Текст книги "Прощай, Бобров"

– У матери!? И ты, Нечаева, хочешь, чтобы я к ней пошёл?! Да она меня убьёт! Ну, ты даёшь! У тебя в голове одна разруха.

– Не убьёт, если ей всё рассказать, как было на самом деле, не убьёт.

– Даже не знаю, Нечаева, – сказал он, немного задумавшись, – меня же там все знают, вдруг арестуют, начнут пытать.., спрашивать, откуда я про тебя знаю.

– Да зачем им вас пытать?! Вы что, партизан какой-то? Господи, да чего вам-то бояться? А если схватят, то скажете им про меня, расскажите, где я. Что теперь и приехать вам нельзя? Что не имеете права?!

– В самом деле, что я им партизан какой-то, – успокоился Смирнов, ему понравилось про партизана, – что, я не имею права ехать куда хочу. У меня и паспорт есть, и всё такое, в самом деле! В конституции написано, что все могут ехать туда куда хотят.

– Ну, вот видите, – обрадовалась Лена, – вы же не преступник, вас – то зачем они пытать будут. День – туда, день – обратно на поезде, день там, всего три дня.

– Три, четыре, пять, я иду тебя…пардон, искать, – печальным голосом подытожил Смирнов. – Это так, рифма. Но я же работаю, Лена, меня могут не отпустить, – он попытался немного покапризничать, посопротивляться, но уже знал, что поедет, сообщение о том, что есть деньги, воодушевило его. И он уже в уме прикидывал, во что обойдётся эта затея. – Если билет стоит тридцать рублей, обратно тридцать. Вообщем, Нечаева, меньше чем сотня не выходит, – уверенно и окончательно объявил меня.

– У меня есть,– обрадовано повторила она, – вы только поезжайте, я вам ещё вина куплю и в дорогу поесть соберу, Алексей Иванович.

– На работе придётся сочинять про болезнь родственников, Буратино пьесу ждёт…– тихо говорил Смирнов про себя, но он уже ехал, он даже слышал стук колёс поезда.

– Ничего, подождёт, – подбодрила она его, нетерпеливо перебивая и не давая возможности передумать.

Выпитое вино, убитое похмелье придали ему силы. Он пристально посмотрел на Лену и осторожно положил руку на её обнажённое колено. Дрожь пробежала по его телу. Она поняла, что будет дальше и сделала недовольную мимику. Но это не остановило его и, хотя он немного покраснел, но рука уверенно пошла вверх.

– Я не хочу, Алексей Иванович, я сейчас ничего не хочу – попыталась она отстранить его руку.

– Но я же люблю тебя, Лена, ты же помнишь, ты же знаешь…я тихо, я не больно.

– Хорошо, – она просто испугалась, что он обидится и передумает, – только как тогда, по-настоящему не надо.

И всё равно, раньше чем через две недели собраться Лёше Смирнову не удалось. На её несчастье в народном театре выдали долгожданную зарплату, и он её ритмично пропивал, аккуратно чередуя буйные пьянки с задумчивыми самоуничижительными похмельными днями. Каждый вечер он с пеной на губах рассказывал о своих грандиозных театральных проектах, размахивал руками, кулаками, что-то ей доказывал, угрожал, плакал и в пьяном бессилии засыпал на месте. Ей приходилось долго выслушивать его пьяные бредни, укладывать спать, терпеть его слюнявые ласки, бегать по утрам за похмельем. Она уже почти начала сомневаться в том, что он когда-то протрезвеет и всё же поедет в Озерное. Но как – то утром, он неожиданно быстро собрался и моментально бросился на вокзал, суматошно выслушивая на ходу её прощальные инструкции.

