Текст книги "Прощай, Бобров"

Не прошло и четверти часа, как Мария вышла у недостроенного здания какого-то детского учреждения. Прямо за стройкой, у самой реки раскинулась огромная старая ива. Они часто проводили здесь время в дни своей юности, здесь они впервые поцеловались и он ей сказал, что любит её. Здесь же они клялись друг другу в вечной любви. Господи, да как же давно это было, или может быть…совсем недавно. Всё перемешалось у неё в голове, она уже думала о своём поступке как об опрометчивом. Может быть, немного подождать? Но чего? До реки оставалось совсем немного, и она замедлила шаг, потом почти остановилась. Но вот и старая ива. Значит так, решила она, если он сейчас там и ждёт её. А если его там нет, значит, она вернётся домой, и никогда больше не будет искать встречи с ним. Всё! Решено!

Но он был там. Бобров сидел спиной к берегу, сильно наклонившись к реке, словно собирался напиться. Она рванулась в сторону, спрятавшись за кирпичную стену. Но он уже услышал шорох, резко поднялся и обернулся. Внимательно оглядевшись, он сделал пару шагов вперёд и остановился.

– Мария? – тихо и неуверенно позвал он её и сделал ещё один шаг вперёд. – Мария, – повторил он, но уже громче, потому что он её уже почувствовал. Он быстро пошёл вперёд, на звук шороха. И она, не дожидаясь, пока он найдёт её в укрытии, вышла вперёд и очутилась прямо перед ним. Они стояли друг перед другом и молчали почти минуту.

– Мария… – сбиваясь, начал он, – вот я и приехал…вчера.

– Вижу. Здравствуй, Сева.

–Ты знала, что я приехал? И пришла на наше место? – радостно спросил он и кивнул в сторону реки. – В провинции новости иногда обгоняют действие.

– На то она и провинция, чтобы все и всё знали. Так уж устроен этот мир. Я утром узнала о твоём приезде и вот пришла. Я знала, что ты будешь ждать меня здесь.

– Ты не забыла. Спасибо, Мария, а я боялся, что мне придётся искать тебя. Подумал, что вдруг ты не захочешь меня видеть. Времени у меня…

– Ты забыл, где я живу? – перебила его Мария – Мы никуда не переезжали.

– Да, конечно, то есть, нет, я не забыл. Но ты же понимаешь?

– Да, я понимаю. Ты стесняешься моих родителей из-за своего поступка?

– Ты только не подумай, что я ничего не понимаю, не осознаю. Это очень трудно объяснить двумя словами. Так получилось. Конечно, я виноват перед твоими родителями, перед тобой, но так получилось. А мне очень хотелось приехать, Мария.

– Ты не перед кем не виноват! – Мария не дала ему даже договорить. – Не перед кем! Об этом я не хочу больше слышать. Всё! Тебе надо съездить на кладбище? Ты ведь из-за этого приехал.

– Я уже был там. Рано утром. Хотел бы поблагодарить тебя, там так всё ухожено, чистенько. Вероятно, у тебя были расходы?

– Нет, расходов у меня не было. После Алины Михайловны остались средства из тех денег, что ты присылал ей. Она доверила мне все свои финансовые дела. Я всё делала на эти деньги. Тебе не стоит волноваться. Личные вещи и фотографии твоей мамы у меня. Я передам их тебе, как – только ты скажешь. Квартиру твоей мамы я передала в попечительский совет детского дома. Как ты и просил, я им дала твой адрес, они должны были связаться с тобой.

– Да, они писали мне и благодарили. Кто там сейчас живёт? Ты знаешь?

– Да, девушка из детского дома. Окончила медицинское училище и ей передали вашу квартиру. Меня тоже пригласили в администрацию, хотя при чём тут я. Она была счастлива. Думаю, что и маме твоей это понравилось бы. Ты, конечно, молодец. В городке твой поступок оценили.

– Хорошо. Спасибо. Но мне эта квартира была просто не нужна, а продавать. Какие там деньги.

– Может быть, ты и прав. Ты надолго приехал?

– Нет. День сегодня и завтра совсем немного. Вечером я уже должен быть в Москве. У меня самолёт ночью, из Шереметьево. Я так много должен был сказать тебе, а теперь даже не знаю, как это сделать? И вообще, успею ли я?

