Текст книги "Прощай, Бобров"

– Мария, зачем так трагично? С чего ты это взяла?

– Напиши мне оттуда, Сева, я буду тебя ждать…

Потом он часто будет вспоминать тот разговор и всё время думать о том, что было бы, если она со свойственной ей прямотой поставила бы ему тогда ультиматум. Или она или эта поездка! Ведь все знали об их свадьбе, разве можно такое утаить в маленьком городке. Назначен день регистрации в Загсе, уже были приглашены гости, куплены кольца и тут такое! Впрочем, нет. Он всё равно бы уехал!

Всё, что происходило потом, напоминало один короткий фильм о счастливом и везучем парнишке. «Красная стрела», Ленинград, белый пароход, море, Гавр и наконец – Париж! Париж, где каждый, кто туда попадает впервые, чувствует себя немного Наполеоном. Все прошло без сучка и задоринки, груз был доставлен в целости и сохранности и вовремя. На терминале его встречали сотрудники нашего торгпредства. Секретарь представительства был необычайно любезен и доброжелателен.

– Добро пожаловать во Францию, Бобров. Я вижу, что с языком у вас проблем нет, вернее, – он улыбнулся и поправился, – слышу. Немного практики и можно будет тянуть на премию братьев Гонкур. Сегодня отдыхайте, Бобров, а завтра будем решать, как правильно использовать ваши способности в дальнейшем. Сейчас я объясню, как добраться до нашего представительства. Это недалеко отсюда. Там же и будете жить, пока. В представительстве обратитесь в общий отдел. Там уже про вас знают и всё объяснят. Будьте здоровы.

Действительно, это было совсем недалеко. Через полчаса он подошёл к небольшому и красивому особняку. У входа дежурил полицейский. На маленькой латунной табличке было выведено на русском и французском языках – « Торговое представительство СССР». Он показал полицейскому своё удостоверение, тот вежливо козырнул и показал на парадный вход. На первом этаже у входа его встретил сотрудник охраны. Быстро пробежал глазами по его бумагам, кивнул головой вверх и сказал на чистом русском языке:

– Вам на второй этаж, товарищ Бобров. Общий отдел. Кабинет номер 8.

Сева поднялся наверх, в сумрачном коридоре было тихо и прохладно. Он остановился у двери с цифрой 8, одёрнул на себе пиджак, поправил волосы и постучал.

– Войдите, – раздался женский голос.

Он вошёл и увидел стоящую к нему спиной в глубине комнаты женскую фигуру, разбиравшую корреспонденцию в маленьких почтовых ячейках. Она обернулась, и Бобров от удивления чуть не отступил назад. Перед ним стояла Наталья Прокофьева.

Телефонный звонок трезвонил достаточно долго. Бобров не спал, но брать трубку ему не хотелось. После выпитого голова отяжелела, под аккомпанемент телефонной трели он выпил ещё рюмку водки, запил её минеральной, бросил в рот кусочек лимона. Потом всё же взял трубку.

– Не разбудил? – Бобров, конечно, сразу узнал голос Северцева.

– Нет. Я ещё не ложился. Или ложился и проснулся, не помню. Слушаю вас.

– Это Северцев.

– Я понял, Сергей Владимирович, что это вы. Навряд ли, мне ещё кто-нибудь позвонит в этой дыре.

– М – да, – вежливо проглотил Северцев насчёт дыры и добавил,– я сожалею, что так поздно или так рано, не знаю. Нам, вероятно, необходимо встретиться и поговорить.

– Да. Может быть, – согласился Бобров. – Встретиться и поговорить. Конечно.

– Когда и где? – спросил Северцев. – Чтобы вам было удобно. Есть идеи?

– Мне всё равно, это ваша территория и ваша идея, вы и предлагайте.

– Хорошо, тогда поужинаем вместе, сегодня вечером. После шести часов я буду ждать вас в кафе «Скала», на набережной. Это место легко найти. Его все знают. Там такой комплекс незатейливый, кафе, парочка магазинов, лотерея и ещё что-то. Это недалеко от вашей гостиницы.

