Текст книги "Всё зеленое"

Глава 24
Тоня

После завтрака Тифон с Ярославом уехали к бару «24/7», чтобы встретиться с полицейскими, и мы снова остались втроем. Спать хотелось невыносимо, тело болело, нога тоже. Однако Лёха, в отличие от нас, выспался и, пребывая в необычайно бодром настроении, жаждал активностей.

Тренажерный зал, теннисный корт, детская площадка, бани, сауна, бассейн, рыбалка, пейнтбол, эмоциональная и психофизическая релаксация.

Я предпочитала психофизическую релаксацию, но Лёха, загоревшись идеей отправить Тифона с Ярославом на пейнтбол, ответил, что это неспортивно.

Амелин выбрал эко-ферму. Поначалу Лёха зафыркал, что это «для детей», но, когда услышал, что там можно будет потискать кроликов, обрадованно согласился.

Однако из-за растяжения идти куда-то дальше корпуса я не могла, поэтому в качестве «активностей» предложила им донести меня до фермы на руках. От этого интерес к кроликам у обоих заметно ослаб. Амелин сказал, что может донести меня до медпункта, а Лёха посоветовал дождаться Тифона, который каким-то волшебным способом умеет снимать боль в мышцах.

Так мы сидели на деревянных качелях, качались, и все шло к тому, что ближайшей нашей активностью станет поход на обед.

Но тут на аллее в сопровождении Гоши и Каролины нарисовались Лёхины блондинки. Аниматоры шли по обе стороны от них и что-то жизнерадостно втирали.

Лёха помахал им рукой. Одна из девушек ответила. Гоша с Каролиной обернулись, заметили нас и с таинственным видом стали перешептываться.

Догадаться, о чем, особого труда не составляло. Стало смешно. Девушки определенно заинтересовались. Лёха пригладил волосы.

– Слушайте, – сказал он, настраиваясь на то, что они к нам подойдут, – можете нормально подыграть? Без подколок и издевок. Ну пожалуйста. Вам все равно, а мне, может, чего обломится.

– Я могу, – охотно согласился Костик. – Хочешь, скажу, что ты порнозвезда?

– А я не могу, – сказала я. – Потому что мне смешно, и вот так вешать лапшу на уши ни в чем не повинным людям – некрасиво.

– Ну это же просто розыгрыш, – сказал Лёха. – Баловство. Пранк.

– Обман, он всегда обман, как ты его ни назови.

– Господи, как ты с ней общаешься? – Лёха негодующе посмотрел на Амелина. – Строгая, как полицай. Того и гляди резиновую дубинку достанет.

Амелин умилительно расцвел:

– Зато красивая и тискательная. Сначала бьет, потом целует.

– Звучит эротично, – Лёха подмигнул мне.

Забыв про ногу, я спрыгнула с качелей. От резкой боли выступили слезы, но я все равно сказала, что пойду поищу психофизическую релаксацию, потому что если немедленно не релаксирую, то без дубинки точно не обойдется. Амелин намеревался идти со мной, но я велела ему остаться и поддержать Лёху.

На самом деле мне было плевать на этих девушек. Если они поверят в чушь про восходящую звезду, значит, дуры, а если дуры, то это их проблема. Но присутствовать на этом представлении не хотелось. Я знала, что не удержусь от сарказма и запорю Лёхе весь его пранк.

Шла я медленно, едва ковыляла, естественно, не собираясь ни на какую релаксацию.

Если с машиной ничего не получится, вечером нам предстояло снова идти в этот дискоклуб или освобождать номер. Я могла, конечно, попросить денег у родителей, мы бы перебрались в обычный номер и забили на танцы, но, не желая одалживаться, Амелин вряд ли на такое согласится.

Деньги у него с собой были. Те, которые он забрал за квартиру, но я не могла позволить, чтобы он тратил их из-за какой-то дурацкой подвернутой ноги.

