Текст книги "Три Германии"

Как я стал ремесленником. От корпункта «Известий» в Мелеме до исторической арки Роланда, т. е. до ближайшей границы было шагов триста. Там кончались пределы земли Северный Рейн-Вестфалия и начиналась другая земля – Рейнланд Пфальц. В её боннском представительстве ценили сотрудничество с прессой: то на военные маневры пригласят, то на художественную выставку, то на промышленный объект. В апреле 91-го группе журналистов предложили на выбор освоить навыки какого-нибудь ремесла в учебном центре Ремесленной палаты Кобленца со сдачей экзамена и получением диплома. В качестве дипломной работы можно было сковать штопор, сварить подставку для карандашей, завязать знаменитый «дьявольский узел», которым плотники без гвоздей крепят соединение балок. Я выбрал металлообработку – мастерить щипцы для гриля и, признаюсь, не ожидал, что проектирование деталей столь несложного предмета и проверка готовой продукции осуществляются тут же, с помощью компьютера. Практикум оказался несколько упрощённым, укороченным, и диплом свой я, конечно, получил, как и все остальные участники. Так я стал ремесленником, одним из тех, кто делает что-то своими руками, хотя и не без помощи современной техники. Ремесло или хандверк десятилетиями считался второй по значению экономической силой, участвующей в накоплении общественного продукта Германии, после миттельштанда. Крупные концерны занимали третье место. Для обучения премудростям ремёсел создавались учебные центры и устраивались ярмарки. Как тут было не вспомнить «ремеслуху» на Малой Ордынке и другие отечественные училища с ограниченным выбором специальностей, но зато с высокой квалификацией выпускников! Как было не пожалеть об исчезновении в русских деревнях печников или резчиков, создававших деревянные кружева на окнах! Опубликовав несколько статей в «Известиях» о немецких ремесленниках и большой очерк о ремесленной ярмарке в «За рубежом», я долго получал письма от соотечественников с просьбами помочь наладить межотраслевые контакты. Кое-кому удалось создать совместные предприятия. Но даже теперь русское ремесло не возродилось в полной мере. Сколько же вреда нанесли нашей стране большевики искоренением отечественных кустарей-одиночек! Не менее печально наблюдать, как в последние десятилетия продукция немецких ремесленников уступает место аляповатым безделушкам с Ближнего и Среднего Востока. Мне приходилось много писать и о преимуществах государственной поддержки миттельштанда для развития национальной экономики. К сожалению, бизнес в России стал развиваться в ином направлении. Выгодном для олигархов.

19 апреля 1991 г. Зав. Отделом печати г. Ингольштадт Г. Треффер Е. Бовкуну:… выполняя Вашу просьбу, я поговорил с деканом экономического факультета нашего университета, профессором Гауглером. Он готов к установлению рабочих контактов с коллегами из МГУ. Для долгосрочного сотрудничества складываются неплохие предпосылки не только здесь, но и в соседнем Айхштедте, в католическом университете которого недавно открылся новый факультет (экономических наук), в короткое время снискавший себе большую популярность в Германии. О взаимном признании дипломов университетов Москвы и Баварии можно будет договориться в рабочем порядке. С радостью ожидаю Вашего повторного визита, с дружеским приветом – Герд Треффер.

Открытия на обочине. Прусский болван против баварской таксы. Иммигранты справедливо жалуются на предрассудки по отношению к себе, но справиться с ними трудно даже в условиях демократии. Я лишний раз убеждался в этом, поскольку помимо прямых корреспондентских обязанностей («поехать и осветить») совершал немало дополнительных поездок по поручению руководства смешанного предприятия «Известия-Бурда» для подготовки специальных выпусков рекламных приложений, для чего нужно было брать интервью у министров и деятелей культуры разных земель. Путешествуя с немецким коллегой Хартманом Шуманом в баварской глубинке по рекламным делам, я неожиданно приобрёл обширные деловые и дружеские связи в старинном Ингольштадте – «родовом поместье» концерна «Ауди» и одном из интереснейших культурных центров юга Германии. Из-за наплыва туристов Хартмут предложил мне остановиться в соседнем Айхштедте, который своими историческими «регалиями» и природными красотами не уступал Ингольштадту. Поздно вечером мы вышли из гостиницы прогуляться. Улицы были пусты, и мы сразу же обратили внимание на позднего прохожего – плотного баварца в кожаных шортах, державшего на поводке деловито семенившую таксу. Будучи уроженцем Гамбурга, Хартмут не удержался от добродушного восклицания: «О, последняя баварская такса!» Баварец, не оборачиваясь, парировал: «О, последний прусский болван!» По выговору он угадал в Шумане северянина. Подобные сцены можно было наблюдать в разных уголках Германии. В особых формах этот скрытый антагонизм проявился в отношениях «осси-весси» после объединения Германии. «Теперь мы – один народ», – говорили осси. «Мы – тоже», – иронически соглашались западные братья.

