Текст книги "Гедда Габлер (пьесы)"

Х о р с т е р. Хорошо, я подожду. (Вместе с Петрой и Катриной уходит в гостиную.)

Фогт молчит, но косится на битые стекла.

Д о к т о р С т о к м а н. У нас тут сегодня свежо, не находишь? Надень фуражку.

Ф о г т. Спасибо за разрешение. (Надевает фуражку.) Я, похоже, вчера простыл там, весь промерз.

Д о к т о р С т о к м а н. Правда? А мне показалось, там было довольно жарко.

Ф о г т. Сожалею, что не в моей власти было предотвратить ночные эксцессы.

Д о к т о р С т о к м а н. Ты хотел сказать что-то по делу?

Ф о г т (достает письмо в большом конверте). Тебе уведомление от Правления курорта.

Д о к т о р С т о к м а н. Я уволен?

Ф о г т. Да, с сегодняшнего дня. (Кладет конверт на стол.) Решение для нас тяжелое, но, откровенно говоря, мы не смеем поступить иначе ввиду общественного мнения.

Д о к т о р С т о к м а н (улыбается). Вы тоже не смеете? Это я сегодня уже слышал.

Ф о г т. Я прошу тебя уяснить себе свое положение. Впредь у тебя не будет в городе никакой частной практики.

Д о к т о р С т о к м а н. Начхать на практику, но откуда у тебя такая уверенность?

Ф о г т. Союз домохозяев призвал всех благонадежных горожан отказаться от твоих услуг. Сейчас ходят по домам и собирают подписи под петицией, и я готов поручиться, что ни один отец семейства не рискнет не подписать, просто не осмелится.

Д о к т о р С т о к м а н. Конечно, я в этом не сомневаюсь. И дальше что?

Ф о г т. Если бы мне пришлось дать тебе совет, я порекомендовал бы тебе на время уехать из города.

Д о к т о р С т о к м а н. Да, я как раз сам подумывал об отъезде.

Ф о г т. Хорошо. И поскольку у тебя тем самым появится время все спокойно обдумать, ты мог по зрелом размышлении, скажем, через полгода, публично выразить сожаление, что, как ни прискорбно, в этом вопросе ты впал в заблуждение.

Д о к т о р С т о к м а н. И тогда у меня появится шанс опять получить место, хочешь ты сказать?

Ф о г т. Возможно. Отнюдь не полностью исключено.

Д о к т о р С т о к м а н. А как же общественное мнение? Вы ведь не посмели поступить иначе ввиду общественного мнения?

Ф о г т. Мнения – вещь чрезвычайно переменчивая. И, если говорить начистоту, нам крайне важно получить такое признание из твоих уст.

Д о к т о р С т о к м а н. Угу, а вы уж и губу раскатали! Ты хоть помнишь, бес вас за ногу, что я говорил тебе об этих шахерах-махерах?

Ф о г т. Тогда у тебя была гораздо более выигрышная позиция, в тот раз ты смело предполагал, что весь город за тебя.

Д о к т о р С т о к м а н. А теперь я должен прочувствовать, что весь город против меня?! (Взрывается.) А вот фигу вам, пусть хоть черт с прабабкою пойдут против меня! Ни за что! Помяни мое слово – ни за что!

Ф о г т. Отец семейства не смеет вести себя так. Ты не посмеешь, Томас.

Д о к т о р С т о к м а н. Я не посмею? Есть только одна вещь, которой побоится свободный человек, и знаешь, что это?

Ф о г т. Нет.

Д о к т о р С т о к м а н. Естественно, не знаешь. Но я тебе расскажу. Свободный человек не позволит себе оскотиниться, не посмеет вести себя так, чтобы хотелось плюнуть себе в рожу!

Ф о г т. Звучит весьма правдоподобно, особенно будь оно единственным объяснением твоего упрямства. Но есть и другое.

Д о к т о р С т о к м а н. На что ты намекаешь?

