Текст книги "Неприрожденные убийцы"

Глава седьмая: Когда сотни становятся черными

1.

На стене дома напротив здания суда краской написано «Свободу Диме Боброву!». Надпись выглядит старой, потускневшей, стершейся. Дело закрыто и отправлено в архив. Сам Бобров, больше известный как Дима «Шульц», осужден и отбыл в колонию-поселение. Да и кровь тех, кто был убит, пока шел его процесс, тоже давным-давно впиталась в асфальт.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

– Все было очень зыбко. В какую сторону пойдет дело, ясно не было до самого конца. Наше законодательство так устроено, что в принципе Шульца могли и оправдать. Мы вытаскивали все, что могли: «возбуждение национальной или расовой вражды», «организация экстремистского сообщества», «хулиганство», «призывы к насильственному изменению конституционного строя», «вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних». Получилось пять статей обвинения. И все равно никакой уверенности в исходе процесса у нас не было.

Леше Ваффену, давшему нам расклад по Шульцу, мы, как и обещали, стали помогать. Вписывались за него в прокуратуре и просили об условном наказании. Мы держали свое слово, а он свое. Ваффен был единственным, кто на суде не отказался от показаний. Хотя, как я думаю, дело тут не только в его принципиальности и не только в том, что Ваффену не хотелось ехать на этап. Просто с Шульцем у них получились личные разногласия.

А дело было так. Как-то я сижу в кабинете – звонит телефон.

– Здравствуйте. Меня зовут Юля. Не могли бы мы встретиться?

Я выписал ей пропуск. Она поднялась в кабинет.

– Я девушка Ваффена. Не могли бы вы устроить мне свидание с Лешей?

К тому времени о Шульце я знал уже действительно все. Ну, то есть вообще все, что можно. И мне было прекрасно известно, что Юля – никакая не девушка Ваффена, а самая что ни на есть подруга Шульца.

Не скажу, что она сногсшибательная красотка. Но в принципе довольно симпатичная. Несколько лет назад Юля приехала в Петербург из Сургута. Националистические взгляды полностью разделяла и в бригаду пришла сама. Сперва Шульц давал ей набивать тексты для своего журнала. Потом они стали встречаться. Кроме того, Юля была координатором по связям с иногородними и иностранными единомышленниками. Когда на обыске мы изъяли компьютер Юли и стали разбирать, с кем он общался, – там черт ногу сломит. Сотни контактов! Не только вся Россия, но и иностранные единомышленники. Например, из Австралии к нему приезжал член сиднейской ячейки «Blood & Honour». Причем не лысый тинейджер, а взрослый дядька: офицер полиции, и при этом активист движения.

С Юлей я начал работать. Несколько раз мы встречались, подолгу разговаривали.

– Понимаешь, Юля, – говорил я. – При обысках у тебя изъята херова куча всего. Экстремистская литература, черт знает что в компьютере… И появляется простой вопрос: откуда это? Если это твое – ты соучастница. А если это Шульц попросил тебя подержать – то ты, конечно, должна рассказать следствию обо всем, что знаешь. Короче, сама выбирай, кем быть – обвиняемой или ценным свидетелем?

Она в ответ только и делала, что просила свидания с Ваффеном. О деталях, мол, можем договориться, но прежде всего я должен дать ей свидание. В конце концов я прямо спросил:

– На фига тебе, Юля, этот Ваффен? И ты, и я – мы оба знаем, что ты девушка Шульца.

– Раньше была его девушкой. Но это в прошлом. А теперь я девушка Ваффена.

Как я понял, встречаться с Юлей Ваффен пробовал, еще пока Шульц был на свободе. Но тогда это было нереально. Никто не мог отбить девушку у лидера бригады. Он был полный параноик и дико доставал Юлю своей ревностью. Мог сидеть и молча целый день кидать нож в стену. Когда до него дошли слухи об ее отношениях с Ваффеном, жестко отпизжены были оба… И после этого Юля поняла, что с Шульцем пора подвязывать.

