Текст книги "Такая роковая любовь. Роман. Книга 2"

– Если Коляня тебя больше не любит, я всю жизнь буду любить, – пробасил он, теребя мясистые руки.

Анна ничего Мишке тогда не ответила, всего только тихо прижалась к груди да поблагодарила. О чувствах Зуева Керман догадывалась давно. Ответить вот только ему было нечем.

Принимая теперь Михаила в гостях, Анна ни словом не упомянет о былом. Друга мужа она встретит, как встречала всегда: с почестью, не позволяя себе никакого превосходства из-за его симпатии к ней. Не в её характере заигрывать с мужиками. Да и Николай, хотя и убеждает, что не ревнует, всё равно нет-нет, да и приглянет за ними обоими. Кому, как не Кравцову знать, что нет ничего темнее закоулков женской души. И вспомнится Кравцову некстати Сибирь, и далёкая его интрига с Антониной Морозовой. А потом сразу перекинутся подозрения на свою жену. А что как и она, Антонине под стать, без него счастье с другим лелеет? Теперича-то Анна, поди вовсе недалека уж от критического возраста, когда хочется ещё от жизни взять всё, что она даёт. Миха-то, поди, тоже не евнух? Ох уж эта мужская дурь! Зачем только признался ему Зуев в своих грехах?! Тогда, в бане за пивом, Николай только рассмеялся рассказу Мишки о неудачном предложении. И уверил, что как бы там ни было, Миха всегда останется для него другом детства. Но опохмель прошла, а банный разговор в голове остался. Запал в один из уголков и постоянно теперь заставлял настораживаться, стоило только Анне подойти к гостю чуть поближе, или ему у неё что-то попросить. И неважно, что с точки зрения эстетики никак не сравнить было оленя с моржом; случись в природе какая опасность, даже медведь хвост поджимает.

И успокоится кравцовское тщеславие только тогда, когда вырвется по ночи из груди Анны новый сладкий стон, неся на губах признание в любви. Дождавшись его, Николай сожмёт жену в объятьях, засопит ей в ухо, забормочет о любви, как сможет, по-неуклюжему, путая порядок слов: «люблю, я, Анна, тебя», так, словно никогда он этого до сих пор и не говорил. И испугается только тогда, когда Анна замолчит рядом, уплывая далеко, далеко в туман женского счастья.

Испугается, что когда-нибудь не сможет дождаться ни этих вздохов, ни этого пугающего покоя удовлетворения жены. А дождавшись пробуждения, задаст Кравцов жене только один вопрос:

– А как же нам теперь жить, Анна?

– Как? – переспросит она, словно речь идёт не о сложном выборе дельнейшего пути. Словно не пережили они страх разлуки и горечь многочисленных потерь. Словно и не было когда-то между ними недомолвок и недосказов, прощённых, понятых, но до сих пор ещё стоящих перед каждым пугающей тенью. – Просто, Коля. Жить надо просто. А вернее, надо просто жить. Поминая всех, почитая всех, охраняя себя и заново строя вокруг тот мир, что станет отныне только нашим. Неповерженным. Непроникновенным для посторонних. Рожать детей. Работать. Жить, Коля. Понимаешь?

Анна скажет это с той поразительной простотой, какая бывает в людях при абсолютной убеждённости в правильности найденного пути. Слушая тихий ровный голос, Кравцов медлено примется покачиваться из стороны в сторону, не разжимая рук и не отпуская жену от себя.

И опустится на их плечи долгий зимний вечер, смена которого должна будет принести и новый год, и новую жизнь. Правильную. Счастливую. Право на которую оба они выстрадали и доказали…

…Горела на столе свеча. Полыхал в камине огонь. Трещал за окном мороз. И никого на всей земле не было в этот миг ближе и роднее, чем эти двое людей, ещё так недавно растерзанных, но отныне соединённых навечно роковою и, от того, такой неугасимой любовью…

05.01.03—18.02.04