Текст книги "Темная магия"

Глава семнадцатая

Сумерки сгустились, наступила ночь, а Брахт все спал как ребенок. Лыкарды с молчаливой почтительностью вошли в кибитку и показали, где в ящиках, встроенных в стену, хранятся лампы, пища и вино, и пригласили их на праздник, на котором будет избран новый вождь племени. Катя отказалась, не желая оставлять кернийца одного, а Каландрилл согласился, понимая, какая им оказана честь, и не желая обижать ни Ларрхынов. К тому же он надеялся узнать что-нибудь полезное.

В том, что Брахт проснется, он не сомневался: Ахрд не затем даровал ему жизнь, чтобы теперь обречь его на смерть. Он был уверен, что этот странный сон – лечебный, совершенно необходимый Брахту для полного выздоровления – духовного и физического. Вспомнив, как гвозди входили в тело кернийца, он даже вздрогнул и подумал, что ни один человек не смог бы быстро от этого оправиться. И еще раз сказал себе, что затянувшийся сон – лишь часть Ахрдова благословения. К тому же Каландриллу было не по себе в кибитке. Вспоминая вчерашний шепот, видя волнение Кати, он чувствовал себя лишним, словно подглядывал из-за угла. Он понимал, что это глупо, что Катя не дала ему повода так думать, но ничего не мог с собой поделать и потому оставил ее наедине с Брахтом, пообещав вернуться, как только закончится сход.

Полная Луна, окруженная бесчисленными мерцающими звездами, освещала широкую долину. Костры окрашивали ночь в красно-золотые тона и выстреливала в небо искрами. В теплом воздухе стоял, заглушая запах лошадей и кожи, аромат жареного мяса. Самый большой костер горел недалеко от реки. Тут собрались драхоманны и те, кто присутствовал при распятии и на последовавшей дуэли. При его приближении все повернулись и смотрели на него с непроницаемыми лицами, пока говорящий с духами не улыбнулся и жестом не пригласил его сесть рядом с шаманами. Каландрилл с благодарностью поклонился, все еще чувствуя себя неловко, поскольку среди этих людей были и родственники тех, кого он убил. Но очень скоро Каландрилл убедился, что зла на него никто не держит, что все отношения были урегулированы выкупом. Он уселся на траву, и ему тут же передали полную до краев чашу вина и поставили блюдо. Он внимательно прислушивался к разговору, в котором участвовали все, кто сидел вокруг костра.

Юноша скоро понял, что здесь собрались самые уважаемые люди клана, те, кто принимает решения. Мужчины и женщины на равных определяли путь, по которому пойдут ни Ларрхыны. Никто не оплакивал Джехенне, и Каландрилл понял, что она не пользовалась большой любовью. Никто и не вспомнил о ее затее с союзом племен против Лиссе. Хоть в этом Рхыфамун потерпел поражение, подумал Каландрилл. Ни магу, ни Безумному богу не видать жертвенной крови. Как он узнал из разговора, тело Джехенне утром будет отвезено подальше от лагеря и оставлено на съедение диким собакам в знак презрения: отказавшись от Ахрда, она лишила себя обычного захоронения на ветвях дуба. К его радости, говорящие с духами повторили обещание донести до всех шаманов лыкардов и всех говорящих с духами других кланов весть о том, что Давен Тирас не имеет права говорить ни от чьего имени, что в теле его прячется колдун, против которого все должны восстать. Говорящие с духами попросили Каландрилла рассказать им все, что он знает о колдуне, дополнив рассказ Брахта и Кати.

Он поведал им о погоне за книгой, ничего не утаивая: о том, как Варент ден Тарль приезжал с визитом в Секку, и об их долгом путешествии через Кандахар в Гессиф, о том, как нашли они в Тезин-Даре «Заветную книгу» и как Рхыфамун отобрал ее, об их возвращении в Лиссе и о приключениях в Куан-на'Форе.

Они смотрели на него с почтением, как на мифологического героя, сотканного из воображения бардов, и он смутился и попытался скрыть свое смущение за чашей вина. А чаша его ни на мгновение не оставалась пустой – женщины и юноши постоянно подливали ему из бурдюка, так что, когда стало совсем поздно и лыкарды принялись обсуждать, кто теперь встанет во главе клана, Каландрилл, чтобы не запьянеть, стал лишь изредка прикладываться к чаше, весело вспоминая, как впервые напился и как познакомился с Брахтом.

