Текст книги "Гедда Габлер (пьесы)"

Г и н а. А что другое?

Х е д в и г. Не знаю, но он все время так говорит, как будто еще другое хочет сказать.

Г и н а. Тебе так показалось? Чудно как-то, да?

Я л м а р (возвращается). Лампа еще горела. (Задувает свечку, ставит на стол.) Наконец-то можно червячка заморить. (Гине.) Вот тебе пример – стоит проявить смекалку и…

Г и н а. А в чем была смекалка?

Я л м а р. Короче, нам очень повезло, сдали наконец квартиру. Да еще кому – старине Грегерсу, доброму старому другу.

Г и н а. Не знаю, что и сказать про это.

Х е д в и г. Мама, вот увидишь – будет весело!

Я л м а р. Тебя не поймешь – то лишь бы поскорее сдать, а теперь вдруг недовольна.

Г и н а. Экдал, кабы это был любой другой человек. А так… И что скажет на это Верле?

Я л м а р. Старый Верле? Его это не касается.

Г и н а. Но ты же видишь, меж ними сызнова кошка пробежала, потому молодой и ушел из дому. Они же вечно на ножах, сам знаешь.

Я л м а р. Вполне вероятно, но…

Г и н а. А ну как старый Верле подумает, что это ты его подначил?

Я л м а р. Пусть думает, что хочет! Господин фабрикант сделал для меня неоценимо много. Видит бог, я первый готов это признать… Но жить вечно с оглядкой на него я не готов!

Г и н а. Экдал, добрая ты душа, а ну как оно коснется дедушки? Что, если он останется без своих карманных от Гроберга?

Я л м а р. Так и подмывает сказать – и слава богу! Такому человеку, как я, унизительно видеть, что его старика-отца третируют, словно презренного парию. Но скоро пробьет мой час! (Берет еще бутерброд.) Я призван совершить в жизни великое дело – и я его совершу!

Х е д в и г. Давай, папа! Совершай!

Г и н а. Тише, разбудишь его.

Я л м а р (понизив голос). Сказал совершу – значит совершу! Настанет день, когда… Поэтому так важно было сдать комнату. Теперь у меня голова не болит, как свести концы с концами, и я могу всецело заняться изобретением. (Рядом с креслом, прочувственно.) Бедный, бедный отец! Положись на своего Ялмара. Он взвалит на свои широкие плечи… Во всяком случае, на свои сильные плечи… В один прекрасный день ты проснешься и… (Гине.) Или ты не веришь?

Г и н а (встает). Конечно, верю. Но давай пока отведем дедушку в кровать.

Я л м а р. Да, давай.

Оба бережно склоняются над стариком.

Действие третье

Ателье Ялмара Экдала. Утро, свет падает в большое окно в крыше, занавеска поднята. Я л м а р за столом ретуширует фотографию, еще несколько лежат перед ним. Вскоре из коридора входит Г и н а в пальто и шляпе, на руке корзинка с крышкой.

Я л м а р. Гина, ты уже вернулась?

Г и н а. Да, волка ноги кормят. (Ставит корзинку на стул, снимает пальто.)

Я л м а р. К Грегерсу не заглядывала?

Г и н а. Зашла. У него там красотища-а – слов нет. Едва въехал, а уж вовсю расстарался.

Я л м а р. Что такое?

Г и н а. Он ведь все сам будет делать. Стал печку топить, а вьюшку не открыл – комната в чаду, вонь страшная…

Я л м а р. Вот незадача…

Г и н а. Так я еще главного не рассказала – он кинулся огонь тушить, взял да и вылил в него рукомойник. Весь пол залит, сажа, грязь, свинарник просто…

Я л м а р. Ой, какая неприятность.

Г и н а. Я подрядила дворничиху отмывать комнату, но туда до вечера носа не сунешь.

Я л м а р. А где же Грегерс?

Г и н а. Сказал, пойдет пройтись.

Я л м а р. Я к нему тоже наведался, когда ты ушла.

Г и н а. Нет, я слышала. Ты его на завтрак позвал.

Я л м а р. Просто выпить чашечку кофе в полдень. По случаю его переезда. В первый день без этого не обойтись. А у тебя всегда что-нибудь припасено.

Г и н а. Да, немножко найдется.

Я л м а р. Но сегодня, пожалуйста, не в обрез. Реллинг с Молвиком, вероятно, тоже заглянут. Я встретил Реллинга на лестнице, и пришлось…

Г и н а. И эти двое тоже явятся?

Я л м а р. Гина, бог мой, гостем больше, гостем меньше, какая разница.

Э к д а л (открывает свою дверь, выглядывает). Послушай, Ялмар. (Замечает Гину.) Нет, ладно.