Партнёрство. Школьный обмен. Основанная на предрассудках полемика чаще носит безобидный характер, ограничиваясь вкусами в еде. Жители Кёльна и Дюссельдорфа соперничают из-за пива. Баварцы традиционно подтрунивают над «пруссаками». Но именно там, в глубоко консервативной среде, я познакомился со многими людьми, отдающими свои способности и таланты делу взаимопонимания и устранения национальных предрассудков. Христианский демократ Клаус Вильгельм Хофман, бургомистр Бибераха-на-Риссе, принимая посланцев города-партнёра Телави и небольшую группу советских журналистов в честь 500-летия своего герба (Золотого Бобра), с надеждой говорил нам о невозвратности железного занавеса. Узнав, что в студенческие времена я перевёл стихотворение уроженца этих мест, поэта 18-го века Кристофа Виланда, он тут же подарил мне собрание его сочинений в 8-и томах. Получить столь щедрый дар при случайной обмолвке у нас можно было бы только на Кавказе. И с подобным родством традиций гостеприимства в наших странах я сталкивался неоднократно. С учителем и писателем Герхардом Треффером я разговорился по душам, когда ингольштадтцы при моём содействии принимали учащихся 13-й Московской школы. Он подготовил для них насыщенную программу, которой редко удостаиваются высокие гости. Неформальное знакомство с городом, посещения семей. Молодёжный праздник, поездки в соседние города. Поражала чуткость и обязательность, которую проявляли к нашим интересам собеседники. От Треффера я узнал, что баварская фирма «Цинк» решила поощрить пять немецких школ, где изучали русский язык, денежными премиями. Мы встретились с владельцем предприятия, и я спросил, не хочет ли он распространить свою щедрость на советские школы. Он согласился. Осталось подобрать кандидатов. Коллеги в «Известиях» помогли их найти, после чего я назвал фирме «Цинк» адреса пяти советских участников конкурса – четырёх в Москве, одного в Харькове. Каждой пришлось по 1.000 марок. Я вступил в переписку с администрацией школ, объяснив, что переслать деньги нельзя: их можно получить только в Германии. Но шёл 90-й год, и предрассудки против помощи с Запада были ещё велики. Представители всего трёх школ из пяти решились приехать за деньгами. На них приобрели дефицитную в то время западную технику.

5 сентября 1990 г. Е. Бовкун собкору «Известий» в Харькове Анатолию Клеве: Толя, спасибо за посредничество со школой № 23. По нашей рекомендации фирма «Цинк» включила её в число призёров вместе с московскими (№№ 3, 8, 13 и 52). Все они, начиная с этого года, в течение пяти лет будут получать по 1 тысяче марок ежегодно. 5 чеков на этот год находятся у меня, но я получить по ним деньги не могу, поскольку они, по моей просьбе (не хочу брать на себя материальную ответственность) оформлены на полномочных представителей упомянутых школ и, если не будут своевременно реализованы, пропадут. Подробности о фирме и конкурсе есть в моём материале «Премии советским школам» в «Известиях» № 185 за 4 июля, стр. 5). Каким образом их получить? 13-я школа попросила оставить чек до приезда своего представителя в ФРГ (они сотрудничают с двумя местными гимназиями), от 52-й за чеком приезжала директор. Они приобрели для школы цветной телевизор и видеомагнитофон. Думаю, что 23-я тоже может направить кого-то сюда, ведь Харьков – партнёр Нюрнберга, и есть повод включить её представителя в делегацию по линии партнёрства. Но можно использовать деньги для организации поездки школьников. В любом случае, хорошо бы написать письмо В. Цинку с благодарностью и информацией о том, как в школе изучают немецкий язык. Контактные данные прилагаю. Школа могла бы установить партнёрство с одной из гимназий Нюрнберга (если такового нет). Я мог бы этому посодействовать через наше консульство в Мюнхене и представителя ССОД в Бонне Толю Богушевского. Успехов тебе!