– Хорошо, я найду. Пусть будет «Скала». До вечера.

Бобров бросил трубку и посмотрел на часы. Было семь часов утра. Он прошёл в ванную, принял горячий душ и согрелся. Вышел, выпил остаток водки прямо из горла бутылки, закусил последним кусочком лимона, поставил будильник на полдень и лёг спать. Уже засыпая, сначала подумал о том, что, кажется, он напрасно приехал. А потом решил, что он много выпил.

Студенческие спортивные игры походили к концу. В финальной встрече по волейболу будущие экономисты встречались с будущими авиаинженерами. На трибунах маленького спортзала шум стоял неимоверный. Совсем немного не хватило Севе Боброву с друзьями до победы. Усталые и разочарованные этим поражением, под улюлюканье недоброжелательных трибун, они молча и торопливо шли в раздевалку. Рядом толпы болельщиков окружили их соперников и возбуждённо поздравляли с победой, хлопая по плечам и подбрасывая вверх.

– Это кто такой? – спросила Наталья Прокофьева у подруги, кивнув головой в сторону Боброва.

– Где? Кто тебя интересует, Наташа? Победители или проигравшие…

Наталья Прокофьева – студентка третьего курса, была членом спортивной комиссии студенческого комитета. По регламенту именно ей полагалось вручать дипломы и подарки победителям.

Наталья знала, что она красива. Ещё в школе, за ней начали толпой увиваться поклонники. Ей рассказывали, что её мать была драматической актрисой, большой популярности ей добиться не дала неожиданная и трагическая смерть. Наташа совсем не знала и не помнила её, мама была родом из Сибири и по рассказам, немногих знавших её, была очень красивой и совсем недолго прожила в Москве. Замуж за Александра Ивановича Прокофьева она вышла в самом начале своей артистической карьеры, но папа почему-то не любил вспоминать о ней. Для Наташи это оставалось самой большой тайной её жизни. Он тогда уже был достаточно известным деятелем в академическом мире и боготворил свою молодую жену. Александр Иванович был старше матери Натальи на двенадцать лет, ему уже было далеко за тридцать, когда родилась Наташа. С Еленой Нечаевой – так звали её мать, он познакомился случайно, во время одной из своих командировок в Новосибирск и привёз её в Москву. Почти через год и родилась Наташа. Рождение дочери положительно сказалось на артистической карьере матери, ведущие режиссёры один за другим стали предлагать ей роли. Она закружилась в лучах опьяняющей славы. Это не могло не сказаться на её отношениях с мужем. Но потом та самая автомобильная катастрофа и Александр Иванович стал вдовцом, так, во всяком случае, ей рассказывали. Но в семье было не принято распространяться на эту тему.

– Где? Кто тебя интересует?

– Вон тот высокий брюнет…

– А-а, это Сева Бобров с экономического факультета. То ли с Рязани, то ли с Казани, вообщем, деревня – матушка. Живёт в общаге, учится хорошо, не пьёт, не курит, по танцплощадкам не бегает. Как видишь сама, спортсмен. А что, симпатичный паренёк. Знаешь, Наташка, а у тебя глаз намётанный, надо же, я его сто лет знаю, а ты сразу разглядела. Приятный парень.

– Ты даёшь, подруга, откуда ты его можешь сто лет знать? Ты что, тоже казанская?

– Дружок его мне про него всё рассказал, Игорь Разумовский. Он уже месяц всё ко мне клеится. А он с твоим Бобровым в одной комнате живёт.

– Да-а-а?! С моим Бобровым?!– засмеялась Наталья. – С каких пор он стал моим?

– Понравился тебе? А что, положительный герой, честное слово. Тогда могу сообщить тебе ещё кое – что. У него есть девушка. Она с педагогического факультета иняза, англичанка, зовут Машей. И не просто девушка, а будущая жена, знаешь, этакая Татьяна Ларина, коса, краса и так далее и тому подобное. Одним словом – провинция.

– Брось болтать подруга, меня не интересует эта Ларина. Значит, ты говоришь, что Разумовский ухаживает за тобой? Скоро у меня день рождения. Вот и пригласил их на мой день рождения. Обоих. Только предупреди своего Разумовского, чтобы без этого положительного героя не являлся, понятно?