Впрочем, рассказывать все это Юля тогда мне не стала. А настаивать я не стал.

– Хорошо, – сказал я. – Твое дело. Можешь не объяснять. Я дам тебе свидание с Ваффеном, но ты взамен должна будешь дать мне полный расклад по Шульцу.

Свидание с Ваффеном она получила. Больше того: через некоторое время она родила ему ребенка. Еще пока он находился под следствием, они поженились. Шульц, конечно, у себя в камере бросался на стены. Юлька иногда ему звонила. Он говорил, что простит ей измену и чужого ребенка, но с Ваффеном она должна расстаться.

2.

Шульца арестовали в конце октября 2003 года. К февралю 2004-го следствие было закончено, дело передали в суд. Спустя еще месяц начались первые слушания. Несколько раз заседания переносились, а срок содержания Шульца под стражей продлевался. С весны суд перенесся на конец лета… а потом на осень… а потом на весну уже следующего года… а потом опять на осень. Шульц продолжал сидеть в Крестах.

Он мечтал о стремительных атаках и сокрушительных ударах. А в результате сел, причем даже не в тюрьму, а в пропахший мочой следственный изолятор. Стал не то чтобы пленником режима, а как бы провинившимся юнкером на гауптвахте. Отец иногда приносил ему небольшой кусочек сыра на бутерброд. Говорил, что на большой кусочек у него не хватает денег. Мать (давно живущая с отцом в разводе) предлагала покаяться, исповедаться христианскому священнику.

Он не мог понять: неужели насчет раскаяния она всерьез? Что общего может быть у него с этим Распятым? С отказавшимся от борьбы и умершим молча Богом христиан? Если бы умирать пришлось ему, он точно не стал бы молчать! Как только ему дали бы нести крест, он бы тут же использовал его как дубинку! С собой в могилу он унес бы как можно больше врагов…

Он закрывал глаза и представлял, как бы все это было. А потом открывал – и опять оказывался в пропахшем мочой следственном изоляторе. Матери он сказал, чтобы больше не приходила.

Заседания назначались, длились десять минут и переносились на новую дату. Конца всему этому было не видно. Обвинение утверждало: подсудимый Дмитрий Бобров – самый что ни на есть экстремист. Почему это он экстремист? – задирала брови защита. А как же? Обвинитель открывал шульцевский журнал и тыкал туда пальцем: в издаваемом подсудимым Бобровым журнале употреблено слово «жиды». Защита пожимала плечами: у Достоевского тоже встречается слово «жиды». Судья бил молотком по столу и объявлял: заседание откладывается до момента, когда будет точно установлено: встречается ли у Достоевского слово «жиды».

Спустя два месяца эксперты отчитывались по результатам проведенной экспертизы: да, у Достоевского встречается слово «жиды». Но в другом контексте. А у Боброва это слово, безусловно, является экстремистским и оскорбительным. Судья кивал головой и приобщал результаты экспертизы к материалам дела. Обвинение развивало и закрепляло успех: нельзя ли провести также экспертизу слов «хачик», «кавказская гнусь», «поганое жидовское племя», «чурки», «твари» и «черные свиньи»? А то подсудимый Бобров может заявить, что у Достоевского и эти слова встречаются.

Шульц по-прежнему сидел в следственном изоляторе. По слухам, он похудел на двенадцать килограмм. Проходило еще два месяца, и результаты экспертизы были, наконец, готовы. Нет, – отчитывались эксперты, – слова «хачик», «кавказская гнусь» и прочие из предоставленного списка у Достоевского не встречаются. И в приведенном тексте все они, безусловно, являются оскорбительными и призывающими к расовой вражде. Судья кивал головой и приобщал результаты экспертизы к результатам дела.

Кто его знает, сколько бы все это продолжалось в том же духе. Возможно, что очень долго. Да только летом 2004-го кто-то решил ускорить ход событий.

3.