Ф о г т. Ты и сам отлично понимаешь. Но как брат и как человек трезвомыслящий я не советовал бы тебе всецело полагаться на эти надежды и виды на будущее, поскольку легко просчитаться.

Д о к т о р С т о к м а н. Ты о чем, черт побери?

Ф о г т. Для чего ты пытаешься меня уверить, будто тебе ничего неизвестно о новейших распоряжениях кожевенника Хииля относительно наследства?

Д о к т о р С т о к м а н. Мне, конечно, известно, что малость, которой он владеет, достанется обществу поддержки престарелых нуждающихся ремесленников. Но я здесь при чем?

Ф о г т. Во-первых, речь не о малости, господин Хииль весьма состоятельный человек.

Д о к т о р С т о к м а н. Надо же! Вот уж никогда бы не подумал.

Ф о г т. Правда не думал? Хм. То есть ты не догадываешься, что весьма значительная часть его состояния отписана твоим детям с условием, что вы с женой сможете благоденствовать на пожизненной ренте? Он ничего тебе не сказал?

Д о к т о р С т о к м а н. Ни слова, чтоб мне лопнуть! Наоборот, он вечно исходит злобой, что его обложили непомерными налогами. А ты не ошибся, Петер?

Ф о г т. У меня сведения из самого надежного источника.

Д о к т о р С т о к м а н. Господи ты боже мой, так выходит, Катрина обеспечена – и дети тоже. Нет, я должен немедленно рассказать ей! (Кричит.) Катрина, Катрина!

Ф о г т (удерживает его). Тише! Пока никому ни слова!

К а т р и н а (заглядывает в дверь). Что случилось?

Д о к т о р С т о к м а н. Ничего, ничего, иди.

Катрина закрывает дверь.

Д о к т о р С т о к м а н (ходит по комнате). Обеспечены! Вот так красота – они все обеспечены! Пожизненно! Это ж благодать, когда ни о чем не надо тревожиться!

Ф о г т. Нет, тревожиться есть о чем. Кожевенник Хииль волен в любой день и час изменить завещание, как захочет.

Д о к т о р С т о к м а н. Не станет он ничего менять, дорогой мой Петер. Барсук рад-радешенек, что я прижал к ногтю тебя и твоих мудрецов.

Ф о г т (удивлен и смотрит на доктора испытующе). Вот как? Это проливает свет на многое.

Д о к т о р С т о к м а н. На какое многое?

Ф о г т. Так это был многоходовый маневр? И все дичайшие, бессмысленные требования, какие ты – именем правды – предъявлял первым людям города, на самом деле…

Д о к т о р С т о к м а н. На самом деле что?

Ф о г т. На самом деле просто были оговоренной платой мстительному старику Мортену Хиилю за его завещание.

Д о к т о р С т о к м а н (едва может говорить). Петер, ты… ты самый плебейский плебей, каких я только встречал в жизни.

Ф о г т. Между нами все кончено. Твоя отставка обжалованию не подлежит, потому что теперь у нас есть оружие против тебя. (Уходит.)

Д о к т о р С т о к м а н. Тьфу, тьфу, тьфу! (Кричит.) Катрина! Вели вымыть после него все полы! Пришли сюда с ведром и тряпкой эту… ну как ее, черт… у которой вечно сажа на носу.

К а т р и н а (появляется в дверях гостиной). Тише, Томас! Тише.

П е т р а (тоже в дверях). Папа, пришел дедушка и спрашивает, сможешь ли ты поговорить с ним наедине.

Д о к т о р С т о к м а н. Конечно, смогу. (У дверей.) Заходите, тесть.

М о р т е н Х и и л ь заходит в кабинет, доктор Стокман затворяет дверь.

Д о к т о р С т о к м а н. Так, в чем дело? Да вы садитесь.

М о р т е н Х и и л ь. Не сидится. (Озирается.) Красиво у вас тут сегодня, Стокман.

Д о к т о р С т о к м а н. Не правда ли?