PS. Сообщаю, как ты просил, информацию о фирме Герхарда Тора «Интерпромекс»: №№ телефонов и факса… К сожалению, «Фитон» – не первая организация, откликнувшаяся на мой материал об этом предпринимателе. Мне уже звонили из Баку и Москвы, и всё – фармацевтические объединения. К тому же, у меня в материале сократили абзац, где я писал, что у Тора стали укрепляться контакты с нашим «Плодоимпортом», который обирается строить под Москвой чайную фабрику. Но это не для лечебных чаёв, поэтому Тор и его компаньоны всё же заинтересованы в контактах с фармацевтами. Вообще-то, у него в Москве скоро будет своё бюро. Связываться станет проще.

Тухачевский и Сталин. А в следующий приезд в Ингольштадт Герд рассказал мне за рюмкой пива, что написал роман о Тухачевском, который в первую мировую находился в заключении в местной крепости в качестве военнопленного вместе с другим именитым современником – капитаном французской армии Шарлем де Голлем. Трефферу, в руках которого оказались редкие документы, удалось описать не только короткий отрезок жизни Тухачевского. Ему уже было известно, как с помощью «шедевров» дезинформации фабриковались в СССР дела против «врагов народа». Злой фантазии и коварству авторов «дела Тухачевского» мог позавидовать Макиавелли. О пути компромата в Москву через Чехословакию от гестапо, у нас писали. Меньше известно было о первой части пути – из Москвы в Берлин. Тухачевский открыто не соглашался с теорией Сталина об участии СССР в будущей войне. С остальными инакомыслящими в армии Сталин к тому времени расправился, но грубо убрать Тухачевского не решался. И вот в 1936 году к шефу СД Гейдриху напросился на встречу бывший царский генерал Скоблин – агент НКВД. Он-то и передал немцам документы о мнимой подготовке Тухачевским заговора против Сталина. В мае 37-го они легли на стол диктатору. Дезинформация часто порождает национальные предрассудки.

Лето 1991 г. Тбилиси-Москва И. П. Татишвили Е. В. Бовкуну:… Вы помните, о чём мы говорили с Вами в «Солнечном»? Я уверен, что упомянутый протокол находится в немецких архивах. Если бы Вам удалось его разыскать. Я даже не мечтаю об этом. Но вдруг… С благодарностью за Вашу спонтанную готовность, И. Татишвили.