Был еще вариант просто никуда не пойти. Не выгонят же они нас среди ночи. Но это при условии, что завтра мы уедем. В противном же случае я должна сделать все, чтобы вытащиться на эти долбаные танцы.

На нашем балконе по-прежнему сушились джинсы Костика, на соседском, там, где утром был скандал, молодая женщина развешивала полотенца. Я остановилась, разглядывая ее. Ее фигура в коротком белом халатике то появлялась, то исчезала за закрывающими обзор густыми лапами ели, но я ничуть не сомневалась, что это она. Та самая курица в шотландке из бара, которую я связывала с пропажей машины.

Раз она жила в этом корпусе, значит, имела какое-то отношение к персоналу, и, хотя это ничего не доказывало и даже не рождало никаких новых версий ее причастности к угону, подобное стечение обстоятельств взбудоражило не на шутку.

Прыгая на одной ноге по лестнице, я кое-как добралась до второго этажа, а затем, бесшумно подкравшись к ее номеру, приложила ухо к двери.

Сначала внутри было почти тихо, просто что-то едва слышно щелкало и поскрипывало, но потом, когда я уже собиралась уйти, раздался телефонный звонок.

– Привет, – сказала женщина в номере. – Я не видела, что ты звонила. Хорошо, видела, но не могла перезвонить. Да. Пять дней не могла перезвонить. И что? Трагедия какая-то случилась? Да, не хочу с тобой разговаривать. Потому что ты выносишь мозг. У нас все нормально. Особенно когда ты не звонишь. Он тоже не хочет с тобой разговаривать. Знаю. Слушай, мам, отвяжись уже от нас. Мы не вернемся. И он не вернется. Я тебе сто раз говорила. Загнивай сама в своем Мухосранске со своими поросятами. Я сейчас работаю администратором одной дорогой гостиницы, и зарплата у меня в месяц больше твоей годовой пенсии. Ясно? Не скажу, в каком городе. Не скажу, и все.

– Вы постучите. Мама, наверное, в душе и не слышит.

Внезапно прозвучавший за спиной детский голос заставил так резко отшатнуться, что, не опирайся я о стену, то наверняка наступила бы на больную ногу и упала.

Мальчику было лет десять. Худенький и узколицый, с прямой челкой поперек лба, вздернутым девчачьим носиком, крупными зубами, глубокими ямочками на щеках и широко распахнутыми карими глазами.

– Извини. Ошиблась, – я проковыляла пару шагов до своего номера. – Перепутала дверь.

– Вы отсюда? – почему-то обрадовался он. – Здесь мой друг Пеннивайз живет.

– Угу, – буркнула я, торопливо засовывая ключ в замочную скважину.

Так позорно запалиться еще нужно уметь. Но мальчик, похоже, ничего не понял.

– А он дома?

– Нет.

– Раньше тут до вас горничные жили. Сестры. Но у них родственник в Саратове умер, и пришлось уехать.

– Понятно, – я запрыгнула в номер.

– А можно к вам? – попросился он.

Я придержала дверь:

– Ну заходи.

Он прошел прямиком через всю комнату и сел на стул возле балкона.

– Как тебя зовут?

– Тоня.

– А меня Костя.

– Костя? – переспросила я, как умственно отсталая.

– Ага. Костя Поспелов. А почему у тебя красные волосы?

– Мне так нравится.

– Мне тоже нравится. Как у персонажа из комиксов. А у тебя в холодильнике есть батончики?

– Есть. Но за них придется платить, а у нас денег нет, – отрезала я, потому что не люблю наглость, хотя наглым он не выглядел.

– Мама тоже так же говорит, – Костя тяжело вздохнул. – Только я вчера не выдержал и съел один. Просто, когда сильно любишь батончики, и они так близко, очень сложно удержаться. Это знаешь какую силу воли нужно иметь? О-го-го! Но я очень долго держался. Почти всю ночь, пока мамы не было. А потом, прямо перед самым ее приходом, сорвался.