– Послушай меня, Боб, не мучай себя. Твои нравственные переживания не изменят моей жизни. Всё уже прошло, давно прошло. Я только и пришла, чтобы сказать тебе об этом и чтобы ты не ходил по городку, как провинившийся школьник. И ещё, не говори мне – давай останемся друзьями, потому что я никогда не буду твоим другом. Я не хочу этого слышать. Можешь спокойно возвращаться обратно. Ты ни в чём не виноват. А за могилой мамы я и так присмотрю. Тут ты точно не причём, не кори себя. Ей бы это не понравилось.

– Мария, выслушай меня. Мне нужно совсем немного времени, в моей жизни кое-что изменилось. Наша семейная жизнь с ней не удалась, мы разные…

– Нет, Боб, не рассказывай мне об этом. Я не хочу ничего слышать, мне это не интересно. Умоляю тебя, не нужно! Сколько мы не виделись с тобой?

– Восемь лет.

– А сколько точно у тебя есть времени?

– Сутки, немного больше суток.

– Ты сможешь увести меня куда-нибудь, Боб? Давай уедем. Здесь нам всё равно не дадут спокойно поговорить, ещё немного и тебя начнут искать твои почитатели. Не удивлюсь, если за мной следят. В нашей провинции ты теперь знаменитость.

– Конечно, – искренне обрадовался он, – хоть сейчас, прямо сейчас…– он схватил её за руку и потащил за собой. – Пошли, Мария, моя машина здесь недалеко, совсем рядом. Хочешь, уедем в Москву? Хочешь? Мне так много надо сказать тебе. Я так боялся, что ты не захочешь говорить со мной. Мария…

Ещё совсем немного и они уже промчались по пыльным дорогам Покровки. Совсем немного он задержался у гостиницы, не более пяти минут и скоро они вырвались по федеральную автотрассу. Конечно, их видели вместе, а она и не думала скрываться. Ей уже было всё равно, она имела право на этот день с ним. Сильная машина уверенно несла их к Москве – городу их молодости и счастья. Они немного молчали, иногда он ей что-то рассказывал, но она его не слушала. Просто делала вид и изредка вежливо кивала головой. Она вдруг представила, что он целует её и подумала, осмелится ли. Ей почему-то стало смешно, сдержаться она не смогла и громко рассмеялась.

Ошибки быть не могло. Это был он. Григорий Зинович – застреленный ею когда-то капитан. Он был в самой глубине зала и весело хлопал в ладоши вместе со всеми. Елена Нечаева ещё продолжала по инерции пританцовывать в ритм музыке и неуклюже кланялась в тесноте вместе с остальными артистами. Ей вдруг захотелось плакать, слёзы как-то сами по себе неожиданно побежали по щекам, но она даже не пыталась их вытереть. Ещё раз она в упор посмотрела в темноту зала, сомнений быть уже не могло – это был точно он. Она не могла бы ошибиться. И только тут она поняла, что судьба жестоко насмеялась над ней и, по сути, она всё это время была наложницей этого бездельника и алкоголика Лёшки Смирнова.

Дискотека на теплоходе «Антон Чехов» началась. Звуки бешенной ритмичной музыки, усиленной чёрными ящиками динамиков, били что есть силы по ушным перепонкам. Отблески огромного зеркального шара, вертящегося под потолком, отстреливали ей в такт мириадами блестящих снежинок. Судорожно забившаяся в ритме танца толпа застонала и завизжала. Словно волной, Лену смело с подиума и бросило в бурлящую толпу. Она вертела головой, пытаясь не потерять из виду капитана, но напрасно. В огромной, почти безумной толпе, все моментально оказывались почти на одно лицо, горящие глаза, взлахмоченные головы и блестящие от пота лица. Что-то кричал в микрофон диск-жокей, что-то кричали партнёры напротив, слева, справа, сзади, но она уже ничего не понимала. Дискотека на палубе, под огромной холодной, северной луной напоминала разговения по поводу окончания схода северных племён. Полупьяная, потная толпа билась с такой силой и такой отрешённостью, словно именно от них и от этих танцев сейчас зависела судьба всего остального человечества.

