Текст книги "Гедда Габлер (пьесы)"

Я л м а р. Покажи мне письмо.

Х е д в и г (протягивает ему письмо). Вот смотри.

Я л м а р. Почерк коммерсанта Верле.

Г и н а. Ты уверен, Экдал?

Я л м а р. Сама взгляни.

Г и н а. Да разве ж я в этом разбераюся?

Я л м а р. Хедвиг, могу я вскрыть письмо и прочесть?

Х е д в и г. Конечно, если хочешь.

Г и н а. Ялмар, только не сегодня. Это же завтрашний подарок.

Х е д в и г (тихо). Лучше дай ему прочесть. Там наверняка что-нибудь приятное. Папа обрадуется, и все опять станет хорошо.

Я л м а р. Так я могу его открыть?

Х е д в и г. Да, папочка, пожалуйста, открывай. Вот увидишь, там что-нибудь хорошее.

Я л м а р. Ладно. (Вскрывает конверт, вынимает письмо, читает и раздражается.) Это что такое?

Г и н а. А что там написано?

Х е д в и г. Папа, ну говори скорее!

Я л м а р. Не кричите. (Читает второй раз, бледнеет, но говорит сдержанно.) Это дарственная, Хедвиг.

Х е д в и г. Ничего себе! И что мне дарят?

Я л м а р. Прочти сама.

Хедвиг подходит и некоторое время читает под лампой.

Я л м а р (вполголоса, стиснув руки). Глаза! Глаза! И тут это письмо…

Х е д в и г (прервав чтение). Тут вроде для дедушки?

Я л м а р (забирает у нее письмо). Гина, ты поняла, что здесь написано?

Г и н а. Я же вообще ничего не знаю. Прочти наконец.

Я л м а р. Господин Верле пишет Хедвиг, что ее старому дедушке не придется больше ломать глаза, переписывая документы, потому что контора станет ежемесячно выплачивать ему сто крон…

Г р е г е р с. Ага!

Х е д в и г. Сто крон, мама! Я своими глазами прочитала.

Г и н а. Большое подспорье для дедушки.

Я л м а р. Сто крон в месяц столько лет, сколько потребуется. Другими словами – до конца его дней.

Г и н а. Значит, дедушка теперь обеспечен, горемыка.

Я л м а р. А дальше речь о тебе, Хедвиг. Ты не дочитала, наверно. Потом подарок переходит тебе.

Х е д в и г. Мне? Весь целиком?

Я л м а р. Тебе будет обеспечена та же ежемесячная сумма всю твою жизнь. Ты слышишь, Гина?!

Г и н а. Слышу, да.

Х е д в и г. Ого, мне такая куча денег! (Теребит его.) Папа, папа, разве ты не рад?

Я л м а р (отстраняясь от нее). Рад?! (Ходит по комнате, не в силах остановиться.) О, как ясно картина видится на расстоянии! Какие горизонты открываются! Вся затея ради Хедвиг, это Хедвиг он мечтает озолотить!

Г и н а. Так ведь день рожденья у нее…

Х е д в и г. Папа, все пойдет тебе. Я, конечно, стану отдавать деньги вам с мамой.

Я л м а р. С мамой! То-то и оно!

Г р е г е р с. Ялмар, это ловушка. Тебя пытаются поймать.

Я л м а р. Думаешь, опять силки расставляет?

Г р е г е р с. Когда он утром заходил, то сказал: Ялмар Экдал не тот человек, за кого ты его держишь.

Я л м а р. Не тот, значит?

Г р е г е р с. Сам увидишь, сказал он.

Я л м а р. Ты должен был увидеть, как я куплюсь на его деньги.

Х е д в и г. Мама, о чем они говорят?

Г и н а. Пойди к себе и сними пальто.

Хедвиг, чуть не плача, уходит на кухню.

Г р е г е р с. Ну вот, Ялмар, сейчас выяснится, кто был прав – он или я.

Я л м а р (медленно рвет письмо пополам, кладет обрывки на стол). Вот мой ответ.

Г р е г е р с. Я так и знал.

Я л м а р (подходит к Гине, стоящей у печки; тихо). А теперь начистоту. Если ваша связь была уже в прошлом, когда ты… полюбила меня, как ты выражаешься, зачем ему было помогать нам со свадьбой и устройством?

Г и н а. Он рассчитывал, наверно, бывать у нас.

Я л м а р. Только и всего? Или его пугали некие обстоятельства?

Г и н а. Не пойму тебя.

Я л м а р. Я пытаюсь выяснить – есть ли у твоего ребенка законное право жить в моем доме?

Г и н а (приосанившись, глаза мечут молнии). И меня об этом спрашиваешь ты?!

