Текст книги "10 гениев литературы"

25 сентября умер один из ведущих сотрудников «Эпохи» – Аполлон Григорьев, и на плечи Федора Михайловича дополнительно легли все заботы по изданию журнала. Он один читал корректуры, возился с авторами, цензурой, правил статьи. Журнал вскоре оказался накануне полного банкротства, и в июне 1865 года издание его прекратилось.

Ф. М. Достоевский снова отправился за границу, где пробыл до осени. Этот период ознаменовался игрой в рулетку, результатом которой стали огромные долги, роман «Преступление и наказание» и повесть «Игрок», написаны в спешке «на продажу», для того чтобы покрыть хотя бы часть долга.

Работу над романом «Преступление и наказание» Достоевский начал в Висбадене: «Сижу в отеле, кругом должен, денег ни гроша. Сюжет задуманной повести расширился и разбогател». В другом письме говорится: «… объявили в отеле, что мне не приказано давать ни обеда, ни чаю, ни кофею. Я пошел объясниться, и толстый немец – хозяин объявил мне, что я не «заслужил» обеда, и что он будет мне присылать только чай. И так со вчерашнего дня я не обедаю и питаюсь только чаем». По вечерам Достоевскому отказывали в свечке, и он опасался, как бы хозяин отеля не забрал его вещи, а его самого не выгнал.

В такой обстановке Достоевский писал главы «Преступления и наказания», посылая их прямо в журнальный набор, и они печатались из номера в номер. Писатель лихорадочно работал. Спешка не оставляла времени для доработки, и он приходил в отчаяние от того, что «испортил идею», которой дорожил, а поправить ошибку уже не было возможности. Деньги, полученные за работу, тут же раздавались кредиторам и многочисленным родственникам.

Осенью, оказавшись в совершенно безвыходном положении, писатель вернулся в Петербург. Срочно нужны были три тысячи рублей, чтобы частично расплатиться с долгами, но взять денег было уже негде. Кредиторы осаждали Достоевского, угрожая долговой тюрьмой.

Тогда-то писатель познакомился с издателем Ф. Т. Стелловским. Стелловский жил тем, что в самую критическую минуту предлагал людям помощь и заключал с ними соглашения с огромной выгодой для себя. Он дал Достоевскому искомые три тысячи рублей с условием, что тот разрешит ему напечатать все свои произведения в трех томах, причем доход с издания Стелловский оставлял себе. Кроме того, за те же три тысячи Достоевский обязался в очень короткий срок написать новый роман, доход от издания которого также полностью шел Стелловскому. Наконец, в случае, если писатель нарушал условия договора, издатель получал права не только на все существующие, но и на будущие произведения Достоевского.

Достоевский принял эти кабальные условия. Новый роман должен был быть написан к 1 ноября 1866 года. В запасе оставалось всего полтора – два месяца. Литераторы-друзья Достоевского, желая выручить его из беды, предлагали составить план романа; каждый из них обязывался написать по нескольку глав, и все вместе они успели бы закончить работу к сроку. Достоевскому оставалось бы только отредактировать роман и сгладить неизбежные шероховатости. Но Федор Михайлович отказался: он не хотел ставить свое имя под чужим произведением. Тогда друзья посоветовали писателю обратиться к помощи стенографистки.

4 октября 1866 года в дом к Достоевскому пришла ученица стенографических курсов, девятнадцатилетняя Анна Григорьевна Сниткина. Писатель произвел на нее тяжелое впечатление: «Ни один человек в мире, ни прежде, ни после, не производил на меня такого тяжелого, поистине удручающего впечатления, какое произвел на меня Феодор Михайлович в первое наше свидание. Я видела перед собой человека страшно несчастного, убитого, замученного. Он имел вид человека, у которого сегодня-вчера умер кто-либо из близких сердцу, человека, которого поразила какая-нибудь страшная беда…»

Писатель попросил стенографистку сесть к письменному столу и скороговоркой прочел несколько строк из «Русского вестника». Она не успела записать и заметила, что не может уследить за ним. Тогда он прочел текст медленнее, а затем попросил перевести стенографическое письмо в обыкновенное. При этом он все время торопил стенографистку, говоря: «Ах, как долго, неужели это так долго переписывается». Анна Григорьевна заспешила и между двумя фразами не поставила точки. Федор Михайлович был чрезвычайно возмущен и несколько раз повторил: «Разве это возможно?» Однако, он «простил» ей эту точку и просил помочь ему.