При мысли о кернийце он опять заволновался и при первой же возможности обратился с вопросом к говорящим с духами. Но они не могли ему сказать больше того, что до сих пор все распятые умирали, пригвожденные к деревьям, и никто не был спасен. Однако оба драхоманна были уверены, что с Брахтом все в порядке и он проснется, когда пожелает Ахрд. Но когда – этого никто сказать не в силах.

Сход закончился, уже когда рассвет был близок. Каландрилл смертельно хотел спать. В отличие от большинства ни Ларрхынов ему удалось не напиться в ту ночь, но голова у него шла кругом от пережитых событий, а в желудке он ощущал тяжесть. Юноша очень обрадовался, когда наконец избрали нового вождя племени – Дахана – и люди стали расходиться. Каландрилл с трудом поднялся на ноги и взобрался по лестнице в кибитку. Лампы были загашены, и Катя с Брахтом лежали в дальнем конце кибитки – голова Брахта покоилась на руке Кати. Каландрилл сбросил тунику и обувь, с удовольствием забрался на подушки и мгновенно заснул.

Он проснулся как от толчка – перед ним с озадаченным видом сидел Брахт.

Каландрилл открыл было рот, но мозолистая рука тут же легла ему на уста. Кивнув в сторону спящей Кати, Брахт приложил палец к губам и поманил Каландрилла за собой.

Пораженный, несмотря на то что с самого начала был убежден в выздоровлении Брахта, Каландрилл подхватил тунику и обувь и вышел за кернийцем в жемчужно-серый рассвет. Лагерь спал после бурного схода; костры прогорели, остались только головешки. Ночь стояла прохладная. Радуясь пробуждению Брахта, Каландрилл забыл о собственной усталости. Они присели у тлеющего большого костра. Каландрилл, широко улыбаясь, разглядывал Брахта. Покачав головой, он рассмеялся и, не удержавшись, взял друга за руки и стал внимательно рассматривать его ладони, на которых не осталось ни малейшей ранки.

– Что произошло? – приглушенно спросил Брахт, сощурив голубые глаза. – Я помню гвозди… боль… – Лицо его исказилось. – И больше ничего.

– Ахрд вступился за тебя, – пояснил Каландрилл и рассказал ему все по порядку.

Брахт внимательно осмотрел и потер ладони с обеих сторон, словно не веря собственным глазам. Когда Каландрилл замолчал, керниец заговорил не сразу, обдумывая только что услышанное. Затем, словно с трудом возвращаясь к действительности, спросил:

– Так, значит, Катя убила Джехенне? А говорящие с духами призывают всех умертвить Давена Тираса?

– Истинно, – подтвердил Каландрилл. – Но Катя – и, я думаю, она права – сомневается, что им это удастся.

– Я тоже, – кивнул Брахт. – Драхоманны Куан-на'Фора искусны во многом, но они не умеют делать того, что умеет Рхыфамун. Если они не будут действовать сообща, то, боюсь, им его не одолеть.

– А они не могут действовать сообща? – спросил

Каландрилл.

– Как? – Брахт пожал плечами и обвел рукой спящий лагерь. – Видишь, сколько здесь народу собралось отовсюду? А говорящих с духами всего лишь двое, им Рхыфамуну не противостоять.

Каландрилл понял, что его надежде на скорое окончание скитаний по Куан-на'Фору не суждено свершиться. Он вздохнул.

– А ты хотел, чтобы кто-то другой сделал за нас то, что обязаны сделать мы? – рассмеялся Брахт и добродушно шлепнул его по плечу. – Все не так просто, друг мой. Но теперь уже легче. Теперь у нас свободный путь по всему Куан-на'Фору. Лыкардов бояться нечего. А Давену Тирасу будет теперь труднее перемещаться. Хотя говорящие с духами и не могут его одолеть, они по крайней мере сообщат о нем по всем становищам. Теперь нам будет легче его найти.

– Если он только вновь не поменяет тело. – После того как Брахт остудил его пыл, Каландрилл опять обрел способность рассуждать логично.

