Текст книги "Лечение сердечных ран. Как стать психологом самому себе"

Глава 11. Дети рождают родителей. Снова яжемать!

Мало дать ребенку жизнь, надо еще дать ему жить.

Януш Корчак

– Мамочка, я еду на дачу к однокурснице, у нее день рождения! Мы будем там все выходные! Не волнуйся! Погода замечательная, и клубника на даче поспела, – щебечет Алиса по телефону. Она уже студентка московского вуза, закончила первый курс.

– А кто там еще будет? – придирчиво спрашиваю я.

– Девчонки наши все едут, и Наташины родители!

– А как вы там разместитесь? А мальчики будут? Алкоголь?

Алиса терпеливо отвечает на все мои вопросы. Я соглашаюсь, скрепя сердце. Дочь от меня за три тысячи километров, но я все равно тревожусь постоянно, порой до истерики…

Весь год, когда Алиса училась в 11-м классе, прошел в борьбе. Я и бабушка пытались убедить ее поступать в один из институтов Тюмени. Это не так далеко от Сургута, я сама училась в Тюмени, и можно поступить на бюджет. Алиса не соглашалась – умоляла, рыдала, приводила доводы в пользу столицы. Ей так хочется в Москву, ведь там жизнь! Там есть вузы, где учат на дизайнера. А еще там проходят настоящие балы, где девушки в длинных платьях и кавалеры во фраках танцуют вальсы, мазурки и полонезы. Там тусовки эльфов и исторические реконструкции. Я давно подозревала, что моя девочка родом из Средневековья, времени рыцарей в доспехах и прекрасных дам, которых в башнях охраняют драконы. Чувствовала, что она немного нездешняя… Но все равно продолжала стоять на своем.

Алиса, к моему удивлению, не сдавалась. Я вспомнила, как в свое время сама послушно поступила туда, куда мама сказала… Невольно зауважала свою дочь. И предложила компромисс.

– Хорошо, если поступишь на бюджет, поедешь в Москву. А на платное – даже не думай!

Алиса весь год «грызла гранит науки», яростно и методично. И поступила! Она по-настоящему счастлива, сразу нашла друзей, танцует на балах. Но я все равно тревожусь…

На следующее утро дозвониться до Алисы я не могу. И в обед. К вечеру я уже близка к истерике, а к ночи – готова лететь в Москву. Аленушка убеждает меня не волноваться – ну что такого? Может, просто телефон сел? Наглотавшись успокоительных, с трудом засыпаю. А утром вспоминаю, что где-то записан телефон куратора группы. Разбудив куратора, добываю номер Наташи и еще нескольких девочек. Звоню.

– Нет, Алисы нет здесь, – слышу удивленный Наташин голос. – Спасибо, но у меня день рождения в январе. Вы, наверное, что-то перепутали…

Обман! Как она посмела! Разговариваю еще с двумя однокурсницами. Нет никакой дачи и дня рождения! С остервенением продолжаю обрывать телефон дочери. И когда она вечером наконец отвечает, в ярости изливаю на нее поток обвинений. Уличаю во лжи, называю неблагодарной тварью и устраиваю форменный допрос. Алиса, плача, признается, что встречается с мальчиком. И поехала с ним в лес. Они ночевали в палатке, сидели у костра… Сердце мое ухает вниз.

– У вас что-то было? – грозно вопрошаю я, боясь услышать ответ.

– Ты о чем? – непонимающе спрашивает дочь.

– О том самом! – мне, врачу, стыдно произнести слово «секс» в разговоре с дочерью.

– Нет, мама! Ничего не было!

Вздыхаю с облегчением, но понимаю, что Алиса под таким нажимом может и не сказать правды. В течение еще десяти минут читаю нотации о вреде ранней половой жизни и незапланированной беременности. Положив трубку, принимаюсь рыдать. От злости, бессилия, отчаяния!

– Ну скажите, как она могла! Врать матери так нагло!

Я поднимаю глаза на Анну Петровну, ища сочувствия, и натыкаюсь на ее суровый взгляд.

– Отстань от дочери и дай ей жить!