Я л м а р. Скажи мне одно – Хедвиг моя или?.. Говори!

Г и н а (смотрит на него холодно и непокорно). Я не знаю.

Я л м а р (его потрясывает). Ты не знаешь?!

Г и н а. Откуда ж мне знать? Такая, как я…

Я л м а р (тихо, отвернувшись от нее). Тогда мне нечего больше делать в этом доме.

Г р е г е р с. Не спеши, Ялмар. Подумай хорошенько.

Я л м а р (надевает пальто). Мужчине с моими принципами тут думать не о чем.

Г р е г е р с. Конечно, есть, даже очень. Вы должны сплотиться все трое, если ты намерен подняться до великих высот самоотверженности и прощения.

Я л м а р. Не хочу я никуда подниматься! Никогда! Никогда! Мою шляпу! (Берет шляпу.) Мой дом рухнул, Грегерс! (Рыдает.) И дочери у меня больше нет.

Х е д в и г (распахнув кухонную дверь). Что ты говоришь?! (Бросается к нему.) Папа, папочка!

Г и н а. Гляди!

Я л м а р. Хедвиг, не подходи ко мне. Отойди подальше. Я не могу тебя видеть. О, эти глазки… Прощай. (Порывается уйти.)

Х е д в и г (вцепляется в него, кричит в голос). Папа, нет, нет! Не уходи от меня!

Г и н а (кричит). Посмотри, что с ребенком творится! На дите взгляни, Экдал!

Я л м а р. Не хочу! Не могу! Прочь от всего этого! Я должен уйти. (Вырывается из рук Хедвиг и уходит через парадную дверь.)

Х е д в и г (с безумными глазами). Он уходит от нас, мама! Он никогда не вернется!

Г и н а. Только не плачь, Хедвиг. Папа еще вернется.

Х е д в и г (рыдая, бросается на диван). Нет, нет! Он никогда не вернется к нам домой!

Г р е г е р с. Вы верите, что я хотел как лучше, госпожа Экдал?

Г и н а. Наверно, хотели, прости вас Господи.

Х е д в и г (не вставая с дивана). Я умру сейчас! Что я ему сделала? Мама, ты должна его вернуть!

Г и н а. Ты уж так не убивайся. Пойду поищу его (надевает пальто), может, к Реллингу спустился. А ты смотри не реви, пока меня не будет. Обещаешь?

Х е д в и г (сотрясаясь от рыданий). Да, да, я не буду реветь, лишь бы он вернулся.

Г р е г е р с (Гине, которая собирается уйти). Не лучше ли дождаться, пока он перетерпит муки борения до конца?

Г и н а. Он все опосля перетерпит. Перво-наперво надо ребенка утешить. (Уходит через парадную дверь.)

Х е д в и г (садится, вытирает слезы). Расскажите мне хоть, что случилось? Почему папа меня прогоняет и не хочет знать?

Г р е г е р с. Вам не стоит расспрашивать об этом, пока не станете совсем-совсем взрослой.

Х е д в и г. Это мне еще столько лет так ужасно мучиться? Но я уже сама все поняла. Наверно я папе не настоящая дочка.

Г р е г е р с (суетливо и беспокойно). Да как бы это могло случиться?

Х е д в и г. Вдруг мама меня нашла? А папа узнал случайно? Я про такие истории читала.

Г р е г е р с. Но если бы и так, то…

Х е д в и г. То думаю, он все равно может любить меня так же сильно. Или даже сильнее. Дикая утка тоже случайно досталась нам в подарок, а я ее очень люблю.

Г р е г е р с (переводя разговор). Дикая утка, да. Давайте, Хедвиг, поговорим об утке.

Х е д в и г. Бедная уточка, ее он тоже не может больше видеть. Представляете, он хотел свернуть ей шею!

Г р е г е р с. Нет, он этого не сделает!

Х е д в и г. Не сделает, хотя грозился. Фу, это он очень плохо сказал! Я ведь каждый вечер молюсь о своей уточке, чтобы боженька оградил ее от всякого зла и уберег от смерти.

Г р е г е р с (уставившись на нее). Вы на ночь молитесь?

Х е д в и г. Угу.

Г р е г е р с. А кто вас к этому приучил?

Х е д в и г. Сама приучилась, когда папа однажды очень сильно заболел. Ему поставили пиявок на шею, и смерть уже держала его за руку, правда, он так сказал.

Г р е г е р с. И тогда?

Х е д в и г. Я стала вечером ложиться спать и решила помолиться о нем. А потом так и пошло, привыкла.

Г р е г е р с. И теперь вы молитесь о дикой утке тоже?

Х е д в и г. Я подумала, для надежности лучше ее тоже поминать. Она сначала была вообще едва живая.

