Текст книги "По ту сторону Солнца"

Глава восьмая

Стольный град Церес, точнее его гостевой ансамбль представлял из себя мощную постройку огромного поселения. Оказавшись жилой космической станцией, используемой для принятия обобщенно в системе Тарх гостей, торговцев, посетителей. Она, впрочем, была объединена многоярусным комплексом купы с самой планетой, на каковую и осуществлялась посадка любого космического транспорта.

Внутри Атиши-ансамбль напоминал крупное поселение, прикрытое сверху непроницаемым куполом, который в свой черед распространял желтоватое сияние звезд, пропущенных через особые фильтры, а потому был привычен для глаз. Атиша имела кольцевую планировку, где от центрального здания принадлежащего тарховичам, осуществляющим общий досмотр за порядком в ансамбле, в разные стороны расходились стройные, ровные улицы. Такую систему улиц пересекали кольцами с не менее ровной планировкой широкие проспекты, по окоему которых стояли здания принадлежащие правителям высокоразвитых рас (как в случае с велесвановцами, перундьаговцами, ерьгловцами) или гостевые подворья, в которых за умеренную контрибуционную плату можно было остановиться. В Атишу доставлялись по системе купы, а внутри перемещались в основном пешим ходом. Потому как доставка осуществлялась в пределах тридцати-пятидесяти метров до места жительства.

Мостовые улиц были выложены плитками желтых, желто-лимонных, янтарных, зеленых, буровато-красных, коричневых камней с золотистыми искорками внутри. Достаточно плотно подходящие друг к другу, без видимых стыков, они составляли эту невероятную гамму разнообразного цвета, и словно отражались от близлежащих, двух– или трехэтажных зданий, главным образом ограненных, а может и выполненных из стекла, хрусталя или кварца, прямоугольных, квадратных и даже построенных в виде многогранников.

Впрочем, чертоги велесвановцев были сотворены из желтого, непрозрачного камня, своим общим видом напоминающего янтарь солнечников. Цвет, каковой можно было бы сравнить с оттенком меда, наполненного сиянием лучей, льющегося с ложки вниз, одновременно, прозрачного и непроницаемого, с богатой гаммой красок. Чертоги велесвановцев были двухэтажными, ибо Камал Джаганатх понял это по перемычке, проложенной в виде коричневой полосы. Само же здание имело бочкообразную форму, ограниченную с двух концов круглыми плоскостями. Сквозь непроницаемость сияния стен которых, попеременно, точно рекламные огни проступали сначала на первом этаже, после на втором множество небольших по форме красных знаков. Перевернутый треугольник и находящийся над ним лунный серп, или небольшие рога, напоминающие перевернутое начертание русской буквы – А, являлись знаком бога Велеса у древних славян.

Своим чередующимся мерцанием, они будто обрисовывали грани мощных, широких кованных двухстворчатых ворот, смыкающих проход в сами чертоги. Только в отличие от ворот дотоль виденных юным авгуром прорехи в этих, представленных в виде ветвистого стебля растения, были заполнены все тем же желтым камнем. Возле здания стояло до десятка перундьаговцев, в черных рубахах, с висящими на металлических поясах воронкообразными приспособлениями, перепутанными серебристыми тончайшими цепочками.

– Знак Велеса, – впервые озвучивая свою сопредельность виденному символу, сказал Камал Джаганатх. – Знаешь ассаруа, кто являлся для солнечников и моих предков славян Велес, – стараясь заглушить разком вспененную тоску об ушедшем, не только в понимание собственной жизни, но как порой с ним бывало обобщенно о невозвратности времени, дополнил ссасуа.

Арун Гиридхари шедший впереди, точно уловив эту боль в юном авгуре, оную он всегда в нем ощущал, торопливо обернувшись, с нежностью бархатистого звучания собственного голоса, вопросил по велесвановски:

– Кто, голубчик? – проявляя не то, чтобы заинтересованность, просто никогда не оставляя без внимания тревоги юного авгура.

– Он был бог. Покровитель поэтов, певцов, мудрости и чародейства, – отозвался Камал Джаганатъ и от испытанного волнения остановился, так что также махом замерли подле него рабы, и шагающие позади них перундьаговцы. – Олицетворяя власть над миром, нес в себе величие и его богатство, не только материальное, но и духовное, – дополнил он по велесвановски и прямо-таки захлебнулся дыханием, оное как-то сразу прорезалось через ноздри, будто диэнцефалон опять же мгновенно подключил новую функцию работы. – И был моим любимым богом, с того самого момента, как я только соприкоснулся с ведической верой предков.

