Текст книги "Прощай, Бобров"

Но Сева молчал, диалога явно не получалось и секретарь, отбросив фамильярность, снова стал предельно вежлив.

– Земля, Всеволод Константинович, слухами полна, нельзя ими пренебрегать. Надеюсь, что вы не забудете, что я всегда шёл вам навстречу?

– Хорошо, Николай Анатольевич, – Бобров встал, предположив, что аудиенция окончена.– Я могу идти?

– Конечно. Сегодня у нас среда, я думаю, что предстоящее воскресенье самое подходящее время для небольшого торжества. Утром я жду известий от вас или от Натальи Александровны.

– Я благодарен вам за такое сочувственное отношение к нашим проблемам, Николай Анатольевич. Одного не могу понять – вы что, уговариваете меня сделать предложение Прокофьевой? Надеюсь, что нет. Просто я ждал подходящего случая, чтобы самому сделать это. Не хотелось взваливать на вас наши проблемы.

Секретарь не скрывал своего удовольствия и облегчения. У него словно гора свалилась с плеч. Он снова подошёл поближе к Боброву и снова хлопнул его по плечу.

– Ответ настоящего мужчины. Ты мне всегда нравился, Всеволод Константинович. Вижу, Бобров, ты поднаторел в дипломатических оборотах. Похвально. Учтём и это. Что же, раз всё так благополучно разрешилось, тогда я позвоню Александру Ивановичу и мы начинаем подготовку к…– он немного запутался в поисках термина – в общем, к торжественному мероприятию.

– А Наталья? – уже почти выходя, тихо спросил Бобров.

– Что Наталья? – не понял вопроса секретарь.

– Она согласна?

Николай Анатольевич пристально посмотрел на Боброва, прямо в глаза, словно испытывая его. Затем медленно и долго растягивал губы в улыбке и только потом смело и раскатисто рассмеялся.

– К тому же вам, Всеволод Константинович, как видно и юмора не занимать. Всё! Вы свободны. Подробности я сообщу вам позже.

Известие о предстоящем торжестве в торгпредстве было воспринято с радостью. Наталью Прокофьеву и Севу Боброва любили все. И казалось, что все были рады благополучной развязке. Ведь о том, что они живут вместе, знали все и даже сведения о её беременности ни для кого не было секретом. Вообще-то, несмотря на внешнюю невозмутимость окружения, на Боброва, конечно, не давили. Но так, совсем не агрессивно, намёками давали понять, что предпочитают именно такое окончание их немного запутанного и затянувшегося романа. Да и сам, Бобров понимал, что только этот вариант является спасительным для его карьеры. Он знал, что несмотря ни на какие заверения её отца, его отказ узаконить их отношения или даже затягивание с принятием решения, несомненно, привели бы к его отзыву обратно на родину, к краху всех его надежд. В душе он всё ещё надеялся как-то скрыть это от Марии, в надежде на то, что дальнейшее развитие событий позволит ему усилить свои личные позиции в бизнесе и попробовать найти компромисс.

В последние дни Наталья стала несколько избегать его, часто была необычайно холодна с ним, но он это связывал с неопределённостью их положения. Иногда он чувствовал, что нечестен по отношению к ней, справедливо полагая, что она не виновата в его душевных переживаниях. Ведь в конце – концов, это ему не хватило силы воли оставить её и уехать обратно, к Марии. Он себя за это ненавидел и понимал, что обвинять в этом Наталью – это верх всякой глупости. Судьба связала именно его с Прокофьевой. Не было бы Севы Боброва, она всё равно выбрала себе достойную пару. Недостатка в ухажёрах высокого ранга она никогда не испытывала. Бобров вырос в провинции и к таким понятиям, как естественная девичья застенчивость, скромность он относился с глубоким уважением. Наталья же выросла совсем в другой среде, среди столичной богемы, была свободна в действиях, иногда даже слишком. На некоторые, очень редкие замечания Боброва, она реагировала очень весело, называла его старомодным и ханжой. Сева понимал, что рано или поздно это может привести к конфликту между ними и не мог не чувствовать, что получив статус законной жены, Наталья может сильно измениться. Иногда он даже не мог понять, на чём держаться их взаимоотношения. Ведь они никогда не говорили о любви, он никогда не рассказывал ей о своей жизни до неё, об отце, о матери. Впрочем, она и не отличалась стремлением узнать о нём больше, чем она знала. Вся она была какая-то чужая, она словно вырвала Боброва из его среды, привычной для него и всё остальное, что было связано с его жизнью, её просто не интересовало, не волновало. Даже его нечастые, иногда просто случайные лирические воспоминания о детстве, юности она бесцеремонно перебивала, давая понять ему, что это не может быть интересным. И хотя Севу это оскорбляло, но ему приходилось быть сдержанным, и очень скоро он окончательно почувствовал, что они разные люди. О том, чтобы сообщить матери о предстоящей свадьбе, не могло быть и речи, Бобров был даже рад тому, что Наталья не проявляла интереса к его семье, к его прошлому. Потому что он решил сохранить всё это в тайне от родных в Покровке.

