Текст книги "Три Германии"

Витинёво. Дети растут и становятся патриархами для своих детей и внуков. И тогда их вселенная – семья с многочисленными родственниками и друзьями, достигнув пределов расширения, начнёт сжиматься до размеров ядра новой семьи-вселенной, которой суждено расширяться уже в ином направлении и в новом составе. Для меня таким последним расширением стало «Витинёво», загородный дом наших сватов на северной окраине Москвы, который сразу и навсегда я ощутил частью Отчего дома. Александр Григорьевич и Валентина Павловна Антипенки. Талантливый ученый-физик и предприниматель из наукограда Черноголовка, с корнями в Запорожье, с разносторонними интересами и увлечениями и детский врач-ларинголог с самым широким кругом медицинских познаний и пациентов, которые могут позвонить ей в любое время суток и в любые часы. Самоотверженность и доброта Валентины Павловны, её деятельное участие в противоборстве с недугами не только близких, но малознакомых людей не знают границ. Даже собственный дискомфорт не позволит ей предать забвению благо любимых внуков – ГриФедов и Пашки. Меня она дважды вытаскивала из состояния, близкого к безнадёжному. И не только меня. Витинёво. Уютная церквушка на берегу водохранилища, в ней крестили Пашку. Скромный памятник жертвам войны и другой – тем, кто погиб при строительстве сталинского канала. Прогулки вдоль канала, футбол с ГриФедами. Детская рыбалка и детский поход с тушёнкой, сваренной на костре. Шашлык для взрослых во вдохновенном исполнении Юры Антипенко. Долгие беседы о насущном и мировом за обедо-ужином. Неотразимое природное обаяние моего редкого собеседника – «дяди Вовы» (Владимира Григорьевича) и столь же продуктивный обмен мнениями о политике и музыке с Валентином Валентиновичем – свояком моего свата. Всё это наше Витинёво, которое, возможно, и станет новой вселенной для наших детей и внуков.

Читатели и зрители. Письма и мнения. Диалоги. Эпистолярный жанр – особая категория творчества. Не все его любят, а зря. В переписке наших классиков не меньше поучительного, чем в их художественных произведениях. В собраниях сочинений отечественных и зарубежных писателей я всегда заглядывал и в последние тома, где содержались письма. Духовная инфляция, мелководье тиражей, разнокалиберность и мешанина информации Интернета отучили современных россиян от классического эпистолярного жанра, перелётные птицы писем уступили место мотылькам-эсэмэскам. В западной журналистике письма читателей играют незначительную роль. В советских газетах, где были отделы писем, принято было отвечать на каждое, даже на откровенно графоманское. Один из выпускников Иняза, бывший «фотоновец», подрабатывая на каникулах в отделе писем «Литературки», принёс нам такой лирический перл «начинающего поэта»: «Я за тобою семеню, догоню – осеменю». Лично мне во время работы в журнале «За рубежом» пришлось по распоряжению главного вежливо отвечать автору «антифашистской поэмы», почему мы не сможем её напечатать. Там были такие строки: «Я – Харро Шульце-Бойзен, я – Бойзен-Либертас. Обманутые немцы, мы боремся за вас. Недаром же союзники второй открыли фронт. Поэтому нацисты такой несли урон(т)». До зарубежных собкоров доходили не все читательские отклики. Но мне вполне хватало и того, что я получал, работая для «Известий» и для русскоязычных изданий в Германии. Я многое узнавал из них, получая пищу для собственных размышлений. Старался отвечать. Осталось без ответа одно, странное, не имевшее точного обратного адреса. Его передали мне коллеги из берлинской газеты «Русская Германия», с которой я тогда активно сотрудничал: 7 января 2001 г. Нью-Йорк-Бонн. Вальди Прайдмен – Е. Бовкуну: Товарищ Бовкун, если Вы мне не ответите, какого цвета флаг Европейской унии, я БОЛЬШЕ НИКОГДА не назову Вас ЛУЧШИМ ЖУРНАЛИСТОМ ГЕРМАНИИ. ВООБЩЕ НЕ БУДУ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ на Ваши симпатичные статьи. Всё равно… Вальди.

