Текст книги "По ту сторону Солнца"

Глава тридцать третья

Ангус не просто перемещался по Цересу, он, оказывается, был способен влететь внутрь самого комплекса. Судя по всему, по этой причине здания и имели такие огромные размеры, а внутри составляли до сотни этажей, по которым перемещались также в ангусах, и даже шутихах. Квадратного сечения туннели внутри строения, в которое внес их через разошедшуюся створку ангус (оставив сопровождающие их подобные устройства снаружи), имело множественные, горизонтальные ответвления, а также вертикальные, но тогда лишь круглого сечения. По одному из каковых взлетели, видимо, на этаж сто пятидесятый, и, преодолев один из продольных коридоров остановились возле узкой, разком открывшейся створки. В этом коридоре стены переливались металлическим блеском, а за приоткрытой дверью просматривалась пирамидальной формы комната.

Ковин Купав Кун, стоило только ангусу приземлиться, открыв створку, выпустив ножки и с движущимися ступенями лестницу (наподобие экскалатора только в этом случае по наклонному конвейеру съезжала одна ступень, как раз та на которой стояли), несмотря на протесты, поднял на руки Камала Джаганатха и понес из каюты. Они спустились по лестнице вниз и вошли в комнату.

Это было небольшое помещение, стены в оном имели треугольную форму, а их количество соответствовало цифре пять. Посему и сам пол оказался пятиугольным. Поверхность стен едва серебрилась на фоне синего цвета, опять же как и сам пол, впрочем, свисающий из общей вершины огромный ярко-белого свечения шар, придавал помещению насыщенность светом. Подле пола и в стыках стен с ним курился густой черный пар, порой слышимо выпуская из себя небольшие пузыри, которые медленно наращивая размеры, лопались, расплескивая в разные стороны тонкие пленочки, медленно таившие на поверхности того дыма.

Посредине комнаты стояла с вогнутым дном белая, овальная кушетка, ее чуть загнутые края, словно удерживали лежащего на ней от кого-либо падения. Она опиралась на широкую и единственную ножку, увитую по кругу многочисленными тонкими голубыми, зелеными и даже синими, легохонько вздрагивающими, шнурами. В неких местах на них располагались световые (в основном белого свечения) сгустки, где с постоянной вибрацией перемещалась по кругу мельчайшая, голубая изморозь. В полутора-двух метрах прямо над кушеткой нависали три узких длинных прозрачных экрана, в центре коих едва пульсировала ярко синяя точка.

Ковин Купав Кун, войдя в комнату, бережно уложил принца на кушетку, пристраивая его голову на мгновенно выехавшую из белой поверхности небольшую воронкообразную платформу, с округлыми мягкими бортами. Платформа же втянув в себя голову Камала Джаганатха, зафиксировала ее неподвижность.

– Немного будет неудобно, ваше высочество, зато безопасно, – пояснил главный дхисадж, сейчас он всеми силами старался возродить в юном авгуре желание с ним поговорить. Ибо после воспоминания о джанах Камал Джаганатх не заговорил и молчал всю оставшуюся часть дороги вплоть до этого мощного комплекса, на зеркально-белой поверхности которого (при подлете к нему ангуса) выступила информация, сообщившая, что в здание располагается Научное Ведомство планеты Садханы, системы Тарх.

Ковин Купав Кун пытался отвлечь ссасуа от тягостного состояния в полете, поясняя, что всколыхнувшиеся способности на Ладодеи для него естественны и их не нужно бояться. Он также сообщил, что укажет Аруну Гиридхари каким образом можно его научить не воспринимать, постоянным потоком, мысли других созданий и существ. Впрочем, Камал Джаганатх не откликался, устало, и, с долей огорчения оглядывая благи цивилизации на Садхане, лишенной какого-либо природного истока и почасту тягостно выдыхал через нос.

– Я вас расстроил, ваше высочество, – произнес, не скрывая своего огорчения Ковин Купав Кун, останавливаясь подле левой ноги юного авгура и приподняв материю паталуна вверх, завел ее почти за колено. – Это очевидно, из-за НгозиБоипело Векеса, но я, поверьте, не стану его наказывать, только поговорю. Не надобно токмо так расстраиваться, прошу вас.

