Текст книги "Священный меч Будды"

– Боюсь, что нет, – покачал головой Карминильо.

В это мгновение горы как будто ожили, все вокруг зашевелилось, и над ущельем пронесся ураган: это по условному сигналу с какой-то скалы на колонны испанцев обрушился град пуль. Следом рифы принялись сбрасывать с вершин на дно ущелья камни и бревна. Передовой корпус испанцев смешался и попятился, но путь назад был уже отрезан: сотни рифов залегли там и расстреливали каждого появившегося у выхода из ущелья солдата. Одновременно арабская конница, словно с небес, бешеной стихией хлынула на долину, разлилась по ней и окружила главную колонну испанцев, не давая ей и шагу ступить.

– Боже мой, почему молчат наши пушки? – стонал, не находя себе места, Педро. – Это ужасно!

В самом деле, почему молчали испанские пушки? Ответом на этот вопрос были горы трупов, громоздившиеся возле испанских орудий: лучшие стрелки рифов сконцентрировали адский огонь именно в местах локализации вражеских пушек. Лошадей перебили моментально, орудия бездействовали, артиллеристы один за другим падали, как подкошенные, не успев зарядить пушки или установить прицел. Попавшая в западню колонна ощетинилась штыками и ринулась прокладывать путь вперед, но этим подписала себе смертный приговор: испанцам приходилось подниматься по крутым склонам, занятым рифами, и те палили по врагам сверху вниз из-за прикрытий, почти не подвергаясь ответному огню. Свинцовый град из ружей и пистолетов горцев сметал испанцев на дно ущелья.

Тогда испанцы, сгрудившись, попытались пробиться назад, применив штыковую атаку. Но это было невозможно: перед колонной вырастали целые полчища вооруженных ятаганами и пистолетами горцев. Арабы шаг за шагом пятились под натиском пехотинцев, но дрались упорно и одержимо, а потом внезапно расступались, и тогда на врагов вихрем налетала конница рифов. Ряды испанцев редели на глазах, а силы рифов, наоборот, множились. Лишь только в ущелье завязалась битва, вторая колонна испанцев попыталась, расчищая себе путь картечью, пробиться к товарищам на помощь, но орудийный огонь на сей раз не давал своего обычного эффекта, потому что стрелять приходилось по чрезвычайно подвижной арабской коннице, которая то крутилась вокруг колонны, поливая ее пулями, то вдруг исчезала, прячась за выступами, то снова собиралась и устремлялась в атаку.

– Испанцы отступают! Боже, им конец! – стонал Педро, наблюдая, как главная колонна, поняв безысходность операции, попятилась под бурным натиском рифов, предоставляя передовой отряд его страшной участи.

Тем временем в ущелье разыгрывались последние сцены душераздирающей трагедии: сопротивление испанцев было сломлено, и ожесточенный бой сменился дикой резней. Рифы зверски расправлялись с отдельными еще уцелевшими группами испанцев: расстреливали их почти в упор, отсекали им головы, рубили, кололи, резали, как мясники, превращая тела ненавистных врагов в кровавое месиво. В ту ночь в ущелье Гран-Лупо вступили около восьмисот испанских солдат, а назад не вышел ни один. Рифы тоже понесли немалые потери – сотни три-четыре трупов их соплеменников устилали ущелье, но, несмотря на это, горцы ликовали: они одержали блестящую победу над испанцами и нанесли огромный урон своим вековым врагам-конкистадорам.

Мало-помалу гул битвы затих и удалился: рифы покинули ущелье, где кроме мертвых и умирающих уже никого не осталось, и бросили все свои силы на главную колонну испанцев, надеясь уничтожить ее точно так же, как передовой отряд. Карминильо сразу понял их замысел.

– Вперед, друзья! – сказал он Педро и Заморре. – Нам надо спуститься туда.

– Зачем? – испугался Педро.

– Во-первых, там мы запасемся оружием. Мертвым оно не нужно, а нам очень пригодится, чтобы в случае чего хотя бы дорого продать свои жизни. Во-вторых, на месте сражения наверняка остались съестные припасы.