Большую часть работы Достоевский делал ночью, создавая своеобразный «сценарий», а днем диктовал текст помощнице. Вечером дома Анна Сниткина расшифровывала свои записи и наутро читала их писателю.

Так был написан роман «Игрок». Переживания главного героя были хорошо знакомы Достоевскому: во время своих заграничных поездок писатель увлекся рулеткой и даже выиграл как-то одиннадцать тысяч франков. Удача больше не повторялась. Десять лет Достоевский был подвержен этой страсти, уверяя, что «главное – сама игра. Знаете ли, как это втягивает. Нет, клянусь вам, тут не одна корысть».

Работа над романом «Игрок» была начата 4 октября, сдать ее нужно было к 1 ноября. Произведение в десять печатных листов было закончено раньше срока – 29 октября. 30 октября Анна Григорьевна принесла последнюю расшифрованную диктовку. Достоевский встретил стенографистку особенно приветливо, он радовался окончанию работы, к тому же 30 октября было днем его рождения.

Утром 1 ноября Достоевский повез роман к Стелловскому, который, разумеется, рассчитывал на то, что писатель не успеет сдать рукопись. Впрочем, на всякий случай издатель уехал в тот день из города, так что Достоевский не застал его дома.

Казалось, соблюсти условие не удалось – ясно, что Стелловский не стал бы слушать никаких оправданий. Однако писатель и его помощница накануне получили совет юриста – сдать рукопись нотариусу или приставу той части, где проживает Стелловский. Так и поступили: рукопись была сдана, а Достоевскому выдали официальную расписку. Стелловский не смог предъявить никаких претензий.

В продолжение совместной работы писатель никак не мог запомнить, как зовут его помощницу, и по нескольку раз в день переспрашивал ее имя и отчество. Однако к концу совместной работы задумал на ней жениться, хотя и был готов к отказу: он был старше ее на двадцать пять лет, тяжело болел, имел огромные долги и, наконец, воспитывал пасынка, почти ровесника Анны Григорьевны.

8 ноября 1866 года, когда девушка снова пришла к Достоевскому, он сказал ей, что задумал новый роман, но никак не может сладить с финалом и просит ее совета. «Я с гордостью приготовилась "помогать" талантливому писателю», – писала в своих воспоминаниях Анна Григорьевна.

В ответ на ее просьбу рассказать о романе «полилась блестящая импровизация. Никогда, ни прежде, ни после не слыхала я от Феодора Михайловича такого вдохновенного рассказа, как в этот раз. Чем дальше он шел, тем яснее казалось мне, что Феодор Михайлович рассказывает свою собственную жизнь, лишь изменяя лица… Для своего героя Феодор Михайлович не пожалел темных красок: герой был преждевременно состарившийся человек, неизлечимо больной, хмурый, подозрительный, правда, с нежным сердцем, но не умеющий высказывать свои чувства; художник, может быть, и талантливый, но неудачник, не успевший ни разу в жизни воплотить свои идеи в тех формах, о которых мечтал…

– И вот, – продолжал свой рассказ Феодор Михайлович, – в этот решительный период своей жизни художник встречает на своем пути молодую девушку ваших лет или на год-два постарше. Назовем ее Аней, чтобы не называть героиней. Это имя хорошее… возможно ли, чтобы молодая девушка, столь различная по характеру и по летам, могла полюбить моего художника? Не будет ли это психологическою неверностью? Вот об этом-то мне и хотелось бы знать ваше мнение, Анна Григорьевна.

– Почему же невозможно? Ведь если, как говорите вы, ваша Аня не пустая кокетка, а обладает хорошим, отзывчивым сердцем, почему бы ей не полюбить вашего художника? Что в том, что он болен и беден? Неужели же любить можно лишь за внешность и богатство?

Он помолчал, как бы колеблясь.

– Поставьте себя на минуту на ее место, – сказал он дрожащим голосом. – Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что бы вы мне ответили?..

– Я бы вам ответила, что вас люблю, и буду любить всю жизнь!»

