Текст книги "Всё зеленое"

Глава 14
Вита

По части смеха Зоя с Егором были однозначными лидерами. Они оба умели смеяться просто так, почти на ровном месте. Из-за любой пустячной ситуации: развязавшегося шнурка, полезшей из стакана с колой пены, комично растрепавшихся волос, забавной тени на стене, глупой оговорки или неправильно произнесенного слова. Их легко мог накрыть истерический приступ хохота лишь оттого, что кто-то чихнул или споткнулся.

Иногда Влад недовольно одергивал их, но в ответ каждый раз звучала отговорка: «Это мы Виту лечим». Против такого аргумента возразить было нечего.

Но я не сомневалась, что дело не во мне, а в Зое и ее смехе. Он был искрящийся, добродушный и очень заразительный. Каждому хотелось слышать его снова и снова. Ведь это означало, что все хорошо. Не что «когда-нибудь будет хорошо», а что хорошо прямо сейчас. Именно здесь, в этот самый момент. Просто хорошо, и все.

Макс, конечно, из кожи лез вон, чтобы ей понравиться. Я уже немного успела его изучить. С большинством девушек он держался очень просто и прямо, а если чувствовал внимание с их стороны, то отвечал на него только в случае вероятности легких, необязывающих, отношений. Но если кто-то нравился ему по-настоящему, он замыкался и будто впадал в ступор. Прежде при мне такое случилось лишь однажды, и, хотя в тот раз на взаимность ему рассчитывать не приходилось, он сделался совершенно неуправляемым.

Теперь с ним происходило нечто похожее: то, глядя на Зою, он подвисал и мог даже не слышать, что ему говорят, то вдруг, стараясь подхватить ее тон и настрой, тут же бросался на подвиги.

Однако Артём был очень недоволен сложившейся ситуацией. Не потому, что ему не нравилась Зоя. Она ему нравилась. Он даже сказал, что в общении она самая легкая девушка из всех, что он когда-либо встречал. Но Зоя была права: в первую очередь она оставалась для всех подругой Тифона. Была не просто сама по себе, а с обязательной оглядкой на него. На его авторитет, силу, на его мнение и чувства.

Зоя могла быть сколько угодно привлекательной и веселой, но даже гордившийся своей независимостью Артём не мог пренебрегать ее общественным статусом.

Кроме того, он полагал, что отбивать девушку друга, пусть даже не самого близкого, – подло. В этом я была с ним согласна, хотя при такой постановке вопроса получалось, что Зоины чувства в расчет не берутся. Да и если кто-то кого-то любит по-настоящему, его нельзя «отбить», а если можно, то, значит, это была не любовь.

Какое-то время я даже хотела, чтобы Ярослав «отбил» меня у Артёма, но при всех его достоинствах это оказалось невозможно. В моей голове и сердце больше одного человека никак не помещалось.

С каждым днем я чувствовала себя все лучше и лучше. Много спала, ела и смеялась. К запаху краски привыкла, жара перестала изматывать, внутреннее напряжение и волнения рассеялись вместе с неприятными воспоминаниями о разрушенном корпусе и том, что произошло до того. Это было похоже на настоящее выздоровление. Как если бы я переболела гриппом или воспалением легких. И пусть Артёма я не разлюбила, мысль о возможной смерти от любви теперь представлялась смешной и нелепой. Преувеличенной и искаженной, как ночные страхи поутру.

Кроме того, Артём очень старался, чтобы я так считала. Похоже, он и сам сильно перепугался из-за всего, что случилось. Время от времени, снова возвращаясь к своему «чудесному спасению», он вспоминал детали и подробности обрушения: звуки, ощущения, чувства. И хотя в каждом его слове всегда звучала напускная бравада, нетрудно было догадаться, что думает он об этом одновременно с ужасом и удивлением.

Неожиданное осознание собственной смертности застало его врасплох и потрясло.