– Ого! – оживился Педро. – Это другое дело. Так бы сразу и объяснил. За пару галет и бутылку коньяка я готов вступить в бой с целой ордой рифов.

– Не беспокойся, мой друг, биться не придется. Держу пари, что внизу мы встретим только шакалов, да, пожалуй, арабских старух, которые придут обирать мертвецов.

Карминильо не ошибся: спустившись в ущелье, беглецы не обнаружили ни одной живой души; несколько смертельно раненных испанских солдат, испуская тяжелые стоны, агонизировали, все остальные уже предстали перед Богом. На поле битвы валялись сотни маузеров и браунингов, в ранцах солдат отыскались галеты и консервы, в вещмешке какого-то офицера – несколько бутылок хереса и малаги. С такой добычей беглецы вполне могли продержаться дня три-четыре.

– Что это такое, Карминильо? – встревоженно спросила хитана, когда маленький отряд собирался покинуть место сражения и вновь подняться на склоны гор.

– Аэростат. Проще говоря, воздушный шар, – пояснил будущий инженер. – Испанцы привезли его с собой, вероятно, рассчитывая применить для дневной разведки.

– Почему он не улетает?

– Потому что он привязан к передвижной лебедке.

– Но там, наверное, люди?

– Едва ли. Они бы откликнулись, услышав наши голоса. Нет там никого. Утром горцы захватили аэростат. Наверное, такое случилось впервые в военной истории.

– Нельзя ли нам как-нибудь воспользоваться этим, как ты его называешь, аэростатом? – поинтересовался Альварес.

Карминильо внимательно осмотрел летательный аппарат. «Кастилия» – новейший военный аэростат испанских колониальных войск – находился по всем признакам в полной исправности, колыхаясь на незначительной высоте над полем битвы. Каким образом пули рифов не повредили оболочку шара, оставалось непонятным, однако шар все еще висел над ущельем. Карминильо, что-то обдумав, спросил Заморру:

– Куда мы должны идти дальше, чтобы помочь тебе?

– Дальше? – стряхнув с себя задумчивость, почти удивленно спросила хитана. – Ведь ты же знаешь, что нужно добраться до горного пика Два рога на самой вершине Гуругу. Название говорит само за себя: этот пик двойной, то есть там на самом деле два пика, а между ними в лощине погребен вождь Семи соединенных племен.

– Значит, ты не отказалась от своей цели?

– Талисман – моя свобода, а это дороже жизни. Если я не добуду его, то и жизнь мне не нужна, – решительно ответила хитана.

– Как тебе идея путешествия по воздуху? Не побоишься лететь на этом шаре?

– Я не побоюсь ничего в мире, лишь бы отыскать талисман. Но почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы можем овладеть шаром. Я знаю, что в этой местности в ночные часы ветры дуют с моря вглубь страны. Сейчас мы находимся на отрогах горы Гуругу. Ветер дует по направлению к вершине. Если мы не воспользуемся шаром, нам придется, подвергая себя тысяче опасностей, еще два-три дня добираться до места, где спрятан твой талисман. Если же мы сядем в аэростат, то за несколько часов преодолеем значительное расстояние и опустимся где-нибудь вблизи вершины. Словом, мы чрезвычайно облегчим себе задачу.

– Мы сделаемся аэронавтами! – пришел в восторг Педро. – Я давно мечтал о таком путешествии. Воображаю, как переполошились бы мои кредиторы, если бы увидели меня в корзине воздушного шара! Наверняка они заявили бы официальный протест и потребовали признать меня душевнобольным, а потому лишенным права прибегать к экстремальным средствам передвижения. Назло всем ростовщикам на свете я полечу!

Карминильо запустил лебедку, и ему без особого труда удалось притянуть аэростат почти к земле. Педро, как белка, вскарабкался по шелковой лестнице, которая свешивалась с шара, в гондолу, и сверху донесся его торжествующий крик:

– Ура! Да тут целый ресторан! Имеются даже термосы, а в них – горячий кофе, бульон и прочие вкусности. Неплохо живут военные аэронавты. Решено: вернемся домой – я запишусь в их ряды.

