Текст книги "Свиданий не будет"

Глава 44. ДАЛЕКО ЛИ ДО МОСКВЫ?

Он стоял у стола, не сводя с нее взгляда своих широко раскрытых глаз, и она спрашивала себя, что произойдет, если она обнимет его.

Д. Чивер. Скандал в семействе Уопшотов, I, 10

То, что в России две главных беды – дураки и дороги, сегодня знают, наверное, даже ученики младших классов. Однако несмотря на то что зло названо, в отечестве и дураков не становится меньше, и с дорогами пока еще не совсем. Притом если с дорогой повезет, обязательно случится что-нибудь дурацкое.

Вот и на этот раз…

Из Булавинска они выбрались без приключений. Сама личность Ландышева не была для местного начальства с погонами ни в малейшей степени таинственной, а напротив, едва ли не входила в своеобразную номенклатуру внештатных сотрудников. Иной раз, особенно в дружеском подпитии, когда где-нибудь на загородной, бывшей горкомовской или горисполкомовской, даче решались насущные вопросы булавинского управления, кто-то вопрошал бывшего доцента юридического факультета, ныне занимавшего должность руководителя пресс-службы городского УВД Евгения Лозанова по кличке Писатель:

– Ну, Писатель, кто там у нас поддерживает с Ландышевым контакт по оперативной линии?!

И Евгений Федорович, импозантный брюнет с седыми усиками, ничтоже сумняшеся, называл того из начальников, который последним встречался с Ландышевым.

Так что когда булавинские стрелки по команде своих отцов командиров доблестно изрешетили зарвавшегося Ландышева, в последние месяцы никак не могшего сложить себе цену, в городе не надо было вводить операцию «Перехват» и тому подобные дорогостоящие мероприятия. Труп Меркушки, вывезенный в четверг с трассы, дожидался захоронения в госпитальном морге, а ландышевская подруга была арестована еще рано утром и водворена в камеру СИЗО…

Конечно, Гордееву и его друзьям повезло, что Кочеров, тяжело раненный при расстреле «шевроле», хотя и находился в зыбком состоянии между забытьем и сознанием, пока не вспоминал о подробностях происходившего с ним… Впрочем, ничего этого господин адвокат не ведал, и ему приходилось просчитывать самые невыгодные варианты.

Правда, то ли стройбаты Министерства обороны, то ли заключенные Народного комиссариата, а позднее Министерства внутренних дел связали Булавинск с остальным миром дорогами не самыми плохими по сравнению с другими российскими. Причиной прокладывания этих дорог были, верно, и важное стратегическое положение Усть-Басаргинской области, и то, что в ее недрах таилось полно опять-таки стратегических материалов, начиная с алюминия. Так или иначе, пока автомобильная прогулка в комфортабельном «форде» не вызывала у беглецов неприятных ощущений.

Но, как и было сказано, если не дороги, то дураки.

Правда, кого считать в данном случае дураком – Константинова или себя, Гордеев еще обязан был размыслить. То, что Вячеслав Васильевич примчался к дому Лиды, когда в баке его американского друга плескалось довольно скромное количество живительной для карбюратора и цилиндров «форда» влаги, еще можно было объяснить и понять. Но то, что господин адвокат впопыхах не обратил внимания на эту прискорбную особенность состояния автомобиля, в который он сел… Да, за это титул дурака был бы довольно скромной оценкой!..

Не дожидаясь, чтобы двигатель заглох, но догадываясь, что скоро их лафе придет конец, Гордеев остановил «форд» на взгорке, так что автомобилям, которые ехали бы навстречу, карабкаться к ним вверх приходилось на малой скорости.

Встревоженно поглядывая в сторону Булавинска, Гордеев обследовал багажник, где, к счастью, нашлась двадцатилитровая, почти щегольская по дизайну канистра и шланг. Велев Лиде оставаться в машине и разрешив ей лишь приоткрыть дверцу, Гордеев стал ждать. Однако в этот субботний день, тем более что они отъехали от города довольно далеко, машин было совсем мало. Промчался как ни в чем не бывало «жигуленок», что Гордеев оставил без комментариев. Тяжелый рефрижератор тоже не стал тормозить.