Расследовать можно. Успех не гарантирован. Многие письма, содержавшие необычную информацию, становились или могли стать поводом серьезного журналистского расследования. Каждому, кто ведёт переписку по электронной почте или факсу, приходится сталкиваться с необъяснимой пропажей отправленного сообщения. Но случалось и противоположное. В боннский корпункт «Известий» в апреле 92-го поступил из Москвы странный факс на имя проживавшего в Кёльне Колесникова Наума Ефимовича. Отправитель С. Федотов сообщал партнёру, что вопрос о продаже «продуктов» активно прорабатывается и что он надеется на днях получить «положительный результат». Речь шла о продаже за рубеж, в Германию, редких металлов, имевшихся на складах в Москве «в значительных количествах». В том числе – тантал, цирконий, бериллий, молибден и галлий в слитках, чушках, порошке и листовой обрезе». Указывались цены. Например, тантал – 37 миллионов рублей за тонну. Его на безымянном складе находилось 3 тонны. Даже то, что перечислялось в факсе, стоило десятки, если не сотни миллионов рублей. Но отправители факса, разумеется, желали получить доллары. «С. Федотов» сообщал, что его партнёры могут поставлять «любые редкие металлы» в больших количествах. Самое интересное, что фирма, заинтересованная в продаже за рубеж народного добра, именовалась «Литературным агентством – видео» – ЛАВ. Указывались номер факса ЛАВ в Москве – 203-42-24 и номера телефонов – 202-54-34 и 202-17-87. Номер исходящего факса – 27. Видимо, сделка зашла далеко. Уголовники или бывшие деятели ВПК? Проводить самостоятельное расследование обстоятельств операции, типичной для того времени, я не собирался. Для этого у меня не было ни полномочий, ни соответствующей техники, ни желания, и я отправил копию факса в редакцию, надеясь, что коллеги раскрутят по горячим следам явно криминальную историю. Мне обещали заняться этим делом, но расследование не состоялось. Причины умолчания остались мне неизвестны. А 17-го мая я получил телеграмму. Зам. главного редактора «Известий» В. Надеин – собкору в Бонне: Женя, спасибо за факс. Прости, что замотанный навалившимися делами, не поблагодарил тебя за замечательную поездку (на семинар «Публично-правовые радиостанции Германии»). И ещё я виноват перед г-ном Графом, что постараюсь восполнить публикацией. А факс твой, очевидно, будет началом нашего расследования. Куда оно приведёт – Бог знает. С наилучшими пожеланиями, В. Надеин. Но в большинстве случаев тревожные сообщения журналистов в редакцию всё же получали нужную огласку. Незадолго до развала «Известий» Надеин уехал корреспондентом в Нью-Йорк, после закрытия корпункта остался в США, приезжал в Москву повидаться с коллегами, а умер в Америке от болезни с неизвестным диагнозом. Печальное последствие разлуки с родиной.

19 декабря 1988 г. Мюнхен – Бонн. Митрополит Венский и Австрийский Ириней – Е. Бовкуну:… Пересылаю Вам материалы по решению Германского «Бундесгерихтсхоф» (Федеральной судебной палаты) и наши комментарии. Это я Вам обещал на встрече в Висбадене. С уважением, Ириней. Мюнхен, Глициниерштрассе, 38.