– Как? Я же волновалась, ночь не спала!

– Твоя тревожность – это всего лишь попытка тотального контроля, не находишь? – жестко говорит Анна Петровна.

– Но она меня обманула! Она…

– Что, включила «яжемать»? – насмешливо спрашивает Анна Петровна. – Просто представь, что она – это ты. И это тебе восемнадцать, первая любовь, ночь в весеннем лесу… Подожди, мне надо принять таблетку. – Она выходит из комнаты и отсутствует минут двадцать.

Я пребываю в раздражении – во-первых, мне не удалось высказать все свои обличающие доводы. А во-вторых, принять таблетку – это же пара секунд!

– Ты никого себе сейчас не напоминаешь? – Анна Петровна на секунду заглядывает и снова скрывается за дверью. Почеркав немного на листке бумаги, начинаю мерить шагами комнату. Физическая нагрузка улучшает деятельность мозга. Торопливо прощаюсь под каким-то предлогом и бегу домой. Пешком, не замечая холодного ветра.

Я похожа сейчас на маму! Застываю как вкопанная. Ведь я делаю с дочерью то же самое, что мама когда-то – со мной! Подавляю, навязываю ей свое мнение, указываю, куда поступать и как жить! Я изо всех сил оберегаю свою «психологическую пуповину», чтобы дочь ее не «отрезала»! Пытаюсь загнать детей в прокрустово ложе своих представлений о «хороших девочках». Из благих побуждений, конечно. Чтобы они «выросли достойными людьми». А что значит «достойными»? Может, лучше пусть они вырастут счастливыми? Ребенок растет легко и естественно, как бамбук, прямой и стройный. А нам, родителям, нужно сделать из него замысловатую «икебану». И вот мы закручиваем тонкие веточки в замысловатые узлы. Выкручиваем, а точнее сказать – ломаем!

Лучший способ сделать детей хорошими – сделать их счастливыми.

Оскар Уайльд

– А напишу-ка я Алисе письмо! Когда пишешь, обдумываешь каждое слово, да и дочь может прочитать его несколько раз. Попрошу прощения за прошлые ошибки.

Вот мое послание Алисе:

«Привет, Алиса в стране чудес! Я поняла, что должна много сказать тебе, но, оказывается, очень трудно говорить правду о себе. Я хочу попросить у тебя прощения, дочь, за многие вещи, которые раньше не понимала. Я прошу прощения за то, что так мало тебя любила. И когда ты была еще совсем маленькой, а я была далеко. И потом, когда ты пыталась высказывать свои мысли и желания, а я не слышала тебя, сидя в плену своих представлений о “воспитании детей”. Ведь я хотела как лучше – но давно сказано, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Прости меня за то, что я позволяла Глебу гнобить тебя под видом “воспитания”, за то, что не рассказала тебе, что он не твой родной отец (опять же из лучших побуждений). Ведь, собственно, и за Глеба я вышла, чтобы у тебя был отец. А еще потому, что “надо быть замужем, особенно если ты с ребенком”. Прости, что долбила тебя и устраивала многочасовые разборки, заставляя тебя выворачивать душу, когда ты этого не хотела. Прости, что не отпускала тебя поступать куда хочешь. Прости за то, что я была такой глупой и нечуткой, не доверяла твоей душе, твоей интуиции, ведь ты в свои юные годы намного умнее и мудрее меня, чище и благороднее. Оказывается, так много гадостей я тебе успела сделать, аж самой жутко стало. Ты у меня замечательная, волшебная, бесценная!!! Ты самая лучшая дочь на свете. Спасибо, что ты есть и еще терпишь меня, такую дуру. Я тебя люблю».

Ответ Алисы:

«Привет, мам.