19 июня 2004 года. Суббота. Квартира этнографа, специалиста по Африке Николая Гиренко. Семья профессора собралась на дачу.

У Николая Михайловича выдалась тяжелая неделя. Он выступал экспертом на деле «Шульц-88». Он был именно тем человеком, к которому судья отпасовывал вопросы насчет выражений, употреблявшихся Достоевским, и от всего, что творилось на суде, Гиренко несколько устал. Теперь он собирался немного отдохнуть. Провести выходные на свежем воздухе. Семья паковала вещи: жена, дочери с детьми и мужьями, сам Николай Михайлович… Женщины распихивали по сумкам то, что забыли уложить вчера, мужчины сидели на кухне. Около девяти утра раздался звонок в дверь.

Екатерина, старшая дочь профессора, спросила:

– Кто там?

Молодой, судя по голосу, человек попросил позвать Николая Михайловича.

– Папа, там к тебе.

– Да? Сейчас…

Гиренко подошел к двери:

– Кто там?

В ответ раздался выстрел. Прямо сквозь хлипкую деревянную дверь Профессор получил пулю. Она вошла в правое плечо, пробила руку и подмышку… Кровь брызнула на стену. Гиренко рухнул на пол прихожей. Жена прибежала с кухни на звук, опустилась, руками приподняла его голову, а он был уже мертв. Пуля со смещенным центром разворотила подключичную артерию. Смерть наступила практически мгновенно.

Позже следствие установит: стреляли из обреза допотопной немецкой винтовки «Маузер». Скорее всего, ствол был куплен у «черных следопытов». Судя по всему, грохот от выстрела должен был переполошить целый квартал. Однако из всего подъезда на выстрел обратила внимание лишь одна пожилая соседка. Приоткрыв дверь, она выглянула на лестницу и заметила двух убегающих молодых людей. По ее описанию, это были худощавые подростки шестнадцати-семнадцати лет. Оба одеты в темное, через плечо у одного висела сумка.

Все. Больше никаких подробностей.

4.

Об этом выстреле писали в газетах и довольно долго говорили по телевизору. Но, по большому счету, такой шум был не очень понятен. Гиренко – кто он вообще такой? До того как прозвучал выстрел, никто об этом Гиренко даже не слышал. Ладно бы опять убили телеведущего или бизнесмена. Но эксперт на судах по вопросам национализма? Тем более что к XXI веку время этих перестроечных борцов за справедливость давно прошло.

Когда в 1990-х начались первые судебные процессы над ультраправыми, от эксперта зависело очень многое. На скамье подсудимых тогда оказывались сумрачные антисемиты, борцы с жидопланетянами, разоблачители всемирного заговора, философы природного русского язычества… Разобраться в их зубодробительных прокламациях бывало сложно. Именно эксперт должен был объяснить суду, что это: поэтический вопль души (за который не судят) или призыв к свержению конституционного строя (срок до восьми лет)?

Гиренко выступал чуть ли не на каждом подобном процессе. В 1993-м он объяснял: статья в газете «Русская правда», опубликованная под заголовком «Раздавить черную гадину!», является самым что ни на есть призывом к национальной розни. Ни о какой поэтической метафоре речь не идет. В 1994-м он предоставил суду результаты экспертизы, из которых выходило, что петербургские язычники из журнала «Волхв» – не безобидные любители старины, а опять-таки разжигатели розни. Спустя еще год провел экспертизу материалов главного тогдашнего фюрера Юрия Беляева. И объяснил суду: заголовок «Минздрав предупреждает: переселение с Кавказа опасно для вашего здоровья!» – это опять и опять разжигание национальной розни.

Гиренко выступал экспертом на протяжении десятилетия. Всего – больше двадцати процессов. Без него в Петербурге не обходился ни один суд по националистическим делам и, конечно, иногда приятели подсудимых ему угрожали. Но все-таки в 1990-х все было совсем не так.