Сталин И. и Сталин Я. Летом 89-го очередной отпуск мы с женой проводили в Гагре. Профсоюзная дама «Известий» выдала нам дефицитные путёвки в пансионат «Солнечный» на окраине Гагры, рядом с бывшей дачей Сталина. После устного обмена визитками с соседом по щедрой курортной трапезе в столовой нас пригласили в номер на дегустацию напитка неизвестной марки. Писатель Илья Платонович Татишвили, великолепно знавший историю народов Кавказа, уловив искренность нашего внимания, увлёк нас в мир красивых обычаев горцев и драматических легенд, плавно перейдя к тостам. Внешне больше похожий на русского, чем на грузина, он проявил, тем не менее, твёрдость национального характера, налив мне полный до краёв стакан коньяка, уверив, что неприятных последствий быть не может: коньяк без названия более 50 лет хранился в бочке, которую закопал в саду его отец, и обладает исключительно целебными свойствами. Я не совсем поверил в это, но послушно выпил стакан, ощутив божественный вкус и неповторимый, не встречавшийся прежде аромат. Новый знакомый оказался прав. Вечером уснул, как младенец и никогда так безмятежно не спал, оставшиеся три четверти бутылки увёз в Москву и давал гостям пробовать ценный напиток маленькой рюмочкой. Последние капли мы выпили с сыном в конце 90-х. На следующий день мы беседовали с Ильёй Платоновичем о судьбах людских и литературных изысканиях, о мастерстве писателя и ответственности отцовства. Оказалось, он написал роман о Якове Джугашвили. По его данным, немцы, держа в плену сына Сталина, подсаживали к нему женщин, и у одной из них будто бы родился от него ребёнок. Подтвердить эти сведения могли бы протоколы допросов Якова, попавшие после войны к американцам. Илья Платонович поинтересовался, доводилось ли мне «ворошить» немецкие архивы. Мне доводилось, и притом неоднократно. Во-первых, я постоянно пользовался богатым газетным архивом Немецкого Бундестага в Бонне, которым заведовал исключительно компетентный и благожелательный профессор Вальтер Кайм. А, во-вторых, был знаком с директором Федерального архива в Кобленце, профессором Ф. Каленбергом, дважды помогавшим «Известиям» в розыске документов военного времени. Но существуют ли вообще такие протоколы? Мой степенный сосед на глазах превращался в азартного мальчишку, готового услышать великую тайну. «Протоколы существуют! Американцы вернули их немцам после войны». Я взялся внести ясность в запутанное дело, предупредив, что выполню обещанное не сразу: работа в архивах требовала времени. Лишь два года спустя мне удалось нащупать ниточку, которая привела меня в Кобленц. В январе 92-го у меня состоялась желаемая встреча и меня просили подождать.

12 февраля 1992 г. Кобленц-Бонн. Президент Федерального архива проф. Ф. Каленберг корреспонденту «Известий»:… Я не забыл о цели Вашего визита в наш архив 31 января. Вы интересовались магнитофонной записью последнего допроса Якова Сталина. Я спрашивал об этом у д-ра Хайнца Боброка, с которым Вы беседовали в прошлый раз и который недавно вышел на пенсию. Он подтвердил, что несколько лет назад впервые узнал о существовании упомянутого документа. Я провёл изыскания и рад сообщить, что в папках Ведомства имперской безопасности (Федеральный архив R 58/657) действительно находятся копии протоколов допроса Якова Джугашвили, подшитые к делу в апреле 1943 года после его смерти. Некоторые из них плохо читаются. К тому же я не могу уверенно сказать, откуда они к нам поступили. Но в подлинности их сомнений нет. Дополнительно хотел бы упомянуть: в деле имеются примерно 10 чёрно-белых фотоснимков, документирующих смерть сына Сталина и сброшюрованных в тетрадку. А всего в деле 25 страниц. Буду рад оказать Вам посильную помощь».

Почти сразу же я отправил в Тбилиси письмо, кратко рассказав о результатах предварительных поисков, и просил Илью Платоновича сообщить, сможет ли он и когда приехать в Германию поработать в архиве. Ответа не получил, а сам дело до конца не довёл из-за нехватки времени. Важный документ ждёт своего исследователя.