М о р т е н Х и и л ь. Красотень! Опять же воздух свежий. Сегодня у вас в избытке кислорода, о котором вы давеча толковали. Сдается мне, и совесть у вас сегодня чистенькая.

Д о к т о р С т о к м а н. Что есть, то есть.

М о р т е н Х и и л ь. Могу понять. (Хлопает себя по груди.) А знаете, что у меня тут?

Д о к т о р С т о к м а н. Наверно, тоже чистая совесть, я надеюсь.

М о р т е н Х и и л ь. Фу-ты ну-ты. Нет, у меня кое-что получше. (Вытаскивает большое портмоне, открывает и показывает какие-то бумаги.)

Д о к т о р С т о к м а н (смотрит на него удивленно). Акции водолечебницы?

М о р т е н Х и и л ь. Разжиться ими сегодня дело нехитрое.

Д о к т о р С т о к м а н. И вы ходили и скупали их?

М о р т е н Х и и л ь. Ага. На все имевшиеся деньги.

Д о к т о р С т о к м а н. Но тесть, дорогой, как раз сейчас положение с купальнями настолько отчаянное, что…

М о р т е н Х и и л ь. Если вы будете вести себя как разумный человек, то в два счета поставите купальни на ноги.

Д о к т о р С т о к м а н. Сами видите – я делаю все, что могу, но это город умалишенных!

М о р т е н Х и и л ь. Вы сказали вчера, что главная зараза течет аккурат с моей кожевенной мастерской. Если оно правда, тогда выходит, что мой дед, мой отец и теперь вон я сам годами только и делали, что травили наш город прям как три ангела смерти. Думаете, я этот срам проглочу и буду жить оплеванным?

Д о к т о р С т о к м а н. К сожалению, тут ничего не поделаешь.

М о р т е н Х и и л ь. Ну уж нет! Дудки! Я дорожу своим добрым именем. Говорят, меня в городе кличут Барсуком, мол, я навроде как свинья. Ан не бывать такому, чтобы эти наветы теперь правдой считались. Я желаю жить и умереть чистым перед всеми.

Д о к т о р С т о к м а н. Как же вы этого добьетесь?

М о р т е н Х и и л ь. Вы меня обелите, Стокман.

Д о к т о р С т о к м а н. Я?!

М о р т е н Х и и л ь. Знаете, на какие деньги я накупил акций? Знать вы не можете, но я вам скажу. Это было наследство, которое причитается Катрине, Петре и мальчишкам после меня. Потому как кое-что мне все-таки прикопить удалось, вот так-то.

Д о к т о р С т о к м а н (взрывается). И вы профукали деньги Катрины на эту ерунду?!

М о р т е н Х и и л ь. Ага. Все ее денежки, все-все, вложены в купальни. А теперь, Стокман, я погляжу, совсем вы псих конченый, или как. Если вы позволите этой живности и прочей заразе и дальше проистекать из моей мастерской, то считайте, вы живьем ремнями сдираете кожу с Катрины, Петры и мальцов. Порядочный отец семейства так не поступит, разве что у него голова не в порядке.

Д о к т о р С т о к м а н (мечется по комнате). Да, я псих! Псих!

М о р т е н Х и и л ь. Псих психом, но когда речь о жене и детях, с глузду небось не съедете.

Д о к т о р С т о к м а н. Почему вы не поговорили со мной прежде, чем скупать этот хлам?!

М о р т е н Х и и л ь. Сделано, жалеть не велено. Так-то оно надежнее будет.

Д о к т о р С т о к м а н (не в силах успокоиться, шагает по комнате). Не будь я хотя бы так уверен! Но я абсолютно твердо знаю, что я прав!

М о р т е н Х и и л ь (взвешивает в руке портмоне). Если вы свое безумие не уймете, цена этим бумажкам пшик без масла.

Д о к т о р С т о к м а н. Но дьявол в душу, неужто наука не в силах этому противостоять?! Я думаю, должны быть какие-то способы профилактики…

М о р т е н Х и и л ь. Вы думаете, чем бы эту живность прибить?

