Текст книги "Священный меч Будды"

– Зизи-Сабба, ты дома? – Янко заметил, что из неуклюжей трубы поднимается в небо голубой дымок, и свистнул.

Тотчас же на пороге дома показалась горбатая старуха с бронзовым морщинистым лицом, повязанная ярко-красным платком. До Янко донесся ее хрипловатый голос:

– Это ты, сынок? Все-таки вернулся? Спускайся сюда. – И когда цыган сбежал по тропинке с вершины скалы прямо к жилищу, Зизи-Сабба радушно приветствовала его: – Я ждала тебя, сынок. С тех пор как ты побывал здесь и принес мне вести от нашего племени, я сильно скучала по тебе. Почему ты так долго не приходил? Ведь я же люблю тебя, как будто ты и вправду мой родной сын. Ты так похож на моего покойного Джурбу! Мне порой чудится, что ты не Янко, а Джурба, бедный мой мальчик, утонувший на паруснике вместе с экипажем. Скажи, ты ведь не просто так зашел ко мне?

– Нет, мать Сабба. Меня привели к тебе серьезные дела. У тебя никого сейчас нет?

– Не беспокойся. Кто у меня может быть? Глупые арабы боятся меня, словно дьяволицу. Они верят, что я – Госпожа ветров и Царица града. Хи-хи-хи, это неплохо: разбойники давно зарезали бы меня, если бы не страшились моего колдовства. Надеюсь, сынок, тебе нет нужды в моих гаданиях и заклинаниях? Почему у тебя такое мрачное лицо?

Стиснув зубы, Янко ответил:

– Гадать я умею не хуже тебя, Сабба, и творить заклинания тоже. Но в твоей помощи я действительно нуждаюсь, и обойтись без тебя не могу.

– Что тебе нужно?

– Давай сначала войдем к тебе.

Старуха, по-матерински глядя на цыгана выцветшими, но все еще зоркими глазами, повела его внутрь куббы, усадила на скамье, покрытой пестрой тканью, поставила на стол миску с каким-то остро пахнувшим месивом и кувшин с пивом. Утолив голод и жажду, Янко сказал:

– Привет тебе, мать, от твоего народа!

– Спасибо, сынок. Разве есть еще на свете люди, которые не забыли Зизи-Саббу?

– Их немного, мать, но те, кто тебя помнит, глубоко уважают тебя. Твой кровник Архаз, наш вождь, шлет тебе поклон.

– Спасибо. Архаз – мудрый вождь.

– Он нуждается в твоем содействии, мать.

– Я готова во всем помогать Архазу.

– Нам грозит позор, мать: цыганка из рода египтянки Заморры замыслила покинуть племя.

– Убейте ее.

– Правнучку египтянки? Ты что, уже не помнишь наш закон?

– Да, правда, сынок. Я, старая, совсем забыла про него. Те, в чьих жилах течет хоть капля крови египтянки, Матери тайны, – неприкосновенны. Значит, помешайте девушке из дома Аменготена уйти из племени.

– Трудно, мать, времена изменились. Мы живем уже не так, как наши предки. Половина цыган возмутится, если мы позволим себе хоть малейшее насилие по отношению к дочери Высокого дома.

– Выдайте строптивицу замуж за родича, а муж сумеет заставить ее забыть всякие глупости и сделаться покорной его воле.

– Она не такая, мать! Это гордая девушка, и нелюбимому человеку она не подчинится. Кроме того…

– Что еще?

– Она знает Закон семи. Она посвящена в тайну талисмана и понимает, какие права дает обладание священным символом вождя Семи соединенных племен: цыган Испании, Египта, Абиссинии, страны Полумесяца, страны Льва и Солнца, Венгрии и России.

– Но где она найдет этот талисман?

– Она полна решимости отыскать его, мать! В ее руках находится шаль царицы Семи соединенных племен, на которой вытканы таинственные знаки, – они указывают на место захоронения вождя Семи племен. Это здесь недалеко, Сабба, на вершине Гуругу.

– Чем я могу помочь в этом деле?