Архивы простые и ядовитые. Книга Сигунова о грибах и личн

ый опыт позволили мне сделать маленькое открытие: из сотен, если не тысяч видов лесных грибов – смертельно ядовитых, начиная с бледной поганки, – раз-два и обчёлся. Остальные – съедобные или условно съедобные. Нужно только уметь обработать их и приготовить. Употребляют в пищу даже мухоморы. То же самое и с информацией. 99 процентов её – полезная духовная пища. Но можно и смертельно отравиться. Столь печальное открытие сделали в Германии «грибники-исследователи», обрабатывая бывшие архивы Штази. У них появились странные недуги – заболевания кожи и дыхательных путей. Оказалось, часть бывших секретных бумаг обработали какой-то гадостью. Впрочем, даже обычная – реальная или выдуманная – информация, хранившаяся в сейфах восточногерманской разведки, могла существенно подорвать политическое здоровье известных деятелей ФРГ. Вилли Брандт, Хельмут Коль, тележурналист Вернер Хёфер… Боюсь даже перечислять. И никто из них к вредным бумагам не прикасался. Но непреодолимо влечение человека к секретам, которые рано или поздно, вольно или невольно предаются огласке. Всегда находятся одержимые или чудаки, которых привлекает тихая охота за сенсациями. Я не был одержимым на этот счёт, но любил ворошить старые газеты, заглядывать в лавки букинистов и знакомить друзей и родственников с курьёзами, обнаруженными в архивах при подготовке той или иной статьи. В журнале «За рубежом» этажом выше, где находилась неформальная «кладовка» издательства и редакции «Правды» мы нередко брали почитать старые областные и городские газеты с тем же названием, коих было великое множество: «Воронежская Правда», «Северодвинская Правда», урюпинская, сермяжная и так далее. Читали и смеялись. В одной из заметок о сельской жизни описывался реальный случай: Тракторист Кузькин, застав жену Матрёну в сарае в объятиях сцепщика Васьки, сказал ей: «Если ещё раз с ним застукаю – убью!» И убил. Сообщение было опубликовано в рубрике «Сказано – сделано». Много курьёзов находил я в газетном архиве Бундестага в Бонне. Агентам Штази удалось записать, как в 78-м году общались по телефону через железный занавес Хельмут Шмидт и Эрих Хонеккер: – Привет, это Шмидт. – Здравствуйте, г-н Шмидт, это Хонеккер. – Рад, что застал вас. Думал, с утра уже уехали. – Нет, с утра сижу на работе. Слышал, что вы хотели… – Спасибо, у нас хорошо. Не могли бы вы потрясти трубку? – Я говорю, теперь всё уладилось. – Не могли бы вы потрясти трубку? – Ну, если вы просите… – А у нас опять зерна невпроворот. Сначала было невпроворот молока, потом масла, а теперь и в других областях. – Об этом можно поговорить, потому что у нас этого не хватает. – У вас не хватает? – Масла-то у нас достаточно. – Так, масла у вас хватает? – На пропитание хватает. – Я опасаюсь, наше масло вам не подойдёт, дороговато будет. – Не думаю. – Ваш жизненный уровень, наверное, возрос? – Да, довольно высоко. – А у нас людей нужно убеждать меньше есть. – Нам бы тоже не мешало, но они меньше не едят, хотя это вредит здоровью. У нас самое высокое в мире потребление масла на душу населения – 14 килограммов. – Да, это слишком. Пусть лучше едят маргарин. – Разумеется, маргарин полезнее. – У меня тоже всегда наполеоновские планы, но до дела не доходит. – Это бывает. Я, вот, кофе пью, хотя он и дорого стоит. Мы только на кофе расходуем 400 миллионов марок в валюте! Кто бы мог подумать! Раньше никто кроме саксонцев кофе и не пил. – Потрясите трубку. – Ну, если вы просите… А мы тут с Брежневым усидели бутылку водки. – Эка, с ним нужно ухо держать востро. – Да, он крепок, я даже боюсь с ним пить. – Я – тоже. Но случай был подходящий. Так – лучше? – Немного лучше. – Так, что я хотел сказать… Мне никогда не было неприятно, когда вы сюда звонили. – Да что вы! – Просто, чтобы вы знали! – Нет, честно! Я только хотел сказать, что всегда звоню первый. Могли бы и вы разок… Потрясите трубку… – Ну, если вы просите…» Этот подслушанный разговор невольно напомнил мне известный диалог: «Нормально, Григорий? – Отлично, Константин!»

Были и невесёлые находки. В числе документов Штази, относящихся к психологическому воздействию на личность, мне попалась Инструкция 1-76 с такими рекомендациями: «изолировать активность, нейтрализовать твёрдое звено характера; влиять на отношения с ближайшим окружением и дальними связями; лишать опоры в среде друзей и знакомых; использовать моральные слабости, такие чувства, как зависть и подозрительность, честность и обязательность; создавать денежную зависимость, сложные отношения с финансовыми органами; усиливать ощущения, подавляющие психику, противоречия между сослуживцами; разжигать недоверие и соперничество; систематически создавать профессиональные неудачи…». Я не позавидовал бы немцу, против которого применяли такую инструкцию. Но в российских условиях, с нашим коллективизмом и хаотичным бытом, с непостоянством привычек, меняющимися условиями и характером труда упомянутая инструкция оказалась бы абсолютно бесполезной. Русского человека таким иезуитизмом, слава Богу, не проймёшь, национальный характер не позволит.