Наталья Прокофьева была хищницей. За её миловидной, располагающей внешностью скрывалась незаурядная, сильная и непростая натура. Современными технологиями экономики она занималась только для того, чтобы ублажить своего отца. А отца она любила и немного жалела. Она кое-что слышала о своей матери, о её судьбе, несмотря на то, что от неё это тщательно скрывали. Отец не любил вспоминать о ней и Наталья его не расстраивала ненужными расспросами, но не могла не чувствовать, что прошлое оставило в нём большую рану.

Александр Иванович мечтал увидеть свою дочь продолжателем своего дела, мечтал передать ей свой богатый опыт. Большим учёным, в полном смысле этого слова, он так и не стал, хотя и заработал, и как он полагал – справедливо, все или почти все существующие регалии академического мира. Он был признанным лидером – организатором науки, с ним считались, его уважали и ценили его мнение. Александр Иванович Прокофьев – был экспертом многочисленных внешнеэкономических комиссий, председателем ряда перспективных международных проектов, много лет был руководителем ведущих экономических университетов.

Единственную свою дочь он боготворил и дал ей прекрасное образование. Ещё в детстве она начала изучать иностранные языки и уже в школе она свободно могла изъясняться на английском и французском, с уважением относилась к точным наукам. С такой подготовкой и при такой поддержке не стоило большого труда вычислить дальнейший жизненный путь Натальи Прокофьевой. Уже, будучи студенткой, она знала, что пройдёт два – три года, и она начнёт свою трудовую деятельность где-нибудь в Европе, в каком-нибудь торговом представительстве или даже посольстве. Она готовила себя именно к такой роли и в своей подготовке она часто пользовалась советами отца. Одну тему они оба старательно старались обходить – это её личная жизнь. Отец никогда в её дела не вмешивался, предпочитая держать дистанцию, справедливо рассчитывая на её благоразумие. Наталья ценила это и старалась не подводить его. Ей это удавалось, он это ценил. Наталья чувствовала, что познакомившись с Бобровым, она может сильно угодить отцу. Александр Иванович был, в некотором роде, этаким национал – патриотом, приверженцем народности, обрядности, православия. Ему не нравились волосатые или сильно бритые и стильно одетые друзья дочери, которые иногда навещали её. Он не любил богему и даже не старался этого скрыть. То ли дело – Бобров! Высок, красив, умён, без вредных привычек, уважителен к старшим, не испорчен городской суетой и без тусовочных замашек. И самое главное – Бобров был родом из простой, русской, провинциальной и трудовой семьи. А это в глазах Александра Ивановича было достоинством. Ведь Прокофьеву было не безразлично, с кем дружит его дочь. Он понимал, что она девушка на выданье и что рано или поздно ему придется смириться с появлением в семье чужого человека. Такой, как Бобров, подходил идеально, её отцу ничего не будет стоить изменить его жизнь, а взамен получить уважение и благодарность. Так ей казалось, во всяком случае. Тем более, что факультет, на котором учился Сева Бобров, поставлял кадры для служб министерства внешнеэкономических отношений, где слово Прокофьева было весьма и весьма весомым.

Компания была в самом разгаре. Появление Боброва с Разумовским было встречено бурными овациями. Не привыкший к застольям, Сева быстро захмелел и уже через каких-либо полчаса распевал со всеми весёлые застольные песенки, смеялся над пошлыми анекдотами, лихо отплясывал. Воспользовавшись паузой, он выскочил на балкон и с удовольствием глотнул огромную порцию ночного воздуха. Он расстегнул почти до последней пуговицы рубашку и с наслаждением подставил своё разгорячённое тело под свежий, прохладный ветерок. Вино вскружило ему голову. Далеко впереди, до невообразимой дали горизонта, в тёмно-сиреневой дымке плыла Москва. Огромная жёлтая луна лениво распласталась над спящим городом, а многочисленные звёзды своим мерцанием словно спорили с рубиновым отблеском соперниц на башнях Кремля. Так хотелось жить!