Вслед за Педро в гондолу забралась Заморра, потом Карминильо. Через минуту юноша перерубил канат, связывавший аэростат с платформой, на которой стояла лебедка, и шар медленно, лениво, словно нехотя, начал подниматься. Карминильо внимательно следил за процессом, ведь шар взлетал в узком ущелье, рискуя напороться на бока каньона. Молодые люди не знали, как долго продлится их полет, – приходилось экономить запасы балласта. Однако все опасения оказались напрасными. Подъем прошел на удивление удачно, и скоро аэростат, как призрак, спокойно и величественно понесся к хребту Гуругу.

Откуда-то сзади, со стороны песчаных дюн, долетали раскаты пушек и отголоски ружейной трескотни: шел бой между рифами и отступавшей колонной испанцев под командованием полковника Ларреа. Генерал Альдо Марина, своевременно получивший донесение о разгроме войск Ларреа, распорядился выслать на помощь пехотный полк имени императора Карла V. Под шквальным огнем испанской артиллерии изрядно потрепанная в последних сражениях конница рифов вынуждена была прекратить атаки, и резервные части корпуса Ларреа успели отойти на заранее укрепленные позиции. Бой угасал…

Как и предвидел Карминильо, от подножия Гуругу до вершины удалось долететь менее чем за три часа. Было еще темно, когда будущий инженер, с трудом сориентировавшись по схеме, которую нашел в гондоле аэростата, решил спускаться. Наши герои рисковали, ведь спуск – самая опасная часть полета, но все обошлось. Сначала Карминильо удалось, выпустив лишний газ, заставить шар плавно снизить высоту. Якорь несколько минут волочился по каменистой почве и в конце концов зацепился за куст кактуса. Шар заколыхался в воздухе, почти касаясь гондолой вершины небольшого пика. Убедившись, что шар держится крепко, Карминильо снова выпустил часть газа, и «Кастилия» уверенно приземлилась. Довольные пассажиры аэростата, за короткий промежуток времени проделавшие огромный путь, находились теперь всего в полутора тысячах футов от той цели, к которой стремилась хитана. Горный пик Два рога в центральной части хребта Гуругу, казалось, был совсем рядом и призывно сверкал в лучах занимавшейся зари. Вокруг царила звенящая тишина: на этих высотах посреди диких скал, поросших кактусами, никто никогда не селился, и тут вообще редко ступала нога человека.

– Странный, однако, этот цыганский царь, – проворчал Педро.

– Ты о чем? – удивился Карминильо.

– Я говорю про вождя Семи соединенных племен. На кой черт, скажи, пожалуйста, он выбрал такое холодное и пустынное место для своего погребения?

– К сожалению, он забыл обсудить это с тобой. Ты наверняка дал бы ему правильный совет.

– Разумеется, – оживился Педро. – Какие же похороны без тризны? Давно усопших тоже нужно время от времени поминать. А здесь нет ни траттории, ни остерии, куда могли бы зайти родственники покойного, провозгласить ему вечную память и по этому поводу выпить и закусить.

– Вот ты о чем, – засмеялся Карминильо. – Ты неисправим, друг мой!

– Каков в колыбельке, таков и в могилке, – пошутил добродушный студент.

Немного отдохнув, странники отправились дальше, предварительно выпустив весь газ из оболочки шара. Безалаберный Педро предложил просто-напросто обрезать канат – и пусть, дескать, шар летит по воле ветра. Но благоразумный Карминильо воспротивился:

– Маловероятно, что рифы часто взбираются на вершину Гуругу, а значит, шар можно уберечь. Любой военный аэростат – государственная ценность, а Испания не настолько богата, чтобы швырять на ветер десятки тысяч франков. Надо сделать так, чтобы оболочка шара не пострадала. Давайте аккуратно сложим ее и зароем в песке. Наши войска после вчерашней неудачи опять пошли в наступление и рано или поздно придут сюда. Непременно придут – они ни за что не оставят Гуругу в руках рифов! И тогда, может статься, мы вернем своей родине «Кастилию». Это наш патриотический долг.