– Почему Церес такой голый, только постройки, нет даже травинки? И как вы только тут живете? – переводя тему, вопросил Камал Джаганатх. Он итак понял, что добился всего возможного от главного дхисаджа в отношении верховного правителя. А молчал лишь по причине волнения, сначала потому как вспомнил о червях, после из-за всколыхнувшегося страха перед предстоящим лечением.

– В Цересе тарховичи не живут, только работают. Город состоит из административно-хозяйственного аппарата, осуществляющего управление не просто системы Тарх, но и обобщенно всего Веж-Аруджана, – обрадовано откликнулся Ковин Купав Кун, принявшись снимать с ноги принца стыкующуюся между собой двумя гранями белую повязку. – Церес расположен на одном из трех континентов Садханы, два других условно названные, как и сами находящиеся на них города Зара и Зиф, предназначены для проживания, обаче, как и наша иная планета Свадха. И там поверьте, ваше высочество, достаточно растительности, лесов, рек, озер и даже гор.

– Я люблю горы. Я вырос подле гор на планете Земля в Солнечной системе, – протянул в ответ принц, стараясь слегка вздеть голову, и, одновременно, с этим сгибая правую ногу в колене, оперся подошвой в пологую поверхность кушетки. – Хочу увидеть, как вы меня будете лечить, Ковин.

– Лады, ваше высочество, – произнес главный дхисадж, стараясь собственной предупредительностью, вернуть доверие и откровенность к себе в принце. – Днесь придет мой сахауака Мирчёт Мирян Моя, и мы начнем лечение. Сахауака, это вроде ссасуа, воспитаника, в понимание передачи знаний и способностей.

– Не думал, Ковин, что у вас, есть воспитанник, – отметил удивленно Камал Джаганатх. И тотчас боковым зрением правого глаза уловил, как отворилась створка, и, через проем в комнату вошел тархович.

Он достаточно быстро направился в сторону кушетки и теперь снимающего с правой кисти принца повязку главного дхисаджа, уже на ходу молвив:

– Доброго времени суток, пречистый гуру. Я все подготовил, как вы указали, – его голос прозвучал как тенор-альтино, ощутимо в мужском диапазоне, хотя и приближенно к женскому.

Еще, кажется, не более нескольких его широких шагов, и он сам нарисовался над лежащим Камалом Джаганатхом справа, низко склонив голову и с почтением в голосе сказав:

– Большая честь видеть вас, ваше высочество.

– И то ладно, Мирчёт Мирян Моя, что для вас это лишь честь не радость, – отозвался недовольно Камал Джаганатх, с интересом разглядывая, определенного, юного тарховича. – Ибо я ничего радостного не вижу в том, что нахожусь тут, – дополняя собственный голос правящим в нем волнением.

– Все будет благополучно, ваше высочество, не тревожьтесь, – протянул незамедлительно Ковин Купав Кун, высвобождая правую руку ссасуа из повязки, и разворачиваясь, отдал ее своему воспитаннику. – Единственно, только цвет кожи на руке и ноге поколь будет отличаться оттенком, имея его не медный, а болотный. Понеже мы будем наращивать прежний вариант генома, каковой время спустя примет на себя информационные коды, взращенные, измененные, отпочковавшиеся за сей срок вашего взросления.