      События последней четверти двадцатого века, начавшийся развал социалистического лагеря Европы и Советского союза не могли не сказаться и на судьбах людей. Александр Иванович был верным слугой уходящей эпохи, но его коммунистическое прошлое не очень трогало новые власти, в сущности, прошлое у всех было одно и к власти пришли не политические диссиденты, а «раскаявшиеся» коммунисты. Профессионализм Прокофьева помог ему не только удержаться в старом, довольно-таки надёжном седле, но и добиться новых продвижений по службе. Такие люди, как Прокофьев, были просто необходимы. У этих людей были личные связи в мире экономики, торговли и они знали, как надо делать деньги. А деньги нужны были всем и всегда. Революция – революцией, а деньги – деньгами.

В день, когда Наталья и Сева подписывали заявление о заключении брака между ними, пришло известие о назначении Александра Ивановича на пост первого заместителя министра внешней торговли. Приехать во Францию на свадьбу дочери он не смог, за то их приехал поздравить посол и чуть ли не весь русский отдел министерства иностранных дел Франции. Вечеринка затянулась далеко за полночь и только под утро они остались вдвоём в своём номере гостиницы торгпредства.

– Николай Анатольевич предложил нам свадебное путешествие. Он сказал, что это инициатива папы. Но ты даже не среагировал на это, Сева. Ты просто отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

– Я просто подумал, что это может подождать. Экзотика! Свадебное путешествие в Россию! Всю жизнь мечтал! Твой отец, надо сказать, большой оригинал.

– Он просто скучает без меня. Что тут такого? Что странного в том, что он хочет увидеть меня? Ты же знаешь, что события последних дней требуют его постоянного присутствия на службе, он просто не может приехать сейчас. Каждый день, каждый час он может понадобиться председателю правительства или президенту.

Бобров безразлично пожал плечами, скинул пиджак, бросил его на кровать и рывком освободил ворот рубашки.

– Ещё нет года как мы здесь, а столько событий вокруг, голова идёт кругом. На пару дней он мог бы приехать…твой отец, а теперь из-за этого надо переться домой. Мне просто неохота это делать, – раздражённо пробурчал Бобров. – Сегодня только ленивый не спросил у меня про твоего отца. Прокофьев! Прокофьев! Прокофьев! Послушай, а может мне стоило взять твою фамилию?! А? Почему-то твой гениальный отец звонит Николаю Анатольевичу и предлагает ему предложить нам свадебное путешествие. Мог бы предложить это мне или, на худой конец, тебе.

– Со мной он говорил, – неожиданно резко, не скрывая своего раздражения, перебила его Наталья, – папа разговаривал со мной по телефону.

– Говорил? А почему ты мне об этом ничего не сказала?

– Я подумала, что странного в том, что дочь разговаривает со своим отцом по телефону. Почему ты считаешь, что я обязательно должна тебе об этом говорить? – её слова были отточены и конкретны. Бобров почувствовал прелюдию ссоры.

– Или ты считаешь, что я теперь должна буду отчитываться перед тобой за каждый свой шаг. Папа позвонил, чтобы просто поздравить нас, тебя не было в офисе, он разговаривал с Николаем Анатольевичем. Он сказал, что приготовил нам подарок в Москве и ждёт нас. Тебя просто не было рядом, вот и всё!