Юный авгур теперь значимо качнулся так, точно в ногах его пропала сила, и тотчас руки стоящего подле раба Гдора придержали его за плечи, и немедля замер Арун Гиридхари. А кованные створки, не издав ни звука, стали медленно открываться внутрь здания, и находящие поперед них перундьаговцы (их охраняющие) также неспешно соизмеряя собственное движение с ихним, освободили проход. Сияющий поток голубоватого света, несколько приглушенного выплеснулся из недр чертогов, перемешиваясь с тем, что царил внутри Атиши-ансамбля, а перед глазами Камала Джаганатха внезапно и вовсе поплыла видимость происходящего, наполняя диэнцефалон какими-то сторонними звуками, словами. Вероятно, от данной неприятной какофонии, схожей с той, что когда-то вызывал в его голове Девдас, юный авгур на немного потерял ориентир и понимание происходящего, а придя в себя, узрел беспокойное лицо негуснегести.

– Голубчик, что с тобой? – теперь прорезался волнением и голос Аруна Гиридхари.

– Знаешь, что такое Сансар, ассаруа, – все также неосознанно молвил Камал Джаганатх и слегка вздыбил края ноздрей, ощущая, как в голове слова и звуки превратились в гул, степенно затихающий. – Это значица вечный источник, – дополнил он, так и не отвечая на вопрос негуснегести.

– Голубчик, тебе дурно, видимо, от полета, – проронил Арун Гиридхари, и, проведя по краю ноздрей ссасуа слегка подсохших, перехватил его плечи из рук Гдора, да, потянув на себя, прижал к собственной груди. Притом он немного разомкнул стыки на дхату, возле шеи Камала Джаганатха, таким образом, высвобождая его грудь из плотной ткани.

Кованные ворота между тем полностью раскрылись, и негуснегести, приобняв, повел юного авгура внутрь чертогов. Куда, однако, вошли лишь рабы, Ури и велесвановцы, оказавшись в огромном холле, центральную часть которого занимала широкая, винтовая лестница. Каменные ступени лестницы загнутые по спирали с тем не опирались на стены или опорный столб, они словно парили в воздухе, не имея перил или привычных перемычек между собой. Вместе с тем сама лестница и ширина, длина ступеней, рассчитанная под шаг взрослого велесвановца, поражала своей массивностью.

Внутри чертогов стены, как и лестница, ровный потолок и пол сияли приглушенным голубым светом, не то, чтобы имея таковой цвет (абы он смотрелся белым), а именно истончая данное сияние. Они казались также каменными, имеющие в своем строение тончайшие слои, уложенные в виде черепицы на крышах домов солнечников, а посему и поражающих тем удивительным блеском. В самих стенах первого этажа просматривались четыре одностворчатые двери, приземистые, с чуть выступающими по их прямоугольному окоему обналичниками почти синего цвета, тем на них и указывающие.

– Голубчик, – снимая с головы юного авгура капюшон и оглаживая чешуйки на его лбу, проронил по-велесвановски Арун Гиридхари. – Ты сможешь подняться по лестнице, или тебя донести? – вопросил он, все еще продолжая прижимать к себе ссасуа.

– Все благополучно, ассаруа, я дойду сам, – немедля отозвался Камал Джаганатх, и, шагнув вперед ближе к лестнице, вроде вышел из объятий негуснегести. Однако, не покинув хватки Аруна Гиридхари, ибо последний, опять же враз переместил руку на предплечье ссасуа, придерживая подле.

– Тогда не торопись, голубчик, шагаем на ступень вместе, – дополнил ассаруа, и, поравнявшись с юным авгуром, легохонько качнул головой.

Велесвановцы враз ступили на нижнюю ступеньку, коя тотчас дернулась, и синхронно с иными подножками лестницы извиваясь по загнутой спирали, понеслась вверх. Одновременно, с этим будто выпуская из пола очередные ступени. Движение лестницы происходило плавно, несмотря на это, Камал Джаганатх глянув вниз на мелькание света и самих подножек, качнулся, вроде снова почувствовав слабость в ногах.