Лена Нечаева была в полной растерянности. Она не знала, что теперь будет, и как она будет жить дальше. Злость на Смирнова иногда сменялась счастливой мыслью о том что, наконец, больше нечего бояться. Увидев капитана живым, она впервые ощутила вкус свободы, она уже знала, что жизнь её изменится, но как и когда, она ещё не предполагала. Она сразу подумала о матери, и решила, что обязательно съездит к ней, не откладывая. Комок подступил к горлу, и она опять заплакала. Хорошо, что в этом хаосе никто ничего не видел.

Музыка резко оборвалась, и вздох облегчения прокатился по палубе. Что-то ещё кричал диск-жокей, что-то он пытался объяснить, но толпа его уже не слушала. Люди явно устали от плясок и растекались по пароходу, кто в поисках воды, кто в поисках пива, а кто просто укромного местечка для поцелуев. Вмиг загорелись десятки сигар и сигарет, а струйки бело-серого дыма дружно поползли вверх, к чёрному ночному небу.

Ночью на Енисее холодно и летом. Лена спустилась вниз, в каюту за курткой. Накинув её на плечи, она решила снять головной убор, но потом подумала и оставила. Так, на всякий случай, испугавшись, что при случайной встрече, он может узнать её. Встречи с ним она не хотела, она его боялась и мечтала, как можно скорее уйти с ночной дискотеки. Но надо было отрабатывать до конца мероприятия, а машина за ними должна была придти только под утро, перед самым отходом «Антона Чехова».

Захлопнув за собой дверь каюты, Лена помчалась вверх, но неожиданно дорогу на узкой лестнице ей преградила чья-то широкая тень. Она остановилась, глядя наверх, всем своим видом давая понять, что готова уступить дорогу. Но тень была благожелательнее и поднялась обратно на пару ступенек, вежливо освобождая путь. Тогда Лена, принимая это как должное, быстро промчалась по железным ступенькам, весело отстукивая каблучками. Она уже хотела поблагодарить за любезность, но вертящийся назойливо луч прожектора вырвал на мгновение обладателя широких плеч. Сердце чуть не остановилось. Это был Зинович. Не желая задерживаться, она решила проскочить мимо, но он преградил ей путь.

– А как зовут нашу северную королеву? – пьяные глаза туманно застряли где-то наверху, одной рукой он держался за поручень, а другой он старался удержать её. Слава богу, он её не узнал. Она не стала сопротивляться, не стала бояться, что как-то выдаст себя. Лена тут же успокоилась, поняв, что в таком состоянии он сам себя не узнает.

– Наталья, – солгала она, назвав первое попавшее на ум имя, – но я далеко не королева. Я просто здесь работаю.

– Ну что вы, не скромничайте, – он явно старался ухаживать за ней, – я весь вечер слежу за вами, вы такая…такая красивая. А я ведь вас искал по всему этому…как его, пароходу…да…моя северная королева…разыскивал, так сказать…разыскивал…

И тут, в одно мгновение у неё в голове созрел план! Видит бог, она не хотела этой встречи, она боялась его. Но он сам её нашел, и ненависть оглушила её. Он что-то ещё пьяно лепетал, перебирал какие-то фразы. А она, между тем, переполнялась злостью, вспоминая ту роковую, дождливую ночь, когда он насиловал её, ту ночь, когда он изменил её жизнь и сделал её изгоем. Видит бог, она не хотела этого! Но раз он сам нашёл её, значит, она должна ему отомстить. Елена Нечаева решила убить его! На этот раз по-настоящему. Но так, чтобы подозрение на неё не упало.

– Ты меня просто не знаешь, Наташка,…– он дышал ей перегаром прямо в лицо, – но если мы с тобой познакомимся поближе, ну ты понимаешь меня,…и если ты будешь умницей, я тебя…я тебя озолочу! Честное слово! Но для этого мы должны подружиться, понятно? Тебе понятно? Да ты хоть знаешь, кто я такой? Кто? Знаешь!?

Наверху, на палубе опять рванула бешеная музыка, и он стал похож на пьяную рыбу, усиленно хватающую воздух ртом. Его пьяных слов не было слышно.