Г р е г е р с. Так вы и утреннее правило тоже читаете?

Х е д в и г. Нет, конечно.

Г р е г е р с. Отчего же вы не молитесь по утрам?

Х е д в и г. Утром светло, и тогда уж нечего бояться.

Г р е г е р с. А что уточке вашей, нежно любимой, папа того гляди шею свернет?

Х е д в и г. Нет, он сказал, что ему так было бы лучше, но он пощадит ее ради меня. Такой он хороший.

Г р е г е р с (придвигается к ней). А что, если вам самой, добровольно, пожертвовать уткой ради него?

Х е д в и г (встает). Моей уточкой?!

Г р е г е р с. Если вы ради него отдадите самое дорогое, что у вас есть?

Х е д в и г. Думаете, это поможет?

Г р е г е р с. Попробуйте, Хедвиг.

Х е д в и г (тихо, с просветлевшими глазами). Да, я попробую.

Г р е г е р с. У вас ведь хватит силы духа?

Х е д в и г. Я попрошу дедушку пристрелить ее для меня.

Г р е г е р с. Правильно. Только маме ничего не говорите.

Х е д в и г. Почему?

Г р е г е р с. Она нас не понимает.

Х е д в и г. Дикая утка, значит? Завтра рано утром попробую.

Входит Г и н а.

Х е д в и г (обращаясь к ней). Ты его видела?

Г и н а. Нет, но разузнала: он зашел за Реллингом и увел его с собою.

Г р е г е р с. Вы уверены?

Г и н а. Да, привратница сказала. Молвик тоже с ними.

Г р е г е р с. Но как раз сейчас ему надо в одиночку пережить борение духа!

Г и н а (снимает пальто). Чего только этим мужчинам не надо… Где уж они шляются, одному богу известно. Я сбегала к мадам Эриксен, там их нет.

Х е д в и г (сдерживая слезы). А если он никогда больше не вернется?!

Г р е г е р с. Вернется. Утром я явлюсь к нему с беседой, и вы увидите, как он вернется. Не переживайте, Хедвиг. Спокойной ночи. (Уходит через парадную дверь.)

Х е д в и г (с рыданиями бросается матери на шею). Мама! Мамочка!

Г и н а (гладит ее по спине и вздыхает). Ох-ох-ох, прав был Реллинг. Вон что выходит, когда пустишь в дом полоумного с каверзами про идеалы.

Действие пятое

Ателье Ялмара Экдала. В окно падает холодный утренний серый свет, большие окна в крыше залеплены мокрым снегом. Г и н а – в фартуке, с веником и тряпкой – выходит из кухни в гостиную. Одновременно в парадную дверь торопливо входит Х е д в и г.

Г и н а (останавливается). Ну что?

Х е д в и г. Мам, мне кажется, он все-таки у Реллинга.

Г и н а. Ну вот видишь.

Х е д в и г. Потому что привратница сказала, что ночью Реллинг двоих с собой привел.

Г и н а. Так я и думала.

Х е д в и г. Только что толку, к нам он все равно не идет.

Г и н а. Для начала я сама к нему спущусь, поговорю.

С т а р и к Э к д а л, в халате и с раскуренной трубкой, выходит из своей комнаты.

Э к д а л. Ялмар… А Ялмара дома нет?

Г и н а. Нет, он вышел.

Э к д а л. В такую рань? Когда на улице так метет? Ну и пожалуйста, я сам утреннюю инспекцию сделаю.

Откатывает чердачную дверь вбок, Хедвиг ему помогает. Старик входит внутрь, она закрывает дверь за ним.

Х е д в и г (вполголоса). Представляешь, когда бедный дедушка узнает, что папа от нас ушел…

Г и н а. Что ты болтаешь? Дедушке ничего говорить не надо. Слава богу, что его дома не было во время давешних катавасий.

Х е д в и г. Да, но…

В парадную дверь входит Г р е г е р с.

Г р е г е р с. Ну что, выследили его?

Г и н а. Он вроде у Реллинга, говорят.

Г р е г е р с. У Реллинга?! Так он действительно гулял с этими двумя?

Г и н а. Похоже на то.

Г р е г е р с. Но ему, наоборот, надо было побыть одному, в тишине, всерьез разобраться в себе…

Г и н а. И не говорите.

Входит Р е л л и н г.

Х е д в и г (Реллингу). Папа у вас?

Г и н а (одновременно с ней). Он у вас?

Р е л л и н г. Да, конечно, да.

Х е д в и г. И вы не дали нам знать?!

Р е л л и н г. Вот такой я па-ра-зит. Но мне надо было сперва присмотреть за другим паразитом, который демоническая натура, а потом я сразу заснул и так тяжело спал…

Г и н а. Что Экдал сегодня говорит?