– Мы его выполним! – с наигранным пафосом произнес Педро. – Я лично очень благодарен аэростату: в его гондоле нашлось столько всего вкусного, что я не забуду «Кастилию»… до следующего обеда.

Когда друзья, тщательно спрятав шар в песке, а гондолу – в заросшем кактусами овраге, тронулись в путь, на плечах у Педро оказалась тяжелая ноша: он тащил с собой весь запас еды и напитков, обнаруженный на аэростате. На упрек Карминильо Педро проворчал:

– Оставь меня в покое, у тебя сейчас не то настроение.

– Что значит, не то?

Искоса посмотрев на хитану, Педро скороговоркой добавил:

– Не то – это когда людям не хочется ни пить, ни есть, потому что их мысли заняты чем угодно, только не прозой жизни. Все остальное им кажется пошлым.

Карминильо покраснел:

– На что ты намекаешь?

– Ни на что особенное, все вполне естественно. Только я тут не при чем: питаться одним воздухом и грезами о блаженстве с девушкой, пусть даже самой прекрасной, я решительно не способен. Мне нужно что-нибудь посущественнее, например, сардинок в прованском масле, копченой ветчины, а еще лучше колбасы от знаменитых гастрономов из Саламанки. Все это для правильного пищеварения рекомендуется запивать хорошими винами, настойками и наливками. Так почему же я должен бросить наши запасы?

Карминильо не нашелся, что ответить, и промолчал. Трое странников брели по горному хребту недалеко от вершины Гуругу, двигаясь точно к намеченной цели. В это же самое время у подножия горы верхом на тощем вислоухом муле ехал смуглолицый мужчина, за спиной которого, тесно прижавшись к нему, сидело безобразное существо с безумными глазами и развевавшимися по ветру спутанными седыми волосами. Это были Янко и Зизи-Сабба, которые тоже держали путь к двурогому пику на вершине Гуругу. Заморру и студентов они из-за дальности расстояния не видели, и наши герои тоже не подозревали, что совсем скоро встретятся со своими смертельными врагами, предателями, которые мечтали только об одном: погубить Заморру и испанцев, ее спутников.

Глава V
Испытания, потери и обретения

Отыскать место, где находилась могила вождя Семи племен, не представляло особых затруднений: у Заморры имелась старинная шаль с красивыми по-восточному пестрыми узорами, которые при ближайшем рассмотрении оказались не чем иным, как географической картой, наверное, уникальной в мире по оригинальности замысла. Девушка берегла эту шаль, как святыню: она досталась ей по наследству от матери, та, в свою очередь, получила шаль от бабушки Заморры и так далее. Карминильо высчитал, что «возраст» шали – несколько веков. Ткань во многих местах истлела, превратилась в паутину, краски полиняли, но узоры по сей день сохраняли четкость контуров. На шали были вышиты фигурки людей и животных, удивительно похожие на те, какими в древности покрывали саркофаги фараонов, какие-то непонятные иероглифы, а также изображения древнеегипетских богов Анубиса и Pa.

– У меня такое ощущение, будто я в Древнем Египте, – сказал Педро, рассматривая шаль. – Ой, глядите: вот этот узор напоминает два остроконечных рога, между ними какой-то квадратик, похоже, постройка, а у основания – большой череп.

– Я думаю, постройка – это храм, возможно, в древнеегипетском стиле, и вблизи него погребен вождь Семи племен, – заключил Карминильо. – Придется более тщательно обследовать всю местность, когда мы доберемся до двурогой вершины.

Никакого храма, изображенного на старинной шали, на хребте Гуругу не было. Если он когда-то и существовал, то бури, землетрясения и лавины, далеко не редкие в горах, давно стерли его с лица земли. Но развалины сохранились: там, где раньше, наверное, высились массивные колонны, теперь громоздилась куча обломков. Карминильо, изучавший архитектуру в университете и хорошо знакомый с системой древнеегипетских храмовых построек, без труда вычислил, где именно располагался центральный зал.