Через сутки с небольшим Алексей Смирнов уже был в Озерном. Роль нанятого детектива, в которой он себя ощущал, его вполне устраивала, но он не знал с чего начать свою миссию. И решил, что сначала надо отметиться в ближайшем питейном заведении. Ещё когда он работал совсем немного в Озерном, у него не было друзей, естественно и сейчас их не могло и быть. Будучи человеком достаточно неглупым, он понимал, что такое событие, как убийство милиционера и не простого милиционера, а капитана милиции – начальника районного отделения – это из ряда вон выходящее событие. А если учесть, что оно произошло совсем недавно, всего-навсего три недели тому назад, то об этом только и должны были судачить. Однако всё пока, внешне во-всяком случае, выглядело достаточно мирно и спокойно. Смирнов потолкался на перроне и побрёл в маленькое здание вокзала. Там он немного постоял у стенда «Их разыскивает милиция», но знакомых физиономий не обнаружил, что привело его в замешательство. Он даже перепроверил название станции, потом облегчённо вздохнул и спустился на привокзальную площадь.

Ему очень нравилась такая жизнь. Тепло, сытно, пьяно. Лёгкая спортивная сумка совсем не отягощала плечо, красные новенькие десятки приятно шуршали в кармане брюк, а ленивые винные пары, крутящиеся в голове после небольшой пьянки в поезде, просили немедленного продолжения. Опытным взглядом он окинул вокзальные окрестности и точно вычислил «гадюшник» – маленькое придорожное кафе. В таких местах всё всегда знают.

Прошло не больше часа, а Лёша Смирнов уже передвигал свои пьяные ноги в сторону Озерного, размышляя на тему о том, что не могло убийство районного милицейского начальства пройти мимо постояльцев привокзального кафе. Странное всё же это дело, думал он про себя, какой был смысл Нечаевой обманывать его. Убийство офицера милиции…нет, нет, тут что-то не так. Он бы и так её приютил, зачем надо было выдумывать эту историю про изнасилование, убийство, бегство. Вроде бы он не замечал, что она страдает воспалённым воображением. Надо быть осторожнее, как бы ни попасть в какую-нибудь неприятную историю. На трезвую голову всё бывает.

В Озерном было суматошно. Конец лета, начало осени – самый разгар сезона. В это время население городка увеличивается, чуть ли не вдвое. Местные жители не вылезают из тайги, заготавливают орехи, ягоды, грибы, кормят комаров, а приезжие со всех концов страны дикие лесорубы валят лес на дальних таёжных делянках, готовятся к первому снегу. В это время в воздухе над городком пахнет деньгами и по вечерам стоит пьяный гул. Наживались, все кто мог, одинокие старухи на квартирантах, самогоне сомнительного происхождения, рабочие столовые превращались не просто в вечерние кафе, а почти в ночные клубы. Повышался спрос на свободных женщин, а маленькая танцплощадка перед домом культуры лесорубов по вечерам напоминала место гладиаторских баталий. Милиция собирала богатый улов, зарабатывая на огромных штрафах и конфискациях.

Радуясь удачному стечению обстоятельств, Смирнов решил долго в Озерном не задерживаться, благоразумно предполагая, что может запить и остаться без денег. Да и тянуло его обратно, к Лене. Почувствовав её близость, он уже ощущал постоянное желание быть с ней рядом, снова и снова. Конечно, он любил её. Как-то так получалось, что женщины немного избегали его, как бы это помягче сказать. То ли из-за его неряшливости, то ли из-за его постоянного пьянства. Он это знал и понимал, что только чрезвычайные обстоятельства заставили Лену Нечаеву приехать и поселиться у него. Но какие? Он бы никогда не поверил, что она его искала или, тем более, любила. Но он-то любил её. И хотел, конечно, чтобы она навсегда осталась с ним, он всегда мечтал об этом. И тут такой случай.

Лена очень правдоподобно рассказала ему, как она застрелила капитана. Такое трудно придумать совсем неопытной девчонке, это же почти готовый сценарий. В её рассказе он ощущал неподдельный страх, её страх. Те дни, что она жила у него, она безвылазно провела в четырёх стенах, изредка наведываясь в ближайший магазин. Кого же она тогда боится?

Без особого труда Лёша Смирнов остановился на постой у знакомой старушки. Остаток дня он скоротал за нехитрым ужином с болтливой бабкой и, даже не приложив никаких усилий, узнал обо всех новостях городка за последний год. И опять ничего про убийство капитана. И тут до него окончательно дошло, что никакого убийства просто не было. Капитан есть, Нечаева есть, а убийства нет! Нет! Он осторожно навёл бабку на Нечаевых.

