Текст книги "Огненный шар"

Глава 19

События развивались с новой силой.

В окнах Зимнего дворца мелькали черные тени большевиков, которые шарили по всем комнатам и коридорам. Где-то изредка слышались одинокие выстрелы, но они казались такими жалкими и ничтожными, что на них уже никто не обращал внимания.

Разгорячившаяся толпа просто сметала все на своем пути.

Далеко не трезвые матросы и солдаты, которых было большинство, просто мчались в сторону знаменитого здания, чтобы хоть что-то себе урвать на память и посмотреть на своих обидчиков – министров. Со стороны казалось, что им далеко до тех событий, в которых они участвовали.

Когда еще могла быть такая возможность – попасть в государево здание, и грех было что-нибудь оттуда не утащить. Гремели стеклянные витрины с французским фарфором, на глазах пропадали украшения и реликвии, которые хранились долгие годы, уродовались и крушились картины и портреты императоров и видных деятелей государства.

Около двух часов ночи в Малую столовую, где находились почтенные министры Временного правительства, влетела оголтелая толпа и накинулась на их персоны. Они все были арестованы, но благодаря здравому мышлению некоторых руководителей восстания они чудом остались живы. Их арестовали и отправили в холодные казематы Петропавловской крепости.

Ник прижался к стенке, чтобы его не сбили с ног несущиеся мимо какие-то гражданские личности. Они орали лозунги за власть, за землю и общих жен в свободной республике.

Жан не оставлял Егора. Он старательно приводил его лицо в порядок, протирая влажным платком.

– Ни одного шрама на голове, – шептал он, закусив, как обычно, нижнюю губу от сильного волнения. – Тебе повезло.

– Меня просто оглушило гранатой, – шептал Егор и медленно приходил в себя. – Кровь пошла из носа, когда меня отбросило на бревна. Голова совсем не соображает… Потом и завалило.

– Ну она хоть сейчас соображает, что это я перед тобой? – спросил Жан.

Егор улыбнулся.

– Вот это другое дело, – сказал Жан. – Соображает.

– Как вы меня нашли?

– Ты же сам показывал. Забыл? Что-то слабая у вас оборона. Большевики ее прорвали за считанные минуты. Ты хоть стрелял?

– Стрелял и даже попал, а какая-то гадина кинула гранату, и меня волной швырнуло в сторону, на баррикады. Больше ничего не помню. Потом открыл глаза, смотрю, кто-то руку тянет. По голосу сразу понял, что это вы. Как так? Вы тоже обороняли Зимний и правительство?

– К сожалению, нет. Мы были на той стороне, – с огорчением признался Жан. – Но мы не стреляли. У нас нет оружия. Мы мчались к тебе.

– А если б я в вас попал?

– Ну и что, – сказал Ник. – Нам ничего от этих пуль все равно не будет.

– Как это?

– Нас здесь нет, и с нами ничего случиться не может, – уже в который раз объяснял Ник. – Ты что, забыл? Мы же тебе говорили, а ты все нам не верил. Понимаешь, мы еще не родились, даже не родились наши родители, если только деды да бабки.

Егор схватился за голову.

– Жан, что-то с моей головой. Посмотри, она не треснула?

– Мозгов вроде вокруг нет, одни окурки – значит, цела, – сделал заключение Жан.

– Я ничего не понимаю, – Егор в упор взглянул на Жана и прищурил глаза.

– Нас нет, – повторил Жан. – Мы из будущего.

Егор оперся на стену и стал сползать вниз.

– Что с ним? – растерялся Ник.

– Егор вникает в ситуацию и слишком много хочет знать, – ответил Жан. – Он подхватил его под руки, попытался поставить на место. – Его, вероятно, будущее напугало.

Егор открыл глаза.

– Я хочу домой, – прошептал он. – Я сегодня столько пережил, что не желаю ни кому.

– Мы помним, где ты живешь, и обязательно отведем тебя, только чуть позже.

– Я подскажу.

– Не стоит. У тебя соображалка не работает. Подскажешь куда-то не туда, – теперь уже улыбался Жан. – Мы помним, где ты живешь.

Егор провел ладонью по лицу Жана. Его холодная рука дрожала от прохладной ночи.

– У меня все соображает, – зашептал Егор. – А если вы из будущего, то скажите, что будет через час?

