Текст книги "Священный меч Будды"

Глава XVI
Наводнение

Лошади, которых щедрый предводитель бандитов подарил капитану Джорджио и его товарищам, были красноватой масти, малорослы, как сардинские жеребцы, с умными живыми глазами, крутой шеей и крепкими ногами – типичные представители тонкинской породы. Нельзя сказать, чтобы тонкинские кони являлись лихими скакунами, но они способны хорошо переносить переходы по горам и степям, довольствуясь лишь несколькими пригоршнями листьев и небольшим количеством воды. Помимо лошадей Теон Каи снабдил путешественников множеством мешков с провиантом, которые велел привязать сзади к китайским седлам, и большими попонами из толстого сукна – они могли и согревать в дороге, и служить тентом во время привалов.

Храбрый янки, все еще пребывая в восторге от гостеприимства Теон Каи, ни минуты не сидел спокойно. Он покрикивал, взнуздывая лошадей и на ходу набивая рот сушеными фруктами из початого мешка, прикладывался, причем весьма регулярно, к фляжкам с водкой, которые обнаружились в числе прочей провизии, и едва ли не напевал от удовольствия.

– Кто бы мог подумать, – твердил он в сотый раз, – что после угроз искрошить нас на куски Теон Каи сделает нам королевский подарок? Этот тонкинец, – я уже говорил вам, друзья, – самый великий человек во всей Азии. Я обескуражен и совершенно сбит с толку. Да здравствует Теон Каи! Ура!

– Поменьше жару, Джеймс, – засмеялся капитан. – Этот человек – самый великий негодяй, которого я когда-либо встречал в своей жизни.

– Что вы говорите? – обиделся Корсан. – Вы хотите унизить в моих глазах эту незаурядную личность?

– Да, вы слишком строги, капитан Джорджио, – поддержал Корсана Казимир, который восхищался предводителем бандитов не меньше, чем американец.

– Я только справедлив, друзья, – возразил Лигуза. – Меня нисколько не удивило бы, если б сегодня же ночью на нас налетела банда этого величайшего во всей Азии человека.

– Вы преувеличиваете, – настаивал упрямый янки. – Столь великодушный господин не способен на такую подлость.

– Джеймс, вы что, забыли слова, сказанные Теон Каи нам на прощанье, и не заметили, каким они сопровождались взглядом?

– В самом деле, когда я вспоминаю в подробностях, мне кажется, что вы правы. Мин Си, а ты что молчишь? Что ты думаешь об этом человеке?

– Jie, – просто ответил китаец.

– Jie? Что за слово? Оно означает «превосходный человек»?

– Напротив, Джеймс, – усмехнулся Джорджио. – Jie – значит человек лживый, фальшивый, тот, у кого два языка и две совести.

– Можно ли в такое поверить?

– Нужно.

– Если это утверждаете вы, Джорджио, то, наверное, я соглашусь, ибо вы знаете разбойников куда лучше, чем я.

– Это почему? – удивился капитан.

– Вы ведь итальянец, а Италия – родина всех бандитов.

– Италия – родина бандитов? И вы, Джеймс, верите в эту нелепость?

– Меня совершенно серьезно уверял в этом один англичанин, который попался в руки итальянских разбойников во время своего путешествия по Абруцци.

– Глупый ваш англичанин, Джеймс, либо он просто смеялся над вами. Если послушать англичан и французов, Италия кишит преступниками, между тем как в Лондоне и Париже их куда больше, да и в Испании предостаточно.

– Говоря по правде, да, в обеих столицах нет недостатка ни в убийцах, ни в ворах. Ой, смотрите!

– Что такое?

– Накрапывает дождь.

– Плохо дело. Доставайте попоны и прибавьте ходу: мы еще не настолько отъехали, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Миновав несколько небольших холмов, лошади выехали на большую равнину, покрытую кустами ананасов – красивых растений с большими листьями не менее трех футов длиной и в три-четыре пальца шириной, из середины которых торчали мясистые толстые стебли, увешанные ярко-желтыми плодами с треугольными чешуйками. Американец, хотя и был нагружен провизией, собрал много ананасов, отведал их и объявил восхитительными, в чем был совершенно прав, – все народы Индокитая называют ананас королем плодов.

