Текст книги "Священный меч Будды"

Глава IV
Юаньян

Юаньян – один из лучших городов Юньнани. Он далеко не такой крупный и густонаселенный, как главный центр провинции – Куньмин, не окружен грозными укреплениями и не украшен великолепными памятниками, зато его широкие и красивые улицы обсажены тамариндами и мангостанами, а чистенькие домики, раскрашенные в яркие цвета, утопают в зелени садов. Кроме того в Юаньяне есть несколько буддийских храмов. Хотя город расположен в самом сердце провинции, население его очень пестрое: помимо коренных жителей страны – китайцев – здесь проживают бирманцы, лаосцы, тонкинцы и сиамцы. Город ведет оживленную торговлю. В Юаньян и обратно идут нагруженные богатыми товарами караваны из Куан-Си, Тонкина, Лаоса и Сиама. Мимо города то вверх, то вниз по течению снуют вереницы барок, облегчая и удешевляя доставку привозных товаров вглубь страны и обеспечивая возможность дешевым водным путем экспортировать изделия местного производства.

Невозможно описать волнение, охватившее неустрашимых искателей приключений при виде Юаньяна, который, по уверениям китайцев, хранил в одном из своих храмов знаменитый меч Будды. Даже китаец Мин Си, не говоря уже о наших белых друзьях, выглядел обеспокоенным.

– Черт возьми! – нарушил общее молчание Корсан. – У меня сердце бьется как никогда. Я на что-то надеюсь и чего-то боюсь одновременно. Проклятый меч! Заставить так стучать сердце янки! Это невероятно!

– А что вы скажете, если я признаюсь, что у меня тоже сильное сердцебиение?

– Скажу, Джорджио, что это оружие просто околдовало нас двоих.

– Троих, – поправил Казимир.

– Четверых, – добавил китаец.

– Ого! Вот так штука! Мы все точно сентиментальные барышни. Боюсь, не попусту ли мы переживаем? И найдем ли мы еще здесь этот знаменитый меч?

– Найдем, Джеймс, – заверил капитан.

– А если нет?

– Тогда отправимся в Бирму.

– Но вдруг его и там не окажется?

– Будем искать до тех пор, пока не отыщем.

– Вот это правильно! Такой разговор мне по душе. И знайте, куда бы вы нас ни повели, мы всюду пойдем за вами, хотя бы даже в преисподнюю, прямо к чертям в пекло. Ну а уж если дело дойдет до этого, то допрос Вельзевула я беру на себя, попадись только он мне в руки.

– Смотрите, сэр Джеймс, обожжетесь, – поддразнил балагур-поляк.

– Не беда, мальчик. Я охотно пожертвую двумя пальцами, лишь бы добыть меч Будды. Мне и оставшихся пальцев хватит, чтоб его удержать.

Разговаривая, путники приблизились к городскому предместью. Понимая, что нельзя показываться в городе грязными, оборванными, без кос и с белыми лицами, капитан повел товарищей на плантацию бамбука, чтобы переночевать и привести в порядок свой внешний вид. Там они раскинули палатку и, не разводя огня, чтобы не привлекать внимания местных жителей, после скромного холодного ужина улеглись спать, рассчитывая подняться с первой зарей. Ночью они слышали крики людей и ржание лошадей: из соседних провинций Лаоса и Тонкина, а может быть, и из Сиама в Юаньян шли караваны с грузом шелка, сахара, душистых эссенций и дорогих лаков. Едва взошло солнце, капитан, Корсан, Казимир и Мин Си проснулись, почистили одежду, прикрепили на затылки длинные косы, побрились, выкрасили лица желтым соком из корней какого-то растения, надели очки с прокопченными стеклами и, сев в седла, отправились в город; процессию возглавлял маленький канонир.

Светало. Юаньян издали блестел в утренних лучах. Вокруг по холмам были разбросаны хорошенькие виллы с изогнутыми крышами, украшенными, как обычно, фронтонами, флагами и флюгерами, а на одном из холмов виднелись остатки старой крепости, развалившейся от времени. Широкую главную улицу, застроенную красивыми домами, окаймлял двойной ряд тиковых деревьев. По ней в сопровождении солдат, вооруженных пиками, японскими катанами – длинными саблями, а также фитильными аркебузами, один за другим следовали караваны из множества навьюченных лошадей. Встречные приветствовали наших путешественников вежливым «изин, изин!» и грациозным движением руки. Корсан оживился, вообразив бог знает что.