– Знаешь?! – заорал он, и она в темноте почти почувствовала его нос. Но у неё уже был опыт общения с пьяными ухажёрами и она его не боялась. Это была уже не та Лена Нечаева.

– Не кричи, дурачок, – она приложила ладонь к его губам. От такой обнадёживающей фамильярности он чуть не оторопел, отступил на шаг назад, но тут же попытался собраться. – Не кричи, я не глухая, – повторила она елейным голосом. – Откуда я тебя знаю? Мы же не знакомы.

Елена Нечаева была уже почти профессиональной актрисой. И ей ничего не стоило сыграть роль простодушной провинциалки.

– Так в чём дело, дело! – обрадовался он. – Давай, познакомимся. Меня зовут Гриша, то есть, Григорий, конечно, я не молод, не молод…

– А мне не нравятся сосунки, – ей не нравились его постоянные повторы, и она не дала ему договорить, – мне больше по вкусу сильные и зрелые мужчины.

Его распирало от надежды и предстоящего наслаждения, оказавшейся такой лёгкой её доступность вскружила его пьяную голову. Он мечтательно покрутил глазами и положил ей руку на бедро.

– Эй, эй, Гриша, ты бы полегче,– кокетливо отозвалась она и дёрнулась в сторону, – руку убери. Не твоё добро – не трогай! Люди же вокруг, что подумают.

– Идём же вниз, Наташка, ну идём, прошу тебя. Моя каюта недалеко, там нас никто не увидит. Не пожалеешь.

Он не ожидал такой быстрой победы и от этого чуть – чуть протрезвел и принялся с жаром уговаривать её. Его толстые губы тряслись от ожидания, предательская слюна скатилась сбоку, и он смахнул её рукой. Напряжение охватило его с ног до головы, не удержавшись, он грубо, всей пятернёй схватил её за грудь.

– Ну, идём же, Наташка…

– Да отстань же, дурак! Не понятно, что ли!? Я здесь не могу, замужем я, понимаешь? Сразу же настучат, доброжелателей, знаешь, сколько? Целый пароход. Тебе что, ты завтра руки в ноги и поплыл, а мне сплетни расхлёбывать.

– Ну, где, где? А где? Я же здесь ничего не знаю, я же вот только, только это…с парохода…

– Только не здесь, Гриша, но в городе можно найти местечко, – наигранно немного неуверенно сказала она, но он уже перебил её:

– Да хоть к чёрту на кулички! – обрадовался он – Только побыстрее, всё равно до утра никто не схватится. Вона…все пьяные, а отходим только утром, успеем?

– Успеем. Слушай меня тогда, Гриша. Ты здесь ничего не знаешь, смотри не заблудись. Видишь, – она указала ему на горящую сиротливо уличную лампу в метрах ста от причала, – это граница порта. Там стоит будка, в ней я буду тебя ждать. До города рукой подать, пойдём к моей подруге. Но смотри, чтобы нас здесь вместе никто не видел. Я пойду, а ты минуты через три, не спеши.

– Да, да…– он нетерпеливо крутил головой, что-то опять хотел сказать, но начал заикаться и она махнула ему рукой.

– Я пошла, потом расскажешь.

Елена сошла с парохода не замеченной. Она не боялась, что её кто-нибудь увидит или даже узнает. Было очень темно, а пассажирский причал был пуст и безлюден. Веселье на палубе было всеобщим, желающих наслаждаться ночными пейзажами не было. Она хорошо знала эти места, в светлые летние дни они часто с друзьями устраивали здесь пикники.

Она не простояла в пустой будке и трёх минут, как туда следом ворвался запыхавшийся Григорий.

– А вот и я! – радостно сообщил он и поднял вверх большой полиэтиленовый пакет. – А вот это наши друзья! Водочка! Колбаска! Хлебушек! – он полез целоваться, ему явно нравилась роль молодого ловеласа. – А для нашей северной королевы – южные апельсины! Для кого же эти апельсинчики? Отгадай-ка! Моя королева!

Она слегка, негрубо оттолкнула его, но он не обиделся, а продолжал веселиться и нести разную чушь.

– Ну, где же наш домик, домик? Где? Где, так сказать, маленький шалашик любви? Покажите – ка мне этот шалашик, где он, где он?