В полдень, проскакав около двадцати миль, путники сделали привал, чтобы дать передохнуть лошадям и приготовить себе обед. Корсан вступил в должность шеф-повара и бросил на уголья шестикилограммовый бифштекс, который нашли в мешке, подвешенном к седлу канонира-трубача. Пока янки вместе со своим подручным хлопотали у огня, капитан и Мин Си раскладывали и осматривали провизию. Чего только не было в кожаных мешках! Для начала обнаружилось килограммов тридцать прозрачного удлиненного риса – особый сорт, необычайно вкусный, который китайцы считают настолько деликатесным, что подают только на пирах или берегут для больных. На лошади Казимира висело несколько мешков – в общей сложности килограммов на сорок – сушеной речной рыбы, которую в громадных количествах потребляют во всем Южном Китае, в особенности в Тонкине. В других мешках лежали саланганьи гнезда, осетровые жабры, огромные бифштексы, сушеные фрукты, фляжки с водкой и емкости с сахарным сиропом. Корсан не мог оторвать взгляд от такого количества ценных продуктов, крутил головой туда-сюда и чуть не сжег бифштекс на огне.

Они быстро пообедали – капитану американец положил самый большой кусок, – запили мясо несколькими глотками сиропа и водки и вскочили на лошадей: опасаясь внезапного нападения разбойников, капитан приказал преодолеть как можно большее расстояние от владений Теон Каи. Начался проливной дождь. Местность постепенно понижалась, и перед путниками раскинулись поля бамбука и риса, над которыми стаями кружили сороки, бекасы и водяные курочки. Чтобы хоть немного укрыться от потоков, друзья направились через лес камфорных деревьев, которые толщиной ствола немногим уступают знаменитым баобабам Центральной Африки. Американец остановился, разинув рот, перед этими колоссами, обхватить которые были бы не в состоянии двадцать человек.

Китайцы называют эти деревья чонг. Камфора, которую они дают, ничуть не хуже борнейской, а получают ее посредством дистилляции: листья обрезают, в течение трех суток вымачивают в ведрах с дождевой водой, после чего кипятят. Через месяц камфора твердеет, и для ее очистки требуется новое кипячение. В Китае, как и во всем мире, камфора широко используется в лечебных целях, но особенно популярно у китайцев само дерево: оно очень прочное, сохраняется на долгие годы и служит отличным материалом для постройки джонок, барок, изготовления сундуков и прочих нужных в хозяйстве вещей. Корсан хотел потребовать остановку, чтобы собрать немного листьев камфорного дерева, но страх быть застигнутым бандитами вынудил его отказаться от этого намерения. Ночь путешественники провели под теми же деревьями, но дождь лил беспрерывно и не давал уснуть ни людям, ни лошадям.

Весь следующий день дождь не прекращался. Небо затянули черные облака, и по временам дул такой сильный и горячий ветер, что нашим героям казалось, будто они проезжают по знойным пустыням Персии или Африки. Молнии то и дело сверкали, гром непрерывно гремел в глубинах небесного свода. Равнина понижалась все значительнее, так что Джорджио и Мин Си забеспокоились.

– Плохо дело, – сказал капитан, внимательно осматривая горизонт на севере и юге.

– Вы боитесь дождя? – удивился американец, с которого вода лила такими потоками, будто он только что вылез из реки. – Какой пустяк!

– Я боюсь не дождя.

– А чего? Лихорадки? Ба! Теон Каи недаром сказал, что мы не люди, а кремень!

– Я боюсь наводнения, Джеймс. Сицзян несет свои воды с юга от нас, а Хуншуйхэ – с севера, и обе эти реки в дождливое время года выходят из берегов.

– Мы примем ванну.