В обыденной простоте, с которой могла закончиться его жизнь, не было никакой романтики. И погибни он вот так сгоряча, мир остался бы совершенно прежним. Ничего в нем не напоминало бы о том, что когда-то существовал такой человек, как Артём Чернецкий. Пожалуй, вот эта бессмысленность и безвестность напугали его больше всего. Артём никогда не кичился талантом или красотой, считая их своим проклятием, – ведь из-за них он будто был всем что-то должен, однако вместе с тем вырос именно на понимании собственной уникальности. И если его отец смог оставить после себя имя, а самое главное – музыку, то после Артёма, каким бы гениальным он ни был, могла остаться лишь пустота.

Об этих своих переживаниях он не рассказывал, тщательно маскируя их, пожалуй, слишком рьяной заботой обо мне. Но я все равно понимала это по отдельным фразам, шуткам, задумчивому молчанию и в особенности по тому, что он стал надолго уходить куда-то с виолончелью, а на вопросы «Где ты был?» отвечал, что «страдал фигней». Это означало, что у него никак не получается то, чего он хочет. В подробности я не лезла, разговоры о неудачах его раздражали. Раньше в моменты, когда все складывалось хорошо, он сам звал меня послушать. И теперь я только терпеливо ждала.

В остальном в эти три дня между моей болезнью и его последующим разговором с Максом мы оба с головой окунулись в наши накопившиеся за последние недели чувства. От его раскаяния и извинений до утренних нежностей и нескончаемых ночных разговоров. От тщательнейшего исследования каждого сантиметра друг друга до погружения в великое вселенское небытие. От сверкающих капелек росы на тонких лепестках садовых роз до горячих ступеней каменного крыльца, теплого ветра и градом осыпающихся августовских звезд. От пыльных книжных строчек до гулкого, гуляющего по коридорам дома эха. От солоноватого привкуса пота на языке до сладости заварного крема с шоколадного торта.

А потом к нам наверх пришел Макс, и все резко переменилось к худшему.

Громко протопав по ступеням, он распахнул дверь и беспардонно ввалился в мансарду, едва я успела спрятаться под простыней.

– Слышь, Тём, разговор есть, – Макс был недовольный, вспотевший, с прилипшими ко лбу волосами и плохо оттертой зеленой полосой поперек груди.

– Давай, – Артём достал из валявшихся на полу шорт сигареты и, прикурив, устроился на подоконнике.

– Прямо здесь? – Макс покосился на меня.

– Ну да.

Макс немного помялся, затем взял стул и, развернув его спинкой к нам, уселся верхом.

– Короче, помнишь, Егор вчера Зою для своего сериала снимал? Сейчас показывал, что получилось. В общем, очень круто получилось. Я хочу сказать, что он не гонит про свое кино. Видно, что умеет.

– Хочешь сняться в кино? – нетерпеливо перебил его Артём, посмеиваясь.

– Хочу, чтобы ты снялся, – судя по тону, шутить Макс расположен не был.

Артём же пребывал в прекрасном настроении и, щурясь на солнце, сиял.

– Неожиданно, – он запрокинул голову и тонкой струйкой выпустил дым в окно.

– Здесь необычное место, – сказал Макс. – Весь этот дом и сад. И вся обстановка… Очень аутентично. Такое фиг где найдешь.

– Ну а я что тебе говорил? А ты – дом престарелых, дом престарелых…

– В общем, я подумал, тебе нужно здесь этот клип снять. Тот, что с БТ. Пусть Егор снимет.

Артём моментально перестал улыбаться:

– Какой еще клип? Ты о чем?

– Тот самый. Из-за которого весь сыр-бор. Пусть БТ сюда приедут, и вы все снимите. Костров успокоится, БТ успокоятся, от тебя все отстанут, и всё будет прекрасно.

– Все и так прекрасно. Все зашибись как замечательно. Какие БТ? Котик, ты бредишь?

– Нет. Это отличная идея, решающая все наши проблемы.

– Решающая твои проблемы, – огрызнулся Артём. – Потому что у меня проблем нет.

– Вита, скажи ему, – вытерев локтем со лба пот, Макс уставился на меня. – Никому никуда не придется уезжать. Это будет весело, Тёма не сорвет контрактные сроки, никто не попадет на деньги, не будет скандалить и считать, что ты ему мешаешь.

– Чо-о-о? – Артём резко выбросил недокуренную сигарету в окно. – Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез. Вся эта дрянь к Вите не имеет никакого отношения.