– Через час мы тебя поведем домой. Ты свое отвоевал. Пострелял, гранатой оглушило, бревном по башке получил и вот сейчас стоишь и путаешь ноты, – Жан огляделся по сторонам. – Я не забуду, как ты меня тогда выручил. Я все помню. Ты не волнуйся, мы с Ником тебя доведем, а если нет, то донесем. Какие дела?

Егор снова улыбнулся и протянул руку Нику.

– Вы настоящие…

– Только не большевики, – тихо сказал Жан.

– Вы настоящие пацаны. И неважно, откуда вы, из будущего или настоящего.

Жан взглянул на Зимний дворец и с сожалением сказал:

– В Зимний мы уже не попадем. Если только лет так через девяносто в Эрмитаж судьба закинет.

Егор обнял ребят и прошептал:

– Я хочу с ва-ми.

– С на-ми тебе нельзя, – так же протяжно ответил Жан.

– По-че-му?

– По-то-му, что мы избранные рыжей бестией моей девчонки, – пояснил Жан.

– Да, а где они? – спохватился Егор.

– У тебя самого-то есть? – спросил Ник. – У Жана и у меня есть. Ты их уже видел.

– Я так и понял. А у меня нет.

– Хочешь, найду, – предложил Жан.

– Прямо здесь?

– По дороге домой.

– Пока не надо.

– Как хочешь, а то у меня это неплохо получается. Будет какая-нибудь революционерка в красном платке, не соскучишься.

– Сам найдет, чего к человеку привязался? Тоже мне сват с баррикад.

– Вот все кончится – найду, – заверил Егор. – Ведите меня домой. Я уже не могу даже стоять.

Только под утро Жан с Ником довели Егора до дома.

– Сам дойдешь?

– А вы что, уйдете?

– Нам надо, – сказал Жан и протянул Егору руку.

– Нет, идем ко мне.

– Нас девчонки ждут.

– Нет уж, ведите теперь до конца, – Егор взглянул на протянутую руку, потом на Жана. – Идем ко мне, я вас так просто не отпущу.

Жан теперь посмотрел на Ника.

– Зайдем, чаю попьем, – сказал Жан, – и обратно. Революцию уже пусть без нас довершат. В штурме мы участие приняли, дальше сами разберутся.

Они медленно поднялись в квартиру, и Егор позвонил в дверь.

Открыл отец. Увидев сына, он всплеснул руками, распахнул дверь и позвал жену.

– Я же говорил, что ваша затея бесполезна, – занервничал отец. – Вы тоже с ним были?

– Да нет, мы так, просто мимо, – стал объяснять Ник.

– Заходите, заходите.

Мать засуетилась, заохала и заметалась по квартире.

– Заходите, мальчики. Как же так! Егор, говорил же тебе отец, что затея ваша провальная. Разве можно устоять перед этой чернью? Господи, что они с тобой сделали? Раздевайся, я сейчас тебя помою.

– Ты что, ма, я маленький, что ли? – возразил Егор.

– Смотри, у тебя вся одежда в крови, раздевайся и иди в душ. Вы, ребята, проходите, садитесь.

Отец недовольно смотрел на сына и поражался:

– Ну и чего вы добились, защитники несчастные? Против них никто не устоит. Это сейчас они творят что попало, потом будут об этом еще жалеть.

– Он кровь свою недаром проливал, – сказал Жан.

– Ма, па, это они меня спасли, – сказал Егор, опускаясь на стул.

– Вы тоже защищали этот Зимний? – спросил отец.

– К сожалению, нет, – вздохнул Жан. – Мы были на другой стороне.

– Вы ничего не думайте. Этот защищает неизвестно что, а вы боретесь неизвестно за кого, – сделал заключение отец, усаживая молодых людей на диван. – А ты иди и мойся. Так неприлично ходить… Грязный, в крови…

Егор хотел встать, оперся на левую руку и скривился от боли.

– Что, рука?

– Болит, – простонал Егор.

– Снимай одежду, посмотрю, – уже потребовала мать.

– Ты лучше чаю нам налей, – попросил Егор и взглянул на Жана. – Пойдем, поможешь. Посмотри, что у меня там, – прошептал он ему.

Жан помог Егору подняться, и тот повел его в ванную.

– Не хочу, чтобы мать видела и знала, что у меня там.

– Рука болит?

– Болит. Закрывай двери.