А вот эта потрепанная «Нива» неопределенного светлого цвета остановилась сама. В ней было трое, судя по их широким скуластым лицам, принадлежащих к аборигенным народностям то ли Центральной, то ли Средней Азии. Впрочем, Гордеева, который был типичным детищем советской эпохи, с кровью, смешанной так же замысловато, как смешан хороший коктейль, их пятая графа не интересовала.

Но ему очень не понравилось, что, остановившись, вылезший из отечественного «джипа» водитель начал цокать языком:

– Ай, какая хорошая машина – а стоит! Ай, какая хорошая девушка – а грустная сидит!

Девушку он заметил сразу.

Гордеев, не обращая внимания на исполнявшиеся, очевидно, в рамках художественной самодеятельности причитания, попросил поделиться бензином, то есть продать, сколько можно.

Вместо ответа из «Нивы» вылез второй ее седок – несмотря на университетское образование и опыт практической работы, Гордеев так и не смог установить, настолько ли одинаковы их скулы и лунообразны лица, чтобы эти двое могли считаться близнецами. Третий, сидевший сзади, пока свою личину не казал.

– А может, машинами поменяемся? – полушутливо начал второй, и, находись они не на пустынном шоссе, а где-нибудь на летней эстраде парка культуры и отдыха, Юрий Петрович согласился бы признать, что и такие плоские шутки могут кому-то понравиться. Но в предлагаемых обстоятельствах он не был расположен к парному конферансу.

Поэтому он повторил свою просьбу, для наглядности кивнув на канистру.

Но, как известно, даже объясняясь по-русски, можно говорить на разных языках.

– Нет, конечно, мы твою машину вначале заправим, а потом поменяемся, – услышал Гордеев новый перл. – Если хочешь, даже девушку возьмем в придачу…

Да, конечно, слабость Юрия Петровича была и в том, что, прибыв в Усть-Басаргинскую область, он не удосужился ознакомиться с особенностями местного юмора и спецификой фауны здешних лесов, полей и шоссе. Но, хотя незнание законов гостеприимства не освобождает от следования им, Гордеев был готов обратиться к категориям, для понимания которых, как правило, не требуется университетского диплома или даже справки о прослушивании лекции по технике безопасности. Тем более что остававшийся в «Ниве» человек начал какие-то телодвижения, подозрительно напоминающие те, которые нужно проделать для извлечения из-под сиденья того или иного огнестрельного оружия, положенного туда исключительно ради сохранности.

– Ребята, я же предлагаю вам хорошие деньги! – сокрушенно воскликнул Гордеев, мгновенно выхватив из-под положенного на сиденье полотенца «ЗИГ-зауэр»: Константинову опять повезло, и к его отпечаткам на рукоятке прибавились пальчики господина адвоката.

Теперь разговор должен был приобрести иную тональность.

– Руки на капот! – скомандовал адвокат московской юридической консультации номер десять. – Руки на капот! Стреляю без предупреждения!

– Да че ты, парень… – начал было водитель.

– Тихо! Брось сигарету! – Мгновение помедлив, водитель сигарету выплюнул. – Взял канистру и наполнил! А ты – руки на капот!

Водитель слишком резво пошел к канистре, и Гордеев скомандовал:

– Не торопясь!

– Да че ты… Мы же шутили… – заныл водитель, но делать порученное ему ответственное дело продолжал.

– А я пока не шучу. И никаких глупостей! Который внутри – не копошись! Замри! – крикнул Гордеев. – Чуть что – стреляю по стеклам!

Водитель наполнял канистру.

– Не жадничай! Полней! Теперь неси сюда! Переливай! – командовал Гордеев. – И помни, что при малейшей глупости первым с этой канистрой взорвешься ты! Теперь отходи! Медленно! Так! Руки на капот!

– Горячо! – охнул водитель, прикоснувшись ладонями к горячему металлу.

– А кто тебя, дурака, заставляет прикасаться! Держи над капотом, но я хочу видеть, что ты очень доволен!

Забросив канистру в багажник, Гордеев подошел к Лиде:

– Пересаживайся за руль.