– Если ты забиваешь из-за нее на все, то имеет. Понимаешь, – Макс снова обратился ко мне. – Костров хоть и сволочь, но с деньгами обращаться умеет. А еще он умеет раскручивать юных бездельников. Да, они делают это в своих интересах, но о такой жизни мечтают миллионы. Сочинить десяток мелодий в год – тоже мне напряг. Это тебе не вагоны разгружать или шахты разрабатывать. Ну ладно, о’кей, допустим, не возбуждают его Костровы, но он даже для себя сочинить ничего не может. Компьютерная игрушка – классная тема. Сказал, типа, поеду в глушь – там пойдет. И чего?

– Я тебя сейчас отсюда вышвырну, – Артём спрыгнул с подоконника.

– Артём занимается, – вступилась я за него.

– Занимается? – Макс тоже встал, приготовившись к возможному нападению. – Конечно, занимается, только не тем, чем нужно. Что стоит просто сняться в клипе? И да, меня это волнует, очень сильно волнует, потому что это наша общая жизнь, и меня в ней все устраивает.

Я думала, после этих слов Артём окончательно выйдет из себя, но он внезапно сдал назад и снова уселся на подоконник.

– Слушай, Котик, у меня предложение. Деловое. Ну почти. А давай ты отстанешь от Зои, а я напишу тему твоей несчастной любви? Назовем ее «Краш», или «Девушка моего друга», или «Котик в пролете». Как захочешь, так и назовем, а потом снимем здесь про это классный клип? Егор постарается. А Костров продвинет его по всем каналам. Как тебе предложение? Тебя же все устраивало, вот пусть и устраивает дальше.

– Это неравноценно. Я прошу тебя что-то сделать для всех.

– Оставить Зою в покое – это тоже для всех.

– Почему я должен постоянно уступать? Только потому, что те, кто нравится мне, уже кем-то заняты? Тобой, Тифоном, кем-то еще… Только представь, что Вита выбрала бы меня и была со мной. Тебя бы это остановило?

Артём перестал улыбаться:

– Я бы не хотел этого представлять.

– У Тифона целых одиннадцать лет была возможность показать себя. А я только начал и имею на это полное право!

Макс вышел, громко хлопнув дверью.

Артёму удалось перевести тему, но злые и отчасти справедливые слова Макса повисли в нашем молчании.

– Артём, – осторожно начала я. – Ты только не ругайся, но я думаю, что тебе нужно согласиться. Идея с клипом отличная.

– Привезти сюда БТ – это ужасная идея. Хуже некуда.

– Так это же ненадолго. Они уедут, и ты сможешь расслабиться.

– Ты просто не знаешь их. Они прожженные и омерзительные бездушные твари.

– Я их видела.

– Ах да, я и забыл.

С ребятами из «Бездушной Твари» я познакомилась в гостях у Полины Костровой. Она специально пригласила меня на ту вечеринку, чтобы я отвлеклась от Артёма и присмотрела себе кого-нибудь из гостей. Но я не отвлеклась и не присмотрела, а довольно быстро сбежала.

Их было четверо – три парня, участники продюсируемой Костровым группы, и Даяна – их администратор. Тогда они были очень злы на Артёма за то, что он динамил их с этой песней. В сентябре у них был анонсирован сингл, а кусок с партией Артёма оставался не записан. Они ругались на него и говорили, что во всем виновата его новая подруга, не подозревая, что я – это она.

– У тебя есть с собой виолончель и время. Какой смысл идти на принцип, если он тебе вредит? Ты хочешь доказать Костровым свою независимость, но получается, что для того, чтобы им что-то доказать, тебе приходится жертвовать возможностями. Стоят ли Костровы того, чтобы доставлять им такое удовольствие? Ты докажешь им свою независимость не тем, что пошлешь или сделаешь наперекор, а тем, что поступишь так, как сам считаешь нужным.

– Признавайся, тебя подговорил Макс? Или Костров? – Несколько секунд Артём раздумывал, затем повернулся к окну. – Смотри что творят…

Я встала с кровати и босиком подошла к Артёму. По полу бегали солнечные зайчики, и он был очень теплый.