– Ну и дела! – воскликнул он. – Нас принимают за князей?

– Именно, – кивнул Мин Си. – У вас на груди вышит дракон о четырех когтях, и прохожие принимают его за знак принадлежности к княжескому сословию.

– Ты смеешься надо мной?

– Я говорю совершенно серьезно.

– Значит, я, по их мнению, князь? Что ж, отлично. По крайней мере хотя бы в Юаньяне я произвожу фурор. Князь в Юаньяне – хорошо, черт возьми! Если и дальше дела пойдут в том же роде…

– Что же вы тогда сделаете? – спросил капитан, сдвинув брови.

– Я устрою народное волнение и заставлю провозгласить себя князем или императором.

– Не вздумайте, Джеймс. Оставьте эти игры: при первом же намеке на подобные действия вас до смерти забьют бамбуковыми палками или изрежут на куски как подлого изменника.

– Брр! У меня мурашки по коже от ваших слов.

– Тише, – произнес канонир. – Вот мы и в Юаньяне.

В самом деле четверо отважных уже подъезжали к городским воротам, охраняемым несколькими солдатами с широкими саблями, фитильными аркебузами и длинными пиками. Тут же у ворот стояла полуразвалившаяся башня, служившая, вероятно, казармой для стражей общественного спокойствия. Друзья надвинули шляпы до самых глаз, опустили книзу усы, подбоченились и рысью въехали в город. Ни один из солдат и не подумал их остановить – напротив, многие, полагая, что и впрямь имеют дело с князем, одежду на груди которого украшал дракон о четырех когтях, отдавали Корсану честь, чем очень и очень льстили самолюбию тщеславного янки.

– Тысяча чертей! – повторял он, заставляя гарцевать свою измученную лошадь. – Если мы так начинаем, то в итоге наделаем немало шуму в этом городе.

– Помолчите, неисправимый болтун, – остановил его Джорджио, – и глядите перед собой, а то еще невзначай раздавите кого-нибудь.

Предостережение оказалось как нельзя кстати, потому что широкая улица, по которой проезжали наши герои, до такой степени была запружена народом, что всадники поминутно рисковали наехать лошадью на зазевавшихся горожан. Китайцы, бирманцы, лаосцы, кхмеры[25]25
  Кхмеры – основное население Камбоджи (Кампучии).


[Закрыть], сиамцы, индийцы суетливо сновали взад-вперед по своим торговым делам.

– Дорогу! Дорогу! – гремел Корсан.

– Прочь с дороги! – вторил Казимир.

– Кнутом их, мальчик, кнутом!

Молодой человек не заставил повторять дважды и без разбора принялся хлестать направо и налево по спинам, плечам, а то и по желтым физиономиям, чем приводил в восторг американца. Крики и удары кнутом возымели действие: уже через десять минут путники въехали во двор одной из лучших в городе гостиниц. Передав лошадей нескольким конюхам, поспешившим навстречу, друзья позвали хозяина и велели проводить себя в помещение, состоявшее из четырех просторных комнат, меблированных даже с некоторой роскошью.

Здесь капитан и его товарищи первым делом отобедали – им подали кабанью голову под пикантным соусом, печеный слоновий хобот, жаренных в масле мышей, ветчину, яйца и большие графины с различными напитками. Насытившись и закурив трубки, путешественники устроили нечто вроде военного совета.

– Друзья мои, – первым взял слово капитан, – мы добрались до самого сердца провинции Юньнань, рекомендую вам проявлять чрезвычайную осторожность, быть бдительными и осмотрительными. Одного необдуманного слова или поступка вполне хватит, чтобы свести на нет все наши усилия и жертвы, а в худшем случае это может стоить нам жизни.

– Я буду нем как рыба, – пообещал Корсан. – Но каким образом мы узнаем, где спрятан священный меч?

– Это не так трудно, как кажется. Спиртные напитки развязывают многие языки.

– То есть мы должны напоить кого-то допьяна?

– Именно, Джеймс. Отправимся по кабакам, напоим носильщиков, солдат, лодочников, горожан и заставим их говорить.