– Пошли, – бросила ему Лена и устремилась вперёд, в кромешную тьму. Прошло совсем немного времени, а он уже захныкал. Ночной холод его разморил, ему было трудно идти, алкоголь затуманил мозги, сковал ноги. Он был недоволен и хныкал:

– Ни черта не видно, куда же мы идём…идём. Наташа, где же? Где этот домик, твою мать. Слышишь, где, я спрашиваю, этот твой домик?!?

– Потерпи, – обнадёживала она его, – осталось совсем немного. Давай быстрее.

Оставалось, действительно совсем немного. Они шли по самому краю крутого берега Енисея, пахло холодной водой и сырым песком. Причудливые равномерные лунные блики на играющих чёрных, ледяных волнах отблескивали жемчугом. Свежий холодный ночной воздух разморил его окончательно, и он шёл покачиваясь. Голова его опускалась всё ниже и ниже, а ноги он едва перетаскивал по зыбкому песку. Протянув вперёд одну руку, он почти касался её и как – будто играл с ней. Иногда догонял, несколько раз весело ругаясь, падал на песок, но потом поднимался и что-то бормотал себе под нос:

– Стой, ну стой же, Наташка,…куда же мы идём? Купаться, что ли? Так ведь холодно, где же он, твой домик? Где? Ты бы погрела меня немножко по дороге.

Но она уже остановилась. Ещё был хорошо виден освещённый «Антон Чехов» и даже доносились обрывки громко играющей музыки. Стало очень холодно. Она стояла почти на краю обрыва, но он не мог этого видеть. Здешний берег порос мелким кустарником и его кучеряшки в темноте казались чёрными песчаными барханами. Буквально в пару метрах за ними берег резко обрывался, приподнявшись над рекой почти на сорок метров. Местные жители не любили это место, обходили его стороной, особенно в тёмное время, недаром это место так и прозвали – гиблое место. Елена решила столкнуть его туда. Она остановилась, давая понять, что они пришли.

– Куда это ты меня привела? – ещё ничего не понимая, спросил Григорий, явно не предполагавший, что от этой обаятельной девчонки может исходить угроза. Он посмотрел по сторонам. Но вокруг была зловещая пустота. – Где это мы? Наташка? Где же твой город? Где твоя подружка с квартирой?

Но она не ответила, а только медленно отступила назад. Остановилась и сказала:

– Ты не узнаёшь меня, капитан?

Он сразу что-то почувствовал, но ничего не сказал, правда, принялся рассматривать её, попытался даже прикоснуться. То, что она назвала его капитаном, насторожило. Она не знала ни то, что он служит, ни его звания. Он ей не говорил об этом. А потом, он уже давно был майором.

– Чёрт, ну и темень, хоть глаза выколи. Слушай, девка, я не знаю, кто ты на самом деле, но я думаю, что ты делаешь глупости. Куда ты меня привела, сука?! Говори!

Профессиональный нюх почувствовал угрозу, он стал трезветь прямо на глазах. Свет луны высветил её фигуру, и он принялся её внимательно разглядывать.

– А теперь ты меня снова не узнаёшь?

Она скинула головной убор, парик и опустила ворот куртки.

– Ленка?! – он узнал её сразу и обомлел.– Ленка! Надо же, а я словно чувствовал, что встречу тебя, тебя…так вот ты где? А все говорят, что ты на юга подалась. А ты вот где, на самом севере. Не ожидал тебя увидеть, не ожидал.

Казалось, что он даже рад этой встрече и не предполагал её намерений. Узнав Лену, он потерял бдительность, озверел от её близости и буквально набросился на неё. Но она была начеку, в отличие от него, радости от их встречи не разделяла и резко отскочила в сторону. Всё же он был ещё пьян и слабо контролировал себя, не удержался на ногах и упал на песок. Схватившись за кусты, он, кряхтя, но всё же кое-как поднялся. Отряхнул песок с брюк, поправил куртку и засмеялся. Видно было, что он её нисколько не боялся, он даже не предполагал, что она способна на что-то опасное для него. Зинович перестал смеяться и поманил её рукой.