– Придется повозиться с обломками, – сказал юноша. – Основание храма, как видно, было выложено из каменных плит и блоков огромного размера, а все остальное – из кирпича и отчасти из сырца, высушенного на солнце.

Все трое принялись за раскопки. Сначала Педро ворчал, что ему, будущему юристу, отнюдь не улыбается перспектива, как чернорабочему, перебирать строительный мусор, но скоро увлекся и проявил незаурядную ловкость в разгребании обломков. После нескольких часов работы из-под мусора проглянул фрагмент мозаичного пола, на котором четко различался причудливый узор в египетском стиле. Еще через некоторое время обнажилась массивная каменная плита, по-видимому, прикрывавшая вход в подземелье. Все попытки поднять ее оказались безуспешными – втроем с ней было не справиться. Не исключено, что прежде ее поднимали при помощи какого-то секретного механизма, о котором наши герои ничего не знали.

Заморра, понимая, что она как никогда близка к цели и какое-нибудь досадное препятствие может испортить все, пришла в отчаяние и немного успокоилась лишь тогда, когда Карминильо ласково обнадежил ее и пообещал что-нибудь придумать после перерыва, – все трое буквально падали с ног от усталости. Отдохнув минут десять, будущий инженер велел Педро и Заморре отдать ему весь запас патронов.

– Что ты собираешься делать? Расстреливать плиту? – поинтересовался Педро.

– Нет, пули тут не помогут, а вот взрыв – другое дело. Кажется, пороху у нас достаточно.

Карминильо извлек пули из всех патронов и собрал значительное количество пороха. При помощи ятагана он проделал небольшое отверстие у края плиты, насыпал в него пороху и плотно утрамбовал. Оставалось поджечь фитиль, заранее изготовленный из кусочков шерстяной ткани. Юноша велел Педро и Заморре отойти подальше от опасного места. Раздался взрыв. Над развалинами показалось голубое облачко, брызнули во все стороны осколки камня и куски сухой глины. Когда дым развеялся, Карминильо, вполне довольный своим экспериментом, указал друзьям на черную яму, зиявшую на месте разрушенной взрывом плиты, – это был спуск в храмовое подземелье.

С лампами в руках все трое сошли вниз и ахнули: их взорам представился целый подземный храм, состоявший из нескольких обширных помещений. Бесконечные ряды иероглифов испещряли стены. На полу самого большого зала лежала грубо отесанная плита, покрытая не иероглифами, а какими-то клинообразными письменами. Она оказалась значительно легче, чем та, что прикрывала вход в подземелье, и совместными усилиями трое искателей приключений сдвинули ее в сторону. Перед ними открылась выбитая прямо в скале продолговатая могила, а в ней – замотанный в полуистлевшую ткань человеческий скелет довольно крупного размера с золотым обручем на черепе.

– Вот он, мой талисман! – вскрикнула Заморра, указывая на странный предмет, лежавший на грудной кости скелета и имевший отдаленное сходство с веретеном. – Это древний священный символ нашего племени. Я добилась его, он в моих руках. Теперь племя призна́ет меня своей царицей.

Но тут будущий юрист поспешил сказать свое веское слово.

– Могила возрастом с полтысячи лет, – вполне компетентно заявил он, – это так называемый реснуллиус, то есть никому не принадлежащая собственность или собственность того, кто завладел ею по праву первенства. От имени хитаны Заморры девятнадцати лет от роду, место рождения – Севилья, по профессии – танцовщица, в качестве ее доверенного и уполномоченного лица вступаю во владение могилой и всем, что в ней находится. Череп и кости почтенного прапращура моей доверительницы ценности не представляют. Покойся, милый прах, до радостного утра, но все, что схоронено с тобой, покорнейше прошу вручить мне.