– Прекрасный план! Я всегда знал, что у вас, Джорджио, удивительная голова. Но прилично ли князю, за которого меня, очевидно, принимают, да еще в одежде, украшенной драконом о четырех когтях, шляться по кабакам?

– Мы нарядим вас поселянином или лодочником.

– Что? – обиделся янки, скорчив недовольную гримасу. – Вы хотите сделать из меня каторжника?

– Этого требует священный меч Будды.

– Проклятье! Ну ладно, куда ни шло! А вы кем переоденетесь, капитан?

– Кем-нибудь. Если хотите – уличным оборванцем.

– Слушайте, мы с вами просто гении! – произнес Корсан, довольно потирая руки. – Как жаль, что нас не видят сейчас наши кантонские друзья!

– Может, и хорошо, что не видят, Джеймс.

Маленький канонир отправился в город покупать всю необходимую одежду и справился с поручением так быстро, что уже через полчаса явился нагруженный китайскими, бирманскими и тонкинскими костюмами, богатыми и нищенскими, приобретенными у старьевщика. Американец, осмотрев костюмы, нашел среди них тунику бонзы.

– Я хочу ее надеть.

– Для чего? – осведомился капитан.

– Чтобы свободно входить в бонзерии и собирать сведения о мече. По-моему, великолепная идея.

– Настолько великолепная, что я запрещаю вам надевать эту тунику. Вы хотите, чтобы вас поколотили палками или присудили к штрафу?

– Гм. Нет, конечно. А что это за длинный балахон из черного шелка?

– Мантия ученого, – пояснил Мин Си.

– Джорджио, можно я сделаюсь ученым?

– Не возражаю, – сказал капитан, – лишь бы вам не пришло в голову проповедовать на улицах.

– Нет-нет, я буду осторожен, обещаю.

Переодевание заняло немного времени: капитан нарядился богатым горожанином, китаец – бирманцем, Казимир – поселянином южных окраин, Корсан – ученым третьей степени, – после чего друзья вышли на главную площадь, запруженную народом. Американец сразу проложил себе дорогу, раздав направо и налево кучу подзатыльников и несколько раз пнув ногой зазевавшихся прохожих.

– Вы бы повежливее, сэр Джеймс, – предупредил Казимир, помиравший со смеху. – Если будете пробивать себе путь шлепками и ударами, то наживете много врагов среди черни.

– Вот еще! – воскликнул Корсан. – Такому ученому, как я, везде должны уступать дорогу. Тем хуже для непокорных. Расступитесь! Или я поймаю вас за косы.

Свирепый ученый уже собрался было ухватить за нос китайца, который недостаточно проворно убирался с тротуара, как вдруг внимание его привлекла группа из семи-восьми китаянок-аристократок. Элегантно одетые дамы шли навстречу неграциозной походкой, слегка раскачиваясь всем телом, что объяснялось чрезвычайно малым размером их изуродованных с детства ступней, обутых в миниатюрные башмачки. Лица и фигуры дам показались американцу привлекательными. Женщины были среднего роста, в меру полные, они мягко и приветливо смотрели вокруг своими узенькими, чуть раскосыми глазками и улыбались красными губами; волосы китаянок, длинные и черные, как вороново крыло, украшали небольшие короны в форме позолоченных морских драконов. Одежда состояла из голубого шелкового кафтана, широких шаровар и красиво расшитой симары – женщины придерживали ее рукой с одной стороны.

– Клянусь пушкой, – чуть не присвистнул Казимир и состроил одной из китаянок нежные глазки, – эти дамочки, право, очень недурны. Если бы они еще не раскачивались, как маятники, то выглядели бы вдвое лучше.

– Они раскачиваются из-за своих слишком маленьких ножек? – спросил Корсан у капитана, подкручивая усы, чтобы произвести должное впечатление на прекрасный пол.

– Вы угадали.

– Какого размера у них ножки? – уточнил Казимир.

– Примерно как рука европейской дамы, а может, и меньше.

– Как такое возможно? Они же взрослые?

– Об этом заботятся их маменьки. Если рождается девочка, мать пеленает ей ножки так туго, что совершенно останавливает их развитие.

– Но ведь это, наверное, ужасно больно?