В каком именно году сменились поколения, никто не заметил. Но они сменились – это точно. В 2002-м Гиренко выступал экспертом по первому в стране громкому делу скинхедов. Тогда небольшая бригада с окраин железными палками насмерть забила продавца арбузов. Продавца звали Мамед Мамедов. На скамье подсудимых оказалось двое несовершеннолетних убийц и бригадир, организатор акции. Доказать их участие не составляло особого труда: свой подвиг удальцы сняли на видеокамеру.

Изображение подрагивает. Иногда происходящего не разглядеть – в кадр лезут спины в белых подтяжках. Первый нападающий подлетает и с размаха бьет Мамедова ботинком в лицо. На телеэкране это выглядело так, будто парень – футбольный нападающий и ногой бьет всего лишь по круглому мячу.

Мамедов – взрослый, седеющий и грузный. А эти – дети. Азербайджанец падает на асфальт, тощие фигурки суетятся над лежащим телом. Ботинки – будто достались в наследство от повзрослевших старших братьев. Огромные ботинки топчут лицо упавшего Мамедова. Все вместе занимает две минуты экранного времени. В начале фильма Мамедов сидит рядом со своими арбузами. Ему скучно. Торговли нет. В конце – арбузы послушно лежат в сетке, а Мамедов уже мертв.

Зачем нужен эксперт-филолог в таком деле, как это? Что здесь анализировать и доказывать, если дети с городских окраин даже и не скрывают: азера грохнули они. И это повод не для раскаяния, а для гордости. Свою запись убийцы повесили в Интернете и не подумали ее оттуда убрать, даже когда следователи стали приходить к ним домой. Сумрачные антисемиты 1990-х пытались спорить: никаких призывов в их статьях нет. Это просто их взгляд на то, что творится в стране. Бритоголовые тинейджеры XXI века искренне не понимали: почему это нельзя убивать черных? Эти люди никому не нравятся. Их в наш город никто не звал. Убивать этих людей просто необходимо, и странно, что ребят собираются за это посадить в тюрьму.

Потом, весной 2004-го, начался суд над бригадой «Шульц-88». На нем по инерции Гиренко тоже выступил экспертом. Для него это дело оказалось последним.

5.

Опять были митинги. Опять были громкие заявления политиков и правозащитников. Возле университетского здания Двенадцати коллегий прошел «Марш против ненависти». Губернатор Валентина Матвиенко распорядилась выделить денег на установку Гиренко бронзового памятника.

Не было только одного: результатов расследования. Сперва убийц обещали найти со дня на день. Потом – через несколько месяцев… Их не нашли даже спустя год. Кто именно и почему выстрелил в грудь 62-летнему эксперту, так и осталось неизвестным.

В телевизионных новостях об этом выстреле говорить давно перестали. Но время от времени интерес к убийству Гиренко проявляли газеты. Через две недели после выстрела какие-то сумасшедшие вывесили в Интернете «Приговор», из которого следовало, что профессор был казнен по решению руководства Русской Республики. Беспристрастный суд русского народа рассмотрел деяния Гиренко, признал их наносящими вред национальным интересам и постановил: профессора ликвидировать.

Прокуратура всерьез ко всему этому не отнеслась. Кто-то пальнул Гиренко в дверь, а совершенно посторонние люди теперь хотят взять на себя ответственность? – В поиске реальных убийц это вряд ли поможет. Премьер-министр Русской Республики Александр Втулкин все равно пытался привлечь к себе внимание и направо-налево раздавал интервью. Шумной популярности, впрочем, так и не обрел. Тогда из первого попавшегося Интернет-кафе Втулкин разослал по редакциям электронное письмо, в котором к смерти приговаривалась уже губернатор города Валентина Матвиенко.