17 мая 1991 г. Бонн-Дрансдорф – Бонн-Мелем. М. С. Восленский Е. В. Бовкуну: Кажется, удался наш «круглый стол» с Леонхардом. Поговорили откровенно, все точки над i расставлены. Очевидно, Вы хорошо продумали свои вопросы. Надеюсь, что читатели «Известий» почерпнут из нашей беседы много для себя нового и полезного. Надеюсь также, что Вы с Ольгой Павловной не откажетесь посетить меня дома. Сердечный привет Вам от Штефи.

Антиноменклатура. Готовясь к первой поездке в Германию и подбирая нужную литературу, я положил в чемодан и «Восточную политику ФРГ» Михаила Сергеевича Восленского, оставшуюся у меня со времён работы в журнале «За рубежом». Тогда она была уже изъята из библиотек и уничтожена, поскольку автор успел написать куда более опасную для режима книгу – знаменитую «Номенклатуру». На ней воспитывалось не одно поколение советских диссидентов. Конечно, мне хотелось пообщаться с автором, но встреча состоялась лишь 10 лет спустя, по инициативе Восленского. Он сам захотел увидеться с корреспондентом газеты, для которой писал статьи в 50-е годы и которую продолжал регулярно читать. Первое интервью он дал мне в годы перестройки. Обстоятельный разговор состоялся у нас в апреле 88-го на внешнеполитическом конгрессе Христианско-социального союза в ходе дискуссии «Перемены в мировой политике – вызов для Европы». С основным докладом выступал тогда председатель ХСС, премьер-министр Баварии Франц-Йозеф Штраус, с необычайной горячностью поддержавший российскую перестройку. Были другие встречи. Известный историк, директор Исследовательского института советской современности внимательно следил за российскими реформами, подчёркивая при случае свою принадлежность к России. Старался не пропустить мероприятия с приездом интересных гостей из Москвы. Он приезжал ко мне в корпункт на чашку чая. Бывали и мы с женой у него дома: сначала в Бад-Годесберге, потом в Дрансдорфе, на окраине Бонна, куда он переехал вместе со Штефани – личным секретарём и новым спутником жизни. Просматривая записи бесед с Восленским, я обнаружил и те, что сделаны были во время нашей последней встречи в корпункте, когда мы говорили о федерализме и шансах новой номенклатуры. Делёж полномочий между центром и регионами вызвал известное дробление компетенций в самих республиках, входящих в состав России. К распаду старых структур историк отнёсся философски. «Когда слышишь, что какая-то республика не может существовать отдельно, поскольку не в состоянии производить всё, хочется спросить: а какая страна полностью себя всем обеспечивает? – иронизировал Восленский. – Никакая. Но везде есть сотрудничество, тем более между соседями». Его рассуждения об отношениях слабых и сильных государств переплетались с размышлениями классика русской литературы Владимира Галактионовича Короленко в его сборнике «У пустого колодца». Шансы номенклатуры в условиях рынка он оценивал скептически: «рынок – саморегулирующийся инструмент, но это всего-навсего механизм. Нужно вносить в рыночную экономику тот элемент, который в рынке не заложен – социальный. Это успешно делается в странах Западной Европы. Номенклатура на это не способна. Новую номенклатуру в России создадут бюрократы, и она останется тормозным башмаком для развития экономики. Но не потому, что сумеет приспособиться к новым условиям, а потому что не сможет это сделать. Иначе она легко вписалась бы в структуры рыночной экономики». Меня интересовал вопрос «качества» новой номенклатуры. Если она возродится после распада СССР, то в каком виде? Историк задумался: «Не возродится, а переродится в новую административно-хозяйственную, беспартийную, но куда более зависимую от узких олигархических интересов номенклатуру силовиков». Михаил Восленский носил в себе богатый опыт прошлого, но жил будущим. Современной России будет его не хватать. Умер он в феврале 97-го, завещав отпевать себя двум священникам – католическому и православному. Я невольно воспринял это как признак раздвоения личности. Можно длительное время жить за границей, наблюдая за метаморфозами в своей стране, а умирать желательно на родине. Но сколько могил наших соотечественников – подлинных патриотов своей родины остались на чужбине гордым напоминанием о самодурстве, коварстве, мстительности или трусости российских временщиков! Какими бы титулами они себя ни украшали!