– Пусть так, – заявил Брахт. – Ведь, переселившись в новое тело, ему придется оставить позади старое. А после того, как все узнают о Давене Тирасе. и если его тело будет найдено, не составит труда разгадать, в кого он переселился: кого-то будет не хватать. И нам его опишут.

– Да, но он по-прежнему впереди, – сказал Каландрилл.

– Истинно, но у нас теперь есть союзники: говорящие с духами, да и все кланы, – не сдавался Брахт. Он был бодр – – словно сок дуба, смешавшийся с его кровью, придал ему неустрашимость и силу. – Так что будем придерживаться наших первоначальных планов. Идем на север, затем в Куан-на'Дру, где попробуем пройти через Священный лес, и тогда, возможно, мы его обгоним.

От прежних сомнений, будораживших его всякий раз, как речь заходила о проходе через большой Священный лес, не осталось и следа. Каландрилл удивленно посмотрел на Брахта. Тот безмятежно улыбался.

– Так что, прежние страхи забыты? – спросил Каландрилл.

Брахт помрачнел, словно сам удивился своей уверенности, но потом кивнул.

– Да, – пробормотал он и, помолчав, продолжал: – Сам не знаю почему, но, возможно…

Он поднял руку, разглядывая ладони. Каландрилл ждал.

– Ахрд даровал мне жизнь. Говорящие с духами утверждают, что в венах моих течет священный сок. Ахрд должен даровать нам проход.

– А груагачи? – поддел Каландрилл.

– Они лишь стражи. – Брахт пожал плечами, и тень его прежних сомнений на мгновение набежала ему на лицо. – Но они служат Ахрду, так что, может, не станут нам мешать. Впрочем, у нас все равно только один путь.

Доброе расположение духа вновь вернулось к нему. Он встал, потянулся, огляделся, словно видел перед собой новый мир или тот, что стал ему еще дороже, и широко улыбнулся, упиваясь воздухом и наслаждаясь запахами костра, и лошадей, и кожи.

– Нельзя терять ни минуты, – сказал он наконец. – Ты говоришь, у Кати раны неглубокие?

– Порезы, – заверил кернийца Каландрилл. – Ничего серьезного. Говорящие с духами уже о ней позаботились.

– Они великие целители. – Брахт кивнул. – А твое плечо? Заживает?

– И быстро. – Каландрилл пошевелил плечом, уже забыв о ране. – Ты тоже отличный лекарь.

– Будем надеяться, нам это больше не понадобится. – Брахт ухмыльнулся и похлопал себя по животу. – Н-да, а я бы чего-нибудь поел. В кибитке съестного не найдется?

Каландрилл кивнул и отправился за Брахтом в кибитку.

Первые лучи рассвета осветили небо, запели птицы, в загонах похрапывали лошади. На востоке огненно-красная полоса, обрамленная золотой бахромой, перерезала небо у самого горизонта, и выплыло солнце. Лучи его осветили кибитку через откинутый полог. Катя заворочалась и стала шарить рукой на подушке. И вдруг резко открыла глаза и села, инстинктивно хватаясь за саблю.

– Все в порядке, – сказал Брахт. – Если не считать, что я голоден как волк.

Голос его мгновенно привел ее в чувство, и, откинув одеяло, она вскочила. Руки и ноги ее были обнажены – на ней была только рубашка. Отбросив в сторону саблю, она как вихрь налетела на кернийца, и оба упали на подушки. Губы их соединились, и Каландрилл подумал, что кернийцу будет трудно сдержать свое слово. Катя наконец отстранилась от неге и, откидывая с лица спутанные волосы, радостно смотрела в его глаза.

Встав перед ним на колени, она взяла его за руки и принялась разглядывать ладони.

– Почему ты меня не разбудил? – поинтересовалась она, и, хотя в голосе ее звучала обида, на устах играла радостная, как само солнце, улыбка.

– Ты так сладко спала… – Брахт отвел льняную прядь с ее щеки. – К тому же ты, насколько я слышал, заслужила отдых.

Улыбка ее потускнела, но уже в следующее мгновение она кивнула и серьезно сказала:

– Я тоже умею держать свое слово.