Педро извлек из могилы великолепное ожерелье из крупных изумрудов, четки из темно-красных рубинов, массивные золотые запястья, усыпанные крупными алмазами, кольца, такие широкие, что могли бы послужить браслетами для чьей-нибудь тонкой руки, головной убор в виде сеточки, унизанной жемчужинами. Некоторые из них сильно потускнели, другие уже умерли и рассыпались при первом же прикосновении, но часть жемчужин чудом уцелела.

– Здесь один только жемчуг тянет на целое состояние, – заметил Карминильо.

– Ты разбогатела, хитана! – воскликнул Педро, поднося найденные сокровища Заморре. – Это добро стоит семьсот тысяч франков, а то и больше. Поздравляю!

– Спасибо, друг Педро, – с лучезарной улыбкой ответила хитана, – но клад для меня не столь важен. Пускай бы драгоценности лежали в могиле вождя Семи племен – мне достаточно обладать одним талисманом.

– Какая легенда связана с ним? – спросил Карминильо, с большим интересом рассматривая находку. – Ты столько раз обещала нам рассказать! Сейчас, наверное, пришло время?

– Да. Вместе с талисманом я обрела права, которых раньше у меня не было, и теперь могу открыто говорить о том, о чем прежде обязана была молчать. К сожалению, я знаю далеко не все, что следовало бы. В мире уже не осталось людей, которые помнили бы все легенды об истории нашего племени и его странствованиях по белу свету. Я храню в памяти то, что передала мне моя покойная мать. По ее словам, мы, цыгане, вечные бродяги, произошли от союза мужчины, выходца из Гинду, или Индии, с египетской принцессой. Индус носил имя Мар-Аменготен, его жена-египтянка звалась Заморрой, как и я. Брак принцессы с чужестранцем пришелся не по нраву египетским жрецам. Заморру судили за то, что она выдала своему супругу священные тайны страны пирамид и оккультные знания древних магов: искусство передавать мысли на расстояние, читать мысли других, погружать любого человека в глубокий сон, навевать спящему грезы и так далее. Принцессе грозила страшная казнь: ее собирались заживо замуровать в подземелье пирамиды, выстроенной ее царственным отцом. Но в последний момент смертный приговор заменили осуждением на вечное изгнание. Такой же участи подверглись супруг принцессы, их дети, слуги и рабы. Так и возник род людей, которые назвали себя цыгане, или житане, и с тех пор они скитаются по миру, везде свои и в то же время – везде чужие. У них нет родины, и вместе с тем им принадлежит весь мир.

Со временем цыгане разделились на семь главных племен, или родов, и на множество второстепенных. Легенда гласит, что в Европе цыгане появились в период крестовых походов, и тогда же начались жестокие гонения на наш народ. Нас обвиняли в общении со злыми духами, в черной магии и распространении заразных болезней; нас гноили в тюрьмах, обезглавливали, морили голодом, женщин по обвинению в колдовстве тысячами сжигали на кострах, топили в реках и болотах, травили, как диких зверей. Но цыгане живучи, поэтому и сохранились до наших дней.

Когда образовались семь племен, во главе их стали вожди, или цари. Они избирались всем племенем, но непременно из семейств, которые вели свое происхождение от Мар-Аменготена и принцессы Заморры. Примерно тысячу лет назад цыгане – главные представители всех родов – на общем собрании, состоявшемся где-то возле Магдебурга, избрали единого вождя Семи соединенных племен. Его родословная восходила к Мар-Аменготену, и звали его также Аменготен, то есть Аменготен II. Этот император скрывался в тех немногих странах, где цыган не преследовали, и в его руках концентрировались богатства семи племен. В качестве верховного вождя он руководил всеми племенами и для каждого назначал определенную территорию поселения, куда под страхом гнева и проклятий уже не имели права вторгаться цыгане из других родов. Династия Аменготена II правила нашим народом около пятисот лет, после чего наступил период раздоров и распрей: вожди отдельных родов отказывались повиноваться императору, тайно проживавшему где-то в Египте среди феллахов и арабов-кочевников. Вот тогда-то и выплыл неизвестно откуда таинственный талисман, который мы нашли в могиле. Согласно легенде, он принадлежал царице Заморре, причем наследовать его могла только женщина. Получив талисман, она тоже становилась царицей того рода, к которому принадлежала, и в память египтянки-прародительницы получала право выбирать себе в мужья, кого захочет, даже чужестранца.