17 июня 1991 г. Мандершайд-Мелем. Вольфганг Леонхард Е. Бовкуну:… большое спасибо за публикацию в «Союзе» (приложение к «Известиям») от 16-го апреля. Наш круглый стол с участием Михаила Восленского только выиграл от произведённых Вами сокращений. Было бы неплохо в следующий раз побеседовать о возможности переименовать СССР в Союз Суверенных Советских Республик. Меня огорчили трудности Вашей газеты, в частности, возможность отставки заместителя главного редактора из-за публикации писем протеста против кровопролития в Литве. Надеюсь, всё образуется. Посылаю некоторые новые публикации и текст сделанного мною недавно в Москве доклада «Был ли Ленин виноват в сталинизме»? С сердечным приветом, Ваш Вольфганг Леонхард.

Советологи и реформы. С сочинениями немецких советологов я основательно познакомился ещё в первую командировку и потому, оказавшись в Германии вторично, воспользовался случаем лично познакомиться с автором знаменитой книги «Революция отвергает своих детей». Он представился, когда меня стали приглашать на телевидение для участия в дискуссиях о перестройке. Бывший коммунист-вольнодумец Вольфганг Леонхард проходил свои университеты в том же здании, где я получал диплом переводчика и германиста, закончил Школу Коминтерна. Однако диплом этого престижного для коммунистов советского учебного заведения не был индульгенцией от политических преследований в СССР. Леонхард не попал под жернова Гулага только потому, что успел после войны сбежать в ГДР, а оттуда в Югославию, потом в ФРГ. В горбачёвскую перестройку он поверил, сохранив предубеждение против советской номенклатуры и оказавшись для меня чрезвычайно интересным собеседником. Программой его стала антиноменклатура. Интервью с советологом, напечатанное в сентябре 88-го в «Известиях» стало первой публикацией его взглядов в отечественной периодике. Месяцем позже я договорился с коллегами в еженедельнике «За рубежом» о публикации в двух номерах больших отрывков из его нашумевшей книги, известной у нас тогда только по самиздату. Рецензию на его новую книгу «Шок от пакта между Гитлером и Сталиным» опубликовать, к сожалению, не удалось. В редакции решили, что одного шока – от публикации интервью – достаточно. Читатели и общественность восприняли интервью спокойно – и не такое читали! Зато публикация «Известий» вызвала бурю негодования в ГДР. Секретарь ЦК СЕПГ Аксен выразил протест секретарю ЦК КПСС Медведеву (копию записи телефонного разговора из архивов Штази передал мне позже Леонхард). Леонхард – предатель и ренегат, выговаривал Медведеву Аксен, выражая своё отчуждение тем, что «правительственная газета СССР» взяла интервью у классового врага. Особенно возмущалось руководство ГДР тем, что я представил Леонхарда одним из ведущих представителей серьёзной советологии. Главного редактора «Известий» Н. И. Ефимова вызвали на Старую площадь, на ковёр. Он позвонил мне и попросил направить в редакцию записку с краткой характеристикой автора (Леонхарда), отметив его заслуги в деле взаимопонимания между СССР и ФРГ. Опекуны из ЦК вынуждены были принять ссылку главного редактора «Известий» на гласность. В Берлин передали: советская пресса больше не подчиняется партии, хотя и упаковали эту пилюлю в коллегиальные выражения. 27 сентября советский посол в Берлине Кочемасов позвонил Аксену. Выразив сожаление, что «Известия» опубликовали интервью, не проявив «достаточной осторожности» и не показав «подлинное лицо ренегата», он сообщил, что «Известиям» указали на допущенную оплошность, но просил учесть: советская пресса пользуется теперь самостоятельностью в выборе тем. Запись беседы со штампом «лично и секретно» направили «товарищу Хонеккеру». Как многие левые, поменявшие полюса своей идеологии (включая Орвелла и Милована Джиласа), Леонхард хорошо видел пороки тоталитарных социалистических режимов, но этой прозорливости ему стало не хватать, когда пришлось разбираться в более сложных проблемах постсоветского периода.