Г и н а. Дедушка что-то хотел?

Э к д а л. Да нет, ничего. (Закрывает дверь.)

Г и н а (берет корзину). Смотри за ним получше, чтобы не ушел.

Я л м а р. Да, да, конечно. Послушай, Гина, знаешь: селедочный салат был бы очень кстати, Реллинг с Молвиком, кажется, перебрали ночью.

Г и н а. Если они заявятся не сию секунду, то…

Я л м а р. Нет, нет, они придут попозже. Не спеши.

Г и н а. Хорошо. Тогда и ты успеешь немножко поработать.

Я л м а р. Заметь, я сижу и работаю. Тружусь не покладая рук!

Г и н а. Зато уж разделаешься с этим заказом, правда же?

Подхватив корзинку, Гина уходит на кухню.

Некоторое время Ялмар ретуширует, дело идет медленно, он работает через силу.

Э к д а л (приоткрывает дверь, обводит взглядом комнату; тихо). Ты очень занят?

Я л м а р. Да вот вожусь с карточками.

Э к д а л. Ну да, ну да… Раз ты занят, тогда бог с ним… Хм! (Уходит к себе, но дверь не закрывает.)

Я л м а р (некоторое время молча работает, потом кладет кисточку, подходит к двери). А сам ты разве не занят?

Э к д а л (ворчливо, из глубины комнаты). Раз ты такой занятой, то и я тоже занят. Хм!

Я л м а р. Конечно, конечно. (Возвращается к работе.)

Э к д а л (через некоторое время снова возникает в дверях). Хм. Ялмар, знаешь, я подумал: не так уж сильно я и занят.

Я л м а р. Ты вроде сидел переписывал.

Э к д а л. Да черт с ним, с этим Гробергом, подождет денек-другой. Тоже мне… Думаю, мир не перевернется.

Я л м а р. Да уж конечно. И вообще, раб ты ему, что ли?

Э к д а л. Понимаешь, просто эту штуку правда надо сделать.

Я л м а р. Да конечно! Хочешь сейчас заняться? Открыть тебе?

Э к д а л. Не хотелось тебя отвлекать.

Я л м а р (встает из-за стола). Зато мы с этим уже разделаемся, и всё.

Э к д а л. Согласен. Переписку сдавать завтра утром. Завтра еще только завтра, хм?

Я л м а р. Угу, завтра.

Ялмар и старик Экдал раздвигают дверь. В окна в крыше светит утреннее солнце, голуби летают по чердаку, воркуют, сидя на полках; из глубины чердака время от времени доносится кудахтанье кур.

Я л м а р. Ну давай, действуй.

Э к д а л (входя). Ты со мной не зайдешь разве?

Я л м а р. Да, пожалуй… (Видит Гину в дверях кухни.) Я? Нет, нет, мне работать надо. Вот только механизм посмотрю, что-то он…

Тянет за шнур, и с внутренней стороны двери опускается штора; это рыбацкая сеть, надставленная снизу парусиной, которая скрывает от глаз чердачный пол.

Я л м а р (возвращается к столу). Ну вот, наконец минута покоя.

Г и н а. Опять пошел крушить чердак?

Я л м а р. Все лучше, чем к мадам Эриксен. (Садится.) Ты что-то хотела? Ты сказала…

Г и н а. Просто спросила, не накрыть ли завтрак здесь.

Я л м а р. Пожалуй. На съемку в такую рань никто не записывался?

Г и н а. Нет. Я сегодня никого не жду, кроме той парочки «голова к голове».

Я л м а р. Черт, не могли выбрать для своих голов другого дня!

Г и н а. Экдал, голубчик, я им назначила после обеда, когда ты спишь.

Я л м а р. Да? Вот и хорошо. Тогда позавтракаем здесь.

Г и н а. Ладно. Но стол еще рано накрывать, можешь пока поработать за ним.

Я л м а р. А то ты не видишь, что я сижу как привязанный и только и работаю!

Г и н а. Зато уж освободишься от всех дел, верно же? (Снова уходит на кухню.)

Недолгая пауза.

Э к д а л (подходит к сетке с той стороны). Ялмар!

Я л м а р. Да?

Э к д а л. Боюсь, придется нам корыто переносить.

Я л м а р. А я что говорил с самого начала?

Э к д а л. Хм, хм, хм. (Снова отходит вглубь чердака.)

Немножко поработав, Ялмар переводит взгляд на чердак, привстает. Из кухни выходит Х е д в и г.

Я л м а р (быстро садится на место). Чего тебе?

Х е д в и г. Просто пришла посмотреть.