Почему талисман захоронили вместе с последним потомком индуса Мар-Аменготена, мне не известно. Знаю лишь, что моя мать всю жизнь мечтала разыскать талисман и уйти от племени. «Женщина-цыганка, – говорила она, – рабыня своего рода, а я хочу иметь право распоряжаться собственной жизнью, не спрашивая у соплеменников разрешения и согласия». Бедной матери не удалось осуществить свою мечту: ее преследовали сильные враги, и один из них, некий Архаз, погубил ее за то, что она не согласилась выйти за него замуж. Я подозреваю, что маму тайком отравили. Умирая, она открыла мне тайну талисмана и отдала ту шаль, что вы видели. Легенда гласит, что в нее вплетены нити той ткани, которой покрыли тело египетской принцессы Заморры, когда она умерла.

Детство мое прошло беззаботно, жизнь улыбалась мне и казалась сладким сном. Но вот мне минуло пятнадцать лет, и соплеменники стали говорить, что я хороша собой. Однажды меня позвал к себе Архаз и сказал: «Дитя! Ты должна выйти замуж за юношу из нашего рода. Что скажешь о Романьо, моем племяннике? Если не хочешь Романьо, выбирай из двоих: Педро Ругга или твой молочный брат Янко». – «Но я не люблю никого из них!» – «Велика важность! Ты не царица, твое дело подчиняться моей воле, потому что я – законно избранный вождь племени». – «Но ведь я из рода египтянки Заморры и имею право стать царицей». – «Какая ерунда! Царицей можно сделаться, только имея талисман, а у тебя его нет». – «Но я найду его!» И тогда же я решила начать поиски.

Шли годы, но мне никак не удавалось узнать, где похоронен цыганский император, последний прямой потомок Мар-Аменготена и принцессы Заморры. Лишь в этом году я выведала тайну у одной почти столетней венгерской цыганки, прибывшей в Севилью, чтобы умереть на родине. Я немедленно отправилась на поиски. Остальное вы знаете…

– Да, поразительно, – ответил Карминильо, выходя из глубокой задумчивости.

Переночевав вблизи развалин, странники решили пробираться в Мелилью: ночами идти по горной цепи Гуругу, а в светлое время суток прятаться в лесу. Опасности никого не пугали, тем более что иного выхода попросту не существовало. С общего согласия Карминильо избрали руководителем маленького отряда, и, едва смерклось, юноша отдал приказ выступать в поход. Заморра захотела еще раз поклониться могиле вождя Семи племен – последнего императора цыган – и попросила друзей не сопровождать ее.

– Ты собираешься творить там заклинания? – улыбнулся Педро.

– Нет, – искренне ответила девушка. – Я не верю в заклинания и, собственно говоря, уже давно порвала связи с цыганским племенем, но считаю нужным помолиться за упокой души Мар-Аменготена.

Она ушла легкой походкой и скрылась среди развалин. Надвигалась ночь, и вот-вот должна была показаться луна. Царившая вокруг зловещая тишина нагоняла страх: казалось, у двурогого пика Гуругу собралось неисчислимое множество призраков, восставших из могил.

– Что она так долго возится там? – нетерпеливо спросил Педро. – Нам пора отправляться!

– Сейчас придет, и сразу пойдем. Да вон она, вроде бы. Слышишь шаги?

Действительно со стороны развалин донесся слабый шорох. К камням, на которых сидели испанцы, кто-то приближался.

– Наконец-то, – с облегчением сказал Педро, вставая. – В путь, друзья!

– Далеко собрались, сеньоры? – раздался из мглы язвительный голос, по которому испанцы сразу узнали Янко.