Камал Джаганатх никак не откликнулся на пояснения, отходящего от него, главного дхисаджа, радуясь хотя бы тому, что ему вернут ногу и руку, и не будет какой мутации. Сам весь тот срок, разглядывая пришедшего тарховича, одетого в подобную Ковин Купав Куну одежду только нежно желтого цвета. Мирчёт Мирян Моя отличался от главного дхисаджа и ростом, и формой лица, и даже цветом глаз, перьев на голове. Впрочем, имел и общие признаки: темно-голубой цвет кожи, охваченный светящимся ореолом, три глаза, перья вместо волос, обобщенно обладая однотипным набором информационных кодов. Он был не менее чем на полголовы ниже Ковин Купав Куна, хотя смотрелся более плотным, словно его лучше кормили. Несколько уплощенное лицо с неизменным высоким лбом акцентировало внимание широким носом и большими, с четкими линиями подводки красными губами. Его два привычных глаза имели темно-синюю радужку глаз и розовую склеру. Ярко-розовой звездочной радужкой смотрелся третий глаз, расположенный во лбу, входящий в голубую склеру. В тон этой склере оказались густые, опушенные и ровные, прямые брови, сочетающиеся с голубовато-зелеными перьями на голове, чьи кончики блистали почти сиреневой аурой пятен. Хотя особенно разнился от канцлер-махари и Ковина этот тархович тем, что под наружным слоем его кожи просматривался двигающийся по круговой траектории рук, лица, и, очевидно, тела сверху вниз рисунок, на котором Камал Джаганатх прочитал, цитируя вслух:

– Десятое летоисчисление от мараны Ананта Брхата-патр лето три тысячи девятисотое. А почему у вашего сахауака, Ковин, под кожей выступает летоисчисление, а не как у вас объяснения, чей вы сын? И, что такое марана? И кто этот самый Ананта Брхата-патра, чье имя мне так знакомо? – вопросил он миг погодя.

Ковин Купав Кун между тем замерший в нескольких шагах от кушетки, на которой лежал принц, и, уставившийся в висящие три прозрачных экрана, в центре коих едва пульсировала ярко синяя точка, разом перевел взгляд на Камала Джаганатха, и широко улыбнувшись, тотчас откликнулся:

– Вы всегда задаете вопросы потоком, ваше высочество?

– Можно просто, Камал Джаганатх, – отозвался юный авгур и также в ответ улыбнулся. – Вы прям как ассаруа, Ковин. Ругаться не красиво, задать вопросы надо по одному. Думается мне, вы не просто создавали Аруна Гиридхари, а еще и воспитывали, учили в свой срок.

– Вы, правы, ваше высочество, я воспитывал Аруна Гиридхари, как и создавал традиции велесвановцев, – все также, не сводя взора с лица ссасуа, пояснил главный дхисадж. – Условно, вашего предложения, как и вопросов. Я не могу вас называть по имени, абы ваш статус выше моего и сие не прилично. Под кожей моего сахауака Мирчёт Мирян Моя прочитанный вами образ указывает на его появление в расе тарховичей. Он не является сыном последнего великого-отца Ананта Брхата-патра, чья гибель, марана произошла более десяти летоисчислений назад, поелику вельми юное создание. И еще Ананта Брхата-патр не имя, а токмо титул общего для нашего Веж-Аруджана, созданий и существ его наполняющего, прародителя. Определенно, потому данный титул вам близок, одначе, как и всем нам, – достаточно уклончиво ответил Ковин Купав Кун, посему принц из его пояснений толком ничего не понял, кроме и так очевидного.

Главный дхисадж вновь вернул взгляд на экраны, и нежданно под кожей его лица, шеи и оголенных до плеч рук, неприкрытых оранжевой одеждой с множеством складок, привычный рисунок сменился на новый и Камал Джаганатх прочитал, снова цитируя вслух:

– Включиться! Изменить позицию головного устройства, в положение видимости для глаз. Начать сканирование всего организма, обобщенно с диэнцефалоном. Информацию выводить на внешнюю панель. Приступить к процессу удаления прекративших жизнедеятельность конечностей: левой нижней, до коленного сустава, и правой верхней, до лучезапястного сустава.

И тотчас под лежащим принцем засветилась голубоватыми, пробивающими его тело насквозь лучами поверхность кушетка. Борта воронки, что удерживали голову, рывком подались вверх, слегка приподнимая и спину, и ссасуа увидел все свое тело, вплоть, до кончиков перст ног.

– Это, что ваш язык? – догадливо вопросил Камал Джаганатх, наблюдая, как мгновенно проскочившие под кожей главного дхисаджа распоряжения сменились на привычный словесно-мысленный образ, указывающий на него как второго сына.