На этот-то раз пресса должна обратить на него внимание, не правда ли? Внимание обратила не только пресса. Надоедливого премьер-министра вычислили, задержали, по суду определили ему полтора года колонии-поселения и убрали с глаз долой. В нашей дальнейшей истории он больше не появится. Кто именно пальнул в дверь профессору Гиренко, так и осталось неясным.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

– Следствие хваталось за любые ниточки. У Гиренко были сложные отношения с дочерью. Члены семьи никак не могли разделить между собой квартиру в дорогом районе на Петроградской стороне. Может, дело в этом? Может, убийство – просто бытовуха?

Проверяли все. Отрабатывали все версии. Но чем дальше, тем яснее становилось: дело именно в Шульце. Никаких других выводов сделать тут было нельзя. Сразу после того, как это случилось, всем свидетелям, проходившим по делу, усилили охрану. Наше руководство всерьез считало, что кто-то мог начать их отстреливать. Профессора убили потому, что он был экспертом на этом процессе, – постепенно в это начали верить все. Как бы фантастично это ни выглядело.

Это казалось нереальным. Но других версий просто не осталось. Несовершеннолетние драчуны с городских окраин – не та публика, которая в состоянии прямо из тюрьмы заказать эксперта по собственному делу. Но профессор мертв, а других версий нет.

Теперь вопрос стоял так: если Шульц в тюрьме, а его главные подельники под колпаком, то кто же стрелял? Если это новые люди, почему они пытаются помочь Шульцу? А если старые, почему нам о них ничего не известно?

Глава восьмая: Смерть – это те, кто рядом

1.

А в городе тем временем происходили странные вещи…

Сперва (еще до убийства Гиренко) толпа бритоголовых разгромила Макдоналдс, расположенный прямо на Невском проспекте. Газеты об этом почти не писали, но дело все равно получилось громким. Когда толпа лысых подонков с железными прутами начинает громить кафе в самом центре пятимиллионного города, событие просто не может не получиться громким.

2.

Они собрались на углу улицы Рубинштейна, какое-то время просто стояли, ждали тех, кто опаздывал, курили и молчали… а потом один из них сказал:

– Пошли!

И они пошли.

Первый же, влетевший внутрь кафе, ногой отшвырнул с дороги стул. Посетители замерли с открытыми ртами, а за первым тощим парнем, сжимавшим в руках металлический прут, уже вваливались другие… целая толпа. Блики света играли на их гладко выскобленных головах. Кто-то подобрал опрокинутый стул, взял его за ножки и с размаху зашвырнул за стойку, где замерли побледневшие продавцы. Посетители продолжали сидеть с открытыми ртами, и первые десять секунд суетились только две стайки тощих подростков: одна – с бритыми головами по эту сторону барной стойки, а вторая (все в фирменных «макдоналдсовских» рубашках) – по ту. Протиснуться все вместе в узкую дверь нападающие не могли. Железным прутом кто-то въехал в здоровенную витрину… а потом они разбили остальные стекла и начали запрыгивать в зал через оконные проемы. Все происходило прямо на Невском… прямо на главной улице города… прямо на самой битком забитой милицией и улыбчивыми иностранцами главной улице города… всего этого просто не могло происходить!.. Кто-то из посетителей вякнул и получил кулаком в недожеванный обед. На стол капнула кровь. У нападающих были страшные лысые головы и сосредоточенные лица… и в руках они сжимали толстенные металлические прутья… на набитые кулаки у них были накручены солдатские ремни, бляхами наружу… так что «макдоналдсовские» девушки все-таки перестали улыбаться и предпочли присесть на корточки… попытались оказаться как можно дальше от того, что просто не могло происходить в их привычном и улыбчивом мире.

Все продолжалось от силы четыре минуты. Ну, может быть, шесть. За это время они успели нанести Макдоналдсу ущерба на сумму в четверть миллиона рублей. Разгромлено и перебито было все, до чего можно было дотянуться, – а потом нападавшие вдруг исчезли. И звуки моментально вернулись. Плакали дети. Под ногами хрустело стекло. Разбитые окна. Разбитые прилавки. Чьи-то разбитые очки. Разом вернулось очень много разных звуков.

3.