На брусчатую площадку возле фонтана со скульптурой девушки Зоя с Егором притащили раскладушки, пластиковые стулья и стол, расставив их так, что стало похоже на пляжную зону. Макс и Егор разделись до трусов, Зоя была в лифчике и тех обтягивающих шортах, которые не подошли Артёму. Никто никого не стеснялся.

Из дома вышел Влад и, вероятно, стал ругаться. Макс похлопал его по спине, сунул ему в руки стакан и силой усадил на раскладушку. Петров снимал Зою на камеру, но она передала ему свой телефон – фотографировать.

Потом наклонилась и, зачерпнув из фонтана горсть воды, брызнула сначала в Герасимова, а когда он возмутился, окатила и Макса. Тот словно только и ждал: моментом скинул кроссовки, запрыгнул в фонтан и стал брызгать в Зою.

Она отбежала к аллее, но потом вернулась и показала Максу кулак. Ее волосы пылали на солнце.

Макс выбрался из фонтана, и они все уставились на его зеленые, покрытые до колен грязной, застоявшейся водой ноги. Широко растопырив руки, он двинулся к Зое, она с визгом отскочила, обежала фонтан и, упав на раскладушку, накрыла лицо какой-то тряпкой. Макс подошел и встал над ней.

Зоя подняла ногу, будто хочет оттолкнуть его, Макс ухватил за лодыжку, Зоя дернулась, и раскладушка с грохотом перевернулась, накрыв ее сверху. Егор в приступе смеха упал на колени, Макс бросился вытаскивать Зою, которая взвизгивала и хохотала одновременно.

– Пусть Макс и считает, что я токсичная и тебя отвлекаю, но мне будет очень жалко, если Тифон его убьет.

Артём подозрительно покосился на меня.

– А когда он попросил представить, что ты с ним, ты это представила?

– Сейчас же прекрати, – я обняла его за шею, и он рассмеялся:

– Ладно-ладно, я еще с твоим Ярославом не разобрался.

– Он не мой, и он спортсмен. Каратист или что-то вроде того.

– И что, если спортсмен?

– А то, что в противостоянии спортсмена и музыканта силы не равны.

– А я его смычком проткну, – сжимая в руке воображаемый смычок, Артём сделал фехтовальный выпад. – Я же виртуоз. Ну почти. Был.

– Артём, поверь мне, пожалуйста, Ярослав нормальный.

Я хотела еще сказать, что даже не нравлюсь ему, но Артём быстро закрыл мне рот ладонью.

– Мой отец был очень ревнивым человеком и бесконечно следил за матерью. Что она делает, с кем общается, куда ходит. А если вдруг что-то ему казалось подозрительным, то он прекращал с ней разговаривать. Уходил в гостевую комнату и лежал там в безжизненном состоянии. Мама говорила, что он «болеет». И он правда болел. Потому-то он и возил ее везде с собой. И ей некогда было заниматься мною. Сейчас я понимаю это немного. Отчасти. Ее понимаю. Но еще лучше понимаю его, потому что знаю теперь, что творилось у него на душе. Сейчас я и сам стал таким. А насчет клипа я попозже подумаю.

К нашему появлению все были заняты тем, что разглядывали татуировку на ноге Макса и фантазировали на тему своих будущих тату. Макс попытался втянуть в обсуждение Артёма, который формально работал в тату-салоне помощником мастера, но тот отказался и исчез в глубине сада.

Солнце раскалило брусчатку, и она обжигала босые ноги. Где-то совсем рядом, не прекращая, жужжали пчелы, стояла ленивая полуденная жара. Такая ленивая, что поднять руку, чтобы почесать нос, и то было тяжело. Влад все время повторял: «Сейчас встаем и идем красить», Егор отвечал «угу», но с места никто не двигался. Зоя рассуждала о том, как бы вычерпать воду из фонтана, чтобы его помыть, залить чистую воду, и тогда в нем вполне можно будет купаться. А Макс иронизировал, что ради того, чтобы посмотреть, как она будет мыть фонтан, он готов вычерпать оттуда воду. Они даже о чем-то договорились, но я не слышала, потому что на какое-то время провалилась в состояние райского блаженства.

