Текст книги "По ту сторону Солнца"

Глава шестая

Камал Джаганатх во время полета так и не уснул, и даже отказался от еды, хотя немного успокоившись, погодя опустился в кресло и завел беседу с Аруном Гиридхари о политике правителей Веж-Аруджана. И хотя негуснегести говорил, как всегда, не до конца открыто не столько утаивая, сколько оберегая, ссасуа узнал, почему тот на приглашение главного дхисаджа тарховичей привезти его на осмотр в систему Тарх всегда отвечал отказом.

– Тарховичи так называемые чтецы, – начал пояснения Арун Гиридхари, внимательно поглядывая на юного авгура и с тем соизмеряя свой рассказ и его волнение. – Обладают способностями читать чужие мысли даже на расстояние. У многих рас как защита от тарховичей созданы особые устройства сакры, носимые на голове. Каковые велесвановцам не надобны, або у нас от сего проникновения имеется двойной костяк в лобной части черепа с тончайшей металлической прослойкой, называемой рутиль. Она в сочетание с костяком служит естественным отражателем от проникновения в диэнцефалон. Но это лишь у взрослых велесвановцев. У юнак нижний слой кости формируются постепенно к семи колоходам жизни на Велесван. Сие создано так нарочно, дабы ассаруа мог проникать в мысли своего ссасуа, умея его поправить, али научить. Взрослые велесвановцы зачастую также обладают способностями чтецов, но в сравнение с тарховичами они ничтожны.

Камал Джаганатх чуть слышно вздохнул, осознав, что попав в руки к тарховичам, не важно главному дхисаджу (оный очень близко принимал на себя его болезни и взросление) или любому иному, будет для них как раскрытая книга. И, видимо, сам того не желая выдаст многие секреты негуснегести.

Время текло, даже в успокоительных беседах ассаруа, очень долго. Посему несколько снизив раздраженность, юный авгур обрадовался, когда просунувший через приоткрытую створку голову Ури, известил Аруна Гиридхари, что громовник Мирет Вирий Перкун доложил о прибытие в систему Тарх и посадке на планету Садхана. Негуснегести неспешно поднявшись с кресла, тотчас направился из комнаты к выходу, пропав за створками, и указав старшему халупнику одеть ссасуа. Ури вошел в помещение, кажется, вслед за Аруном Гиридхари неся в руках свернутые вещи, а легкая вибрация и приглушенный гул вновь сотрясли пол, указывая на приземление вайтэдрома.

Старший халупник положил на кресло, где дотоль сидел негуснегести одежду, одной из каковых оказался уже знакомый для юного авгура дхату. Верхняя одежда на вроде плаща, только пошитая из серебристого переливающегося материала в этот раз с длинными рукавами и просторным капюшоном. И взяв пару очень мягких голубых в цвет паталуну и утаки ссасуа сапог, принялся их одевать на последнего. Доходящие до колена сапоги, когда их Ури натянул на ноги, сидящего на кресле Камала Джаганатха, залегли тончайшими вертикальными складками на голенищах, и слегка выгнулись в носах. Старший халупник, придерживая под руку юного авгура, словно больного, помог ему подняться с кресла, и, сам надел на него дхату, застегнув внахлест ее края на груди, да натянул сверху на голову капюшон, доведя край почти до ноздрей и тем полностью сокрыв глаза. Камал Джаганатх враз дернул вверх голову, стараясь скинуть с нее капюшон и довольно-таки недовольно, что позволял в отношение халупников не часто сказал:

– Ури, я ничего не вижу, еще возьми ниже надвинь.

– Нубхаве Арун Гиридхари так велел, абы не было видно твоего лица, – торопливо отозвался старший халупник, приседая и заглядывая с под низу в лицо ссасуа, да чуть шевельнул удлиненным своим хоботком, таким образом, выпрашивая милости.