– Вначале да, потом девочка привыкает. Впрочем, не думайте, что у всех китаянок такие маленькие ножки. Поселянки, лодочницы, да и многие горожанки имеют ноги вполне нормальных размеров.

– Капитан, по-моему, эти дамы подкрашивают себе глаза и щеки.

– Еще как! В искусстве подкрашивания китаянки дадут сто очков вперед всем красавицам Европы и Америки. Тебе для сведения, Казимир: во времена династии Мин императорский дворец ежегодно тратил десять миллионов лир на белила и румяна.

– Тьфу, черт! Эти принцессы, наверное, разрисовывали себя по пятьдесят раз в день.

Беседуя обо всем интересном, встречавшемся на пути, наши герои незаметно дошли до набережной Юаньцзяна. Корсан указал Лигузе на плохонький кабачок, перед входом в который было устроено нечто вроде алтаря: там стояла неказистая статуя, очевидно, изображавшая богиню удовольствий.

– Войдем, – предложил американец. – Послушаем какие-нибудь сплетни.

– Пожалуй, – согласился Джорджио, – но непременное условие: соблюдаем осторожность, никаких восклицаний по-английски и этих ваших грубых шуток. Помните, здесь говорят только на китайском.

Поправив очки и надвинув на лоб шляпы, друзья вошли в кабачок, почему-то названный чайным садиком, – вероятно, из-за шести или семи деревцев, росших в огромных фарфоровых вазах. Проложив себе дорогу среди посетителей, толпившихся в обширной закопченной зале, гости уселись у стола, заказав чайник чаю и графин сам-шиу.

– Джеймс, – Джорджио указал на маленького китайца, который медленно потягивал из чашки ликер за соседним столиком, – этот горожанин выглядит так, как будто он неплохо осведомлен о местных новостях. В любом случае он знает больше невежды-лодочника. Присядьте возле него и заведите беседу. Постепенно нужно свести речь к священному мечу Будды.

Американец и не желал лучшего поручения, моментально подошел и без всяких предисловий вступил в разговор с китайцем, который, радуясь тому, что ученый человек удостоил его своим вниманием, с готовностью стал отвечать на задаваемые вопросы. Сперва янки решил пустить пыль в глаза, подчеркнув свою ученость, и начал разглагольствовать о торговле, земледелии, мореходстве, политике, астрономии, математике и истории. При этом он путал одного китайского императора с другим и приписывал им деяния, которых они никогда не совершали. Вслушавшись в эту галиматью завравшегося янки, Казимир чуть не захохотал, но капитан ударил его несколько раз ногой под столом, не на шутку рассердившись за его несдержанность.

Горожанин, оглушенный потоком слов, забыл про свой ликер и, вытаращив глаза и разинув рот, слушал незнакомого господина, думая, что перед ним – самый знаменитый ученый в империи. Бедняга не осмеливался прервать собеседника, а Корсан, воодушевленный этим молчанием, продолжал трещать с быстротой судна, идущего на всех парах, задыхаясь, перевирая факты и смешивая китайские слова с английскими. Капитан нетерпеливо постучал по столу – это был условный сигнал Джеймсу, что пора прекратить впустую чесать язык и перейти к теме священного меча. Корсан в ту минуту нес какую-то чепуху о политике, но вмиг перемахнул на религию и еще после доброй четверти часа глупейшей болтовни произнес наконец имя Будды.

– Как я уже говорил, – напыщенно сказал янки, силясь придать своему лицу умное выражение, – Будда был великим человеком, родившимся в Индии, когда Китай еще не являлся империей. В свое время этот знаменитый воитель оставил в одной из пещер свой меч, найденный неким китайским князем, подарившим священное оружие императору Кин-Лонгу. Слышали вы когда-нибудь об этом мече?

– Да, слышал, – кивнул китаец.

– Так-так. Стало быть, вы должны знать, что этот знаменитый меч некоторое время спустя был украден и спрятан в Юаньяне. Это правда? Вы можете сообщить что-нибудь?

– В Юаньяне? Почтеннейший ученый господин, вы изволите шутить.

– Негодяй! – рассердился мнимый ученый. – Какие шутки? Отвечай, да поскорее. Я не покину город, пока не увижу чудесный меч.