Упущенные возможности. Случайные встречи. Журналист, увлечённо работающий над новой темой, готов жертвовать для неё свободным временем и порой не замечает, что при этом упускает возможность познакомиться с чем-то не менее интересным. С митрополитом Иринеем (Игорем Владимировичем Зуземилем) я мимолётно познакомился на одном из публичных мероприятий, и он рассказал мне о проблемах с недвижимостью в Германии, существовавших в отношениях Русской православной и Русской зарубежной церкви. Коллеги предупреждали, что это фигура «тёмная», неоднозначная: при Гитлере был пастырем в Германии, после войны – в Австралии, в конце 50-х принят был в Московский патриархат. Более длительная встреча могла быть чрезвычайно интересной, но я так и не нашёл для неё времени, а в середине 90-х его арестовали по подозрению в связях с советской разведкой. Жалел я, что по не зависевшим от меня обстоятельствам не довёл до конца документальное расследование, связанное с последним допросом Якова Сталина в гестапо. Осталась без продолжений встреча с Карелом Готтом за кулисами кёльнской телестудии, где он частично раскрыл мне некоторые любопытные подробности своей личной жизни. Запомнилась короткая, но интересная встреча с президентом Конго Альфонсом Массамба-Деба. В 67-м он прилетел из Браззавиля в посёлок Нгулонкила навестить своего брата Баука Деба, префекта ближайшего города Лекана. Охранявшие его, вооружённые до зубов кубинцы, готовы были пристукнуть каждого, кто косо посмотрит на президента. Но с советскими специалистами он пообщался и мне даже позволили задать ему вопрос о трайбализме в Африке, на который он неожиданно подробно стал отвечать. Сделав короткий жест в сторону двух кубинских церберов, он сказал: «Они будут бодрствовать всю ночь на полу, лежа у двери». В этой сцене было нечто комичное. Позже я вспомнил её, когда смотрел американскую комедию «Боги сходят с ума», в которой пародируется переворот на почве межплеменной вражды в одной из стран Центральной Африки. О трайбализме неоднократно говорили мы и с Баука Деба. Будущее страны не зря тревожило его. В 97-м этнические распри в Конго закончились гражданской войной. А в те годы между СССР и Китаем разгоралось соперничество за влияние в Африке. В Намибии закрепились китайские военные советники, в демократическом Конго – наши и кубинские. И однажды я неумышленно их подвёл. Перед очередной поездкой в Браззавиль за продуктами и спиртным шеф наказал: «Поедешь обратно, захвати из аптеки ящик спирта». Спирт наши геологи и топографы, работавшие в тяжелых условиях тропиков, использовали по прямому назначению – дезинфицировали воду, в которой могли содержаться личинки шистосоматоза. Ну, и конечно, в целях «профилактики». Справившись с поручениями шефа, в числе которых были не столько закупки, сколько обмен документами с различными конголезскими инстанциями, я не забыл и про спирт, заехал на служебном джипе к аптекарю и, чтобы не мелочиться, приобрёл три ящика, по 12 литровых бутылок в каждом. Грузчики аптекаря, вынося третий ящик, сказали: «Это последний». А через неделю, когда я уже был в Нгулонкила, посол Спицкий устроил разнос группе советских военспецов в Браззавиле: за то, что они «выпили в городе весь спирт». Я переживал, что подставил ребят, ведь аптекарь сказал, что приезжали на джипе. Но самое интересное, что военспецы на упреки посла ничего не возразили. С китайскими советниками такое не случилось бы. Надолго запомнилась беседа в самолёте с госпожой Сиримаво Бандаранаике – первой женщиной премьер-министром Шри Ланки. Мы летели в Москву с пересадкой в Париже, пассажиров было мало, она захотела поговорить с русским переводчиком о проблемах национальных меньшинств в Азии и Африке и рассказала немало интересного. На прощание первая леди Цейлона подписала и подарила мне свою фотографию, которую я сохранил. Яркой картинкой осталось в памяти другое «дорожное» впечатление. Летом 70-го, получив приглашение питерских биологов отдохнуть на их исследовательской базе в Дальних Зеленцах на берегу Баренцева моря, мы с женой шли туда из Мурманска на катере и, поскольку находились в погранзоне, стали свидетелями маневров Северного флота. Могли без бинокля наблюдать, как по палубе эсминца бегали человечки в бушлатах, чехлили орудия, таскали ящики, выполняя разные команды. Казалось, они с детской увлечённостью и азартом «играли в войну».