Жан помог Егору раздеться и включил воду.

– Что там с рукой? – спросил он, поворачиваясь к нему спиной.

– Синяк будет, – ответил Жан, проводя ладонью по его плечу. – Хорошо тебя треснуло. Придется немного поболеть.

– Да и хрен с ним. Я уж думал, что не буду жить вообще, когда увидел мчавшихся на меня этих дикарей.

– Ты – будешь, – Жан подставил Егора под струю душа и сам замочил рубашку.

– Раздевайся, заодно и помоешься, – предложил Егор. – А то неудобно, я стою тут голый перед тобой, а ты революцией пахнешь. Раздевайся.

Жан быстро скинул с себя одежду и встал рядом под душ.

– Немного откиснешь, потом Ник пусть тоже идет, – сказал Егор. – Втроем все равно не поместимся. Бери мочалку, мыло, не стесняйся. Вы что-то говорили про будущее? – спросил Егор, намыливая голову.

– Хочешь – верь, а хочешь – нет, но у меня год рождения 1995.

– Да ладно! – удивился Егор, смывая с головы мыло. – Насколько же я тебя старше, на девяносто пять, почти на сто лет. – Егор широко раскрыл глаза и окинул взглядом Жана с ног до головы.

– Примерно так.

Он покачал головой.

– Этого не может быть! Мы же с тобой ровесники.

– Ну да, только с промежутком в сто лет. Ты для меня дедушка как минимум.

Егор положил ладонь на горячую грудь Жана и стал щупать его пальцами.

– Даже через тысячу лет мы все будем одинаковыми, если, конечно, с такой жизнью опять не превратимся в обезьян.

– Та Лиза – твоя девчонка? – спросил Егор.

– Да.

– Она мне тоже понравилась. Ты меня прости за чистосердечные признания. И она тебя тоже любит?

– Любит.

Егор взглянул на Жана.

– Есть за что, – заметил Егор.

– Да и ты не промах, – Жан рукой коснулся тела Егора. – Таким, как твой дружок, только девчонок удовлетворять. Я вот и удивился, что у тебя нет ее до сих пор.

– Все как-то не до этого мне было.

– Мозоли не натер на руках?

– Вроде нет.

– Ну и молодец. Иногда тоже надо, – согласился Жан.

Когда они вышли из душа, мать уже накрыла на стол.

Ник сидел на стуле и скромно дожидался своих друзей.

– Вы что там? – спросил он. – Я думал, вас вообще уже смыло.

– Пойдешь в душ?

– Обойдусь. Я там, на Малой Морской схожу, – отказался Ник.

– Садитесь завтракать, – сказала мать. – Жан, что у него с рукой? Он же все равно ничего не скажет.

– Ничего страшного. Жить будет еще долго. Сильно ударился, синяка не миновать.

Егор толкнул его локтем, чтобы Жан помалкивал.

– Все нормально, – сказал Егор. – Должна же какая-то хоть память остаться от этих событий.

– Синяк – это еще что, – заметил Ник. – Там я убитых видел.

Мать замахала руками.

– О господи! Говорили же мы Егору бросить эту затею. Ничего они там не смогут сделать против этих большевиков, бесполезно бороться с ними. Они сейчас везде… Какая была страна, какой государь! Николай столько сделал для народа хорошего. А к чему приведет их власть – неизвестно. Она не продержится долго. Все равно вернется все к старому. А эти самодуры только весь народ всполошили, сами не знают, за что борются.

– Ну хватит, жена, – остановил ее отец. – Время покажет. Мы свой век доживаем, просто жаль вот их, молодых. Вы говорили что-то о будущем? Как это понять? – отец снял очки, отложил газету и подсел к столу.

– Они из двадцать первого века, – сообщил Егор.

Глаза отца заблестели от любопытства. Он тоже хотел услышать от своих новых знакомых, что они могут рассказать интересного.

– Власть эта будет еще там, в вашем веке? – спросил отец.

– Она продержится меньше восьми десятков лет, – стал разъяснять Ник.

– А потом?

– Потом просто рухнет. Партия большевиков превратится в маленькую партию, которая будет доказывать справедливость действий своих предшественников.

– И только?

– Да. Вернемся практически к капиталистическому строю.

– Но наш строй не капиталистический, а народный, – возразил отец.

– Ну, короче, к нему. И надо будет сменить несколько поколений, чтобы все потом исправить.