Прозрачные три экрана также зримо для принца с его стороны приняли слегка голубоватые тона и, по-видимому, засветились с иной, куда и смотрел Ковин Купав Кун.

– Вы поразительно умны, ваше высочество, – откликнулся главный дхисадж, впрочем, не отводя взгляда от экранов. – Мирчёт Мирян Моя, – теперь он обратился к стоящему шагах в двух от кушетки сахауаку, вероятно, не смеющему взглянуть на экраны, и все еще слегка клонящему голову. – Вы как всегда идеально справились, милый. Днесь можете выпускать алпачервей.

– Но так слишком сложно говорить, – продолжил рассуждения вслух Камал Джаганатх, глядя как моментально сорвавшийся с места сахауак, подскочил к его кушетке и опустился подле нее на корточки, коснувшись края своим взъерошенными и много более короткими перьями на голове. – И какой смысл, если вас могут услышать другие создания, в данную секунду находящиеся подле, поколь вы сие в слух произносите.

– Просто, ваше высочество, вы еще доколе дитя. Поелику складываете словесно-мысленные образы тарховичей неторопливо и цитируете вслух, – наконец, более детально пояснил Ковин Купав Кун, и мгновенно пройдясь взглядом по лицу принца, нежно ему улыбнулся. – Как ребенок, каковой давеча научился читать отдельные слова, буквы, знаки, иероглифы на листах свитков, пергаментов или книг, – дополнил он, таким образом, сочленив нынешнего Камала Джаганатха с когда-то обладающей этим диэнцефалоном Дарьей Александровной Касторновой.

Мирчёт Мирян Моя меж тем выудил из-под кушетки, и, очевидно, со светового сгустка, расположенного на широкой ножке увитой тонкими голубыми, зелеными, синими шнурами, две тонкие пружинистого вида тончайшие струны, внутри которых по кругу перемещалась мельчайшая, голубая изморозь, парящая в белом сиянии. Он поднялся на ноги и тотчас выпустил из рук струны, которые зависли возле кушетки, легохонько покачивая взад-вперед своим закругленными на кончиках головками. Сам же сахауаку, развернувшись, направился к стоящему главному дхисаджу, и, замерев подле него, с большим вниманием уставился на экраны, заложив руки за спину.

Тем временем из самой кушетки, по правую сторону от коленного сустава ноги принца, вылезла не менее тонкая нить, она, враз дернувшись, нарастила длину. И теперь качнувшись своей острой макушкой вперед-назад, стремительно перегнулась влево, да словно воткнулась в поверхности кушетки, вероятно, укрепляясь на ней. Не более полуминуты и из этой нити стали вытягиваться продольные и более тонкие волоконца. Они всего только успели дотянуться до места раны на голени, как поперечная нить принялась переплетаться дополнительными волоконцами вокруг них, создавая гибкую, подвижную, прозрачную материю наращивая формы и спускаясь к стопе. Точно такой же процесс начал происходить возле правой руки, впрочем, там нить вылезла из кушетки в районе лучезапястного сустава и стала формировать материю подле кисти и пальцев.

Прошло минуты две, когда нити полностью оплели ногу на подобия гетры, называемой кхуратрам (как пояснил главный дхисадж). Принявшись формировать на кончиках пальцев чуть проступающий шов, куда дернувшись, торопливо вставилась свободной головкой одна из тонких пружинистого вида струн, внутри которой по кругу перемещалась мельчайшая, голубая изморозь в парящем белом сияние. И немедля рывком другой конец кхуратрам вошел в кожу подле колена, разорвав не только наружный покров, мясо, врезаясь своими краями в саму кость, отчего внутрь ее поверхности плеснула потоком кровь, а Камал Джаганатх от неожиданной боли громко закричал. Не менее резко образовавшаяся возле правой руки матерчатая варежка – варакам, вобрав в себя головку пружинистой струны, вклинилась в кожу, плоть, сформировав зажим возле лучезапястного сустава.