Камал Джаганатх еще миг сдерживал в себе гнев, а после, поправив капюшон, впрочем, опустив его край лишь до глаз, направился к створкам дверей, по пути вскидывая вверх собственный взгляд, дабы разглядеть происходящее подле. Он все также торопливо миновал дверной проем, оный ему отворил Ури и коридор нижней палубы, да в сопровождение ожидавших его там трех рабов по лестнице поднялся на верхнюю палубу. Почти у выхода из тупоугольной надстройки чуть не налетев на стоящего подле нее Аруна Гиридхари. Ассаруа был также в серебристом дхату и в цвет паталуну огненно-малиновых сапогах, он внимательно обозрел ссасуа, и, протянув руку, вновь надвинул на его глаза капюшон. Засим негуснегести развернув юного авгура, поставил позади себя, прикрывая спереди собственным телом. И немедля четыре раба окружили ссасуа с трех сторон, а два других заняли место впереди ассаруа, синхронно, прикрыв и его. Ури к удивлению чуть зарящегося через окоемку капюшона Камала Джаганатха остался позади рабов, замыкая эту небольшую процессию. Арун Гиридхари теперь оглядел созданный возле его ссасуа живой щит и перед тем как направиться с вайтэдрома, негромко проронил по-велесвановски:

– Перундьаговцы прикроют нас дополнительно по выходу с вайтэдрома, ты же Гдор все время следи за нубхаве Камалом Джаганатхом, абы ничего с ним не случилось, – обращаясь к значимо старому из присутствующих рабов, каковой занимал старшинство в силу своего возраста.

– Слушаюсь, нубхаве Арун Гиридхари, – почти прорычал над головой юного авгура Гдор, шевельнув не только краями одной широкой ноздри, но и соединенной с ней тонкой прорезью выпученной губы, под которой прятался рот. Потому как и у рабов звуки издавались посредством ноздри.

– Касаемо тебя, голубчик, не говори, поколь я не разрешу, – дополнил негуснегести и тотчас шагнул вперед в направление лестницы.

Несмотря на смыкаемое пространство капюшоном и окружившими его рабами Камал Джаганатх спустившись с вайтэдрома по лестнице шаг в шаг за негуснегести, чуть вскинув голову, огляделся, приметив огромный по размерам и, видимо, крытый ангар. Впрочем, не узрев самой крыши или стен, лишь догадываясь о том, что они находятся в каком-то специализированном очень мощном сооружение, предназначенном для стоянки космического транспорта. Ибо удалось увидеть стоящие в шахматном порядке еще два вайтэдрома, однотипных тому на котором прилетели с Велесван.

Поверхность зеркально-серебристой глади посадочной площадки была зрительно расчерчена белыми, низкими, тонкими (вроде пластин) бордюрами, по верхней кромке чуть переливающихся радужным сиянием, разделяя саму территорию на огромные квадраты. Каковые в свою очередь являли собой взлетно-посадочные участки, в чьих пределах и находились виденные Камал Джаганатхом вайтэдромы. В этом сооружение, к удивлению юного авгура, было тихо, лишь откуда-то издалека долетал легкий скрип, словно отворяющихся створок, а отсутствие ветра, делало воздух более плотным, лишенным влажности присущей Велесван, отчего стало тяжело дышать через рот.

Лишь Арун Гиридхари и ссасуа оказались на посадочном участке, как стоящие возле вайтэдрома пятеро перундьаговцев разком шагнули к ним и дополнительно окружили, создав позади Ури и рабов добавочный щит.

Это хоть и были схожие с виденными на вайтэдроме, Камалом Джаганатхом, перундьаговцы с мощными туловищами, ногами и четырьмя руками, чей ореховый цвет кожи прятался под бурым мельчайшим волосом, однако, показались ему и вовсе гигантами, будучи выше негуснегести на все три, а то и четыре головы. Их головы, с лицами укрытыми густыми бородами, усами бурой, рыжей и даже светло-русой окраски, имели овально-удлиненную макушку штырек и два лоптастых уха, один-в-один напоминающих крылышки. Одетые в черные долгополые рубахи с длинными рукавами, завершающимися на запястьях расписными металлическими пластинами, перундьаговцы стянули свои талии металлическими поясами, на которых висели с двух сторон воронкообразные приспособления, похожие на рога для вина, перепутанные серебристыми тончайшими цепочками.

