Текст книги "Священный меч Будды"

Глава VIII
Брат раджи Ма-Конга

Слон, пораженный одной из пуль в глаз, умер. Лежа на боку, зарыв один из клыков глубоко в землю, разинув пасть с неподвижным хоботом, откуда текла целая река крови, гигант все еще внушал ужас. Американец, к счастью, избежавший ранения, похаживал вокруг этой огромной туши мяса, которую и пятьдесят человек не смогли бы поднять.

– Какое чудовище! – кричал янки, ощупывая свои руки, ноги и ребра, чтобы удостовериться, что слон ничего не повредил ему. – Признаюсь, друзья, этот колосс заставил меня подрожать. Еще бы минута – и мое бренное тело обратилось в мешок с раздробленными костями.

– Мы отомстим ему за это, сэр Джеймс, и вознаградим себя, – улыбнулся Казимир. – Хобот слона – кусочек очень и очень лакомый.

– Разве тут только один хобот годится в дело? Я буду поедать все мясо подряд, пока сам не превращусь в маленького слона.

– Надо бы пригласить и туземцев.

– Это идея! Но где они спрятались, что их больше не видно?

– Убежали в лес, – сказал капитан.

– А кто они? Охотники?

– Может, даже хозяева слона.

– Разве это не дикий слон?

– Не думаю, потому что туземцы были без оружия. По-моему, эта громадина ела слишком много сахара и масла.

– Что? Слон употреблял сахар? Разве он действует на зверя, как виски, и делает агрессивным?

– Именно, Джеймс. Чтобы приучить слона сражаться с другими слонами, его кормят почти исключительно сахаром и маслом, и в самом непродолжительном времени такое животное становится злым и очень опасным.

– Тем сочнее окажется его мясо. Черт возьми! Слон, откормленный сахаром и маслом! Ножи в руки!

Охотники тотчас приступили к делу. Взяв свои bowie-knifes, они в одно мгновение отделили от туши одну из ног – тоже лакомый деликатесный кусок. Капитан, который во время своих путешествий не раз пробовал мясо слона, взялся изжарить ногу африканским способом. Он сделал в земле порядочное углубление и, наполнив его сушняком, разжег огонь.

– Что вы делаете? – поинтересовался Джеймс.

– Готовлю печь.

Когда дрова прогорели, повар очистил углубление от угольев, уложил в него ногу слона, покрыл ее горячей золой и над всем этим развел новый костер. Час спустя путешественники уселись на траве вокруг жаркого, издававшего вкуснейший запах. Не успел Корсан отрезать для себя кусок жаркого, как из лесу снова донеслись звуки тамтама.

– Что там опять? – Американец протянул руку за карабином.

– Вставайте, друзья! – велел Лигуза.

Человек восемьдесят-девяносто туземцев с мечами, пиками и огромными щитами быстро надвигались на путников, сотрясая воздух грозными криками. Среди этой толпы на маленькой индокитайской лошадке с роскошной сбруей гарцевал красивый, вооруженный позолоченным мечом туземец в желтой шелковой одежде.

– Кто это? – спросил Корсан, скорее удивленный, чем испуганный.

– Лаосцы, – ответил Мин Си. – Разве вы не видите, что у них косы продеты в уши?

– Ну и ну! Вот новость для меня! Вместо серег эти господа продевают в уши свои волосы? Славно. А что им от нас нужно?

– Не знаю, будем настороже. Мы в такой стране, где слонов чтят, как будто они божества.

– Эти люди способны напасть на нас, чтобы отомстить за смерть своего идола, – пояснил капитан.

– Достаточно одного залпа карабина, чтобы рассеять дикарей, – заявил Казимир.

– Даже не думай, – предупредил Джорджио. – Я слышал, что лаосцы очень храбрые.

В это время туземцы подошли к слону и окружили его. Всадник слез с коня, воздел руки к небу, потом указал на незнакомцев и произнес длинную речь, осыпав труп великана плодами, цветами и горстями риса.

– Они сумасшедшие, – удивился Корсан. – Что означают их крики, похожие на гоготанье испуганных гусей?

– Туземцы призывают на нас проклятия, – объяснил Мин Си.

– Плевать мне на них!