Столь неожиданная острая боль сначала в ноге, после в руке вызвала рефлекторный рывок. Однако матерчатая, чуть шевелящая стенками кхуратрам, как и варакам, не выпускали из своих пут больные конечности принца. И он всего-навсего, что и смог сделать, так задергать ими без возможности избавиться, и тотчас перед глазами возникла мельчайшая пятиконечная, красная звезда, пугающая начальной точкой фантасмагории. Звезда не просто возникла, она столь быстро пролетела перед глазами, что перехватила дыхание у Камала Джаганатха, да по мере своего движения ссыпала с себя порошкообразную пыль, несколько закупорившую ноздри, и вроде как приглушившую слух. Потому юный авгур торопливо открыл рот и задышал через него, стараясь восстановить дыхательный процесс, и параллельно остановить наступление фантасмагории.

Слух прорезался минутой погодя, когда рассеялась перед глазами пыль. И сразу же послышался взволнованный голос главного дхисаджа и вовсе, словно осевший от волнения:

– Ваше высочество, что с вами?

Теперь возникло и само его лицо, и напитанные беспокойством голубо-алые радужки с черными зрачками и розовым цветом склеры. Растущие от края лба длинные голубовато-розовые перья с красными полосами по поверхности и бело-розовой аурой сияния, на кончиках, сейчас вздыбившись вверх, легохонько трепетали, вроде вторя шевелению полных вишневых губ. Кончики его перст нежно пробежались по краю ноздрей принца, оглаживая их, а голос более бодро молвил:

– Вы меня напугали, ваше высочество. Я подумал, началась фантасмагория.

– Пыталась начаться, – отозвался Камал Джаганатх, одновременно, сопроводив ответ стоном, ибо болезненные ощущения конечности не покинули. – Почему так больно? Надо было хоть сказать, что меня ждет Ковин, – с недовольством дополнил он.

– Извините, ваше высочество, но я, было, подумал ваш диэнцефалон готов к боли, – не скрывая вины в голосе, протянул главный дхисадж, все еще не решаясь отойти от принца. И теперь провел пальцами левой руки по краю правого глаза ссасуа, сдерживая движение на уголке возле виска, где порой ощущалось биение. – Разве его превосходительство не занимается с вами, дабы диэнцефалон умел воспринимать боль в пониженных интервалах.

– Ассаруа занимается, это просто я ленивый ссасуа, – проговорил, с прежним недовольством Камал Джаганатх.

Ковин Купав Кун медленно развернулся, и, направившись к прежнему месту, каковое занимал, расположенное напротив экранов и, где стоял неподвижно Мирчёт Мирян Моя, достаточно наставительно сказал:

– Вам надобно стараться, ваше высочество. Стараться в обучении. Або развитие вашего организма еще не закончено и ежели вы не научитесь вместе с диэнцефалоном принимать происходящее новыми мерами, многие изменения в вас будут болезненными и как итожец вызывающими рывками фантасмагории.

– Что вы из меня создали, Ковин? Надеюсь! я надеюсь не стану конкурентом ассаруа? И вы меня создали не абы, я его сменил, по причине того, что он себя уже изжил? – раздраженно продышал вопросы Камал Джаганатх, не желая скрывать того, что он сердит на собственное появление, лень и наставления главного дхисаджа.

Глава тридцать четвертая

Под лежащим принцем резко, точно впитавшись вниз в поверхность кушетки, пропали, дотоль пробивающее его тело, лучи. Внутри сформированной колыхающейся материи кхуратрам и варакам стало появляться белое парящее сияние, в котором перемещалась мельчайшая, голубая изморозь, выдавливаемая из пружинистых струн, степенно заполняющая все внутреннее пространство. И к легкой боли, ощущаемой в конечностях, добавилась небольшая вибрация.

– Не нужно токмо горячиться, ваше высочество, я не хочу как-либо вас обидеть, огорчить, – миролюбивым тоном отметил Ковин Купав Кун, останавливаясь подле своего сахауаку, и, перья на его голове прижались к ней почти вплотную. – И, конечно, ни я, ни амирнарх не собираемся смещаться Аруна Гиридхари, або сие вельми дорогое для нас создание. Условно, вашего создания. Не стал бы использовать данное выражение, так как оно не совсем верное.