Бобров всем своим видом показывал, что не желает дальнейшего развития ссоры, сел в кресло и сосредоточился на расшнуровании ботинок. Шнурок запутался на самом деле, и он очень внимательно принялся изучать узел. Наталья стояла рядом и следила за его действиями с большим интересом.

– Сева, что ты там возишься? – недовольно спросила она.

– Ты же видишь, я распутываю шнурок. Не рвать же. Ботинки совсем новые, я их сегодня одел в первый раз…

– Вот почему я тебе ничего не сказала, Бобров! – злобно прошипела Наталья. – Потому, что тебя больше интересуют узлы на твоих долбаных ботинках!

– Напрасно ты так, Наталья, насчёт ботинок. Они очень удобные, настоящая кожа.

– Поздравление отца ты проигнорировал, но ты даже не сообщил о нашей свадьбе своей матери. Я рассчитывала хоть на какое-то внимание и уважение, чёрт бы тебя побрал, Бобров! Ты сказал мне, что сообщил об этом своей матери, а она даже не удосужилась прислать мне открытку. Значит, ты ей не сообщил?

– Я обязательно сообщу ей, потом, немного попозже.

– Когда? – продолжала злиться Наталья. – Когда ты сообщишь ей об этом?

– С течением некоторого времени. Я думаю, что мы могли бы заняться сейчас более подходящим делом, – примирительно начал он, – чем говорить о наших родителях. Уже почти утро и я немного устал. Я не думаю, что ты…

– Что я?! – она снова перебила его.– Как мне нужно вести себя, Бобров? Как!? Ведь всё происходящее вокруг тебя даже не волнует! Ты ведёшь себя так, как – будто тебя это не касается. Ты не интересовался, кто готовил банкет, тебя не интересовало меню, ты даже не разглядел гостей на своей свадьбе, ты вёл себя как аравийский принц. Словно все вокруг – твои слуги, а я – твоя наложница.

– Ну, знаешь, – разозлился Бобров, – мы же договаривались об этом. Ты сама взяла на себя все организационные проблемы, не понимаю, что тебя обижает? Я отдал тебе все деньги, что были у меня. Банкет, гости…ну, предположим, что за банкет заплатил твой отец, что теперь делать? Поехать в Москву и броситься ему в колени? По карману твоего папашу эта пьянка сильно не ударит, а мне лично такой банкет был не нужен. Я говорил тебе об этом. С меня хватило бы просто комсомольской свадьбы.

– Для этого тебе надо было жениться на комсомолке! – резонно заметила Наталья.

– Спасибо за совет, так и поступлю в следующий раз. Скучно шутишь, Наталья. Давай не будем разжигать, предупреждаю, что мне эта тема не нравится. Уже совсем утро, брачную ночь ты мне испортила, надеюсь, что хоть поспать ты мне дашь.

– Николай Анатольевич предложил нам отпуск,– никак не успокаивалась она, – почему ты не согласился, Сева? Ты поставил в глупое положение и меня, и папу. Мы могли бы съездить в Россию хотя бы дней на десять, твоё нежелание ехать – это неестественно. Так не бывает! Так не делают! У папы есть друзья, сослуживцы и я у него единственная дочь! Он ждёт нас! Он заказал нам свадебный номер в «Метрополе», банкет, разослал приглашения близким и друзьям.

– Я не хочу! – почти крикнул Бобров. – Не хочу, не могу,…сколько можно тебе говорить об этом. Езжай одна, если тебе так хочется.

– Но это уже не свадебное путешествие. В таких случаях едут вдвоём. Так принято. А ещё принято знакомить молодую жену с её свекровью.

– Ты поэтому хочешь в Россию? Чтобы познакомиться с моей матерью?

– Поэтому тоже! И почему я не могу познакомиться с ней?