– Это не смешно, дорогой друг. Когда эти реки разольются по равнине, вы увидите, какая тут будет ванна. Воды окажется столько, что даже кремневому янки найдется, в чем утонуть.

– Э! – воскликнул упрямец. – Я хорошо плаваю, да и все остальные тоже. Четыре взмаха рук – и мы спасены.

– Вы все-таки хвастун, Джеймс. Клянусь Бахусом, по вашему же выражению. Хотел бы я видеть, как вы переплывете сто миль воды.

– Сто миль? Река разливается на целых сто миль?

– Что, сэр Джеймс, – пошутил Казимир, – достаточно столько воды, чтобы испугать даже чистокровного американца, сильного, как бегемот?

– В таком случае мы непременно погибнем. Очень обидно утонуть в китайской реке. Ладно бы еще река была американская!

– Американская река пощадила бы вас? – хихикнул маленький канонир-трубач.

– Я этого не говорил, но тем не менее американская река лучше. Выходит, надо готовиться к наводнению. О! Не построить ли нам плот?

– Если вы потащите его на своих плечах, то с удовольствием, – сказал капитан. – Однако оригинальные у вас идеи, друг мой Джеймс.

– Речь идет о спасении нашей шкуры. Нельзя ли найти хоть какое-то убежище?

– Я не вижу ни одного.

– Есть одно, – обронил Мин Си.

– Где? – в один голос спросили трое белых.

– На границах провинции, близ Юньнани. Там есть величественный грот, называемый Коо-Чинг. До него можно добраться за двое суток.

– А там мы окажемся вне опасности?

– В гроте, конечно, нет, но на самой горе – да.

– Только когда и как мы доберемся до надежной пристани? – посетовал капитан. – Ладно, давайте в путь, не теряя ни минуты.

Надежда достичь убежища ободрила путешественников; не обращая внимания на потоки воды, они пустили лошадей в галоп и направились к западу. Бедные животные сильно устали, так как земля была глубоко пропитана водой. Лошади по колено утопали в лощинах, путались в водорослях и скользили по грязи на берегах прудов, озер и ручьев, которых каждую минуту становилось все больше. Вечером усталые, промокшие, измученные дождем путники разбили лагерь под банановым деревом, грустно и одиноко возвышавшимся среди мокрой равнины.

Ночь прошла ужасно: ветер неистово бушевал, дождь лил как из ведра, насквозь промочив палатку, подземные воды, проникая сквозь поры почвы, гасили костер и подтапливали места, где расположились люди и животные. Казалось, целое озеро, подверженное колебаниям прилива, простиралось под землей, так что, приблизив к ней ухо, можно было расслышать глухой шум, словно в подземных водах бушевала буря. Никто не спал из-за ветра и дождя, а также из страха быть застигнутым наводнением. Раз двадцать капитан поднимался в беспокойстве и влезал на банановое дерево, стараясь рассмотреть, что делается на горизонте, американец тоже постоянно вскакивал, боясь, что верхний слой почвы не выдержит и под тяжестью их лагеря обрушится в воду.

В шесть часов утра, выпив чаю, путешественники выступили в свой утомительный поход, торопясь достичь грота Коо-Чинг – единственного убежища, которое могло спасти их от гибели. Совсем не отдохнувшие, крайне утомленные лошади вели себя очень нервно. Приходилось пускать в дело кнут, чтобы заставить их двигаться, они поминутно дергали головами во все стороны, словно осматриваясь, чтобы в удобный момент вырваться и сбежать куда-нибудь. Рельеф по-прежнему был равнинный – без леса, даже без единого деревца. Тут и там виднелись лишь болотный тростник, сильно выросший за несколько дней, да несчастные подтопленные кустики, на которые было жалко смотреть. Ни хижины, ни сарая, ни изгороди и ни единой живой души – насколько хватало взгляда. В полдень четверо искателей приключений остановились возле торчавших из воды кустов, сварили себе немного риса, сделали по глотку водки и продолжили путь все так же под дождем.

– Кончится ли это когда-нибудь? – завопил американец.