Р е л л и н г. Ничего не говорит.

Х е д в и г. Он, что ли, не разговаривает?

Р е л л и н г. Не-а.

Г р е г е р с. Это, в сущности, легко понять.

Г и н а. А делает он что?

Р е л л и н г. Лежит носом в стенку и храпит.

Г и н а. Да? Храпеть-то Экдал горазд.

Х е д в и г. Он спит? Как он может спать?

Р е л л и н г. По всему видать, отлично может.

Г р е г е р с. Очень понятно: истерзанная внутренним борением душа…

Г и н а. Тем более у него нет привычки керосиниться всю ночь напролет.

Х е д в и г. Мама, может, оно лучше, что он спокойно выспится.

Г и н а. Вот и я так думаю. Нет смысла тормошить его раньше времени. Так что спасибо вам, Реллинг. Я перво-наперво чистоту в доме наведу, а уж потом… Хедвиг, помоги мне.

Гина с Хедвиг уходят в гостиную.

Г р е г е р с (оборачивается к Реллингу). Каким вам видится духовное преображение, через которое сейчас проходит Ялмар?

Р е л л и н г. Я, честно сказать, не заметил, чтобы он в душе как-то преобразился.

Г р е г е р с. Что?! В этот судьбоносный момент, когда обновились истинные основы его жизни? Как вам могло прийти в голову, что личность такого масштаба, как Ялмар…

Р е л л и н г. Это Ялмар-то личность? Даже если бы гипотетически существовал риск развития у него аномалии, названной вами словом «личность», то смею вас уверить: ее вместе с вершками и корешками выпололи бы вчистую еще в детстве Экдала.

Г р е г е р с. Кто бы выполол? Ялмар как раз счастливчик, он рос в любви и ласке.

Р е л л и н г. Это вы о его полоумных истеричных тетушках говорите?

Г р е г е р с. Хочу заметить, что для обеих воспитательниц Ялмара слова «идеальные требования» не были пустым звуком. Давайте, давайте, начинайте зубоскалить.

Р е л л и н г. Настроение не то. К тому же я немало наслышан об этих тетушках, поскольку словесный понос Ялмара пенится осаннами в адрес его «двух духовных матерей». Хотя я не думаю, что ему стоит их благодарить. Несчастье Экдала в том, что в его кругу на него всегда смотрели, как на светило.

Г р е г е р с. А разве это не так? Я имею в виду, в смысле душевной глубины.

Р е л л и н г. Я ничего подобного не замечал. Папаша считал его гением, но это понятно: старина лейтенант всю жизнь был болван болваном.

Г р е г е р с. Просто он навсегда сохранил детский взгляд на мир. Но вам этого не понять.

Р е л л и н г. Дальше – больше: наш Ялмар, золотце сахарное, стал однако же студентом, и товарищи немедленно провозгласили его будущей звездой. И то сказать, редкостный красавчик, кровь с молоком, сладкая греза молоденьких барышень, да плюс обходительность, легкий нрав, бархатный задушевный голос и дар красиво декламировать чужие вирши и чужие мысли…

Г р е г е р с (возмущенно). Это вы о Ялмаре Экдале так говорите?

Р е л л и н г. Да, с вашего позволения. Божество, которому вы поклоняетесь, выглядит с близкого расстояния именно так.

Г р е г е р с. Не думаю, что я настолько слеп.

Р е л л и н г. И напрасно. Понимаете, вы ведь тоже человек больной.

Г р е г е р с. Тут вы правы.

Р е л л и н г. Угу. И ваш случай сложный. С одной стороны, изматывающая лихорадка правдопринуждения. С другой – даже более тяжелая напасть: кумиропоклонский делирий и спутанность сознания. Вам непременно надо сотворить себе героя не из себя.

Г р е г е р с. Да, приходится не из себя.

Р е л л и н г. Отсюда ваша позорная ошибка – вы страшно заблуждаетесь на счет величины делирийных мух, которых вы якобы ясно видите и слышите. Поэтому опять вломились в батрацкую хижину и давай требовать идеальности по самым высшим меркам. А в доме нет солнцеликих.

Г р е г е р с. Если вы столь невысокого мнения о Ялмаре Экдале, то какая вам радость тесно и близко общаться с ним?

Р е л л и н г. Я, стыдно сказать, все-таки врач и должен грешным делом заботиться о больных, живя с ними в одном доме.

Г р е г е р с. Вот оно что. Так Ялмар Экдал тоже болен?

Р е л л и н г. Люди больны почти поголовно, к сожалению.

Г р е г е р с. И чем же вы Ялмара лечите?