Однофамильцы. При получении гонорара в бухгалтерии «Молодой гвардии» за очерк о судьбе россиян, угнанных во время войны в Германию, с меня удержали налог за бездетность. Я удивился: к тому времени у нас уже было двое детей. Но дотошная сотрудница настаивала, и я попросил проверить данные. Проверили. Всё совпало за исключением адреса и места рождения. Полный однофамилец. Но были и другие. В феврале 87-го мне написал курсант Симферопольского военно-политического училища, интересовавшийся родословной своей «редкой» фамилии. Я, как мог, удовлетворил его интерес. В 2001-м пришло письмо из Нижнего Новгорода, от пенсионера Ивана Бовкуна и я познакомил его с нашей родовой легендой, которую бабушка Полина рассказывала со слов деда Георгия. Прапра… родителем нашим был запорожский казак. Он воевал с турками и поляками, из одного похода привёз пленную гречанку, на которой женился, за что изгнан был из Сечи. Поселился с ней тоже неподалёку, под Полтавой. Первого сына назвал в честь Святого Георгия, а дочь Ольгой, поэтому в нашем роду было много Иванов, Георгиев и Ольг. Был он самостоятелен, честен и горд, но беден (имел всего одного вола, которым пахал свой надел). За это прозвали его бовкуном, то есть – «волом, запряжённым одинягой». Слово это есть в лексиконе Даля с тем же значением. Наплодил он с гречанкой много детей, и образовалась под Полтавой целая деревня Бовкунов, откуда разбрелись они по белу свету. Насколько я помню по рассказам бабушки, у деда Георгия было как минимум несколько братьев. Но куда они разъехались, неизвестно. В ответном письме однофамилец из Нижнего Новгорода рассказал: «В своих поисках дошёл я пока до прадеда. Звали его Лазарь. Был он пастухом и, тем не менее, своим сыновьям (одним из них был дед Тарас) построил по хутору. Это было время Столыпинских реформ. Откуда у него такие деньги? История умалчивает. Факт тот, что к началу всех революций Бовкуны в селе Весёлом Екатеринославской губернии жили зажиточно, за что были раскулачены во время коллективизации. Потом голод. Люди гибли как мухи. Ходили по дворам активисты-босяки с прутьями и шукали зерно. Забирали всё до последнего зёрнышка. Бабка Агафья сообразила закопать мешок пшеницы и на том месте соорудила печь. Этим спаслись… Сейчас я на пенсии. Рыбачу. Зимой через Волгу бегаю на ту сторону… Ну и постоянно радиоприёмник со мной. С приемником сплю. Жена ворчит. А я надеваю наушники и шарю по эфиру. Предпочитаю «Свободу». Рядом работают Би-Би-Си, «Немецкая волна», но чаще настраиваюсь на «Свободу». Слухач я со стажем. Помню, когда на «Свободе» работали Сергей Довлатов, Маленкович. Нравятся передачи Игоря Померанцева. Лев Ройтман знаменитая фигура на Вашем радио. Помню передачи с Вашим участием. Формулировки Ваши были чёткие. Чувствуется, профессионал Вы тот ещё… Впервые западную радиостанцию я услышал в 40-е годы. Помню, отец принёс чёрный ящичек – батарейный приемник прямого усиления. Он временами безбожно свистел, но настроенный обладал фантастической чувствительностью. Сквозь годы глушилок слышался голос Анатолия Максимовича Гольдберга. Вас слышу регулярно… А легенда красивая. Невольно вспоминается Пушкин: «когда легковерен и молод я был, младую гречанку я страстно любил». Пусть хранит Вас Бог!».

Несколько позже, в октябре 2002 г. на мой адрес в Бонне пришло письмо, тоже касавшееся генеалогии, но совершенно иного рода; директор издательства «Штайнадлер-Ферлаг» писал: «… моё хобби – генеалогия. За несколько десятилетий, в течение которых я интенсивно работал в архивах, исследуя происхождение разного рода фамилий, мне много раз встречалась фамилия Бовкун. В церковных книгах с записью дат рождения, крестин и смерти, включая архив мормонов в Солт Лейк Сити. Предлагаю оформить результат моих изысканий в виде отдельной книги «Хроника рода Бовкунов». Протяжённость Вашей генеалогии – несколько столетий, фамилия упоминается в хрониках вплоть до 1625 года, с учётом вариантов её написания. Встречался мне и Ваш семейный герб. Такая хроника могла бы стать идеальным подарком детям и внукам. Вы можете заказать у нас эту хронику по льготной цене 49,95 евро. Нормальная цена – 77 евро. С уважением, Вильгельм фон дер Аа». Я заподозрил «лапшу» и оставил писульку в архиве курьёзов. Большого опыта общения с проходимцами у меня не было. Но кое-чему жизнь научила. Однажды появился на моём горизонте некий Костя из Москвы, предлагавший сделать меня чуть ли не личным представителем Лужкова с хорошей зарплатой и порывавшийся завтра же купить мне новый «мерседес». Не забывал я и о странном факсе с предложением продажи редких металлов. Потом таинственно возник из небытия «бывший однокашник» по Инязу и завёл речь о больших деньгах, а после скромного ужина в балканской забегаловке Бонна столь же таинственно исчез. Но я всегда чувствовал, когда мне вешали на уши лапшу, и отвечал тем же, даже с ещё большей убедительностью. В отличие от прежних посулов «заманчивое» предложение неизвестного издателя пахло мелкой хлестаковщиной, но я всё же решил провести небольшую проверку. Выяснилось: подобные послания в Германии получал не я один. А рассылал их проходимец из Голландии г-н Ламбертус, имевший офшорную фирму на Антильских островах. И все заманчивые перспективы, содержавшиеся в его «личных» письмах, были сплошной туфтой. За что и был он неоднократно судим в Бельгии и Великобритании.