Хочу сказать, что я на тебя не обижаюсь, поэтому не вини себя. Я очень, очень рада, что ты моя мама и еще я очень рада, что ты теперь можешь меня понять, это самое большое детское желание – чтобы мама тебя понимала. Прости, что мотала тебе нервы целый год перед поступлением и не могла привести ни одного аргумента против ваших. Но у меня их и сейчас в общем-то нету). Есть просто мечты, которые не подчиняются логике. Любовь тоже не подчиняется логике, но при этом никто этого от нее и не требует. И я рада, что ты все-таки меня отпустила. Для меня это очень важно. Спасибо. Я, наверное, тоже не подарок, часто вела себя эгоистично и невнимательно, мне сейчас трудно все вспомнить и разобраться, почему я была такой. Очень хочется верить, что я стала чуточку лучше. И не ругай себя, все-таки ведь добрые ангелы кому попало не являются. И такие чудесные дети, как я, у кого попало не рождаются (шутка). Ты самая чудесная, и я хочу, чтобы ты была счастлива. Я тебя люблю».

Постепенно общение с Алисой стало более дружеским. Она мне рассказывает, как ей не хватало этого в детстве, как мы были глухи к ее проблемам. И мне стыдно. Я стараюсь дать ей тепла больше и общения, стараюсь понять и поддержать. Алиса учит меня многим новым вещам. У молодости есть чему учиться!

Дочь недавно сказала: «Я просила у Вселенной друга, и она послала мне тебя!» Я была тронута до слез. Теперь мы – близкие подруги. Общаемся по линии «Взрослый – Взрослый», если вспомнить Э. Берна.

Заглядывая немного вперед… Когда я перестала подгонять дочь под свои стандарты «хорошей девочки» и стала заниматься своим развитием, Алиса очень быстро начала копировать мои психологические успехи. Самооценка ее ощутимо повысилась. Она начала верить в себя. Окончила вуз, получила диплом инженера. Затем решила сменить профессию на дизайнера. Я не препятствовала, пообещала помогать ей. Обучение дочь оплачивала сама – учась и работая одновременно. Алиса вышла замуж за прекрасного парня. Она живет в любимом городе и занимается любимым делом. Теперь к ее увлечениям добавился еще серфинг – это занятие ее по-настоящему захватило.

Ребенок рождает родителей.

Станислав Ежи Лец

Недавно у нас был замечательный вечер. Вечер воспоминаний и открытий. Алиса поведала мне, как страдала в детстве от моего отсутствия. Когда я училась в институте, а ее отдали бабушке с дедушкой. У детей ведь «магическое мышление». Родители для них – всемогущие волшебники. А если мамы нет – «она меня бросила». Или «маму украла злая ведьма». А я вдруг поняла, что и у меня было то же самое. Когда моя мама была в больнице с братом. Мы обнялись и плакали…

 
Я бабушку слушаюсь, пыль вытирать помогаю.
Ем кашу противную, пью рыбий жир полной ложкой!
Пусть мама почувствует, как я люблю и стараюсь,
Пусть мама вернется ко мне побыстрее немножко!
 
 
Вы любите, мамы, детишек своих несомненно!
Но помните, их оставляя по веским причинам,
Что в бездну отчаянья падают, словно с трамплина,
Ведь вы для детей своих крохотных – просто
                                                          Вселенная!
 

Школа – это место, где шлифуют булыжники и портят алмазы.

Роберт Грин Ингерсолл

Как-то моя младшая, Аленушка, пришла домой расстроенная и рассказала про инцидент в школе. Они шьют на уроках труда юбку. Дочь сама выбрала фасон, пусть и несложный. Сама сделала выкройку, долго шила, распарывала и снова переделывала. Я наблюдала, но не вмешивалась. И вдруг учительница высказала ей претензии: почему фасон такой простой – юбка на резинке? Дескать, у бабушек наших были такие панталоны на резинках. Все, конечно, гоготали.

Я успокоила дочь, а на другой день отправилась в школу. Задала учительнице ряд вопросов:

– Скажите, за два месяца, что дети делают проект, вы первый раз обнаружили, что у юбки не такой фасон? Вы не могли уделить ей три минуты за все это время? Помочь ей, подсказать что-то?

Я разговаривала спокойно, металлическим голосом:

– Как вы позволили себе высмеять работу моей дочери перед всем классом?

