресни, не наблюдается.

И дядечки эти в черном очень уж быстро оклемались. Сначала, когда их быстренько побили и принесли, мужчинки поплыли, но не надолго. Окрепли. А крепнут так люди лишь тогда, когда уверены, что их вытащат, причем скоро. Убивать их, конечно же, не было никакой необходимости, да в общем-то и желания. Однако уж очень быстро они это почувствовали. Польза же от них могла быть несомненная.

Тивас не знал, откуда эти пожарники наоборот взялись. Но голову наотрез мог дать, что о методиках косвенного получения информации его контрагенты слыхом не слыхивали, да и об умениях премьер-агентов Института весьма отдаленно ознакомлены. И это в то время, когда вся Сеть Федерации забита сказочками о героических буднях сотрудников Института. Ходилки-рубилки-стрелялки, фильмы, голо– и прочая дребедень. А когда Тивас беседовал с этими, у него сложилось впечатление, что им об Институте что-то говорили, но так, далеко, вскользь. Самого Тиваса они, несомненно, боялись как Мага и Колдуна Великого. А вот Институт не вызывал у них абсолютно никаких панических, да что там панических, негативных реакций. Ну вроде как у тинэйджера на бабайку.

А людишки были очень. Умны. Интеллектуальны. Образованы. Хорошо образованы. И кроме всего прочего оба были нешуточные маги. Гораздо слабее его, конечно, однако далеко не игрушечные. И, насколько знал Тивас этот вкусный уютный мир, насквозь не здешние. Нет, они не были с Закатного Континента или с Голубой Земли. Они были вообще не здешние. Из них лезло, перло, рвалось наружу нечто чуждое. Другое. От чего пахло даже не чужой культурой. Иным мировосприятием.

Иной разум – вот это что.

Сподобились. Столкнулись. И где? На заштатной планете. В тихом патриархальном мире.

А самое развеселое – связи нет. Хотя есть-то она, вроде бы и есть. Но только работает странно. Через раз. В этой дурацкой степной драке шальной клинок полоснул по полевому блоку, замаскированному под ожерелье. И полоснул тем самым невероятным, единственно возможным, одним из миллиона образом, сбившим напрочь настройку. И потому теперь Тивас вместо одного паскудного, донельзя проверенного Саина имел какое-то его улучшенное подобие и еще трех головорезов в придачу. Головорезы были насквозь полезные, но присутствие их наводило на печальнейшие размышления. Как отреагирует израненный блок, если задать ему координаты Института, в какие еще миры понаделает он дырок? И какие разноцветные неожиданности оттуда посыпятся.

А потому оставалось ждать. И надеяться на прорыв к базе. Той самой, что в Столице. А там-то как раз и ждало самое веселье.

Ваттард из Дома Седого Журавля

Хистар угрюмо смотрел на играющие сполохами угли. Он проиграл. Его победили.

Его.

Победили.

Непривычно. А все потому, что понадеялся на темное колдовство арфанов. Он мысленно дал себе затрещину. Нет, не поэтому. Просто до этого было чересчур легко. И столицу взяли легко. И серых отлупили легко. А насмотревшись на изнеженных городских жителей, решили, что здесь все такие. За то и поплатились. Ну кто мешал ему оставить с арфанами пару малых журавлей. Они бы любых местных в схватке закружили, пока бы колдуны дым свой ставили. А там бы и Пестрые Сотни прибежали. Из дыма бы и прибежали. Может, как раз их на поле и не хватило, чтобы согнуть негибкую талию этой вредной девки Победы? Нет. Хистар вспомнил сотни конных стрелков в синем, битых в забрала пешцов и понял. Не хватило бы. И без синих его пехоту бы вскоре смяли. И хотя в его пеших журавлях отличные воины, но сегодня они все бы стали пищей. Когда убивают, на доблесть не смотрят. И так на этом проклятом поле много отважных воинов закончили свое земное испытание и воссоединились с предками. Им теперь хорошо. Хистар плеснул в костер немного вина из чаши. А вот как ему быть? Из четырех конных и двух пеших сотен у него осталось едва ли полторы сотни верховых и десятков восемь пеших. Ваттард зарычал и замахнулся, чтобы швырнуть чашу в огонь, но удержался. Не дело. Вино хорошее прислал хитрован лорд. И много. И еды много. Спасибо за все. Хотя ноздри щекотал сладкий запах крови, щедро напитавшей сегодня землю, а сладковатый аромат павших наполнял слюной рот, Ваттард был бы плохим вождем, если бы показал чужим что-то лишнее. Потом. Все потом. Пока же он и его воины приглашены в гости.