Я л м а р (чуть погодя). А кажется, будто разнюхиваешь, что тут да как. Тебя шпионить прислали?

Х е д в и г. Нет, ты что?

Я л м а р. Чем там мама занимается?

Х е д в и г. Салат делает. (Подходит к столу.) У тебя нет какой-нибудь маленькой работы? Я бы тебе помогла.

Я л м а р. Нет, увы. Лучше все делать самому… Пока силы не оставят… Горе не беда, Хедвиг, пока папе хватает здоровья.

Х е д в и г. Фу, папа, не говори так ужасно. (Пройдясь по комнате, останавливается у раскрытых дверей и всматривается вглубь чердака.)

Я л м а р. С чем он там возится?

Х е д в и г. Кажется, переделывает подход к корыту – хочет на другую сторону.

Я л м а р. Ему одному с этим не справиться! А я тут сиди как прикованный!

Х е д в и г (подходит к нему). Пап, отдай мне кисточку. Я справлюсь, я умею.

Я л м а р. Не выдумывай. Только глаза испортишь, и все.

Х е д в и г. А вот и нет. Давай кисточку, давай.

Я л м а р (встает из-за стола). Это буквально минутка или две, не больше.

Х е д в и г. Тем более. Глазам ничего не сделается. (Берет кисточку.) Та-ак. Ну-ка. (Усаживается.) Ага, вот и образец есть.

Я л м а р. Смотри глаза себе не испорть! Слышишь, что я сказал? Я не желаю потом за тебя отвечать – ты сама взялась, я предупреждал.

Х е д в и г (работает). Да, да, согласна.

Я л м а р. Да ты умничка, Хедвиг, смотри как ловко у тебя получается. Я ровно на две минуты.

Ялмар отодвигает край сетки, проскальзывает внутрь. Из глубины чердака доносится его разговор с Экдалом.

Я л м а р (подходит к сетке). Хедвиг, принеси-ка мне клещи, они на полке лежали. И долото. (Оборачивается.) Подожди, дай сначала покажу, как я предлагаю сделать. Вот смотри…

Х е д в и г приносит инструмент, просовывает ему.

Я л м а р. Спасибо. Хорошо, что я вмешался, очень вовремя. (Отходит от сетки.)

Они с Экдалом что-то мастерят и переговариваются на чердаке.

Хедвиг стоит и смотрит на них. Немного погодя в дверь стучат, Хедвиг не реагирует.

Г р е г е р с В е р л е (входит с непокрытой головой и без верхней одежды, замирает на пороге). Хм!

Х е д в и г (оборачивается, идет к нему). Доброе утро. Идите сюда поближе.

Г р е г е р с. Спасибо. (Глядя в сторону чердака.) У вас там мастеровые работают?

Х е д в и г. Нет, это папа с дедушкой. Сейчас я им скажу, что вы тут.

Г р е г е р с. Нет, нет, не стоит. Я с удовольствием посижу и подожду. (Садится на диван.)

Х е д в и г. У нас здесь беспорядок. (Порывается убрать карточки.)

Г р е г е р с. Оставьте, не трогайте. Наводите на карточки красоту?

Х е д в и г. Ага. Надо было папе немножко помочь.

Г р е г е р с. Не буду вас отвлекать.

Х е д в и г. Да нет, что вы.

Она придвигает к себе работу и берется за дело, Грегерс молча наблюдает за ней.

Г р е г е р с. Как наша утка поспала?

Х е д в и г. Спасибо, думаю, хорошо.

Г р е г е р с (повернувшись к чердаку). Днем все смотрится совсем не так, как в лунном свете.

Х е д в и г. Ага, он всегда выглядит по-разному. Утром не так, как вечером, и в дождь иначе, чем в солнечный день.

Г р е г е р с. Вы замечаете такие вещи?

Х е д в и г. Так это ж видно.

Г р е г е р с. И вы частенько навещаете утку?

Х е д в и г. Ага, когда есть время.

Г р е г е р с. У вас его, наверно, немного, вы же в школу ходите.

Х е д в и г. Нет, больше не хожу. Папа боится, что я испорчу глаза.

Г р е г е р с. Так он сам с вами занимается?

Х е д в и г. Да, папа обещал, просто пока у него времени нет.

Г р е г е р с. Но кто-то же помогает вам с учебой?

Х е д в и г. Кандидат Молвик. Только он не всегда… может…

Г р е г е р с. Он пьет, что ли?

Х е д в и г. То-то и оно.

Г р е г е р с. Ага, значит, время у вас есть. А на чердаке – целый мир, ни на что не похожий. Правильно?

Х е д в и г. Не похожий, да. И чего там только нет!

Г р е г е р с. Неужели?