Учительница вначале отшучивалась, а потом, видимо, до нее дошел весь смысл предъявляемых претензий. Она стала отчаянно извиняться, обещала обязательно попросить прощения у Алены и поругать остальных, кто смеялся. Она так перепугалась, что мне стало ее жалко. Трудно все-таки ставить других на место, выходить из комфортной роли «хорошей девочки». Это гремлин «Радуй всех» пытается поднять последнюю уцелевшую голову…

Вместе с дочерью мы читаем «Гамлета», смотрим фильмы. Теперь я узнала, что такое Эльсинор, кто такой Лаэрт, узнала множество подробностей про Офелию. Мы обе получаем удовольствие от этих занятий.

Недавно у нас состоялась необычная беседа. Началось все с темы обесценивания – мы говорили о том, что дочь не умеет принимать «поглаживания», не верит в себя, свое творчество. И тем самым обесценивает и себя, и тех, кто ее поддерживает…

Алена возражает:

– Я же не Пушкин. Что я могу написать хорошего?

Я: Да, ты – это ты. У тебя свой путь и свое творчество…

Алена: А вот подруга меня не оценила, и учитель литературы тоже…

Я: Разве они боги? Истина в последней инстанции?

Алена: А те, кто меня хвалит – они ничего не понимают в поэзии. Мне их мнение не важно…

Я: А если ты взяла их за душу, задела какие-то чувствительные струны? Разве это не важно? Разве искусство существует только для избранных?

Алена: Нет…

Я: Тогда важен каждый, тем более тот, кто тебя одобряет… Общайся с теми, кто тебя поддерживает! Игнорируй тех, кто тебя не ценит!

Алена: Знаешь, мне недавно попалось высказывание Брюса Ли. «Тренируйся с теми, кто сильнее. Люби того, кого нельзя. Не сдавайся там, где сдаются другие. И ты победишь там, где победить нельзя».

– Здорово! А ты веришь, что все мы родились уникальными, что каждый гениален по-своему? – спрашиваю я у Алены.

Она задумывается ненадолго:

– Наверное, да. Мама, все это хорошо, но как быть с двойками и тройками? «Три» за четверть по математике никуда не денешь!

– Ну, мы знаем много примеров – и Пушкин не был силен в математике, и Менделеева из школы выгоняли за неспособность к учению… А теперь никто не сомневается в их гениальности!

– Мама, но это же действительно гении! А я-то здесь при чем?

– А кто такой гений, по-твоему?

– Он просто таким родился, с избытком какой-то способности. Музыкальной, или поэтической, а может, художественной или спортивной…

– Хорошо, но ведь, допустим, музыкально одаренных много, но не все становятся Моцартами. Что еще нужно, кроме таланта?

– Ну, наверное, невероятная целеустремленность, – говорит Алена. – Ведь Моцарта отец заставлял играть часами. Без такой тренировки еще неизвестно, узнали бы мы это имя или нет…

– А выдающийся ум? Нужен?

Алена парирует быстро:

– Понятие «выдающийся ум» не так-то легко расшифровать. Ученые поняли, что невозможно точно оценить IQ. Даже если бы могли, то эти тесты измеряют только очень узкую область знаний. Может, лучше не «выдающийся ум», а «оригинальный взгляд на мир»?

– В два года у тебя точно был оригинальный взгляд на мир! – улыбаюсь я. – Ты столько новых слов придумала, все время сочиняла стихи и песни на своем, детском языке.

– Правда? – удивляется Аленка. – А я и не помню.

– Ты можешь не помнить. Нам тяжело запоминать то, что нельзя выразить словами. В детстве у каждого из нас был оригинальный взгляд на мир, но не все из нас в это время умели говорить.

– Постой, значит ли это, что великие поэты – это люди, сохранившие способность смотреть на мир детским и открытым взглядом?

– Да, и рассказывать о том, что видят. И не только поэты, еще и художники, и актеры…

– И у меня была невероятная целеустремленность! – смеется Алена. – Я помню, как в детстве от меня прятали шоколад, потому что у меня был диатез. И я примечала, куда. Потом строила из стульев и коробок подставки, чтоб добраться до него! В тот момент я уж точно не думала, достойна ли я шоколада. Я просто хотела его – и доставала!