– Вы, молодой человек, много знаете, – заметила мать.

– Да, студент он, – сказал Жан, поедая печенье.

– Наши бедные студенты. Сейчас все закроется – и учиться будет негде. Какие вы счастливые люди, что там учитесь.

– Я тоже счастлив, – сказал Егор. – Что живу в это смутное время и что познакомился с ними, настоящими ребятами.

– А где же ваши девочки? – вспомнил отец.

– Делать им у Зимнего нечего. Пусть дома сидят. У родственницы они, – Жан долил из самовара себе чай. – Не женское это дело – по баррикадам лазать.

– Да и не ваше тоже, – заметил отец. – Чего ради свои головы подставлять? Вот мы растим сына и не знаем, что у него в голове. Это время всех с ума свело.

– Это точно, – согласился Жан. – Я тоже начинаю уже тихо сходить с ума.

Глава 20

Молодые люди распрощались с родителями Егора и вышли на улицу. Егор, как и раньше, пошел их проводить.

Они остановились у парадной и долго молча стояли.

– Закурить бы сейчас, – сказал Жан.

– Принести? Отец курит, – сказал Егор, стараясь хоть как-то протянуть время, чтобы подольше побыть вместе.

– Ты хороший парень, – сказал Ник. – Нам везет, что в этой жизни встречаются такие люди. Ты береги себя. Жизнь – шутка коварная. Так может обернуться, что и врагу не пожелаешь. Твой патриотизм никому не нужен. Разберись в жизни сам, главное, в ней не запутаться самому.

Егор смотрел на ребят с завистью.

– Нет, сигарет не надо, – ответил Жан. – Я просто так. Что-то все до того надоело, места себе не нахожу.

– Сейчас пойдем к Зимнему, посмотрим, что там, – и отдыхать. – Ник глубоко зевнул, прикрывая рот ладонью.

– У нас бы остались. Я вам свою комнату отдам на время, – спохватился Егор. – Что же я раньше не сделал такого предложения?

Жан взял его за плечо.

– Не болит? – спросил он.

– Немного.

Он взглянул другу в глаза.

– Может, нам скоро придется расстаться, и навсегда, – с грустью произнес Жан. – Но мы тебя не забудем. Ты супер, парень! Мы еще обязательно встретимся. Я обещаю. Пойдешь нас провожать, когда мы уйдем в свое время?

– Конечно. Вот взяли бы вы еще и меня туда. Так хочется все это бросить. Это наше непонятное и смутное время просто сводит меня с ума.

– Это невозможно, – Жан осторожно прижал к себе Егора. – Будь всегда таким, как сейчас, – отбоя от девчонок не будет, – шепнул он ему уже на ухо.

Жан и Ник шли через Дворцовую площадь, где до сих пор горели костры и множество солдат и матросов сидели и грелись.

Они ловили на себе любопытствующие взгляды и шли в сторону Адмиралтейства.

– Интересные времена идут, – задумчиво сказал Ник. – Это же история, и мы топаем по этому времени, оставляя следы нашего присутствия.

– Ничего себе выразился, – заметил Жан. – Ты знаешь, что я сейчас больше всего хочу? Это попасть в наш класс и рассказать своим, куда нас занесло и что с нами вообще произошло здесь, в семнадцатом году. Не поверят. Скажут, что дурачок какой-то.

– А ты и не говори. Все, что случилось, – это только для нас. Не каждому же удается попасть в такой круговорот времен. Питер мы уже строили, успели даже повоевать немного. Царя Петра – видели, даже общались. В Петрограде в революции участвовали. Ленина, Сталина, Дзержинского – видели. Что могут обо всем этом подумать люди из нашего времени? Сразу скажут, что из желтого дома сбежали. – Ник поднял с земли красноармейскую шапку. – Возьму туда, к себе – будет как сувенир. – Он тут же собрал несколько стреляных гильз и сунул в карман.

– А их зачем? – спросил Жан.

– Тоже сувенир. Пусть память будет об этих временах.

– Возьми тогда с собой еще пару юнкеров или эсеров. Они точно подтвердят твое пребывание в семнадцатом году.

– Это я для себя. Буду вспоминать об этих днях. А юнкеров бери ты.