Главный дхисадж смолк, озабоченно вглядываясь в экраны, так точно видел там, что-то для него неприятное, вызывая в принце очередное волнение и раздражение. Еще большее волнение его постигло, когда он глянул на правую руку, где в слегка разошедшемся сияние проступили кончики пальцев на коих по кругу теперь была снята кожа, мясо и просматривались тонкие сероватые нервы, жилы и сами черные с серебристыми прожилками кости также под движением голубой изморози, будто теряющие свои формы.

– Это так и должно быть, – пытаясь справиться с ужасом от увиденного, вопросил Камал Джаганатх. – Чтобы меня съели?

– Очистили от омертвевшего, ваше высочество, – отозвался незамедлительно Ковин Купав Кун, и, переведя взгляд на принца ободряюще ему улыбнулся, вновь явив свои прозрачные зубы. – Лишь после сего можно нарастить наново конечности. Днесь алпачерви произведут очистку, а потом алпабжелы построят новую структуру.

Алпачерви ели конечности принца достаточно не торопливо и в перемещение белого сияния, порой проступали то части уже убранной кожи, то остатки висящих и будто плывущих сосудов, жил, или убираемых костей. Боль коя ощущалась на начальном этапе степенно отступила, вероятно, ленивый диэнцефалон Камала Джаганатха настроился на ее уменьшение. И как только боль сменилась на ощутимое (хоть и неприятное) покалывание, лицо главного дхисаджа покинула озадаченность, и он снова улыбнулся, да вздев руку, нежно пожал предплечье стоящего рядом воспитанника.

– Хотел у вас спросить, Ковин? – обратился ссасуа к тарховичу, намереваясь выяснить не менее для него волнительный вопрос, касающийся прошлого. – Зачем вы уничтожили людей, землян, солнечников которые участвовали в вашем эксперименте по созданию меня. Всех. Не только подопытных, кого таусенцы исследовали на гвотаки, но и их близких, от стариков вплоть до младенцев. Зачем вы убили моих родных, осиротили моего сына?

Камал Джаганатх враз прервался и тотчас мощный озноб окатил его тело, слегка иссушив слизь на щеках и краях ноздрей. И также мгновенно перевел взгляд с экрана на лицо принца Ковин Купав Кун, а в уголках его глаз (сразу трех) блеснули огоньки, схожие с круглыми каплями слез.

– Милый, – мягко протянул он, вновь пожав предплечье стоящего рядом сахауаку. – Мне нужно поговорить с его высочеством. Я позову тебя, когда понадобится.

Мирчёт Мирян Моя тот же миг кивнул, сначала главному дхисаджу, потом лежащему принцу и торопливо покинул комнату. Оставив после себя аромат жареного пирога с капустной начинкой, прямо-таки подведшего желудок Камала Джаганатха от долгого срока голодания. Лишь за сахауаку сомкнулась створка, Ковин Купав Кун сошел с места, и, принявшись прохаживаться вдоль кушетки, достаточно низко пояснил:

– Произошедшее с вашими близкими случайность, коя не должна была состояться. Абы я указал Вейвейо Гимингу сохранить им жизнь, но власти Земли распорядились по-другому. И то благо, что я во время узнал о произошедшем, и успел спасти мальчика, рожденного от вашего прошлого тела. Условно, всех остальных, как вы выразились подопытных. Их уничтожение являлось необходимым условием, понеже в них в разных формах сохранялось производное экспериментов. Того, что не должно было выйти наружу или достаться в руки таких, как НгозиБоипело Векес. Думаю так-таки он вас просветил о произошедшем.

– Он и фантасмагория, – отозвался Камал Джаганатх, с трудом, ибо воронка крепко удерживала голову в не подвижности, наблюдая за прохаживающимся туда-сюда главным дхисаджем, за которым шлейфом, колыхаясь, плыли по воздуху перья, распространяя кругом ореол бело-розового сияния.