– И мне тоже, сэр Джеймс.

– Вот и правильно, Казимир. После мы увидим… – Не договорив, Корсан в несколько прыжков очутился у костра, где двое туземцев, потихоньку подкравшись к жаркому, схватили два куска и впились в них зубами. – Разбойники! – завопил янки. – Друзья, помогите!

Лигуза, Казимир и даже флегматичный Мин Си бросились на дикарей, которые побежали с добычей, но преследование пришлось прекратить, потому что остальные лаосцы, выстроившись возле нарядного всадника, приготовились пустить в ход оружие.

– Черт с ним, с этим мясом, – сказал капитан Корсану, который хотел во что бы то ни стало догнать воришек и отобрать у них куски. – Все куда серьезнее, чем я думал. Быстро ко мне и возьмите карабины! Похоже, нам несдобровать.

– Устроим сражение! – заревел американец, разгорячившись.

– Осторожнее, Джеймс, не вышло бы беды. На лошадей!

Туземцы приближались, воинственно гогоча и потрясая мечами. Капитан и его товарищи бросились к лошадям, пасшимся в двухстах шагах, но едва наши герои вскочили в седла, как их окружила вся вопившая банда.

– Я выстрелю в эти поганые рожи, – пригрозил Корсан, заряжая карабин.

– Нет, Джеймс, нельзя их раздражать. Мин Си, узнай-ка у них, что им от нас нужно? – велел Лигуза.

Китаец направил свою лошадь к вождю туземцев и сделал ему знак, что желает говорить. Шум мгновенно прекратился.

– Что тебе надо? – спросил Мин Си, глядя сверху вниз на вождя лаосцев. – Кто ты такой, что смеешь нам грозить?

– Я брат раджи Ма-Конга, повелителя этой страны.

– Что ты хочешь?

– Чтобы мне заплатили за слона.

– Назначь сумму, и ты ее получишь.

– Прежде скажи мне, каким способом вы убили такое крупное могучее животное?

– Нашим оружием, – неосторожно ответил Мин Си.

– Так отдай его мне.

– Не отдам.

– Я тебе повторяю: отдай мне оружие, иначе не уедешь отсюда живым, и знай, что с братом раджи Ма-Конга шутки плохи.

Китаец вернулся к товарищам и сообщил им требование дикаря.

– Я никогда не расстанусь со своим ружьем, – объявил капитан. – Этот разбойник устроит нам какую-нибудь мерзость.

– Кто? Этот дикарь? – возмутился Джеймс. – Да я его уничтожу в одну секунду, если он осмелится протянуть свою грязную лапу к моему карабину. Зададим им перцу, а, Джорджио? Во мне вся кровь кипит!

– Успокойтесь, сэр Джеймс, – попросил Мин Си. – У меня есть план, как отделаться от них. – Он подошел к вождю и, подумав, сказал: – Мы согласны отдать тебе оружие, убившее слона, но выслушай наш совет.

– Говори, пока у меня не лопнуло терпение, – высокомерно процедил сквозь зубы брат раджи.

– Наше оружие могущественно, спору нет, но, чтобы пользоваться им, нужно особое покровительство бога Гадмы. Иначе при первом же выстреле человек умирает.

Всадник сделал движение, выражавшее сильную тревогу:

– Ты говоришь правду?

– Клянусь. Тебе покровительствует бог Гадма?

– Нет, а тебе?

– Мы все четверо – мудрецы с берегов священного Менама и находимся под защитой всемогущего Гадмы. Теперь ответь: хочешь ты получить наше оружие?

– Нет! – воспротивился брат раджи.

– Тогда отпусти нас.

Всадник поморщился:

– Просто так вы отсюда не уедете. Мой брат лишился слона. По справедливости вы должны за это денег.

– У меня есть несколько унций серебра.

– Заплати мне сорок унций, и я отпущу тебя и твоих спутников.

Эта сумма была не слишком обременительной для путешественников, имевших в запасе достаточно золота. Желая поскорее покинуть опасное место, Джорджио выдал вождю сорок унций, но тот, вместо того чтобы расчистить путь, приказал своим воинам еще теснее обступить лошадей, так что всадники не могли ускакать.

– Что за выходки?! – рассвирепел американец.