– Голубчик, ты устал? – заботливо вопросил стоящий рядом Арун Гиридхари, и вновь приобнял ссасуа за талию.

– Какая-то слабость, ассаруа, – все-таки пояснил свое состояние Камал Джаганатх, и улыбнулся, узрев, как резко прыгнул на ступень Ури, а вслед за ним также торопливо стали шагать рабы, порой подталкивая друг друга локтями.

– Слабость и шум в голове, знаешь, точно у меня в диэнцефалоне вновь ковырялись, – добавил юный авгур, разворачивая голову и вскидывая взгляд вверх на лицо негуснегести. – Помнишь, я тебе рассказывал, как сие творил со мной Девдас.

Зеленовато-коричневая кожа впалых щек Аруна Гиридхари нежданно покрылась синими мельчайшими пятнами, указывая на его тревогу, а в голубо-алых радужках промелькнул редко появляющийся испуг.

– Будем надеяться, это только усталость от перелета, – протянул негуснегести, стараясь той молвью снять единожды тревогу с себя и ссасуа. – Не действия тарховичей, абы они порой устраивают такие проверки, для заинтересовавших их диэнцефалонов.

– Что ты имеешь в виду, ассаруа? – беспокойно переспросил Камал Джаганатх, не сводя взгляда с лица негуснегести и той настойчивостью требуя ответа.

Ступень, на которой стояли велесвановцы, наконец, достигла уровня второго этажа и въехала в находящуюся там круглую каменную площадку, также не имеющую каких-либо перил, и нависающую без видимых опор вроде как в воздухе. От самой площадки в четыре стороны отходили хрустальные покатые мостки, стыкующиеся с двухстворчатыми диагонально лежащими дверями, массивными в сравнение с теми каковые находились на первом этаже чертогов. Арочные навершия этих дверей были инкрустированы резьбой и драгоценными камнями, только белого и бледно-голубого цвета. Здесь сами стены и двери, белые, сияли все тем же приглушенным голубым светом, а зрительно расположенный потолок смотрелся зеркальным, отражающим и саму движущуюся лестницу, и стоящих на ступенях Ури, рабов, и замерших на площадке Аруна Гиридхари и ссасуа.

Хрустальные мостки поигрывали своей прозрачностью, пуская по преломляющимся внутри них граням легкую зябь сияния и вовсе почти белого цвета. Негуснегести продолжая придерживать юного авгура за талию, выбрал левый от них мосток и направился по нему к двухстворчатой двери, ощутимо не желая что-либо пояснять, он все же сказал:

– Стать частью расы тарховичей не так просто. Они используют только определенных параметров диэнцефалоны, из так называемых вторичных, двитиах жизней. А именно диэнцефалоны высокоразвитых рас. Ежели их заинтересовал диэнцефалон, они предлагают такому созданию стать одним из них, сменив прежнее тело, на организм тарховичей. Вместе с этой сменой новый тархович получает не только значимо продолжительный срок жизни, но и особое место в Веж-Аруджане, знания, возможности.

Арун Гиридхари прервался, давая возможность ссасуа уяснить все им сказанное и коль надобно задать вопрос. А тем временем створки двери, к которой они шли по хрустальному мостку, видимо, среагировав на их приближение, стали медленно открываться внутри помещения, живописуя подобную приемной палате чертогов на Велесван комнату.

Ее прямоугольная форма с высоким потолком (правда не прозрачным, а зеркальным покрытием) один-в-один повторяла вид стен приемной палаты, обтянутых белой тяжелой тканью с выполненными на них растительными узорами из золотых и серебряных нитей с добавлением разнообразных по оттенку драгоценных камней, в виде длинных витых ветвей, стеблей, небольших листочков и крупных цветов. Пол был покрыт широкими квадратными, плетеными половиками, из ярко-вишневого бархата.

Впрочем, в отличие от комнат на планете Велесван, эта была меблирована, не только тремя широкими белыми, кожаными креслами с вычурно загнутыми подлокотниками и спинками, стоящими вдоль стены расположенной напротив двери, но и тремя столиками

коротконогими, многоугольной формы и рубинового цвета, точно также изготовленными из драгоценного камня. Столешницы которых по рубежу были огранены серебряными вставками и фиолетовыми крупными камнями, похожими на аметист солнечников. На столешнице стояли серебряные, пузатые кувшины с изогнутыми ручками и по два маленьких ковша только полусферической формы, как и у велесвановцев, имеющие длинные ручки.