– Бедная Джехенне, – усмехнулся Брахт, куда менее обремененный угрызениями совести по поводу ее смерти. – Как твои раны?

Он прикоснулся к уже заживающим порезам на руке и бедре. Катя пожала плечами.

– Ерунда, – сказала она. – Царапины. Говорящие с духами наложили мази и пропели заклинания. А вот ты… Я уже боялась, ты никогда не проснешься.

– Я отлично себя чувствую, – усмехнулся Брахт. – И страшно голоден.

Катя оглянулась на шкафчики и шкафы, встроенные в стены кибитки, и потянулась к ближайшему, обнажив длинное гладкое загорелое бедро. Каландрилл смущенно отвернулся, Брахт не скрывал своего восхищения, и, перехватив его взгляд, Катя вдруг сообразила, что на ней почти ничего нет. Она обворожительно покраснела, все еще улыбаясь, и одернула рубашку.

– Ты лучше меня знаешь, где здесь чего искать, – застенчиво пробормотала она. – Посмотри, а я оденусь.

– С удовольствием, – заявил Брахт, уловив двусмысленность фразы, и тут же получил удар подушкой.

Катя плотно прикрыла за собой занавеску.

Ухмыляясь, Брахт копался в шкафах, вытаскивая вино, галеты, сыр и копченое мясо, и, хотя все это было не очень свежим, он с удовольствием принялся за трапезу. Каландрилл же решил дождаться, когда лагерь проснется и ему предложат что-нибудь более свежее, и просто смотрел на товарища. Вышла Катя, полностью одетая, и уселась на подушки прямо перед Брахтом, наблюдая за тем, как он ест. Она все еще мягко улыбалась.

– Когда отправляемся?

Брахт запил печенье огромным глотком вина и сказал:

– Боюсь, когда они узнают, что я пробудился, нас потащат на пир, а отказываться – значит оскорбить их. Может, завтра?

– С каждым днем расстояние между нами и Рхыфамуном увеличивается, – возразила Катя. – Я сомневаюсь, чтобы говорящим с духами удалось его остановить.

– Каландрилл мне уже об этом сказал, и я с вами согласен, – кивнул Брахт. – Но если мы не уважим их, лыкарды будут обижены. А за этот день говорящие с духами могут отыскать его.

– Как? – удивился Каландрилл.

– Они переговариваются друг с другом на расстоянии многих лиг. – Брахт пожал плечами, словно это само собой разумелось. – Как им это удается, я не знаю. Но они это могут.

– Они сумеют подсказать, где искать его, – пробормотала Катя, – но задержать его или уничтожить они не в силах, я права?

– Они могут попытаться, – сказал Брахт. – Но боюсь, у них немного шансов на успех.

– А у нас? – поинтересовался Каландрилл.

Брахт усмехнулся, пожав плечами.

– Все указывает на то, что мы избраны для исполнения этой задачи, – заявил он. – Да и зашли мы слишком далеко, чтобы теперь в этом сомневаться. Вперед, и будь что будет.

– Истинно. – Каландрилл улыбнулся: уверенность кернийца была заразительной.

Предположение Брахта о том, что пробуждение его будет отмечено шумным праздником, оказалось правильным. Лагерь зашевелился, когда солнце поднялось над горизонтом совсем невысоко, и говорящие с духами пришли справиться о Брахте. Увидев, что он уже бодрствует, совершенно здоров и пребывает в прекрасном расположении духа, они сотворили благодарственную молитву Ахрду и заявили, что днем будет устроен настоящий праздник. Настолько велико было их благоговение перед Брахтом, что о Катиных ранах они чуть не забыли. А о том, что надо разослать весть о Давене Тисе вспомнили только после напоминания Брахта, чьи слова приобрели для них огромный вес. Драхоманны пообещали, но прежде просили Брахта явиться перед их соплеменниками.