Свадьба Достоевского и Анны Григорьевны Сниткиной состоялась 15 февраля 1867 года. Венчание происходило в Троицко-Измайловском соборе. Сразу после свадьбы супружеская чета уехала за границу; одной из причин спешки был страх Достоевского, как бы кредиторы не отобрали деньги, полученные им за роман «Преступление и наказание».

С Анной Достоевский прожил четырнадцать лет, и это был самый плодотворный период в его работе. Она внесла в его жизнь покой, заботилась о его здоровье, освобождала от денежных расчетов, возни с кредиторами, дел с издателями. Писатель диктовал ей почти все свои произведения, что намного облегчало труд Федора Михайловича. Она зачастую была и первым критиком его новых произведений. Впервые в жизни Достоевскому по-настоящему повезло. Стараниями Анны Григорьевны жизнь постепенно вошла в нормальное русло, и в 1871 году он смог навсегда бросить рулетку.

Об отношении Анны Григорьевны к мужу свидетельствует такой факт. Однажды, через много лет после смерти Ф. М. Достоевского, к ней обратился за консультацией композитор С. Прокофьев, писавший оперу «Игрок». Расставаясь с Анной Григорьевной и благодаря ее за помощь, он попросил ее оставить несколько слов в его альбоме, предупредив, что писать можно только о солнце. Анна Григорьевна написала: «Феодор Достоевский – солнце моей жизни. Анна Достоевская».

Осенью 1871 года на одном из литературных вечеров Достоевский познакомился с князем Мещерским – консервативным журналистом, автором ряда великосветских романов, человеком, имевшим большие связи при дворе.

В это время Достоевский закончил работу над романом «Бесы» (1872), начатым еще за границей. Писательница В. Тимофеева вспоминала: «…новый роман Достоевского казался нам тогда уродливой карикатурой, кошмаром мистических экстазов. А то, что автор «Бесов» принял редакторство в «Гражданине», – окончательно восстановило против него многих из прежних его почитателей и друзей». Кроме того, один из главных персонажей романа был явной карикатурой на И. С. Тургенева – это была своего рода месть Достоевского за пасквили, которые «певец русской природы» сочинял на начинающего писателя.

Князь Мещерский основал еженедельный политический и литературный газету-журнал «Гражданин», и в январе 1873-го Ф. М. Достоевский стал его редактором. Достоевский согласился на эту работу в том числе и потому, что нуждался в постоянном источнике дохода (редакторские три тысячи рублей в год и плата за статьи стали источником существования): гонорар, полученный за роман «Бесы», целиком ушел на погашение долгов, приданое жены, отданное в залог, пропало из-за неуплаты процентов. Кроме того, приняв на себя обязанность редактора, Ф. М. Достоевский получал трибуну для распространения собственных убеждений. «Моя идея в том, что социализм и христианство – антитезы. Это бы и хотелось мне провести в целом ряде статей». Берясь за редактирование журнала, Достоевский стремился нести людям веру, считая, что русский «богоносный» народ чужд революции и вдохновляется христианскими заповедями смирения и всепрощения. Ведь если человек, со всеми своими духовными устремлениями и нравственными страданиями, принимает себя всего лишь за «усиленно сознающую мышь» (по выражению героя «Записок из подполья»), то нелепо надеяться на какое-то братство и любовь среди людей. Тогда естественными условиями жизни становятся борьба за существование, вражда, конкуренция и соперничество, а те свойства, которые выделяют человека из природного мира (милосердие, сострадание, праведность, честь, совесть) утрачивают свое значение. Если же человек воспринимает себя как образ и подобие Божие, то все его качества становятся, по Достоевскому, не внешней условностью, а внутренней силой, способной преодолеть природные страсти, властные притязания, конъюнктуру, корыстность и обособленность.

В «Гражданине» Достоевский начал публиковать «Дневник писателя». Этот раздел впоследствии стал самостоятельным периодическим изданием, включавшим публицистические статьи, фельетоны, «картинки».

Взявшись за редактирование «Гражданина», Достоевский чувствовал себя не вполне уютно. Вс. Соловьев рассказывал: «Он появлялся в кабинете, где уж обыкновенно были налицо некоторые из более или менее замечательных литературных и общественных деятелей, появлялся как-то сгорбившись, мрачно поглядывая, сухо раскланиваясь и здороваясь, будто все это были его враги или, по меньшей мере, неприятные ему люди».