– Вот слушай. Девушка хочет выйти из племени, но для этого она должна сделаться царицей испанских цыган, то есть исполнить закон и добыть талисман, спрятанный в могиле вождя Семи племен. У этой молодой хитаны нашлись два помощника: полоумные молодые испанцы, праздные студенты, потомки идальго, сжигавших наших родичей на кострах и гноивших наших вождей в подземельях. С испанцами надо покончить раз и навсегда, и тогда у Заморры пропадет желание уйти из племени, она постепенно успокоится, присмиреет и выберет себе мужа из нашего рода.

– Тебя, сынок?

– Почему бы и нет? Я ее молочный брат и люблю ее, хотя и ненавижу тоже, – я сделаю все, чтобы покорить ее!

– Так, я поняла, надо убить двоих испанцев. Ты сам с этим не справишься?

– Я пробовал несколько раз, но они словно заговоренные! В гостиничный номер, где остановились эти бездельники, я запустил десятка два скорпионов, но испанцы обнаружили и уничтожили гадин. В другой раз я нанял бродягу, чтоб он угостил ножом одного из испанцев, того самого…

– …которого полюбила Заморра?

Янко скрипнул зубами и кивнул головой.

– Но кретин по ошибке зарезал какого-то иностранца, за что бедолагу и повесили. Тогда я снова взял дело в свои руки и попытался расправиться с врагами по пути в Марокко. Ты не поверишь: все сорвалось! Их будто дьявол охраняет! Вчера я поджег сухую траву в пещерах, где спрятались испанцы, и думал, что они сгорят заживо, сгинут на веки вечные. Но нет – они отыскали какой-то лаз в скалах и выбрались на поверхность. Сейчас они поблизости, мать, мы тут все вчетвером.

– Как? И девушка с ними?

– Да. Но про Заморру ты не спрашивай, а лучше помоги мне избавиться от испанцев. Когда Заморра останется одна в чужой стране, ей потребуется моя помощь, я вновь, как раньше, сделаюсь ее защитником и покровителем. Разве я не хорош собой? Разве я не богат, как принц? Разве я не из древнего рода вождей? Рано или поздно я тоже смогу стать предводителем испанских цыган и пользоваться королевскими почестями от всех детей древнего царства.

– Так, сынок, – монотонно твердила старуха, качая в такт словам Янко седой головой. – Ты будешь вождем, тебя ждет славный путь. Я помогу тебе уничтожить испанцев, или, если хочешь, я опою Заморру таким зельем, что она полюбит тебя.

– Какое зелье, мать? Заморра – дочь Высокого дома.

– Да-да, опять запамятовала, старуха. Стало быть, погубить испанцев? Какой же способ ты предпочитаешь?

– Натрави на них рифов, мать. Чего проще? Горные разбойники жаждут крови ненавистных испанцев. Для них все без разбору представители этой нации – враги, выяснять подробности никому и в голову не придет.

– Хорошо, сынок. Кстати, рифы на днях подняли мятеж, между ними и испанцами – кровь. Достаточно мне сказать, что эта девушка – моя внучка и что она тоже умеет творить заклинания ветра и града, и ей не будет грозить опасность попасть в гарем какого-нибудь шейха рифов. Ты, Янко, успокойся и отдохни. Я все устрою, обо всем позабочусь. Ты ведь мне как родной сын. Талисман вождя Семи племен останется в могиле, Заморру ты возьмешь в жены или наложницы, как тебе угодно, а испанцы сгинут.

– Испанцы сгинут, – эхом повторил Янко, опять принимаясь за еду.

Через четверть часа он покинул куббу колдуньи, подробно обсудив с ней, что предпринять, чтобы Карминильо и Педро попали в руки рифов.

Глава III
Рифы, гяуры и древнее проклятие

Старая цыганка приняла странников как самых дорогих и близких людей, а обед, который она подала гостям, был так обилен и вкусен, что испанцы и Заморра уплетали за обе щеки и не переставали нахваливать, удивляясь, откуда, живя уединенно в горах, пожилая женщина смогла раздобыть столько продуктов. С особенной лаской хозяйка отнеслась к Заморре.

– Как ты хороша, дитя мое! – шептала Госпожа ветров, заглядывая в глаза хитане. – Ты настоящая госпожа, пышная египетская роза! Счастлив тот, кто назовет тебя своей избранницей, цветок Востока! Должно быть, в твоих жилах течет древняя царственная кровь, огонь моей души. Отведай мое скромное угощение и отдохни с тяжелой дороги. В моем, хотя и бедном, жилище ты в такой же безопасности, как под кровом твоего отца и под крылышком твоей родной матери.