6 июня 1991 г. Штутгарт-Бонн. Обербургомистр М. Роммель шеф-корреспонденту «Известий»:… благодарю за лестную для меня публикацию в советской правительственной газете и надеюсь, что нынешний мэр Москвы воспримет Ваш заголовок с юмором. Но честно сказать, управлять ее городским советом я, скорее всего, не решился бы. С дружеским приветом, Манфред Роммель. Штутгарт-10. Марктплатц 1, ратуша».

Умение управлять. Сын фельдмаршала приглашает… В мае 91-го, когда в отечественной журналистике ощущался дефицит публикаций о городском самоуправлении, я решил воспользоваться опытом одного из самых популярных в Германии градоначальников – Манфреда Роммеля. Подходы к нему помогла найти наша «палочка-выручалочка» Ира Герстенмайер. Этот политик, возможно, еще более неординарная личность, чем его отец – фельдмаршал Эрвин Роммель, располагал к себе многим – компетенцией, широтой интересов, характером. После войны он изучал юридические науки и экономику, вступил в Христианско-демократический союз, занимал различные должности в земельном правительстве Баден-Вюртемберга, был президентом Союза германских предпринимателей и почти 20 лет управлял Штутгартом. За это время он снискал себе репутацию интеллектуала-острослова. Консерватор по партийной принадлежности, либерал по внутреннему убеждению, Манфред Роммель обладал способностью принимать неортодоксальные решения и стал одним из самых знаменитых коммунальных политиков. Многие качества характера он унаследовал от отца, которому гитлеровские генералы дали прозвище «Лис пустыни» за успешные действия Африканского корпуса против англичан. Эрвин Роммель вынужден был покончить с собой из-за связей с участниками антигитлеровского Сопротивления. Манфред чтил отца, но его разносторонняя одарённость помогла ему стать самостоятельной крупной личностью Он написал немало книг о проблемах нации («Прощание со страной дураков», «Мысли о политике и культуре», «Деревянные тротуары и действительность»); все они поражают нестандартным взглядом на привычные вещи. Активно выступал за культурный обмен с Францией, бывал в Москве и хорошо знал русскую литературу, не пропускал интересные спектакли в театре и в 82-м году удостоился ордена «Зверской серьёзности» за особые проявления чувства юмора и столь редкое среди политиков ироничное отношение к себе. Склонность к парадоксам чем-то роднила его с Питером Устиновым. Друзья собрали и издали отдельной книжкой афоризмы Манфреда Роммеля. Вот некоторые из них: «Человек чрезвычайно высоко ценит убеждения, к которым пришёл без особых духовных жертв», «Каждый считает интеллигентным того, кто думает так же, как он», «Ностальгия – способность печалиться о том, что больше нет того, чего не было раньше», «Современный политик не ворочает камни, а рассуждает о них, благодаря чему чаще попадает в газеты». Из исторических личностей он особо чтил барона фон Штайна, развивавшего традиции самостоятельности общин и бюргерства, утвердившего монополию государства на управление городами и создавшего органы административного контроля с участием граждан. Барон фон Штайн, враг Наполеона и советник русского царя, считал возможным возрождение Пруссии, если народ и правительство установят между собой новые отношения. Больше всего он ценил в людях «капитал нравственной прилежности». Манфред Роммель обладал этим качеством в завидной мере. Беседу с ним я опубликовал под заголовком «Мог бы Роммель управлять Моссоветом?» По всему выходило, что не только мог бы, но делал бы это «нравственно прилежно», не сколачивая баснословных капиталов своей жене и не становясь тайным совладельцем кафе или телекомпаний.