Х е д в и г. Да! Огромные шкафы с книгами, а в них знаете сколько картинок?

Г р е г е р с. Что вы говорите?

Х е д в и г. Честное слово. И еще старинный секретер с ящичками и выдвижными досками, и большие часы с такими фигурами, знаете, которые выезжают по времени. Жалко, часы не ходят.

Г р е г е р с. У дикой утки время остановилось.

Х е д в и г. Ну да. Еще там есть древняя коробка с красками и еще всякое разное. И книг очень много.

Г р е г е р с. Так вы там книги читаете?

Х е д в и г. Если нахожу понятные. Там все почти на английском, а я его не знаю. Зато картинки рассматриваю. Одна такая очень толстая книжка «Harrysons History of London» называется. Ей сто лет точно есть. Вот в ней картинок – пруд пруди. И на обложке нарисована такая смерть с песочными часами и девушка. Ужас! Но в самой книжке только церкви, дворцы, сады и корабли в море.

Г р е г е р с. Откуда у вас такие диковины?

Х е д в и г. Тут жил старый капитан, навез из разных стран. Представляете, его звали Летучий Голландец, хотя он вовсе не из Голландии был. Странно, да?

Г р е г е р с. Не из Голландии?

Х е д в и г. Нет! Потом он пропал, а вещи остались.

Г р е г е р с. Хедвиг, а когда вы в закутке на чердаке рассматриваете картинки с дальними странами, вам не хочется поехать посмотреть мир своими глазами?

Х е д в и г. Нет. Я хочу всегда жить дома и помогать маме с папой.

Г р е г е р с. Подкрашивать фотографии?

Х е д в и г. Не только. Больше всего мне хочется научиться гравировке и делать такие картинки, как в английских книжках.

Г р е г е р с. Хм. А что ваш отец на это говорит?

Х е д в и г. Папе не очень нравится, по-моему, у него вообще странные идеи. Представляете, он советует мне учиться плести из лозы и соломы. Вот уж интересное занятие!

Г р е г е р с. Да, мне бы тоже не понравилось.

Х е д в и г. Но папа правильно говорит, что если б я умела плести, то сделала бы нашей утке новую корзину.

Г р е г е р с. Не сомневаюсь. Кому этим и заняться, если не вам.

Х е д в и г. Конечно, утка-то моя.

Г р е г е р с. Ну да.

Х е д в и г. Я ее хозяйка, а папа с дедушкой могут брать ее напрокат, сколько хотят.

Г р е г е р с. А для чего она им нужна?

Х е д в и г. Ну, они за ней ухаживают, строят для нее чего-то.

Г р е г е р с. Могу себе представить. Утка наверняка главная гордость чердачного зверинца.

Х е д в и г. Конечно, она ведь настоящая дикая птица. А потом, ее жалко: у нее никого нет.

Г р е г е р с. Нет семьи, как у кроликов?

Х е д в и г. Да. И нет друзей-приятелей, с которыми она вместе в цыплятах ходила, как у кур. Одна-одинешенька. И такая загадочная: ни с кем не водится, неизвестно, откуда родом.

Г р е г е р с. К тому же побывала на дне морском.

Х е д в и г (искоса взглянув на него и пряча улыбку). Почему вы говорите – на дне морском?

Г р е г е р с. А как надо было сказать?

Х е д в и г. На дне моря или в морской глубине.

Г р е г е р с. И нельзя сказать на дне морском?

Х е д в и г. Можно. Просто странно слышать, когда другие так говорят.

Г р е г е р с. Это еще почему? Ну-ка, расскажите.

Х е д в и г. Нет, не расскажу. Это глупо.

Г р е г е р с. А вот и нет. Отчего вы тогда улыбнулись?

Х е д в и г. Потому что всегда, если я неожиданно подумаю о нашем чердаке, как там все выглядит, то первым делом мне хочется сказать «как на дне морском». Только это ужасно глупо.

Г р е г е р с. Вовсе нет.

Х е д в и г. Это ведь просто чердак.

Г р е г е р с (смотрит на нее пристально). Вы уверены?

Х е д в и г (удивленно). Что это чердак?

Г р е г е р с. Да. Вы в этом абсолютно уверены?

Хедвиг смотрит на него, разинув рот, и молчит. Из кухни выходит Г и н а со скатертью в руке.

Г р е г е р с (вставая). Я заявился раньше времени.

Г и н а. Куда вам было деваться? А мы почти готовы. Хедвиг, освобождай стол.

Хедвиг убирает со стола вещи, а потом во время следующего диалога вместе с Гиной накрывает на стол. Грегерс садится в кресло, листает альбом.