Льстивые речи, расточаемые колдуньей, не произвели, однако, на Заморру ни малейшего впечатления: природным инстинктом хитана угадала, что слова хозяйки – сплошной обман. Когда гости, поблагодарив, поднялись из-за стола, Зизи-Сабба приготовила им постели:

– Спите спокойно, дети. Вас никто не тронет, я вас посторожу. Я буду тут рядом, в лесу и возле скал, – теперь ночь, самое время собирать целебные травы для моих снадобий.

Зизи-Сабба быстро исчезла из куббы, а вслед за ней под предлогом осмотреть окрестности вышел и Янко. Едва смолкли звуки их шагов, как Карминильо, все время наблюдавший за Госпожой ветров, спросил:

– Что скажете, сеньоры, о нашей хозяйке? Хорошо придумал Янко, что привел нас сюда?

– Старушка – первый сорт, – лениво отозвался Педро. – Накормила-напоила досыта, так что в сон клонит. Интересно, где она достает в этой глуши такие деликатесы? Честное слово, как только я разбогатею, возьму ее к себе кухаркой, нет, лучше домоправительницей.

– А ты что думаешь, Заморра?

– Ничего, Карминильо. Мы под кровом этой женщины, ели ее хлеб, поэтому я не хочу говорить о ней дурно. Но сердце мое не лежит к ней. Ее язык лжив и ядовит, как у змеи.

– Мне она тоже показалась насквозь фальшивой, – задумчиво произнес Карминильо, – но Янко божится, что она надежная и ей можно доверять. В этой куббе нас и вправду не найдут никакие враги. Я, признаться, очень устал и хочу выспаться.

Они улеглись, не раздеваясь, и потушили лампу. Каждый положил возле себя пистолет. Прошло несколько минут, и Заморра тихо приподнялась и огляделась. Педро спал как убитый, некрасиво приоткрыв рот, и звучно храпел. Карминильо лежал на спине, скрестив на груди руки, и казался не живым человеком, а античной статуей. Хитана осторожно склонилась над ним и коснулась губами его высокого лба.

– Спи, мой милый, – прошептала она. – Я не сплю за тебя, я буду охранять твой покой, а если понадобится, отдам за тебя всю кровь моего сердца. Ты осуждаешь меня за то, что я отправилась на поиски талисмана. Но ты не знаешь, для чего мне нужен этот талисман, – никчемная в твоих, да и в моих глазах игрушка. Талисман – это плата за свободу, выкуп. Если талисман вождя Семи племен окажется в моих руках, я по древним законам стану царицей испанских цыган и смогу выбрать себе мужа даже из другого племени. Понимаешь ли ты это? Впрочем, зачем тебе понимать? Спи беззаботно, все самое трудное я возьму на себя.

Когда хитана поцеловала его, Карминильо шевельнулся, но не открыл глаз: его молодой здоровый сон был очень крепок, и ничто не могло разбудить юношу. Убедившись в этом, Заморра подняла с пола маузер и тенью выскользнула из куббы. Стояла безмолвная ночь, лишь изредка доносился крик какой-то птицы, и, когда налетал ветер с моря, слышался глухой гул. Рожденные в пучине валы, достигнув прибрежных утесов, разбивались о грудь скал и тихо роптали на свою судьбу. Заморра обошла вокруг куббы, всматриваясь в дали, озаренные призрачным светом луны. Вдруг хитана остановилась и застыла, как каменное изваяние. До ее чуткого слуха долетели топот копыт, ржание лошадей и звон оружия.

– Идут! – вслух сказала она. – Враги! Проклятье! Старая ведьма предала нас, своих гостей, изменила тем, кого она по закону гостеприимства должна была защищать ценой своей жизни.

Заморра вновь прислушалась. Да, никаких сомнений не оставалось: копыта звучали все ближе и ближе. Вот опять звякнуло оружие. Девушка стрелой кинулась в куббу и подняла на ноги испанцев. Педро, кряхтя и почесываясь, схватился за маузер.

– Эх, жалко просыпаться, – проворчал он, – мне снилось, что я сижу в роскошном ресторане, официант принес мне вкуснейшую утку с какой-то ароматной начинкой. Я уже разрезал утку, насадил кусок на вилку, поднес ко рту, как вдруг… Бам-тара-рам! Разбудили! Так и не пришлось мне попробовать уточку.