Немного с удивлением посмотрев на господина адвоката: он впервые обратился к ней на «ты», Лида послушно, хотя и не без труда – длинноногая! – перелезла на водительское место.

– Заводи!

Юрий Петрович уселся в «форд».

– В связи с изменившимися обстоятельствами оплата бензина откладывается до понедельника. Номер нашего авто вы, конечно, за эти минуты отдыха уже выучили наизусть, так что трудностей с поиском не будет. А мы пока проверим, что за бензин вы дали… Если это не ослиная моча, как в том фильме, можете рассчитывать даже на маленький сюрприз. – Гордеев захлопнул дверку, но продолжал держать «Ниву» и ее обитателей на мушке. – Можно было бы, наверное, шибануть вместо прощания по вашим дурацким колесам, но я добр сегодня… – И Гордеев, не спуская глаз с неудачливых шутников, уже не скомандовал, а, скорее, почти нежно попросил:

– Вперед, Лидия Борисовна!

А когда они помчались по шоссе, влезши полностью в салон, прибавил:

– Я же видел, что тебе хочется тоже посидеть за рулем этой штуки! Вот и гони!

«Мы что, уже перешли на «ты»?! – должна была бы сказать Лида, однако она-то знала, что ждала этого уже несколько дней…

С бензином в баке чувствуешь себя уверенней. Но тем не менее надо было решать, как поступить дальше. На «форде» до Москвы не добраться, хотя и очень хочется. Придется отложить до другого, более романтического случая.

Пользуясь тем, что Лида за рулем, Гордеев взялся за автомобильный атлас, предусмотрительно прихваченный им из квартиры. Они ехали по южному шоссе, ведущему в сторону Казахстана, и, конечно, для начала надо было выбраться за пределы Усть-Басаргинской области. Сейчас, как определил господин адвокат, автомобиль находился примерно в двухстах километрах от то ли городка, то ли просто железнодорожной станции Шахово. А от Шахова надо было добираться до города с аэропортом, откуда уже лететь в Москву… Да, пожалуй, это было самое удобное место, чтобы пересесть на поезд с машины, на которую у тебя нет никаких документов. И это еще если повезет и по дороге не остановит милиция…

Гордеев вздохнул и посмотрел на Лиду. Было видно, что она наслаждается вождением. Для того чтобы лучше чувствовать педали, она сбросила туфли, и Гордеев все чаще задерживал свой взгляд на ее босых ступнях идеально правильной формы с ровными пальцами. Лида сказала, что прежде она не водила ничего, кроме «Жигулей». Однако ученицей она оказалась прекрасной: нескольких пояснений, которые дал Гордеев еще в начале пути, ей хватило, чтобы уверенно держаться за рулем.

– Сколько ставишь мне, Петрович? – улыбаясь, спросила Лида, поймав его очередной взгляд вниз.

– Кругом пять, – ответил Гордеев, легко пожимая ее запястье и чувствуя, сколь нежна ее кожа. – Но нам еще придется остановиться. Поменяемся местами.

– Я не устала, – отозвалась Лида.

– Понятно, но машине надо бы дать роздыху.

– Слушаюсь, товарищ командир!

Когда через три-четыре десятка километров слева от дороги блеснула за неширокой лесной полоской вода, Гордеев справился с картой.

– Озеро Суташсу. Свернем?

К озеру вела грунтовая дорога. На его живописных берегах среди скал и сосен, очевидно, еще несколько лет назад шумел летний пионерский лагерь. Но теперь все было в запустении. Проехав по аллее между длинных деревянных домиков, Лида, руководимая господином адвокатом, заглушила двигатель на берегу, там, где кончался гравий дороги, сквозь который уже проросла трава и начинался пляж.

Они вышли из «форда», причем Лида не стала обуваться. Она прошлась по теплому песку взад-вперед. Гордеев внимательно смотрел на нее, потом стал снимать кроссовки.

– Ну что, слабо искупаться? – спросил он Лиду.

– Небось холодно? – поежилась она, хотя вовсю палило солнце.

– В конце июня-то? – Гордеев сбросил свою куртку, оставшись в майке.