– Ваше превосходительство, – раздался низко-рыкающий (будто выдыхающий слова отдельными слогами) голос и один из перундьаговцев только сейчас спустившийся по лестнице со стоящего диагонально вайтэдрома, направился к их процессии. – Его величие хан аз-Елень Велий Дьаг попросил вас не уходить с космической гавани. Ему удалось согласовать с Военным Каруалаух тарховичей подачу на виману-ратану шутихи. Она прибудет в течение минуты-двух не более того, может, вы на тот срок поднимитесь на вайтэдром?

– Минута-две? – повторил вслед за перундьаговцем Арун Гиридхари, и, положил руку на плечо стоящего поперед раба, и тот моментально шагнул вправо, высвобождая видимость.

Негуснегести зримо для ссасуа оглядел открывшийся перед ним вид космической гавани, и словно заметив искомое, развернув голову в сторону уже подошедшего перундьаговца, дополнил:

– Нет, возвращаться на вайтэдром не станем. Шутиха вже рядом, обождем ее тут. Хану аз-Елень Велий Дьаг от меня передайте благодарность за помощь и волнения. Я к нему загляну позднее в кром на Церес, абы хочу обговорить будущее собрание Великого Вече Рас.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – уважительно откликнулся перундьаговец, и, хотя его фигуру заслоняли, зрительно для смотрящего в ту сторону юного авгура, дернул вниз головой, словно будучи еще выше ростом своих соплеменников.

Внезапно жужжащий скрип наполнил пространство кругом, и не ожидающий тех звук Камал Джаганатх не просто вздрогнул, а прямо-таки дернулся назад, уткнувшись спиной в стоящего рядом раба Гдора, одновременно, вздев голову вверх. Капюшон немедля соскользнул с лица и головы, явив взору юного авгура зеркальный, выпуклый купол, собранный из сотен полусферических отдельных сводов, стыкующихся меж собой закругленными гранями, и, параллельно, сходящимися в единый центр. В самом своде достаточно четко отразились стоящие на взлетно-посадочной площадке в шахматном порядке разнообразные суда, не только вайтэдромы, но другие, эллипсоидные, серебристые, высокие пирамидальные имеющие четырех-, пяти– или восьмискатные вершины, цилиндрические и даже напоминающие самолеты солнечников. Впрочем, это были в размерах очень мощные транспортные средства, каковые стоило сравнить с крупногабаритными судами, способными перевозить огромное количество созданий, оборудования, товаров. А миг спустя отдельный полусферический свод, отстыковавшись от закругленных граней объединяющих его в купол, медленно двинулся вправо, наползая на соседний кусок и являя удивительное (и точно отразившееся в глазах Камала Джаганатха) серое небо, середину которого расчертила узкая желто-розоватая полоса с двумя расположенными на ней круглыми блекло-желтыми звездными дисками.

– Голубчик, – беспокойно проронил Арун Гиридхари, вероятно, заметив и волнение ссасуа, и сползший с его головы капюшон. Он, тотчас развернувшись, ухватил юного авгура за плечи, и, дернув к себе, прижал к груди, также скоро натянув ему на голову капюшон дхаты, слегка приобняв рукой и удерживая подле.

– Не смотрите вверх, сие раскрылись створки, абы взлетает какое-то судно, – пояснил негуснегести, и Камал Джаганатх у коего от яркости двух звездных дисков зарябило в глазах, легохонько качнул головой, поразившись таковой интенсивности красок, степенно обретая положенную приглушенность наблюдения. – На планете Садхана весьма велика лучистость звезд ее освещающих и обогревающих: Тары и Лакшми. На них не надо смотреть, поколь ваш диэнцефалон не подстроит само зрительное восприятие.