– Это из-за этого она тебя утром наказала? – догадалась я.

– Ага. Кусочек обертки никак не спускался и остался плавать в толчке.

– Она правда тебя бьет?

Костя неопределенно пожал плечами:

– Типа того.

– Сильно?

– Ну так, – он покривился, потом задрал футболку.

С правой стороны прямо на ребрах темнел расплывшийся синяк.

– Иногда не сильно больно, но синячина огромный остается, а иногда – наоборот. Жутко больно, а глянешь – как и не было.

– А за что она тебя еще бьет, кроме шоколадок?

– Да за всякое. Когда «отсвечиваю», много бьет и когда из-за меня деньги тратятся.

– А что значит «отсвечиваешь»?

– Ну мешаю ей принимать гостей.

– Ясно, – я открыла холодильник, выгребла все шоколадки: Натс, Марс, Сникерс и Твикс – и сунула ему. – Забирай.

– Ух ты! – с восхищением выдохнул он. – Огроменное спасибо!

Он огляделся по сторонам.

– А можно я их у вас на балконе спрячу? Повешу в пакетике на перила с этой стороны. Просто чтобы она не видела.

– Они растают, – сказала я.

Он грустно вздохнул.

– Знаешь что? – Я опустилась на кровать рядом с ним. – Если хочешь, ты можешь зайти к нам в любое время, и я дам тебе батончик.

– Класс! Спасибо! – Он вскочил со стула и сразу сел обратно.

– А кем работает твоя мама?

– В столовой поварам помогает.

– А вы давно здесь?

– С начала лета. Мама хотела горничной быть или официанткой. Ее тетя Люся позвала. Но, когда мы приехали, оказалось, что без регистрации нельзя. Поэтому ей платят совсем мало. И приходится по ночам тоже работать.

– В столовой?

– Нет. На танцах. И поэтому она не высыпается и всегда очень злая. Она и раньше была злая, но сейчас прям совсем злющая. Ничего не разрешает и никуда не отпускает.

– И что, ты сидишь здесь и никуда не ходишь?

– Только на площадку, в бассейн и иногда на ферму, когда там дядя Толя работает. Мама боится, что я чего-нибудь натворю, и она никогда не расплатится. Один раз я в столовой поднос со стаканами опрокинул, вообще, такое было, – он сделал круглые глаза. – Лучше не вспоминать.

– И часто тебе приходится на балконе сидеть?

– Бывает. Во время грозы очень страшно было. Елка так трещала, как будто вот-вот на меня свалится.

– Ты прямо под дождем сидел?

– У меня плащ и зонтик был.

– А папы у тебя нет?

– Папа есть, но он нас бросил. Еще бабушка есть, но мы от нее уехали. Бабушка хорошая.

– Почему же вы тогда от нее уехали?

– Мама с ней поссорилась.

– Слушай, ну, если тебе с бабушкой больше нравится жить, ты же можешь выбрать ее.

– Да ну… Кто меня спрашивать будет? Мама не хочет, чтобы я к ней возвращался.

– Почему?

– Чтобы отомстить ей. Они в контрах.

В коридоре послышались шаги, дверная ручка повернулась. Амелин вошел и удивленно уставился на нас:

– А я тебя везде ищу. На релаксации о тебе ничего не знают.

– Это Костя, – сказала я, показав на мальчика.

– Вот так сюрприз, – Амелин протянул ему руку. – Я тоже Костя.

– Правда? Ты же сказал Пеннивайз.

– Это я пошутил. – Амелин взял свой паспорт с тумбочки и сунул мальчику в руки. – Вот, можешь проверить.

Но тот проверять ничего не стал. Вместо этого сгреб обеими руками батончики и потряс ими над головой:

– Мне Тоня подарила.

– Тоня добрая, – Амелин с теплом посмотрел на меня. – И жалостливая.

– Вы муж и жена?