Д о к т о р С т о к м а н. Да, или обезвредить.

М о р т е н Х и и л ь. А крысиный яд не возьмет?

Д о к т о р С т о к м а н. Что за чушь! И все талдычат, что это мое разыгравшееся воображение. Пожалуйста, пусть будут мои пустые фантазии! Пусть вообще делают, что хотят! Эти низкие, тупоумные неучи обозвали меня врагом народа, порвали мою одежду…

М о р т е н Х и и л ь. А стекол они сколько вам перебили?!

Д о к т о р С т о к м а н. Да, и в довершение теперь вот это, долг перед семьей. Надо поговорить с Катриной, она в таких вопросах очень щепетильна.

М о р т е н Х и и л ь. Вот и хорошо, лишь бы вы слушались советов вашей разумной жены.

Д о к т о р С т о к м а н (вскидывается на него). Как вы смели так сподличать! Поставить деньги Катрины на кон, поставить меня в такое чудовищное, мучительное положение. Гляжу я на вас – вы дьявол во плоти.

М о р т е н Х и и л ь. Пойду я лучше. Но не позже двух жду от вас ответа. Да или нет. Скажете нет, передам все акции обществу поддержки нуждающихся. Сегодня же.

Д о к т о р С т о к м а н. А Катрина тогда что получит?

М о р т е н Х и и л ь. Ни понюшки.

Открывается дверь в прихожую, видно, что там редактор Х о в с т а д и владелец типографии А с л а к с е н.

М о р т е н Х и и л ь. Смотри-ка, и эти двое тут.

Д о к т о р С т о к м а н (неотрывно смотрит на них). Это еще что?! Как вы смеете являться в мой дом?!

Х о в с т а д. Вот как видите.

А с л а к с е н. Понимаете, нам нужно поговорить с вами.

М о р т е н Х и и л ь (шепчет). Да или нет – не позже двух.

А с л а к с е н (переглядывается с Ховстадом). Ага!

Мортен Хииль уходит.

Д о к т о р С т о к м а н. И что вам от меня надо? Извольте коротко.

Х о в с т а д. Я могу понять, что вы настроены против нас из-за нашей позиции на вчерашнем собрании.

Д о к т о р С т о к м а н. Вы называете это позицией? Какая прелесть! Я называю это беспринципностью, бабским поведением и… Дьявол вас задери!

Х о в с т а д. Называйте как хотите, но мы не могли иначе.

Д о к т о р С т о к м а н. Вы, надо полагать, не посмели иначе? В этом все дело?

Х о в с т а д. Да. Если вам угодно.

А с л а к с е н. Но почему вы не шепнули нам хоть полсловечка заранее? Что вам стоило намекнуть господину Ховстаду или мне?

Д о к т о р С т о к м а н. Намекнуть на что?

А с л а к с е н. Что у дела двойное дно.

Д о к т о р С т о к м а н. Я вас решительно не понимаю.

А с л а к с е н (кивает заговорщически). Еще как понимаете, доктор Стокман.

Х о в с т а д. Дальше наводить тень на плетень нужды нет.

Д о к т о р С т о к м а н (переводит взгляд с одного на другого). Да чтоб вам пусто было!

А с л а к с е н. Могу я уточнить – ваш тесть сейчас носится по всему городу и скупает акции водолечебницы?

Д о к т о р С т о к м а н. Да, он сегодня накупил уйму акций.

А с л а к с е н. Умнее было подрядить кого-то, зачем же посылать близкого родственника.

Х о в с т а д. И зачем вы действовали от собственного имени? Не надо было никому знать, что атака на водолечебницу организована вами. Спросили бы совета у меня, доктор Стокман.

Д о к т о р С т о к м а н (смотрит перед собой, в глазах брезжит что-то; наконец говорит точно громом пораженный). Разве это возможно? Неужто оно так делается?