Как оказалось, приходящему в себя юному авгуру, пред глазами которого только минутой спустя перестало рябить, свою речь Арун Гиридхари говорил по-перундьаговски. Он мягко огладил не только глаза своего ссасуа, но и края ноздрей, растолковывая все, дополнив:

– Ежели ртом дышать тяжело, дышите более глубоко и через ноздри. Немного погодя ваше состояние нормализуется, абы сия среда для вашего организма привычна.

Камал Джаганатх незамедлительно вздохнул через ноздри, как и указывал ассаруа более глубоко, ощутив мягкость вошедшего в легкое воздуха. А жужжащий скрип отодвигающейся створки купола как-то и вовсе враз перекрыл свистящий гул подъехавшего судна, к которому было бы применимо название наземного транспорта. Потому что шутиха, как ранее назвал ее негуснегести, хоть и не приехала, ибо не имела колес, но вроде как и не прилетела. Схожую по виду с длинным (не менее двадцати-тридцати метров) вагоном, шутиху составляли стеклянные блоки корпуса, только очень темного цвета, почти коричневого. Между собой каждый блок соединяли закругленные, металлические поперечные полосы, вероятно, делая их отдельными кабинками. В этих местах шутиха была столь гибкой, что когда она остановилась возле стоящей процессии, ее последняя кабинка, будто качнулась назад, однако, секундой спустя вновь выровнялась относительно корпуса. Это транспортное наземное судно чуть-чуть нависало над поверхностью площадки, точно двигалось все-таки за счет полета.

Арун Гиридхари снова поставил ссасуа позади себя и когда шутиха, отворив в четырех блоках, двери (съехавшие вверх) и единовременно выпустила вниз широкие лестничные пролеты, направился к транспортному средству, прикрываемый с двух сторон рабами. Камала Джаганатха почти подпер раб Гдор шагающий подле, и теперь словно дышащий ему в макушку головы.

Поднявшись вслед за негуснегести на шутиху оказались в достаточно широком и длинном помещение. В этот второй блок, следующий за уплощенным ведущим, зашли только Арун Гиридхари, Камал Джаганатх и замыкающий их Ури. Рабы вошли во вторую и третью кабинки, а перундьаговцы в остальные четыре. Впрочем, внутри сами блоки не разграничивались, и даже не имели расположенных снаружи металлических поперечных полос, представляя собой единое пространство, вроде длинного коридора, где по правую сторону стояли в ряд с наклоненными, полулежачими спинками мягкие кресла.

Негуснегести и ссасуа расположились в креслах, напротив друг друга. Для того, чтобы кресло развернуть Ури пришлось присесть и надавить на чуть выпирающий из массивных ножек рычаг. На вид громоздкие кресла с закругленными спинками, подголовниками и подлокотниками, казалось, были обтянуты тончайшей, коричневой кожей в тон самим стенам, потолку и полу, также представляющими из себя производное данного мягкого материала. От сидения кресла вниз дополнительно отходил широкий удлиненный лежак, куда ставились ноги.

Ури, как и рабы, тем не менее, не сели в кресла, не позволяя себе того, что достойно только созданий. Они разместились на полу, и если старший халупник возле кресла негуснегести, то рабы в соседних кабинках. Впрочем, перундьаговцы, сопровождающие их, опустились в кресла. Все-таки догадка Камала Джаганатха, когда сомкнулись створки, выглянувшего в проход шутихи, несколько загораживаемый телами рабов, что сидеть на креслах позволено лишь созданиям, подтвердилась. Внутри шутихи едва слышимо засвистело и безотлагательно на потолке проступили бело-желтые жилы, придавшие самому коридору значительную яркость, по-видимому, они являлись осветительными приборами.

– Шутиха летит или едет, ассаруа? – спросил Камал Джаганатх, когда уже и всем телом ощутил движение судна вперед, скидывая с головы капюшон дхаты. Ибо негуснегести сам сел спиной по движению шутихи и здесь проявляя заботу о ссасуа.