– Придется пустить в дело карабины, – заметил капитан. – Эта сволочь не даст нам тронуться с места, если мы не рассеем ее выстрелами.

– Дай нам дорогу, – обратился Мин Си к туземцу, – ведь ты получил деньги.

– Вы во владениях раджи Ма-Конга, заплатите за право проезда по ним еще десять унций, и я уйду.

– Ты хочешь ограбить нас?

– Я требую десять унций.

– А если я не дам?

– Я велю тебя убить, – решительно ответил дикарь.

Китаец, видя, что тот не уступит, протянул ему требуемую сумму. На этот раз туземцы сдержали слово и разбрелись по равнине кто к лесу, кто к трупу слона. Путешественники, видя, что дорога свободна, вскочили в седла и пустили лошадей в галоп по направлению к западу.

Глава IX
От Салуина до Иравади

Теперь отважные друзья продвигались по той части страны, что лежит между Менамом и Салуином, – местности, совершенно им незнакомой, где, быть может, еще ни разу не ступала нога европейца. На западе тянулось несколько довольно высоких горных цепей, склоны которых покрывал густой лес, на востоке, юге и севере расстилались бескрайние равнины, засеянные хлебными злаками либо занятые плантациями индиго и сахарного тростника; кое-где долины перерезались ручьями и небольшими речонками. Хотя наши авантюристы плохо ориентировались в чужой стране, они уверенно мчались по направлению к горам.

Мин Си скакал впереди кавалькады, за ним тесной группой следовали остальные, держа карабины у седел, чтобы быть готовыми дать отпор в случае внезапного нападения воинов Ма-Конга. К полудню небольшой отряд достиг подножия гор и начал взбираться по склону, поросшему вереском и кустами нарда – растения семейства валериановых, которое встречается на сухой каменистой почве. Несмотря на препятствия при подъеме, всадники ехали довольно быстро и к заходу солнца добрались до вершины гор. Второго сентября они стали спускаться с противоположного склона на бесплодную, без единого дерева и даже травинки, равнину, почти совсем выжженную.

– Здесь бушевал пожар? – удивился Корсан.

– Поджог устроили сами жители, – сказал Мин Си.

– Зачем?

– Видите разбросанные повсюду небольшие скелеты?

– Ага, их целая тысяча, нет, больше: наверное, десять тысяч. Чьи они?

– Мышей.

Корсан разразился громким хохотом.

– Жители этой страны подожгли степь, чтоб истребить мышей?

– Именно, Джеймс, – подтвердил капитан.

– Неужели они так боятся грызунов?

– Очень, и не без причины: полчища этих зверьков пожирают все на своем пути.

– Откуда они берутся?

– С гор, Джеймс. В Бирме мыши – страшный бич для населения. Периодически острозубые хищники наводняют равнины, поедая посевы и осаждая деревни, жители вынуждены покидать дома.

– Ужас! Из-за мышей? Неужели нельзя их уничтожить?

– Огнем удается это сделать, и то не всегда. Грызунов такая масса, что они гасят пламя своими тушками. Реки тоже не останавливают их, разве что задерживают, и надо видеть, как мыши их переплывают. Они ничего не боятся. Говорят, что ни одна прожорливая тварь никогда не отобьется от своих сородичей и не утонет.

– А зачем мыши отправляются вплавь в такую даль?

– Когда в горах и на холмах не остается пищи, грызуны, гонимые голодом, спускаются на равнины. Бывали случаи, когда мыши уничтожали весь урожай до последнего зернышка, и местные жители потом страдали от голода.

– Это какая-то казнь египетская!

– Совершенно верно.

– Любопытно было бы увидеть хоть одну колонию мигрирующих мышей.

– Лучше, Джеймс, вовсе с ними не сталкиваться. Кстати, собираясь большими группами, они способны нападать и на людей. – Разговор был прерван внезапным раскатом грома, весь горизонт заволокли тучи. – Опять возвращается сезон дождей, – заключил капитан.

– Как, разве они не кончились?

– Нет. Они продлятся еще целый месяц. Реки Бирмы пока не разливались.

– Будут новые наводнения?

– Обязательно.

– Боже, неужели нам опять грозят такие страсти, как в Коо-Чинге?