Разрушенный корпус, красная нить, временная слепота, алгезиметр, теплоход и все остальное грустное и неприятное уходило, оставаясь лишь пустым воспоминанием о какой-то другой глупой и ошибочной жизни. Если бы люди могли перемещаться в прошлом или будущем внутри самого себя! Если бы я могла рассказать той, прошлой себе о себе сейчас, то наверняка ничего бы не случилось. Но я не могла, и никто не мог. Наверное, это называлось жизненным опытом, и избежать его было невозможно.

Артём вернулся минут через двадцать, вышел быстрым шагом с аллеи и издалека махнул рукой:

– Котик! Поехали!

Упрашивать Макса было не нужно. Он немедленно поднялся и, подхватив свою одежду, побежал за Артёмом. Через пару минут створки гаража открылись, из него выехала Пандора, они посигналили нам и уехали.

– Загадочно, – сказал Егор.

– Наверное, насчет клипа договариваться едут, – обрадовалась я. – Будешь снимать клип?

– Тот самый, про который говорил Макс? – оживился Егор.

– Наверное.

– Да не вопрос! Сериал подождет.

– Что за клип? – заинтересовался Влад.

– Музыкальный, – пояснил Егор. – Артём с какой-то рок-группой.

– Нормально вообще, – Влад сел на раскладушке. – А моего согласия, типа, спрашивать не надо?

– Да ты согласен, согласен, – замахал на него Егор. – В твоем доме снимут самый крутецкий клип, который потом возглавит все хит-парады. Представляешь, как Капищено подскочит в цене?

Влад задумчиво почесал подбородок.

– А еще ты можешь попросить оплатить аренду дома на время съемок, – посоветовала Зоя.

– А что за группа?

– «Бездушная тварь», – сказала я.

– Знаю таких, – кивнул Влад. – Без фанатизма, но слушать можно. Довольно известные.

– Видишь! – обрадовался Егор. – Получается, ты тоже станешь известным.

Макс с Артёмом вернулись через час и сказали, что уговорили БТ, и те приедут послезавтра.

От этого неожиданного известия поднялась паника. Для того чтобы организовать хоть какие-то спальные места, нужно было привести все в порядок и растащить составленные кровати по комнатам. Макс с Артёмом немедленно занялись этим. Вскоре к ним подключился возбужденный Егор, а чуть позже и Влад, который упорно намеревался докрасить стену, но его постоянно дергали, спрашивая, куда и что ставить.

Зоя кинулась вешать шторы, а я расставляла прикроватные светильники, раскладывала коврики и развешивала картины. Все носились, почему-то разговаривали криком и смеялись. Егора приперли шкафом к стене, и он дико вопил, что никак не может оттуда выбраться. Артём с Максом долго возились со спинкой кровати, не понимая, как ее собрать, но потом пришла Зоя и решила головоломку. Оказалось, что они пытались прикрутить спинку вверх ногами.

За четыре часа была проделана огромная работа, которую, по словам Влада, им двоим было бы не осилить и за неделю.

Внезапно из дурашливого развлечения идея со съемками клипа превратилась в серьезную задачку. Егор, конечно, заверял, что он все может и умеет, но после некоторых вопросов Артёма о съемках стало ясно, что одной только теории, уверенности в себе и энтузиазма для этого дела недостаточно. И что, кроме умения снимать, нужен правильный свет, концепт, сценарий в конце концов. Проблема в сценарии стала очевидна сразу, как только мы послушали ту самую песню «Бездушной твари».

Она называлась «Демоны» и была о том, что само по себе зло в природе не существует, а все самое темное и страшное находится только внутри человека.

В песне были слова: «Все мои стихи написаны демонами, все твои слезы пролиты демонами, любовь одержима словом „хочуׅ“, и поровну никогда не бывает», «Слышишь, выстрелы? Это бунт. За колючей проволокой терпения демоны жаждут свободы», «Спустишь их на меня, и в ответ я пошлю своих. Зла в мире нет, есть только мы и наши голодные демоны».

Сначала Егор стал расспрашивать Артёма, пытаясь выяснить, каким бы ему хотелось видеть этот клип, однако Артём сразу обозначил, что это не имеет значения и нужно лишь для галочки.