Скоро работа в журнале стала невыносимой для писателя, а обязанности редактора тяжелы. Все время уходило на чтение рукописей, переделку статей, деловые переговоры с подписчиками, сотрудниками журнала, а Достоевский не обладал необходимыми административными качествами. В итоге оказалось невозможным совмещать обязанности редактора с писательским трудом, и в апреле 1874 года Федор Михайлович покинул пост редактора журнала.

Метранпаж журнала М. А. Александров вспоминал об этом времени: «Теперь-то вы, наконец, отдохнете, Федор Михайлович, – сказал я, глядя на его сиявшее тихим удовольствием лицо. – Кстати, скоро и лето.

– Нет, Михаил Александрович, теперь-то я и начну работать!»

Весной 1874 года Достоевский восстановил отношения с Некрасовым, с которым не встречался уже несколько десятков лет. Некрасов пригласил писателя в сотрудники, просил дать роман для журнала на следующий год и предлагал ему по двести пятьдесят рублей за лист (до этого Федор Михайлович получал от издателей по сто пятьдесят рублей). Достоевский был рад возобновлению отношений с человеком, который одним из первых оценил его талант. Сближение с кругом Некрасова началось заново.

В августе 1874 года, после курса лечения в Эмсе, Федор Михайлович отправился в Старую Руссу, где прожил зиму, напряженно работая. Появление в 1875 году романа «Подросток» – самого петербургского романа Достоевского, как его назвал Блок, – стало настоящим событием. Вскоре вышел из печати роман «Кроткая».

Достоевский находится в расцвете своего таланта, был окружен признанием и любовью читателей, полон замыслов и планов. 24 декабря 1877 года в его записной книжке появились строки: «1) Написать русского Кандида… 2) Написать книгу об Иисусе Христе. 3) Написать свои воспоминания. 4) Написать поэму "Сороковины"». Это был план работы минимум на десять лет. Достоевского избрали членом-корреспондентом Академии наук по отделению русского языка и словесности.

Правда, декабрь 1877 года был омрачен для писателя тяжелой болезнью Н. А. Некрасова. Поэт умер 27 декабря 1877 года. «В эту ночь я перечел чуть ли не две трети всего, что написал Некрасов, и буквально в первый раз дал себе отчет как много Некрасов, как поэт, во все эти тридцать лет занимал места в моей жизни!» – писал Достоевский. Похороны поэта 30 декабря 1877 года превратились в многотысячную народную демонстрацию. «Находясь под глубоким впечатлением, я протеснился к его раскрытой могиле, забросанной цветами и венками, и слабым моим голосом произнес, вслед за прочими, несколько слов, – писал Ф. М. Достоевский. – …Высказал тоже мое убеждение, что в поэзии нашей Некрасов заключил собою ряд тех поэтов, которые приходили со своим «новым словом»… В этом смысле он… должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым».

Вскоре после смерти Некрасова Федора Михайловича постигло еще одно большое горе. 16 мая 1878 года внезапно, во время припадка эпилепсии, умер младший сын писателя – трехлетний Алеша, любимец семьи. Достоевский очень тяжело пережил смерть ребенка.

Осенью писатель, который не мог оставаться там, где умер его сын, съехал с квартиры и поселился в Кузнечном переулке, в доме № 5. Тридцать два года назад он недолго жил в этом здании, а теперь случай снова привел его сюда. Здесь прошли последние три года его жизни и был написан роман «Братья Карамазовы».

Годы, прожитые Достоевским в Кузнечном переулке, были относительно благополучны. Здоровье писателя улучшилось, припадки эпилепсии стали редкими. Писателю помогали поездки на курорт, где он лечил эмфизему легких, благотворно сказывалось длительное и регулярное пребывание в Старой Руссе.

Успешно шло издание произведений Достоевского, налаженное Анной Григорьевной. Благодаря ее заботам и деловитости, писатель впервые в жизни избавился от долгов.

К этому времени Ф. М. Достоевский уже давно завоевал славу великого мастера и находился в центре литературной и артистической жизни Петербурга. Участие в литературных вечерах, заседаниях различных обществ, обедах по разным случаям, обширная переписка с людьми со всех концов России – все это стало обычным для Достоевского.