Р е л л и н г. Моим обычным средством – ложными иллюзиями.

Г р е г е р с. Ложными иллюзиями? Я не ослышался?

Р е л л и н г. Нет, нет, я так и сказал – ложными иллюзиями. Видите ли, обманываться насчет себя и своей жизни, строить воздушные замки – очень стимулирующий фактор.

Г р е г е р с. Можно спросить, какой именно ложью и какими иллюзиями вы потчуете Ялмара?

Р е л л и н г. Нет, увольте. Я не раскрываю свои секреты шарлатанам. Вы и так его чуть не доконали. Но метод проверенный. Я его и на Молвике опробовал. Его я произвел в демонические натуры. Пришлось пойти на эту крайнюю меру, считай, фонтанель поставил.

Г р е г е р с. Так он не одержим демонами?

Р е л л и н г. Черт возьми, а как вы себе представляете одержимость демонами? Конечно, все это чистой воды выдумка. Я сочинил ее сто лет назад, чтобы сохранить ему жизнь. Если б не эта обманка, то бедняга Молвик, а он скотина форменная, давным-давно сдох бы от безнадежности и отвращения к себе. Я уж не говорю о старом лейтенанте. Но этот хоть сам подобрал себе лекарство.

Г р е г е р с. Лейтенант Экдал? А он что?

Р е л л и н г. Действительно, что такого: охотник, заваливший девять медведей, теперь на чердаке ходит на кроликов. И нет в мире охотника счастливее нашего старикана, когда он продирается с ружьем между чердачным хламом. Пяток засохших новогодних елок, которые он сумел припрятать, для него не хуже живых бескрайних лесов Хёйдала; петух с курами – вылитые крупные птицы в кронах сосен, а скачущие под ногами кролики – это как раз медведи, на которых старик смело охотится.

Г р е г е р с. Несчастный лейтенант Экдал. Да, старику пришлось поумерить свои юношеские идеалы.

Р е л л и н г. Пока я не забыл, господин Верле-младший, не пользуйтесь вы этим иностранным словом «идеалы», говорите по-нашему – ложь.

Г р е г е р с. Думаете, это родственные понятия?

Р е л л и н г. Да это просто одно и то же, точно как нервная горячка и тифозная лихорадка.

Г р е г е р с. Доктор Реллинг, я не сдамся, пока не спасу Ялмара Экдала. Не вырву его из ваших когтей!

Р е л л и н г. Тем хуже для него. Отнимите у обычного среднего человека иллюзии о его жизни – и вы отнимите у него счастье. (Обращаясь к Хедвиг, появившейся в дверях гостиной.) Ну что, утиная мамочка, пойду я спущусь к себе и проверю, обдумывает ли ваш папаша свое загадочное изобретение, все еще лежа в кровати, или как? (Уходит в парадную дверь.)

Г р е г е р с (подходит ближе к Хедвиг). Я вижу по вам, что дело еще не сделано.

Х е д в и г. Какое дело? А, с дикой уткой? Нет.

Г р е г е р с. У вас не хватило мужества, когда дошло до дела? Правильно я понимаю?

Х е д в и г. Нет, не поэтому. Я проснулась сегодня рано утром, вспомнила наш разговор, и он показался мне таким странным.

Г р е г е р с. Странным?

Х е д в и г. Ну, не знаю. Вчера, пока мы говорили, я подумала: какая отличная идея! А сегодня выспалась, еще раз подумала, и что-то она мне не очень нравится.

Г р е г е р с. Конечно, детство в таком доме не могло пройти для вас совсем без последствий.

Х е д в и г. Это меня не волнует. Только бы папа вернулся.

Г р е г е р с. Эх, если б ваши глаза умели видеть в жизни главное, высшее, и будь в вас честная, радостная, мужественная готовность пойти на жертву, вы бы уж наверно увидели, как он вернется. Но лично я все еще в вас верю, Хедвиг.

Грегерс уходит. Хедвиг, походив по комнате, идет в сторону кухни, но в этот миг кто-то стучит изнутри в чердачную дверь. Хедвиг возвращается и приоткрывает дверь. С т а р и к Э к д а л входит в комнату, Хедвиг задвигает дверь.

Э к д а л. Все-таки скучно инспектировать чердак в одиночку.

Х е д в и г. Охотиться ты не стал?

Э к д а л. Какая охота в такую погоду. Ни зги не видно, ходишь и то на ощупь.

Х е д в и г. Дедушка, а тебе иногда хочется пострелять не только кроликов?

Э к д а л. Кролики тебе нехороши, что ли?

Х е д в и г. Нет, ну а если дикую утку?