– Терпение, Джеймс, – ободрил его капитан. – Сегодня вечером отдохнем в гроте.

– Я бы отдал год своей жизни за горшочек вареного риса. Если эта собачья жизнь продолжится, я похудею, как селедка, и пожелтею, как дыня, не лучше китайца.

– Повторяю: нынче вечером у нас будут и огонь, и горячий рис.

В шесть часов пополудни, когда стемнело, китаец, шедший впереди всех, указал пальцем на какую-то высокую громаду, едва видневшуюся сквозь густую завесу дождя.

– Что там? – спросил Джорджио.

– Гора Коо-Чинг, – пояснил Мин Си.

– Наконец-то! – закричал Корсан. – Я совсем изнемог.

Измученные лошади, подгоняемые кнутами, бросились вперед, рассекая воду, ослепляемые молнией и оглушаемые раскатами грома. К восьми часам вечера бедные животные, все в кровавой пене, мокрые от дождя и пота, подъехали к подножию горы и остановились перед темным зияющим отверстием.

– Это грот, – сказал китаец.

Всадники спешились и вошли в грот, ведя за собой лошадей. Через несколько минут они остановились над спуском, довольно крутым и скользким.

– Где мы? – спросил Корсан, ничего не видя в окружавшей тьме.

– Подождите! Сейчас добудем огонь, – ответил Мин Си. – Пойдем, Казимир.

– Пошли.

Поляк и китаец выбрались из пещеры и поползли на гору, где собрали две охапки дров и несколько смолистых веток, которые должны были служить факелами. Мин Си зажег одну из веток, красноватое пламя которой ярко осветило пещеру.

– Следуйте за мной, – велел он. – Оставим здесь лошадей и войдем во второй грот, который просторнее и суше этого.

Каждый из путешественников, бросив беспокойный взгляд на обширную равнину, где свирепствовал ураган, нагрузил на себя ружье, пистонницу, часть амуниции, попону, провизию и последовал за маленьким китайцем, освещавшим дорогу. Первая пещера, довольно обширная – высотой более сорока футов, длиной и шириной не менее ста футов, – оказалась пустой и очень сырой. В глубине ее виднелся постепенно сужавшийся темный коридор, покрытый крупными сталактитами, с которых медленно, с равномерным и монотонным шумом сбегала вода. Гулко раздавалось эхо, разнося под сводами звук шагов и голоса людей. Минут через десять путники достигли второго грота, при виде которого у них вырвался крик изумления. Куполообразной формы, высотой более ста восьмидесяти футов, он весь, словно инкрустацией, был выложен разноцветными камнями. С земли поднимались сталагмиты – легкие, изогнутые и хрупкие, словно алебастр, известковые массы, покрытые, как и потолок, желтыми, голубыми, красными камнями и окаменелыми растениями с листьями, на которых еще виднелись прожилки. Сверху спускались длинные узловатые сталактиты, прозрачные, как стекло, и переливавшиеся всеми цветами радуги.

– Прелестно! Грандиозно! – восторгался Корсан.

– Сознаюсь, я тоже еще ни разу в жизни не видел ничего подобного, – сказал капитан, – поразительное зрелище!

– Джорджио, это очаровательно, похоже на дворец какой-нибудь сказочной волшебницы, и мы здесь преудобно устроимся, не обращая внимания ни на ветер, ни на дождь.

– Будет гораздо лучше, если мы разведем хороший огонь, – заметил Мин Си.

– Ты гений, маленький канонир. Живее наполняй котелок.

Китаец и Казимир взялись за дело, и, хотя дрова отсырели, им все-таки удалось разжечь огромный костер, на котором можно было зажарить целого быка. Утесы, колонны, сталактиты и сталагмиты осветились теплым красноватым светом, а свод купола заблестел, словно усыпанный бриллиантами. Котелок, наполненный доверху, начал закипать, распространяя аппетитный аромат. Нечего и говорить, что все воздали должное ужину и опорожнили последнюю фляжку водки, которую предусмотрительный капитан все это время берег про запас. Корсан выпил свою чашку водки за свободу и процветание Италии, а капитан Лигуза – за Америку.