– Что-то раньше я не замечал в тебе интереса к моей матери, ты даже не просила меня рассказать что-нибудь о ней. Моя мать очень скромная женщина, она человек другого для тебя мира и боюсь, что вы не поймете друг друга. Она простая санитарка в больнице и будет стесняться тебя. К тому же, у неё нет подходящих условий, чтобы принять тебя в своём доме. Мама живёт очень скромно, и я не намерен перевоспитывать её. Надеюсь, что ты понимаешь, что я имею ввиду.

– Не надо выдумывать, Бобров. Я знаю, почему ты не хочешь, чтобы я приехала в Покровку, к ней…я знаю. Ты никому не сообщил о нашей свадьбе, ты не хотел, чтобы об этом узнала твоя Мария. Ты просто заботишься о запасном аэродроме. Это подло!

– Это уже слишком, по-моему, ты нарываешься на самый примитивный скандал. Умоляю тебя, оставь в покое Марию, оставь в покое мою мать и меня заодно. Я просто не могу сейчас ехать в Россию, я не готов! Если бы твой отец поделился бы со мной своими планами по поводу нашей поездки в Россию до нашей свадьбы, то я бы объяснил ему ситуацию. Уверен, что он бы понял меня. Но вы всё решили делать без меня. Заказали банкет, свадебный номер, лимузины, гостей! Но со мной можно было посоветоваться? Элементарно, меня можно было поставить в известность? Ваши сюрпризы мне не нужны. Я просто не хочу никуда ехать! Всё это время я делаю то, что хочешь ты! Я не сопротивляюсь тебе и выполняю все твои прихоти. Но теперь – не хочу! Я не хочу ехать и я не изменю своего решения. Принимай это, как хочешь. Кажется, ты добилась своего и окончательно испортила мне настроение. Поздравляю тебя!

Бобров снова надел ботинки, взял пиджак с кровати и перекинул его через плечо.

– Пойду, погуляю. Чувствую, что поспать ты мне всё равно не дашь. Наверное, во всём виноват я только один. Наши отношения были какие-то странные с самого начала и, наверное, нам давно следовало бы объясниться, а не тянуть до этого дня.

– Тебя никто не просил жениться на мне, – обидчиво упрекнула его Наталья.

– Просил,– не выдержав, сорвался Бобров, – твой отец. Он сказал мне, что у нас будет маленькая замечательная семья, и мы будем помогать друг другу. И ещё он сказал мне, что ты беременна.

– Мы обманули тебя, Бобров,– неожиданно ответила она, – я не беременна. Я хочу, чтобы ты знал об этом. Отец тут ни при чём, это была моя инициатива. Я его ввела в заблуждение намеренно. Мне хотелось, чтобы он подействовал на тебя, а другой причины я не нашла.

Сева уже взялся за ручку двери, но услышав это, повернулся и тихо спросил:

– Правда?

– Да. Ты что, Бобров, совсем не любишь меня?

– Теперь не знаю.

Тихо и почти бесшумно «Мерседес» Боброва подъехал к дому Марии. Снег не прекращался, лёгкий ветерок играючи раскачивал одинокую лампочку – болтушку на невысоком фонарном столбе. В машине было тепло, но Боброва слегка знобило. Он поднял воротник пальто и прижался к дверце. Мария молча сидела на заднем сиденье.

– Ты хочешь поговорить о чём-то, Боб? – наконец сказала она.

– Не знаю. Я, наверное, сейчас не готов к этому. Да и тебе пора домой. Аня ждёт тебя. Сегодня случилось столько событий, я в них запутался.

– Когда мне позвонили и сообщили о том, что Сергей в клинике, я вызвала няню. Хотя, Аня уже самостоятельная девочка и часто дома остаётся одна. Но нам всё-таки надо поговорить, ты не думаешь?

Бобров пожал плечами. Говорить ни о чём не хотелось, он боялся, что не сможет сосредоточиться и объяснить всё как надо. Всё, что казалось таким простым, обрастало невероятными сложностями. Кажется, время неумолимо всё ставило на свои места, и юношеские грёзы окончательно сменились неизбежной реальностью. Приходилось принимать их такими, какие они есть. Приходилось смиряться с ними.