– Я вообще-то не мерзлячка, – пожала плечами Лида, – однако ты, Петрович, так быстро увез меня из Булавинска, что я не захватила купальник.

– Да и мои плавки остались в «Стрежне» – Гордеев содрал с себя майку, продемонстрировав Лиде свой атлетический торс. – Но что это за беда – при таком огромном озере?

– Значит, мальчики – налево, девочки – направо? – Лида взялась за ремень джинсов. – Только – чур! – не подглядывать.

– Согласен, – кивнул Гордеев.

Они разошлись по обе стороны разросшихся кустов орешника.

Быстро раздевшись, Гордеев, помедлив мгновение, бросился в освежающую воду.

Немного проплыв, он услышал, как, ойкнув, в озеро вошла и Лида. Он чувствовал, как она плывет сзади, потом, решившись, нырнул. Даже в этих местах, в этом озере вода прогрелась довольно хорошо. Она была прозрачна и чиста до синевы… Вот впереди господин адвокат увидел Лиду, плывущую, как большая прекрасная нимфа. Нырнув еще глубже, Гордеев пошел навстречу Лиде оттуда. Когда он коснулся губами ее бедра, то почувствовал, как она шутливо подергала его за ухо. Он вынырнул, но тут же нырнула она, сильной, упругой русалкой скользнув вдоль его тела и появившись на поверхности воды позади Гордеева. Двумя взмахами рук настигнув его, она приникла к его спине, обхватив вокруг пояса ногами. Однако только он попытался взяться за ее ступни, от которых с таким трудом отрывал взгляд в машине, как Лида оттолкнулась от него и поплыла к берегу…

Она была прекрасная пловчиха, и Гордеев настиг ее только на берегу. Так, прижавшись, они стояли несколько мгновений, но едва только он попытался поцеловать ее грудь – крепкую, с крупными, почти вишневого цвета сосками, как она сама чмокнула его в лоб и отстранилась.

– Все, Петрович, все. Иначе мы потеряем много времени. Очень много времени.

«Плевать на время! – хотел крикнуть Гордеев. – Мне нравится то, что происходит сейчас!» Только плавая с Лидой здесь, в этом озере, он почувствовал, насколько устал за прошедшую неделю, устал не физически, а морально от всех этих булавинских страстей…

Однако кричать было уже поздно, поскольку Лида исчезла до кустом орешника…

Через несколько минут они вновь выезжали на шоссе.

– Не вешай нос, Петрович! – Лида хлопнула Гордеева по коленке. – Просто мне не очень понравилось, что это на бегу…

Гордеев не хотел терять ни минуты, и поэтому они почти без остановок, меняя друг друга, приближались к неведомой станции…

Шахово оказалось скопищем одноэтажных домиков, большей частью деревянных. Впрочем, в отдалении маячили кварталы трех-четырехэтажных зданий – строения последних десятилетий. Высилось несколько фабричных труб. Словом, городишко без особых примет.

«Форд» Юрий Петрович оставил на улочке близ базарной площади, которая одновременно была и привокзальной. По случаю субботы здесь наблюдалось некоторое оживление, собралось довольно много автомобилей, очевидно, жителей окрестных сел. Однако современных моделей почти не было: «Москвичи» шестидесятых годов, две-три «Волги» оттуда же, ветхие «бобики» из колхозного прошлого. Здесь «форд», на взгляд Гордеева, смотрелся почти естественно – этот лимузин, как и остальные рыдваны, явно был экзотикой, только несколько иного рода. Но, впрочем, для других, разумеется, появление американского чуда с наворотами не могло остаться незамеченным.

Однако пора было прощаться с имуществом товарища Константинова. Заперев двери, надо было уйти, без искушения возвратиться. Конечно, и запирать «форд», непонятным – или слишком понятным – путем приобретенный молодым следователем провинциальной прокуратуры, и оставлять его, не зная расписания поездов, не очень-то хотелось, но надо было благодарить высшие силы уже за то, что они добрались без особых приключений до железной дороги.