– Друзья, – сказал янки, пребывавший в отличном настроении, – я предложил бы остаться здесь до окончания дождей. Риса и сушеной рыбы нам хватит дней на пятнадцать, а то и больше, в чае тоже нет недостатка. Здесь не холодно, нет дождя, и, наконец, можно отлично выспаться. Чего же еще желать?

– Мне тоже пришла в голову эта мысль, – согласился капитан. – Почему бы нам не…

– Потому что нам грозит наводнение, – прервал его Мин Си.

– К черту наводнение! – закричал Корсан. – Плевать мне на него.

– Нельзя им пренебрегать, сэр Джеймс. Мы сейчас на уровне около двухсот футов под землей, и, если начнется разлив, мы утонем.

– Ты хочешь пойти спать наружу?

– Я этого не говорил.

– Мин Си прав, – вмешался Лигуза, – однако, думаю, нынешнюю ночь мы еще можем пробыть здесь. Шум разлива нас разбудит, если что, и мы успеем выскочить.

– Тогда я ложусь у огня и закрываю глаза, – объявил американец. – Я и так не спал целых две ночи.

Янки разостлал попону и улегся, вытянув ноги к огню. Его товарищи, падавшие с ног от усталости, не замедлили последовать его примеру. Только капитан Лигуза не мог сомкнуть глаз, хотя и чувствовал себя разбитым, как все. Мрачное беспокойство мучило его и не давало уснуть. Мысли его то и дело возвращались к наводнению, которое могло случиться с минуты на минуту и затопить огромную равнину между двумя великими реками. Много раз выходил капитан на воздух, чтобы взглянуть на горизонт, неоднократно прикладывал ухо к земле, и всякий раз ему казалось, будто он слышит глухой рокот надвигающегося потопа. В итоге усталость взяла свое, и Джорджио прикорнул у костра, как вдруг очнулся, разбуженный ржанием лошадей и далеким, но с необычайной быстротой нарастающим шумом, вскочил и бросился в галерею узнать, что происходит. В отдалении отчетливо слышался рев, подобный тому, какой производит река, вырвавшаяся из берегов и заливающая окрестности.

– На гору! – заорал капитан, подбегая к товарищам.

– Что такое? – встрепенулся Корсан.

– Наводнение! Быстро наверх!

Сон как рукой сняло. Все вскочили, стремглав навьючили на себя оружие, попоны, провизию и кинулись к галерее. Вода прорвалась и приближалась со скоростью звука, производя страшный грохот, отдававшийся в пещерах с такой силой, что, казалось, своды вот-вот обрушатся. Толкая друг друга, падая и вновь поднимаясь, налетая на стены и сталактиты, задыхаясь, испуганные и потерянные люди устремились вперед, стараясь выбраться на гору, но было уже поздно. Хуншуйхэ уничтожила плотины и затопила равнину. Гигантская волна, пенясь и ревя, поднималась с юга, опрокидывая деревья, тростник, кусты и неумолимо наступая. Вода подходила все ближе и наконец со страшной силой ударилась о гору и хлынула в пещеру, поглотив и людей, и животных.

Глава XVII
Двое суток под водой

Напор воды был ужасен. Несчастные искатели священного меча, опрокинутые первой же волной, избитые и исцарапанные о сталактиты, в изорванной одежде, окровавленные, барахтались в массе все прибывавшей воды, отчаянно стараясь выплыть, что удалось им только после долгих усилий. Огонь потух, и приходилось ориентироваться в потемках, отыскивая более-менее надежное убежище хотя бы на первое время. Сначала капитан хотел плыть к галерее, чтобы оттуда пробраться к выходу, но вскоре убедился, что и там путь к спасению уже отрезан. Джорджио совсем упал духом.