Тогда Егор стал уговаривать всех собраться для «мозгового штурма». Влад пригрозил, что если Егор не поможет с покраской стен, то получит такой штурм, от которого мозги потом еще долго в осаде будут. В назревающий конфликт вмешалась Зоя, вспомнив вдруг, что я пишу сказки. И все переключились на меня.

Я попробовала объяснить, что песня очень мрачная и депрессивная, а тема совсем мне не близкая, но слушать меня никто не стал. Просто поставили перед фактом, что сценарий должен быть готов завтра, и разошлись по своим делам.

Глава 15
Никита

Магазин, где работала Настя, находился между нашей станцией метро и следующей. Быстрым шагом – минут пятнадцать. Он там один был такой: большие стеклянные витрины и рядом «Суши Wok».

Мы подошли и остановились перед ним, вглядываясь сквозь свои отражения в глубину витрины.

– Мороженое! – хлопнул Дятел себя по лбу. – Она просила мороженое, а мы забыли.

– Это ты забыл. Она же тебя просила, – хитро отмазался я.

– Ладно, – согласился он. – Я сбегаю быстро. Тебе взять?

Я кивнул, а после того, как он умчался, почти сразу вошел в магазин.

Я был весь вспотевший, и от прохлады кондиционера побежали мурашки.

Единственная девушка в зале оказалась Настей.

Среднего роста, худенькая, с длинными прямыми блондинистыми волосами и светлыми глазами. На ней была короткая расклешенная юбка и черные туфли на толстой платформе. Ноги стройные, но на мой вкус чересчур худые, в области груди тоже явный недобор, но белая блузка сидела идеально. И когда она, улыбаясь, пошла мне навстречу, то показалась необычайно хорошенькой.

– Добрый день! Что я могу вам предложить?

Я не ожидал, что она окажется такой симпатичной. Просто не думал об этом – она же «предназначалась» Дятлу. Я и не причесался толком, и футболку надел ту, в которой обои клеили.

– Да нет. Ничего.

Она посмотрела мне на ноги.

– У нас нет Конверсов, зато есть Вансы. Правда, укороченные. Но мне нравятся. Особенно олдскульные. Расцветки шикарные. Показать?

– Давай…те, – приторможенно протянул я.

– Садитесь. Я принесу.

Такая неловкая официальность после вчерашнего непринужденного разговора. Нужно было сразу признаться и выложить что да как, но я растерялся, и, пока соображал, она уже притащила коробки и поставила на пол.

– Вот эти черные с белым или в шашечку зеленые. Очень крутые. Какие?

Я ткнул пальцем в зеленые, опасаясь, что Настя узнает меня по голосу. Наклонился, чтобы расшнуровать кеды, но она оказалась проворнее меня. Опустилась на коленки и принялась стаскивать с меня кед.

Такого смущения я не испытывал, наверное, никогда.

– Не нужно, – предпринял еще одну попытку. – Я сам.

– Не переживайте. Мне двигаться полезно. Целый день без дела стою.

Я заставил себя расслабиться и уже намеревался покориться, как вдруг, подобно молнии, меня пронзило ужасающее осознание того, что на большом пальце именно этой ноги у меня на носке дырка.

Я ее заметил, когда уходили, но как-то не придал значения, теперь же отдернул ногу так резко, что Настя чуть не опрокинулась назад.

– Извини, – я вскочил и протянул ей руку, помогая подняться. – Я вообще-то с Ваней.

Она захлопала накрашенными ресницами.

– Каким Ваней?

– Вы с ним вчера договаривались, что он к тебе на работу зайдет.

Она снова поморгала, потом рассмеялась:

– Это ты извини. Я всегда такая приставучая. Мне все говорят, что я насильно мерить заставляю. Но я же не насильно? Просто люди совсем не ходят, а наша зарплата зависит от продаж. Вот и приходится быть приставучей.

Со смущенной торопливостью Настя принялась засовывать кед обратно, но делала это так усердно, что коробка вывалилась у нее из рук и тонкие обувные бумажки разлетелись по полу.

– Нужно было сразу сказать, – я присел и стал ей помогать. – Но я ступил.

– А где сам Ваня? – Она резко вскинула голову, и тут… и тут наши глаза встретились.