Вокзальчик представлял собой маленький, собственно, одноэтажный кирпичный домик с пристроенным к нему крохотным залом ожидания, явно непригодным для здешних морозов. Ближайший проходящий пассажирский поезд был, на радость Гордееву и Лиде, всего через сорок минут. Он шел до Петродара, довольно крупного города, из которого явно были рейсы на Москву. Гордеев купил два билета в плацкартный вагон – а других, собственно, им и не предложили.

В ожидании они прошлись с Лидой по не очень богатым вещевым рядам, а затем купили у женщин, с кастрюлями и корзинками ожидающих поезда, горячей картошки с укропом и пирожков с рисом и с повидлом. Торговали здесь и жареными курами, и рыбой, и еще многим, но господин адвокат как-то не совсем привык покупать еду у незнакомых людей. Вероятно, и Лида была воспитана подобным образом. Хотя, судя по числу торговок, пассажиры проходящих поездов шаховским харчем отнюдь не брезговали.

Перекусив и запив свой дорожный обед местным квасом, Гордеев и Лида вышли на перрон и едва уселись на скамейку, как по немилосердно шипящему радио объявили о прибытии их поезда.

– Ну вот, Лидия Борисовна, – улыбнулся Юрий Петрович, – теперь вверим свои судьбы славным труженикам МПС.

Все дорогу от озера до Шахово они молчали о происшедшем там. Но теперь, когда многообразные напряжения дня стали отступать, ощущалось, что каждый возвращается к тем минутам, когда они плавали то в ласковых, то в знобких водах Суташсу. Гордеев почувствовал, что Лида хочет что-то сказать, и придвинулся к ней ближе, чтобы слова не произносились громко…

– Товарищи, – вдруг раздался сзади довольно высокий, ломкий голос, – это вы приехали на «форде»?

Беглецы из Булавинска обернулись.

Возле скамейки стоял сержант милиции.

Молодой-молодой, никак не старше Лиды.

Глава 45. ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В МОСКВУ

Они шли вверх по крутой тропе…

В. Гауф. Холодное сердце, 2

Когда задают вопрос о машине, которая попала к тебе при обстоятельствах, замысловато связанных с нарушениями действующего законодательства, лучше всего на первый взгляд сделать вид, что ты ни при чем.

Однако когда ты находишься далеко от Москвы, в городке, который видишь в первый и, вероятно, в последний раз в жизни, дальновиднее придумать нечто, близкое к правде.

– Конечно, – ответил Гордеев сержанту. – А что, он еще не уехал?

– Нет, стоит, – несколько растерянно ответил милиционер. – А что?

– Нет, ничего; значит, еще по рынку гуляет.

– Кто?

– Да тот, кто привез нас сюда. Константинов Слава. Есть какие-то проблемы?

Милиционер мгновение помедлил:

– Предъявите документы.

– Пожалуйста. – Гордеев достал адвокатское удостоверение и паспорт. – Я член Московской городской коллегии адвокатов.

Лида тоже вытащила свой студбилет.

– И что же вы, москвичи, у нас делаете?

– Примерно то же, что гости столицы делают в Москве, – ответил Гордеев. – Знакомимся с достопримечательностями.

– Ну и как вам наши края? – То ли милиционер тянул время, то ли ему было просто скучно в этот субботний солнечный день.

– Прекрасно, даже уезжать неохота. – Гордеев начинал терять терпение.

– Так погостили бы еще, – шаховский страж порядка огляделся по сторонам.

– Так с радостью бы, да в понедельник на работу.

– Успеете? – На веснушчатом лице парня обозначилась заботливость.

– А что делать?

Вдали раздался гудок тепловоза.

– Ну, нам пора, – протянул Гордеев руку за документами.

– Ну что же, прощайте, – милиционер как бы нехотя возвратил книжки. – До Петродара?

– До него.

– А потом?

– Ясное дело, в Москву.

– Да, в Москву. – Сержант махнул ладонью у козырька фуражки. – Ну извините за беспокойство. Но, сами понимаете, уж больно машина ваша для здешних мест… нечастая. И номера басаргинские. Тетки-то мне сразу на вас показали, а вот приятеля вашего – как вы сказали, Константинов? – что-то не приметили…

– А мы из Булавинска приехали, – не совсем впопад, но вполне расчетливо ответил Гордеев. – Славик сказал, что у вас здесь харчи хорошие… Наверное, прикупает что-то.