Э к д а л. Ты боишься, как бы я твою утку ненароком не пристрелил? Ха-ха. Да ни за что. Нет-нет.

Х е д в и г. Ты бы вряд ли смог ее пристрелить. Это же очень трудно.

Э к д а л. Вряд ли? Да уж справился бы наверно.

Х е д в и г. А как бы справился? Не с моей уткой, а просто – как диких уток стреляют?

Э к д а л. Целить надо под грудь, понимаешь? Это надежнее всего. И стрелять против пера, а не по нему.

Х е д в и г. Тогда сразу насмерть?

Э к д а л. Когда стреляют правильно, то сразу. Пойду к себе, переоденусь. Вот ведь… Хм… (Уходит к себе.)

Выждав, Хедвиг оглядывается на дверь в гостиную, потом подходит к этажерке, встает на цыпочки, достает двуствольный пистолет и смотрит на него. Из гостиной с веником и тряпкой выходит Г и н а. Хедвиг тут же незаметно кладет пистолет на место.

Г и н а. Не ройся в папиных вещах, Хедвиг.

Х е д в и г (отходит от этажерки). Я только прибрать хотела.

Г и н а. Ступай лучше на кухню да присмотри за кофеем, чтобы не остыл. Снесу ему подносик, когда пойду.

Хедвиг уходит, Гина метет пол и наводит чистоту. Дверь нерешительно приоткрывается, в ателье заглядывает Я л м а р Э к д а л. Он в пальто, но без шляпы, волосы грязные, всклокоченные; глаза мутные и осоловевшие.

Г и н а (с веником в руке, смотрит на него). Это ж ты, Экдал. Пришел-таки.

Я л м а р (входит; глухо). Пришел, чтобы исчезнуть сей же час.

Г и н а. Да, да, а то ж… Бог свят, ну и видок у тебя!

Я л м а р. Видок?

Г и н а. А пальто-то твое зимнее… Новенькое, такое удачное. От уж досталося ему!

Х е д в и г (в дверях кухни). Мам, а надо?.. (Замечает Ялмара, вскрикивает от радости, бежит к нему.) Папа! Папочка!

Я л м а р (отворачивается и машет руками). Уйди, уйди, уйди! (Гине.) Убери ее от меня!

Г и н а (вполголоса). Ступай пока в гостиную, Хедвиг.

Хедвиг молча уходит.

Я л м а р (торопливо дергает на себя ящик стола). Я должен забрать свои книги. Где мои книги?

Г и н а. Какие книги?

Я л м а р. Научные, естественно; технические журналы, с которыми я работаю над изобретением.

Г и н а (ищет на этажерке). Вот эти вот, которые без обложек?

Я л м а р. Они самые.

Г и н а (кладет на стол стопку брошюр). Велеть Хедвиг разрезать страницы?

Я л м а р. Нет, мне ничего не надо.

Короткая пауза.

Г и н а. Ты не передумал от нас съезжать, Экдал?

Я л м а р (перекладывает книги). Само собой, не передумал, конечно.

Г и н а. Угу.

Я л м а р (с жаром). Как прикажешь мне жить здесь? Каждую секунду рвать себе сердце?

Г и н а. Прости тебя бог, что ты веришь во всякие гадости обо мне.

Я л м а р. Докажи!

Г и н а. Ты должен доказывать-то, по-моему.

Я л м а р. Тебе доказывать? С твоим прошлым? Знаешь, есть определенные представления… Так и хочется сказать – идеальные требования…

Г и н а. А дедушка? Что со стариком станет-то?

Я л м а р. Я помню свой долг, беспомощного отца я заберу с собой. Сейчас мне надо в город по делам. Хм… (Мнется.) Вы шляпу мою на лестнице не находили?

Г и н а. Ты и шляпу посеял?

Я л м а р. Ночью я, естественно, вернулся в шляпе, тут и сомневаться не надо. А сегодня что-то не могу ее найти.

Г и н а. Господи, где ж ты шлялся с этими забулдыгами?

Я л м а р. Не спрашивай меня о всякой ерунде. Думаешь, в таком состоянии я могу думать о мелочах?

Г и н а. Лишь бы ты не застудился, Экдал. (Уходит на кухню.)

Я л м а р (вытряхивает содержимое из ящика стола, вполголоса ожесточенно разговаривая сам с собой). Экий ты гад, Реллинг! Каналья! Совратитель бессовестный! Так бы и нанял кого тебя придушить!

Откладывает в сторону какие-то старые письма, находит вчерашнее разорванное письмо, берет половинки в руки, внимательно рассматривает и резко кидает на стол при появлении Г и н ы.

Г и н а (ставит на стол поднос с кофе и закусками). Вот глотни горяченького, если хочешь. Я еще бутербродов намазала и солонины положила.