– Хватит тебе, чревоугодник! – перебил Карминильо. – Скажи спасибо Заморре, что она вовремя предупредила нас. Иначе мы все трое очутились бы в положении твоей уточки. Рифы – народ серьезный, шутить с гяурами[51]51
  Гяур (кафир, то есть неверующий) – так исповедующие ислам называют всех немусульман.


[Закрыть] они не любят.

Студенты вышли из куббы на площадку. Заморра уже стояла там с маузером в руках, приготовившись защищать и себя, и своих друзей. В долине под холмом, на вершине которого стояла кубба, двигались тени, и зоркие глаза цыганки ясно различили фигуры всадников. Карминильо тоже заметил врагов.

– Пора, – произнес он вполголоса. – Не жалейте патронов. Сначала стреляйте в передних всадников: у храбрых рифов всегда впереди идут вожди. Уложив их, мы внесем смятение в ряды неприятеля.

По знаку Карминильо загремели выстрелы, и на горцев посыпался град пуль, поражая лошадей и выбивая из седел всадников. Самозарядные маузеры давали возможность испанцам не прерывать стрельбу: пока один стрелял, другой успевал перезарядить оружие. Красавица хитана палила по врагам столь же метко, как и мужчины. Рифы уже настолько приблизились к холму, что защитники не истратили напрасно ни одной пули. Задние всадники теснили передних, пытавшихся спрятаться от губительного огня, поэтому смятение в рядах врагов все усиливалось. Наконец послышались громкие команды вождей, горцы опомнились и заняли оборонительные позиции. Через минуту в долине не осталось ни одной живой души – повсюду валялись только трупы лошадей и горцев, и потери противника были довольно значительны.

– Недурно мы их угостили, – засмеялся Педро, отирая пот со лба. – Кажется, такого горячего блюда эти господа отнюдь не ожидали. Я никак не могу простить ночным грабителям, что по их милости я не насладился вкусом утки.

– То было всего лишь во сне, мой друг, – засмеялся Карминильо.

– Да хоть бы и так! Порой во сне удается отведать такие кушанья, какие наяву никогда и нигде не попробуешь, тем более в нашей студенческой столовой в Саламанке. Один раз мне снилось… – Но Педро не успел досказать: с вершины соседнего холма грянул выстрел, и пуля сорвала с гурмана его ушастый головной убор. – Черт возьми, стреляли из такого же маузера, как и у нас, – выругался Альварес, поднимая пробитую шляпу и прячась за ближний выступ.

– Меня нисколько не удивляет, что вражеский маузер – наш «родственник», – усмехнулся Карминильо. – Не забывайте, что Янко с таким же оружием бесследно исчез.

– Ты думаешь, Янко переметнулся на сторону горцев? – удивилась Заморра.

– Отчего бы нет? Он способен на все.

– Нет, погоди, Янко – мой молочный брат и любит меня.

– Даже слишком горячо, – пробурчал Карминильо.

На губах девушки появилась задиристая улыбка:

– Что ж тут удивительного? Янко – цыган, я тоже. Как раз пара! За кого же выйти замуж бедной хитане?

Студент вспыхнул, хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Теперь выстрелы с соседнего холма следовали безостановочно. Одна из пуль прожужжала мимо виска Карминильо, другая чиркнула по дулу пистолета Заморры.

– Становится жарко, как на кухне, когда готовят большой обед, – заметил Педро. – Что будем делать?

– За мной! В минарет! – скомандовал будущий инженер.

Прыгая с камня на камень, беглецы достигли развалин минарета и по полуразрушенной лестнице выскочили на его вершину. Карминильо, в котором проснулся дух его воинственных предков, завоевавших полмира, безошибочно выбрал стратегическую позицию. С верхушки минарета трое смельчаков, надежно укрытых стенами здания, могли прицельно обстреливать всю долину и ближайший холм, где затаился в кустах неведомый враг с маузером.

– Осыпайте выстрелами кусты! – приказал Карминильо. – Если нам и не удастся выбить оттуда противника, мы хотя бы напугаем его.

Снова затрещали маузеры защитников куббы. Вслед за первым залпом на холме кто-то вскрикнул, и выстрелы оттуда прекратились.