А с л а к с е н (улыбается). Да все возможно. Только обделывать такие дела надо потоньше.

Х о в с т а д. И лучше было собрать для такого дела компанию. Когда народу больше, то с каждого в отдельности спрос всегда меньше.

Д о к т о р С т о к м а н (взяв себя в руки). Короче, господа, – чего вы хотите?

А с л а к с е н. Господин Ховстад лучше скажет.

Х о в с т а д. Нет уж, Аслаксен, говорите вы.

А с л а к с е н. В общем, значит, теперь, когда мы знаем подоплеку, мы подумали, что осмелимся предоставить «Народный вестник» в ваше распоряжение.

Д о к т о р С т о к м а н. Теперь осмелитесь? А мнение общественности? Вы не боитесь, что против нас поднимется буря?

Х о в с т а д. Бурю мы обуздаем.

А с л а к с е н. Но доктору надо резко переложить курс. Тем более вы своих целей уже добились.

Д о к т о р С т о к м а н. В том смысле что мы с тестем уже скупили акции по дешевке, хотите вы сказать?

Х о в с т а д. Стремясь возглавить курорт, вы руководствуетесь исключительно интересами науки.

Д о к т о р С т о к м а н. Разумеется. И поскольку я пекусь о науке, я подговорил старика Барсука пойти на это дело. Потом мы поковыряемся малость в трубах, что-нибудь раскопаем-засыплем на берегу, не обременяя городской бюджет ни на полкроны, и дело в шляпе. Вы думаете, прокатит? Или как?

Х о в с т а д. Думаю, пройдет, если «Народный вестник» вас поддержит.

А с л а к с е н. В свободном обществе пресса – большая сила, господин доктор.

Д о к т о р С т о к м а н. Как и общественное мнение, это понятно. А на вашей совести, господин Аслаксен, тогда Союз домохозяев?

А с л а к с е н. И домохозяев, и умеренных трезвенников, можете быть уверены.

Д о к т о р С т о к м а н. Но, дорогие мои, стесняюсь спросить – чем смогу отблагодарить?

Х о в с т а д. Видите ли, более всего мы хотели бы помочь вам просто так. Но «Народный вестник» слабовато стоит на ногах, дело идет с большими перебоями, а остановить издание сейчас, когда в области большой политики столь многое требует вмешательства, мне бы никак не хотелось.

Д о к т о р С т о к м а н. Еще бы, такому другу народа, как вы, это тяжело. (Взрывается.) Но вы забываете, что я – враг народа! Враг! (Мечется по комнате.) Куда подевалась моя палка? Где она, черт возьми?

Х о в с т а д. Что это вы?

А с л а к с е н. Вы же не будете нас?..

Д о к т о р С т о к м а н (останавливается). А если я вам ничего из своих акций не отстегну? Мы, богатеи, туго расстаемся с деньгами, не забывайте.

Х о в с т а д. Но и вы не забывайте, что аферу с акциями можно подать и так, и эдак.

Д о к т о р С т о к м а н. Да, по этой части вы большой мастак. Если я не помогу «Народному вестнику», дело, пожалуй, представится вам очень грязным, вы наверняка откроете на меня охоту и затравите вконец, как собака зайца!

Х о в с т а д. Это закон природы, каждый зверь промышляет себе пропитание.

А с л а к с е н. Что нашел, тем и кормишься, сами понимаете.

Д о к т о р С т о к м а н. А ну пошли вон! Идите искать в сточных канавах! (Бегает по комнате.) Чтоб вам пусто было! Я вам покажу, кто здесь самый сильный зверюга! (Находит зонтик и замахивается им.) Ну-ка!

Х о в с т а д. Вы ведь не будете нападать на нас?!

А с л а к с е н. Поосторожнее с зонтом!

Д о к т о р С т о к м а н. Ховстад, пшел в окно!

Х о в с т а д (у двери в прихожую). Совсем спятили?!

Д о к т о р С т о к м а н. И вы марш в окно, господин Аслаксен! Прыгайте, я сказал! Все равно придется.