Человек на трибуне. Читателей поубавилось, прибавилось слухачей и зрителей. Правда, стиль западных передач изменился: звонившим в студию стало больше нравиться слушать не столько оценки и мнения экспертов, сколько самих себя. А у меня писем прибавилось, когда я стал чаще участвовать в «круглых столах» по разным каналам немецкого телевидения, сотрудничать с «Немецкой волной» и «Свободой». Сценической лихорадки я никогда не испытывал, начиная с участия в школьной самодеятельности и выступлений с чтением стихов или с лекциями перед большими аудиториями. Одно время собирался поступать во ВГИК. Правда, на сценарный факультет. Написал сценарий «Легенды об Аюдаге», сел в троллейбус. У ВДНХ нужно было выходить, но начался ливень. Не теряя времени, я вывернул наизнанку свой единственный приличный пиджак и в таком виде понёс впереди себя портфель. Принимавшая документы девушка, улыбаясь, сказала: «Вы, наверное, ошиблись, на актёрский принимают там». Только тут я обратил внимание на полосатые вывернутые рукава пиджака. Творческий конкурс я прошёл, но экзамены сдавать не стал. Раздумал. И правильно сделал. В Инязе было интереснее. В Германии у меня тоже хватало трибун. Слушателями (или участниками дискуссий) были промышленники, адвокаты, учителя, университетские профессора и студенты, солдаты бундесвера, сотрудники научных учреждений и члены религиозных общин, включая синагоги. Круг общения и кругозор постоянно расширялся. Однажды меня вытащил на сцену Миша Задорнов. Он выступал перед русскоязычной аудиторией в Дюссельдорфе, а я заглянул туда, чтобы сообщить ему о положительных итогах переговоров с издателем его книги в Германии. Миша просил просмотреть рукопись с учётом возможных примечаний к тем байкам, которые в переводе на немецкий могли не вызвать желаемой реакции. Из-за поиска парковки я слегка опаздывал и вошёл в зал, когда концерт начался, хотел сесть в первое свободное кресло, но Задорнов заметил меня и как всегда «обыграл» эпизод. «Прекрасно выглядишь!» – сказал он в микрофон, приглашая меня обменяться с ним рукопожатием, и усадил в первом ряду. За кулисами мы переговорили в антракте.