– Ну и что дальше? Это что – сюрприз? Наташка…или нет, Лена. Ради чего ты меня сюда затащила? Дура! Иди сюда, иди сюда, мышка…это даже лучше, что мы с тобой знакомы, не будем терять время на ненужные разговоры. Что, забыла меня? А я тебя не забыл, я тебя даже хотел тогда найти…ну иди же сюда, а может быть лучше, вернёмся в мою каюту, а?

– Не подходи ко мне! – крикнула она в ужасе, уже пожалев, что связалась с ним. Теперь она не знала, как выпутаться из этой истории, она сама оказалась в ловушке. Надо было просто бежать, она стала вновь его боялась, вся её удаль куда-то исчезла.

– Не подходить? Мне? – он словно читал её мысли и стал потихоньку приближаться к ней.– Так ты же сама меня и привела сюда. Зачем? Может, решила отомстить, а? Секир башка…– он провёл ладонью по горлу, словно догадавшись, и засмеялся громко, от души. – Да? Меня? Да я тебя, суку, растопчу в порошок. Стоять! Я сказал – стоять! Всё равно я разложу тебя здесь, никуда не денешься. Давай по-хорошему. Ну, что, сука, вспомним былые денечки…

Он перестал церемониться, стал грубым и наглым. Глаза его блестели, и она поняла, что если попадёт ему в руки, сопротивляться сил у неё не хватит. Лена осторожно прошла через ряд кустов и остановилась спиной почти у самого обрыва. Она знала эти места, он – нет. Обрыва он не видел, ничего не вызывало у него сомнений и он, шатаясь, медленно, но уверенно приближался к ней. Ему даже нравилась роль охотника.

Лена Нечаева, вспомнила ту ночь в Озерном, которая резко изменила её жизнь и последние сомнения исчезли. Теперь это уже была не только месть, но вопрос жизни или смерти, просто так от него не отвяжешься. Промелькнула здравая мысль, сделать всё как можно осторожнее. Назад отступать было поздно и в прямом и в переносном смысле. Перед ней стоял насильник, а за спиной, в каких-то двух-трёх метрах крутой обрыв, гиблое место. Она про это знала, а вот он – не знал.

Григорий Зинович словно готовился к решающему прыжку и внимательно следил за её движениями. Выбрав, как ему показалось, подходящий момент, он кинулся на неё, и ему удалось почти сразу повалить её на землю. Задавив её всей своей тяжестью, он начал жадно целовать её, одной рукой он придавил её к земле, а другой залез под юбку и чуть не разорвал её. Ей не хватало воздуха, и она стала задыхаться. Ложным движением она заставила его расслабиться, а когда он уже решил, что это победа, Лена резко и сильно ударила его коленкой в пах. Он дико замычал и, сжав кулаки на животе, перевернулся на бок. Он был похож на раненого быка, медленно крутил своей тяжёлой головой и стонал, не переставая. Лена вскочила на ноги и стояла, как заколдованная, не двигаясь. Она ничего не предпринимала, потому что боялась его.

– Сволочь…сволочь…– он пытался подняться, но она подскочила к нему и ударила ещё раз в живот. Он не убирал рук с живота, широко раскрыв рот, судорожно хватал воздух и перекатывался всем телом по холодному песку.

– Сам ты сволочь! – опомнилась она и ударила его ещё раз. Стоило только толкнуть его, совсем слегка, рядом разинула свою чёрную пасть огромная пропасть. Но он уже встал на колени и пытался подняться на ноги. И тут она поняла, что не сможет столкнуть его и чуть не заплакала от своего бессилия и беспомощности.

– Всё равно я тебя достану, – ему всё было нипочем, и он продолжал смеяться, – подожди ещё, я тебя сделаю шёлковой, ты у меня ещё попляшешь, сука…попляшешь…сейчас, сейчас, я до тебя доберусь, сейчас…

Он уже встал на ноги, широко их расставил и, ухмыляясь, смотрел ей прямо в глаза. Она стала отступать, теперь ей хотелось только одного – бежать отсюда.