Эта дебильная фраза вспыхнула в голове, потому что именно такое показывают в самых примитивных девчачьих фильмах. Я понял это одновременно с тем, как в зал влетел взмыленный Дятел. В двух руках он держал мороженое.

– Еле нашел фисташковое. Привет. Я Ваня.

Настя встала ему навстречу.

– Давай подержу. Тебе же неудобно.

– Удобно-удобно, – закивал Дятел. – Вы уже познакомились с моим братом?

– Только что, – Настя забрала у него мороженое. – Спасибо. Вообще-то я на диете. Но здесь только им и питаюсь. Тебе деньги отдать?

– Нет, что ты. Я с недавнего времени богач.

– Правда? На тебя свалилось наследство?

– Не-е-ет, – засмеялся Дятел. – Это мы на стройке заработали.

– Ничего себе! На настоящей стройке?

– Ну почти.

– Экскаватор был вполне настоящий, – вставил я.

– Это да…

– А вы родные братья?

– Разве мы похожи? – удивился я.

– Ничуточки.

– Вот и мне так кажется, а Никита уверяет, что похожи.

Это была его новая шутка, и к ней я готов не был.

– Значит, ты Никита? – Настя лукаво улыбнулась. – Я ведь с тобой вчера разговаривала?

Я кивнул.

– Но зачем вы поменялись?

– Просто я стеснялся, – признался Дятел.

– Кого? Меня, что ли? – Она засмеялась. – Вы чего? Меня стесняться?! Вообще-то это я всех стесняюсь.

– Ты не кажешься стеснительной, – сказал Дятел.

– Это потому, что я на работе. Здесь нельзя стесняться. Мне в первый же день объяснили.

– Я тоже часто стесняюсь. Но теперь, в случае чего, у меня есть Никита. Он стесняется гораздо реже.

– Вчера он не стеснялся, – Настя улыбалась.

Из глубины зала выглянула еще одна девушка, оглядела нас и скрылась.

– Вы, если хотите, можете сесть, – Настя махнула рукой в сторону банкеток. – Это мне нельзя. Ты собирался что-то передать друзьям в Капищено. – Она посмотрела на меня, потом на Дятла. – Кто-то из вас собирался.

– Это был повод встретиться и объяснить, что нам очень нужен тот адрес, – прямо сказал я. – Даже если ты плохо помнишь его, то друзья-то твои должны знать. От этого, возможно, зависят наши жизни.

Пришлось немного сгустить краски, хотя не исключено, что в результате получилась чистая правда.

Настя понимающе покачала головой и позвонила своему другу Саше, на чьей машине они ездили в Капищено и который знал дорогу лучше остальных, а потом передала трубку мне. Саша спросил, как мы собираемся туда добираться, и, когда узнал, что на такси, долго смеялся, а потом пояснил, что если мы не миллионеры, то лучше оставить эту затею, потому что искать это место нам придется долго, даже если он хорошо объяснит. И что счетчик в такси накрутит дикую сумму. А может случиться и такое, что таксист, устав кружить, высадит нас где-нибудь среди леса.

Закончив стращать, Саша неожиданно предложил нам отправиться с ним в понедельник. Но сразу предупредил, что ехать придется в грузовом кузове «Газели» без сидений. Я ответил, что мы были бы рады хоть товарному вагону, хоть упряжке собак, но понедельник – это поздно. Саша ответил, что других вариантов нет, и принялся очень долго и путано объяснять дорогу. Пока я слушал, чуть не заснул и, когда разговор закончился, понял, что вспомнить ничего не смогу.

Я посмотрел на Дятла, он ждал чего-то от меня.

– Может, просто свалим, и все? – вдруг сказал я.

– Как свалим? – не понял Дятел.

– Просто уедем в Капищено с Сашей в понедельник.

Сказав это, я почувствовал облегчение.

– Те чуваки нас не найдут, и никому ничего они не сделают. Они знают только наш подъезд, и то лишь потому, что мы из него выходили. А так уедем, и они смогут караулить там сколько угодно.

– Но мы же не навсегда уедем?