– Что? – Я рассмеялась. – Ты чего? Я же еще в школе учусь.

Маленький Костя смущенно пожал плечами:

– Для меня все старшие – взрослые.

– Какие же мы взрослые? – удивилась я.

– Взрослые-взрослые, – заверил он. – Вы можете ходить куда хотите и делать что хотите. И сколько угодно батончиков есть, и вам никто ничего не скажет.

– А тебе можно в столовую? – спросила я.

Мальчик Костя нахмурился:

– Если не отсвечивать, то можно.

– Идем с нами? – предложила я. – Я тебе свою порцию отдам, если захочешь.

– Порцию чего?

– Чего захочешь.

– А можно шницель? Он там очень вкусный.

Ресторан был большой и светлый. В одной его части столики, в другой – лотки и прилавки с едой по принципу шведского стола. Питание входило в стоимость проживания.

Лёха был уже там. Сидел и с хмурым видом ковырял оливье, а увидев нас, даже не пошутил ничего.

Оказалось, что, пока он ходил к себе в номер, за столик к его новым блондинистым подругам, которых звали Марина и Лиля, подсели какие-то парни, и Лёха обломался.

Парней было шестеро. Наглые и шумные. Лет по двадцать пять. Здоровые, спортивные и самодовольные. Судя по лицам, Марина и Лиля новому знакомству тоже особо рады не были, но парни обосновались прочно, рассевшись вокруг их столика.

– Уроды, – обиженно пробурчал Лёха. – Только у меня наклевываться что-то начало.

– Они поверили, что ты «звезда»? – спросила я.

– Еще как поверили. Обе уже почти у моих ног были. Договорились встретиться на обеде. Я сходил к себе. Принял душ. Ну просто. На всякий случай. Прихожу – а тут вот это все, – он кивнул в сторону девушек. – И откуда эти чмошники только взялись?

– Это Тимур, – сказал маленький Костя. – Его папа здесь хозяин. Он часто привозит друзей. Они за так живут. Бесплатно.

– Все ясно, – вздохнул Лёха. – По ходу, я в пролете. Когда ты в доме отдыха, круче сына хозяина дома отдыха может быть только сам хозяин дома отдыха.

– Сделай что-нибудь, чтобы доказать, что ты круче, – предложила я.

– Ой, да ладно, кэп… – протянул Лёха противным манерным голосом. – Нашла кого учить. Я же звезда-инкогнито. Забыла? И вообще, я не понимаю, зачем доказывать то, что и так очевидно?

В этот момент в зале появился Тифон. Вошел, огляделся, увидел нас и, прихватив по дороге стул, подсел за наш стол. Он был тоже разозленный и мрачный.

Вся эта полицейская волокита с якобы розыском угнанной машины была целиком и полностью, как выразился Тифон, стебом. Они с Ярославом оба это понимали, только сделать ничего не могли. Им обоим было по восемнадцать, и их очень удобно было разводить.

Лёха снова заикнулся насчет отца Ярослава, но Тифон грубо отказался и, отобрав у Лёхи остатки салата, взялся его доедать.

– А давайте я вас отведу на эко-ферму? – неожиданно предложил маленький Костя.

– А там кролики есть? – спросил Лёха.

– Да. И козлята еще. Они меня издалека узнают и бегут навстречу.

– Тоня не может, у нее нога болит, – сказал Амелин.

– А ты можешь?

– Я могу, но не хочу бросать Тоню.

– А что с ногой? – поинтересовался Тифон.

– Растяжение.

– Да ты не переживай, – Лёха похлопал Амелина по плечу. – Мы с тобой сходим, кроликов потискаем, а Тифчик пока о Тоне позаботится, полечит. Он это умеет. Правда, Тиф?

– Угу, – промычал тот с набитым ртом. – Можно только поесть сначала?

– Пойдем, пожалуйста, – маленький Костя подергал Амелина за руку. – Я вам кошку с котятами покажу.