В сопровождении шаманов, Кати и Каландрилла Брахт предстал перед новоизбранным вождем ни Ларрхынов. Дахан ни Ларрхын приветствовал его как почетного гостя, обнял и пообещал всю возможную помощь, а потом в сопровождении почетного караула провел его по лагерю. Воины, мужчины и женщины, которые лишь день назад готовы были растерзать Брахта на части, теперь приветствовали его как героя: матери протягивали к нему детей, чтобы он дотронулся до них и чтобы через него они были благословенны Ахрдом; калеки, давно потерявшие всякую надежду на выздоровление, молили его о прикосновении. Брахт отлично сыграл свою роль: он широко улыбался толпе, словно и не были они никогда его врагами; пожимал протянутые руки, высоко поднимал хохочущих детишек. И Каландрилл вспомнил о парадах победы, о которых читал давным-давно, еще в Секке, когда рядом с победоносным военачальником в колеснице ехал слуга и, пока победитель приветствовал толпу, нашептывал ему на ухо, что он тоже смертен и не должен поддаваться гордыне.

Брахту такое напоминание было ни к чему, и, едва церемония закончилась и ему позволили удалиться, он бросился на подушки и грубовато заявил, что устал и что теперь ему нужно только вино и покой. Он вновь пообещал, что они отправятся следующим утром, чтобы не позволить их начинанию увязнуть в гостеприимстве лыкардов.

Но пока их ждал пир и новости от говорящих с духами.

Они явились смиренно тогда, когда день стал перетекать в вечер, а воздух наполнился запахами костров и жареного мяса. Брахт, Катя и Каландрилл сидели на ступеньках кибитки, и керниец вовсю старался не обращать внимания на благоговейные взгляды детворы, не отваживавшейся приблизиться к столь возвышенному человеку, сидевшему к тому же в компании воительницы из северных земель, которая в схватке один на один взяла верх над Джехенне ни Ларрхын и о которой, как весело отметил Брахт, очень скоро будут складывать легенды.

Говорящие с духами – их, как выяснилось, звали Моррах и Невин, – склонив головы, встали у подножия лестницы. Брахт вежливо приветствовал их, пригласил в кибитку и предложил вина. Говорящие с духами с благодарностью приняли кубки и постепенно расслабились, поняв, что Брахт не намерен строить из себя нечто необыкновенное. Перед ними был простой человек, воин, ждущий от них новостей.

– Колдун, называющий себя Давеном Тирасом, скачет в округ Куан-на'Дру, – заявил Моррах.

– Не отваживаясь приблизиться к владениям Ахрда, – тут же добавил Невин, и Каландрилл решил, что они всегда говорят в унисон, дополняя друг друга, словно у них были один ум и один голос.

– Он скачет на запад, – продолжал Моррах.

– Не приближаясь к опушке Священного леса, – добавил Невин.

– В сопровождении шестерых воинов, посланных с ним Джехенне, – сказал Моррах.

И Невин эхом добавил:

– Пока еще в теле Давена Тираса.

– Как это далеко? – спросил Брахт.

Говорящие с духами переглянулись, и Моррах сказал:

– Дней сорок, а то и больше.

– В последний раз его видели в стане ни Брхына, – добавил Невин. – Девять дней назад.

– Теперь он должен быть на пастбищах Валана, – сказал Моррах.

– И нам все труднее входить в контакт с нашими друзьями, – добавил Невин.

– Но драхоманны ни Брхынов обещали попробовать войти в контакт с говорящими с духами Валана, – пообещал Моррах. – И сразу сообщат нам.

– Мы отправляемся утром, – сказал Брахт.

Моррах нахмурился, Невин поджал губы. Морах произнес:

– Когда говорящие с духами Валана узнают, кто он, они попытаются удержать его.

– Но смогут ли? – спросил Брахт.

Шаманы вновь переглянулись, и Невин сказал:

– Этого мы не ведаем.

– Но они попытаются, – повторил Моррах. – Из становища ни Брхынов за ним отправились воины.

– Рхыфамун могуч, – медленно заговорил Брахт, тщательно подыскивая слова. – За долгие века неправедной жизни он накопил такую колдовскую силу, которой немногие ведуны могут похвастать. Я далек от того, чтобы принижать говорящих с духами из Куан-на'Фора, но, боюсь, таких, как Рхыфамун, им встречать еще не приходилось. А обыкновенные воины против него ничего поделать не смогут.

Моррах кивнул, Невин ответил:

– Они все равно попытают счастья, если будет на то воля Ахрда! Удастся ли им это, нет ли – решать нашему богу.

– А вы готовы с ним драться? – спросил Моррах.