Полемика с читателями. Разумеется, не со всеми я находил общий язык. Один читатель, живший в Германии (Куликов) крепко обиделся на меня за то, что в статьях, посвящённых нашей Победе в Великой Отечественной войне, я «неправильно» оценил роль Сталина. Я объяснял: войны ведут не цари и полководцы, а армии враждующих государств. Но армии состоят из людей. И если они ведут захватническую войну, то предоставлены сами себе. А если – освободительную, то их поддерживает собственный народ, и в этом случае заслуга победы (если она одерживается) принадлежит в решающей степени самому народу. Кому при этом принадлежит верховная власть в стране, значения не имеет. А заслуга победы в конкретной битве уже принадлежит, разумеется, тому или иному полководцу. Так обстояло дело и во время Великой Отечественной. И если бы не великодержавная, но трусливая политика Сталина, соперничавшего с Гитлером из-за того, чей социализм лучше и сильнее – национальный (в Германии) или интернациональный (в СССР), советский народ лучше подготовился бы к войне и не понёс бы таких огромных потерь. Советским людям не пришлось бы при отступлении Красной Армии уничтожать построенное собственными руками. А если бы не репрессии в армии, где свирепствовал СМЕРШ, советские полководцы были бы свободнее в своих решениях и быстрее одолели бы врага. Система доносительства, СМЕРШ и Гулаг распространяли страх среди населения, а страх – плохой помощник при всех условиях. Если бы не большевизм, уничтожавший инакомыслие где только мог, если бы страна могла развиваться в условиях подлинной, а не плакатной свободы, успехи свободных тружеников любых профессий были бы куда более впечатляющими. Русский народ производил национальные ценности вопреки большевизму и одержал Великую Победу в Отечественной войне, несмотря на то, что власти и лично диктатор Сталин создали для этого самые неподходящие предпосылки. А великим я не считаю Сталина потому, что величие политика измеряется не высотой поставленных ему памятников, не количеством песнопений и гимнов придворных поэтов, получавших сталинские премии, не усилиями официальной пропаганды, десятилетиями насаждавшей культ личности, не высказываниями обманутых или завидовавших ему врагов и не оценками левой западной интеллигенции, смотревшей на Сталина через розовые очки дезинформации. Величие политика измеряется единственно качеством его отношения к людям, которым обязан служить любой государственный деятель. Сталин не служил своему народу, а заставлял его прислуживать себе, людей же презирал, унижал и держал в постоянном страхе. Человеческая жизнь для него ничего не значила. В архивах достаточно документов, доказывающих эту истину. Доказанные преступления Сталина против человечности, как и преступления других тиранов, не исчезнут по мановению волшебной палочки, если упорно повторять: «Этого не могло быть, потому что не может быть никогда». Культ Сталина мечтают возродить те, кто не знает иных способов управления государством, кроме принуждения, запретов и ограничений или не умеет сочетать допустимые в условиях демократии ограничения со свободой развития личности. Личности. Гитлер и Сталин. В политике и в искусстве. Мы привыкли, что независимо от жанра, сценариев и актёрского мастерства Гитлер в кино всегда выглядит несколько карикатурно. Не лишены этого даже последние фильмы, снятые в Германии. Но вот что интересно: киношный Сталин тоже ведь какой-то странный. Нарочито замедленные движения, вечная трубка, заученные позы, деревянная речь. Словно это не человек, а говорящая кукла или робот. Возможно, деятели советского и российского кино подсознательно стремились создать на экране сценический антипод холерика-Гитлера. Ну что же, придёт час, когда кому-то захочется синтезировать в кино новый образ политического самодержца с учётом внутреннего родства двух известных диктаторов.

Свобода или Равенство для иммигрантов. Осмысливая прошлое, Германия помнила, что цивилизованность не выдаёт страховой полис на национальную терпимость. И иммигранты должны были верить этой Германии, а не злым духам переполненного европейского ковчега. Немецкие социологи проводили исследования, желая выяснить, какие ценности важнее всего для жителей старых и новых земель. Большинство опрошенных единодушно назвали «свободу и равенство», как две наиболее существенных ценности Великой Французской революции. Но когда тех же людей попросили выбрать из двух одну, восточные немцы предпочли равенство, а западные – свободу. Я тоже выбрал бы свободу. Мир изменился за последние десятилетия, менялись условия жизни, взгляды, исчезали иллюзии. Должен меняться и человек, ибо изменение – это развитие. Мне жаль упрямцев, не желающих корректировать прежние взгляды. Немногому научились они у жизни. За годы работы собкором я много общался с соотечественниками, прибывшими в Германию на постоянное место жительства. Удивляли меня те, которые, живя в демократической стране, испытывали ностальгию по тоталитарному прошлому в СССР. Горько, что наше отечество не умеет беречь трудолюбивых сынов и дочерей своих: я видел, сколько их в разное время рассыпалось жемчужинками по белу свету. Об этом с болью в сердце писал Короленко в сборнике очерков «У пустого колодца», увы, не переиздававшемся с 1914 года. Утешает одно: талант и трудолюбие, душевная щедрость и чуткость к проблемам других людей, способность приобретать новых друзей и ценить эту дружбу не уничтожаются жёсткими условиями иммиграции: в силу великого (не открытого ещё учёными) Закона о сохранении добра. Я благодарен Творцу за дарованное счастье обретать новых друзей. Даже в век Интернета высшими ценностями остаются для нас личное общение с теми, кто близок и дорог, и память, способная надёжно хранить образы людей, ставшие частью собственной жизни. Но полезно иной раз оглянуться на годы, когда читатели всё же были добрее, политики крупнокалибернее, а журналисты – стыдливее. Господа и слуги существуют всегда. При социализме и при неразвитой демократии слуги народа становятся господами, которым прислуживают остальные граждане. И они никогда не примут закон, который ограничивал бы их собственные права. Политологи заметили: общество развивается быстрее власти. Но не приведёт ли это к тому, что его окончательное раскрепощение произойдёт вопреки официальным сценариям развития демократии?