А еще до Макдоналдса был Сытный рынок. Там случился реальный погром: громко орали женщины, на грязный пол сыпались помидоры, а продавцы помидоров, петляя и прикрывая головы руками, пытались вырваться из окруженного здания рынка и тем спасти себе жизнь, да только из здания было невозможно вырваться, потому что в каждую дверь и даже в каждое окно перли бритоголовые парни с перекошенными рожами, и каждый из парней сжимал в побелевшем кулаке железный штырь, а носатые смуглокожие люди один за другим падали на пол, и из их пробитых голов текла кровь… хотя, возможно, это был просто сок из раздавленных помидоров. А потом, наконец, приехал ОМОН.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

– Когда приехал ОМОН, все бросились врассыпную. Большую часть погромщиков прихватить успели, но, как оказалось, это были совсем не те, кто нам нужен.

Погром на Сытном рынке выглядел как стихийный протест масс. Типа «Сколько можно терпеть?! Бей черных!». И толпа повалила… Но когда мы начали в этом деле копаться, то вдруг уперлись в то, что стихийный протест был тщательно организован. Причем к получасовой акции людям было не лень готовиться несколько недель подряд.

Мы спрашиваем задержанных:

– Кто конкретно решил громить рынок?

Они только глаза таращат и мычат:

– Какие-то парни… Пришли, предложили… А раньше мы их никого не видели…

– Вообще никогда? Как же вы познакомились?

– Ну, они подъехали. Всех завели, громче всех орали. А потом – как в воздухе растворились.

– Что они орали?

– Эй, пацаны! – говорят, – чего без дела маетесь? Айда черных рихтовать!

Ясно, что какие-то грамотные парни для прикрытия подписали к крупной акции местную гопоту. Система была грамотная. Когда всех начинают винтить, организаторы просто исчезают. Прежде они уже несколько раз репетировали отход и четко понимают, куда бежать и что делать. Подходы, отходы, разбегания, прилегающие проходные дворы – все это организаторы погрома тщательно изучили. А местные олухи отбывают в милицию. Гопота – она и есть гопота. Ее удел получать срока за то, что случайно оказался в неподходящем месте.

И так несколько раз подряд: задержанные есть, а что толку? Ни единой зацепки за организаторов! Ни имен, ни даже кличек тех, кто все это организовал на самом деле.

4.

И наконец (уже в марте 2004-го) в метро был сброшен под поезд гражданин Сирии Бадави Абдулкадир.

В тот день проходил футбольный матч «Зенит» – «Ротор». Если вам интересно, «Зенит» выиграл 2: 0. Охрипшие фанаты стали разъезжаться со стадиона «Петровский». Одна из групп добралась до станции метро «Невский проспект». Там-то все и произошло.

Газеты потом писали, будто, наткнувшись на сирийцев, фанаты без лишних разговоров схватили одного из них за руки, за ноги и, раскачав, зашвырнули под прибывающий поезд. Читатели газет ежились от ужаса. На самом деле все было не так, хотя результат от этого совсем не изменился. Жизнь 21-летнего сирийского студента в тот вечер действительно закончилась под металлическими колесами поезда.

Вместе с двумя приятелями Бадави Абдулкадир сидел на скамейке. Сирийцы ждали поезд. Но дождались только того, что их окружили сразу пятнадцать бритоголовых парней в черных куртках и с зенитовскими шарфами. Удар прямо в лицо, и первый приятель падает на пол. Второй сириец вскакивает, пытается бежать и тоже падает. Несколько парней начинают прыгать на его спине. Бадави, прикрывая голову локтем, вскакивает, делает шаг в сторону… кто-то невидимый бьет его ногой в грудь… он делает еще шаг, но бежать некуда… тесный мир наполнен больными ударами… каждый из ударов нацелен в его гудящую голову… он делает еще шаг, платформа кончается, и он летит вниз. На скорости 45 километров в час из тоннеля выезжает поезд. Тело сирийского студента перемолотило так, что экспертам потом было нечего исследовать. Непонятно даже – то ли парня сразу убило током, то ли (как уверяли некоторые свидетели) он все-таки вскочил и пытался выбраться назад на платформу. Скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов был слышен даже на соседней станции «Гостиный Двор». А к месту драки со всех четырех эскалаторов уже бежали метрополитеновские охранники и милиция.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