– Мы проводили эксперименты в Солнечной системе по причине того, – даже не глянув на ответившего принца, продолжил рассказывать Ковин Купав Кун, – что когда-то жизнь в Веж-Аруджане впервые зародилась именно на данном участке Галактики. Когда Вышень там еще не имел рукавов, и находился в зачаточном состоянии развития. Эксперименты длились, значительный промежуток времени. И такой же промежуток у нас ничего не получалось. С вашим диэнцефалоном, ваше высочество, сие была уже сто восьмая попытка, поелику сами опыты проводились с начала заселения в Солнечной системе человеческого вида. В этот раз более тысячи младенцам были пересажены искусственно выращенные органы центральной нервной системы.

Ковин Купав Кун остановился на месте, спиной к лежащему ссасуа, видимо для последнего волнуясь, словно говорил о тягостно пережитом или о том, что до сих пор тревожило, лишая покоя. Его округлой формы плечи неожиданно вздрогнули, и, не мешкая, завибрировал на темно-голубой коже светящийся белый ореол, он еще миг помедлил, да понизив голос до проникновенного шепота, продолжил говорить:

– Человечество достигло такого уровня, когда при помощи властей Земли мы могли контролировать проведение эксперимента. Посему и удалось задействовать такое количество подопытных. Понеже за развитием детей через лекарей солнечников присматривала узловая часть таусенцев под наблюдением Вейвейо Гимингом. Обаче произошло непредвиденное, в части Земли, где особенно густо были расселены подопытные случились какие-то политические события или военный конфликт. Вследствие которого был утерян догляд за девяносто семи подопытными, в том числе и за вами.

Главный дхисадж медленно развернулся в сторону принца и в упор глянул на него. И Камал Джаганатх внезапно ощутил боль которую испытывал сейчас Ковин Купав Кун. Это была не только нравственная, но и физическая боль, которая наполнила его кожу и вроде как перебралась на сияние, принявшись выдавать на его ореоле легкую зябь, тем самым вызывая в тарховиче мощную дрожь. Вероятно, понимание того, что диэнцефалон принца из-за произошедших событий мог быть утерянным навсегда, и, вызвало данные переживания.

– Произошел развал Советского Союза, и мы уехали из Казахстана, – негромко пояснил Камал Джаганатх, с трудом осмысляя родственность главного дхисаджа на уровне своего диэнцефалона. – А после поменяли несколько городков, прежде чем обосновались на юге.

– Вас, как и других разыскивали власти Земли, но, судя по всему, без особого желания, – проронил, совсем чуть-чуть качнув головой и вновь расправляя перья на голове Ковин Купав Кун. – Одначе вы внезапно сами заявили о себе. Вейвейо Гиминг переслал мне удивительные описания созданий, существ из сочиненных вами повествований, в том числе и тарховичей. И я был потрясен точности переданного в тех повествованиях, поелику указал немедля вас изъять, провести начальную диагностику и сообщить о показателях мне.

– Это была фантасмагория, так сказал Арун Гиридхари, – вставил в прервавшуюся речь принц, теперь только понимая каким образом его нашли, и почему тогда в первую очередь интересовались написанными произведениями.

– Фантасмагория? – повторил вслед за ссасуа Ковин Купав Кун, легохонько качнув головой, и шагнул в сторону кушетки, пройдясь взглядом по почти съеденной алпачервями правой кисти, и едва торчащей до середины голени кости левой ноги ссасуа, укутанных в прозрачную материю кхуратрам и вакам установок. – Пусть так. Впрочем, сие была не фантасмагория, особенно касаемо тарховичей, а нечто иное. То самое, что указывало на особые способности вашего диэнцефалона, что мы так долго старались воссоздать, возродить в человеческих телах путем экспериментов.

Взгляд главного дхисаджа сфокусированный дотоль на поедаемой голени принца, и вовсе мгновенно скользнул по лицу последнего, он резко развернулся, и, направившись на прежнее место, откуда были просматриваемы экраны, остановился напротив них, очень взволнованно молвив:

– Днесь я покажу вам, ваше высочество, это чудо!