Бобров не знал, с чего ему начать этот разговор, он вдруг почувствовал, что даже толком не сможет объяснить цель своего приезда. И действительно, зачем он приехал? В гости? Его никто не приглашал. За Марией? Всего сутки провёл Бобров в этом городке, но уже понял, что какое это тяжёлое мероприятие – убедить Марию уехать с ним.

Он почти перестал ощущать себя виноватым перед ней, всё больше и больше ему казалось, что виноваты во всём обстоятельства. Однако он всё-таки чувствовал, что шанс какой-то у него всё же есть, потому что в одном он был уверен точно – Мария не переставала любить его, также как и он её. Что-то очень сильное связывало их, через все эти прожитые годы и большие расстояния он всегда помнил о ней, всегда мечтал вернуться. Бобров понимал, он не мог не понимать, как сильно он повлиял на неё, на её жизнь. Но, несмотря на то, что он обманул её, она никогда не ставила ему это в вину. Впрочем, он и себя считал жертвой обстоятельств. Уже даже будучи женатым на Наталье, он не переставал подавать ей надежды, он так не хотел терять её.

– Боюсь, что у меня ничего не получится. Я даже не знаю с чего начать, Мария.

– Начни с чего-нибудь, Боб. Мне трудно поверить в то, что ты не знаешь, что сказать. Ты очень изменился, Сева. Ты похож на лошадь, на которую взвалили слишком много груза. Ты можешь не потянуть.

– Спасибо за приятное и убедительное сравнение. От тебя ничего не скроешь.

Бобров хотел ещё что-то сказать, но у него ничего не получилось, и он опять замолчал. Мария его не торопила, казалось, что они молча делились своими мыслями.

Рассказывать как он жил последние годы, ему не хотелось. Жил он не очень хорошо и материальное благополучие никак не могло заменить абсолютный духовный разлад в его семье. Рушится всё начало давно, его личная жизнь, благодаря усилиям Натальи, превратилась в последние годы в самый настоящий боевик. Ничего не объясняя друг другу, они просто расстались, и он был вынужден уехать из Парижа.

Авиньон он выбрал совершенно случайно, в отличие от французской столицы это тихий и очень уютный город. У него там были дела, сначала он купил там обанкротившуюся бумажную фабрику. Город ему понравился и потом он купил там дом, очень старый и красивый. Дом стоял на возвышенности и выделялся своей красной черепичной крышей. Он сам лично давал указания архитектору по реконструкции, долго и очень тщательно занимался интерьером. Уже тогда он подспудно готовил свой новый дом к приезду Марии, он и купил этот дом для неё, для них. Но как рассказать ей сейчас об этом. Когда он приехал за ней в Покровку и узнал, что она замужем и переехала в другой город, он сначала решил вернуться обратно. Но не смог. Как объяснить ей сейчас, после всех этих лет, что он просто не может жить без неё. Уже никто и никогда не сможет занять в его жизни такого места. Но разве поверит она ему, ведь жил же он как-то все эти годы. Жил без неё.

Но он богат, а те условия, которые окружают её, показались ему недостойными. А он сможет подарить ей совсем другую жизнь, красивую и удобную. Ему так хотелось поделиться с ней своей удачей, своим состоянием. Ведь в принципе всё это было из-за неё, и жизнь может быть такой прекрасной и в сорок лет, и в пятьдесят. Мария красива и очень привлекательна, у них будет хорошая семья, они будут много путешествовать, у неё будет всё, что она захочет. Но как найти нужные слова? Сейчас, при таком необычном развитии событий.

– Вероятно, я должен просить у тебя прощения, – наконец выдавил он из себя.

– Прощения? За что, Боб? – удивилась она.

– За всё.

– Я не думала, что ты можешь стать таким сентиментальным. Стареешь, Бобров. Это жизнь и она сложилась у меня именно так, как она сложилась. Могла бы сложиться иначе, но я не сказала бы, что я несчастлива.

– Так ты счастлива?

– Нет, Боб, этого я тоже не сказала бы. Хотя смотря, что считать за счастье. Я нужна людям, которые меня окружают и у меня есть всё, что делает человека счастливым. Дом, семья, любимая работа, дочь…

– Этого мало – перебил он её, но она не дала ему договорить и резко вставила:

– Мне хватает. Я же сказала тебе, смотря, что считать счастьем.