Хотя обращала своим видом расположенная справа, впритык к стене кровать, для Камала Джаганатха будто вышедшая из прошлого королевских семей землян. Высоко приподнятая над полом кровать имела широкий матрас укрытый алой бархатной материей, и две спинки сделанные, как и сама рама из желтоватой кости какого-то животного. Ибо ее зримая полупрозрачность и твердость имела местами едва заметные тончайшие трещины, вероятно, нарочно не убранные. Сами спинки представляли собой удивительную по красоте дугообразную резьбу в неких местах украшенную голубоватыми, круглыми камнями. Из той же кости были сотворены четыре изогнутых в виде спирали столба поместившихся по углам кровати, удерживающие на себе кровлю из вишневого бархата без какого-либо рисунка на полотне. Столбы, укрепленные между собой брусьями, были увенчаны нависающими на кончиках тонких шпилей знаками славянского бога Велеса, медленно вращающихся вокруг оси и сияющих желтовато-голубым светом. С вершин брусьев спускались по четыре стороны от самой кровати алые, легкие, шелковые занавеси, по краю расшитые голубыми нитями и убранные желтым кружевом.

В комнате не имелось окон, тем не менее, находилась одностворчатая дверь в стене, лежащей напротив ложа, сейчас только сомкнутая.

– Ты, думаешь, ассаруа, тарховичи хотят меня забрать у тебя? – наконец, откликнулся вопросом Камал Джаганатх продолжая оглядывать комнату и легонько передернул плечами от волнения.

– Забрать они не смогут, голубчик, – успокоительно проронил Арун Гиридхари, и, выпустив из объятий ссасуа, нежно огладил его голову, и короткие косички оранжевых волос. – Понеже любое изъятие происходит в первую очередь по согласованию с самим изымаемым. Обаче они явно работой твоего диэнцефалона заинтересованы. Посему я и не хотел, абы они знали о твоем прибытие. Поелику днесь будет сложнее заручиться помощью амирнарха Раджумкар Анга ЗмидраТарх, без того, дабы не показать тебя их главному дхисаджу Ковин Купав Куну, давно жаждущему с тобой познакомиться.

– А я могу отказаться с ним знакомиться? С этим главным дхисаджем? – встревожено спросил Камал Джаганатх и так как негуснегести слегка подтолкнул его в спину, повелевая присесть или прилечь, неспешно направился к стоящему напротив креслу.

Двери между тем медленно принялись смыкаться, пред этим впустив внутрь комнаты Ури, замершего обок стены, и оставив трех рабов на мосту в дозоре.

– Конечно, можешь голубчик, – пояснил Арун Гиридхари и тотчас прервался, словно обдумывая свою дальнейшую речь, так, что ощутив его волнение, остановился и юный авгур, разком обернувшись. – Но сие будет выглядеть весьма непочтительно в отношение главного дхисаджа, каковой за три колохода выдавая мне консультации, осуществляя пусть и удаленно, но неизменно и быстро помощь при лечение тебя, не разу не потребовал контрибуционной платы, как то положено. Думаю, что таковой отказ повлечет за собой определенные ответные меры в направлении меня и нашей расы. И велесвановцы могут лишиться вельми мощного расположения и попечения главного дхисаджа Ковин Купав Куна, который хоть и негласно является первым созданием по важности и власти после амирнарха. Понеже, поколь ничего не ясно я прошу тебя голубчик, находится, только в сей комнате.

Камал Джаганатх торопливо кивнул, он, было, хотел спросить, почему этой встречи с главным дхисаджем опасается Арун Гиридхари, но после и сам понял, что его не защищенность, открытость перед тарховичами, может сыграть дурную игру в политике велесвановцев. Ибо и сам негуснегести, это юный авгур уже знал, не всегда честно или открыто ведет себя в отношение тарховичей или иных высокоразвитых рас, в первую очередь, защищая, таковым образом, интересы велесвановцев.