– А, это какая? Учительница, что ли? Так она ведь замуж выходит за этого, как его, милиционера. Он жену схоронил весной, а с этой он давно живёт, три года почти. Важный такой он стал, говорят, теперь его в другой город переводят, начальником. А дочку ты её помнишь? Ленку? Так та, стрекоза, уже почти месяц как сбежала из дома, с каким-то приезжим, то ли с Ростова, то ли с Краснодара, вообщем, на юга потянулась. Мать уехала на пару дней, дом на неё оставила, так та и сбежала, да все деньги и ценные вещи с собой утащила, воровка. Вот…

– Ищут?

– Кого? Ленку, что ли? Да кому она нужна,– махнула старуха рукой, – непутёвая она, вся в отца, тот тоже баламут был хороший. Кто её искать будет? Мать, небось рада, что та сбежала, непутёвая, – подытожила уже немного пьяная бабка, совсем запутав Смирнова.

– А вы видели её, ну с этим вот, дружком?

– Нет, милиционер видел, как дружок её вечером к ней приехал, чернявый такой, видный парень. Так они всю ночь гуляли, весь дом перевернули вверх тормашками, деньги искали и нашли. Дверь выломали почему-то, вещи собрали и на вокзал, их и там видели.

Услышанное произвело на Лёшу приятное впечатление и немного успокоило его. Расслабившись, он ещё немного выпил и уже засыпая, подумал о том, что ему необходимо встретиться с матерью Лены как можно быстрее. Может быть, постараться объясниться с ней, рассказать ей всю правду. Он уже представлял себе, как вернётся к Лене с хорошими новостями и даже закрыл глаза в приятном возбуждении.

Со старшей Нечаевой он знаком не был, но знал, и где они жили, и где она работала. Когда утром ему никто не ответил на стук в дверь дома, то он, не задумываясь, побрёл в сторону ветеринарного техникума. Занятия там ещё не начались, но учителя уже готовились к предстоящим урокам. Мать Лены он узнал сразу, они были немного похожи. И попросив вежливо разрешения поговорить с ней он, смущаясь, представился. Как оказалось, смущался он не напрасно.

– Смирнов? Алексей Иванович? Как же, как же, я отлично помню эту вашу историю с театром, как вы там нагишом разгуливали.

– Простите, но это было совсем не так…– начал было он оправдываться, но она перебила его

– И не подумаю вас прощать, вы со своим театром все мозги ребёнку закрутили. А я-то думаю, кто там меня спрашивает? Я решила, что вы наш студент. Что вам от меня нужно? – категорически и строго спросила она. – Давайте побыстрее, я занята.

– Я здесь проездом и хотел узнать про Лену, то есть, я хотел просто увидеть её. Я утром рано заходил к вам домой, но мне не открыли. А где она?

– Лена? Она оказалась достойной ученицей вашего драматического кружка, стала настоящей артисткой, чтоб ей пусто было. Перед людьми опозорила, – Нечаева – старшая замолчала, лицо её почти почернело, и она пытливо вгляделась в него, – слушай, Алексей, а может быть, ты знаешь, где она? Или того парня, с кем она уехала? А? По описаниям ты на него не похож…

– Нет, нет, что вы,– очень естественно он чуть не отпрянул в сторону – я– то тут причём? Я же вам сказал, проездом я, по старой дружбе…

– Ну, ну, по дружбе. А может она у тебя, а?

– У меня? – он выложил весь свой артистический запал.

– Сбежала твоя ученица из дома, понял? Весь дом перевернула, воровка и сбежала, деньги все унесла и кое-какие ценные вещи. Один мой друг видел, как к ней парень приезжал, когда я на пару дней по делам отлучилась, зараза. Искать её хотели с милицией, я еле отговорила. Встретишь где свою артистку, передай ей, что видеть её больше не хочу. Никогда! И за то, что деньги украла, и за то, что дом перевернула со своим дружком, двери выломали, сволочи. Меня отец её мучил, всю молодость под откос пустил, теперь вот дочь. Всё! Не хочу больше её видеть! Я для себя пожить хочу, замуж выхожу! Всё, Алексей Иванович, у меня уроки.