– Голубчик, – опять же незамедлительно отозвался Арун Гиридхари, очень мягко взглянув на юного авгура, видимо, не желая его еще больше волновать. – Разве я разрешил тебе говорить, – он, впрочем, в отличие от ссасуа говорил по-велесвановски. – Мы аще не покинули космическую гавань Садханы, направившись в стольный град тарховичей Церес. И говорить весьма опасно. Во-первых, тут слишком много соглядатаев, а во-вторых, тебе не нужно обращать на себя внимание. И так, видимо, тарховичи знают о твоем прибытие, не зря ведь Военный Каруалаух разрешил подать на виману-ратану шутиху, чего досель никогда не для кого не делал. Днесь, я убежден, ты для них значишь не меньше, чем для велесвановцев.

– Ничего я для них не значу! я неудачник! – достаточно недовольно протянул юный авгур, и тягостно качнувшись назад, оперся спиной о сидение кресла. – Ты, просто ассаруа, не знаешь, что для солнечников я был ни чем и ни кем. Не просто посредственность, а серость, пыль да и только! – едко дыхнул по-велесвановски Камал Джаганатх, не то, чтобы стараясь задеть негуснегести, просто порой не желая принимать на свой счет какой-либо уникальности.

– Солнечники токмо малоразвитые существа, оные не могут понять всю уникальность и красоту твоего диэнцефалона, голубчик, – произнес Арун Гиридхари, и слегка подавшись вперед с кресла, огладил вытянутыми пальцами правой руки щеки и края рта ссасуа, тем самым успокаивая. – Посему нельзя себя как-либо поругать. Касаемо твоего вопроса, так шутиха движется. Она не летит и не едет в привычном тебе понимании, а именно движется. А ноне самое время помолчать, дабы не привлекать лишнего внимания к соглядатаям НгозиБоипело Векеса или канцлер-махари Врагоч Вида Вышя почасту рыщущим на Садхане.

Арун Гиридхари теперь огладил края ноздрей ссасуа, и, опустив руку, вновь прислонился спиной к креслу, расслабившись.

– Ассаруа, а зачем ты будешь встречаться с ханом перундьаговцев? – чуть слышно прошептал Камал Джаганатх, понимая, что надо молчать и все же не в силах справиться с собственной любознательностью.

– Або перундьаговцы, чьим представителем ноне он является, – отозвался немедля Арун Гиридхари, поражая юного авгура своей выдержкой, не просто по многажды раз объясняя одно и тоже, но вот как сейчас ни одной чертой не реагируя на непослушание. – Поддержали на разбирательствах меня.

Теперь они ехали не менее тридцати минут так, что за последние колоходы Камал Джаганатх привыкший к размеренной жизни, все-таки стал томиться бездействием и молчанием негуснегести. Хотелось сказать ассаруа, что коли тарховичи знают о его прибытие стоит ли таиться, может, лучшим будет, объявив об этом, позволить Камалу Джаганатху увидеть планету, стольный град и самих тарховичей. Впрочем, молчание негуснегести, указывающее на соблюдение тишины, сдерживало ссасуа от разговоров и вопросов, и он, будучи послушным, смирял собственные желания.

Глава седьмая

В этот раз все находящие внутри шутихи вышли через одну дверь, остальные три даже не открывались. Ступени также не выдвигались и вслед за перундьаговцами, рабами (первыми исследовавшими внутренность нового строения), Аруном Гиридхари, ссасуа вошел в цилиндрическое помещение. Довольно-таки просторное, ибо там сразу поместились стоя и рабы, и Ури, и перундьаговцы, и велесвановцы, оно внутри поблескивало перламутровым светом закругленных стен, да ровного потолка и пола.

Камал Джаганатх уже знал, что шутихой (в понимание транспортного средства) никто не управлял, она двигалась посредством команды заданной с центрального пункта Военного Каруалауха тарховичей. Именно по этой причине без согласования с ними не подъезжала к космическим судам, ожидая прибывших на определенных пятачках. Ссасуа выяснил это, несмотря на указания негуснегести молчать, еще в шутихи, проявляя не столько своенравие, сколько в связи с долгой поездкой, стараясь справиться с волнением.