Амелин вопросительно посмотрел на меня.

– Все в порядке, – заверила я. – Можешь меня бросить. Мы тут сами справимся.

Тот улыбнулся.

– Только к четырем нам на стоянку опять тащиться, – сказал Тифон. – Обнаружение оформлять.

– Козлина, – Лёха снова уставился на сына хозяина «Хризолита» Тимура и его боевую команду.

Тифон тоже посмотрел на них.

– Что за кипеж?

– Девок моих отбивают.

– С чего они твои?

– С того, что я их первый заклеил.

– Слушай, Лёх, ты достал. Ты вообще, кроме девок, хоть о чем-нибудь можешь думать? – недовольно высказал Тифон. – У нас тут такие геморрои, разгребать и разгребать, а у тебя одни только телки на уме.

– Блин, ну чего ты как моя мама? – взвился Лёха. – Все люди по-разному устроены. Это тебе, может, на хрен ничего не надо, а я без любви не могу. Я болеть начинаю. Вон и Зойка от тебя потому и сбежала, что…

Закончить он не успел. Резко вскочив, Тифон перегнулся через стол, сгреб Лёху за футболку на груди и с силой толкнул. Лёха попытался уцепиться за скатерть, но вместо нее схватился за тарелку Амелина и вместе с ней кувырнулся назад. Раздался грохот и звон. Все люди в зале смотрели на нас и на валяющегося на полу засыпанного макаронами Лёху.

– Вау, – сказал маленький Костя. – Зачетный бросок.

– Идем, – Тифон подтолкнул меня под локоть.

– Куда? – Я все еще была под впечатлением от произошедшего.

– Куда-куда? Ногу тебе лечить.

Номер у них был двухкомнатный. За закрытой дверью спал Ярослав. Пахло грейпфрутовым ароматизатором, потом, табаком и зубной пастой.

Комната Тифона и Лёхи напоминала нашу, только шторы на окнах и покрывала у них были горчичные, а в углу возле балкона вместо стула стояло кресло. Тифон вытащил его и поставил на проходе. Между кроватью и холодильником.

– Садись. Разувайся.

– Мне бы ноги помыть. Я с самого утра хожу.

– Нашла, чем удивить. Ты в мужской раздевалке не была после тренировки. Давай снимай. Некогда намываться.

Он открыл бутылочку масла для загара, которое мы купили на первом этаже, потому что ничего другого подходящего для растирания не было, понюхал, поморщился, затем выдавил на руки.

– Чего сидишь?

– Я все-таки помою. Быстро. Всего одну.

Тяжело вздохнув, Тифон подставил локоть. Держась за него, я допрыгала до ванной, быстро ополоснула ногу, но, вытирая ее, замешкалась, пытаясь справится с глупым, внезапно накатившим волнением. Таким сильным, что хоть беги.

– Знаешь, я подумала, пожалуй, лучше ее не трогать пока. Сейчас что-нибудь неправильно намнем, потом вообще ходить не смогу.

– Это кто это неправильно намнет? Ты чего боишься? Я аккуратно. Обещаю.

Он подтолкнул меня к креслу.

– Думаешь, я вечером танцевать смогу?

– Конечно, сможешь. Ты и сейчас можешь.

– Сейчас не могу. Сейчас больно.

– Просто ты думаешь об этом.

– Хочешь сказать, что я притворяюсь?

– Нет. Но она же у тебя не сломана. Если бы ты не думала о боли, перетерпела, то легко могла бы танцевать.

Его взгляд был прямой и требовательный, плечи напряжены. Дракон затаился. В вене на другой стороне шеи отчетливо бился пульс. По всему телу гуляли мышцы.

– Ты говоришь, как Амелин. Он тоже любит про боль и про терпение.

– Это пацанская тема. Тебе это не нужно.