В 1878 году император Александр II пригласил к себе писателя, чтобы представить своей семье. В 1879 году Международный литературный конгресс единогласно избрал Достоевского членом почетного комитета Международной литературной ассоциации, президентом которой был Виктор Гюго. В 1880-м Достоевский произнес свою знаменитую речь в честь открытия памятника Пушкину в Москве, в которой призывал к всемирному братству, воспевал русскую душу. «Известен взрыв особенных чувств, который вызвала речь Достоевского, – писал позднее философ В. Розанов. – Здесь были слезы, кажется, мучительные слезы. И Пушкин читал свои произведения – там был восторг, но кто же «едва имея силы добраться до эстрады, упал без чувств». Это был настоящий триумф. Достоевский уверился, что стал первым писателем России.

И все же главным делом Достоевского в последние годы жизни была работа над романом «Братья Карамазовы»: «…никогда, ни на какое сочинение мое не смотрел я серьезнее, чем на это…» – признается он в наброске одного письма. Работа над романом не была закончена, но не по воле писателя.

26 января 1881 года, ночью, Достоевский, как обычно, работал в своем кабинете. Он случайно уронил на пол ручку, и она закатилась за этажерку с книгами. Достоевский резким движением сдвинул тяжелую этажерку с места. У него началось горловое кровотечение, и Анна Григорьевна послала за доктором. Когда доктор стал выслушивать и выстукивать грудь больного, кровотечение повторилось и было таким сильным, что Федор Михайлович потерял сознание.

«Когда его привели в себя, – пишет в своих воспоминаниях А. Г. Достоевская, – первые слова его, обращенные ко мне были: «Аня, прошу тебя, пригласи немедленно священника, я хочу исповедоваться и причаститься!» Хотя доктор стал уверять, что опасности особенной нет, но, чтобы успокоить больного, я исполнила его желание. Мы жили вблизи Владимирской церкви, и приглашенный священник о. Мегорский через полчаса был уже у нас. Феодор Михайлович спокойно и добродушно встретил батюшку, долго исповедовался и причастился. Когда священник ушел, и я с детьми вошла в кабинет, чтобы поздравить Федора Михайловича с принятием Св. Таинств, то он благословил меня и детей, просил их жить в мире, любить друг друга, любить и беречь меня. Отослав детей, Федор Михайлович благодарил меня за счастье, которое я ему дала, и просил меня простить, если он в чем-нибудь обидел меня… Вошел доктор, уложил больного на диван, запретил ему малейшее движение и разговор, и тотчас попросил послать за двумя докторами, с которыми муж мой иногда советовался… Ночь прошла спокойно. Проснулась я около семи часов утра и увидела, что муж смотрит в мою сторону. «Ну, как ты себя чувствуешь, дорогой мой?» – спросила я, наклонившись к нему. «Знаешь, Аня, – сказал Федор Михайлович полушепотом, – я уже три часа как не сплю и все думаю, и только теперь сознаю ясно, что я сегодня умру…» – «Голубчик мой, зачем ты это думаешь, – говорила я в страшном беспокойстве, – ведь тебе теперь лучше, кровь больше не идет… Ради бога, не мучай себя сомнениями, ты будешь еще жить, уверяю тебя…» – «Нет, я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие». Он сам открыл святую книгу и просил прочесть: открылось Евангелие от Матфея, глава 3, ст. 14–15. («Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду»…) «Ты слышишь – «не удерживай», – значит, я умру», – сказал муж и закрыл книгу…»

28 января (9 февраля) 1881 года, в 8 часов 38 минут вечера, в возрасте пятидесяти девяти лет Федор Михайлович Достоевский умер.

На следующий день, в годовщину смерти А. С. Пушкина, состоялся литературный вечер, организованный в пользу студентов. Достоевский должен был принять в нем участие как распорядитель и чтец. Собравшиеся в зале еще не знали о его смерти, но после увертюры на эстраду вышел историк литературы профессор О. Миллер и произнес некролог. В начале второго отделения, когда наступил момент выступления Достоевского, на сцену вынесли его портрет, убранный цветами. Здесь же был начат сбор средств на надгробный памятник писателю.

Анна Григорьевна, желая исполнить волю мужа, решила похоронить его рядом с Некрасовым на Новодевичьем кладбище. Родственники писателя на следующее утро после его смерти отправились в Новодевичий монастырь, чтобы купить место на кладбище. Настоятельница монастыря запросила столь высокую цену, что семья писателя не могла дать ее. Вечером того же дня редактор «С.-Петербургских ведомостей» сообщил, что Александро-Невская лавра готова похоронить Достоевского на своей территории, взяв все расходы на себя. А. Г. Достоевская выбрала место на Тихвинском кладбище монастыря рядом с могилой В. А. Жуковского.