Смирнов покачал головой, прощаясь с ней без лишних слов, и отступил на шаг назад. Он даже не забежал к бабке, прямиком из техникума поспешил прочь из Озерного. Он не очень спешил, времени было достаточно, чтобы успеть на двенадцатичасовой, проходящий поезд до Красноярска.

Он снова и снова анализировал про себя рассказ Лены, это даже стало занимать его, сплошная мистика, «…я выхватила пистолет из его куртки, висевшей на крючке в сенях, и стала целиться в середину двери, которую он взламывал. В глазах было темно, а уши чуть не лопались от его брани и крика. И когда уже дверь стала выскакивать из своих петель, я выстрелила, зажмурив глаза. Выстрел и звук рухнувшей двери произошли почти одновременно. Я едва успела отскочить в сторону и забилась в угол. Помню, что сразу вдруг стало невероятно тихо, было слышно как идёт дождь и наверное, почти с минуту я боялась открыть глаза. А когда открыла их, то сначала я увидела пустой дверной проём, выломанные дверные косяки и саму рухнувшую дверь. На ней лежал Григорий Евдокимович, голый, в одних огромных трусах. Его большая голова как-то неестественно была повернута в сторону…но, я его не разглядывала, я просто поняла, что убила его. Тогда я бросила пистолет рядом с ним, быстро перешагнула через него и из окна выскочила на улицу…»

Её рассказ был похож на правду, но вот последствия, она ведь просто не могла знать о них. Может быть, она просто промахнулась, а капитан потерял сознание от удара при падении двери. Ведь он упал вместе с ней, к тому же он был зверски пьян, не спал почти всю ночь. А может быть, заряд его пистолета был холостым, так, хлопушка на всякий случай. Он ненадолго потерял сознание, она этим воспользовалась и убежала, будучи абсолютно уверенной в том, что убила его и ей не миновать тюрьмы в любом случае. А труп, тем временем, пришёл в себя и пошёл своей дорогой.

Смирнов довольно улыбнулся, ему понравилось это – труп пришёл в себя. Не забыть записать в блокнот, подумал он, и вдали показалась железнодорожная станция. Ну а потом, когда капитан понял, что она сбежала, то он довершил разгром дома Нечаевых, подобрал свой пистолет и придумал всю эту историю про того чернявого парня, чтобы избежать ненужной огласки. Ведь этого южанина никто, кроме капитана и не видел. Шерлок Холмс тут не нужен. Смирнов очень понравился сам себе.

До прибытия его поезда ещё было время, но он точно знал, как скоротает его. Он похлопал по карману брюк, ощутив приятное шуршание бумаги. Это его вдохновило, но сначала он решил попытаться взять билет в кассе. Попытка – не пытка, весело подумал Смирнов, когда уже стоял перед самим зданием вокзала. Неожиданно сзади раздался резкий визг тормозов. Лёша остановился и медленно обернулся. Но, уже поворачиваясь, он чувствовал, что это по его душу. Так и есть. Перед ним, как вкопанный, резко остановился синий милицейский «УАЗ» ик, окутав окрестность столбом пыли. Передняя дверь распахнулась, почти всё пространство в машине занимал капитан с крупной бычьеобразной головой. Первое, что ощутил Лёша, так это неподдельное сочувствие Лене и, несмотря на грозный облик капитана, не удержался от улыбки.

Кажется, это и есть наш труп, вот вам и разгадка, только успел подумать он, как раздался контрабасный голос капитана.

– Смирнов? – глухо рявкнул офицер, профессионально, с презрением осматривая режиссёра с ног до головы.

– Так точно! Смирнов! – не растерялся Лёша, с улыбкой отдавая ему честь.

– Ты, что ли про Ленку спрашивал?