– Я ничего не знаю, – твердил горожанин, мотая пьяной головой. – Вам, почтеннейший, наверное, лучше известно, где он находится.

– К черту мне твои почтения! – закричал Джеймс, выходя из терпения. – Живо говори, мерзкая желтая рожа, я требую!

– Какой же вы ученый?

– Ученый, который переломает тебе ребра, если будешь упрямиться.

Китаец побледнел и хотел удрать, но Корсан схватил его за горло и стал душить. Капитан бросился между ними и оттолкнул рассвирепевшего «ученого»:

– Вы с ума сошли? Разве вы не видите, что все на вас смотрят? Подумать только! Ученый душит честного горожанина!

– Он не хочет рассказывать мне про меч!

– Ну и что? Мы найдем другого.

– Если будем с ними церемониться, то никогда ничего не узнаем.

– Терпение, Джеймс. Не следует спешить в таких делах.

За весь день нашим друзьям так ничего и не удалось узнать, хотя они расспрашивали еще двоих горожан, предварительно хорошенько их подпоив. Странная вещь! Все заявляли, что не знают, где спрятан священный меч Будды. Немного обескураженные путешественники покинули кабачок и пошли кружить по городу, посетили два-три храма, выпили огромное количество чашек чаю, купили одеяла, палатку и другие необходимые вещи. Капитан, кроме того, обменял несколько бриллиантов на золото.

Вечер четверо искателей приключений провели на набережной, любуясь фейерверками, а также нао-чу, или шелестящим бамбуком, шум которого, похожий на шелест листьев, столь сладостен ушам китайцев, что его воспели в романсе «Гун-ло-мен», или «Видения красной комнаты». В десять часов компания вернулась в гостиницу.

Глава V
Курильщики опиума

На другой день около полудня Джорджио и Мин Си отправились добывать новости, а американец и поляк, нарядившись богатыми горожанами и прихватив с собой bowie-knifes, покинули гостиницу с намерением предпринять что-нибудь грандиозное. Оба джентльмена страстно желали еще до наступления сумерек заполучить в свои руки священный меч Будды. Едва они вышли на улицу, как, несмотря на предостережения капитана и канонира, закурили трубки, подняли вверх усы, сдвинули на затылок шляпы и стали расчищать себе дорогу: американец – раздавая направо и налево удары и шлепки, а поляк – тыча пальцами в глаза тем китайцам, которые сопротивлялись грубому обхождению. Таким образом, то дав тумака какому-нибудь поселянину, то схватив за косу горожанина, то отвесив оплеуху носильщику, то больно пнув лодочника, они добрались до набережной.

– Куда мы идем, сэр Джеймс? – спросил Казимир, нахлобучивая на глаза шляпу нечаянно толкнувшему его нищему.

– Пить в кабак, мальчик, – коротко и ясно ответил американец. – Надо напоить с полдюжины этих желторожих мерзавцев, чтобы узнать у них хоть что-нибудь про меч.

– Но захотят ли они рассказать? Мне кажется, ни у кого из них нет охоты болтать о священном оружии Будды.

– Ты увидишь, юнец, мы заставим их говорить.

– Вы что, купили какой-нибудь чудодейственный напиток?

– Этого вовсе не требуется, мой милый. Если мы найдем человека, который что-нибудь знает, но не захочет признаваться, мы его выкрадем и начнем поджаривать на медленном огне. При таком допросе все языки развязываются моментально.

– Тысяча чертей! Такие средства пускают в ход только краснокожие.

– Что же ты хочешь? Без радикальных мер нам никогда ничего не удастся выведать. Пошли искать кабак.

– Вон смотрите, по-моему, вполне подходящий, хотя несколько грязноватый.

– Тем лучше, – перебил американец. – В таком заведении можно без лишних церемоний сворачивать китайцам шеи и вырывать косы, не привлекая к себе особого внимания.

Джентльмены вошли в кабак, по виду самый затрапезный во всем городе. Просторное помещение с низким потолком, тускло освещенное восемью или десятью тальковыми фонарями, было заставлено хромыми бамбуковыми столиками, засаленными и залитыми водкой. За ними потягивали из огромных чашек крепкие напитки, горланили и неистовствовали носильщики, лодочники, воришки-карманники, бандиты, солдаты и всякое городское отребье. На полу валялись разбросанные черепки битой посуды, смятые фонари, сломанные трубки, колченогие табуреты и кучи объедков, под столами вповалку храпели пьяные, на бамбуковых циновках метались, словно в бреду, и бились в конвульсиях курильщики опиума.