А с л а к с е н (бегает вокруг стола). Умеренность, господин доктор! Я человек слабый, чуть что… (Кричит.) Помогите, спасите!

Из гостиной входят К а т р и н а, Х о р с т е р и П е т р а.

К а т р и н а. Господи боже мой, Томас, что здесь происходит?

Д о к т о р С т о к м а н (размахивает зонтиком). Прыгай, я сказал! Вон, в канаву!

Х о в с т а д. Нападение на невинного человека! Капитан Хорстер, вы свидетель! (Выскакивает в прихожую и убегает.)

А с л а к с е н (ошалело). Знать бы мне местные условия получше! (Сбегает через гостиную.)

К а т р и н а (вцепляется в доктора). Томас! Уймись!

Д о к т о р С т о к м а н (швыряет зонтик). Черт, ускользнули-таки.

К а т р и н а. Что им надо было?

Д о к т о р С т о к м а н. Потом объясню, сейчас мне с другим покончить надо. (Идет к столу и что-то пишет на визитке.) Катрина, видишь, что здесь написано?

К а т р и н а. Три раза «НЕТ» большими буквами. Что это значит?

Д о к т о р С т о к м а н. Тоже узнаешь позже. (Протягивает визитку.) Петра, вели нашей чумазой мухой слетать к Барсуку и отдать вот это. Мигом!

Петра берет визитку и скрывается в прихожей.

Если у меня перебывали сегодня не все посыльные дьявола, то я уж и не знаю. Ладно, навострю против них мое перо как шило; обмакну его в яд и в желчь! Буду швырять в их башки чернильницы!

К а т р и н а. Томас, мы ведь уезжаем.

Возвращается П е т р а.

Д о к т о р С т о к м а н. Ну?

П е т р а. Отправила.

Д о к т о р С т о к м а н. Хорошо. Уезжаем, говоришь? Нет, Катрина, черта лысого! Мы останемся жить, где живем!

П е т р а. Остаемся?

К а т р и н а. Здесь в городе?

Д о к т о р С т о к м а н. Именно здесь. Тут поле брани, тут будет дан бой, и тут я одержу победу. Как только починят мои брюки, отправлюсь в город искать жилье. Дело к зиме, нам нужна крыша над головой.

Х о р с т е р. Могу предложить свой дом.

Д о к т о р С т о к м а н. Вы серьезно?

Х о р с т е р. Вполне. Комнат у меня много, а дома я почти не бываю.

К а т р и н а. Как вы добры, Хорстер.

П е т р а. Спасибо!

Д о к т о р С т о к м а н (жмет ему руку). Спасибо, спасибо! Одной печалью меньше. Тогда я прямо с сегодняшнего дня посвящу себя делу. Работы тут непочатый край, Катрина. Хорошо еще, что теперь я сам хозяин своему времени. Меня, видишь ли, уволили.

К а т р и н а (вздыхает). Я этого ждала.

Д о к т о р С т о к м а н. А еще они хотят лишить меня практики. Ну и пусть! Бедняки все равно останутся при мне, все, кому платить нечем. Зато им я нужен, как никому. И придется им, черт побери, слушать меня! Я буду проповедовать среди них вовремя и не вовремя, как сказано кое-где.

К а т р и н а. Но Томас, дорогой, я думала, ты понял, чем проповеди заканчиваются.

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, ты все-таки чудачка. Мне что, позволить общественному мнению, компактному большинству и прочей бесовщине уложить меня на лопатки? Нет уж, благодарю покорно! Я борюсь за совершенно понятные, простые и ясные вещи. Всего лишь хочу вбить быдлу в башки очевидное: что либералы – самые коварные враги свободного человека, что партийные программы в зародыше душат все новые и жизнеспособные истины, что, руководствуясь целесообразностью, мы извращаем понятия морали и справедливости, так что жить становится страшно. Как думаете, капитан Хорстер, неужели мне не удастся объяснить это людям?