В то же мгновение целая орава горцев набросилась на беглецов. Они еще не успели подумать о сопротивлении, как враги забрали у них и пистолеты, и ятаганы. Сильными ударами юношей повалили на землю и связали так, что оба не могли даже пошевелиться. Особенно усердствовал риф, ставший новым вождем племени Бенни-Ассани после смерти Абдаллы, Льва Эр-Рифа.

– Привет, гяуры, – издевательски процедил он сквозь зубы. – Довелось-таки встретиться снова. Вы нам не рады? Мы вам – очень. В прошлый раз вы ухитрились сбежать от нас. Как же так? Разве мы с вами плохо обращались? Мы ведь вас любим, как самых дорогих друзей!

Испанцы угрюмо молчали, и тогда из-за спин рифских воинов выступил Янко, в локоть которого мертвой хваткой вцепилась сгорбленная старуха Зизи-Сабба.

– Где Заморра, собаки? – закричал цыган и концом навахи уколол Карминильо в бок.

– Ее тут нет, – ответил испанец.

– Лжешь, каналья! – завизжал цыган, сшиб юношу с ног и наклонился, чтобы плюнуть ему в лицо.

Карминильо изогнулся с такой силой, что связывавшие его веревки затрещали, потом резко, словно пружина, выпрямился и головой ударил Янко в живот. Цыган, завопив от боли, повалился навзничь и принялся кататься по земле со стонами и зубовным скрежетом. Рифы громко захохотали. Отлежавшись, Янко опять подскочил к Карминильо, но вождь рифов грубо оттолкнул его:

– Пошел вон! Испанец – наш враг, но он отважный человек, а ты только и умеешь, что терзать беспомощных.

– Вы обещали, что поможете мне казнить обоих испанцев, – стал упрекать рифов Янко.

– Казнить, а не бить и не оскорблять. Мы мужчины. Хочешь – вот кинжал. Перережь ему горло, твое право. Но не издевайся над пленным, который храбрее тебя в сто раз, цыганский шакал.

Сверкнув злобными глазами на вождя, Янко схватился за наваху, но потом отшвырнул ее в сторону.

– Слишком легкая смерть для врага, я желаю упиться его муками. – Цыган сатанински ухмыльнулся. – Хочу, чтоб он умолял смерть прийти к нему и избавить от страданий, чтоб он звал ее как спасительницу. Есть здесь поблизости какая-нибудь яма или ниша? Мы зароем, замуруем в ней этого червяка, а выход заложим камнями.

– Да будет по слову твоему, – кивнул вождь.

– В последний раз спрашиваю: где Заморра? – допытывался Янко. – Не вздумай, проклятый испанец, обманывать меня! Она была вместе с вами, собаки! Я видел издалека, как мелькала ее фигура. Мало того, я незаметно дополз по камням до того места, где вы сидели, спрятался за кустами и слышал ваши голоса. Где она прячется? Скажи, и я убью тебя одним ударом навахи – ты умрешь сразу, не мучаясь, а его, – цыган показал пальцем на Альвареса, – отпущу. Говори!

– Убирайся в ад! – вознегодовал Педро. – Я сочту себя опозоренным, получив свободу по милости ненавистного предателя. Иуда!

– Все равно я найду Заморру! – вопил цыган. – Никуда она от меня не денется!

– Так ищи, – презрительно бросил Карминильо.

– Пора кончать с испанцами, цыган, – вмешался вождь рифов, – ты нас задерживаешь. Или ты не знаешь, что солдаты гяуров поперли на нас с удвоенной силой? Нам, мужчинам, надо с оружием в руках сражаться за свою родину, а не возиться с твоей личной местью.

Трое рифов набросились на Карминильо, трое – на Педро, осыпа́вшего их проклятиями. Янко метнулся к развалинам.

– Боже, – в отчаянии прошептал Карминильо, понимая, что сейчас цыган обнаружит Заморру.

– Может, все обойдется, – попытался утешить его Педро. – Девушка она сильная, ловкая и смекалистая. Ей-богу, я охотно женился бы на ней, но она любит тебя, а не меня. Почему ты не предложишь ей руку и сердце?