– Да, – торжественно заявил Брахт. – Но на нас эта обязанность была возложена самой судьбой или Молодыми богами. У нас выбора нет.

– У нас тоже, – вставил Невин.

– Как и у наших друзей, – добавил Моррах. – Если Ахрд позволит валанам, попытка будет предпринята.

– Я буду молиться, чтобы Ахрд даровал им успех, – пробормотал Брахт. – Но завтра нам все равно надо скакать вперед.

– Насколько вероятно, что вы его перехватите? – спросил Невин.

– Он на сорок дней впереди вас, – добавил Моррах.

– Вы говорите, он скачет вокруг Куан-на'Дру?

Они кивнули, и Брахт спокойно продолжал:

– А мы поедем сквозь Священный лес.

На лицах говорящих с духами проступил ужас. Моррах совершил знамение, а Невин лишился дара речи. И тогда его товарищ едва слышно спросил:

– Вы намерены ехать через Священный лес? A груагачи?..

– Они служат Ахрду, – вставил Брахт. – Они его стражи. А ведь мы трое тоже служим богу! Вы же сами говорите, что в жилах моих течет сок Ахрда. Так зачем тогда груагачам отказывать нам в проезде? Мы скачем на помощь Ахрду и его братьям.

– Все равно, – прошептал Невин. – Как можно идти против груагачей?

– Это решение далось мне нелегко, – честно признался Брахт, глядя на свои ладони. – До того… как Джехенне сделала со мной это… я не горел желанием рисковать. Я уповал на то, что мы догоним Рхыфамуна еще до Куан-на'Дру. Но теперь скакать через Священный лес – наша единственная надежда. Ведь, если друзьям вашим не удастся его остановить, он скроется.

– Да сопутствует вам удача, – сказал Моррах с сомнением в голосе. – В тебе – сок Ахрда. Быть может, откроет он тебе проезд сквозь Священный лес.

– Тебе, – вставил Невин. – А твоим друзьям?

Он повернулся, озабоченно глядя на Каландрилла и Катю.

– Мы готовы рискнуть, – сказал Каландрилл.

– Брахт прав, мы скачем на помощь Ахрду, – добавила Катя. – Стражи его должны это понять.

– Быть может.

Но Моррах все еще сомневался; Невин сидел молча, тоже с явным сомнением на лице.

– Мы попытаемся, – твердо заявил Брахт. – Это наш долг, иначе нам Рхыфамуна не догнать, и он скроется на севере, за Кесс-Имбруном.

Голос его зазвучал властно, и говорящие с духами покорно склонили головы.

– Мы будем молиться за ваш успех, – пообещал Моррах.

– И наши товарищи – тоже, – добавил Невин.

– Благодарим вас, – сказал Брахт. – И сообщайте нам обо всем, что узнают драхоманны о Рхыфамуне.

Шаманы кивнули, и Моррах молвил: :

– Только спросите в любом становище.

– Что известно одному из нас, известно всем, – добавил Невин.

– Вы верно служите Ахрду, – похвалил Брахт.

– Мы лишь исполняем свой долг, – ответил Морах.

– Будь у нас возможность, мы бы сделали больше, – заметил Невин.

Брахт улыбнулся и произнес:

– Вы и так делаете немало.

Засим говорящие с духами вышли, еще раз заверив, что все, что они узнают, будет тут же сообщено Брахту и его друзьям. И троица принялась готовиться к отправлению. Дахан обещал им все необходимое, чтобы добраться до следующего становища лыкардов, так что им оставалось только починить одежду, наточить клинки и сделать еще кое-что по мелочи. Каландрилл считал, что Брахту надо будет еще раз показаться в лагере, но керниец заявил, что не намерен терпеть такого почитания больше, чем необходимо, так что они сидели в кибитке, открыв полог и окна, впуская свежий воздух и свет. Любопытная ребятня все кружила около входа. Самые отчаянные отваживались подкрадываться к лестнице и заглядывать внутрь.

– Я чувствую себя так, будто меня выставляют напоказ, как какую-то невидаль, – пробормотал Брахт, когда маленькое смуглое личико просунулось внутрь и с визгом скрылось, едва он поднял глаза.