– Ура! – крикнул Педро. – Еще одна такая удача, и мы можем отправляться готовить завтрак: скоро утро, и кушать ой как хочется!

– Ты даешь, однако, – живо откликнулся Карминильо. – Какая еда, когда враг наступает? Тебе еще долго придется довольствоваться той уточкой, которую ты видел во сне.

– Протестую! Все, что угодно, только не голодать.

В это время куббу, минарет и окружающие скалы вырвал из темноты ослепительно-яркий луч. Поднявшись с поверхности моря, он сначала уперся в темные тучи, а потом гигантским углом накрыл побережье.

– Прожектор! – сказал Карминильо.

– Наверняка с испанского военного судна, крейсирующего у этих проклятых берегов, – добавил Педро. – Эх, если бы дорогие соотечественники догадались послать нам в помощь пару сотен солдат да пару пушек!

– Ну, дружище, ты размечтался! Высадить тут десант – чистое безумие. Мы почти в двух милях от берега, и любому отряду, который вздумал бы добраться сюда, пришлось бы три дня идти под градом пуль. Рифы-то не дремлют! Это нам удалось незаметно прокрасться по трущобам.

– Очень даже заметно, как выяснилось.

В этот миг на море вспыхнул красный огонек, который трое пассажиров запомнили, еще находясь на борту «Кабилии».

– Проклятье! – воскликнул Карминильо. – Испанцы бьют из пушек!

– По рифам? – уточнил Педро.

– Вообще по этой местности. Наверное, услышали, что тут идет какая-то катавасия, и решили на всякий случай послать гостинец в виде картечи.

Студент не успел договорить, как раздался залп, и долетевшая с канонерки картечь с воем и свистом ударила в склон холма. Следующий выстрел угодил в угол куббы, и взрывом снесло половину постройки. Осколки брызнули во все стороны, ураганом проносясь над верхушкой минарета.

– Они собираются взорвать минарет! – крикнул Карминильо. – Надо спасаться!

Хитана и испанцы, неожиданно угодившие под выстрелы своих соотечественников, кубарем скатились с лестницы.

– За мной! Скорее! – командовал Карминильо, увлекая Заморру и Педро вниз с холма.

Храбрый юноша действовал весьма рационально: едва заслышав грохот взрывов и свист осколков, во все стороны разлетавшихся по долине, рифы, отлично знакомые с тактикой испанцев и действием их пушек, рассыпались с холмов во все стороны, позабыв про беглецов. Этими драгоценными минутами любой ценой нужно было воспользоваться, чтобы прорваться сквозь вражескую цепь и залечь в кустарнике. Маневр удался на славу: под руководством Карминильо друзья благополучно миновали долину. В тот момент, когда они уже почти достигли границы кустарника, представлявшего собой более-менее надежное убежище, сразу два заряда, выпущенные с канонерки, ударили в куббу. Первый разорвался внутри и обратил жилище Госпожи ветров, старой колдуньи Зизи-Саббы, в груду обломков и мусора, а второй отрикошетил в подножие минарета и словно сбрил и без того еле державшуюся башню. Наблюдая гибель минарета, только что служившего им убежищем, Педро с грустью сказал:

– Брр! Из нас вышли бы отличные котлеты, опоздай мы хоть на несколько минут.

– Не болтай чепуху! Давай скорее! – торопил друга Карминильо, таща Заморру на руках. – Мы пока не в безопасности!

Должно быть, на канонерке подумали, что все необходимое сделано, поскольку, как только кубба и минарет рухнули, испанцы прекратили стрельбу и, кажется, отошли от берега – никаких огоньков на море больше никто не видел. Едва канонада стихла, арабы повыскакивали из своих укрытий и ринулись на приступ куббы, точнее, того, что от нее осталось. К их удивлению, защитники куббы молчали. Обследовав развалины и не найдя там никого, рифы рассредоточились по окрестностям в поисках беглецов. Прошел час, другой, третий, но преследование не дало никаких результатов. Лишь когда солнце стояло уже высоко над горизонтом, сражение возобновилось: горные разбойники обнаружили троих отчаянных храбрецов и окружили их со всех сторон. На этот раз сомневаться в исходе борьбы не приходилось: против целой шайки из двух сотен всадников держать оборону втроем, да еще почти на открытой местности, было немыслимо – самое совершенное оружие в такой ситуации и то не спасло бы. К тому же, отбивая яростные атаки рифов, наши друзья быстро истощили запас патронов – выстрелы из кустарника раздавались все реже.