Х о р с т е р. Возможно. Я плохо в таком разбираюсь.

Д о к т о р С т о к м а н. Нет, сейчас я вам объясню. Надо истребить партийных бонз, потому что партийный вождь – он как голодный волк, ему, чтобы выжить, надо сожрать в год сколько-то мелкой живности. Посмотрите хоть на Аслаксена с Ховстадом! Сколько мелкого зверья они уже испоганили, изуродовали и развратили, так что те никогда не поднимутся выше членов Союза домохозяев да подписчиков «Народного вестника»! (Присаживается на край стола.) Катрина, иди сюда, взгляни, как красиво сегодня светит солнце! А свежий весенний воздух в кабинете, разве это не благодать?

К а т р и н а. Если б мы еще могли питаться только солнцем и воздухом, Томас.

Д о к т о р С т о к м а н. Ну, придется тебе тянуть и экономить – как-нибудь выкрутимся. Это меня меньше всего беспокоит. Хуже другое – я не знаю ни одного настолько свободного и выдающегося аристократа духа, чтобы он осмелился продолжить борьбу после меня.

П е т р а. Папа, не думай об этом – у тебя еще много времени. О, вот и мальчики.

Из гостиной входят М о р т е н и Э й л и ф.

К а т р и н а. Вас на сегодня распустили?

М о р т е н. Нет, но мы подрались с ребятами на перемене.

Э й л и ф. Неправда, мальчишки сами на нас напали.

М о р т е н. Да, и господин Рёрлунд сказал, что лучше нам побыть дома несколько дней.

Д о к т о р С т о к м а н (щелкает пальцами и спрыгивает со стола). Вот оно! Эврика, вот оно! В школу вы больше не пойдете!

М а л ь ч и к и. Не пойдем в школу?!

К а т р и н а. Томас, но…

Д о к т о р С т о к м а н. Никогда! Вот мое слово. Я сам научу вас всему, вернее, вы не будете учить ничего из их благословенных наук.

М о р т е н. Ура!

Д о к т о р С т о к м а н. Но я сделаю из вас свободных аристократов духа. Слушай, Петра, ты должна будешь мне помочь.

П е т р а. Да, папа, рассчитывай на меня.

Д о к т о р С т о к м а н. А школой нам будет зал, где меня ославили врагом народа. Но нас должно быть больше. Для начала мне нужна хотя бы дюжина мальчишек.

К а т р и н а. Здесь в городе тебе их не найти.

Д о к т о р С т о к м а н. Посмотрим. (Мальчикам.) Вы знаете каких-нибудь уличных мальчишек, настоящих оборванцев?

М о р т е н. Да, папа, я знаю многих.

Д о к т о р С т о к м а н. Отлично. Найди мне нескольких. Разок поэкспериментирую с дворнягами, возможно, среди них встречаются головастые.

М о р т е н. Папа, но что мы будем делать, когда станем свободными аристократами духа?

Д о к т о р С т о к м а н. Тогда вы шуганете всех волков на запад, за океан, мальчики!

Эйлиф озадачен, Мортен скачет и кричит «ура».

К а т р и н а. Ох, Томас, как бы эти волки сами тебя не шуганули.

Д о к т о р С т о к м а н. Катрина, ты в уме? Кто может шугануть меня теперь, когда я самый сильный в городе человек?

К а т р и н а. Самый сильный – теперь?

Д о к т о р С т о к м а н. Да. И смею сказать больше – теперь я один из самых сильных мира сего.

М о р т е н. Ничего себе!

Д о к т о р С т о к м а н (понизив голос). Только тише! Пока вы не должны об этом говорить, но я совершил грандиозное открытие.

К а т р и н а. Опять?

Д о к т о р С т о к м а н. Да, да! (Собирает всех вокруг себя и говорит доверительно.) Сильнее всех тот, кто идет один!

К а т р и н а (улыбается и качает головой). Томас, Томас.

П е т р а (утешая, берет его за руку). Папа!