– Так точно! Вернее…

– Залезай в машину,– не дал ему договорить капитан и открыл вторую, заднюю дверцу.

– Простите, но мне к поезду, – сделал попытку протестовать Алексей, но уже понимал, что это бесполезно.

– Залезай! – потребовал ещё раз капитан и Смирнов понял, что благоразумнее будет подчиниться «трупу». Его покорность немного успокоила капитана, его голос стал немного мягче и доброжелательнее. Он повторил свой вопрос:

– Ты, что ли, про Ленку спрашивал?

– Так точно! – в третий раз ответил Лёша.

– Так вот, дружок, – начал капитан без предисловий, – слушай меня внимательно и запоминай. Ничего у тебя я сейчас спрашивать не буду. Не к месту, и не ко времени. Но если приедешь ещё раз, то знай, положу тебе в карман кусочек анаши и загремишь, лет на пять. Понял? Это первое. Второе. Где она – мне это тоже не нужно. Может быть, она и у тебя, прислала разнюхать, что и к чему, плевать! Запомни и передай этой сучке, увижу её здесь или матери напишет или позвонит – убью! Понятно?

– Так точно!

– Что ты заладил, так точно, так точно?! Военный, что ли?

– Почти…я режиссёр народного театра…

– Да, помню я какой ты режиссёр. Артист ты, голым бегал по сцене. Вместе с этим…как его, директором школы. Что ты думаешь, забыли? Да ладно, на первый раз я тебя прощаю. Но учти, потом будем принимать меры. Жёсткие меры. Понял?

– Благодарствуйте, – едва удерживаясь от смеха, сказал Смирнов.– Как не понять.

– Заткнись,– почувствовав иронию, перебил его капитан, – язык свой прикуси, понял? Не думай, что ты умнее всех. Вмиг голову скручу. Чтобы я тебя здесь больше не видел! Забудь про Озёрное навсегда. Тебе здесь нечего делать, также, как и ей.

К машине начальника уже на всех парах подбегал милицейский сержант. Пригнувшись к окну, он лихо взял под козырёк и крикнул:

– Здравия желаю, товарищ капитан!

Капитан открыл дверь, протянул ему руку и кивнул на Смирнова.

– Сделай этому парню билет, туда, куда ему надо. И проследи, чтобы влез в поезд. Всё. Я поехал. Вылезай, артист, и не забудь, что я тебе сказал.

Сержант стоял навытяжку, отдавая честь, пока машина не скрылась из виду. Потом повернулся к Лёше и вежливо спросил:

– Родственник начальнику, дружок или как?

– Скорее, родственники,– замялся Лёша, немного подумав, – а может быть, или как.

Хорошее настроение уже не покидало его всю дорогу до дома. От чувства отлично выполненного задания его распирало от гордости, и улыбка теперь не сходила с его лица. Кажется, впервые в жизни он ощущал значимость своей личности, её необходимость. Он вёз Елене приятные новости. Капитан жив, её никто не преследует, и она может свободно плюнуть на прошлое и заняться устройством собственной жизни. Но одна неприятная мысль не покидала его. Его волновала перспектива остаться без Лены. А он знал, что как только она узнает о реально произошедшем в Озерном, от него, от Лёшки она уйдёт точно. В том, что она обойдётся без него, он не сомневался, и он этого уже не перенёс бы. За то некоторое время, что она жила у него, его жизнь полностью перевернулась. Он стал стремиться домой, иногда задумывался о будущем, он любил её и знал, что ему будет трудно обойтись без неё. Смирнов был не дурак и понимал, что она только терпит его, он понимал, что такая видная, молодая и красивая девушка вполне может обойтись без него, без его услуг. Он знал, что никогда не сможет ей дать того, чего она хочет. Но вот провиденью стало угодно, чтобы именно он стал вершителем её судьбы, именно он. Страх удерживал её около него, ведь у неё никого, кроме Смирнова не было. Только он знал, что она убила, как предполагала она, капитана милиции. А теперь, получается, что только он знает, что этот капитан жив! Она всегда боялась, что он по пьянке где-нибудь проболтается, а её упекут в тюрьму. Иногда он даже этим сознательно пользовался. Он понимал, что сейчас придёт домой, расскажет ей обо всём произошедшем в Озерном и больше никогда её не увидит…

Он открыл дверь своим ключом, стараясь быть незамеченным, но ему это, конечно, не удалось. Лена ждала его и прислушивалась к каждому шороху все эти дни его отсутствия. Ведь от известий из Озерного зависела её дальнейшая жизнь.