Корсан и Казимир, задыхаясь от дыма трубок и винных паров, оглушенные криками, ругательствами и песнями пьяниц, которые, видимо, без просыпу кутили две-три недели, стали осматриваться в поисках местечка, где бы присесть.

– Кошмар! – возмущался американец. – Сущий ад! Сторонись пропойц, Казимир, и берегись наступить на кого-нибудь из спящих, а то еще, не дай бог, пырнут ножом. Учти, здесь мы среди разбойников.

– Признаюсь, сэр Джеймс, в кантонских кабаках я ни разу не видывал подобной мерзости. Посмотрите вон туда: сколько курильщиков опиума!

– Те, что сидят, прислонясь к стене, зажав голову между колен, и выглядят, как мертвецы, – наверное, едоки опиума?

– Разве опиум едят?

– Джорджио рассказывал мне, что в Центральной Азии много потребителей опиума и что избавиться от этого порока очень трудно. Впавший в зависимость продолжает принимать опиум до тех пор, пока яд его не убьет.

Казимир внимательно рассмотрел группу людей, по-видимому, монголов, распростертых на полу, стонавших и дышавших с огромным трудом. Глаза их утратили обычный блеск, губы безобразно отвисли, выставив наружу судорожно стиснутые зубы, бледные лица производили гнетущее впечатление. Время от времени по телу несчастных, словно ток, пробегала волна сильнейшей дрожи, сопровождаемая нервными подергиваниями лицевых мышц и хриплыми вскриками, которые, казалось, вырывались из самой глубины души. Казимир замер в ужасе и побледнел.

– Я боюсь их, – сказал он.

– Они отвратительны, – подтвердил Корсан.

Друзья покружили по всему залу, немного задержавшись возле игорных столов, за которыми носильщики, лодочники и воришки спускали свои деньги, одежду и даже хижины, затем вошли во вторую комнату, поменьше. Здесь они уселись за хромой стол напротив китайца, который, растянувшись на бамбуковой циновке, с лицом мертвеца и потухшим взглядом, находясь, по-видимому, в состоянии сродни сомнамбулизму, курил трубку, набитую опиумом.

– Чего полезного можно добиться от этого курильщика? – с сожалением заметил Корсан. – Он и человеческий облик-то потерял.

– В кабачке есть еще игроки, сэр Джеймс. Давайте предложим им выпить, а когда они опьянеют, расспросим про меч.

– Ты прав. Эй, кабатчик! Хозяин, прислужник, несите нам виски!

На шумный призыв прибежал мальчишка-слуга.

– Что угодно господам?

– Есть у тебя бочонок виски? – грозно спросил Корсан, показывая золотую монету.

– Виски? – Маленький китаец состроил гримасу. – Что это такое?

– Какой остолоп! Может, у тебя имеются джин, бренди, ром или… одним словом, какой-нибудь настоящий напиток?

– Не знаю, про что вы говорите. У нас все напитки настоящие. Если желаете, я подам сам-шиу лучшего качества.

– Ну, неси сам-шиу, да столько, чтоб хватило напиться десятерым.

Видя, что у новых посетителей много золота, мальчишка приволок целую посудину литров на пятнадцать.

– Тысяча чертей! – воскликнул поляк, вытаращив глаза. – Вы собираетесь опустошить всю эту емкость, сэр Джеймс?

– Вместе с тобой, мальчик. Смелей! Давай пить, и без промедления.

Они погрузили чашки в громадную лохань и стали вливать в себя адский напиток, словно простое пиво. Через полчаса содержимое посудины заметно уменьшилось, и приятели, изрядно охмелевшие, утратив всякую осторожность, о которой столько раз предупреждал капитан Джорджио, принялись громко разговаривать и раскачиваться на некрепких стульях. Корсан, у которого в глазах все двоилось, предложил китайцам, сидевшим за соседним столом, угоститься сам-шиу в надежде их споить и разговорить. Раз двадцать, предварительно поболтав о политике, истории и географических открытиях собственного сочинения, янки поднимал тему священного меча Будды, но, увы, без малейшего успеха. Никто из китайцев ничего не знал об этом оружии.