Главный дхисадж пронзительно глянул, кажется, сразу на три экрана, и немедля под кожей его лица, шеи и оголенных до плеча рук, неприкрытых оранжевой одеждой с множеством складок, привычный рисунок сменился на новый:

– Информацию о строении диэнцефалона вывести на центральную внутреннюю панель, – прочитал снова вслух Камал Джаганатх, вызвав улыбку на лице тарховича.

А секундой спустя висящий в середине монитор засветился белым светом, и в нем проступила черная субстанция с чуть красноватыми тонами по бокам, по внешнему виду ничего не имеющая с формой человеческого мозга или диэнцефалона любого иного создания. Твердое овальное тело, напоминающее по виду полный мешок, словно несло на себе шестнадцать тонких, темно-синих щупалец. Соединенные пленочной с серебристым переливом перепонкой щупальца с внешней стороны были снабжены розоватыми присосками и завершались короткими игольчатыми шипами. Вероятно, только множество выемок, борозд, извилин, пупырышек и даже морщинок на относительно гладкой его поверхности единственное, что указывало на родственность с органами центральной системы живых творений Веж-Аруджана. К удивлению и ужасу Камала Джаганатха лишь одиннадцать щупалец были состыкованы с костями черепа, остальные пять перемещались внутри достаточно заполненной черепной коробки, касаясь ее стенок и собственных соседей.

– Днесь ясно, почему мне кажется, что в голове кто-то стучит, – дрогнувшим голосом произнес принц и надрывно содрогнулся всем телом. – Такой ужас! Кошмар! Какое-то чудовище внутри моей головы! И как его только не вырезали врачи на Земле?

– Ваше высочество, да, что вы? – взбудораженность в Ковин Купав Куне мгновенно сменилась на возмущение и он враз качнул головой, будто разрезав поверхность воздуха перьями на голове и оставив в местах движения ореола розоватые, тонкие лучики. – Разве можно так говорить на совершенство форм и способностей, ваш диэнцефалон. Условно, солнечников и обитания на Земле, на тот период ваш диэнцефалон находился в состояние эмбриона, мало чем отличимого от мозга человеческого вида, обобщенно существ. Прежде чем перенести ваш диэнцефалон в новый, нарочно для него выращенный организм, пришлось снять с него верхнюю оболочку, коя, право молвить, стала лопаться еще на Земле, после диагностики.

– Я помню, – едва слышно протянул Камал Джаганатх, вновь тяжело вздрагивая, да отводя взгляд от наблюдения собственного диэнцефалона. – Помню, как на Земле мне показалось, что мой диэнцефалон принялся снимать покрывающие его оболочки. Высвобождая какое-то удивительное создание с шестнадцатью короткими усиками. Только я думал, это бред от пережитого.

– Сие чудо, кое вы наблюдали изнутри, самим диэнцефалоном! – на одном порыве отозвался Ковин Купав Кун, с нежностью оглядывая лежащего принца. – За три колохода, что вы прожили на Велесване, ваш диэнцефалон, скажем так, вырос не только в размерах, но и сменил те самые усики на удлиненные подвижные придатки, наблюдаемые ноне.

Под кожей лица, шеи и оголенных до плеча рук, неприкрытых оранжевой одеждой с множеством складок, главного дхисаджа привычный рисунок снова сменился, хотя в этот раз Камал Джаганатх не стал считывать появившийся словесный образ. Он и вообще прикрыл верхние веки, и задумался об услышанном, впрочем, наблюдая как на внутренней панели экрана пропал его диэнцефалон и поверхность опять явила голубой свет. Алпачерви доев голень и кисть принца до стыков с материей кхуратрам и варакам, начали перемещаться вместе с белым сиянием в пружинистые струны, будто всасываясь производной изнутри. И когда их перемещение завершилось, а на месте ноги и руки, теперь находились обкромсанные конечности (к удивлению Камала Джаганатха не кровоточащие), Ковин Купав Кун подошел к кушетке и присев выудил с под ее низа, подобные пружинистые струны, внутри которых в белом сияние парила зелено-коричневая изморозь.