– Да я не об этом. Это не то, это совсем не то. Дом, семья, может быть. Но за Сергея ты вышла из-за обстоятельств, помолчи и выслушай меня, не перебивай. В тебе всегда жила мать Тереза и просто его пожалела. Прости, но и Аня – не твой ребёнок…

– Это мой ребёнок! – почти крикнула она ему в ответ.

– Хорошо, хорошо…прости меня, ты же понимаешь, что я имел в виду. Дай мне сказать, ты замужем всего каких-то три или четыре года, все эти годы до Сергея ты ждала меня, почти пятнадцать лет! Неужели всё так быстро улетучилось? Конечно, если бы ты была одна, то мы говорили бы не здесь. Ну, посмотри вокруг, Мария, что здесь тебя держит?! Не понимаю, как можно здесь жить? Этот почти вечный грязный снег, в гостиницах – хамство, в кабаках – пьянь, на улицах стреляют и бомбят как во время войны!

– Не всё так страшно, Боб. Ты просто от всего этого отвык. Ты изменился и смотришь на всё это другими глазами. Ты просто попал в такую ситуацию. Это не значит, что на улицах постоянно пьянь, как ты выразился, и стрельба, как во время войны. Здесь есть и другие улицы, и другие гостиницы и кабаки, к твоему сведению.

– Ладно. Допускаю, что перегнул палку. Может быть, но мне кажется, что здесь никогда ничего не изменится. Мария, давай уедем отсюда. Я богат, всё, что есть у меня, нам хватит на безбедную жизнь с лихвой. Мы объездим весь мир, самые красивые города и страны, я отвезу тебя на самые лучшие курорты мира и мы забудем весь этот кошмар. В Москве я оформлю все документы в два счёта, это не составит большого труда. Я уже предварительно договорился кое с кем. У нас прекрасный дом во Франции, не чета этим убогим избушкам, там отличные, приветливые соседи. А какой там воздух, Мария! И места невероятно красивые, я покажу тебе, хочешь…я, специально заказал фотографии для тебя. Средиземное море совсем недалеко, до него рукой подать и оно такое тёплое. А хочешь, я куплю для тебя яхту, Мария, ведь ты никогда не была на море…господи, что это я говорю. Просто я опоздал, совсем немного, но тогда я не мог приехать.

– Ты всегда не мог приехать, Боб! У тебя всегда находились дела важнее, чем я. Ты даже не мог приехать, когда умерла мама, а она так ждала тебя. Я похоронила её без тебя. Ты всегда опаздываешь со своими предложениями. Иногда мне кажется, что ты делаешь это осознанно.

– Ты же знаешь, я тогда ещё объяснил тебе, что дела нашей фирмы находились под следствием, и здесь, и там. Неужели тебе хотелось, чтобы меня посадили в тюрьму. Здесь же сначала сажают, а потом разбираются. Поэтому я и не мог оттуда уехать.

– Брось, Боб, я и не думаю упрекать тебя. Конечно, ты защищал своё дело, свою семью, ты делал деньги. Деньги на яхту, деньги на дом. Что ж теперь, ты уже всё сделал? Карьеру? Состояние? Сделал, да? Но мамы уже нет, Бобров! Нет и Маши Боголюбовой! Нет людей, для которых ты делал свои деньги, они им уже не понадобятся. Ты невероятно сурово обошёлся со мной. Сначала ты сказал, что свадьба будет через месяц, потом отложил её на год. Потом ты женился на Прокофьевой и выставил меня и мою семью на посмешище в городке. Я едва пережила это. После этого стала болеть Алина Михайловна, она не верила, что ты так способен поступить со мной. Твоя мать была старомодной женщиной и верила в принципы, в отличие от тебя. Потом ты снова появился, и я снова тебе поверила, и ты снова меня обманул,…не перебивай меня, я всё знаю и про судебное преследование, и про Прокофьева,…слава богу, здесь есть и телевидение, и интернет, и газеты ещё получаем. Теперь ты снова приехал и снова зовёшь меня куда-то. Зачем? Что тебе нужно от меня? Почему ты не можешь оставить меня в покое?