– Я днесь отправлюсь в кром к хану аз-Елень Велий Дьаг, абы он выделил мне иттаравади оный будет представлять мои требования на будущем собрание Великого Вече Рас, – пояснительно проронил Арун Гиридхари, когда ссасуа достигнув кресла, воссел в его мягкоупругие недра. – А посем мне придется побывать у князя перундьаговцев руксам Баоша Ялись Дьаг, императора ерьгловцев Ярам Нишсмасру Волынеец и возможно канцлер-махари тарховичей Врагоч Вида Вышя, абы заручиться их поддержкой на разбирательстве. Ты, голубчик, меня не жди, покушаешь и ложись отдыхать. Ежели начнется фантасмагория, Ури все время будет рядом, укажешь ему. И я вскоре буду в чертогах, важно, дабы ты после фантасмагории не паниковал, старался расслабиться и довериться диэнцефалону, он сам вернет дыхательный процесс. Ты же голубчик без меня не распределяй фантасмагорию, ни в коем случае, оно как можешь ошибиться и тем навредить себе.

Камал Джаганатх торопливо кивнул и зараз выдохнул через рот, стараясь справиться с волнением от происходящего вокруг него, нового места, планеты и заточения коему поколь придется подвергаться. А, после, не выдержав так-таки беспокойства, произнес, вновь выплескивая поток вопросов:

– Великое Вече Рас заседает на самой планете, или в Атиши-ансамбле, ассаруа? И как ты успеешь ко мне прийти, коль начнется фантасмагория? Как тебя найдет Ури? А вдруг я за тот срок задохнусь?

Арун Гиридхари немедля ступил вперед с места, и, направившись к сидящему в кресле ссасуа, словно покачивающемуся в тех объемных объятиях мебели от волнения, достаточно ровно ответил:

– На планете Садхана находятся объекты жизнедеятельности Военный Каруалаух тарховичей, Научное Ведомство, и иные учреждения управляющие системой Тарх, и Веж-Аруджана. И Великое Вече Рас заседает на самой планете. Обаче ежели у тебя начнется фантасмагория Ури доложит о том заворнику Дад Бисений Перкун или сменяющему его перундьаговцу, каковые будут охранять наши чертоги. И они в свой черед свяжутся напрямую со мной. Сие на Церес сделать легко, абы зрительно-звуковые экраны связи, ситрам, установлены по всей планете, в виде невидимых локационных сигналов, улавливающих объект, зарегистрировавшийся в нем. Я же прилечу тотчас, абы воспользуюсь в такой момент не клетью купы, а небольшим летательным аппаратом, ангус, каковой мне предоставят тарховичи.

Негуснегести теперь достигнув сидящего ссасуа, остановился напротив него и нежно огладил его десять медно-серебристых чешуек во лбу, он мягко улыбнулся, изгибая нижний край рта, и успокоительно дополнил:

– Канцлер-махари тарховичей Врагоч Вида Вышя, я в том убежден, голубчик не откажет моей просьбе перемещаться по Церес на ангусе. И аще, я днесь договорюсь с ханом перундьаговцев, абы пищу для тебя доставляли с его кухни, уверен ее многообразие тебя порадует. Ури, – большой палец руки ассаруа сместился вниз и огладил края ноздрей ссасуа, – нубхаве Камала Джаганатха не покидать ни на миг, как он покушает, помоется, перевяжи пальцы на руке. Все необходимое вам будут доставлять до дверей чертогов. В остальном действуешь, как я тебе дотоль указывал.

– Слушаюсь, нубхаве Арун Гиридхари, – торопливо откликнулся стоящий возле стены старший халупник, и, дернув головой ниже, изобразил поклон и полное понимание указанного.

Глава девятая

Камалу Джаганатху было сложно понять, сколько прошло времени по их приезду на Церес, ибо он, поев и помывшись, как указал ассаруа, лег спать. Сон его был долог, хотя и не столько крепок, сколько поддержан искусственно Ури принесшего в комнату сваан и курящиеся в них кусочки дупамы. А после пробуждения юный авгур не мог понять, как течет тут время, из-за отсутствия окон и нахождения в космосе над планетой, определить смену дня и ночи. Впрочем, дабы избавится от волнения, он почасту принимал ванны. Это были именно ванны. Как оказалось одностворчатая дверь, расположенная в стене напротив кровати вела в туалетную комнату, где находилась овальной формы раковина для стока испражнений и большая квадратная ванна, с покатым дном и чуть серебрящейся водой, по ощущениям мыльной. Туалетная комната имела приглушенно коричневый цвет стен, также убранных материей и мягкий губчатый пол, при нажатии на него подошвой стопы слегка прогибающийся.