– Что-то тебя на сувениры потянуло. Что ж ты тогда в восемнадцатом веке у Петра сувениры не взял. Вот память была бы. Баржу, например, или ядро от пушки…

По дороге встречались опять патрули и группы военных.

– Я что-то так устал, пойдем к костру, вон к тем солдатам, хоть передохнем да согреемся, – предложил Жан.

– А может, домой, девчонки ждут, беспокоятся?

– Успеем. Послушаем, о чем они там говорят. Может, уже жалеют о том, что натворили?

– Вряд ли, ну пойдем.

Молодые люди подошли к костру и поздоровались с солдатами.

– Идите к нам, сынки, грейтесь, – пригласил пожилой вояка и подвинулся. – Тоже, поди, воевали за власть.

– А то, – Жан вытянул руки к костру. – Кто сейчас не воюет, только ленивый.

– Ну, и как вы?

– Мы нормально, скоро домой, – ответил Ник.

– Везет вам, а нам еще долго носить эти шинели, – вздохнул солдат.

– А вы их скиньте и идите тоже по домам.

– Как же так? А жить на что?

– Новая власть обещает многое? – спросил Ник, оглядывая сидящих вокруг костра служивых.

– Она-то обещает, но…

– Обещанного три года ждут, – вставил Жан.

– А что власть-то? Ей всего от роду несколько часов. Чтобы она что-то смогла – надо время. Ленин знает, что делает.

– Он-то да, знает, – протяжно сказал Жан и почувствовал, как в его бок уперся кулак друга. – Ленин знает – это точно.

– Вот вы, молодые, какую жизнь бы хотели? – спросил другой солдат.

– Вы нас не поймете, – Жан взглянул на сосредоточенное лицо Ника. – Молодежь мало кто понимает.

– Революция для всех единая, и мысли должны быть единые. Вот сейчас съезд в том здании начнется, и там будет Ленин. Он все растолкует народу.

– Пойдем? – спросил Жан и взглянул на Ника. – Сувениров ты уже набрал, теперь Ленина надо послушать, и все будет в порядке.

– Мы все идем, – сказал солдат. – Наш вождь языком зря трепать не будет. Он всегда говорит правильно. Вы его хоть разок-то видели?

– Конечно, даже беседовали, – с гордостью сказал Жан.

– Ну, это ты врешь. Ленину некогда болтать впустую. Он человек серьезный и каких-то там пацанов слушать не станет.

– А вот и нет, – возразил Жан. – Мы его видели в Смольном и сидели у него в кабинете.

– Я не верю.

– А я верю, – отозвался другой солдат, сидящий напротив. – Ленин все может. Сказал, что революция народу нужна, потом взял и сделал…

– А больше он ничего не говорил? – спросил Ник.

– Сейчас на съезде скажет о мире, о земле. Планы свои раскроет народу. Там люди уже собираются, надо идти.

Солдаты дружно поднялись.

– Если вы с нами, то не отставайте, – сказал старый солдат.

Большой зал был переполнен до отказа.

Матросы, солдаты, красноармейцы и множество гражданских лиц ликовали. Кто-то взобрался на сцену, где были установлены два стола, накрытые красным ситцем, и стал выкрикивать лозунги, прославляя Советскую власть. Обезумевшая толпа с пулеметными лентами на груди, винтовками – а один даже ухитрился пробраться в зал с пулеметом за плечами – просто торжествовала, не жалея глотки на выражение эмоций.

Неожиданно на сцену поднялся какой-то старичок, аккуратно одетый в тройку, с пенсне на носу, он поднял руку и попросил тишины. В зале раздался свист и крики, что буржуазии не место при новой жизни.

Старичок не стал дожидаться тишины и заговорил:

– Товарищи! Интеллигенция Петрограда поддерживает события, происходящие в городе, но хочу заметить, что не все большевики знают, что интеллигенция, то есть мы, – никогда не будет выступать против Советов.

В зале снова засвистели.

– Провокатор, долой со сцены буржуя…

– Товарищи, я ученый и хотел вам сказать…

Старичку не дали договорить. На сцену выскочил верзила-моряк и просто столкнул его вниз в толпу. Бедный дед, если б его не подхватили, просто бы убился.

Ник и Жан, расталкивая локтями толпу, рвались в первые ряды, к сцене. Вот они уже почти рядом, и отсюда видно и слышно хорошо. Рядом стоит зажатый со всех сторон старичок-ученый и весь дрожит.