Сева даже не заметил, как на балкон вышла и Наталья Прокофьева.

– Ну что, Бобров,– она вплотную подошла к нему, – ведь я сегодня именинница. Ты будешь поздравлять меня?

Она стояла так близко, у него всё горело внутри, он почти почувствовал её своей кожей и жар вырывался наружу. Она же обвила ему шею двумя руками и, пригнув к себе, впилась в него губами. От неожиданности он потерял равновесие и неловко зашатался. Наталья засмеялась.

– Разве я тебе не нравлюсь?

Она говорила вкрадчиво, тихо, почти шёпотом, так, как – будто по песку ползёт змея.

– Я…я не знаю, – он почти шатался, то ли от вина, то ли от неё, то ли и от того и от другого вместе.

– Не знаешь? – её самолюбие было уязвлено, она не смогла скрыть этого. Но почти сразу опомнилась и, списав его нерешительность на неожиданность ситуации, уже мягче сказала:

– А ты мне нравишься, Бобров.

Этой минуты ему хватило, чтобы придти в себя. Он опомнился и уже уверенным голосом заговорил с ней.

– А почему ты зовёшь меня по фамилии? – неожиданно спросил он.– Я же не называю тебя – Прокофьева. Это что, последствия учебно-организационного процесса или ты не знаешь, как зовут меня?

– Знаю. Тебя зовут Всеволод. Сева.

– Вот так и называй. Знаешь, Наталья, я, пожалуй, пойду. Уже поздно, а нам с Игорем до общаги добираться на край земли. Боюсь, что он без меня заблудится. Спасибо за прекрасно проведённый вечер.

Он медленно и нерешительно обошёл весь большой балкон по периметру, не снимая руки с перил ограждения, подошёл к дверям в комнату и прислушался. В квартире стояла неимоверная тишина, не было слышно ни голосов гостей, ни звука музыки. Куда девалась вся честная компания!? Он толкнул дверь рукой и опешил. Ему показалось, что он в другой квартире. Он повернул голову назад и вопросительно посмотрел на неё.

– Твой Разумовский давно ушёл. Со своей новой подружкой. Не хотел лишать тебя романтических мечтаний на балконе. А ты романтик, простоял на балконе почти час.

– Час!?

– Ну да, мне показалось, что ты решил спрятаться от всех. Все ушли и тебе некуда спешить. Папа тоже уехал. Скоро утро и ты можешь остаться. Ты хочешь остаться?

После этого случая Бобров долго не видел Наталью Прокофьеву, почти два месяца. Сославшись на недомогание, он редко встречался и с Марией. Ему было стыдно. Сначала ему казалось, что он совершил непоправимую ошибку, изменил любимой девушке. Он более всего боялся, что Мария каким-то образом узнает об этом и его пугали последствия. Но время шло. Мария ничего не узнала и потихоньку повседневная жизнь несколько умерила мучавшие его угрызения совести. В его рассуждениях, в его душевных внутренних переживаниях появились даже оправдательные доводы. Конечно, ведь он был совсем неопытным, он никогда не ухаживал за другими девушками и эта неожиданная компания, вино,…в чём он виноват? В самом деле, не ночевать же на улице? Его же пригласили на день рождения, разве можно было не пойти? Ну, так получилось,…пьян был…и вообще.…А всё остальное, самое главное, не считается. Никто и не узнает, ничего и не было! Конечно, он лукавил. Та, неожиданная близость с Натальей взволновала его. Ведь она была красивой, умной, соблазнительной. Любой мужчина был бы счастлив в обществе с ней, не говоря уже о большем. Сева был смущён от того, что она выбрала именно его. Почему его? Он списывал всё на случайность, компания, вино…ведь вино бьёт в голову не только парням,…наверное. Ведь они даже не были знакомы до этого! Конечно, он был сдержан и провинциален в своих суждениях, он никогда не одобрил бы такую свободу действий ни одной женщины. Он пообещал Наталье позвонить ей уже на следующий день. Она сама вписала свой номер телефона в его маленькую записную книжку, могла бы не записывать. Номер показался занятным. Он шёл по арифметической нарастающей. 234-56-78. И его, конечно, не стоило большого труда запомнить. Но он не позвонил, но не потому, что вёл какую-то замысловатую игру, а просто потому, что даже не знал, о чём он будет говорить с ней, и поэтому старался избегать её. И главное, конечно, его отношения с Марией подверглись серьёзному испытанию. Появление Натальи Прокофьевой в его жизни не могли серьёзно повлиять на них, хотя и думать о том, что всё прошло так бесследно, не приходилось. Они были абсолютно разными, Мария и Наталья. Они были словно из разных, противоположных миров.

