Текст книги "Всё зеленое"

– Мечтай… – Артём опрокинул в себя содержимое своего стакана и со стуком поставил его на стол.

В этот момент Макс увидел меня и слегка покачал головой, давая понять, чтобы не заходила. Я сделала шаг назад, отступая в глубь коридора, однако Артём все равно заметил:

– О, Витя! Иди-ка сюда.

Все повернулись в мою сторону, и я почувствовала, как засосало под ложечкой. Дыхание перехватило. Ноги сделались деревянными. Сказать, что, пока я шла через всю комнату, они изучали каждый сантиметр меня – ничего не сказать. Мое астральное тело или то, что им называют, в ужасе взметнулось к потолку, наблюдая за этой неловкой сценой с безопасного расстояния.

– Доброе утро! Мы вас очень ждали, – жизнерадостность в моем голосе вышла чересчур наигранной и глупой.

Артём поднялся ко мне навстречу и, показушно обхватив за плечи, объявил тоном, каким представляют родители своих детей:

– Вот это моя Вита. Я на ней женюсь.

Макс прикрыл лицо ладонью, пытаясь скрыть улыбку. Но больше никто не смеялся.

– Доброе утро, – первой отмерла Даяна.

Ее голос прозвучал растерянно.

– Фигасе, – Касторка резко села, вытаращила глаза и удивленно раскрыла рот.

– Кажется, я ее знаю, – Рон снял очки, посмотрел на меня и снова надел. – Только не помню откуда.

– Приятно познакомиться, – будто пританцовывая, Касторка покачала головой из стороны в сторону, как это делают афроамериканские женщины. – Я – Касторка.

Она достала телефон, посмотрелась во фронтальную камеру, повторила это движение и, громко расхохотавшись, откинулась на спинку дивана.

– Ты была у Полины, – наставил Эдик на меня палец с перстнем. – Ты школьница, и тебе нравятся наши песни.

Я утвердительно кивнула. Песню, о которой мы тогда говорили, я даже не слышала, но пришлось так сказать, чтобы не расстраивать их.

Белый Нильс недобро смотрел исподлобья. Еще в тот раз он угрожал страшной расправой девушке Артёма, из-за которой тот «забил на все».

– Вы что, правда женитесь? – подозрительно спросила Даяна.

– Конечно, – Артём еще сильнее сжал пальцами мое плечо. – Какие могут быть сомнения?

– Поздравляю, – сказал Рон. – Когда свадьба?

– Ты беременная? – Касторка схватила со стола миску с чипсами и, зачерпнув горсть, отправила ее в рот.

– Нет, – ответила я.

– Точно извращенец, – резюмировала она с набитым ртом.

– Вы, короче, отдыхайте, – Артём подтолкнул меня к выходу. – Спите, переодевайтесь, мойтесь, а вечером соберемся, обсудим, что будем делать завтра.

– А когда здесь еда? – поинтересовался Рон. – И куда идти?

Артём широко взмахнул рукой.

– Идешь на кухню, открываешь холодильник и находишь там еду. Без расписания. В любое время.

– Готовую? – не понял шутки Рон.

– Разумеется. Пельмени уже вылеплены, осталось только сварить. Колбасу нарезать, а рыбу пожарить. Тут где-то парень есть – Влад. Если его найти, можно выяснить, где взять сковородку.

– Чем-то напоминает квест, – сказал Эдик.

– Во-во, – поддакнул Рон. – А потом, чтобы эту сковородку заполучить, нужно будет собрать головоломку или отгадать загадку.

– Всего лишь стены на третьем этаже покрасить, – подал голос Макс.

– Пельмени? – Лицо Касторки вытянулось. – Это равиоли, что ли?

– Вот и узнаешь, – ухватив меня за руку, Артём быстрым шагом пересек комнату, и мы чуть ли не вылетели в коридор.

– Фу-у-ух! – громко выдохнул он, оказавшись за дверью. – Как хорошо, что ты пришла. Останься я там еще немного, убил бы их до того, как начали что-то снимать.

– Зачем ты опять сказал, что мы женимся? – Я по-прежнему была жутко смущена.

– Они обязательно передадут это Кострову. Пусть привыкает к мысли, что я могу быть сам по себе. Тебе неприятно, что я так говорю?

– Просто немного странно. Вроде и понимаю, что игра, но в то же время отчего-то не по себе.

– Все хорошо, – наклонившись, он поцеловал меня, и на губах остался привкус алкоголя.

– Зря ты с ними пьешь.

– А по-трезвому их вообще невозможно вынести.

Глава 18
Никита

Друг Насти, которого она привела с собой, производил впечатление противного ботана. Нет, Дятел тоже производил впечатление ботана. Но то ли я к нему привык, то ли он не казался противным. В любом случае Дятел был простым, открытым и понятным, как пять копеек. А этот при нашем появлении скорчил такую кислую мину, что мне сразу захотелось треснуть его по очкам, хотя прежде за собой я ничего подобного не замечал.

Впрочем, год, проведенный в компании Трифонова и Криворотова, вероятно, не мог пройти бесследно.

Одет ботан был чистенько, возможно даже дорого, но до отвращения скучно. Аккуратно приглаженные волнистые волосы, на носу очки. Маменькин сынок – не иначе. Это всегда заметно. По Дятлу, например, тоже было заметно, что он «бабушкин сынок». Но его стиль при желании можно было назвать даже винтажным, а этот «друг» смахивал на миссионерский каталог моды.

Настя представила нас друг другу:

– Это Даня, а это Никита и Ваня.

– Не называй меня Даня, – сделал тот ей замечание, потом представился сам: – Я – Марков.

Но руку не протянул. Мы ему тоже. Даже всегда дружелюбный, как щенок, Дятел покосился на него с подозрением.

Так бывает. Только встретился с человеком, а между вами уже стена.

Настя это сразу почувствовала и, сообразив, что идея нас познакомить была не такой уж и отличной, заметно расстроилась.

Но я все равно воспрянул духом, потому что стало ясно, что никакой он ей не парень и даже не потенциальный парень.

Настя старалась поддерживать разговор одновременно с каждым, но выходило у нее излишне оживленно и чересчур искусственно. Все шли с постными лицами и молчали.

Я был рад, что отправились мы в Измайловский парк и что меня никто не увидит в такой чудаковатой компании.

Если бы не Настя, я бы никогда не стал так позориться, но, поскольку версию того, что она меня заколдовала, я уже принял, пришлось смириться.

Гуляющих в парке было довольно много. В основном семьи с маленькими детьми, пенсионеры и кучки тринадцатилетних девчонок.

Трое против одного из нас проголосовали за аттракционы. Дятел рвался прокатиться на колесе обозрения, а Настя – на цепочной карусели. И, хотя забава казалась мне детской, я тоже выбрал аттракционы: во-первых, там необязательно было разговаривать, а во-вторых, не хотелось поддерживать этого неприятного Маркова с его катанием на лодках.

Колесо обозрения находилось в дальнем конце парка, и до него было чесать и чесать. Поэтому отправились сначала на цепочную карусель. Она оказалась небольшой и совсем несерьезной. Но Марков от нее отказался, и уже это радовало. Пока мы раскачивались на цепных качелях и дурачились, цепляясь к качелям друг друга еще до запуска, пока я немного попрепирался с работником, сделавшим нам замечание, пока кружились, болтали ногами и смеялись, я развеселился и вошел во вкус. Так что потом ради глума первым пошел на «лошадок» и просто стал прикалываться, изображая, будто я скачу во весь опор, пытаясь догнать Настю. Дятел тоже хохотал и включился в игру. Нам было весело, а Марков все это время стоял за металлическим ограждением, недовольно прячась в тени, и держал Настину сумку.

После мы с Дятлом еще покатались на сталкивающихся машинках и, закупившись горячей кукурузой, выдвинулись искать колесо обозрения.

Дятел и Марков продолжали напряженно молчать, и я бы не обращал на это внимания, если бы Настя отвлеклась от них и общалась только со мной, но она по-прежнему старалась сгладить неловкость ситуации, невольно создавая еще большую неловкость.

На аллее у меня развязался шнурок, и я, отдав свою кукурузу Дятлу, присел его завязать. А Настя с «кислым» другом, не заметив, пошли дальше. Тогда-то Дятел заговорщицким тоном и сообщил мне:

– Это он. Тот самый грубиян. С которым я переписывался, помнишь?

– Которого ты типа «отбрил»?

– Ну да. Кажется, он меня тоже узнал.

Это известие немного прояснило недружелюбие Маркова, но приятнее от этого он все равно не стал.

В свете вновь открывшихся обстоятельств пришлось взять всю активность на себя. Небрежно помахивая обгрызенным с одной стороны початком, я между делом рассказал, как мы с Максом влезли на частное кукурузное поле и драпали от фермеров, а после сразу переключился на то, как забрались с Тифоном и Лёхой на ТЭЦ, и в конце приправил все стрелой строительного крана, где висел перепуганный от ужаса. Но об ужасе в моем рассказе не было ни слова.

Настя слушала, затаив дыхание, и смотрела на меня с опаской и восхищением, как Дятел обычно смотрел на Тифона. Марков же больше напоминал бабушку, считавшую любую увлекательную вылазку несомненным признаком «дурной компании».

Одним словом, когда мы наконец дошли до колеса обозрения, я уже и сам удивлялся собственной безбашенности. Не знаю, зачем мне это было нужно. А Дятел, хоть и сдерживался, все равно изредка поддакивал и комментировал, так что сомневаться в правдивости моих слов никому бы и в голову не пришло.

На площадке, где располагались билетные кассы, стояла большая очередь. Но деваться было некуда, ведь мы проделали слишком длинный путь. Встали в хвост.

Наконец я мог смотреть на Настю, не сворачивая себе шею. На ней были серые джинсовые шорты по типу комбинезона и широкая белая футболка, волосы распущены, в ушах болтались тонкие золотистые колечки.

Ничего особо загадочного я не видел, но всматриваться настойчиво продолжал и, видимо, переборщил, потому что она смущенно отвернулась.

Марков демонстративно достал телефон, Дятел раздобыл где-то проспект с картой парка и изучал в одиночку, что с его словесным недержанием было просто немыслимо.

Из динамиков парка доносилось «Мыло» Мелани Мартинез. Настя начала пританцовывать.

– Люблю ее, – сказала она. – А ты кого слушаешь?

– Я Пилотов люблю, – выбрал я первое, что пришло в голову.

– И я люблю Пилотов. I can feel your breath,[23]23
  Я чувствую твое дыхание.


[Закрыть] – пропела она.

– I can feel my death,[24]24
  Я чувствую свою смерть.


[Закрыть] – ответил я.

– I want to know you.[25]25
  Я хочу узнать тебя.


[Закрыть]

– I want to see.[26]26
  Я хочу увидеть.


[Закрыть]

– I want to say hello.[27]27
  Я хочу сказать: «Привет».


[Закрыть]

– Hello! Hello-oh-o! Hello…[28]28
  Привет! Приве-е-т! Привет…
  Trees – песня американской группы Twenty One Pilots.


[Закрыть] – закончили мы хором и громко засмеялись.

Пожилая женщина, стоявшая перед нами с мужем и девочкой лет восьми, обернулась и укоризненно посмотрела на нас.

Мы замолчали, и стало слышно, как ее муж говорит девочке:

– Солнечная система была образована из гигантского облака газа и пыли.

– И что, она очень большая? – спросила девочка.

– Огромная. Вокруг Солнца крутятся девять планет, куча спутников, бесчисленное количество астероидов и комет.

– В Солнечной системе восемь планет, – неожиданно громко и отчетливо произнес Марков. – Плутон не планета.

– Да? – Мужчина удивленно обернулся. – А нас в школе учили, что планета. Это какие-то новые правила ЕГЭ?

– Они не новые. С две тысячи шестого года так, – сказал Марков. – Плутон слишком маленький. Его масса меньше, чем у Луны, в шесть раз, а объем – примерно в три раза. Диаметр составляет две трети лунного.

– Поразительно! – Мужчина покачал головой. – Просто удивительно, как каждое новое поколение перекраивает мир на свой лад. Я думал, это касается только истории.

– А ты знаешь, сколько на Земле океанов? – спросила его жена.

– Всегда было четыре, – он принялся загибать пальцы. – Тихий. Атлантический. Индийский и Северный Ледовитый.

– А вот и нет, – женщина вытаращилась на него. – Теперь их пять.

– Это правда? – Мужчина посмотрел на Маркова.

– Угу, – типично ботаническим жестом тот ткнул очки на переносице. – Есть еще и Южный. Он омывает Антарктиду.

– Хорошо хоть законы физики еще пока работают, – невесело усмехнулся мужчина. – Яблоки не падают в небо. А для каждого действия есть равное противодействие.

– Они, конечно, работают, но уже совсем не так, как раньше.

Я не сомневался, что Дятел не выдержит, – это было только вопросом времени.

– Что ты имеешь в виду? – Мужчина насторожился.

– Вы ничего не слышали о квантовой физике? – пораженно распахнул глаза Ваня. – Материя же состоит из частиц, а они ведут себя совсем не так, как вся материя в целом. Частицы могут не соблюдать законы Ньютона. Для них не существует ни пространства, ни времени.

Мужчина оторопел, у его жены невольно приоткрылся рот, у их девочки стало такое лицо, словно Дятел спустился с неба.

Однако Марков, не моргнув и глазом, тут же откликнулся более чем критическим тоном:

– В квантовой физике все ужасно перемешалось. Вывод всех ее теорий основан на допущении того, что эти частицы существуют. Но это и есть та гипотеза, которую необходимо доказать или опровергнуть. Замкнутый круг. Нет фотона – нет и теоремы Белла.

– Марков у нас отличник и победитель разных олимпиад, – сказала Настя с гордостью.

В подтверждение ее слов Марков самодовольно кивнул.

– Я тоже отличник и победитель, – ничуть не смутившись, ответил Ваня. – У меня золотая медаль, я сдал ЕГЭ на двести восемьдесят пять баллов, и меня взяли в Бауманку на бюджет. И я считаю, что Плутон все же планета, потому что НАСА New Horizons обнаружил на поверхности Плутона высокие горы, возможно, подповерхностный океан и тонкую экзосферу. Для того чтобы океан оставался жидким, должен быть источник тепла. И это уже наводит на мысль о возможном существовании жизни. Учитывая данные факты, многие ученые настаивают на возвращении Плутону статуса полноценной планеты. Потому что со времен Галилея планетой называют геологически сложное тело, схожее с Землей. А что касается квантовой физики…

– Брось, – Марков пренебрежительно скривился. – Квантовую физику понимают сегодня от силы шесть-семь человек в мире, потому что ни у кого нет доступа к исходным уравнениям. Так что, все эти голословные рассуждения и домыслы – ни о чем. Сейчас каждый дурак пытается заявить, что он разбирается в квантовой физике.

– Я не заявлял, что разбираюсь, только рассказал, потому что некоторые о ней совсем ничего не знают, – парировал Дятел.

– Ага. Один ты такой умный.

Мы подошли к окошку касс. Муж с женой и девочкой купили билеты и ушли, я тоже купил четыре билета, Настя отошла со мной ко входу на колесо, тогда как эти два умника так и остались стоять в очереди.

– Я умный, да. Но не хвастаюсь этим. Я понимаю, что множественные миры – это реальность, и готов к новой научной эпохе, а ты нет. Это не значит, что ты неумный. Просто мой мозг более пластичный.

– Ну да, конечно, нужна особая пластичность ума, чтобы заявить, что материального мира не существует.

– Материальный мир существует, но он не является определяющим. Ты что, никогда не слышал о коте Шредингера?

– Вы идете на колесо? – не выдержала Настя.

– Подожди, – Марков выставил ладонь.

– А ты? – окликнул я Дятла.

Но он только развел руками.

– Ну как я пойду, Никит, у нас же разговор?! Идите без меня.

– Значит, Ванина мама тебе мачеха? – спросила Настя, после того как я закончил рассказывать ей про наше с Дятлом родство и мы проехали четвертую часть круга. – Тебе, наверное, с ней плохо живется?

– Вовсе нет. Она добрая и спокойная.

– Обычно в книгах мачеха или отчим очень гадкие люди.

– Ну это же книжки, там всегда такое придумывают, чтобы разжалобить. Сиротские истории – самый избитый и дешевый ход из всех возможных. Никто почему-то не задумывается, что с некоторыми родителями еще сложнее, чем совсем без них.

– У тебя плохие родители?

– Да нет же, – я не сводил с нее глаз. – У нас нормальная обстановка. Даже хорошая. Просто иногда чувствуешь себя чужим и бездомным. Сейчас уже меньше, а раньше часто такое было.

– Это ужасно чувствовать себя дома чужим.

– Ужасно, когда у тебя нет дома. Ты вроде и живешь где-то, но это просто место, где ты ешь и спишь.

– Мама говорит, что здесь ни у кого из нас нет дома. Что все мы гости в этом мире и настоящее возвращение домой наступает, только когда мы попадаем в рай. Поэтому человек постоянно чувствует себя потерянным и неприкаянным. Мается, ищет чего-то, но не может найти.

– Хорошо, что ты про рай при Ване не сказала, – я представил себе реакцию Дятла и рассмеялся: – У них с бабушкой знаешь какие кухонные битвы на тему религии происходят – папа со своей политикой отдыхает.

– Ой, нет, они мне этой физикой и так мозг весь вынесли. Я не люблю спорить и ничего про это не знаю. Просто хотелось бы верить, что для того, чтобы попасть в рай, не нужно умирать.

– Лично мне для рая было бы вполне достаточно иметь много денег и ни от кого не зависеть.

– В смысле? Рай же нельзя купить. Это ведь духовная категория.

– Раз духовная, то и попасть мы в него никак не можем. Живыми уж точно.

– Ну вот, – она засмеялась. – А я все еще рассчитывала на рай в шалаше.

– Забудь.

Кабинка раскачивалась. Мы поднялись почти до самой верхней точки колеса, и я с интересом разглядывал город сверху.

– Ой, смотри, какое все зеленое, – неожиданно воскликнула Настя. – Как здорово! Как красиво!

Я развернулся в другую сторону – туда, куда она смотрела.

Под нами простиралось бескрайнее зеленое море.

– Видишь, – сказал я. – А ты говоришь – рай. Кругом рай!

– Ага, только он там, внизу, когда смотришь с высоты пятидесяти метров. Стоит спуститься, и его уже не будет.

– Ну, это уже от тебя зависит.

– А давай, когда спустимся, будем считать, что попали в рай? – обрадованно предложила она, и в этот момент ее голубые глаза стали такими нежными, что мне захотелось как-то проявить себя, взять Настю хотя бы за руку, но я решил с этим не спешить.

– Давай попробуем.

Оказавшись на земле, мы действительно стали восхищаться всем подряд и играть, будто мы высадились в раю, пока не позвонил Дятел и не сообщил, что он вызвал Маркова на дуэль, и теперь они в тире. И мы пошли их искать.

Разумеется, ни один из них ни во что не попал: Марков оправдывался слабым зрением, а Дятел, совершенно без смущения, – кривыми руками.

Но сам факт дико рассмешил меня. Я очень громко хохотал, и работник тира решил, что я перекатался на каруселях. А потом Настя увидела единорогов. Белых, огромных, пушистых: десятка три здоровущих пылесборников – и неожиданно так запала на них, что я, как последний идиот, повелся на эту попсовую разводку.

Двадцать банок. Попасть нужно было в каждую. Сбить. Чтобы упала. Особого опыта стрельбы у меня не имелось, но на первый взгляд сложностей не предвиделось. Вот только я знал, что они в этих тирах постоянно мухлюют. Нам Тифон рассказывал. В одну или две банки кладут на дно утяжелители или иногда жвачкой к полке прилепляют.

Марков и Дятел стояли совсем рядом и все так же агрессивно спорили. Тема уже сменилась, но запал только усилился. Оба трещали как сороки, стараясь перекрыть друг друга именами, фактами, формулами и уничижительными эпитетами.

И это оказалось мне очень на руку. Я попросил Настю вывести их из шатра, чтобы не отвлекали, и, пока она этим занималась, тихонько передал работнику тира тысячу рублей, попросив единорога.

Парень был только рад, и, когда Настя вернулась, все банки как одна валялись сбитыми, а я ждал ее с мифической плюшевой лошадью под мышкой.

Увидев это, она кинулась обнимать нас обоих. И тогда я понял, зачем люди снова и снова ходят по этим граблям.

– А давай от них сбежим? – неожиданно предложила Настя, когда единорог уже перекочевал к ней, но из шатра мы еще не вышли. – Пусть спорят себе дальше сколько влезет. Мне кажется, им и без нас хорошо.

Я спросил у парня, продавшего мне единорога, есть ли у них другой выход, и он провел нас за прилавком через заднюю дверь.

Выбравшись, мы сразу помчались по боковым дорожкам в глубь парка.

И хотя за нами никто не думал гнаться, мы все равно еще какое-то время бежали, пока Настя не остановилась.

– Такие зануды, – проговорила она, запыхавшись. – К Маркову я, конечно, привыкла, но, как ты со своим братом живешь, не понимаю.

– Вообще-то он не совсем такой. Дятел добрый, хоть и доставучий. Это просто он на твоего Маркова взъелся за переписку в ВК. Он ему писал до того, как мы с тобой познакомились.

– Почему он дятел?

– Потому что доставучий.

– А у тебя какое прозвище в школе?

– Просто Никитос.

– А откуда ты Тоню знаешь?

– Тоня ходила в больницу, где ее парень лежал. А я ходил к своему. Ну в смысле – другу. Они там все втроем были. Тифон, Артём и этот ее… парень.

В ту минуту меня словно током ударило. Я совсем забыл про картину Тифона.

– Костя не парень. Костя – Тонин краш. Она только и делает, что страдает из-за него.

– Угу, – буркнул я, обдумывая, что уже суббота и «до конца недели» остался всего один день.

В принципе, если объявиться прямо сегодня, то можно было бы успеть забрать картину завтра. Я покопался и нашел в сообщениях отправленный Трифоновым телефон.

– Мне знакомая рассказывала, как поехала в Португалию и там на рынке в один день встретила и свою одноклассницу, и учительницу по сольфеджио. Я вот твердо уверена, что все случайности не случайны.

Задумавшись, я не заметил, как она переключилась на какую-то другую тему.

– А я уверен, что Москва – большая деревня, и здесь все друг друга знают. По соцсетям лучше всего видно. То и дело обнаруживаешь в друзьях у одного твоего друга еще парочку других, не знакомых между собой. Потому что на самом деле ничто не случайно, а все связано. Знаешь теорию шести рукопожатий? По Москве таких рукопожатий наберется не больше трех. У меня есть друг Лёха Криворотов; у него в ВК две тысячи друзей – не фейков, а настоящих, живых, и в инсте двадцать тысяч подписчиков. Так вот через одного из друзей он, наверное, всю Москву знает… Ты случайно не знаешь Лёху?

Я нес все это просто так, лишь бы не признаваться, что прослушал ее.

– Я на него в инсте подписана, – призналась Настя смущенно.

– Вот видишь! – Я был удивлен и одновременно не удивлен.

Мы остановились друг напротив друга, и она посмотрела так, будто я должен что-то сделать или сказать. Между нами был единорог. Я отмер:

– Извини, мне нужно сделать один звонок.

Я отошел и позвонил. Представился Андреем Трифоновым и объяснил про картину. Мужик, с которым я разговаривал, обрадовался. Сказал, что уже и не надеялся на мое появление и что забрать картину завтра еще не поздно. Потом рассказал, куда ехать, и пообещал предупредить о моем приезде. А в случае, если картина окажется мне не нужна, я могу продать ее по адресу, который он мне скинет в сообщении.

Все складывалось довольно неплохо.

Дятел чухнулся, что мы свалили, только спустя двадцать минут после нашего ухода. Видимо, все это время они обсуждали свои фотоны и экзосферы.

От предложения пойти с нами в кино оба обиженно отказались, и я знал, что вечером буду испытывать угрызения совести, но в тот момент был очень рад, что все так сложилось.

Рядом с Настей я чувствовал себя совершенно по-новому. Никогда еще такого не было.

Она смотрела на меня, как будто я весь такой взрослый, умный и крутой.

И мне никогда еще так сильно не хотелось оправдать это ожидание. Даже в глазах Дятла.

Мы смотрели «Ромео и Джульетту» с Ди Каприо в ретропоказе, оба по второму разу.

Настя плакала, и неожиданно я совершенно растаял от этих горючих слез.

– Да чего ты плачешь? Это же кино. И ты уже знала, как все будет.

– Извини, извини. Я такая, – всхлипывая, проговорила она. – Я вечно реву.

Зоя вечно смеялась, а эта – ревет.

Я крепко обнял ее, правда одной рукой, потому что во второй была игрушка, и это не показалось мне лишним или неуместным. Просто обнял, потому что она сама уткнулась в меня. Вспомнился вдруг мультик, где слезы капали на каменную гору, и та таяла, как кусок масла. Точно так же в тот момент таяло мое сердце. И сам я весь тоже таял.

Я всегда думал, что влюбленность – это нерв, электрическое напряжение, звонкий смех вперемешку с осенними листьями, жаркое дыхание и голые ноги, но теперь это было нечто совсем другое, удивительно легкое, обволакивающее чувство таяния и полного успокоения. Волшебное, незнакомое чувство. Древняя магия эльфийских девушек.

– А поехали завтра со мной за картиной? – неожиданно предложил я. – Понятия не имею, куда и что нужно делать. Друг один попросил, но, если ты согласишься, можно потом погулять.

– Хорошо, – сразу ответила она. – У меня не было планов. Ваня тоже поедет?

– Обойдемся без него. Ты же не против?

– Он мне, конечно, понравился, но вдвоем интереснее.

– Еще бы, – засмеялся я. – Вдвоем всегда интереснее.

И, когда после этой шутливой фразочки в стиле Криворотова она неожиданно покраснела, мне пришлось признать, что я действительно влюбился.