Слово и дело. Пионеры и авантюристы. Трава забвения. Сначала было, конечно, слово. Слово за слово, дело-то и пошло. Многого для формирования новой, русскоязычной прессы в Германии не потребовалось, три условия, они же три составных части успеха (почти по Ленину) были налицо: количество и качество начального капитала, количество и качество учредителей, а также количество и качество пользователей. Пионеры-старатели, умеющие просвещать и развлекать, вкладывали кровные в создание газет и журналов для переселенцев, для новой русскоязычной иммиграции, вкалывали, пахали, поднимали целину, вспоминая традиции просветителей 20-х годов прошлого века. На вспаханное поле приходили оборотистые финансисты и авантюристы, перекупали участки обработки общественного мнения. Одни газеты исчезали, другие появлялись. Добросовестные пионеры становились профессионалами, обретали опыт и авторитет, расширяли сферы влияния. Авантюристы действовали с размахом, но терпели фиаско из-за непомерного аппетита и потому, что недооценивали возможности западного правосудия. Уместно вспомнить о крупномасштабной афере в Берлине «издателя» Николая Вернера, которого впоследствии тщетно разыскивала германская прокуратура. В новых федеральных землях принять деятельное участие в формировании общественного мнения торопились бывшие силовые структуры. В одной из саксонских газет разразился скандал, когда выяснилось: изрядная часть персонала состоит из бывших работников Штази. Травой забвения заросли поля, на которых трудились пионеры. О происхождении стартового капитала владельцев газет никто не спрашивает. Да и нужно ли? Русскоязычная печать – столь же полноправный участник формирования общественного мнения в стране, что и немецкие СМИ. Лишившись читателей «Известий», я обрёл не менее взыскательных и любознательных русскоязычных читателей в другой стране. В мае 2002 года Анатолий Сирота, читатель журнала «Партнёр», с которым я активно сотрудничал, прислал в редакцию вырезку интересной заметки с припиской: «передать Бовкуну с благодарностью за его статьи в «Русской Германии». И нужно было оправдывать эту благодарность.

Переводчики. Телевидение. Коммерция. Переводчик несёт ответственность за обращение с языком. И если он систематически допускает грубые ошибки, его услугами перестают пользоваться. В немецких теле-корпорациях такое практически исключено: иноязычные сюжеты обрабатывают профессионалы. На современном российском телевидении действуют, очевидно, иные критерии. Ляпы, оговорки, буквализмы. Недобросовестным переводом терминов и «текстов от автора» зарубежные сюжеты перенасыщены. В передаче о животных жеребёнок «буквально клюёт носом». «Клевать носом» в переносном смысле значит – засыпать, но «буквально клевать» можно только клювом. Поздравим жеребёнка с удачным приобретением! Расхваливается посудомоечная машина: «Если посуду мыть руками…» Хочется переспросить: «А если ногами?» Переводчик разрушил идиому. В оригинале, конечно же, имелось в виду «мытьё вручную». В сериале «Дикий Френк» говорится о «борьбе жизни и смерти». Надо было сказать: «не на жизнь, а на смерть». Жизнь и смерть поединков между собой не утраивают. Скороспелые эксперты по рекламе перетаскивают в русский язык чужие суффиксы. Это они вопреки правилам заимствования и национальным традициям превратили французскую косметическую фирму «Гарнье» в помесь «гарнира» с «шифоньером», приглашая и нас превратить исторические фамилии Домье, Дорнье и Лавуазье в «Домьеров, Дорньеров и Лавуазьеров». Во французском языке в таких случаях буква «р» не произносится и по-русски не пишется. Это они решили, что прекрасный пол должен соблазнять мужчин не красотой и мягкостью женских волос, а лошадиной силой шампуни. Спасибо, что не лошадиным потом! Это их скудоумие превратило нормальное прилагательное «интенсивный» в кровоточащий обрубок «интенсив». Хорошо ещё, что не через «ф». К сожалению, неряшливо обращаются с языком на телевидении не только переводчики.