– Лёша?! – крикнула Лена и вмиг появилась перед ним. Он сразу же сделал усталое и озабоченное лицо и, тяжело вздохнув, присел на маленький и низенький стульчик около старого трюмо в крошечной прихожей. Голова его почти рухнула вниз и по его внешнему виду она уже догадалась, что ждать хороших вестей не стоит. Она стояла перед ним взволнованная, в ожидании долгожданных известий, в коротеньком халатике на нагое тело, такая соблазнительная и красивая. Он соскучился без неё и исподволь рассматривал её. Как можно было лишиться этого? Это было не в его силах. Он отвёл глаза. Сомнения ещё немного мучили его, он понимал, что совершает подлость, но было ещё что-то в его грязной и пьяной душонке, что оправдывало его поведение. Дьявол в нём победил, и он принял решение.

– Лёша? – ещё раз позвала она его. – Ну что там? Ну что ты молчишь? Говори же!

– Ты это, Лена…ты только сильно не волнуйся, в общем, плохи наши дела. Умер он, пуля попала ему в живот, он потерял много крови и умер. Совсем недавно похоронили. Мать умоляла, чтобы ты там больше не появлялась, не писала и не звонила. Она сказала мне, чтобы ты схоронилась до лучших времён. То, что это ты убила, все знают, остались отпечатки, да и соседи видели, как ты убегала, и на вокзале тебя видели. Милиция тебя ищет, везде твои фотографии повесили, в розыск подали, судить тебя будут. Сказали, в общем, сказали, что за такие вещи расстрел положен или пожизненная каторга. Всё – таки офицер милиции, уважаемый человек.

– Но ведь я, ведь я, ни в чём не виновата,– почти запричитала Лена, – он ведь сам на меня напал, изнасиловал. И это уважаемый человек? Офицер советской милиции?

– Поздно, как ты это сейчас докажешь, надо было тогда сразу в милицию идти, побои снимать, с врачами беседовать. Мать твою каждый день на допросы таскают, выясняют, где ты можешь находиться. Она вся исхудала, бедная такая, лицом почернела, очень просила, чтобы ты уехала и не писала ей. Они могут тебя по письму найти.

– Господи, господи…– потеряв последнюю надежду, заплакала Лена, – что же теперь будет? Что мне делать? Ты бы рассказал маме, как было на самом деле.

– Да я еле ноги унёс. Она мне не поверила, там уже историю придумали, что парень какой-то к тебе приезжал, чернявый какой-то, что вы дома бедлам устроили, деньги искали. А он, капитан этот, случайно проезжал и зашёл, а вы его и застрелили. Отпечатки пальцев твои на пистолете. А на меня подумали, что я тот самый парень. Хорошо, что я не чернявый. Ничего не будет. Не бойся. Прятаться тебе надо пока у меня, а потом махнём на север, в Дудинку. Я всё сделаю, и документы, и работу найду. Меня давно зовут в тамошний театр. Поедем вместе, придётся сказать, что мы…ну ты, понимаешь, чтобы не заподозрили, что мы муж и жена. Я договорюсь в Загсе, а там глядишь, пару лет пройдёт и всё забудется. Главное, ты не должна давать знать о себе никому. Понятно? Так мать твоя сказала. И от меня ни на шаг.

– А ты? Ты не боишься меня прятать? – с дрожью в голосе спросила она.– Ты меня не выдашь? Лёша? Ведь они могут искать меня и здесь.

– Я? Да ты что, Лена! Ведь я же люблю тебя, ты же знаешь, я для тебя, что хочешь, сделаю. Только ты пока не выходи никуда, надо всё прошлое обрубить и начинать новую жизнь. Я тебя никогда не оставлю. Но никто, никто не должен знать про тебя. Понимаешь? Тогда и меня могут посадить за укрывательство убийцы.