Мы с Аленушкой смотрим друг на друга и хохочем. Щеки у нас раскраснелись, глаза горят.

– Ты прекрасно знала, что любишь и что хочешь! Обрати внимание: в такие моменты ты не думаешь, уверена в себе или нет. Ты полностью сосредоточена на цели… У тебя были эти особые качества, которые, как нам кажется, характерны для гениев. И у меня они в детстве были. И мечты были.

– Куда же они подевались?

– Пока ты была маленькой, ты еще была самой собой. К пяти-шести годам, если не раньше, твое драгоценное право жить как хочется начали отнимать учителя и родители. Как только ты научилась себя контролировать и смирно сидеть за партой, сказка кончилась. Все забылось.

Вдруг я срываюсь с места и бегу за тетрадкой и ручкой. Потому что стихи – вот они, пришли:

 
Нас мамы родили гениями,
Мы просто потом забыли…
В три года у вас сомнения
В своей уникальности были ль?
 
 
Люди, проснитесь! Вы гении!
Ты – скульптор, он – врач, я – поэт!
Выуживайте озарения
Из памяти прошлых лет,
 
 
Крупицы талантов нетленные
Ищите в завалах руды!
И самородки бесценные
Окупят все ваши труды!
 

Дочь потихоньку оживает, обретает уверенность. Мы отправили ее стихи на конкурс. Через месяц сообщили, что Алена стала лауреатом Всероссийского конкурса молодых дарований! Я продолжаю восстанавливать баланс отношений с ней. Прежде всего – защищаю ее, когда она сама не может. И учу защищаться самой, когда это ей по силам.

Выводы

1. «Нас мамы родили гениями. Мы просто потом забыли»…

2. У детей так называемое «магическое мышление». Родители для них – всемогущие волшебники. А если мамы нет, ребенок думает: «Она меня бросила».

3. Ваш ребенок важнее гремлина «Понравься всем» или «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?».

4. Критикуйте не личность ребенка, а только поступок. Конкретный. Один раз. И конструктивно.

Упражнения

Многие родители стараются пораньше научить ребенка читать, писать, чтобы с гордостью демонстрировать друзьям успехи своего чада. Но подумайте о малыше!

В этом случае он постоянно подстраивается под ваши требования. ТАК ХОЧЕТ МАМА! В этой неравной игре ребенку приходится удовлетворять потребности матери, и никто не спрашивает, готов ли он к нагрузкам такого рода. Если ребенок «соответствует», мать получает удовлетворение. Если он не оправдывает ее ожидания, мать огорчается, наказывает ребенка за непослушание. И то и другое для детей очень мучительно.

К. Г. Юнг в книге «Конфликты детской души» пишет об этом:

Ничто так не препятствует росту, как попытки матери воплотить себя в ребенке, не принимая во внимание, что ребенок – не простое дополнение к ней, а новое, отдельное существо, зачастую наделенное характером, нимало не похожим на характеры родителей, а иногда даже пугающе чуждым для них. Объясняется это тем, что дети лишь номинально происходят от родителей, на самом же деле они вышли из родового источника. Иногда надо вернуться на несколько сотен лет, чтобы в них увидеть фамильное сходство.

1. Задушите гремлинов «Будь как все, не высовывайся», «Отступись от своей мечты», «Ты заурядная». И помогите своему ребенку избавиться от них.

2. Ваш ребенок важнее гремлина «Понравься всем» или «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?». Защищаете ли вы своего ребенка перед другими, даже если он неправ? Наказать вы его сможете потом, главное, чтобы он чувствовал, что всегда под вашей защитой.

Глава 12. Хрупкий «пламенный мотор»

На сердце не бывает морщин, а только рубцы.

С. Г. Колетт

– Трансмуральный передне-боковой инфаркт, давление 70/40. Вызывай реаниматологов, – кричу я медсестре приемного отделения. Это значит: произошла закупорка одной из главных артерий, происходит некроз, то есть отмирание передней и боковой стенок сердца. Поражена большая часть миокарда. При такой картине в любой момент может развиться шок и наступить остановка сердца.