До этого случая ему никогда не приходилось сравнивать Марию с кем-либо, он даже не мог предположить, что ему придётся это делать когда-то. Отношения с Марией казались ему незыблемыми, прочными, не подлежащими даже малейшему сомнению. Но первое же, совершенно случайное знакомство с другой девушкой показали ему, что это не так. Он так легко изменил ей, что ему было совестно даже перед самим собой.

Он не позвонил Наталье Прокофьевой и всячески избегал её. Так прошла неделя, другая. И она не делала попыток найти его, и он почти с облегчением предположил и подытожил, что всё это обычная, случайная история, разбавленная лёгким вином и ночной романтикой. Может быть, эту историю надо просто забыть и всё? Но так ему только казалось, всеми силами он старался сохранить своё привычное состояние, но у него не получалось. Её образ не давал ему покоя, он мучился и не находил себе места.

Перед первомайскими праздниками в общежитие нагрянула комиссия. Как и обычно, проверяли чистоту, порядок, паспортный режим. Такое всегда бывает перед праздниками. Общежитие стало похожим на самый настоящий пчелиный улей. Прятали «нелегалов», которых было в избытке, освобождали комнаты от пустых бутылок, незарегистрированных раскладушек, дополнительных электро и радиоприборов. В комиссию входили работники ректората, деканата, члены студенческого комитета и комендатуры жилищного фонда. Неприятностей с комиссией не желал никто, это могло отразиться на стипендии, а учитывая конец учебного года и на уровне отметок за успеваемость. Комната, в которой жил Бобров, была на хорошем счету. Тем не менее, ребята почти целый час драили всё вокруг и приход комиссии они встретили в соответствующей экипировке, с тряпками и вениками в руках.

Первой вошла комендант – большая и толстая женщина неопределённого возраста в какой-то непонятной полувоенной форме со странными знаками различия и блокнотом в руках. Она обвела всех вокруг начальствующим взглядом и выдала басом:

– А-а-а…голубчики, зашевелились. Комната номер 121, – торжественно объявила она, пропуская вперёд членов комиссии – так, посмотрим, кто здесь живёт. Бобров, Разумовский, Севастьянов.

Но Сева уже обомлел. Последней в комнату, вместе с членами комиссии, вошла Наталья Прокофьева. Он не мог свести с неё глаз и стоял как заколдованный. Он не мог понять, что она здесь делает.

– Ты чего, Бобров? – тихо сказала она ему, заметив его состояние. – Я член комиссии. Член комиссии от студенческого комитета. А что, нельзя?

– Почему…можно, но просто я подумал, что ты…– он попытался ответить.

– Что я? – не дала ему договорить Наталья. – Ты просто подумал, что я пришла к тебе? В гости? Вместе с этой комиссией? Ну, ты даёшь, Бобров.

Члены комиссии и друзья Боброва с интересом наблюдали за этой сценой, но тут комендант постучала костяшками пальцев по столу и подозрительно посмотрела на Прокофьеву, а потом на Боброва.

– Товарищи члены комиссии, попрошу не отвлекаться. У нас ещё много работы. Пойдём дальше, здесь всё нормально. Видать кто-то слил информацию о предстоящей проверке, нигде не видно пустых бутылок.

– Вы идите, пожалуйста, я сейчас вас догоню, – попросила Наталья. Комиссия поспешно ретировалась, друзья Боброва догадливо переглянулись и вышли вслед за комиссией.

– Ну да, я специально пришла, Сева. Вернее, я использовала повод увидеть тебя. Ты ведь должен был позвонить, разве ты не помнишь?