Вступив в цилиндрическое помещение, Камал Джаганатх в один миг был закрыт фигурой Аруна Гиридхари и ступивших справа и слева рабов. И незамедлительно створка, вроде как вошедшей или столь близко соприкоснувшейся с шутихой сомкнулась, а само помещение ощутимо для юного авгура двинулось, унося их вверх.

– Мы летим, – прошептал по перундьаговски Камал Джаганатх, так как до сих пор не мог освоиться с дыханием, и продолжал дышать через ноздри.

– Едим, голубчик, – умягченно отозвался стоящий впереди негуснегести, и слегка ступив вправо, открыл перед ссасуа видимость переднего плана помещения, скорей всего, являющегося кабинкой, хоть и значимо вместительной.

– Передняя панель открыть обозрение, – миг спустя проронил Арун Гиридхари также по перундьаговски, и тотчас перламутровая стена неспешно поползла вверх, входя в поверхность потолка, высвобождая хоть и небольшое, но ощутимое для наблюдения пространство.

Освободившая видимость стена на первый взгляд убрала все преграды, отчего Камалу Джаганатху почудилось теперь между ним и раскинувшейся внизу местностью более нет преград, и стоит сделать шаг, как он вывалится из этой кабинки. Оно как догадка его по поводу движения вверх оказалось правильной. И эта огромная в диаметре цилиндрическая секция уносилась вверх, действуя сейчас на вроде лифта. Однако поднимаясь вертикально ввысь не внутри шахты, а двигаясь в соприкосновение с двумя плоскими металлическими конструкциями, медленно свершая возле них круговое движение, устремляясь вверх от самой поверхности планеты.

Кажущееся отсутствие какой-либо преграды вновь вызвали в юном авгуре позабытый страх высоты, и, он торопливо шагнул назад, да, прижавшись к стоящему рабу спиной, тягостно передернул плечами.

– Не нужно волноваться, голубчик, – немедля проронил Арун Гиридхари, оборачиваясь и взглядом оценивая состояние собственного ссасуа, да вскинув в направления его головы руку, скинул с нее капюшон. – На самом деле клеть купы имеет две стенки, первую прозрачную, и вторую непроницаемую. Касаемо страха, – теперь он прервался и перешел на велесвановский язык, видимо, чтобы стоящие перундьаговцы его не поняли. – Ты помнишь, как я тебя учил. Страх токмо отжившая слабость твоего диэнцефалона, понеже отдав в его правление собственное сознание, ты научишь его измерять все новыми критериями. Ежели хочешь, подойди ближе к стене клети.

Негуснегести слегка качнул головой и сам, шагнув вперед, одновременно, вскинув вверх руку, оперся о прозрачную стену кабинки. Стена зримо для глаз юного авгура пошла малой зябью, или просто от соприкосновения с ладонью Аруна Гиридхари стала видима. Впрочем, узрев ее и вспомнив о способностях своего диэнцефалона, Камал Джаганатх, не мешкая, глубоко вздохнул через ноздри, и, сделав несколько широких шагов вперед, остановился подле негуснегести, прислонив к стенке клети обе ладони и в соприкосновение ощутив легкую вибрацию.

– Тебе, голубчик, все еще тяжело вздохнуть через рот? – услышав несколько шумное дыхание ссасуа, вопросил Арун Гиридхари, опуская голову и обозревая его лицо.

– Легче дышится через насик, ассаруа, – ответил единым выдохом через ноздри Камал Джаганатх по-велесвановски и тотчас глубоко вогнал воздух в себя ртом.

Негуснегести переместил руку с поверхности кабины, и, огладив ноздри юного авгура, прошелся большим пальцем и по краям рта, с плохо прикрытой тревогой отметив:

– Не говори поколь по-велесвановски, голубчик. Дыши как удобно, по-видимому, твоему диэнцефалону нужно больше времени абы приладиться к сей среде.