– Уф! Сил моих больше нет! – прохрипел американец, с которого градом катился пот. – От них ничего не добьешься. Эти мерзавцы пьют за чужой счет, а говорить не желают. Признайся, Казимир, у тебя голова немного не на месте, а?

– Чуточку, сэр Джеймс.

– И у меня тоже. Чертовы китайцы, наверное, подмешали нам в сам-шиу что-то наркотическое.

– Нет, на нас плохо действует дым от опиума.

– Давай разомнем ноги.

– Куда же мы пойдем?

– Раскинем горсть таэлей вон за тем столом. Видишь, там играют?

– Да-да, давайте играть, сэр Джеймс. Мы выиграем, я уверен.

Нетвердо держась на ногах, друзья подошли к столу, за которым лодочник и носильщик постепенно проигрывали с себя все до нитки. Вокруг маячили семь-восемь отвратительных фигур – без сомнения, их же товарищей.

– Ого! – удивился Корсан, увидев, как лодочник снял с себя куртку и швырнул ее на стол. – Этот дьявол уже спустил свой последний сапек, а теперь проигрывает тряпье.

– Потом он продует свою лодку, если она у него еще осталась, а дальше – и собственную хижину, – сказал Казимир.

– Партия будет интересной. Задержимся ненадолго и посмотрим.

Лодочник, постояв несколько секунд в нерешительности, бросил на стол две кости, так же поступил и носильщик.

– Проиграет, – заявил американец.

Лодочник покосился на него и поставил на стол свои башмаки, но опять проиграл. Корсан, заинтересовавшись игрой, уже собирался щедрой рукой пожаловать неудачнику горсть мелких монет, как вдруг тот вытащил нож и воткнул его в столешницу. Игроки шепотом обменялись несколькими словами, после чего носильщик разложил кости, а следом – и лодочник. Внезапно с его уст сорвался дикий крик: он вновь проиграл! Тогда он схватил нож и с ужасным хладнокровием отрезал себе мизинец на правой руке – оказалось, он поставил свой палец на таэль![26]26
  Подобные варварские обычаи весьма распространены среди китайских игроков. – Примеч. автора.


[Закрыть] Не успел он положить нож обратно, как могучий удар кулака сбил его с ног.

– Каналья! – заревел янки, не в состоянии больше сдерживаться.

– Эй! – крикнул один из игроков, подходя к нему. – Ты кто такой и чего тебе надо?

Корсан вместо ответа вытащил bowie-knife. Испуганные китайцы поспешили удалиться, и с ними изувеченный лодочник.

– Негодяи! – вопил янки. – Жалко, что я не разбил им всем головы.

– Я видел одного китайца, сэр Джеймс, который, проиграв, отрезал себе пять пальцев, – сказал Казимир. – Китайцы гораздо более азартные игроки, чем мексиканцы и перуанцы.

– Ты прав. Давай промочим горло, жажда замучила!

Они вернулись к своей посудине, уже наполовину опорожненной, и принялись пить сам-шиу с такой жадностью, что скоро окончательно опьянели. Корсан больше не контролировал свое поведение, давно позабыл о всякой осторожности и, решив кутнуть на славу, велел подать еще водки, которой угостил китайских пьяниц. Подбив несколько глаз и расквасив не одну желтую физиономию, американец стал горланить на английском, китайском, итальянском и французском языках свой национальный Yankee-Doodle[27]27
  «Янки-дудл» – популярная американская песня времен войны за независимость США.


[Закрыть]. Закончив петь, он призвал одного из слуг:

– Эй, разбойник, неси мне трубку! Сегодня день веселья, поэтому я желаю курить опиум.

– Что вы делаете? – забеспокоился поляк, еще сохранивший проблеск рассудка. – Вы опьянеете, сэр Джеймс.

– Кто это опьянеет? – загремел американец. – Даже тысяча трубок опиума не смогут опьянить таких людей, как мы с тобой. Эй, малый, две трубки!

– Капитан запретил нам курить.