– Патроны заканчиваются, – сказала Заморра, которая отстреливалась, держась рядом с Карминильо, – у меня не больше десятка.

– А у меня и того меньше, – отозвался Педро. – Подвернись сейчас под руку какая-нибудь вкусная дичь, я и то не смог бы воспользоваться удобным случаем.

– У меня тоже всего три-четыре патрона, – с грустью ответил Карминильо. – Видно, наш конец близок.

– Смотрите! – закричала хитана. – К нам скачет парламентер. Что это значит?

– Враги хотят выдвинуть нам какое-то условие. Послушаем, что они скажут. Не стреляйте!

Статный темнолицый араб в белом бурнусе, укрепив кусок белой ткани на конце своего ятагана, выступил из рядов рифов на открытый участок долины и что-то громко прокричал. Карминильо тоже вышел из-за камней, служивших прикрытием ему и его товарищам, и махнул белым носовым платком в знак готовности начать переговоры.

– Гяур, – по-испански заявил риф, – сопротивляться бесполезно! Сдавайтесь!

– Кому?

– Мне!

– Кто ты такой?

– Абдалла по прозвищу Лев Эр-Рифа, шейх рифов рода Бенни-Ассани, – гордо ответил дикарь. – Мое имя знают все испанцы.

– Приятно познакомиться, – с иронией раскланялся Карминильо. – Что понадобилось от нас знаменитому Льву Эр-Рифа? На каком основании ты и твои люди напали на нас, мирных путешественников?

– Вы – испанские шпионы и зашли на нашу территорию, чтобы собрать сведения о нас.

– Покорно благодарю. С чего ты взял, что мы шпионы? – вспыхнул Карминильо. – Мы потерпели кораблекрушение у ваших берегов и искали убежища на горе.

– Твой язык лжив, как у змеи, – ответил араб. – Но меня ты не проведешь! Я знаю, кто ты. Тебя зовут Карминильо да Истмо, имя одного из наших злейших врагов. Ты – сын Франсиско да Истмо, инженера, который состоял агентом испанского правительства в Мелилье и скупал наши земли.

– Признаю, что я – Карминильо да Истмо, – спокойно сказал испанец. – Но, клянусь честью, мой отец никогда не служил агентом правительства. Он хотел открыть здесь, на вашей земле, большое горное дело, обогатить весь край и стать другом горцев, а не врагом.

– Испанец никогда не будет нам другом, все испанцы – наши враги. Ты что, не знаешь, что вот уже несколько дней, как мы объявили испанцам газават? Вольнолюбивый народ области Эр-Риф не смирится, пока не очистит свою родину от всех испанцев. Смерть гяурам!

– Мы видели, чего стоит ваш вольнолюбивый народ, – высокомерно произнес Карминильо. – Нас трое, а вас – несколько сотен, и во что обошлась вам схватка с нами?

– Собака! – заскрежетал зубами риф. – Ты дорого заплатишь за наши потери!

– Сначала возьми меня, приятель, а потом поговорим, как я буду расплачиваться за тот сброд, который нынче отправил к черту в преисподнюю, – хрипло засмеялся Карминильо.

Риф схватился за оружие, но испанец тотчас же навел на врага дуло маузера. Араб с трудом сдержался, но ярость так и клокотала в нем.

– Лай пса не может оскорбить слух льва, – процедил он сквозь зубы и сплюнул в сторону.

– Что еще ты хочешь нам сказать? – спросил Карминильо, выходя из терпения. – Ты даже не умеешь вести себя, дикарь! Говори, что тебе нужно, и проваливай!

Риф блеснул глазами:

– Сдавайся, гяур! Если ты прекратишь сопротивляться, я, пожалуй, соглашусь из жалости подарить тебе жизнь, хотя ты этого не заслуживаешь.

– Спасибо за милость. Ты, шейх, сильно нас боишься, как я погляжу.

– Я?! Я боюсь гяуров?! – вне себя заорал шейх.

– Конечно. Ты трусишь сразиться с нами в открытом бою, потому и предлагаешь нам, воинам, сдаться.

– Гяур! – продолжал бесноваться араб. – Если я, Лев Эр-Рифа, захочу, то схвачу тебя за ноги и раздеру, как щенка!