– Ты герой, – заявила Катя с насмешливой серьезностью. – Подобного тебе им видеть не приходилось.

Брахт нахмурился, но тут же просветлел:

– А ты думаешь, они смотрят только на меня? У меня такое впечатление, что ты их интересуешь не меньше. В конце концов, ты убила Джехенне. Не сомневаюсь, уже сейчас слагаются истории о том, как северянка взяла верх над самой опытной воительницей лыкардов.

Он шутил, но на Катино лицо набежала тень, и она покачала головой.

– Мысли об этом не приносят мне радости, – тихо сказала она. – Тогда я была сердита и вне себя оттого, что Джехенне собиралась тебя убить. Мне нечем гордиться.

Чувства ее еще не успели огрубеть, подумал Каландрилл. Сам же он стал совсем походить на Брахта с его прагматизмом. Он считал, что Джехенне заслужила смерть, иначе она бы уничтожила их. Если бы клинку Джехенне противостоял его меч, то вряд ли бы он сейчас испытывал угрызения совести. Но Катя явно сожалела о содеянном. Каковы же нравственные устои Вану? – подумал он.

Брахт тоже понял, что девушке не по себе, и мягко сказал:

– Каландрилл рассказывал мне о вашей дуэли. У тебя не было выбора. Не возьмись ты за саблю, все мы сейчас были бы мертвы, а Рхыфамун преспокойно продолжил бы свое дело. Если и можно кого-то винить, то только Джехенне или Рхыфамуна. Ты не должна чувствовать вину.

Каландрилл даже подумал, что, пока он грубеет, Брахт становится мягче. Еще год назад подобные слова ни за что бы не сорвались с его губ. Видимо, они положительно друг на друга влияют. Сам Каландрилл окреп, он уже далеко не ученый принц, изнеженный аристократ, а Брахт – некогда циничный наемник – смягчился душой и научился сопереживать. Они словно галька в реке, воды которой переворачивают и трут их друг о друга, стирая острые края, прилаживая один к другому, вымывая слабости, оставляя только самое важное и крепкое.

Катя улыбнулась, оставив свои сомнения, и вновь принялась подшивать обтрепавшиеся края рукавов, а Брахт еще долго сидел и смотрел на нее влюбленным взором, но потом и он принялся готовиться к отправлению.

День клонился к вечеру, солнце спускалось все ниже и ниже, и Брахт закрыл окна и опустил полог. Каландрилл зажег лампы, и они сложили вещи в одном месте, чтобы утром можно было без промедления отправиться в путь. Вскоре вечер окутал долину в темно-голубые цвета. Огонь костров стал ярче, запах жареного мяса сильнее. Где-то вдалеке застучали барабаны, и звук их стал приближаться к кибитке. Брахт вздохнул и принялся причесываться, недовольно бормоча по поводу всяких там церемоний. Каландрилл с любопытством приподнял полог. Перед кибиткой стояла толпа. Впереди – Дахан, по сторонам от него – Моррах и Невин, каждый с барабаном через плечо – отбивал медленный ритм длинными полированными деревянными палочками. За ними, с лицами, полными ожидания, стояла огромная толпа народа.

Барабанный бой чуть стих, и Дахан, сделав шаг вперед громко, так что его голос разнесся по всему стану, объявил:

– Мы чествуем Брахта ни Эррхина и его друзей. Выходите пировать с нами.

Брахт отодвинул Каландрилла от полога и, выйдя на лестницу, церемонно сказал:

– Ты оказываешь нам великую честь, Дахан ни Ларрхын. И мы с благодарностью принимаем твое приглашение.

Через плечо он сказал Каландриллу и Кате:

– Пошли. Не берите ничего, кроме кинжалов.

Он царственной походкой спустился по ступенькам и обнялся с Даханом под одобрительные возгласы толпы и громкий перестук барабанов, вдруг резко стихших. Женщины и мужчины обступили Брахта со всех сторон и, взяв его под руки, торжественно повели к главному костру. Катя пользовалась не меньшим вниманием, и Каландрилл, оставшись один, шел позади.

Он был даже рад этому, ибо получил возможность присмотреться и прислушаться к действу повнимательнее, чем в предыдущую ночь, когда он находился в центре внимания. Сейчас же лыкарды чествовали прежде всего Брахта и Катю, и он с интересом ученого смотрел вокруг.