– Насчет харчей это верно. Здесь экология хорошая, почти промпредприятий нет, только мебельная фабрика, да и та второй год стоит…

К счастью, поезд уже замедлял ход, и Гордеев с Лидой с облегчением погрузились в вагон под взглядом милиционера, сосредоточенно смотревшего на скромный багаж московских гостей – портфель Гордеева и невеликую сумку Лиды.

– До свидания, – Гордеев сделал сержанту ручкой, выглядывая из-за спины проводницы. – Если увидите Славика, скажите ему, что мы уехали.

– Передам, – кивнул милиционер…

В вагоне было довольно много свободных мест, и Гордеев с Лидой даже отыскали свободный отсек.

– Ну вот, – сказал Юрий Петрович. – Даже если этот парень проявит излишнюю бдительность, все равно что-то во времени мы выигрываем. А при первом удобном случае я сделаю добровольное признание, можно сказать, явку с повинной по телефону. Насчет «форда» и о Константинове на чердаке. А там, глядишь, назавтра этот замечательный работник прокуратуры уже заберет свою тачку… Вот только надо выбрать, кому признаваться. Мещерякину – слишком жирно будет, если не сказать – глупо, а Генпрокуратура – далековато. – Гордеев потянулся. – Впрочем, это меня волнует меньше всего. Куда актуальнее отдохнуть сейчас, поскольку непонятно, как долго придется торчать в аэропорту…

Прижавшись к крутому гордеевскому плечу, Лида продремала там почти до самого Петродара. Лицо ее было спокойным, на рельефных губах сохранялась полуулыбка-полуусмешка. Что ей виделось, что грезилось?

Однако в Петродаре фортуна вновь показала им свое капризное личико. Субботний рейс на Москву уже улетел, следующий был только на понедельник, и у них оставался небольшой выбор: пересаживаться на другой поезд в сторону Москвы или вылететь на Ростов-на-Дону.

Как современный человек, Гордеев выбрал последнее, хотя денег уже оставалось в обрез. Но, как известно, скупой платит гораздо больше, чем дважды, и, начав движение, неразумно задерживаться. Перед самым отлетом он, по настоянию Лиды, все же позвонил в Булавинск Баскаковой и сообщил о лежащем на чердаке Константинове. Гордеев был уверен, что Лариса Матвеевна придумает наилучший вариант, как вызволить подлеца, самой не замаравшись. Если, конечно, какая-то случайность уже не вернула этому постылому свободу…

Сумасшедшая гонка, начавшаяся утром в Булавинске, все чаще напоминала Гордееву состояние человека, который на полном бегу вдруг споткнулся и вот летит, летит, не ощущая под собой твердой поверхности, но все же надеясь, что не только не расшибется, но даже не переломает ноги.

Господину адвокату казалось, что им с Лидой очень помогло это удивительное купание в лесном озере, где они так приблизились друг к другу, сумев при этом удержаться от последнего шага, за которым далеко не всегда, к сожалению, человека ждет только радость.

Теперь, чем дальше они оказывались от Булавинска, тем острее чувствовали, каких опасностей уже избежали. Их бренная, хрупкая плоть наконец перестала чувствовать себя только вместилищем души и вспомнила силу земных желаний, страстей, может быть, не менее прекрасных, нежели грешных.

Все чаще Гордеев и Лида касались друг друга, все чаще их пальцы сплетались вместе, а когда они оказались в самолете, взявшем курс на Ростов, то, оказавшись в конце салона, среди пустых кресел, долго и жарко целовались… Они почти ничего не говорили друг другу, они чувствовали, что в словах нет или почти нет смысла, который они ищут, они начинали понимать друг друга без слов еще в Булавинске, а теперь, когда судьба вела их вперед, в неведомое, к новым испытаниям и новым схваткам за спасение отца Лиды – и человека, который становился для Гордеева не просто коллегой, не просто очередным клиентом, – теперь они седьмым или еще каким-то ненумерованным, неописуемым чувством понимали: это должно произойти, это новый, решающий рубеж в их судьбах, – судьбах, которые беда свела однажды…

В Ростове, где оказались уже вечером, они бросились в одну гостиницу, в другую… В новые времена и с местами здесь стало получше, только деньги плати, однако вот охрана традиционных принципов нравственности пересмотрена не была – в один номер их поселить не соглашались, а снять два, и хотя бы один из них – одноместный, плюс еще билеты до Москвы, на это – банальный исход! – у господина адвоката уже не хватало денег.