– Мы в могиле, – прошептал он и, ухватившись за один из многочисленных сталактитов, чтобы удержаться на поверхности, стал звать товарищей, таких же беспомощных и растерянных, как он. – Эй! Джеймс, Мин Си, Казимир! Где вы?

– Джорджио! – закричал из темноты Корсан. – Я жив, но ничего не вижу и весь изранен.

– Найдите точку опоры и говорите тише. Эхо здесь такое сильное, что невозможно расслышать друг друга. Джеймс, где вы сейчас?

– Не знаю! Не могу определить. А вы где?

– Похоже, над галереей.

– Над галереей? Где она?

– Подо мной футов десять глубины.

– Десять футов! – с ужасом воскликнул американец.

– Вас страшат десять футов воды?

– Нет, но я думаю, что если столько воды над галереей, значит, под ней воды гораздо больше.

– Теперь это все равно. Друзья! Ищите один из белых утесов, которые, по-моему, не должны были полностью скрыться под водой. Если я правильно помню, среди грота возвышался один из них, довольно высокий и очень широкий.

– Я заблудился, – подал голос Казимир.

– И я тоже, мой дорогой, – отозвался Корсан. – Имей я кошачьи глаза…

– Придется обойтись без них, – сказал капитан. – Я буду свистеть, чтобы направлять вас, а вы плывите.

Капитан принялся свистеть, а его товарищи, изловчившись снять в воде и подвесить к поясу тяжелые сапоги, которые сковывали движения, начали плыть, ударяясь о сталактиты и сталагмиты.

– Я ободрал нос о сталактиты, – объявил американец, проплыв совсем немного. – Черт бы их взял! Где я? Я больше не двинусь с места.

– Клянусь пушкой! – закричал поляк. – Я чуть не сел на острый сталагмит. Чуть не посадил сам себя на кол, как в Турции казнят преступников. Ой! Ой!

– Смелее, друзья! – подбадривал капитан.

– Хорошо вам говорить – смелее, – отозвался американец, – а я совсем выбился из сил.

– Тише, Джеймс, или я больше не скажу ни слова.

Мало-помалу воцарилось молчание, и после тысячи кругов и полукругов между сталактитами, сталагмитами, колоннами и утесами Казимиру, Джеймсу и Мин Си удалось присоединиться к капитану, который по-прежнему держался над галереей. Когда все собрались, начались поиски утеса, который, как предполагали друзья, находился где-то в центре пещеры. Капитан некоторое время осторожно плыл вдоль ее стен, а потом направился на середину, где ударился о что-то твердое и тут же понял – это и есть то убежище, о котором они мечтали. Помогая друг другу, четверо пловцов достигли вершины утеса, почти на шесть с половиной футов выступавшей над водой.

– Боже, – прошептал Корсан, вдыхая полной грудью. – Я уже начал терять силы.

– Вы думаете, мне было легче? – сказал Казимир, стряхивая воду со спины. – Я плыл, как корабль, лишенный мачт, напарываясь на тысячи утесов, и ободрал себе всю кожу о них.

– Мы больше не будем царапаться. Мы мило устроимся на этом утесе и будем питаться и спать, ни о чем не беспокоясь, пока не закончится стихия. Если бы у меня каждый день был обед, бочонок виски и лампа, я бы навсегда поселился в этом гроте и основал здесь…

– …американскую колонию, – поспешил закончить Казимир, покатываясь со смеху.

– Да, именно так, насмешник.

– Оставим шутки и подумаем о том, как выбраться из грота, – сказал капитан. – Наше положение далеко не завидное; если вода станет прибывать, я не знаю, чем все это закончится.

– У меня созрел план, с помощью которого мы отсюда выйдем, и очень скоро, – объявил американец.

– Какой?

– Надо пробуравить стены.

– План чисто американский, Джеймс, но, к сожалению, в настоящих условиях совершенно невыполнимый. Я хотел бы посмотреть, как это вы пробуравите ножом тридцать, шестьдесят, а может, и триста футов утеса.