– Я люблю тебя, Мария. Я приехал, чтобы забрать тебя отсюда. Ты повсюду права, но без тебя я не вернусь, мне просто не жить без тебя. Я потерял всякий смысл, я потерял ориентиры, я не знаю, как мне жить без тебя.

– Так же, как и жил до этого! Я не верю тебе, Бобров! Не верю! Как мы будем жить с тобой!? Ведь прошла целая жизнь, твоя жизнь, моя жизнь. Было много разных дней, много разных людей, мы совсем другие сейчас, неужели ты этого не понимаешь? Мы – другие! Даже страна уже изменилась, она совсем другая, она не та, как в дни нашей юности, а ты говоришь те же слова, те же фразы. Так не бывает, Боб! Тогда мы любили друг друга, но мы были юными романтиками, идеалистами и я бы своими руками задушила бы того, кто сказал бы мне тогда, что Сева Бобров предаст меня. Мы всё называли своими именами, но теперь к этому уже нет возврата. Мы предавали – нас предавали, мы ненавидели – нас ненавидели, мы изменяли – нам изменяли! Всё в прошлом! Всё! В последние дни я часто думала обо всём этом и знаешь, что пришло мне в голову. Наверное, в жизни каждого человека есть предопределение, то есть – судьба. Наверное, всё – таки моя жизнь должна была сложиться именно так, а не по – другому. Так же, как и твоя жизнь. Ты стремился сделать карьеру, ты сделал её. Ты стал богатым, но разве богатство принесло тебе покой? Ты предал свою юность, свою любовь, ты, не задумываясь, ломал судьбы самых близких тебе людей. Получив одно, ты потерял другое. Ты же знаешь, что я совсем другой человек, в отличие от тебя. В детстве мы мало различаемся, но я никогда не стремилась сделать карьеру. До сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Я всегда искала душевного спокойствия, уединения, я боялась больших городов, больших скоплений людей, машин, домов…я боялась асфальта и мостов… Что теперь говорить об этом! Молчишь? Наверное, ты думаешь, что я слишком несправедлива с тобой?

– Нет, Мария. Просто я тебя слушаю.

Вечером едва заметный, почти застенчивый стук в дверь разбудил Алину Михайловну. Было ещё не совсем поздно, но в тот день она плохо себя почувствовала и легла пораньше. Она накинула на плечи халат и пошла открывать дверь. Она уже знала, что это Мария.

– Машенька, проходи доченька. Что-нибудь случилось?

Мария быстро молча вошла и остановилась в прихожей. На улице шёл сильный дождь, было непроглядно темно, она вся промокла и очень жалела, что не надела резиновую обувь. Алина Михайловна принялась хлопотать вокруг неё и убежала в комнату.

– Снимай с себя всё, ты же совсем промокла, бедняжка. Я сейчас несу сухие вещи, проходи в комнату, Маша. Если хочешь, лезь под одеяло, постель очень тёплая, я грелку подложила.

С ворохом сухой одежды в руках Алина Михайловна вернулась в прихожую и застыла. Мария стояла, прижавшись спиной к стене, низко опустив голову, и плакала.

– Машенька, родная моя, что с тобой? Ну, Маша же…идём, идём в комнату.

– Я не могу…Алина Михайловна, простите меня, но я не могу, не могу пройти в комнату. Мне надо идти, простите, но мне пора.

– Уходить? Куда? Ты же только пришла, ты вся мокрая, да что с тобой, господи?! Объясни же, что случилось? Что-нибудь дома, не дай бог или… не томи душу, Машенька. Ты же зачем-то пришла? Рассказывай.

– Нет, Алина Михайловна,– слёзы она уже не могла сдержать, – я не знаю, что рассказывать. Дома всё нормально и с Севой ничего не случилось. Это со мной случилось, только со мной, больше ни с кем, Алина Михайловна.

Дрожащими руками она вытянула из внутреннего кармана плаща измятый, мокрый почтовый конверт и протянула его матери Боброва.