Я л м а р (косится на поднос). Солонины? В этих стенах – ни за что! Хоть я толком и не ел уже двадцать четыре часа, все равно… Где мои записи? Мои начатые мемуары? Где мой дневник и важные бумаги? (Открывает дверь гостиной и отшатывается.) И тут она!

Г и н а. Царица небесная, где-то ребенок должен быть.

Я л м а р. Уходи.

Отступает, пропуская Х е д в и г. Она опасливо, затравленно входит в ателье.

Я л м а р (взявшись за ручку двери; Гине). В эти последние секунды в моем бывшем доме, который я покидаю не по доброй воле, я просил бы оградить меня от посторонних. (Уходит в гостиную.)

Х е д в и г (бросается к матери; тихо и просительно). Это он обо мне?

Г и н а. Побудь на кухне, Хедвиг. А лучше, знаешь, ступай к себе в комнату. (Обращается к Ялмару, идя к нему.) Погоди, не шеруди так в комоде. Я знаю, где что лежит.

Х е д в и г (сперва стоит, замерев на месте от ужаса и растерянности, и кусает губы, чтобы не разрыдаться, потом судорожно сцепляет пальцы; тихо). Дикая утка!

Крадучись подходит к этажерке, берет пистолет, затем приоткрывает дверь на чердак, шмыгает в щель и закрывает за собой дверь.

Гина и Ялмар затевают препирательство в гостиной.

Я л м а р (входит с тетрадями и стопкой разрозненных старых бумаг, складывает их на столе). Какой портплед? Мне надо забрать тысячу разных вещей!

Г и н а (ходит за ним с портпледом в руке). Пусть все пока тут лежит. Возьми пару рубашек и кальсоны.

Я л м а р. Фуф, до чего cборы утомительны. (Снимает пальто, бросает на диван.)

Г и н а. И кофей стынет, холодный уже.

Я л м а р. Хм. (Машинально отпивает глоток, потом еще.)

Г и н а (протирая спинки стульев). Намаешься небось искать такой же большой чердак для кроликов.

Я л м а р. Что? Мне и кроликов с собой тащить?

Г и н а. Так дедушка без кроликов не может.

Я л м а р. Как-нибудь обойдется без них. Мне придется отказаться от бóльших ценностей, чем кролики.

Г и н а (вытирает пыль с этажерки). Флейту тебе с собой класть?

Я л м а р. Нет, никакой флейты. Но положи мне пистолет.

Г и н а. Заберешь пистонет?

Я л м а р. Да. Мой заряженный пистолет.

Г и н а (ищет его). Нету его. Небось опять дедушка взял.

Я л м а р. Он на чердак пошел?

Г и н а. Наверно.

Я л м а р. Ох-ох, бедный старик…

Берет бутерброд, съедает его и выпивает чашку кофе.

Г и н а. Кабы мы квартиру не сдали, ты б туда мог съехать.

Я л м а р. Чтобы я жил под одной крышей с..?! Никогда! Никогда!

Г и н а. А что, если тебе на день или два перебраться в гостиную? К тебе никто не будет заходить.

Я л м а р. Ни часа в этих стенах!

Г и н а. А если внизу у Реллинга с Молвиком?

Я л м а р. Не поминай этих двоих! У меня чуть аппетит не пропал. Нет, видно мне суждено в снег и метель бродить от дома к дому, умоляя о приюте для меня и старика-отца.

Г и н а. Экдал, но у тебя шляпы нету. Ты шляпу свою посеял.

Я л м а р. Вот паразиты, греховодники! Шляпу придется купить. (Берет еще бутерброд.) Ничего не попишешь, рисковать жизнью я не хочу. (Ищет что-то на подносе.)

Г и н а. Что ты ищешь?

Я л м а р. Масло.

Г и н а. Масло сейчас будет. (Идет на кухню.)

Я л м а р (кричит ей вслед). Не надо, я и сухой корочкой обойдусь!

Г и н а (приносит масленку). Вот свеженькое.

Наливает ему еще кофе, он садится на диван, мажет потолще масла на бутерброд, молча ест и пьет.

Я л м а р. Мог бы я пристроиться в гостиной на день или два так, чтобы меня никто – абсолютно никто – не тревожил?

Г и н а. Дак уж мог бы, конечно.

Я л м а р. Ибо я не вижу возможности сложить все папины вещи в такой спешке.

Г и н а. Тем более тебе сперва надо ему сказать, что ты не хочешь больше жить с нами, с остальными.

Я л м а р (отодвигает чашку). И это тоже. Снова ворошить сложности, снова выяснять отношения. Нет, для одного дня это неподъемное бремя. Мне надо сперва собраться с мыслями и передохнуть.