Сама клеть, как ее назвал негуснегести, неслась ввысь, свершая дополнительно неторопливые круговые движения возле двух металлических балок, только плоских, так что сами их переливающиеся голубоватым светом поверхности, иногда показывались перед глазами Камала Джаганатха. Эти балки составляли с сотней подобных других какую-то мощную конструкцию, ибо порой мелькали много более толстые, круглого сечения трубы пролегающие горизонтально меж ними. Были зримы и движущиеся между такими купами клети, по большей частью переливающиеся желтоватым светом, словно отражаемым от лучей звезд. Внизу же на планете остался и вовсе огромный металлический комплекс в виде перехваченных промеж собой узких рамок, в которых блистали зеркальностью глади голубоватых полос, куда купы и врезались.

Сами купы уходили вертикально вверх, унося перевозимых в себе на небосвод, так что вскоре стали появляться густые пары атмосферы, здесь на планете Садхана, сияющие голубоватой мельчайшей изморозью. Небосвод и впрямь оказался серого цвета, вроде его затянули предгрозовые тучи. Только это все же не были тучи, просто сам цвет его имел серый оттенок с едва желто-розовыми полосами, особенно в местах стыка с лучами звезд. Тара и Лакшми располагались на небесном куполе на одном уровне, будто двигались синхронно, их белые диски были охвачены ярко желтым ореолом сияния распространяемого не вниз, а вдоль кругозора наблюдения, создавая нечто в виде протяженного пояса.

Более пяти мелких свинцово-серых круглых пятнышка, пролегли по одной линии, от более крупной звезды Тары (в четверть в диаметре превышающей Лакшми) теряясь в самом небосводе, вероятно, так проступали спутники или соседние планеты. Сейчас яркость звезд не обжигала глаза Камала Джаганатха, потому он смог рассмотреть и сам серый небосвод планеты, и находящуюся внизу местность, лишенную привычной зелени, и в основном имеющей высокие постройки из белого и прозрачного материала, переливающегося пепельным цветом. Обозревая наблюдаемое пространство, Камал Джаганатх отметил для себя, что, несмотря на серость неба сияние звезд, как и сами краски на Садхане, очень яркие, а едва брезжащая синь, словно стоящего тумана и вовсе делала отдельные тона насыщенными, и если бы не стена кабинки, режущими для глаз.

– Это стольный град планеты Садханы, Церес, – пояснил Арун Гиридхари, после минутной паузы, когда за стенками клети появились и вовсе кучные белые пары атмосферы, частью сокрывшие наблюдаемое внизу. – Не только на планете, но и над ней. Обаче наверху находится гостевой ансамбль системы Церес, называемый Атиши.

Внезапно выскочив из плотных белых паров облаков прихваченных голубоватой мельчайшей изморозью, появилось, враз набухнув, выпуклое огромное кольцо с волокнистой внутри структурой широких полос от бледно-зеленого до почти синего с алыми огнями. Поверх которых, проступив, вспыхнула надпись «десятое летоисчисление от мараны Ананта Брхата-патр лето три тысячи девятьсот двадцатое». Камал Джаганатх также резко, как надпись появилась, ее прочитав вслух, вопросил у негуснегести:

– Ассаруа, что обозначает сие летоисчисление, и почему лето три тысячи девятьсот двадцатое? Ведь должен быть семь тысяч восемьсот сорок первый колоход?

– Что, голубчик? – вопросил Арун Гиридхари, и в выдохнутом звуке ощутимо для юного авгура промелькнуло удивление.

А надпись летоисчисления мгновенно пропав также степенно стала поглощать и само зелено-синее, выпуклое кольцо, едва начертав точно напоследок рекламную афишу, кою вновь вслух процитировал юный авгур:

– Атиши-ансамбль приветствует гостей планеты Садханы.