Похороны Достоевского, которые состоялись 1 февраля, превратились в многотысячное шествие: к десяти часам утра весь Кузнечный переулок, Владимирская площадь и прилегающие к ним улицы были запружены народом, собравшимся проводить тело писателя к месту погребения. Провожающих было пятьдесят – шестьдесят тысяч человек. Публике раздавался траурный листок – факсимиле подписи Ф. М. Достоевского, отпечатанный на средства почитателей.

Церемониальное шествие за гробом было назначено в следующем порядке: учащиеся почти всех петербургских учебных заведений, и среди них одетые в парадную форму воспитанники Главного Инженерного училища, которое окончил Достоевский; затем художники, актеры, депутации из Москвы – всего было представлено более семидесяти учреждений и обществ.

В конце двенадцатого часа по знаку распорядителя – Д. В. Григоровича – началась траурная церемония. Гроб подняли на руках родные Федора Михайловича, а после, до самой лавры гроб несли друзья и поклонники писателя. Похоронная колесница ехала пустая.

В конце 1882 года объявили конкурс на проект надгробного памятника Достоевскому, и было представлено тридцать проектов. Выиграл проект архитектора X. К. Васильева, мастера гранитных работ А. А. Баринова и скульптора Н. А. Лаверецкого: четырехгранный обелиск, увенчанный древнерусским восьмиконечным крестом, под крестом – терновый венок, ниже – высеченная в сером граните надпись – «Достоевский». На выступе у основания обелиска бронзовый бюст писателя, под ним книги.

А. Г. Достоевская пережила мужа на 37 лет. После смерти писателя она издала несколько собраний его сочинений, открыла школу его имени в Старой Руссе, организовала отдел Достоевского при Московском историческом музее (в 1928 году он стал музеем Достоевского) и сделала многое другое для сохранения славы писателя. «Я живу, – писала она, – не в двадцатом веке, я осталась в семидесятых годах девятнадцатого. Мои люди – это друзья Феодора Михайловича, мое общество – это круг ушедших людей, близких Достоевскому».

В «Завещательной тетради» Анна Григорьевна выразила свою последнюю волю: «Прошу моих родных похоронить меня в Петрограде, в Александро-Невской лавре, рядом с моим мужем… Отдельного памятника над моей могилой я прошу не делать, а вырезать несколько строк на той стороне монумента, которая приходится к моей могиле… Чем проще будет надпись, тем это будет более соответствовать моему желанию».

Выполнить ее последнюю волю удалось не скоро. А. Г. Достоевская умерла в Ялте 9 июня 1918 года и была похоронена на Старо-Аутском кладбище, расположенном невдалеке от дома А. П. Чехова. Лишь через 50 лет – 9 июня 1968 года – ее последняя воля была исполнена: прах жены писателя из Ялты был перенесен в Ленинград, к могиле Ф. М. Достоевского.

К концу жизни Достоевский получил большую известность, но всемирная слава пришла к нему после смерти. При жизни писателя, как пишет Ф. Б. Тарасов, его творчество «встречало непонимание со стороны критиков, исследователей и читателей. «Преступление и наказание» или «Бесы» нередко оценивались как тенденциозные произведения, направленные против разночинной молодежи и передовых идей, а в «Братьях Карамазовых» находилось чрезмерное обилие «лампадного масла» и «психиатрической истерики», «эпилептически судорожное» восприятие действительности. Многим казалась безрассудной и неприемлемой критика Достоевским всего «прогрессивного» (права, социализма, товарно-денежных отношений, технических «чудес» и т. п.)». «Жесток талант», «больные люди» – подобные определения писателя и его персонажей нередко можно было встретить на страницах журналов и газет. И. С. Тургенев даже сравнивал Достоевского с маркизом де Садом.