– Зачем ты дразнишь его? – тихо спросил Педро.

– Не мешай, я знаю, что делаю, – ответил ему Карминильо. – У меня есть план, который при удачном исходе может нас спасти. Другого выхода все равно нет. – И, обернувшись к Абдалле, насмешливо добавил: – Удивительно, что у тебя, храбрый шейх, еще хватило смелости смотреть мне в глаза. Почему ты не прячешься от меня в кустах, как пугливый шакал?

– Ты меня называешь шакалом, гяур? Меня?!!

– Да, тебя! Потому что ты никогда не рискнешь сразиться со мной как с равным.

– Я? Я не осмелюсь биться с тобой? Да хоть сейчас! Хоть сию же минуту!

Потеряв рассудок, захлебываясь от ярости, риф готов был ринуться, как лев, на оскорбившего его гяура, а испанец, несмотря ни на что, сохранял хладнокровие и продолжал дразнить врага:

– Ты сидишь на великолепной лошади, а я пеший. У тебя за спиной триста воинов, готовых предательски наброситься на меня. Но предложи я тебе честный поединок, ты струсил бы.

– Никогда! Поединок? Пусть будет так! На каком оружии?

– На каком угодно. Самое лучшее – на ятаганах.

Шейх, как и все горцы, отлично владел ятаганом, но заподозрил, что в этом предложении таится какая-то ловушка.

– Почему не на огнестрельном оружии? – спросил он, теряя прежнюю решительность.

– Хм! Пожалуй, – согласился хитрый испанец. – Я воспользуюсь маузером. У тебя, кажется, тоже хороший пистолет? Но я ставлю условие…

– Какое?

– Когда-то в сражениях за Иерусалим дрался мой предок, крестоносец Гоффредо да Истмо. В горах Палестины он столкнулся с витязем султана Салах ад-Дина[52]52
  Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб (Юсуф, сын Айюба) (1138–1193) – правитель Египта (с 1171 года) и ряда территорий в Ливии, Сирии и Палестине, основатель династии Айюбидов. В сражении при Хиттине (1187) нанес поражение крестоносцам, после чего взял Иерусалим и изгнал крестоносцев из большей части Сирии и Палестины.


[Закрыть]. Араба сопровождала целая свита, христианина – двое слуг. Но араб был не дикарем, а благородным воином, и он согласился на поединок. Противники договорились: даже если победит испанец, он не будет пленен, а получит неприкосновенность на три дня.

– И что же? – заинтересовался Абдалла.

– Араб пал в честном бою, и его оружие досталось моему предку. Спутники витязя сдержали слово своего вождя и предоставили гяуру спокойно удалиться с поля битвы, не преследуя его. Потому что они, как и витязь султана, были не сборищем подонков, не стаей подлых шакалов, а настоящими воинами, каких наверняка нет в этих горах.

Вконец рассвирепевший шейх прохрипел:

– Я докажу тебе, гяур, что ты ошибаешься. Идем биться! Но если ты падешь в бою, твои спутники станут моей добычей.

– А если я одержу победу?

– Все трое можете идти, куда хотите, никто не тронет вас пальцем.

– Даешь слово?

– Клянусь честью правоверного мусульманина.

– Тогда начнем.

По знаку шейха кто-то из рифов подвел испанцу лихого коня. Карминильо, тщательно проверив свое оружие, вскочил в седло. Горцы столпились на краю поляны, бойцы, пожав друг другу руки, разъехались. Выбранный посредником старик-араб с морщинистым лицом и лукавыми черными глазами подал знак, выстрелив из пистолета, и противники ринулись друг на друга. Заморра с гордостью и в то же время с тревогой, отражавшейся в ее прекрасных черных глазах, следила за поединком.

– Да хранит тебя Небо! – прошептала она вслед Карминильо.

Испанец зорко следил за каждым движением Абдаллы, ибо знал, что риф на лошади – это кентавр. Риф с детства не выпускает ружья из рук, он неподражаемый стрелок. Но, отлично сознавая все это, Карминильо надеялся на благополучный для себя исход. Он полагался на твердость своей руки, на остроту своего зрения, на свое хладнокровие, дававшее ему значительный перевес над одержимым злобой врагом, который бесновался от полученных оскорблений и задыхался от жажды мести.