Подобного пиршества в Секке ему видеть не доводилось. Их усадили по правую руку от Дахана; Моррах и Невин сели по левую; далее расположились старейшины и наиболее уважаемые воины племени. Остальные – у них за спинами. Первый кусок мяса был предложен Брахту, как и первый кубок вина; затем настала очередь Кати, а потом уж Каландрилла, и он вспомнил отцовский дворец, где тоже был последним из ден Каринфов. А теперь я даже меньше того, усмехнувшись про себя, подумал он. Теперь я вне закона, и за мою голову объявлено вознаграждение. Ежели суждено мне когда-нибудь вернуться на родину, удостоят ли меня такими почестями, какие воздаются сейчас Брахту? Смогу ли я противостоять брату? Или победить его? При этой мысли он покачал головой. Какое это имеет значение? Он и так-то никогда не хотел быть доммом, а уж сейчас – тем более. Он с удовольствием оставит это бремя Тобиасу. Если, конечно, подумал Каландрилл, когда ему из бурдюка налили вина и передали блюдо с мясом, Тобиас, сам того не сознавая, не вступит в игру на стороне Рхыфамуна. Он смотрел на освещенные пламенем улыбающиеся лица вокруг костра и думал о том, что, доведи Джехенне свое дело до конца, эти люди прямо сейчас готовились бы к войне с Лиссе, обманутые льстивыми речами Рхыфамуна, жаждущего ввергнуть их в кровавую бойню. А судя по тому, что видел он на родине, Тобиас тоже встал на тот же путь. И если брат его настоит на своем, доммы Лиссе объявят войну Кандахару, и все это, включая интриги колдуна в Куан-на'Форе, подготовит почву для пробуждения Безумного бога.

Каландрилл посерьезнел, понимая, что, каковы бы ни были обещания Молодых богов, он сам, а также Брахт и Катя лишь пешки в чьей-то непонятной ему игре, в которой задействованы неизвестные силы. Какие у них шансы на успех? Рхыфамун на много дней впереди и говорящим с духами вряд ли удастся его остановить, а уж тем более одолеть. А ведь шаманы обладали такими силами, о каких он и мечтать не мог. Что же говорить тогда о них, странствующих меченосцах? Имей веру, твердили ему товарищи. Но достаточно ли одной веры? И Бураш, и Дера говорили им о неких силах, способных помочь в достижении цели. Но поведали они об этом так загадочно, что Каландрилл вовсе не был в этом уверен и еще меньше понимал, как можно взять верх над Рхыфамуном, если, конечно, они его догонят. Временами так трудно бывает не потерять веру!

– Ахрд! Отчего такой несчастный вид? Что? Вино кислое? Или пир невесел?

Каландрилл тут же устыдился своих сомнений. Брахт весело улыбался, поднося к запачканным жиром губам до краев наполненный кубок вина. Каландрилл уныло покачал головой и пробормотал:

– Нет я думал о Рхыфамуне и его деяниях.

– Забудь, – посоветовал ему Брахт. – Наслаждайся вечером. В путь мы отправляемся завтра утром, а сегодня ночью будем пировать. У нас новые друзья. Укрепим с ними дружбу. И предстоящий путь станет намного легче. Так выпей за это.

Каландрилл улыбнулся и вознес молчаливую хвалу богам за то, что они даровали ему такого друга.

– Истинно, – сказал он. – Ты прав.

Он осушил свой кубок и потребовал еще, решив, что от вина ему хуже не станет. Здесь они в безопасности, вокруг – воины, которые, как он думал, будут теперь стоять за них до последней капли крови. К тому же сейчас на их стороне и говорящие с духами, обладающие необыкновенными знаниями и заклинаниями и способные передать им новости о колдуне. Впервые за долгие недели они оказались в полной безопасности, и Каландрилл решил последовать совету Брахта и веселиться.

Но все же он старался держать себя в руках, как и его товарищи. Они ели и пили от души, но так, чтобы утром отправление не стало в тягость. Юноша ел до тех пор, пока пояс не врезался ему в живот и вид еды не стал противен. А вино он пил мелкими глотками, наслаждаясь вызываемой им истомой.