– Самое лучшее, что сейчас можно сделать, – это спать в ожидании, пока уровень воды понизится, – произнес благоразумный китаец. – Мы не выберемся, пока галерея заперта.

– И сколько дней мы должны ждать? – спросил Корсан.

– Два, три, пять, а то и все восемь.

– Восемь? Ну, тогда я закрываю глаза и засыпаю.

– А если вода, наоборот, поднимется? – спросил Казимир.

– Тогда мы расстанемся с жизнью и заснем уже вечным сном. Итак, в постель, господа! О! Нам даже не надо тушить огня.

Джеймс, капитан, Казимир и Мин Си примостились в углублениях, как будто специально для них сделанных, и постарались заснуть. Не прошло и шести часов, как Джорджио проснулся. Он ощущал слабость, зевал так, что чуть не вывихнул челюсти, пульс его замедлился, взор туманился, голова кружилась, тело налилось тяжестью.

– Что это со мной? – спросил он сам себя, прикасаясь ладонью к потному лбу. – Я словно заболел. Этого еще не хватало!

Он выполз из своего угла и протянул руки влево, где слышалось хриплое дыхание Корсана. Капитан потряс друга за плечо.

– Ой, это вы, Джорджио? – очнулся американец.

– Да, я. Почему вы так хрипите?

– Я не знаю, что со мной, но мне нездоровится. Такое ощущение, будто у меня на животе лежит стопудовый камень. А вы ничего не чувствуете?

– То же самое, Джеймс, у меня кружится голова и общее недомогание.

– Отчего это?

– Понятия не имею.

Казимир и Мин Си, услышав разговор, тоже поднялись. Они жаловались на плохое самочувствие и затрудненность дыхания.

– Мин Си, – обратился Джорджио к канониру, – наверное, воды Хуншуйхэ чем-нибудь заражены?

– Нет, – ответил китаец, – из этой реки пьют, вода в ней чистая.

– Странно.

Четверо путников умолкли, прислушиваясь к монотонному капанью воды и пытаясь найти причину своего нездоровья. Вдруг капитана словно осенило:

– Мин Си, на какой высоте над уровнем равнины находится галерея?

– Если не ошибаюсь, арка свода на высоте около четырех футов.

– Что это означает? – поинтересовался Казимир.

– Это означает, друзья, что от нас до наружного воздуха больше трехсот футов воды.

– Триста футов. Ну так и что же? – спросил ничего не понимавший Корсан.

– Головные боли и недомогания вызваны недостатком кислорода.

– Но ведь тогда мы пропали?! – воскликнул Джеймс.

– Возможно, – ответил капитан.

– Стало быть, у вас имеется план? Так говорите скорей!

– Слушайте меня внимательно, – начал капитан. – Длина галереи, насколько я помню, двести шестьдесят футов, а наружной пещеры – еще сто футов: в общей сложности нам надо преодолеть триста шестьдесят футов воды. По-моему, это предприятие нам вполне по силам, а?

– Как мы проплывем такое расстояние, не имея возможности вдохнуть хотя бы один глоток свежего воздуха? – закричал американец. – Это слишком!

– Иного выхода нет, Джеймс. Надо проплыть. Кто здесь останется, тот погибнет. Я поплыву первым.

– Нет, Джорджио, не надо, вы утонете!

– Я хорошо плаваю и не утону. Итак, друзья, обнимите меня на прощание.

– Джорджио! – в отчаянии вцепился в него Корсан. – А если вы больше не вернетесь?

– Не нужно паники, я вернусь, мне не грозит никакая опасность. Обнимите меня.

Казимир, Джеймс и Мин Си бросились в объятия капитана, после чего неустрашимый моряк снял одежду и бросился в воду.

– Возвращайтесь скорей! – крикнул американец. – С вами и я умру спокойно.

Джорджио поплыл, рассекая черные воды и поднимая волну, которая с удвоенным шумом разбивалась о сталактиты и стены пещеры. Он продвигался вперед, тщательно обходя остроконечные препятствия, и остановился у противоположной стены как раз над галереей.

– Друзья, – сказал он, – я погружаюсь. Да поможет мне Бог!

– Дай Бог вам удачи! – хором крикнули его товарищи.

Капитан вобрал в себя столько воздуха, сколько смог, и нырнул в воду, стараясь держаться галереи. Его друзья, тяжело дыша, мучимые болезненной слабостью и терзаемые беспокойством, с трудом добрались до края утеса и там, устремив взгляд в мрачную бездну и навострив слух, с замиранием сердца стали ждать. Прошла минута, показавшаяся им целой вечностью. Джеймс непроизвольно сжал руку Казимира.

– Ты ничего не слышишь? – спросил он дрожащим голосом.

– Нет, но еще рано, подождем, – ответил юноша. – Капитан закален, как лорд Байрон.

Миновало еще полминуты. Корсан чувствовал, что слабеет и ноги у него подкашиваются.

– Господи, с ним что-то случилось, – прошептал он.

В тот же миг в глубине грота послышался громкий всплеск, и человек вынырнул из воды. Трое друзей приветствовали капитана, крича:

– Джорджио! Мы здесь!

Капитан ответил им, перевел дух, и тотчас же сильные руки пловца вновь принялись уверенно рассекать воду.

– Слава богу, вы вернулись, – проговорил Казимир, нагибаясь к черной поверхности.

– Да… это я…

– Ну что там? – раздались встревоженные голоса.

Капитан промолчал, продолжая плыть с удвоенной силой, пока не достиг утеса. Друзья вытащили его, уже хрипевшего, из воды.

– Там… – с трудом начал Джорджио, едва не падая в обморок, – …галерея закрыта. Какие-то препятствия, деревья, животные – не пойму. Всякая надежда потеряна.

– Потеряна… – ошарашенно повторил американец, обводя галерею свирепым взглядом. – Нам остается только умереть в этом мрачном гроте? Не может быть! Надо найти выход из могилы. Неужели ни малейшей надежды?

– Одна только – если вода спадет, – прошептал Джорджио.

– Кто знает, вдруг и спадет. Будем ждать… и надеяться.

– Ждать опасно! – запротестовал Казимир. – Мы задохнемся! Нужен какой-то выход!

Но капитан Лигуза настолько обессилел, что не мог говорить, сразу повалился в свое углубление на утесе и затих, как мертвый. Его товарищи, охваченные ужасом, – все уже чувствовали близкий конец, – присели возле него в полном отчаянии. Смерть приближалась к нашим героям семимильными шагами. Через полчаса капитан, Мин Си и Казимир почти лишились сознания, они бредили, метались и стонали каждый на своем искусственном ложе. Джеймс отчаянно боролся за жизнь, но и у него начался сильный жар. Он ревел, будто дикий зверь, сотрясая пещеру яростными воплями, и бился так, словно ему сдавливали горло.

Прошло еще несколько минут. Вдруг американец отчаянным усилием воли приподнялся и нашарил рукой револьвер. Он приставил дуло к виску, держа палец у курка, но на миг остановился, находясь под влиянием той нерешительности, которая всегда одолевает человека перед роковым шагом. Корсан хотел уже спустить курок, как вдруг почувствовал, что волна сырого свежего воздуха ударила ему в лицо, проникла в горло, оживила легкие. Он уронил револьвер и бросился вперед, разведя руки, словно для объятий, и широко раскрыв глаза, как будто потерял рассудок. Но нет, это были не бред, не мираж, не галлюцинации и не сон. Волна чистого воздуха залила пещеру, и Корсан ощутил, как его легкие наполняются кислородом. Крик, точнее, самый страшный дикий вопль вырвался из его горла.

– Воздух! Воздух!

– Воздух! Воздух! – вторили ему слабыми голосами товарищи, которые тоже постепенно возвращались к жизни.

Люди задышали полной грудью, не произнося ни слова, не делая ни одного лишнего движения из боязни потерять хотя бы одну струйку волшебного воздуха, без которого они едва не погибли.