– Конечно нет. Но, во-первых, мы встретимся с Артёмом. Это его напряг, и только он знает, что с ним делать. Если напряг разрулится, то вряд ли им понадобимся мы. Во-вторых, там будет Тифон, который умеет такое улаживать. В-третьих, просто тусанемся вместе со всеми, как я и хотел.

– Мне нравится, – согласился Дятел.

– Мне тоже очень нравится, – сказала Настя. – Не знаю, о чем вы говорите, но, если вы поедете с нами, будет здорово.

– А пойдем завтра гулять? – на внезапном подъеме от принятого решения выпалил я. – Завтра суббота, и ты не работаешь.

– Классная идея, – поддержал Дятел.

– Я бы с радостью, – Настя вздохнула, – но я уже договорилась с одним другом. Он сидит в Москве один и скучает. Неудобно отказываться.

Из-за друга я немного напрягся. Можно было предположить, что у нее кто-то есть. Однако Дятел со всей своей искренней непосредственностью тут же выдал:

– Так бери друга с собой! Веселее будет.

– А что? Хорошая идея.

Мне показалось, что Настя и в самом деле обрадовалась, а Дятел горделиво задрал нос.

– По идеям я мастер.

Чем больше я думал о том, чтобы свалить из Москвы, тем сильнее убеждался в правильности такого решения.

Случись такое год назад, я бы, наверное, окопался на пару месяцев: засел в квартире в надежде, что все как-нибудь рассосется само, но теперь уже прятаться было как-то несолидно. В конце концов, я не впервые вляпывался в неприятности и не в первый раз нарывался на прессинг.

Бей или беги – вполне себе доходчивое руководство к действию.

Равноценный отпор дать мы не могли, восстановить справедливость тоже.

Макс же говорил: «Чувствуешь, что не вывозишь, – беги».

А еще все это внезапно стало каким-то мелким и незначительным. Я толком и не понял, как так случилось. Стоял перед витриной обувного магазина с пухнущей от проблем головой, а вышел – пустота и туман. Даже о Зое перестал думать и Тифоне тоже. В один миг как отрезало. Будто заколдовали.

Может, эта Настя подсыпала мне что-то в мороженое? Или загипнотизировала, когда собирали бумажки из коробки?

И хотя влюбляться с первого взгляда совершенно в моем стиле, влюбиться в нее я никак не мог.

Во-первых, она была не в моем вкусе – худенькая, с маленькой грудью и острыми коленками, во-вторых, я любил Зою. Или Сашу. С этим предстояло еще определиться точнее, потому что Зою мне любить было нельзя, но очень хотелось, а Сашу можно, хоть и бесперспективно: ей было пятнадцать и жила она черт-те где. В-третьих, Настя понравилась Дятлу, и я совершенно искренне хотел, чтобы он завел себе подружку.

Однако, несмотря на все разумные доводы, эта девушка из обувного засела мне в голову, как привязчивый мотив песни, который сам ни напеть, ни повторить не можешь, поэтому только и ждешь, как бы услышать его снова.

Когда вернулись домой, пока Дятел болтал с бабушкой на кухне, я тайком полез к ней на страницу ВК в поисках фоток. Но не нашел. Зато наткнулся на странный видеоролик «Как мы были Детьми Шини» и залип, прокручивая его на репите, разглядывая ее и пытаясь объяснить себе, что меня в ней так привлекло. Но так ничего и не понял, только разозлился, в итоге списав все на жару, кишечный грипп и слабость.

Потом еще и Нина позвонила. Только я успел сказать «привет», как она выкатила претензию:

– Слышь, Горелов, ты, вообще, в курсе, что так дела не делаются? Ты понимаешь, что вы меня с Криворотовым кинули? Кто мне обещал, что я помирюсь с Яровым?

– Конечно, помиришься, – заверил я. – Но чуть позже. Когда они вернутся.

– Это они за Зойкой поехали, да?

– Да.

– А почему ты не с ними?

– Дела были.

– А что это за место такое, что туда все так рвутся? Это отель? Частный дом? Закрытая вписка? А бассейн там есть? И что, Яров тоже там? И почему, если там так круто, то нет связи?

– Нин, я не знаю. Я там не был. Съезжу – расскажу, – я ответил машинально, но она тут же вцепилась мертвой хваткой: