Текст книги "Всё зеленое"

Глава 31
Тоня

Маленького Костю мы отвезли в общину и вызвали полицию. Дядя Петя обещал сказать, что Костя сам к ним пришел, потому что не хотел оставаться с матерью. Узнав, что это поможет ему вернуться к бабушке, мальчик очень обрадовался, хотя отпускать Амелина все равно никак не хотел. Они долго прощались, и Амелин подарил ему маску кролика. Я предупредила, что это небезопасно, потому что полиция может искать того, кто стрелял в ресторане, но маленький Костя заверил, что скажет, будто подобрал маску в «Хризолите». Учитывая, что обрез Амелин выбросил именно там, звучало правдоподобно.

Не думаю, что за эти пару дней они успели сильно привязаться друг к другу, но маленький Костя встретил в Амелине Питера Пена, а тот, в свою очередь, нашел в мальчике самого себя. Забрал и спас. Именно так, как ему мечталось.

Осуждать его за это я не могла. Остальные не вмешивались. Мы вообще ничего не обсуждали и не выясняли.

В Капищено приехали к вечеру. Даже не верилось, что добрались. Будто из другой жизни вынырнули.

Герасимов обалдел. Пока мы вылезали из машины, он с еще более непроницаемым, чем обычно, лицом, стоял чуть поодаль и чесал в затылке. Да и кто бы не удивился, если бы у него дома внезапно высадился десант адреналиново заряженных пацанов с фингалами и разбитыми кулаками?

Пришлось его немного успокоить и объяснить, что ничего плохого не происходит. Что мы – жертвы обстоятельств и пришли с миром. Но он все равно с большой опаской пожал всем руки и, не переставая коситься на озирающегося по сторонам Амелина, на вопрос Тифа «где Зоя?» невнятно ответил, что все наверху.

Тифон ринулся в дом. Лёха с Ярославом за ним. Мы остались на улице.

– Прости, – сказал Герасимову Амелин. – Ребята очень хотели приехать, я не смог им отказать.

– Да ладно. Тут и так уже проходной двор, – Влад кивнул на большую серебристую машину на площадке перед гаражом.

– Это кто? – удивилась я.

– Музыканты хреновы. Петров им клип снимает.

Герасимов как всегда говорил ворчливо, но недовольным особо не выглядел. Он вообще хорошо выглядел. Посвежел, загорел и сильно возмужал за это лето. Мама с первого класса твердила, какой он симпатичный, а я заметила это только сейчас.

Я огляделась. С того времени как мы здесь были в последний раз, все очень сильно переменилось. Холодная, безмолвная белизна сменилась буйной растительностью.

Многолетние цветы на клумбах упорно соперничали с травой, листва на деревьях закрывала привычный обзор, по одной из белых стен дома карабкался дикий виноград.

Внезапно со второго этажа, оттуда, где находился балкон, послышались крики и грохот.

Мы задрали головы.

– Что там происходит? – спросила я.

Герасимов равнодушно пожал плечами:

– Без понятия. Я уже привык. Клип свой, наверное, снимают.

Я прислушалась. Судя по возгласам, которые получилось разобрать, клип был ни при чем.

– Там какой-то скандал! – сказала я Амелину.

– Извини, обрез я выкинул, – он стоял и с наглой ухмылочкой смотрел на меня.

Как будто совсем ничего не случилось, будто он и не прощался сегодня со мной навсегда. Такой весь открытый и теплый. Привычный и расслабленный. Без нерва или волнения. Тот самый Амелин, который нравился мне в нем больше всего. Рассудительный, успокаивающий и светлый.

– Пойдем лучше мансарду посмотрим?

– Можно? – спросила я Герасимова.

Тот утомленно закатил глаза.

– Меня здесь никто ни о чем не спрашивает. Я тут вообще пустое место.

– Ты просто очень добрый, Влад, – сказал Амелин. – Как был в детском саду, так и остался.

Герасимов недовольно фыркнул, а мы отправились в дом.

Там тоже было по-другому. Мрачная потусторонняя таинственность исчезла. Теперь все дышало жизнью, радостью и свежей краской. Холл, коридоры и лестница своего расположения не поменяли, но я их не узнавала.

Амелин потянул за руку.

– Давай потом?

Поднималась я, все еще сильно прихрамывая, время от времени останавливаясь передохнуть. На втором этаже задержалась подольше. Скандал доносился из зала с камином.

– Как ты думаешь, что там?

– Я думаю только о том, что до исполнения моей мечты осталось всего два лестничных пролета, – и он снова потащил меня наверх.

На третьем этаже все было застелено газетами и светилось зеленью. Пахло краской и ацетоном, но густой аромат лилий из раскрытых окон перебивал все остальные запахи.

– Странно, – Амелин остановился перед лесенкой, ведущей в мансарду, – я почему-то волнуюсь. А ты волнуешься?

Он устремил на меня кроткий, полный нежности взгляд, такой невинный, что я даже разозлилась:

– А ничего, что ты сегодня попрощался со мной навсегда и ушел?

– Ничего. Это уже позади, а мы договорились не оглядываться.

– И это все, что ты мне хочешь сказать?

– Нет. Еще хочу сказать, что на фоне зеленой стены твои глаза кажутся изумрудными. Очень красиво. Хочешь, сфотографирую?

– Пожалуй, я передумала. Иди сам в свою мансарду.

Я сделала шаг назад.

– Эй, нет! – Амелин в растерянности застыл у перил. – Ты не можешь так поступить именно сейчас.

– Раз ты так делаешь, то и я могу.

– Тонечка, умоляю, давай потом? – Милейшие гримасы мольбы. – Я сделаю все, что ты захочешь. Я извинюсь тысячу раз. Тысячу тысяч раз. Даже если ты не права. Только пусть это будет потом. Пожалуйста. А сейчас просто представим, что все хорошо и прекрасно. Что ты меня любишь и никогда ни на кого не променяешь. Чего тебе стоит? Потом, если захочешь, можешь уйти, я не в силах заставить тебя меня любить, но на каких-то несколько минут просто дай в это поверить.

– Стихи будут?

– Могу рассказать. Хочешь?

 
Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела —
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит —
и только она не видит.
 

– Кикиморское наследие?

– Нет, это Лорка.

– Костя, ты можешь нормально со мной поговорить? По-человечески. Как тогда в подвале. Без обид и шуток. Мне это очень нужно. У меня больше нет никого, с кем я могу поговорить именно так.

– Конечно, – он охотно кивнул. – Только давай сначала войдем и сразу поговорим.

Однако нас ждал сюрприз. В мансарде были люди. На кровати сидел Артём, а у него на коленях девушка. Вита. Его подруга. В воздухе висела атмосфера напряжения.

Мы вошли, и они уставились на нас, то ли не понимая, кто мы, то ли ожидая, что мы немедленно уберемся.

Амелина это не смутило.

– Привет! – Он помахал им рукой. – Я и сам удивлен, что мы доехали. Такого натерпелись. Не поверите.

– Это очень неожиданно, – растерянно проговорила Вита, поспешно вставая. – Когда я увидела Тифона, подумала, что сплю.

– Слушайте, – голос Артёма прозвучал резко, – можете выйти?

Я попятилась, но Костик схватил меня за руку:

– Я как раз хотел попросить вас о том же.

Артём посмотрел на него долгим серьезным взглядом. Тот в ответ растянул улыбку. Но не пошевелился.

– Ребят, – заметив их настрой, вежливо сказала Вита, – это моя комната. Мы сейчас поговорим и придем.

– Ладно, говорите, – Амелин отмер и направился к окну. – Но мы здесь подождем. Потому что это моя комната.

Под ноги ему попалась книга, он наклонился, поднял ее и полистал.

Артём выпрямил спину и свесил босые ноги с кровати.

– Тебе помочь выйти?

– Спасибо, не нужно. Я пока не собираюсь никуда уходить.

Отложив книгу на подоконник, Костик снял с полки плюшевую панду, крепко обнял ее и, скрестив ноги по-турецки, сел прямо на пол под полками у противоположной стены.

Я впервые видела, чтобы он заупрямился из-за такой ерунды.

Артём дернулся встать, но Вита остановила его и опустилась рядом.

– У нас важный разговор, – пояснила она.

– У нас тоже. Да, Тоня? – Амелин посмотрел на меня.

Я стояла посреди комнаты, не понимая, как лучше поступить. Врываться было невежливо, пусть Амелин и считал мансарду своей. Мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то вломился во время важного разговора. Но после всего, что случилось утром, я должна была его поддержать.

– Хочешь со мной поссориться? – угрожающе спросил Артём.

– Вообще не хочу. Меньше всего я хотел бы поссориться с тобой. Ну, после Тони, конечно, – с милейшим простодушием заверил Амелин, но черные глаза из-под челки смотрели непривычно жестко.

– В чем тогда проблема? – Артём изо всех сил старался оставаться спокойным и не психануть, но чувствовалось, что он и до нашего прихода был уже на взводе.

– Понимаешь, это место очень важное. Для меня лично. А сейчас особенно.

– Давай уйдем, – сказала Вита.

– Вот еще, – фыркнул Артём. – Ты тут живешь, тебе здесь нравится. И права голоса у него нет.

До того момента, пока он не произнес последнюю фразу, я собиралась все же вытащить Амелина из мансарды, но это высказывание прозвучало возмутительно.

– Что значит нет права голоса? Вообще-то это наш дом, мы тут жили еще зимой и приехали сюда первыми. И если бы не Костик, вы бы никогда не узнали о нем. Вон наши книги, и игрушки в сундуках тоже наши, и коврик, и этот стул принесла я.

– Мы не знали, – извиняющимся голосом проговорила Вита. – Я не знала. Я не стала бы занимать чужую комнату, но тут меньше всего пахнет краской…

– Чего ты оправдываешься? – Артём недовольно на нее посмотрел. – Место занято. До свидания.

– Это все равно, что занять чужую квартиру и сказать «до свидания», – я была настроена решительно.

– Квартиру мою он уже занял. Но, если сейчас не уберется отсюда, выкатится из нее как миленький.

– Извини, Тём, – Амелин улыбался. – Можешь меня из нее выгнать, но сейчас я никуда не уйду.

В ярко-голубом взгляде Артёма проскользнуло удивление.

– Что, прям так уперлось?

Амелин кивнул.

– Идем, – Вита встала. – Не нужно спорить из-за таких мелочей. И без того неприятностей хватает.

Они с Артёмом были похожи, как брат и сестра. Однако излишняя скромность сильно скрадывала ее привлекательность.

– А если я тебя просто вышвырну отсюда? – пригрозил Артём.

– Я буду сопротивляться и постараюсь вышвырнуть тебя, – запросто отозвался Амелин. – В борьбе за место под солнцем сильнейший тот, кому больше хочется выжить.

– Вот сейчас это и проверим, – Артём стремительно поднялся.

Не выпуская панду, Амелин вскочил ему навстречу.

– Только попробуй тронь, – я влезла между ними.

– Тоня, – Амелин попытался меня сдвинуть, – сколько раз я просил не вступаться за меня.

– А я не за тебя, а за себя. Потому что мансарда наша, – внезапно со всей отчетливостью я осознала, насколько это правда.

Все-все, что находилось вокруг, было для меня привычным, теплым и до боли родным.

Вита подошла к нам.

– Ребят, не обижайтесь. Мы договорим, я соберу вещи и уйду. Меня принесли сюда, когда я болела. Сказали, что здесь «изолятор», – она мило улыбнулась. – Я не собиралась занимать чужую комнату.

– Ты здесь болела? – Амелин заинтересовался.

– Да, даже врача вызывали. Слабость и температура. А здесь побыла и действительно полегчало.

– Я тоже здесь болел, – обрадовался Амелин. – А луна светила?

– Очень сильно.

– А тени по углам бегали?

– Бегали, – в ее прежде печальных голубых глазах промелькнула радость.

– Пугали тебя?

– Немного.

– А игрушки разговаривали с тобой?

– Только между собой шептались.

– А волки выли?

– Нет, волков я не слышала. Но совы громко кричали и летучие мыши тоже.

– Ладно, – смягчился Амелин. – Раз болела, другое дело. Значит, у тебя столько же прав быть здесь, сколько и у меня. Мы уйдем.

– Вот еще, – я села на его место под полками. – Никуда мы не уйдем.

Артём вернулся на кровать, поставил локти на колени и вперился в меня пронзительным взглядом.

– Что ж. Тогда будем сидеть.

– Хорошо, – согласилась я. – Вот и проверим, чей разговор важнее.

– Важнее разговор того, кому важнее поговорить, а не спорить из-за места, – разумно сказала Вита.

– Тогда уходите.

– Вы серьезно со мной решили войну затеять? – Артём нагло вскинул бровь.

– А что, у тебя какой-то статус особый? Или, может, черный пояс по упрямству?

Он просто плохо меня знал, но день, определенно, выдался тяжелый.

Артём подозвал Виту к себе и усадил рядом, так что Амелину ничего не оставалось, как присоединиться ко мне.

Мы сидели друг напротив друга и минут десять – или даже двадцать – молча смотрели в упор.

Время от времени Вита весело улыбалась, вероятно, Амелин корчил рожи или изображал что-то, но каждый раз, когда я поворачивалась к нему, он сидел с ровным, невозмутимым, полным печали лицом. Отчего смешно становилось уже мне.

Артём же, хоть и смотрел прямо на меня, пребывал где-то глубоко в своих мыслях и очнулся, только когда Амелин сказал:

– Ладно, я не против этого соревнования. Только может кто-нибудь объяснить условия?

– Просто сидим, – сказала я, ерзая на дощатом полу.

– Хотите подушку? – Вита протянула мне бордовую декоративную подушечку, я узнала ее и хотела взять, но Артём перехватил ее руку.

– Они враги, а ты им помогаешь.

– А разговаривать можно? – на полном серьезе спросила его Вита.

– Нет, – ответил он.

– Все равно непонятно, – сказал Амелин. – Я и так собирался здесь всю жизнь провести…

– Вот и сиди.

Артём демонстративно развалился на кровати, показывая, как ему удобно на ней лежать.

Это было сделано нарочито, с вызовом. Поэтому я придвинула овечий коврик, и мы замечательно устроились на нем, положив под голову панду.

Амелин достал наушники.

Не знаю, как они, но с наушниками мы точно вечность могли проваляться.

Вита подобрала с пола книжку:

– А мы можем почитать.

– Давай, – оживился Артём. – Вслух.

– Договорились не разговаривать, – одернула их я.

– Но чтение – это не разговор, – возразила Вита. – Разговор предполагает диалог. А чтение – монолог.

– Кстати, разговор может быть и внутренний, – сказал Амелин. – У меня, например, постоянно так. Один голос нормальный такой. Спокойный, понимающий и добрый, а второй типа Артёма: нетерпимый, резкий и злой. И они все время разговаривают. Спорят и ругаются.

Закончить Амелин не успел, дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел Макс.

– Нормально, Тём? Ты, вообще, адекват или нет? Там БТ пинками выкидывают. Реальными пинками. Рон прямо с лестницы кубарем слетел. Даяна в истерике, Касторка в истерике. Скандалище жуткий, а ты тут валяешься, как будто тебя это не касается.

– Хочешь, чтобы я сходил и тоже их пнул?

– Я бы хотел, чтобы ты пошел со мной, на случай если что.

– Если честно, не понимаю, почему ты еще с лестницы не летишь. Или Тифон плохо разглядел картинку на экране?

– Я почему-то решил, что у тебя к Ярославу разговор был.

– Котик, ты оборзел? Это тебя голым застукали.

– Это подстава.

– Тифон с Ярославом вас обоих побьют, – сказала я, вообще не понимая, о чем речь.

Амелин пихнул меня в бок, надел мне оба наушника и громко включил музыку, чтобы я не слушала разговор и не влезала. Так, возможно, было даже лучше. Смотреть на спорящих под Dancing with Myself[37]37
  Dancing with Myself – песня группы Generation X.


[Закрыть] парней было забавно.

Макса я знала по одному дурацкому инциденту. Это случилось вскоре после того, как Костик переехал к Артёму. Он привел меня к ним в квартиру, когда никого не было, и еще разуться не успел, как вдруг вспомнил, что мы забыли купить чай и, сказав, что через пять минут вернется, убежал, а я осталась ждать в коридоре.

Услышав ровно через пять минут быстрые шаги на лестнице и звон ключей, я нырнула в нишу гардеробного шкафа и, как только он вошел, выскочила из-под одежды:

– Попался!

Однако в ту же секунду, не успев еще сообразить, что это не Костик, получила такую оплеуху, от которой в глазах потемнело и откинуло назад в гардеробную. На одной из курток с треском оборвалась петля.

– Сдурел? – хватая воздух, прохрипела я.

Ухо запылало мгновенно.

Зажегся свет. Передо мной с удивленным лицом стоял Макс. Знакомы мы были заочно. Он просто знал, что я – это я, а я, что он – это он.

– Совсем отмороженный со всей силы бить? – наехала я на него.

– Не знал, что здесь кто-то есть.

– А глаз у тебя нет?

– Ты сбоку напала. Приложи холодное.

– Иди к черту!

– Ты Тоня?

Я отпихнула его, подошла к зеркалу.

– Ну извини. Я, вообще-то, с парнями живу.

– И что? Вы вот так лупите друг дружку направо и налево?

– Бывает.

Я посмотрела на ухо. Оно покраснело и казалось, топорщится из-под волос.

– Блин. Я теперь как одноухий Чебурашка.

Он смущенно пожал плечами:

– Хочешь второе для симметрии?

На этом наше знакомство с Максом закончилось.

Прошло песни четыре, а потом я сообразила, что они обсуждают нас, и убавила звук.

– Не понимаю, – говорил Макс. – Почему нельзя устроить какое-то нормальное соревнование, а не кто кого перележит?

– Костик не будет участвовать ни в каком соревновании, – сразу объявила я.

– Тоня, пожалуйста, не нужно за меня решать, – тот попытался снова воткнуть мне наушник, но я не далась. – Соревнование – это справедливо.

– Отлично, – Артём оживился. – Что будем делать? Выбор оружия за тобой. Только, пожалуйста, не стихи. А то я выберу виолончель.

– В том, что один из вас не умеет, смысла нет, – разумно сказал Макс. – Это не будет соревнованием.

– Вот ты тогда и реши за нас, – сказал ему Амелин.

– Накопать червей и сожрать их? – Макс задумался.

– Только не червей, – попросила Вита. – Черви же не виноваты, что у вас спор.

– Игра? Карты? – продолжил перечислять Макс. – Спорт – отжимания, турник отпадают. У Тёмы больное плечо. Бег? Бег, кстати, хорошо.

– Танцы! – выпалила я.

– Танцы мне нравятся, – одобрительно кивнул Артём. – Только нужно понять условия.

– Условия простые, – Макс подошел к окну и выглянул. – Кто дольше продержится.

– Так я всю ночь могу, – сказал Амелин.

– Я тоже могу всю ночь, – с вызовом ответил Артём.

– Вот и решили, – торопливо подытожил Макс. – Там, кажется, еще кто-то приехал.

Все бросились к окошку. На площадку перед гаражом въехала белая «Газель» Якушина.

Мы с Амелиным спустились вниз. Серебристой машины музыкантов уже не было.

На крыльце стояли Лёха и Ярослав. Петров с камерой возле лица помчался навстречу «Газели». Она остановилась позади «хайлендера», и сначала из нее вылезли Никита, Марков и еще какой-то чудо-мальчик.

Увидев Никиту, Лёха издал приветственный клич и кинулся с ним обниматься.

Чудо-мальчик помахал нам рукой. Марков подошел, поздоровался и стал подробно пересказывать их дорожные злоключения.

Якушин, как всегда жутко симпатичный, выпрыгнул, размял ноги и, не взглянув на нас, отправился открывать кузов.

А как только он его открыл, оттуда со стонами посыпались девчонки: Настя, Алёна и – я не могла поверить своим глазам – Кристина. Остальных трех я не знала.

Все они вылезли, стали отряхиваться, одергиваться и приглаживаться.

– Боже! Глазам не верю! – заорал как ненормальный Лёха. – Девчонки! Доктор, ты реально машину девчонок подогнал! Я тебя обожаю!

– А какой мне смысл врать? – самодовольно засмеялся Якушин.

Лёха тут же подлетел к девчонкам и стал со всеми обниматься.

Все смеялись, кроме рыженькой фигуристой девицы на высоких каблуках, которая, как только он к ней подошел, громко запротестовала:

– Фу, Криворотов, какая у тебя противная побитая морда. Иди отсюда.

– Да ты мне и в школе не сдалась, а здесь, когда столько красивых девушек вокруг, и подавно, – Лёха обхватил за плечи ближайшую девчонку. – Тебя как зовут?

– Саша, – ответила та.

– Вот, пожалуйста. Саша… – Он вдруг отстранился и подозрительно на нее посмотрел. – Тебе сколько лет, Саша?

– Пятнадцать.

Лёха мигом отлетел в сторону.

– Все, уйди, Саша, и больше ко мне не приближайся.

– Почему это? – Девочка ничуть не смутилась.

– Потому!

Лёха сделал такое лицо, что она расхохоталась.

– Думаешь, я с тобой шучу? Я не шучу.

– А если приближусь?

– Если приблизишься, – он погрозил ей пальцем, – я убегу.

Рыженькая подошла к нам и с ходу требовательно спросила:

– Где моя сестра?

– А тебе чего здесь надо? – с верхних ступеней подал голос Ярослав.

– Хочу с сестрой поговорить. Непонятно, что ли?