– Вряд ли. Мы окажемся у Салуина раньше, чем он выйдет из берегов.

– Сколько миль сейчас до реки?

– Прежде чем добраться до нее, нужно переправиться через крупный ее приток. Так что в общей сложности нам придется преодолеть пятьдесят-шестьдесят миль. Прибавим ходу! Дождь начинается.

Небесные хляби разверзлись. Сначала падали отдельные капли, потом пошел ливень, сопровождаемый страшными ударами грома, яркими вспышками молний и сильнейшими порывами ветра, который гнал перед собой потоки воды. Хорошо защищенные от дождя и ветра путешественники стойко воспринимали непогоду, погоняя лошадей, которые вязли по колено в широких лужах, образовавшихся в низинах. В полдень по бамбуковому мостику всадники переехали через приток, про который упоминал Джорджио, и после короткой остановки поднялись на новую горную цепь, простиравшуюся еще на пятьдесят миль. Дождь не прекращался ни на минуту. По временам казалось, что вот-вот повторится всемирный потоп. С гор неслись такие широкие и бурные потоки, что пересекать их было и опасно, и крайне затруднительно. Вечером измученные промокшие путники остановились возле леса арековых пальм, широчайшие листья которых защищали от дождя и позволяли расставить палатку. Ночью разразился ужасный ураган, ревевший в лесу и срывавший с кольев палатку. Никто не спал.

На другой день четверо смельчаков пустились в дорогу. Лошади едва не падали от усталости и истощения, и их приходилось безжалостно нахлестывать. Подъем оказался труднее, чем когда-либо. Десятки раз всадники останавливались на краю глубочайших бездн, неоднократно лошади, скользя и проваливаясь в колдобины, едва не срывались вниз с крутых откосов, что грозило неминуемой гибелью и им, и их седокам. Около десяти часов утра, перевалив через горную цепь и спустившись на западные равнины, по большей части залитые водой, путники достигли наконец берегов Салуина.

Салуин – одна из самых значительных рек, омывающих полуостров Индокитай, – пока мало изучена, и даже на лучших географических картах особенности ее течения обозначены неточно. Предположительно она берет начало в центральной части Тибетского нагорья в провинции Чамдо[28]28
  Ныне городской округ в Тибетском автономном районе Китая.


[Закрыть], на высоте свыше трех миль. Сначала под именами Наг-Чу (по-тибетски Черная река) или Нуцзян, как называют ее китайцы, река пролагает себе путь через горы и течет по западной части Юньнани. Потом она сворачивает в Бирму, где уже под названием Салуин (бирманцы именуют ее Танлуин) приближается под двадцать пятой параллелью к Нмайкхе, притоку Иравади, и простирается дальше по владениям Лаоса, расширяясь до размеров великой реки и впадая в Андаманское море (залив Мартабан). Длина Салуина около полутора тысяч миль.

В том месте, куда подъехали наши искатели приключений, ширина Салуина не превышала трех тысяч футов, и река быстро мчала свои воды между двумя низменными берегами, покрытыми роскошной растительностью. Около островков капитан заметил нескольких туземцев, занятых рыбной ловлей на лодках с довольно высокой кормой. У местных жителей была темно-бронзовая кожа, чертами лица они мало чем отличались от китайцев, а часть их длинных волос была пропущена сквозь мочки ушей, специально продырявленные с этой целью. Корсана поразила густая сеть татуировок на груди рыбаков.

– Какое странное украшение! Как у маори с островов Новой Зеландии.

– Это не только странно, но и полезно, Джеймс.

– Полезно? Чем?

– Тем, что татуировки якобы защищают от ударов пики или сабли.

– Вы шутите, Джорджио.

– Так считают бирманцы.

– Вы верите этому?

– Немного. Я знаю, что татуировки придают коже некоторую твердость, но не думаю, чтобы они помешали пике пробить тело.

– Давайте переправляться, – заторопил Мин Си, – по-моему, эти рыбаки не станут нам мешать.

При первом же крике капитана к берегу причалила большая барка с полудюжиной туземцев. Путешественники и их лошади вошли в лодку и через несколько минут высадились на противоположной стороне перед скоплением хижин и навесов. Капитан купил риса, сушеной рыбы и добротного китайского шу-шу и заодно воспользовался остановкой, чтобы загримировать себя и своих товарищей настоящими бирманцами, – это давало возможность свободнее передвигаться по бирманскому королевству, до которого оставалось совсем недалеко. Джорджио и его друзья разрисовали себе лица и тело красивой блестящей бронзовой краской, тщательно побрились, так как бирманцы по обыкновению не носят ни усов, ни бород, начернили зубы и облачились в длинные симары и широкие полотняные кальсоны.

– Я сильно подурнел, – с сожалением сказал американец. – Сначала я был желтым, теперь стал бронзовым, а закончу, видимо, тем, что почернею.

В четыре часа пополудни путники сели на своих измученных лошадей и направились к западу под мелким частым дождиком, пронизывавшим до костей. Рельеф постепенно менялся. Аккуратно возделанные, прекрасно орошенные равнины уступили место лесистым холмикам, которые мало-помалу повышались, словно желая слиться в одну горную цепь. Кое-где еще попадались убогие жилища, но по мере приближения к Иравади хижин становилось все меньше, а вскоре они вообще исчезли. К вечеру отважные герои добрались до первых отрогов горного массива, отделявшего долину Салуина от долины великой бирманской реки, а на следующий день друзья вступили в густой тропический лес. Хотя лошади совсем выбились из сил, путешественники делали только короткие остановки – все были уверены, что к заходу солнца окажутся уже милях в пятидесяти от Иравади.

Четвертого сентября благодаря ветру с отдаленных горных цепей Тибета небо прояснилось. Капитан, видя, что лошади падают от изнеможения, задержал отъезд до полудня. Пятого сентября двинулись дальше по огромным равнинам, совершенно пустынным, в основном залитым водой – они тянулись без конца и края, и лишь изредка попадались холмы и лесочки. Хижин, насколько мог охватить взгляд, странники не заметили ни одной. В сумерках капитан хотел дать знак остановиться, как вдруг Мин Си, внимательно прислушавшись, уловил в отдалении глухой рев.

– Стойте! – воскликнул он. – Там река.

– Иравади? – в один голос спросили Джорджио и Казимир.

– Да!

– Но я не вижу никакой реки, – сказал Корсан, приподнявшись в стременах, – хотя я выше тебя ростом.

– Я тоже пока не вижу ее, но слышу. Помолчите немного! – Китаец слез с лошади, припал ухом к земле и замер, затаив дыхание. Земля отчетливо донесла долгий ропот, подобный шуму воды, которая с силой ударяется о берега. – Река! – крикнул Мин Си, опять взбираясь в седло.

Лошади, бесчеловечно подгоняемые путниками, помчались в карьер, пробегая мокрые равнины, густые леса и бамбуковые плантации. Кое-где в отдалении показались хижины, иногда целые деревушки, полускрытые в зелени лесов. К девяти часам вечера, с последним отблеском солнца искатели священного меча достигли берегов великой бирманской реки, которая, как серебряная лента, тянулась посреди зеленевших плантаций.

Глава X
Рахам

Иравади, или, как ее называют бирманцы, Эявади, а по-санскритски Аиравати, то есть Слоновья река, – крупнейшая водная артерия Индокитая, дающая жизнь целому полуострову. Она берет начало в провинции Качин, у места слияния двух рек Мали и Нмай, которые параллельно друг другу текут с юго-восточных отрогов Гималаев, – таковы новейшие данные географов. Наиболее точные координаты Иравади, установленные на сегодняшний день: в истоке – 25°42′ северной широты и 97°30′ восточной долготы, в устье – 15°46′ северной широты и 95°03′ восточной долготы. Река извилистой лентой устремляется с севера на юг. В верховьях она и ее притоки пролагают себе путь через глубокие ущелья и густые леса. В среднем и нижнем течении Иравади несет свои могучие воды по широкой равнине, а недалеко от устья – река тянется вдоль берега Андаманского моря почти на сто пятьдесят миль – она образует огромную заболоченную дельту, поросшую джунглями. Через девять рукавов дельты воды Иравади устремляются в Индийский океан. Длина великой бирманской реки свыше одной тысячи трехсот миль.