За срок своего бодрствования Ури приносил юному авгуру еду три раза. На серебряных подносах были не только привычные ссасуа плоды, но и сыр, сметана, молоко, творог, топленое масло, яйца, и даже сало, только в данном случае с прослойками темно-коричневого мяса. В покатых чашках с расширяющимися кверху стенками без ручек находились густые мясные студни и всевозможные каши. Так, что за эти три раза Камал Джаганатх попробовал не только привычные для него земные каши из гречки, риса, манки, пшенки (имеющих, впрочем, зеленые оттенки зерновых), но и никогда им в прошлом не пробованные из ячменя и муки: толокняхи (приготавливаемой из овсяной муки), соломаты (из ржаной, ячменной и пшеничной муки), гороховки (из гороховой муки) и даже кулаги (приготовленной из ржаного солода). Определенных юным авгуром на основе когда-то прочитанного о жизни и питание его предков славян. Однако и тут вроде бы знакомые крупы и мука имели иной цветовой оттенок, зачастую отдавая розовым или зеленым тоном. Хлеб, ему также доставляли, но уже привычный с зеленым отливом, по вкусу как отрубной. Впрочем, это был хлеб не перундьаговцев, ибо они не употребляли такой продукт, а видимо представляемый ерьгловцами.

Арун Гиридхари пришел в комнату ссасуа, когда тот лег в кровать, намереваясь уснуть, так как данный срок (отделяемый согласно колохода на Велесване) Ури указал как время отдыха. Лишь открылись внутрь комнаты обе створки, и появился негуснегести в золотисто-голубой утаке и паталуне, Камал Джаганатх мгновенно вскочил с ложа и кинулся ему навстречу, достаточно эмоционально вскрикнув:

– Ассаруа, я так рад тебя видеть! Вже стосковался тут один!

– Голубчик, – мягко проронил Арун Гиридхари и нежно приобнял подскочившего ссасуа за плечи, полюбовно огладив правым большим перстом его глаза, края ноздрей и чешуйки на лбу. – Как ты себя чувствуешь?

– Скучно, ассаруа. Я умру от тоски в сем заточение, – нескрываемо огорченно отозвался Камал Джаганатх и туго вздохнул через рот. – Когда мы полетим на Велесван.

– Очевидно, не скоро голубчик, – уветливо отозвался Арун Гиридхари. И, выпустив из объятий ссасуа, направился к креслу, на ходу бросив в сторону стоящего возле открывшихся створок старшего халупника, – Ури, ты, можешь пойти, покушать и отдохнуть. Я побуду с голубчиком, перед уходом тебя позову. Принеси токмо две свааны.

– Слушаюсь, нубхаве Арун Гиридхари, – довольно отозвался Ури, ибо он ноне не покидал ссасуа, отлучаясь всего-навсего на несколько минут, чтобы принести или унести пищу и вещи.

Старший халупник, не мешкая, развернулся и поколь створки медленно смыкались между собой, выскочил из комнаты на мосток, да расталкивая стоящих там шестерых рабов, шустро побежал к лестнице. Камал Джаганатх проводив взглядом Ури, перевел его на негуснегести величаво опустившегося в кресло, и, приметив опущенные вниз уголки его рта, указывающие на беспокойство, также неспешно сойдя с места, направился к нему, с ощутимой тревогой в голосе, спросив:

– Ты расстроен, ассаруа? Что-то случилось?

Арун Гиридхари в этот раз точно, и не заметив торопливости выплеснутых вопросов, довольно ровно отозвался:

– Верховный правитель НгозиБоипело Векес выдвинул в отношении меня неподъемные контрибуционные выплаты, похоже, жаждая полностью разорить. Вероятно, желая снять с меня и последний паталун. Понеже нам придется на Цересе задержаться, абы завтра начнутся заявленные мною разбирательства, по сумме понесенных затрат и указанным пунктам по коим возможен разрыв согласительного пакта. И, да я расстроен, або сие будет долгий процесс.