– Я уже несколько лет ловил и сажал бритоголовых. Но до случая с сирийцем у меня было ощущение, будто все это – моя личная маленькая война. И никому, кроме меня, это не интересно. А той весной все наконец изменилось. Резонанс у дела был по-настоящему громкий.

Убийство сирийца стало первым из громких убийств того года. К лету убийства и нападения пошли чуть ли не еженедельно. Но раздавленный колесами поезда студент был первым.

Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:

– Этот парень оказался то ли сыном, то ли племянником какого-то важного дипломата. Шкуру тогда спустили со всех, кто занимался молодежным экстремизмом. Работа началась круглосуточная и без выходных. Зато через какое-то время нам удалось найти свидетеля, который сообщил, что в избиении участвовали парни с кличками «Комар» и «Лягуха». А непосредственно спихнул сирийца под поезд человек по кличке «Вольтрон».

Все трое были нам известны. Раньше парни состояли в «Шульц-88», но по тому делу приземлить их не удалось. Может быть (подумал я), получится что-нибудь сделать с ними хоть сейчас?

Самый интересный из них – это Вольтрон. С детства он был футбольным фанатом и ездил на выезды. Где-то по пьяни попал под поезд, и ему отрезало ногу. Полез переходить пути не в том месте и не успел отскочить. Говорят, скрип железных колес о рельсы и грохот налетающих друг на друга вагонов был слышен даже на соседней станции. Нормально? Двадцать лет, а уже без ноги! Сперва Вольтрон, конечно, жестко забухал, но потом взялся за себя. Постепенно научился ходить с протезом. Занялся спортом. Много тренировался и теперь мог не только засветить своей колобахой кому-нибудь в лоб, но даже стал членом молодежной сборной страны по футболу среди инвалидов.

При этом он как носил свастики – так и продолжал их носить. Когда-то Вольтрон был членом бригады Toten Kopf. Потом Муху, который был у них за лидера, посадили, и бригада развалилась. Вольтрон полностью сосредоточился на футболе и какое-то время в поле моего зрения не попадал. А теперь свидетель мне говорит:

– Я видел, как сирийца под поезд отправил Вольтрон.

– Ты точно видел? Своими глазами?

– Точно-точно! Вот этими самыми!

Нам что? Есть показания – будем задерживать. Едем, берем Вольтрона, но он сразу заявляет:

– Никого я не толкал! Бить – да! Признаю – прыгнул. Но под поезд точно не толкал!

– Странно было бы, если б ты вдруг сам на себя стал вешать убийство!

– Да нет! Вы не понимаете! Тут ошибка какаято! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО его не толкал.

– Да? А вот оформлять тебя мы будем именно за это.

– Но имейте в виду: это несправедливо!

Я тогда ему сказал:

– Знаешь, Вольтрон, – я не в курсе, ты его толкал или нет. Но не тебе говорить о справедливости. Доказать в суде оперативную информацию я, конечно, не смогу. Но косяков на тебе – целая куча! Я точно знаю, когда и сколько раз ты в метро бил негров. И не только негров. И не только в метро. Пусть там нет ни заявы, ни свидетелей, – но эпизоды-то есть, понимаешь? Так что насчет справедливости – давай не будем. Если сейчас тебя свидетели оговаривают, может быть, это и незаконно. Но уж точно справедливо! Потому что когда-то ты ведь должен расплатиться и за свои старые грешки, доказать которые я никогда не смогу. Понимаешь?