На пути Иравади принимает множество притоков, наиболее значительные из которых Могаун, Му, Чиндуин, Моун (правые), Шуэли, Маджи, Мьинге (левые). На берегах реки расположены города Паган (Баган) – древняя столица одноименного царства на территории Бирмы; цветущий Рангун[29]29
  Ныне носит название Янгон – крупнейший город страны, до 2005 года столица Мьянмы.


[Закрыть] с населением свыше сорока тысяч человек[30]30
  В настоящее время население города около 7 млн человек.


[Закрыть]; Сагайн (Сикайн) – в начале XIV века центр независимого государства, в середине XVIII века на короткое время вернувший себе статус имперской столицы; Ава[31]31
  Вплоть до конца XIX века Бирма была известна в Европе как Ава.


[Закрыть] – в Средние века самостоятельное государство на севере Бирмы; Магуа – главный город одноименной провинции; Мандалай[32]32
  Ныне второй по величине город в Мьянме с населением свыше 1 млн человек.


[Закрыть], построенный в XIX веке к 2400-летию Будды Гаутамы; Мьичина – крупный транспортный узел с речным портом; Пром (Пьи) – старинный город, известный еще до нашей эры, с развалинами древних храмов и пагод. Амарапура[33]33
  В наше время город Амарапура (Амаяпуя), расположенный в 11 километрах к югу от Мандалая, фактически слит с Мандалаем.


[Закрыть] (в переводе «Город бессмертия»), ставшая в конце XVIII века официальной столицей Бирмы, – многолюдный, хорошо укрепленный город с великолепными пагодами, мостами, ступами, императорским дворцом, крупный торговый центр страны.

Значение Иравади для Бирмы так же велико, как Ганга для Индии и Нила для Египта. Каждый год, разливаясь в течение всех летних месяцев – июня, июля и августа, – Иравади затопляет окрестные низины, принося на них плодоносный ил, и является, таким образом, не только дешевой и удобной транспортной магистралью внутри страны, но и источником благосостояния местного населения, сторицей вознаграждая жителей долины за убытки и неудобства, причиняемые наводнениями.

Добравшись до Иравади, наши путешественники соскочили с лошадей и начали осматриваться, ища баркас или лодочку для переправы на другой берег, так как река в этом месте слишком широка, чтобы пересечь ее вплавь.

– Черт возьми! – злился Корсан. – Даже баркаса нет! Вот так река! У нас в Америке на таких крупных реках лодок и баркасов тысячи!

– А на Иравади – миллионы, – возразил Джорджио.

– И где они?

– Дальше по течению. Мы сейчас находимся гораздо севернее главных бирманских городов.

– Что же нам делать?

– Пойдемте вон в ту деревню, – предложил Мин Си.

– В какую? Где? – обрадовался Корсан.

– Неужели вы не видите? Там, около леса, целая куча домиков – это и есть деревня. А так как она расположена на берегу, у жителей непременно имеются лодки.

– Что ты за умница, канонир! Вперед, господа!

Ведя за собой в поводу лошадей, путники направились вслед за Мин Си и через полчаса вошли в деревушку, состоявшую всего из одной улицы, застроенной жалкими хижинами. Американец принялся один за другим осматривать домики с целью найти кого-нибудь из жителей и попросить лодку, но кругом царила мертвая тишина, не виднелось ни огонька. Корсан обошел уже почти всю улицу, как вдруг из полуотворенной двери одной из хижин до него донесся громкий храп.

– Хороши хозяева, спят, как сурки. Похоже, немного у них забот, – проворчал янки. – Что, Джорджио, разбудим их?

– Не надо. Пусть себе спят на здоровье.

– А лодка?

– Я вижу у берега штук десять лодок разных размеров. Мы возьмем любую наугад и поплывем.

– Не заплатив?

– Наши кони устали до изнеможения – вот мы и оставим их в качестве вознаграждения за лодку. Надеюсь, хозяева лодки только обрадуются такому обмену.

– Недурно придумано. Тогда давайте действовать.

Друзья привязали своих лошадей к дереву, а сами потихоньку проскользнули к берегу, возле которого покачивались на волнах десять или двенадцать длинных лодок с приподнятой кормой, вместимостью три-четыре тонны. Отвязав одну из них, путешественники сложили туда оружие и амуницию, после чего запрыгнули сами, придерживая весла.