Г р е г е р с. Я слышал, вы ретушью владеете.

Г и н а (взглянув на него искоса). Владею.

Г р е г е р с. Надо же, как удачно совпало.

Г и н а. С чем удачно совпало?

Г р е г е р с. С тем, что Ялмар стал фотографом.

Х е д в и г. Фотографировать и мама тоже умеет.

Г и н а. Да, решила выучиться и этой науке тоже.

Г р е г е р с. Пожалуй, вы и ведете дело?

Г и н а. Ну, когда Ялмару самому недосуг, то…

Г р е г е р с. Еще бы, он вынужден много времени уделять старику-отцу.

Г и н а. Конечно. Да и что это за дело для такого человека – щелкать патреты кого ни попадя.

Г р е г е р с. Согласен. Но раз уж он выбрал эту стезю…

Г и н а. Господин Верле и сами догадываются, наверно, что Экдал не простецкий какой фотограф.

Г р е г е р с. Правда? А какой же?

На чердаке гремит выстрел.

Г р е г е р с (вздрагивает). Что стряслось?

Г и н а. Да опять палят.

Г р е г е р с. Они там еще и стреляют?

Х е д в и г. Охотятся.

Г р е г е р с. Что?! (Подойдя к двери на чердак.) Ялмар, как охота?

Я л м а р (с той стороны сетки). Ты уже пришел? А я не знал, с делами возился. (К Хедвиг.) Что ж ты нам не сказала? (Входит в ателье.)

Г р е г е р с. Ты тоже охотишься на чердаке?

Я л м а р (показывает свой двуствольный пистолет). Да у меня всего лишь вот это. Какая с ним стрельба? Смех один.

Г и н а. Доиграетесь вы с дедушкой с пистонетами вашими до беды.

Я л м а р (раздраженно). Мне кажется, я уже говорил, что такое огнестрельное оружие называется пи-сто-лет.

Г и н а. Все одно, как ни назови.

Г р е г е р с. Значит, ты тоже охотником заделался, Ялмар?

Я л м а р. Приходится изредка отцу компанию составлять, сам понимаешь, вот и хожу на кроликов.

Г и н а. Мужчины завсегда сущие живиры, забаву себе найдут.

Я л м а р (зло). Да, мы еще те жуиры.

Г и н а. Вот я и говорю.

Я л м а р. Уф. (Грегерсу.) Нам, понимаешь ли, повезло – чердак так удачно расположен, что никто не слышит, когда мы тут стреляем. (Кладет пистолет на этажерку.) Хедвиг, пистолет не трогай! Один ствол заряжен, не забудь!

Г р е г е р с (смотрит сквозь сетку на чердак). У вас даже охотничье ружье есть, как я погляжу.

Я л м а р. Старое отцовское. Оно не стреляет, что-то с затвором, но все равно приятная штука. Знаешь, в руке подержать, разобрать, почистить, смазать и снова собрать. Этим в основном отец развлекается, сам понимаешь.

Х е д в и г (встав рядом с Грегерсом). Отсюда дикую утку хорошо видно.

Г р е г е р с. Я как раз ее и разглядываю. У нее одно крыло висит как будто.

Я л м а р. Ничего удивительного, она же подранок.

Г р е г е р с. И прихрамывает на одну лапку. Или мне показалось?

Я л м а р. Разве что самую малость.

Х е д в и г. Потому что ее за эту лапку собака тащила.

Я л м а р. Но в остальном она крепкая и здоровая. Даже удивительно после всего: и подстрелили ее, и собака зубами тащила.

Г р е г е р с (косясь на Хедвиг). И на дне морском побывала.

Х е д в и г (улыбнувшись). Да.

Г и н а (суетится, расставляя еду и посуду). Божья птаха, эта утка. Они уж ее холят, холят, исхитрения разные ей мастерят.

Я л м а р. Хм… Ну что, стол накрыт?

Г и н а. Да, сию минуту. Хедвиг, пойдем поможешь мне.

Гина с Хедвиг уходят на кухню.

Я л м а р (вполголоса). Не стоит так долго на отца смотреть, он этого не любит.

Грегерс отходит от сетки.

Я л м а р. Да и вообще лучше двери закрыть, а то скоро все придут. (Машет руками.) Кыш, кыш, пошли отсюда! (Поднимает сетку и сдвигает двери.) Все эти штуки я сам придумал. Знаешь, так приятно сделать своими руками, потом содержать в божеском виде, чинить, если что разладилось. Правда, Гина мне выбора не оставила – наотрез отказалась пускать кроликов и кур в ателье.

Г р е г е р с. Могу себе представить. Это она ведь тут хозяйничает?