Впрочем, скоро выяснилось, что толкнул сирийца все-таки совсем другой парень. Через два месяца Вольтрон вышел на свободу. Просить за него тогда приезжал президент их спортивного клуба. У меня все-таки была надежда Вольтрона приземлить. Кроме сирийца на нем были еще кое-какие грабежи. Но пока я занимался другими делами, в одной из следственных бригад дело по грабежам просто потерялось. Я несколько раз к ним приезжал, просил: ну что вы делаете, а? Но – дело потерялось, следователь уволился, концов не найти. Не знаю, кому именно там заплатили, но жалко до сих пор. Можно было бы хоть за это его посадить.

5.

Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:

– В метро я к тому времени уже давно не работал. Убийство сирийца интересовало меня постольку-поскольку. Там работало УВД метрополитена, и они с самого начала успели кого-то задержать. То есть расклад у них был. Поэтому я не стал мешаться в том деле, а занялся своими задержанными. Помимо Вольтрона оставались еще Лягуха и Комар.

Лягуху мы сняли прямо с квартиры. А Комар хоть и не был объявлен в розыск, но дома все равно не жил, прятался по знакомым. Но не мог же он вообще никогда не появляться в собственной квартире, правильно? Мы дождались, пока Комар заскочил переодеться, вошли к нему в адрес и тихо взяли. Он начал было упираться и что-то качать, но мы ему объяснили: ты зачем так разговариваешь? Хочешь, чтобы тебе вообще плохо было?

Именно от этих двоих я впервые узнал о том, что в городе появилась новая бригада. Называется Mad Crowd («Бешеная толпа»), а главными там мои старые знакомые: Леша СВР и Дима Кислый.

Когда я услышал эти имена, то даже заулыбался. Как все-таки приятно встретить давних друзей!

Еще в самом начале двухтысячных, когда Шульц формировал самый первый состав своей бригады, у него было два ближайших кореша: СВР и Кислый. Я с этими ребятами впервые столкнулся на деле об избиении танзанийцев. Эти парни исповедовали очень жесткий национализм. Вернее, их взгляды даже национализмом назвать сложно. Это была какая-то тотальная ненависть, которая в результате сожгла им мозг.

Чем занимаются обычные скинхеды? Мочат черных и бегают от ментов. Кислому и СВР это было уже не интересно. Они пошли куда дальше. Эти парни считали, что черные (хоть негры, хоть хачи) – это не причина, а следствие. Дело вообще не в них! Дело в Системе. До тех пор, пока мы живем под властью оккупационного режима, ничего не изменится. Бороться надо не за чистоту улиц, аза изменение политической ситуации в стране.

С Шульцем эти двое расстались еще несколько лет назад. Когда стало ясно, что другим лидерам рядом с Шульцем места не будет, из бригады они ушли. Вместе с ними ушли и еще несколько серьезных ребят. Помыкавшись какое-то время, они прибились к компании футбольных фанатов, которые назвали себя Mad Crowd – «Бешеная толпа».

Первым на футбольных фанатов вышел Руслан Мельник. Раньше он тоже состоял в «Шульц-88». Вместе с Шульцем он пытался объединить все бригады города. А потом Шульца мы приземлили, и бритые головы расползлись по маленьким кружкам и группировочкам.

Мельник приходил то к одним, то к другим, а потом наткнулся на фанатов. И стал перетаскивать туда старых знакомых из «Шульц-88». Первое время бить черных среди этой публики было не принято. Ребята в основном ходили на футбол, пили пиво и мочили фанатов других клубов. Но уже к 2004-му все изменилось.

Постепенно сам Мельник занял в Mad Crowd место лидера, а Кислый и СВР стали кем-то вроде бригадных идеологов. И пока Мельник тренировал бойцов, эти двое наладили выпуск языческого журнала «Гнев Перуна», в котором на простых примерах объясняли, зачем именно им всем нужны тренировки.

Дело в том (объясняли читателю), что слабый вряд ли решится на ненависть. Ненависть – это ведь довольно опасное оружие. Пользоваться им может лишь тот, кто по-настоящему силен.