– Ты, сие прочитал, голубчик? – спросил Арун Гиридхари и тотчас ухватив подбородок ссасуа развернул голову в свою сторону, теперь с неприкрытым изумлением уставившись в его лицо.

– Прочитал, – негромко отозвался Камал Джаганатх и легохонько кивнул, подтверждая слова.

А зелено-синее кольцо, пыхнув во все стороны тончайшими струями, и вовсе моментально распалось, оставшись капелью инея на кучных парах атмосферы только не голубых, а алых огней.

– Не может быть, – негуснегести проронил эту неуверенность на велесвановском языке, и прямо-таки вздернул вверх подбородок и голову ссасуа, теперь вглядываясь в его глаза. – Сие было написано на языке тарховичей, каковой передается посредством словесно-мысленного образа. Эти образы, возможно, принять только диэнцефалону тарховичей, никак иной расе, и даже велесвановцу.

Камал Джаганатх растерянно вздел вверх плечи, и чуть-чуть качнул головой, и сам не понимая, каким образом, прочитал возникший словесно-мысленный образ, однако, по-перундьаговски молвив:

– Я даже не задумывался, когда читал. Точно…

Впрочем, за него по-велесвановски договорил Арун Гиридхари:

– Точно действовало не сознание, а всего-навсего диэнцефалон? – ссасуа торопко кивнул. – Сие так и должно происходить, – пояснительно дополнил он, мягко большим перстом оглаживая края ноздрей юного авгура. – Диэнцефалон и принимает образ, абы обладает определенными параметрами, голубчик. Мой поразительный, замечательный абхиджату.

Негуснегести снова огладил края ноздрей ссасуа, теперь не столько проверяя его состояние, сколько лаская, и медленно выпустив из щепотки трех пальцев подбородок, и сам легохонько качнул головой, вероятно, чему-то поражаясь. Камал Джаганатх еще немного смотрел на Аруна Гиридхари повернувшего голову и взгляд в сторону раскинувшегося пространства планеты Садханы, все более и более, будучи охваченного кучными парами атмосферы здесь вроде варящегося плотного вещества, а после и сам воззрился в этот дымчатый вид.

Не прошло и двух минут когда над правым углом кабинки мелькнув зависло тело, диаметром не более десяти-пятнадцати сантиметров. Его многогранная поверхность, имеющая в своей форме не только треугольники, но и квадраты (даже отсюда зримо гладкая) полыхнула полированностью черного цвета, на малость пробивая стены клети и прямо-таки обжигая глаза юного авгура, и видимо, всех тех кто находился рядом. Ибо в следующий миг, когда само многогранное тело было разрезано прилетевшей тончайшей, серебристой струной надвое, послышался низко-рыкающий (словно выдыхающий слова отдельными слогами) голос перундьаговца стоящего позади:

– Передняя панель сомкнуть обозрение.

И перламутровая стена неспешно поползла вниз, смыкая пространство и увиденный летающий многогранник, разрезанный на две части, который теперь стремительно, будто горящая звезда, понесся вниз.

– Сие, очевидно, соглядатай, ваше превосходительство, – проронил все тот же голос перундьаговца, объясняя свои указания. – И был уничтожен крпаной тарховичей, я знаю сияние их составной. Вероятно, Военный Каруалаух все еще нас сопровождает. Простите, что так резко сомкнул переднюю панель, не предупредив вас и пресветлого авгура.

– Вы все правильно сделали, заворник Дад Бисений Перкун, – проронил Арун Гиридхари, и в голосе его ощутимо послышалась разочарование, точно то чего он добивался, не получилось.

Негуснегести мягко приобнял за плечи юного авгура, и потянув назад, вновь поставил его за собой, и рабы зараз сомкнули свои позиции подле. Камал Джаганатх чуть слышно выдохнул через нос, ощущая собственную вину в произошедшем, понимая, что ассаруа жаждая снять с него раздражение отворил створку панели клети и тем, очевидно, раскрыл его прибытие на Садхану.