– Что там? – словно предчувствуя беду, осторожно спросила Алина Михайловна и пристально посмотрела на Мария. – Письмо от Севы? – мгновенно догадалась она.

Мария ей не ответила, она продолжала стоять, потупив взор. Алина Михайловна медленно и осторожно взяла конверт, не глядя пальцами, пошарила внутри и вытащила оттуда фотографию. Потом, чтобы лучше разглядеть, поднесла её поближе к свету. Перед ней, на маленьком кусочке плотного картона сверкал глянцевой улыбкой её сын. Он едва узнала его, он был в великолепном костюме и был похож на обложку импортного журнала. В петлице его пиджака красовался белый цветок, то ли гвоздика, то ли ещё что-то, она не разобрала. Рядом с ним стояла красивая девушка в белом платье, с хорошо уложенными волосами и с огромным букетом белых роз в руках. И хотя девушка была без фаты, сомнений быть не могло – это, конечно, была свадебная фотография.

Минуты три Алина Михайловна разглядывала эту фотографию, даже не зная, как реагировать на это. В любое другое время она была бы счастлива этому событию, но не сейчас. Она всё поняла, и ей вдруг стало неловко перед Марией.

Наконец собравшись, она едва слышно произнесла:

– Это Сева? Кто тебе это прислал? Откуда у тебя эта фотография?

– Не знаю,– почти шёпотом ответила ей вся заплаканная Мария, – я получила по почте, заказным…без обратного адреса, до востребования…мне с почты девочки позвонили и сказали, что на моё имя пришло письмо.

Алина Михайловна прошла в комнату, бессильно присела на стоявший в углу стул и, обхватив голову руками, принялась причитать:

– Ну, как же так, господи, как же так! Сынок, сынок, ну как же так? Чуяло моё сердце, не надо было отпускать его так далеко одного, чуяло моё сердце, что он больше не вернётся, что я его больше не увижу, зачем же ты нас оставил сынок, обманул нас, господи, господи,…что же теперь будет…

– Не надо, Алина Михайловна, не плачьте, не надо…– принялась успокаивать её Мария, уже пожалев, что показала ей фотографию.

– Как же не плакать, ну как же не плакать, Машенька, что же теперь будет с тобой, ославил на весь городок…господи, ведь и к свадьбе всё уже готово, все вокруг спрашивают, когда Сева приедет, когда Сева приедет…господи, ну за что нам такое наказание?! Что делать, что же теперь делать?! Машенька, послушай, а может это, кто-то…ну ты понимаешь, – Алина Михайловна ещё надеялась и попыталась выгородить сына, предположив, что это чья-то злая шутка. Но сама же сразу почувствовала всю зыбкость своего предположения, – Может быть, это кто-то пошутил, давай я ему напишу, я обязательно выясню, в чём дело или лучше…нет, лучше я ему позвоню, как мне ему позвонить, Машенька? Надо подождать, давай немного подождём…

Это были уже просто слова от бессилия что-то изменить. Алину Михайловну чуть не трясло от обиды и возмущения, ей было трудно в это поверить. Десять лет дружбы её сына с Машей предполагали только один финал этих взаимоотношений – свадьбу. Очень долго и очень трудно налаживались отношения с семейством Боголюбовых, особенно с матерью Марии. И вот теперь, невозможно было даже представить себе последствия этой драмы в маленьком городке, почти половина, которого уже получили приглашения на свадьбу. Алина Михайловна всё ещё продолжала трудиться в больнице, где родители Маши занимали видное положение, пользовались заслуженным авторитетом. И все знали, что они без пяти минут родственники. Господи, ну как же он так мог поступить!? Как же он мог не подумать о матери?! Ведь ей стыдно будет смотреть людям в глаза, теперь расспросам и пересудам не будет конца. Вероятно, заграница и её вольница отучили её сына думать о таких мелочах. Ах ты, паршивец, сукин ты сын! Что же теперь будет? Ведь и Маша такая славная и Алина Михайловна так к ней привязалась, так её полюбила и уже мечтала о внуке.

Немного придя в себя, Алина Михайловна только сейчас заметила, что Маши уже нет. Дверь была не заперта, но она даже не услышала, как та ушла.