После кончины писателя ситуация изменилась. Достоевский занял без преувеличения уникальное место в мировой культуре как философ и психолог, раскрывающий глубочайшие проблемы и противоречия человеческого бытия. Как сказал И. Анненский: «Говорят, что поэзия Достоевского воспитывает в нас веру в людей. Может быть. Но в ней-то самой было несомненно уж слишком много боли, так что наше воспитание обошлось не дешево». М. Бахтин писал: «Достоевский сделал дух, то есть последнюю смысловую позицию личности, предметом эстетического созерцания», и даже Ф. Ницше признавал, что Достоевский единственный, кто сумел ему объяснить, что такое человеческая психология.

Многие писатели XX века в России и на Западе причисляли себя к ученикам и последователям Достоевского. Его идеи о существовании «с Богом» и «без Бога» оказали огромное влияние на проблематику русской философии (в том числе теософии), и почти все крупнейшие мыслители считали своим долгом писать книги о нем. Популярные западные философские и эстетические течения представляли Достоевского как своего предтечу или единомышленника.

Вообще, на оценку творчества Достоевского всегда влияли господствующие идеологические установки. Особенно ярко это видно на примере романа «Бесы», в котором Достоевский давал свое видение сущности социализма и социалистов. В советский период христианский взгляд на человека, лежащий в основе романа, игнорировался, а писателя упрекали в «ошибках», «предвзятости», «противоречивости», «реакционности» и т. д. Фактически прижизненная травля писателя в России повторилась через много лет после его смерти.

В. И. Ленин называл «Бесы» «реакционной гадостью» и бесполезной «дрянью». Нарком просвещения А. Луначарский объявил, что любить Достоевского как своего писателя может только та часть интеллигенции, которая не приемлет революцию и «судорожно мечется перед наступающим социализмом»: «Никак нам нельзя учиться у Достоевского. Нельзя сочувствовать его переживаниям, нельзя подражать его манере. Тот, кто поступает так, то есть кто учится у Достоевского, не может явиться пособником строительства, – он выразитель отсталой, разлагающейся общественной среды. Для нового человека, рожденного революцией и способствующего ее победе, пожалуй, почти неприлично не знать такого великана, как Достоевский, но было бы совсем стыдно и, так сказать, общественно негигиенично подпасть под его влияние». В то же время, если верить анекдоту, тот же Луначарский предложил сделать на постаменте памятника писателю надпись «Достоевскому от благодарных бесов».

Появился термин «достоевщина», а «социально вредного», по определению М. Горького, автора «прорабатывали» на 1-м съезде советских писателей: «Мы могли бы его судить как наследники человечества, как люди, которые судят изменника». И. Ильф и Е. Петров издевательски вывели Ф. М. Достоевского в качестве отца Федора Вострикова, одного их персонажей «Двенадцати стульев».

В учебниках о Достоевском писали как о «лживом апологете самодержавия», «фарисейском проповеднике религиозной морали» и – одновременно – «глашатае человеконенавистничества». Критики недоумевали: «Как могло такое мировоззрение, столь беспомощное в оценке действительных процессов истории и современности, сочетаться с таким значительным по своему содержанию искусством?»

На Западе ситуация была не намного лучше. Достоевский провозглашался то предшественником модернизма, то глашатаем своеволия и бунта, то поборником индивидуализма и сильной личности – в зависимости от идеологической направленности того или иного течения. Экзистенциалисты считали его, наряду с Кьеркегором и Ницше, своим родоначальником. Фрейдисты и структуралисты подвергали его творчество произвольным и усеченным интерпретациям, выводя одних героев (Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов) на передний план, и «забывая» о существовании других (Мышкин, Зосима, Алеша Карамазов).

А ведь Достоевский впервые в литературе столкнул великое и ничтожное в человеческой душе и поступках, показал, что они составляют неразрывное единство, ибо «атмосфера души человека состоит из слияния неба с землею». Его мысли об иерархии ценностей, о связи тайных движений души с результатами внешней деятельности, об иллюзорности социальных условностей и репутаций, об опасности пропаганды и рационалистического познания мира стали исходными пунктами для многих психологических школ и философских течений XX века. Однако, по мнению Ф. Тарасова, большинство философских и эстетических течений XX века, несмотря на большие различия, «одинаково оказываются в плену предвзятых схем и укороченных подходов к творчеству Достоевского, «вчитывают» в его произведения собственные представления о мире и человеке». Как справедливо заметил С. Рассадин: «Достоевского никто не может вычеркнуть из культурной памяти, обогнуть, но он – мешает. Даже тем, кто пытается ему подражать».