Г и н а. Тем более сегодня на улице такая ужасная погода.

Я л м а р (перекладывает порванную дарственную). Смотрю, письмо так здесь и валяется.

Г и н а. Я до него не касалась.

Я л м а р. Ко мне сей документ отношения не имеет.

Г и н а. Я уж тем более не думала в оборот его пускать.

Я л м а р. Но здесь, посреди разора, ему валяться тоже ни к чему. Тем более я переезжаю, беспорядок…

Г и н а. Я приберегу его, Экдал.

Я л м а р. В конце концов, дарят отцу, ему и решать, хочет ли он подарком пользоваться.

Г и н а (вздыхает). Бедный дедушка.

Я л м а р. Но чтобы невзначай… Клей есть?

Г и н а. Вон в банке стоит.

Я л м а р. А кисточка?

Г и н а. Вот она. (Приносит клей и кисточку.)

Я л м а р (берет ножницы). Та-ак, полоска бумаги с изнанки… (Отрезает и подклеивает.) Мне бы и в голову не пришло покуситься на имущество немощного старца… И прочих тоже, конечно. Ну вот, пусть полежит. Как высохнет, убери эту бумаженцию подальше. Я не желаю ее видеть. Никогда!

Входит Г р е г е р с В е р л е.

Г р е г е р с (слегка удивленно). Ялмар, ты здесь?

Я л м а р (поспешно вскакивает). Свалился с ног от усталости.

Г р е г е р с. Ты и позавтракал, я смотрю.

Я л м а р. Плоть требует своего иногда.

Г р е г е р с. Что ты решил?

Я л м а р. Для такого человека, как я, выход один. Я как раз пакую самое необходимое, вещи, которые не могу бросить. Но это дело не быстрое.

Г и н а (с легким нетерпением). Так мне что: гостиную тебе готовить или вещи паковать?

Я л м а р (досадливо покосившись на Грегерса). Пакуй – и готовь.

Г и н а (берет портплед). Ладно, сложу рубашку и прочее. (Уходит в гостиную и закрывает за собой дверь.)

Г р е г е р с (после небольшой паузы). Я и предположить не мог, что все так кончится. Тебе непременно надо уйти от семьи, из дома?

Я л м а р (нервно ходит по комнате). Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я не создан жить в несчастье, Грегерс. Мне надо чувствовать, что вокруг мир, уют и надежность.

Г р е г е р с. Разве ты не можешь так чувствовать? Просто постарайся. Мне кажется, теперь как раз заложен крепкий фундамент – вот и строй на нем. И не забывай, у тебя есть дело в жизни – твое изобретение.

Я л м а р. Ой, только не надо про изобретение. До него еще как до горизонта.

Г р е г е р с. Да?

Я л м а р. А что, прости господи, ты предлагаешь мне изобрести? Почти все уже изобрели до меня. И с каждым днем придумать изобретение все сложнее и сложнее.

Г р е г е р с. Но ты уже вложил столько труда!

Я л м а р. Все забулдыга Реллинг, это он меня совратил.

Г р е г е р с. Реллинг?

Я л м а р. Ну да, он первым сказал мне, что я создан совершить прорыв в фотографии.

Г р е г е р с. Так это был Реллинг…

Я л м а р. А я обрадовался всей душой. Не самому изобретению, но что Хедвиг поверила в него – поверила, как дети умеют верить, изо всех сил. То есть я, дурак, навоображал себе, что она верит в мое изобретение.

Г р е г е р с. Ты всерьез думаешь, что Хедвиг кривила душой?!

Я л м а р. Что бы я ни думал, факт останется фактом: Хедвиг стоит мне поперек дороги. Она закрыла от меня солнце.

Г р е г е р с. Хедвиг?! Ты о Хедвиг говоришь? Как она может закрыть солнце?

Я л м а р (не отвечая на вопрос). Как я любил эту девочку! Словами не скажешь… А какое это было несказанное счастье – входишь в наш бедный дом, а она уже бежит навстречу, мило щуря свои добрые глазки. Каким же легковерным идиотом я был! Любил ее так несказанно, так сильно, что вбил себе в голову, будто и она меня обожает.

Г р е г е р с. Вбил в голову? Разве это неправда?

Я л м а р. Откуда мне знать? Из Гины ничего не выжмешь. К тому же она начисто лишена умения видеть в неприятностях идеальное начало. Но тебе я открою душу, Грегерс: как ужасно это сомнение – а вдруг Хедвиг никогда меня по-настоящему не любила?!

Г р е г е р с. Возможно, тебе будет представлено доказательство на сей счет. (Вслушивается.) Что это? Там не дикая утка вскрикнула?