Присев на корточки и демонстрируя бритый затылок, Тифон склонился над моей несчастной ногой. Однако стоило ему взять ступню в одну руку, а вторую положить на щиколотку, как я, чуть не заехав ногой ему по лицу, подскочила.

– Нет. Не надо.

Едва увернувшись, он быстро выпрямился и толкнул меня в плечо. Я рухнула обратно.

– Поздно, – между бровей пролегла суровая складка, но глаза улыбались.

– Я передумала.

– Назад дороги нет, – наклонив голову, он посмотрел исподлобья. – Подчинись или сражайся.

– Я не могу сражаться. У меня нога.

– Тогда я буду делать с тобой что захочу.

– Нет, серьезно, я правда пойду, – я снова встала, но он опять резко толкнул, а когда я откинулась назад, в ту же секунду навис надо мной, упершись обеими руками в подлокотники.

Его лицо оказалось так близко, словно он собирался меня поцеловать. Голову окатило жаром.

– Ты очень легкая добыча, – хрипло прошептал он.

Я с силой пихнула его в плечо, но Тифон только поднялся на руках и рассмеялся:

– Наивная, слабая и безвольная.

– Я тебя сейчас ударю, – дрожащим голосом предупредила я, совершенно не понимая, что происходит.

– Ударь, – он снова опустился так низко, что его грудь коснулась моей.

Но вместо того, чтобы врезать ему как следует, я зажмурилась и внезапно подумала, что будет, если я его обниму. Сердце заколотилось как ненормальное. В горле, в висках, в животе.

– Ну? – Он подул мне в лицо. – Будешь сопротивляться?

Я готова была расплакаться. Такой растерянной, беспомощной и дурной я не чувствовала себя никогда в жизни.

– То-то же, – он выпрямился и, снова опустившись на корточки, принялся мять и растирать злосчастную ногу: каждый палец, каждую косточку и мышцу.

А я осталась плавать в каком-то дурном тумане, почти ничего не чувствуя, даже когда он куда-то надавливал и спрашивал: «Так больно?», на все отвечала: «Нет» до тех пор, пока он не надавил так, что я заорала на весь корпус.

– Ну вот, теперь понятно где, – он удовлетворенно кивнул.

Из соседней комнаты выскочил взъерошенный, заспанный Ярослав с отпечатком постели на животе.

– Что происходит?

– Ногу лечим, – спокойно ответил Тифон.

Ярослав скептически посмотрел, затем вынес вердикт:

– Ты неправильно делаешь.

– Ага. Тебя забыл спросить. Ты меня уже в участке достал. Я больше с тобой никуда не поеду.

– Значит, забыл.

– Я делаю это лучше всех. Ясно? Ко мне очередь в клубе выстраивается.

– Но не лучше меня, – высокомерно заявил Ярослав. – Зря ты ему доверилась, Тоня. Нужно было ко мне обращаться.

С эко-фермы Амелин принес букет котовника. Очень милый, но необычный жест, потому что он никогда не дарил мне цветов, да и слабости к романтике подобного рода я не испытывала.

Котовник наполнил мятным запахом весь номер. Я обломала его покороче и поставила в пластиковую бутылку из-под воды.

– Там были кролики, козлята и поросята. Я хотел взять для тебя одного, но мне не дали. А Лёху укусила лошадь, и теперь он знает, что лошадей не тискают. Маленький Костя хочет стать ветеринаром. Это круто, что он чего-то хочет. Я в десять тоже чего-то хотел. Только уже забыл что. А еще мы спасли котенка и принесли сюда, чтобы жил под уличной эстрадой. Всех остальных котят работники фермы собрали в мешок и увезли. Косте сказали, что на птичий рынок. А на обратном пути встретили Марину и Лилю. Лёха пообещал им спеть сегодня в караоке. Если это будет до танцев, можно сходить посмотреть. Почему ты молчишь? Ты грустная?

– Нет. Просто задумчивая.