Тут со стороны реки неожиданно раздался далёкий гудок буксира. Зинович по инерции обернулся и только увидел или почти почувствовал, что стоит на самом краю обрыва. От страшной неожиданности он оступился, потерял равновесие и рухнул в глубину. В ужасе Лена закрыла глаза руками, но услышала близкий хрип. Сделав пару шагов вперёд и пригнувшись, она увидела Григория Евдокимовича, висевшего над обрывом. Каким-то чудом ему удалось зацепиться за свисающую кучу корней кустарников. Он изо – всех сил старался удержаться и подтянуться к краю обрыва. Корни трещали у основания, слышно было, как тихо сыплется песок, слишком тяжёл был капитан, и эти корни не могли его спасти.

– Лена,– осторожно прохрипел он, – помоги… – и, подтянувшись на одной руке, другую он протянул ей, – Лена, помоги…

Она почти легла на самый край, свесив голову в обрыв. Она видела его глаза, они умоляли её, слёзно просили и она почти поддалась.

– Лена, помоги…– он тихо повторил ещё раз, и она уже протягивала ему свою руку, но раздался хруст рвущихся корней и она, испугавшись, что провалится вслед за ним, бросилась прочь в сторону от края.

– Помоги…сука…а-а-а…– он летел вниз в пропасть, размахивая вырванными кустами, но она уже ничем не смогла бы помочь ему.

Истошный крик капитана твёрдо стоял в ушах всю обратную дорогу. Она бежала обратно, к пароходу. Иногда ей казалось, что он бежит за ней, что вот-вот настигнет, и тогда она оборачивалась, но сразу же её бег становился ещё стремительнее.

На верхнюю палубу «Антона Чехова» она почти взлетела. Дискотека, между тем, всё ещё продолжалась, всё также, не сбавляя децибелов, гремела музыка. Перекрёстные лучи цветных прожекторов высвечивали в ночной темноте сбившуюся в кучу толпу, пьяно вздрагивающую в экстазе. Ночь, музыка и водка делали своё нехитрое дело. Елене показалось, что её не было на «Чехове» вечность, на самом деле прошло не более часа и никто, даже из друзей, не заметил её отсутствия.

Дискотека закончилась почти под утро. Толпа расходилась вяло под нетерпеливые и неодобрительные взгляды пароходных уборщиков. Артисты агитбригады побросали реквизит в подъехавшую, наконец, машину, кое-как погрузились сами и поехали отсыпаться. Ещё не доехав до города, Лена Нечаева услышала пронзительный сиплый и прощальный гудок. «Антон Чехов» медленно отошёл от причала и пошёл на Диксон.

Если организация народного праздника обычно возлагается на управление культуры, то итоги приходится подводить местной милиции. Приход в город «Антона Чехова» ничего в показателях почти не изменил. Всё, как и всегда. Две групповые драки между матросами и горожанами в пивном баре, крупная потасовка пьяных немецких туристов в местном ресторане за то, что их назвали фашистами, ограбили двух туристов из Болгарии, один грабёж, одна попытка к изнасилованию, три разбитые головы, одно ножевое ранение. Уже днём нашли пьяного мужчину, не подававшего признаков жизни. При нём не было документов. Видно было, что упал с обрыва, недалеко от причала. Следов борьбы и насилия обнаружено не было. Дали запрос на ушедший «Чехов». Там спохватились, это был их пассажир,– Григорий Зинович.

«Гиблое место», – покачал головой дежурный милиции и доложил по телефону, что найден без признаков жизни, в состоянии сильного алкогольного опьянения. Скорее всего, упал с обрыва в кромешной тьме около полуночи, в этом году уже третий. Сколько раз просили руководство порта оградить это место. А то ведь, как нажрутся, так и тянет на этот обрыв, романтики!

Усталая и абсолютно опустошенная Лена, едва-едва добралась до дома. Не хватило сил даже смыть грим, и чтобы не было видно её карнавальной физиономии, она втянула голову глубоко в плечи и накинула на непричёсанные и запутанные волосы у кого-то одолженный платок. Быстро поднявшись на свой этаж, Лена немного повозилась в поисках ключа. Как назло, она не могла найти его и от злости сильно ударила по двери. Алексей не ответил, но она знала, что в это время он уже не спит и ударила по двери несколько раз сильнее. Ничего не менялось за дверью. Обозлившись окончательно, она начала пинать дверь ногами и несколько раз толкнула её плечом. Смирнов не подавал признаков жизни. В любом другом случае это её обрадовало бы, но сейчас ей надо было попасть внутрь как можно скорее.