Лена кивнула головой, вытирая слёзы.

– Спасибо вам, Алексей Иванович. Спасибо, Лёша. Я даже не знаю, что бы я без тебя делала. Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали.

– Что ты, что ты,– он опустился перед ней на колени и обхватил её ноги руками, – да я же для тебя, я же для тебя,– он уткнулся головой в её тёплый и мягкий живот, сильно прижался к ней и долго и с наслаждением шептал, – моя, моя, моя…

Аркадий Сафонов уехал из Покровки раньше Марии Боголюбовой и Севы Боброва. О том, что он поступит в престижный институт, не сомневался никто. Не только у них в городке, не только в областном центре знали Сафонова – старшего. И в столице у него было много влиятельных друзей и просто знакомых. Судьбой сына Леонид Аркадьевич занимался очень серьёзно. И ещё за год до окончания школы он знал, что тот будет студентом народно – хозяйственного института имени Плеханова в Москве или просто «Плешке». Сафонов – старший, часто бывая в Москве по своим служебным делам, заручился поддержкой своих влиятельных друзей и успел завести там необходимые связи. Однако могущество и влияние отца несколько подпортили характер отпрыска. Уже в пятом – шестом классе школы он кое-что стал понимать. Невозможно было не чувствовать особого отношения к себе со стороны преподавателей, администрации. И это кое – что, в конце – концов, формулировалось в достаточно чёткое правило – зачем тратить столько энергии на то, что и так достанется ему, просто в порядке вещей. Тогда он ещё не понимал, что это делает его уязвимым, ведь богатство развращает, а чужое тем более.

Перемены в стране, перемены в идеологии, в общественном, политическом, экономическом строе юный Аркадий Сафонов воспринял с невероятным удовольствием. Теперь его отец стал не просто уважаемым человеком, он стал уважаемым и богатым человеком. Сафонов – старший и раньше, в советское время не бедствовал, но теперь статус – «богатство» узаконили, о нём разрешили говорить, им разрешили гордиться. Авторитет Леонида Аркадьевича в Покровке был абсолютен. Продукция комбината, которым он руководил, была востребована не только в областном центре, но и по всей федерации. Сохранив старые, ещё советские связи, комбинат продолжал выполнять большие заказы для предприятий южного Кавказа, Средней Азии. Кроме всего прочего, сам комбинат был градообразующим, почти не было семьи, для которой комбинат не был бы кормильцем. Так и Леонид Аркадьевич Сафонов стал одним из отцов города.

С изменением общественного строя в стране, менялась и структура самого комбината. Конец восьмидесятых и начало девяностых годов прошли в тяжелейшей междоусобной борьбе, пока наконец Сафонов не превратил комбинат в акционерное общество. В Совет директоров он посадил надёжных, как ему казалось, людей. Ему же принадлежал и самый крупный пакет акций, да и остальные акции находились в руках работников комбината, то есть под его контролем. Сам Сафонов, с большой помпой организовав выборы, занял пост председателя Совета акционерного общества – вечного и безраздельного хозяина и комбината, и города. Не без оснований он мечтал о том дне, когда сын вернётся после учёбы из первопрестольной, а он передаст ему своё детище. Сам же он подумывал о том, чтобы попробовать свои силы на государственной ниве, из Ярославля несколько раз поступали предложения выдвинуться в Государственную Думу. Чем чёрт не шутит!

Нельзя сказать, что Сафонову – старшему всё давалось легко. Отнюдь! Конечно, это был сильный и достойный человек. Начинал он на этом же комбинате простым маркёром, откуда его и послали учиться сначала в техникум, а потом и в институт. Долгое время он работал инженером в техническом отделе, пока его трудолюбие и умение организовать коллектив на выполнение сложных задач не были замечены руководством. Его пригласили в аппарат главного инженера, почти через год Леонид Аркадьевич стал его заместителем и почти пять лет работы замом сделали его абсолютно незаменимым специалистом и когда главный отправился на заслуженный отдых вопрос о приемнике, конечно, не стоял. Советская власть любила выходцев из народа, отдавала им предпочтение и поэтому, когда директора комбината отправили на работу в столицу, Сафонов тут же занял его пост. Тогда это даже не обсуждалось. Леониду Аркадьевичу едва исполнилось тридцать пять лет. Несомненно, он был очень способным и трудолюбивым человеком, чрезвычайно целеустремлённым и умел ценить толковых людей, ненавидел болтунов и бездельников.