– У нас в лечебнице была девочка, у которой пятилетняя сестра на глазах из окна двенадцатиэтажки вывалилась. Так вот она реально ослепла от случившегося. Защитная реакция мозга. Отказ принять действительность. Нет, сама она была вполне адекватная, вменяемая, просто ничего не видела и утверждала, что никакой сестры у нее не было. С ней там всякое делали. Гипнозы, терапии, иглоукалывание, но особо не помогло. Меня через месяц выписали, а она осталась.

– Понятно.

– Тоня, ты меня вообще не слушаешь.

Он сидел на кровати и смотрел на меня. Я застыла с расческой в руках возле зеркала.

– Слушаю. Про девочку, у которой сестра выпала из окна.

– Они знаешь как ее тестировали? Однажды вызвала ее к себе в кабинет врачиха и заставила раздеться догола. А когда эта девочка все с себя сняла, в кабинет неожиданно вошел мужик. Ну врач там тоже один. Так она первым делом за одежду схватилась и прикрываться начала. Это означало, что на самом деле она все видит. И слепота у нее психологическая.

– Круто.

– Тебе все равно, что я говорю?

– Нет.

– Но ты даже не спросишь, почему я это тебе рассказываю.

– Почему?

– Потому что в последние дни ты мне напоминаешь эту девочку.

– Что я опять не так сделала?

– Тебе понравился Костя?

– Он кажется хорошим мальчиком. Жаль, что у него такая обстановка в семье.

– Давай заберем его с нами? В Капищено?

– Амелин, ты опять? – Отложив расческу, я развернулась к нему. – Это не щенок и не котенок.

– Я знаю, – наигранная беспечность в голосе говорила о том, что он не шутит. – Это человеческий детеныш.

– Детей нельзя просто забрать с собой. Уж кому, как не тебе, об этом знать!

– Уж кому, как не мне, знать, что так ему будет лучше. Поверь, его мама даже обрадуется. Ей больше не придется его кормить, одевать и думать, куда деть, когда к ней приходят клиенты. Так будет лучше для всех. Если его не станет. А ему больше не придется сидеть на балконе и прижигать себя, чтобы не слышать, что там у них происходит. Он просто уедет с нами в райское место.

Амелин смотрел на меня с гипнотическим ожиданием.

– Костя, украсть ребенка – это плохой поступок.

– Это самый лучший поступок, который я могу совершить в этой жизни. Разве плохо спасти человека? – Сквозь показное спокойствие прорывался болезненный нерв. – Чтобы он выжил или не стал таким, как я? Ты просто представить себе не можешь, через что ему еще предстоит пройти. И как все это отвратительно и ужасно. И что от этого больше никогда не отмыться. И что внутри у него останется не меньше шрамов, чем на руках, гной от которых все будут называть эмоциональной нестабильностью.

– Костя, очнись! Этот мальчик не ты!

– Если мы его не заберем, его уведет кто-то другой, возможно злой и гадкий, или он сбежит сам и растворится в этом мире, будто его и не было, – заговорил он с еще большей убежденностью.

– Не выдумывай. Ничего он не сбежит.

– Он уже три раза сбегал. Последний раз пару дней назад слинял. Ночью, пока мамаши не было. Охранник на въезде видел, как он вышел с территории, но остановить не успел.

– Это в тот день, когда мы в «24/7» были?

– Кажется, да. Поэтому, пока ей дозвонились, пока она ездила его по всей округе искала, Костя успел полпути до станции дойти. А если бы она его не нашла?

– На чем это она ездила? – Я насторожилась. – С кем? Или, может, у них есть машина?

– Я не спрашивал.

– Вот же она причина и повод. Это круто, Амелин! Все складывается. Я так и знала, что это она. У меня интуиция. Узнав, что Костя сбежал, она стянула ключи у Ярослава и взяла «Хайлендер». А когда мальчик нашелся, просто бросила машину здесь. Нужно парням рассказать.

Амелин откинулся назад и замер:

– Ты меня совсем не слушаешь.