– Спокойно, папаша, большевики еще не то могут.

– Я, детка, начинаю уже понимать. Это просто какие-то дикари, – шепнул он в ответ, озираясь по сторонам.

Моряк на сцене стал что-то говорить, и его тоже засвистали. Он спокойно ушел со сцены, сплюнув прямо на пол.

– А что, слушать никого не хотят? – спросил Ник.

– Ленина ждут. Он должен выступить.

Ник надел на голову найденную на улице шапку, чтобы руки были свободными, и стал расталкивать наседавших со всех сторон большевиков.

– Тебя еще не затоптали? – спросил Жан. – Слушай, может, уйдем отсюда? Представляешь, когда Ленин появится – нас как комаров раздавят.

– Хрен им, – огрызнулся Ник. – Только ты не вздумай лезть на сцену, – предупредил он. – Ты, дедуля, держись к нам поближе, видишь, большевики с ума посходили.

Через несколько минут на сцену вышел человек небольшого роста, в кожаной куртке и очках. Он поднял высоко руку, дождался тишины и сказал:

– Граждане, я попрошу, чтобы в зале была тишина…

– Кто это? – прошептал Жан.

– Это Свердлов.

– Да ладно! У нас в городе так улица называется, – удивился Жан.

Стоящие вокруг Жана солдаты сразу обернулись в его сторону.

– Да-да, – не растерялся Жан. – Он еще здесь, а его именем уже называют улицы в России.

Удивленные лица солдат были до того смешны, что Жан не удержался и продолжил:

– Улицы – еще ладно. Вот у нас есть еще площадь Ленина…

– Что вы его слушаете, болтает что попало, – сказал перепуганный Ник. – А ты за метлой следи.

– Я снова забыл, где нахожусь. Еще бы, если вокруг все ликуют.

– Не болтай, – повторил Ник. – Болтун – находка для шпиона. Понял?

Свердлов прошел за стол и занял там место. Он уже не обращал внимания на бушующую толпу, а только кашлял в кулак и погладывал за кулисы. Наконец он встал, поднял снова руку, и на сцену вышел лысый с бородкой человек в черном стареньком костюме.

– А это еще кто? – спросил Жан.

– Ленин это, дурень, – зашептал стоящий рядом солдат.

– Если книжки не читаешь, так хоть картинки внимательно смотри. Ты что, забыл его? Мы же у него были в кабинете, – Ник не отрываясь смотрел на вождя.

– По-моему, он выглядел совсем по-другому.

В зале моментально восстановилась тишина.

Ленин окинул своим взглядом с прищуром большой зал и подошел к краю сцены, сказал:

– Товарищи! Революция, о которой так много говорили большевики, свершилась! – он вытянул руку вперед и слегка улыбнулся.

Что тут началось… Полетели в воздух шапки и бескозырки, громкое «ура» просто не умолкало.

Жан высвободил руку, схватился за голову, чтобы тоже что-то бросить вверх. Он увидел шапку на голове Ника, схватил ее и изо всех сил подбросил вверх.

– Ты что, совсем с башкой не дружишь? – растерялся Ник.

Жан поднял руки, чтобы поймать шапку, но она не вернулась. Он поднял голову к потолку, чтобы хоть что-нибудь увидеть, но увы!

– Улетела, – прошептал виновато Жан. – Представляешь, не вернулась. Кто-то твой сувенир прибрал к рукам.

– Я тебя убью, – сквозь зубы процедил Ник.

– Новую найдем, не волнуйся, – успокаивал Жан. – Такого дерьма кругом валяется кучами.

Ленин долго еще произносил речь, говорил о земле и свободе и дальнейшей перспективе революции, и Жану это надоело. Он посмотрел на Ника и тихо сказал:

– Пошли на улицу, и деда заберем. У него, бедолаги, уже ноги подкашиваются. – Ничего интересного здесь уже не услышим, а что не услышим – то прочитаем в учебниках.

– Еще бы. Если б ты мою шапку никуда не закинул, было бы еще лучше.

– Найду я тебе другую шапку, а может, что и другое, не волнуйся.

Они стали медленно пробираться сквозь толпу к выходу, увлекая за собой старика.

– Это какой-то кошмар, – произнес старик уже на улице, переводя дыхание.

– Ничего, папаша, – сказал Жан. – Самое смешное еще впереди.