Дикторы. Зазывалы. Смешенье жанров. В прежние времена диктор был визитной карточкой не только советского телевидения, но и всей отечественной культуры. Левитан, завораживавший радиослушателей неповторимым сочетанием свойств бархата и стали. Балашов, Кириллов… Строгий тон, правильная речь, безукоризненная дикция. Держались они всегда скромно. Смешно подумать, что кто-нибудь из них стал бы ёрничать в эфире или рассказывать байки. Для этого существовал институт конферансье. Смешили публику тоже мастера своего дела: Гаркави и Хенкин, Миронова и Менакер, Миров и Новицкий, Рудаков и Нечаев, Тарапунька и Штепсель, Райкин и Жванецкий. Но и они трудились строго в рамках жанра. На российском телевидении все жанры смешались. С подделкой голоса тут не проскочишь, и родилась профессия дикторов-зазывал, дикторов-скоморохов, взявших на вооружение интригующие восклицания, шокирующие сравнения и банальные сентенции. Как из рога изобилия сыплются вопросы, якобы больше всего интересующие телезрителей, которые на самом деле давно выучили на зубок повторяющийся репертуар телепрограмм. Диктор канала «Красная линия» создал философский шедевр – сентенцию о двух формах жизни – «горении и гниении». Оказывается, их всего только две. Либо ты – безобидная гнилушка, которая долго и мирно светится в темноте, либо ты – метеор, сгорающий в атмосфере без остатка. Автор эффектного афоризма упустил из виду: форма у жизни только одна – рождение и смерть. Но каждая жизнь уникальна и неповторима. Люди живут и трудятся, воспитывают детей, строят дома, создают шедевры искусства. Среди них есть трудоголики, «горящие на работе», и есть лодыри, отношение их к труду вряд ли можно назвать формой жизни. Автор себя запутал. Горение и гниение – это две формы смерти, два способа уничтожения жизни: быстрый и медленный. Причуды зазывал поражают полным отсутствием чувства меры. Рекламируется одежда. Дикторша обещает: покупательница почувствует себя «настоящей девушкой». Ну, очень хотелось бы посмотреть на ненастоящих! Диктор канала «Доверие» выражает надежду: «8 марта каждый мужчина захочет стать девушкой». Наверное, эта странная способность относится к мужчинам нетрадиционной ориентации? Затем – новое открытие: «советские разведчики – это великие гроссмейстеры». Лучше бы сказать: «совсем великие», с грузинским акцентом, потому что немецкое слово «гроссмейстер» переводится на русский язык, как «великий мастер». Тот же диктор: «Иногда вода кажется более жёсткой, чем на первый взгляд». Редкое умение! За реальную способность определять на глаз жёсткость воды, пожалуй, дали бы Нобелевскую премию. Больная фантазия рекламных изобретателей породила шедевр – «изжога-шоу». За сим, последует, очевидно, «диарея-шоу». На экране конфеты. Диктор советует дарить их тому, кто важен. Смещение ценностей? Раньше дарили любимым, а теперь – важным. Чтобы они еще больше заважничали? В музыкальной передаче молодая журналистка признается: «Испытываю чувства, после которых не могу сдержать эмоции». Чего нет, того и не можешь испытывать. Ведущий представляет женскую вокальную группу «Поющие трусы». Подходящим партнёром, очевидно, была бы мужская группа «Поющие кальсоны». Далее – со всеми остановками.