Камал Джаганатх достиг сидящего на кресле негуснегести, каковой был не в состоянии согнать с лица расстроенного чувства, и, опустившись на пол, напротив него, занял позу лотоса. Ссасуа враз вскинул голову, и, воззрившись в лицо Аруна Гиридхари, чуть зримо в виде приветствия улыбнувшегося, спросил:

– Ты встречался с амирнархом, ассаруа? – негуснегести несмело качнул головой, словно на эту тему и вовсе не хотел распространяться. – Он поможет тебе? – все-таки поспрашал юный авгур, потому как волновался за происходящее не меньше ассаруа.

Арун Гиридхари с нежностью оглядел сидящего подле ног юного авгура, соизмеряя его волнение и случившееся, не желая еще более тревожить, а после все же пояснил:

– Как я и предполагал. Тарховичи и амирнарх знают, что я привез тебя в Тарх систему. И амирнарх сказал, что, непременно, наложит табу на решение Великого Вече Рас, ежели оно будет для велесвановцев неподъемным. Обаче в благодарность я должен познакомить своего ссасуа с главным дхисаджем тарховичей, сие была его особая просьба, каковую амирнарх не может не исполнить.

– Ассаруа, я боюсь их, – чуть слышно произнес Камал Джаганатх и плечи его надрывисто содрогнулись, лишь на миг, представляя себе, как будут ковыряться у него в диэнцефалоне.

Негуснегести немедля подался вперед со спинки кресла, и, протянув руку, ухватил ссасуа за подбородок, слегка вскидывая вверх голову и заглядывая в его глаза, не столько желая поковыряться в голове, сколько просто выясняя причину страха и с тем стараясь успокоить.

– Я об этом сказал ноне на встрече главному дхисадж Ковин Купав Куну, – отозвался немедля Арун Гиридхари, теперь стараясь и речью сказанного успокоить ссасуа. – Пояснив и саму бывшую у тебя фантасмагорию, и мои действия, и произошедшее с тобой уже тут на Церес, – определенно, говоря о принятом диэнцефалоном юного авгура словесно-мысленном образе. – И он был весьма взволнован, ибо, как оказалось, они не устраивали проверку твоему диэнцефалону, абы он вельми юн. Да, и то, что ты сумел принять словесно-мысленный образ указывает на возбужденное состояние в твоем диэнцефалоне каких-то ячеек, вероятно, задетых за счет принятия фантасмагорий. Ковин Купав Кун, скорее всего, не откажется от встречи с тобой, хотя его зримо расстроил твой испуг. В оном он почему-то обвинил меня, предположив, что я мог настроить тебя против тарховичей обобщенно.

Камал Джаганатх глубоко выдохнул через рот, оно как от волнения нежданно увидел мелькнувшую перед глазами рубиновую звездочку, и вновь глубоко вогнал воздух через ноздри, тем расчищая себе видимость. И когда в следующий миг пред ним начерталось родное лицо ассаруа, с нежно изучающими его бледно-сиреневыми радужками, а на зеркальном потолке обрисовалась не только меблировка комнаты, но и их фигуры, юный авгур негромко протянул:

– Я боюсь, что выдам твои действия, поступки ассаруа. Настрою против тебя тарховичей.

Арун Гиридхари теперь еще сильней приблизил свое лицо к лицу ссасуа, склонившись ниже и мягко огладив, дотоль удерживаемым большим перстом грань подбородка, края его рта, добродушно молвил:

– Уверен, голубчик, если встречи не избежать, главный дхисадж не станет использовать полученную из тебя информацию против меня. Абы я есть его создание, и он относится ко мне как к своему ссасуа, зачастую прощая промахи или действия против политики амирнарха, токмо порой порицая ее в беседе один-на-один. Сие просто я не желаю пользоваться расположением Ковин Купав Куна, дабы в силу своих колоход должен быть независим.

Негуснегести теперь улыбнулся сильней, не только изогнув нижний край рта, проложив по верхнему краю вплоть до ноздрей тонкие морщинки, но и вскинув сами уголки его вверх. А Камал Джаганатх подумал, что ассаруа, собственными поступками, ноне похож на ребенка, уже достаточно подросшего, покинувшего родителей и живущего своей жизнью. Однако продолжающего с ними спорить, доказывать и конфликтовать, вместо того, чтобы разумно использовать их помощь. Таким своим поведением, отстаивая собственное взросление, набираясь разума и опыта жизни.