Лида, уже не таясь, обняла его в холле третьей гостиницы, где они вновь получили отказ. И крепко, до головокружения, поцеловала в губы.

– Ну что ты, Петрович! Сам ведь учил меня не унывать! Я только радуюсь: мои долги тебе будут чуть меньше… – И, увидев черные молнии в глазах Гордеева, привстав на цыпочки, чмокнула его в переносицу. – Не сердись! Ты же приглашаешь меня к себе в гости? Впрочем, и я тебя могу к себе пригласить! Квартира за мной сохраняется…

Гордеев молчал, поглаживая ее плечи, лопатки и чувствуя, как напрягается тело Лиды, как наливается оно лихорадочным жаром…

– Петрович! – Лида вновь поцеловала его, нежно коснувшись кончиком языка ямки на его подбородке.

– Ты только представь: мы влетим в квартиру, в тишину, в спокойствие, как две шаровые молнии. Влетим – и взорвемся! Вместе!

– Поехали на вокзал, – вздохнул господин адвокат. – По-моему, к поезду мы уже привыкли, и, по-моему, это будет правильнее: ехать, чем где-то торчать до самолета…

Оказалось, что в современных российских фирменных поездах можно вполне прилично провести почти сутки, на некоторых перегонах даже оказываясь наедине друг с другом в чистом купе с кондиционером…

Казалось, летняя жара не очень способствует поцелуям и объятиям, однако в заветный момент, когда поезд вовсю летел к Москве, а недолгие их спутницы – две тетки средних лет, перевозившие неподъемные баулы (Гордеев ощутил их вес на себе, когда помогал женщинам дотащить их до выхода из вагона), – высадились на маленькой станции, они вновь бросились в объятия друг друга, опьяняясь горячим ароматом собственных тел… Лида, слабея в его умелых руках, шептала: «Ты целуешь… не меня… ты целуешь… пыль дорог…» – а Гордеев, не отвечая, в головокружении и дрожи, все шел и шел от одного заветного места на ее теле к другому…

В число услуг, предоставляемых российским железнодорожным транспортом, пока не входит создание условий для страстных тет-а-тет в четырехместных купе скорых поездов. Неожиданное явление нового пассажира – командированного, которому продали билет на уже занятое место в соседнем вагоне, заставило булавинских изгнанников смириться с превратностями пути и, смиряя нетерпение, ждать Москвы…

Зря говорят, что понедельник – день тяжелый! Утром, выскочив из поезда и схватив на Курском вокзале такси на последние деньги, Гордеев мчал Лиду к себе домой. Садовое кольцо, Кудринская площадь с ветшающей высоткой, новые ворота зоопарка… Вот и знакомый двор, из которого он устремился в неведомое больше недели тому назад.

И что же! Как много произошло за эти десять дней, как много изменилось, сколько трагедий, катастроф, страстей, любви… А он, Гордеев, сделав, казалось, немало, не добился главного…

Не очень радостные размышления господина адвоката, позабывшего даже о том, к чему они с Лидой так нервно, так сладостно и так безысходно устремлялись уже многие часы, эти размышления Юрия Петровича Гордеева были прерваны тем, что он увидел во дворе, когда такси проезжало мимо, – возле соседнего с его, гордеевским, дома стоял автомобиль-фургон с подъемником-клетушкой на крыше, используемый обычно для ремонта троллейбусных линий и оборванных проводов.

А чтобы никаких сомнений не оставалось, на боку фургона было крупно начертано: «Московские электрические сети». Ниже, как это стало принято в наши времена, были помещены номера телефона и факса.