Крупный мужик 45 лет извивается и стонет на каталке, несмотря на то что бригада скорой помощи вколола ему обезболивающее. Дополнительно обезболиваем, пытаемся выровнять гемодинамику, одновременно торопливо расспрашиваю пациента – когда заболел, как все произошло. С удивлением слышу, что мучается от сильной боли уже почти двое суток, но скорую не вызывал, терпел.

Больного увозят в реанимацию, а я иду оформлять историю. Долго размышляю, мне даже досадно: ну почему он терпел? Ведь если бы он вызвал помощь сразу, его бы госпитализировали в кардиоцентр, провели бы экстренную операцию. И инфаркта могло не случиться. Не развилось бы такого огромного повреждения сердечной мышцы, а был бы «прерванный инфаркт».

Еще больше меня удивляют анализы, полученные на следующий день. За исключением тропонина, фермента, указывающего на повреждение миокарда, все показатели идеальны. «Он не курит, ожирения нет. Гипертонией, диабетом не страдает, холестерин в норме. И даже родители не имеют заболеваний сердца. Что же стало причиной такого тяжелого инфаркта?» – размышляю, клацая по клавишам.

Пациент – его зовут Степан – остался жив. Через пять суток он уже в кардиологии, и можно побеседовать не торопясь. Состояние больного стабильное, но налицо все признаки уныния. Даже депрессии.

– И зачем я, дурак, жену слушал? – восклицает он, отвечая на вопрос, вертевшийся у меня на языке. – Ведь болело у меня два дня, хотел в скорую звонить, а жена: «Помолись, и Бог тебе поможет»!

– И что вы? – спрашиваю осторожно.

– А что я, терпел и молился! Она, наверное, моей смерти хотела, вот и не давала скорую вызвать! Мы последнее время постоянно грызлись, я уж о разводе подумывал!

Перевожу разговор на другую тему, чтобы не усугублять состояние пациента тяжелыми мыслями. Рассказываю о перспективах лечения и восстановления сердца. Важно поддержать позитивный настрой, тогда и выздоровление наступит быстрее. Степан слушает меня внимательно, но настойчиво просит не пропускать к нему жену.

– Поймите, здесь не тюрьма, у нас нет таких полномочий, – терпеливо объясняю я.

В последующие дни замечаю, что жена навещает его регулярно, приносит передачи. Только посещения очень короткие, не больше минуты. Ко мне на беседу жена, приятная брюнетка, зашла только раз. Выслушала мои рекомендации, задала несколько конкретных вопросов.

А вот мама Степана сидит в палате часами, медсестры с трудом выпроваживают ее, когда кончается время посещений. Дважды после этих визитов мне приходилось давать Степану нитроглицерин. Напористая громкоголосая женщина норовит поймать меня в коридоре по нескольку раз в день, сообщает кучу ненужной информации, бомбардирует телефонными звонками. Своей бесцеремонностью она напоминает мне мою свекровь.

Перед выпиской мы вновь возвращаемся к мучительной для Степана теме.

– Доктор, как вы считаете, для моего здоровья лучше будет расстаться с женой? – вкрадчиво спрашивает Степан. – Я убежден: она смерти моей хотела, и сейчас будет все для этого делать. А мне теперь сердце беречь надо.

– Откуда у вас эта уверенность?

Подбираю слова осторожно – тема очень болезненная.

– Так она два дня не давала в больницу ехать, все «помолись да помолись», вот и домолился до инфаркта!

– Жена отняла у вас телефон? Выбросила его в окно? Что вы имеете в виду, говоря: «она не давала»?

– Нет, конечно, такого не было, – он слегка растерян.

– Но вы же взрослый человек, программист, невероятно умный. Так помогли мне с компьютером. Почему же вы перекладываете на жену ответственность, словно вы трехлетнее дитя, а она – ваша мама?

– Так я думал, она лучше знает, – пробормотал он, отводя глаза.