Я л м а р. Я разрешаю ей заниматься рутинной работой, чтобы выкроить себе время для размышлений над важными вопросами.

Г р е г е р с. Позволено мне будет спросить – над какими?

Я л м а р. Я как раз удивлялся, что ты раньше не спросил. Или до тебя не дошли разговоры о моем изобретении?

Г р е г е р с. Изобретении? Нет.

Я л м а р. В самом деле? Так ты ничего не слышал? Ну да, до ваших дремучих лесов пока дойдет…

Г р е г е р с. Так ты что-то изобрел?!

Я л м а р. Еще не совсем, но работаю над этим. Сам понимаешь: я отдал жизнь фотографии не для того, чтобы снимать безликих обывателей.

Г р е г е р с. Да, твоя жена тоже так сказала.

Я л м а р. Я поклялся себе, что раз уж вкладываю свои силы и время в это занятие, то подниму его на уровень, где фотография станет сплавом высокого искусства и науки. И я решил сделать вот это архиважное изобретение.

Г р е г е р с. Какое изобретение? О чем речь?

Я л м а р. Видишь ли, милый мой, о деталях пока рано говорить. Нужно время, сам понимаешь. И не забывай: мною движет не гордыня и не желание прославиться. Речь не обо мне. Но я ни днем, ни ночью не забываю, что у меня есть в жизни предназначение.

Г р е г е р с. А к чему ты предназначен?

Я л м а р. Ты забыл о седом беспомощном старике?

Г р е г е р с. О твоем несчастном отце? Но что ты, в сущности, можешь для него сделать?

Я л м а р. Я верну ему растоптанные честь и достоинство: фамилия «Экдал» снова покроется славой.

Г р е г е р с. Так вот для чего ты живешь!

Я л м а р. Да. Я хочу спасти жертву кораблекрушения. Понимаешь, он тогда сразу пошел ко дну. Как только начались эти ужасные ревизии, он потерял себя. Тот револьвер, из которого мы теперь стреляем кроликов, он ведь тоже сыграл свою роль в трагедии рода Экдалов.

Г р е г е р с. Револьвер?

Я л м а р. На оглашении приговора, когда отца присудили к тюрьме, он держал револьвер в руке.

Г р е г е р с. Да что ты!

Я л м а р. Но он струсил. Испугался. Потому что уже тогда он был конченый человек, со сломленным духом. Нет, ты можешь себе это представить – кадровый военный, уложивший девять медведей, потомок двух подполковников! Хорошо, в разных поколениях, но неважно. А тут… представляешь себе?

Г р е г е р с. Я легко могу себе это представить.

Я л м а р. А я нет. Но револьвер еще раз сыграл свою роль в нашей семье. Когда отца обрядили в серую робу и посадили в острог… Это было чудовищное время, ужасное. Я наглухо задернул шторы. Выгляну в окно – а на улице солнце светит, как ни в чем не бывало. У меня в голове не укладывалось. Люди идут, смеются, болтают о пустяках. Просто не укладывалось в голове и все… Мне казалось, вся жизнь должна замереть, как во время солнечного затмения.

Г р е г е р с. У меня было такое же чувство, когда мама умерла.

Я л м а р. И в такую минуту Ялмар Экдал приставил револьвер к груди.

Г р е г е р с. Ты думал о?..

Я л м а р. Да.

Г р е г е р с. Но не выстрелил?

Я л м а р. Нет. В решающий момент я победил себя. И остался жить. Поверь, требуется много мужества, чтобы в таких обстоятельствах выбрать жизнь.

Г р е г е р с. Да, хотя как посмотреть.

Я л м а р. Как ни смотри. Но все оказалось к лучшему, я вот-вот сделаю свое изобретение, и доктор Реллинг тоже думает, как и я, что тогда отцу вернут право носить мундир. Я потребую этого в качестве единственной награды.

Г р е г е р с. Неужели мундир для него так…

Я л м а р. Да, он спит и видит, как снова сможет его носить. Ты себе не представляешь, каково мне наблюдать его мучения, просто нож в сердце. На наши маленькие семейные торжества, вроде дня нашей с Гиной свадьбы, он непременно облачается в лейтенантский мундир из своего славного прошлого, но чуть в дверь постучат, как он со всех ног – а ноги-то стариковские, слабые, – бежит к себе в комнату, чтобы его, не дай бог, никто не увидел. Разве сыновье сердце такое выдержит?

Г р е г е р с. А когда примерно ты планируешь сделать свое изобретение?

Я л м а р. Господи боже мой, ну ты спросил! При чем здесь сроки? Изобретения живут по своим законам, у нас над ними полной власти нет. Здесь и вдохновение играет огромную роль, и озарения. Так что заранее ничего не рассчитаешь.