– В путь, господа! – весело командовал американец.

Казимир могучим взмахом весла вывел лодку на середину реки и отдал ее во власть течения, которое понесло наших авантюристов вниз по реке, причем довольно быстро. На пути они не встретили ни одного селения и ни одной другой лодки. Оба берега, отстоявшие друг от друга примерно на две с половиной тысячи футов, представляли собой огромные рисовые плантации, а вдали тянулись леса, в чаще которых раздавались рев слонов, мяуканье тигров и храп носорогов. Американец, услышав этот дикий концерт, встрепенулся и задрожал, весь охваченный охотничьей лихорадкой.

– Берега этой реки как будто нарочно созданы для охоты, – сказал он, сжимая карабин. – Я бы отдал целый месяц жизни, чтобы только иметь возможность высадиться здесь и пострелять такую замечательную дичь.

– Вы думаете, что вернулись бы живым с этой охоты? – поддел Корсана Казимир.

– Что за глупости ты говоришь, юнец? Разумеется, целым и невредимым.

– Слышите, как ревут слоны?

– Велика беда! Одна пуля в глаз, и слон – труп.

– А носороги, тигры? Это уже бирманские звери, сэр Джеймс, а не китайские.

– Бирманские или китайские – один черт, все равно они азиатские, то есть неопасные. Ого! Сигналы!

Шесть-семь ракет внезапно взвились над густым лесом в полумиле от правого берега и вспыхнули, испуская целый сноп разноцветных искр.

– Не пугайтесь, – успокоил товарищей капитан. – В сентябре бирманцы имеют обыкновение запускать ракеты.

– Ради развлечения?

– Нет. Они гадают по ним. Вон та ракета погасла на полпути, и бедняга, пустивший ее, наверняка впал в уныние.

– Почему?

– Потому что решил, что находится на дурном счету у своего бога.

– У бога? Разве у бирманцев тоже есть бог, Джорджио?

– Конечно, и даже не один.

– Среди них и Будда?

– Будда на первом плане, Джеймс. Он почитается здесь так же, как в Китае, Сиаме, Тонкине, Кохинхине и Индии.

– Объясните мне, Джорджио, кто такой этот Будда?

– Как?! Вы не знаете?

– Я знаю, что существовал такой бог, и у него был меч, тот самый, который мы ищем вот уже четвертый месяц с большим риском поплатиться за это собственной шкурой. Чему вы смеетесь? – обиженно спросил американец. – Может, я сказал какую-то глупость?

– Нет, – улыбнулся капитан. – Странно однако: неужели вы полагаете, что меч, который мы разыскиваем, и в самом деле принадлежал Будде?

– Разве нет? Все китайцы так говорят.

– Кто же первый сообщил об этом китайцам?

– Кто? Откуда я знаю? – Корсан почесал за ухом. – А кто убедил вас, что меч никогда не принадлежал Будде?

– Будда вовсе не был воином, Джеймс, это общеизвестная истина.

– Ах, черт возьми! Так кем же он был, этот Будда?

– Прежде всего скажу вам, что Будда – это не одно лицо, как обычно думают.

– Как! – поразился американец. – Будда не один?

– Нет, Будд бесчисленное множество, но до нас дошли имена последних двадцати четырех.

– Я как с луны свалился.

– Теперь я объясню, кто эти Будды. В различные эпохи, отделенные одна от другой очень длинными промежутками времени, в Индии появлялись люди, которые отличались большой ученостью и вели высоконравственную жизнь. Люди эти, свободные от вредного влияния страстей, достигали того, что не только подавляли в себе всякое плотское желание, но и стремились как можно скорее закончить жалкое земное существование и перейти в состояние блаженного небытия – нирвану. Благодаря своей мудрости и равнодушию к греховным соблазнам земного бытия эти люди удостаивались права проповедовать истину, быть духовными учителями для всех живших в те времена народов, которые боготворили избранников и называли их именем Будда, то есть просветленный. Вы меня поняли?

– Конечно, – кивнул Корсан. – Но какому из этих Будд молва приписывает тот меч, что мы ищем?