– Открывай, скотина…открывай – повернувшись к двери спиной, она несколько раз ударила по двери резиновым каблуком. От злости она была готова разломать дверь, но начавшаяся возня в соседских квартирах остудила её. Она нашла-таки ключ и судорожными движениями принялась открывать дверь. Ворвавшись в квартиру, одним шагом она перелетела через прихожую и остановилась у дивана. Смирнов храпел, укутавшись с головой в одеяло. Он был мертвецки пьян, приторный алкогольно-табачный запах был непереносим. Она махнула на него рукой и принялась собираться. Сначала она быстро помылась под душем, потом вытащила свою большую дорожную сумку и заполнила её самым необходимым. Все остальные вещи она запихала в огромный пластиковый пакет, решив, что отдаст это коменданту.

Елена Нечаева решила уехать. Сегодня! Она должна была успеть на поезд до аэропорта Алыкель, а оттуда на материк. Сегодня! Сейчас! Немедленно! Если она не успеет, то значит, она уже никогда не уедет отсюда. У неё была подруга, их связывала совместная работа в агитбригаде. Ольга, так её звали, уехала больше года тому назад и жила с родителями в Толмачёво, что под Новосибирском. Отношения они не прерывали, почти раз-два в месяц болтали друг с дружкой по телефону. Ольга неустанно уговаривала её бросить всё и переехать к ней, обещая кров и поддержку на первое время. По известным причинам Лена не могла тогда принять её предложение, а сейчас решилась ехать, даже не позвонив предварительно. Другого варианта у неё всё равно не было, хуже не будет, решила она. Не к матери же ехать после всего этого.

Норильский аэропорт «Алыкель»! Ещё совсем немного, час, два, а потом – новая жизнь. Без Озёрного, без Красноярска, без Дудинки, без капитана и без этого алкоголика. Она ещё раз проверила документы, пересчитала деньги и посмотрела на часы. До отхода поезда осталось меньше часа, надо было спешить.

– Ты куда это собралась?

Она медленно повернулась и увидела стоявшего в дверях проснувшегося народного режиссёра. Он был смешно укутан в одеяло, но всем своим пьяным видом пытался создать грозный облик.

– Ты где шлялась всю ночь? А? Я у тебя спрашиваю!

– Я ухожу от тебя, Смирнов. Я уезжаю,– как можно спокойнее ответила она ему, – и не заводи меня, иначе пожалеешь об этом. Если меня спросят на работе, передай, что тяжело заболела мать. Всё, что нужно будет, я отправлю по почте.

– А-а, так ты уезжаешь?! Что, хахаля подцепила на своём вонючем пароходе? Какая же смелая ты стала, артисточка. Ты всё забыла? А ведь это я привёз тебя сюда, я тебя спас. Забыла, когда ты убила своего капитана… – начал он знакомую песенку, но она неожиданно ударила его по щеке и сильно оттолкнула от себя.

– Какая же ты сволочь, Смирнов! Закрой свой рот, грязная крыса, заткнись или я сейчас задушу тебя. Четыре года я была твоей наложницей, скотина! Ты что, считаешь себя человеком? Спаситель! Посмотри на себя в зеркало, мразь! Ты обманул меня, воспользовался моей неопытностью и обманул меня. Ты знал, что капитан жив, ты видел его живым в Озёрном, и ты солгал мне. А я четыре года спала с тобой, с грязным, вонючим, разложившимся алкоголиком. Я работала на тебя, как рабыня, я кормила тебя, только из страха, что ты заложишь меня. Ты уговаривал меня не писать матери, не звонить ей,…а я дура, дура! Если бы я хоть раз позвонила ей, то не было бы всего этого сумасшествия, подонок. Вчера я узнала, что капитан жив. И поэтому я уезжаю. Нас больше ничего не связывает, ничтожество…

– Лена, Леночка…нет, нет, я не хотел, я просто не знаю, как это получилось, – он прямо-таки бухнул ей в ноги, – я не хотел, я не хотел, прости меня,…я же просто любил тебя, – он старался схватить её за ноги и удержать.