Первым выстрелил шейх из ремингтона. Но Карминильо подстерегал его движение и быстро пригнулся. Пуля, посланная рифом, просвистела над головой испанца. В то же мгновение раздался выстрел из маузера. Риф вовремя поднял на дыбы своего коня, и пуля Карминильо попала в грудь благородного животного. Конь опустился на передние ноги, потом внезапно дернулся и прыгнул вбок, поэтому шейх, стреляя во второй раз, не сумел точно прицелиться и промахнулся. Карминильо недрогнувшей рукой выпустил вторую пулю. Конь шейха опять взвился, но всадник уже не мог управлять им: Абдалла всплеснул руками, выронил пистолет и откинулся назад. Когда арабы с криками подбежали к своему вождю, шейх уже умер. Пуля из маузера испанца попала в переносицу непобедимого воина племени Бенни-Ассани. Карминильо сошел с коня и стоял в стороне. Какой-то рифский воин подскакал к нему и завопил, размахивая ятаганом:

– Гяур! Христианская собака! Будь ты проклят! Мы жестоко отомстим тебе за нашего вождя!

– Разве я нарушил правила боя? – возразил испанец.

– Гяур! – топча его конем, закричал риф. – Я убью тебя!

– Не смеешь! Твой вождь своей честью поручился за нашу безопасность.

– Шейха уже нет! Проваливайте в ад!

Убедившись, что арабы не собираются выполнять условие, принятое погибшим шейхом, Карминильо вытащил маузер, чтобы защищаться, но с десяток горцев предательски подкрались к нему сзади и вихрем набросились на него, на Педро и на девушку. Карминильо стрелял, а когда закончились патроны, стал бить врагов рукояткой маузера, но нападение было слишком неожиданным, а силы – слишком неравными. Два-три рифа, получив пули, свалились к ногам испанца, но остальные облепили его со всех сторон и повисли на нем. Спустя минуту Карминильо уже лежал на земле рядом с Педро. Обоих обезоружили и связали по рукам и ногам крепкими веревками. В плен попала и цыганка, оказавшая отчаянное сопротивление, – ее тоже связали. Пленных взвалили на крупы лошадей, и горцы тронулись в путь. Через несколько минут конвоиры хитаны отделились от отряда и свернули в сторону.

– Прощай, моя дорогая! – крикнул ей Карминильо и услышал в ответ рыдание: Заморру увозили неизвестно куда.

Через час рифы прибыли в свой дуар. Испанцев окружила шумная толпа детей и женщин, и все они принялись издеваться над молодыми людьми, осыпать их ругательствами, забрасывать камнями и комьями грязи. Надсмотрщики, приставленные стеречь пленных, ничуть не мешали этому занятию.

– Что замыслили эти черти? – испуганно спросил Педро, увидев, что арабы тащат двух низкорослых тощих бычков. – Ей-богу, Карминильо, рифы собираются готовить обед. Как ты думаешь, нам они что-нибудь дадут?

– Веревку на шею или пулю в лоб.

– Ну нет, я на такое не согласен. Это противно всем законам – и божеским, и человеческим. Международное право…

– Замолчи, Педро. Какое право? – раздраженно ответил Карминильо. – Ты забываешь, в чьих мы руках. Нам не на что надеяться.

– Протестую! – завопил Педро. – Пока я жив, я продолжаю верить в лучшее. Советую и тебе не падать духом.

– Нас спасет разве что чудо.

– А почему не случиться чуду? Ведь история учит, что…

Педро не договорил, потому что к тому месту, где лежали на земле пленные, с гиканьем приблизилась целая толпа мужчин племени Бенни-Ассани. На глазах у испанцев какой-то мясник перепилил злополучным бычкам горло тупым ржавым ножом, после чего принялся распарывать им животы и выпускать внутренности. Арабы с любопытством следили за отвратительной работой мясника и что-то выкрикивали на своем языке.

– Что они затевают? – прошептал Педро.

– Сейчас увидишь. Поручи свою душу Богу, дружище.

Сильные руки подхватили пленных, в один миг засунули их в распоротые туши бычков, оставив наружу только головы, и крепко замотали веревками. Ухватившись за концы веревок, мальчишки с воплями восторга поволокли ненавистных гяуров из дуара по направлению к лесу и бросили на какой-то поляне.