– Последнему, родившемуся за шестьсот двадцать четыре года до Рождества Христова в городе Лумбини на юге Непала. При своем рождении этот Будда получил имя Сиддхартха Гаутама, но более известен как Шакьямуни. Теперь предлагаю нам всем отдохнуть, тем более что нет надобности грести веслами, – течение и так быстро несет нас вперед.

На другой день, когда солнце вновь взошло на горизонте, Иравади предстала взору путешественников во всей своей красоте. Берега как будто отодвинулись один от другого, река стала шире и величественнее, вдали показались живописные густые леса с небольшими деревушками, рассыпанными по опушкам. Время от времени наши герои любовались из лодки красивыми городами с золочеными крышами, блестевшими при первых лучах солнца, чудными павильонами оригинальной архитектуры и многочисленными храмами. В лучах утреннего солнца ослепительно сверкали позолоченные шпили на разноцветных колоннах, под которыми виднелись гигантские идолы, изображавшие либо Гадму, либо ракрессов – индийских божеств города Аракана[34]34
  Аракан (Ракхайн) – провинция на северо-западе Бирмы.


[Закрыть].

Несколько десятков лодок с высокой кормой, украшенных головами тигров, слонов и крокодилов, и целая флотилия плотов, связанных из огромных тиковых стволов, спускались по течению, управляемые полунагими, с темно-бронзовыми телами лодочниками, распевавшими монотонные песни.

– Похоже, река начинает оживляться, – сказал Корсан.

– Она будет оживляться все больше, по мере того как мы станем продвигаться дальше по течению, – ответил капитан. – Иравади в этом отношении соперничает с Сицзяном.

– Смотрите, сколько храмов, сэр Джеймс! – дивился Казимир. – Я насчитал уже двенадцать.

– Впереди их гораздо больше. Бирманцы всю свою страну застроили храмами, многие из которых на редкость красивы.

– Вон там как раз виднеется один из таких замечательных храмов. – Мин Си указал на шесть-семь позолоченных башенок, вздымавшихся над лесом.

– Храм такой высоты свидетельствует, что близко крепость, – пояснил капитан.

– Отлично! – оживился Корсан. – Давайте выбираться на середину реки, потому что здесь она образует закругление. Если там дальше крепость, то мы остановимся и пополним запасы водки.

Казимир и Мин Си снова взялись за весла, обогнули закругление и сразу же увидели на левом берегу множество беспорядочно разбросанных строений, окруженных полуразвалившимися земляными бастионами.

– Это Кунчоун, – сказал капитан, взглянув на карту.

– Найдем мы тут водку?

– Сколько хотите, Джеймс: и водку, и провизию.

Лодка за пару минут достигла берега, возле которого стояли выдолбленные из цельных древесных стволов баркасы и лодки всех форм и размеров. Благодаря своим бирманским одеждам и бронзовым лицам наши герои беспрепятственно высадились на берег, привязав лодку к стволу дерева.

Кунчоун – маленький городок, состоящий всего из полутораста деревянных хижин, которые при надобности можно разобрать на части и перенести в любое место. Интерес в нем представляют всего два-три храма, один из которых почти весь в позолоте и бесчисленных колоннах, украшенных металлическими пластинками. В городке проживают около двух тысяч человек, в основном китайцы с северных границ империи и араканцы. Вследствие своего удобного положения на Иравади Кунчоун ведет большую торговлю и служит в этом отношении посредником между севером и югом государства.

Обойдя все укрепления и посетив храм, путешественники отправились в кабачок, где сделали покупки и пообедали, правда, довольно скромно, так как религия бирманцев запрещает им убивать домашних животных. Тем не менее Корсан остался доволен и с аппетитом отведал местные блюда: листья дикого щавеля, сваренные вместе с рисом, мясо буйвола и хамелеона, а также чай, листья которого бирманцы едят, приправив их маслом и чесноком. В пять часов пополудни нагруженные различными съестными припасами и солидных размеров сосудами с рисовой водкой друзья возвратились на берег, намереваясь продолжить путь. Вообразите себе их удивление, когда они не нашли лодки, на которой приплыли, хотя утром крепко-накрепко привязали ее к дереву!