– До завтра, – мягко прощаюсь я.

Даю распоряжение сестре на посту – почаще заглядывать к пациенту и дать ему успокоительных на ночь. На следующий день иду к нему в палату со статьей о трех уровнях ответственности. Степан действительно человек умный, но, как я подозреваю, умом своим пользуется только на работе. В палате меня встречает совсем другой человек: собранный и внимательный. Он уже сам все нашел и прочитал.

– Вы правы, – заявляет он вместо приветствия. – Это была моя ответственность. А я так привык полагаться на мнение жены, слушаться ее во всем. Давно уже все бытовые вопросы на ней, и меня это устраивало. Я сутками «пропадал» в компьютере, даже и не помню, когда мы с ней беседовали по душам или просто смеялись. Мне и правда казалось в какие-то моменты, что молитва помогает, и боль становится меньше. А еще, – он помедлил немного и заговорил быстро, возбужденно:

– Это ведь не первый приступ такой боли, приступы уже были несколько недель, просто проходили сразу. Так вот, я понял сегодня, что хотел умереть из-за нашего с женой приближающегося разрыва. Боялся, что она меня бросит первая. Подсознательно, как маленький – «Ну и пусть, мне уже все равно! А она пусть поплачет потом!» Только я не хотел себе в этом признаваться, вы меня понимаете?

– Вы не впускали эти мысли в сознание, – кивнула я.

– Да. Как ни странно, вы, Инна Викторовна, и эта болезнь, на волосок от смерти, помогли мне понять, как долго я уклонялся от ответственности за важные решения. Где работать – авось само устроится. Отношения с женой – а пусть она выкручивается. Даже маме перечить боялся: ускользал, соглашался, отмалчивался. С мамой трудно спорить: она по людям прет, как танк. Постойте, – он даже слегка побледнел, – выходит, инфаркт у меня потому и случился?

– Наш организм часто сигнализирует нам о проблемах, просто мы не хотим слушать сигналы тела, – соглашаюсь я. – Как вы сами сказали, уклоняемся, ускользаем. Не можем отпустить обиды, копим их, носим в себе годами. Не хотим принимать решения, боясь ответственности. Но ведь непринятое решение – все равно решение. И осознание проблемы – это уже половина пути к ее решению. Восстановление у вас идет неплохо. Завтра я вас выписываю, впереди – реабилитация в санатории.

– Вы необыкновенный врач, вы спасли меня. И так просто объяснили, что я теперь должен делать. Теперь я понял, «откуда ноги растут». И что мне нужны знания по психологии. А главное, новые навыки!

Он даже раскраснелся, глаза блестят.

– Вы меня смущаете, – слегка кокетничаю я. – А знаете что? Приходите в клуб «КРОСС», где я веду занятия. Там будут и знания, и новые навыки. Жду вас после санатория.

Кстати, коронарография, которую Степану провели в плановом порядке через четыре месяца, не показала наличия бляшек в коронарных сосудах. Его сосуды были «чистыми»! Это подтверждает, что причиной инфаркта был «свежий», мягкий тромб, образованный тромбоцитами, склеенный нитями фибрина. Он еще не успел пропитаться солями кальция и затвердеть. И потом растворился на фоне лечения. А возник тромб на фоне спазма сосуда, создания турбулентного потока крови на этом участке. А еще – из-за повышения артериального давления, вязкости крови, выброса адреналина и кортизола. Все эти явления сопровождают длительный стресс. Анализы, которые я назначила дополнительно, показали крайне низкий уровень витамина D, омега-3-индекса, а также снижение уровня тестостерона. Этими проблемами мы тоже занимались.

…Степан посещал клуб «КРОСС» два года. Он был одним из самых активных моих слушателей. Сердце его восстановилось, насколько это было возможно, и от мамы он благополучно «отсепарировался». А с женой, напротив, отношения наладились. Иногда они посещали семинары «КРОССа» втроем – с маленькой Ксюшей.

Упражнения

1. Запишите в дневнике произошедшее в вашей жизни событие с позиций трех уровней ответственности:

________________________

________________________

________________________