С супругой – Анной Ивановной ему повезло. Он так считал не без основания. У них всегда были ровные и абсолютно стабильные отношения. Они прожили вместе много лет, но так, ни разу и не смогли крупно перессориться. Он жил комбинатом, она домом, никто не вторгался на чужую территорию. Родившиеся подряд дети – сын Аркадий и дочь Анастасия принесли в семью счастье, радость и ещё сильнее укрепили её, росли умными и здоровыми ребятами. Грех жаловаться на судьбу!

Но Сафонов – старший не мог не замечать чрезмерно растущее высокомерие сына, несколько раз старался объяснить ему необоснованность этой черты характера в нём, с печалью замечал его любовь к безделью, праздности. Однако надеялся, что жизнь научит, а дело родителей помогать своим детям. Благодаря негласной от отца поддержке матери, Аркадий с юных лет ни в чём не нуждался. У него рано появились свои, карманные деньги и их хватало не только на школьные бутерброды. Он любил модно одеваться и по – большому счёту не слишком терзал себя муками о дальнейших планах на будущее. Он был в курсе планов отца по поводу своего образования, но учиться ему не хотелось более всего. Ведь отец и так богат и знаменит, рассуждал он частенько про себя, и неужели для того, чтобы занять его место необходимо надрывать себя учёбой. Времена вокруг стремительно менялись, и богатый отпрыск не понимал, как можно было загубить всю свою жизнь в провинции, когда вокруг столько возможностей. Зачем тогда нужны деньги?!

Большой любви к комбинату Аркадий, в отличие от отца, не испытывал, не совсем разделял его планы по поводу своего будущего. Однако отца он любил и благоразумно старался не обижать его. Мать тоже склонялась к тому, что благодаря деньгам и связям вполне можно было получить образование каким-либо другим способом, предположим экстерном или как-то заочно. Но отец даже слушать их не стал, был непреклонен. Спорить с отцом никто не хотел и Аркадий Сафонов уехал в Москву поступать в институт.

Леонид Аркадьевич понимал, что не обошлось без протекции, но всё равно был счастлив, когда узнал, что сын принят на факультет « Организация и управление производственными предприятиями». Дома, в Покровке он устроил в честь этого события большой банкет, созвав на него родных и друзей. Его мечты сбывались, о продолжении династии промышленников Сафоновых можно было не волноваться. На радостях он подарил сыну свою реликвию – ручные механические часы «Победа», единственная память об уже прошедшей молодости. Он хотел, чтобы эти старые часы стали реликвией для всей семьи, для сына, для внуков и были своего рода компасом для них. Эти часы ему подарил отец перед самой смертью и просил сберечь. Они достались ему, как подарок к ордену «Боевого Красного Знамени» за мужество и героизм в годы Великой войны. Боевые раны не дали отцу насладиться жизнью. Он хоть и прошёл всю войну, но умер вскоре после её окончания, когда маленькому Лёне было всего шесть лет. Как давно это было! Он даже немного прослезился и может быть, эти слёзы помешали увидеть ему некоторую холодность сына. Тот уже не чувствовал, что он внук боевого офицера и не понимал, чем гордиться отец. Себя он воспринимал только как сына директора и ему не очень нравились некоторые откровенные сентиментальности отца. Тем не менее, друг друга они любили, может быть, каждый по-своему.

До столицы из Покровки было совсем ничего, светового дня хватало, чтобы обернуться, но отец строго предупредил Аркадия, что учёба – это дело серьёзное и ему, Аркадию, здесь в городке больше делать нечего.