Я догадалась, что это Нина.

– Поговорить? – Ярослав высокомерно смотрел на нее сверху вниз. – Неожиданно. Ты научилась связывать слова в предложения?

– Это совершенно несложно, когда тебе никто не затыкает рот, – в том же тоне ответила Нина.

– И поэтому из него теперь вылетает та же фигня, что у тебя в голове?

– Поэтому с тех пор, как я тебя послала, в моей голове наступила удивительная ясность.

– Что? – От возмущения Ярослав покраснел. – Ты меня послала? Это ты меня послала? У тебя хватает совести врать мне прямо в глаза?

– Ярослав! – закричал вдруг чудо-мальчик, приехавший с Никитой, взбежал, чуть не споткнувшись, по лестнице и бросился его обнимать. – Так здорово, что мы тут всей нашей компанией собрались!

– Какой еще компанией? – Ярослав отлепил его от себя и отодвинулся.

– Ну нашей! Московской.

– Не знаю, Соломин, у меня никакой компании нет. И я вам не рад. Особенно потому, что рыжую привезли.

– Если честно, она сама меня заставила, – зашептал ему Соломин так, что слышали все. – Насильно. Угрожала по-всякому. Я из-за этого к ребятам чуть не опоздал. Точнее, опоздал, но они дождались. А еще нас по дороге полицейские остановили…

– Привет, – к нам подошла Кристина. – Ничего, что я приехала?

– Я рада, – честно ответила я. – А про остальное нужно Герасимова спрашивать.

– Когда Якушин рассказал, что сюда едет, мне очень захотелось на это место посмотреть. Сколько раз представляла, каково тут вам было.

Ее голос тонул в чересчур громкой и эмоциональной болтовне Соломина.

– Ты такой молодец, – повернувшись к нему, с чувством сказала Кристина. – Так здорово придумал с этим припадком.

– Правда? – Тот оторопело замер.

– Конечно! Ты нас всех спас. Если бы нас отвезли в участок, то тех, кому нет восемнадцати, могли бы принудительно вернуть домой.

– Слышишь, Никит, – Соломин сорвался с места и полетел к вытаскивающим сумки Никите и Якушину, – я, оказывается, молодец! Я всех спас!

– Странно, да? – Амелин наконец отвлекся от Маркова. – Вроде бы жара, а вдохнешь поглубже – и чувствуешь приближающийся осенний холод. От леса тоже тянет холодом. Ты заметила?

– Нет. Я заметила только то, что теперь здесь проходной двор.

– И птиц не заметила?

– Каких еще птиц?

Он поднял голову.

По небу тянулись нескончаемые клинья стай. Все бледно-голубое небо было заполнено черно-серыми движущимися точками.

– Что это? – поразилась я.

– Чайки. Улетают на юг.

– Их так много. Невероятно!

– Я бы хотел с ними.

– В самое счастливое место? – рассмеялась я.

– Ну ты что? – Он осуждающе глянул на меня и снова запрокинул голову. – Думаешь, я маленький? Я же понимаю, что не существует никакого счастливого места. Они летят в волшебную страну, где есть молодость без старости и жизнь без смерти.

Я взяла его за руку. Она была теплой и очень приятной.

– Знаешь, Амелин, в чем твоя проблема? Ты отчего-то думаешь, что где-то есть место, где тебе будет лучше, чем там, где ты есть. Но дело вовсе не в месте, а в тебе самом. Только из своей головы никуда не сбежишь. Даже если рванешь с птицами.

– Это не в голове, – он смотрел на птиц, не отрываясь. – Это и не мысли вовсе. Это просто такое чувство. Может быть, даже душа? Если она, конечно, существует. Взять и отпустить ее вместе с птицами. Пусть себе летит. Она там, а ты здесь. И больше ничего не болит и никуда не тянет.

– Ну нет. Без души, Амелин, ты мне не нужен. Так что придется еще помучиться.

– Я, конечно, хотел бы, чтобы она улетела с птицами, но, раз тебе она так нужна, можешь оставить у себя. Положишь ее в банку и запрячешь в шкаф.

Я схватила его за подбородок, заставив посмотреть в глаза.

– Все остальное мне тоже пригодится.

– Даже лягушачья кожа?

– Даже кожа.

– Тогда можно я отведу тебя в одно место? Только ты, пожалуйста, не отказывайся.

– Ну хорошо, – я заинтересовалась. – В мансарде мы уже побывали, что теперь?