Г р е г е р с. Но дело движется?

Я л м а р. Движется, конечно. Я тружусь над моим изобретением каждый день, у меня голова все время им занята. После обеда я всегда закрываюсь в гостиной, чтобы мне не мешали и не отвлекали, и обдумываю его. А подгонять меня толку нет, это и Реллинг говорит.

Г р е г е р с. Тебе не кажется, что чердак слишком отвлекает тебя? Что ты разбрасываешься?

Я л м а р. Нет, нет, как раз наоборот. Зря ты так говоришь. Не могу же я днем и ночью ворочать в уме неподъемные научные теории. Мне надо на что-то переключаться, пока я жду вдохновения и озарения. А уж когда они приходят, тут от всего отвлечешься, чем бы ни занимался.

Г р е г е р с. Знаешь что, дорогой Ялмар, в тебе есть что-то от дикой утки.

Я л м а р. От дикой утки? И что именно?

Г р е г е р с. Ты тоже ушел под воду и цепляешься там за все подряд.

Я л м а р. Ты намекаешь на почти смертельный выстрел, перебивший отцу крылья – да и мне тоже подрезавший?

Г р е г е р с. Нет, я скорее не об этом. Я не говорю, что ты подранок, но тебя засосало ядовитое болото, Ялмар. Тебя исподволь пожирает болезнь, и ты залег на дно, чтобы умереть во мраке.

Я л м а р. Я? Умираю во мраке? Знаешь что, Грегерс, кончай ты эти разговоры.

Г р е г е р с. Не беспокойся, я тебя вытащу. У меня, видишь ли, тоже есть в жизни предназначение. Вчера я это понял.

Я л м а р. Это сколько угодно, только меня не вмешивай. Уверяю тебя, что за вычетом моей меланхолии, более чем естественной, я живу на редкость хорошо.

Г р е г е р с. Ты так думаешь, потому что надышался ядом.

Я л м а р. Слушай, Грегерс, голубчик, хватит наседать на меня с разговорами об отравах и болезнях. У меня нет привычки к таким беседам, дома со мной никто о неприятных вещах диспутов не разводит.

Г р е г е р с. Кто бы сомневался.

Я л м а р. Потому что споры не идут мне на пользу. Но здесь вовсе не ядовитое болото, как ты изволил выразиться. Да, в бедном доме фотографа потолки невысокие и достаток скромный, я знаю. Однако же я изобретатель и кормилец семьи. И это поднимает меня над моими стесненными обстоятельствами. А вот и завтрак готов!

Г и н а и Х е д в и г приносят бутылки пива и графинчик водки, стаканы, рюмки, посуду, приборы. Тем временем появляются Р е л л и н г и М о л в и к, оба без головных уборов и пальто, Молвик в черном.

Г и н а (расставляя все на столе). Вы двое прям тютелька в тютельку явились.

Р е л л и н г. Молвик убедил себя, что чует запах селедочного салата, и его не удержать было. Экдал, еще раз доброе утро.

Я л м а р. Грегерс, хочу представить тебе господина Молвика. А с доктором Реллингом ты ведь знаком?

Г р е г е р с. Да, немного.

Р е л л и н г. О, господин Верле-младший. В Хёйдале мы были на ножах. Вы недавно сюда перебрались?

Г р е г е р с. Сегодня утром.

Р е л л и н г. А мы с Молвиком живем под вами. Так что в случае чего доктор и пастор у вас под рукой.

Г р е г е р с. Спасибо. Случай может представиться, потому что вчера нас было тринадцать за столом.

Я л м а р. Только не начинай снова неприятные разговоры!

Р е л л и н г. Экдал, не волнуйся. Тебя это точно не коснется.

Я л м а р. Да уж хотелось бы, ради семьи. Но давайте наконец сядем за стол, закусим, выпьем, повеселимся.

Г р е г е р с. Мы не подождем твоего отца?

Я л м а р. Нет, он просил потом принести ему в комнату. Садитесь!

Мужчины усаживаются за стол и принимаются за еду. Гина и Хедвиг подают ее, снуют между комнатой и кухней.

Р е л л и н г. Вчера Молвик опять надрался в стельку, госпожа Экдал.

Г и н а. Опять?

Р е л л и н г. Так вы не слышали, как он ввалился в дом посреди ночи?

Г и н а. Нет, чтоб слышала – не скажу.

Р е л л и н г. Это хорошо. А то он вел себя отвратительно.

Г и н а. Молвик, что – правда?

М о л в и к. Давайте перелистнем эту страницу. Мое светлое «я» не отвечает за ночные конфузы.

Р е л л и н г (Грегерсу). На него находит, а я тогда воленс-ноленс должен идти в загул с ним заодно. Потому что богослов Молвик у нас натура демоническая.

Г р е г е р с. Демоническая?

Р е л л и н г. Именно.

Г р е г е р с. Хм.

Р е л л и н г. А демонические натуры не созданы идти по жизни прямо. Им на роду написано время от времени ступать на кривую дорожку… А сами вы что, все так и маетесь в горах на этом грязном страшном заводе?

Г р е г е р с. До сих пор маялся.

Р е л л и н г. А удалось ли вам взыскать долги, с которыми вы носились?

Г р е г е р с. Долги? (Постепенно поняв.) Ну, так.

Я л м а р. Ты собирал долги, Грегерс?

Г р е г е р с. Да нет, чепуха.

Р е л л и н г. Клянусь, он этим занимался. Ходил по лачугам батраков и требовал от них не отступать от высоких идеалов.

Г р е г е р с. Я был тогда совсем юнцом.

Р е л л и н г. Да, лет вам было немного. Но сколько я в Хёйдале жил, должников по части «идеальных требований» меньше не становилось.

Г р е г е р с. Да и потом дело шло не лучше.

Р е л л и н г. Полагаю, с тех пор вы поумнели и научились снижать требования?

Г р е г е р с. Никаких скидок, если передо мной настоящий человек.

Я л м а р. Разумно, по-моему. Подай еще масла, Гина.

Р е л л и н г. И кусочек сала Молвику.

М о л в и к. Ой, мне только сала не хватало.

Стук в чердачную дверь.

Я л м а р (Хедвиг). Открой дверь, дедушка хочет выйти.

Хедвиг чуть отодвигает одну створку, выходит с т а р и к Э к д а л с только что снятой кроличьей шкурой в руке.

Э к д а л. Приветствую вас, господа. А я удачно поохотился. Здоровенного уложил.

Я л м а р. И зачем-то освежевал без меня…

Э к д а л. Да еще и присолил. Ох хороша крольчатина, темная, сладкая, не мясо, а сахар. Приятного аппетита, господа! (Уходит в свою комнату.)

М о л в и к (вскакивает). Извините… Я не могу… Мне срочно надо домой…

Р е л л и н г. Соды выпей, страдалец.

М о л в и к (торопливо). О-ой… (Выскакивает из квартиры.)

Р е л л и н г (Ялмару). Выпьем за здоровье старого охотника!

Я л м а р (чокается с ним). За спортсмена, который со смертью на «ты»!

Р е л л и н г. За седины! (Выпивает.) А кстати, у него седина или он блондин?

Я л м а р. Серединка на половинку наверно. По правде говоря, на макушке волос у него почти нет уже.

Р е л л и н г. Люди и с фальшивыми живут. Счастливый ты все же человек, Экдал. У тебя есть в жизни настоящее дело.

Я л м а р. И я его делаю, уж поверь.

Р е л л и н г. И женушка у тебя ладная, милая, любо-дорого посмотреть: раз-раз туда-сюда в туфлях на войлоке, и бедрами качает, и тебя обхаживает-обихаживает.

Я л м а р. Да, Гина (кивает ей), с такой спутницей, как ты, хорошо идти по жизни.

Г и н а. Будет тебе насмехаться.

Р е л л и н г. А Хедвиг твоя, Экдал?!

Я л м а р (растроганно). Дочка! Дети – это самое главное. Поди ко мне, Хедвиг. (Гладит ее по головке.) Что у нас завтра за день?

Х е д в и г (дергает его). Папа! Чур не говори ничего!

Я л м а р. У меня сердце разрывается, что мы так скромно отмечаем. Всего лишь маленький праздник на чердаке…

Х е д в и г. Это же здорово!

Р е л л и н г. Вот погоди, сделает папа свое изобретение…

Я л м а р. Да, тогда заживем! Хедвиг, я решил обеспечить твое будущее, ты до конца дней не узнаешь нужды. Я потребую для тебя чего-нибудь. Это будет единственная награда бедного изобретателя.

Х е д в и г (шепчет, обхватив его руками за шею). Папочка, какой ты хороший!

Р е л л и н г (Грегерсу). Согласитесь, неплохо для разнообразия посидеть за щедрым столом в кругу счастливой семьи. Вам нравится?

Я л м а р. Я очень ценю такие приятные часы.

Г р е г е р с. Лично мне плохо дышится на гнилом болоте.

Р е л л и н г. Болоте?

Я л м а р. Только не начинай снова!

Г и н а. Тут, слава богу, болотами не воняет, господин Верле. Тут каждый божий день проветривают!