– Мы покурим совсем немного, сделаем две-три затяжки, лишь бы нам вознестись в рай Будды, освещенный ста тысячами фонарей. Опиуму, опиуму!

Слуга подал две перламутровые трубки с двумя шариками опиума величиной с чечевичное зерно. Оба пьяницы, забыв своих друзей, которые, может быть, в эту минуту ожидали их с тревогой, растянулись на бамбуковых циновках и разожгли трубки. Первое, что они ощутили, вдохнув ядовитый снотворный дым, были невыразимое спокойствие и такая легкость в голове и во всем теле, что им показалось, будто они плывут по воздуху; потом наступила необычайная веселость, и организм почувствовал невиданный прилив энергии. В восторге от этих новых состояний друзья продолжали курить, не замечая, что веки их отяжелели, лица побледнели, вокруг глаз появились синеватые круги, движения стали конвульсивными, удары пульса заметно участились, губы задрожали. Корсан и Казимир впали в состояние сомнамбулизма: силы совершенно их оставили, тело как будто парализовало, трубки выпали у них изо рта, и оба, сами того не замечая, погрузились в мир галлюцинаций.

В их воспаленном сознании замелькали видения одно извращеннее и кошмарнее другого. Какие-то гигантские драконы, закованные в латы и запачканные кровью, тянули к ним свои когтистые конечности, при этом беспорядочно выплясывая; омерзительные карлики выглядывали из-за колоссальных лоханей сам-шиу и бутылок виски, и злобные глаза уродцев метали пламя. Китайские божества из храмов Фо кривлялись на тысячу ладов, черные волосатые существа с китайскими косичками хватали белых странников и впивались им в горло, как вампиры; огромная процессия прокаженных с распоротой грудью, изувеченными телами и сплющенными головами проходила мимо, угрожая расправой. За ужасными видениями последовали приятные: веселые праздники, богатые пиры, желтолицые волшебницы с подкрашенными глазами, одетые в голубые симары. Они танцевали и сладостно пели, словно приглашая чужеземцев в альков удовольствий, но в последнюю минуту ускользали из объятий и начинали кружиться в вихре сумасшедшей вакханалии. Наконец Корсану привиделось, что он полетел вниз головой в море и захлебнулся виски, а Казимиру – что он тонет в гигантской чашке горячего цветочного чая. Американец вскрикнул и проснулся. Было уже семь часов вечера. Удивленный, что не утонул в море виски, Корсан чувствовал себя отвратительно, как разбитая посудина. Казимир еще храпел, и янки едва смог растолкать его.

– Пойдем отсюда, мальчик, – пробормотал он. – Последнюю чашку сам-шиу… и выберемся из этого ада. Я сам ничего не помню.

Они бросили на стол несколько таэлей, выпили еще водки, взялись под руки и вышли на улицу, один распевая по-английски Yankee-Doodle, а другой – по-польски гимн Домбровского, причем в такой унисон, что встречные в испуге отшатывались и разбегались по сторонам. Некоторое время пьяницы кое-как продвигались вперед, мотаясь из стороны в сторону, распихивая народ и расточая направо и налево шлепки и тумаки, потом остановились на набережной у кучки людей, окруживших таотце – прорицателя, заставлявшего маленькую птичку вынимать из корзинки клочки бумаги с какими-то надписями.

– Казимир, – промычал американец, – что, если мы спросим этого человека о том, где спрятан меч? Он же пророк, значит, ему все известно. Вот блестящая мысль!

– Хорошо придумали, сэр Джеймс. Ура священному мечу Будды!

Поддерживая один другого и расталкивая локтями публику, они протиснулись к столу. Корсан ударил бедную птичку кулаком и расплющил ее в лепешку, после чего, став под носом у прорицателя, закричал:

– Милейший… я подарю тебе… понимаешь, подарю тебе золота, но берегись, желтая рожа, берегись, если ты меня обманешь… Я надену тебя на вертел или раздавлю, как твою птицу. – Он швырнул на стол таэль, который прорицатель, несмотря на страх, поспешно забрал, и продолжал, нетвердо стоя на ногах, вопить и куражиться: – Эй, красавец с желтой рожей! Скажи мне, знаешь ли ты, где эти канальи спрятали священный меч Будды? Ты наверняка знаешь, говори… Что такое, земля не стоит на месте?