– Я…я забыл, или нет, я был…занят…– попытался он оправдываться.

– Забыл?! Занят?! После того, что случилось между нами? Ну, ты даёшь, Бобров, ещё немного и я начну краснеть. У тебя что, за эти три недели память не прояснилась? Ты что, попал под асфальтный каток? Ты просто невежлив, если не сказать большего. А может быть, ты посчитал меня шлюхой? Как же, взяла и легла в постель, почти сразу…

– Зачем ты так, просто я не мог позвонить, – попробовал оправдаться он.

– Не мог? – не успокаивалась Наталья.– Почему не мог? Не делай из меня дуру, должна же быть хоть какая-то причина?

– Ладно, Наталья. Хорошо, тогда выслушай меня, – он попытался сосредоточиться, – если тебе так важна причина. Я попытаюсь быть честным с тобой.

– Попытайся, – весело разрешила она ему. – Может быть, у тебя получится. Давай.

– То, что произошло в тот день, вернее, в тот вечер…на дне твоего рождения, ни в коем случае не говорит о наших каких-либо отношениях. У меня есть девушка, мы…вообщем, я думаю, что это нечестно по отношению к ней, мы с ней дружим с детских лет и у нас есть планы на будущее.

– Всё! Успокойся, Бобров! – она резко остановила его.– Я сейчас заплачу, ты поменьше смотри индийские фильмы. Они плохо на тебя влияют. Ты уже обманул её! Твои душевные стенания ни в коей мере, как ты выразился, тебя не оправдывают. Мне, во всяком случае, это просто, прости, неинтересно. Ты уже обманул её, – она ещё раз повторила это – а я? Разве я тебе не нравлюсь?

– Так не бывает. Мы едва знакомы, Наталья.

– Уже нет, Бобров, – она вплотную подошла к нему и прижалась, – уже нет, Сева. Мы уже близки и теперь я – твоя девушка. Иди ко мне…

Она обняла его, прошлась ладонями по его груди, спине, слегка взъерошила волосы. Знакомое чувство предстоящего наслаждения, которое он не мог забыть все эти дни, вновь охватило его. Кожа покрылась тысячами острых точек, её прикосновение было похоже на разряд электрического тока. Сева понял, что он не в состоянии сопротивляться этому нахлынувшему чувству. И он сдался. Резкими, нетерпеливыми движениями он стал обнимать её. Конечно, он понял, что все эти три недели он ждал именно этой встречи. И как он теперь будет жить без Натальи, он уже не представлял.

– Я останусь здесь, Сева…на ночь…

– Ты сошла с ума! Я же здесь не один, а комендант, она наверняка пришлёт за тобой.

– Господи! Ты что, не хочешь, чтобы я осталась с тобой?!

– Я? Хочу!

– Ну и всё! А причём тут комендант? Что-нибудь придумаем, завтра – Первое мая, демонстрация…давай, зови своих ребят, сейчас будем отмечать праздник, а потом посмотрим, отправим их куда – нибудь. У вас две комнаты?

Сева Бобров неожиданно сильно привязался к Наталье. Он даже не знал, любит ли он её, но чувство к ней, какая-то непреодолимая сила всё сильнее и сильнее засасывала его, словно в омут. Иногда, правда, он пытался успокаивать себя тем, что это всего-навсего небольшая интрижка, но шло время и, хотя они с Натальей встречались не часто, но он уже чувствовал, как сильно ждёт этих встреч. Временами ему казалось, что он её любит.

Мария не могла не чувствовать перемен, происходящих в нём, но она была неопытна, она не знала, что ей делать. Она не знала, как ей бороться и надеялась только на скорое окончание учёбы и возвращение в Покровку. Ей казалось, что она может оскорбить его своими подозрениями. А Боброву удавалось надёжно скрывать свои отношения с Натальей от Марии. После того случая с телеграммой от дяди, повода ревновать у неё больше не было. Они об этом больше не говорили, но Мария чувствовала, что в нём происходят какие-то перемены. Она верила Севе, верила в то, что он просто оступился тогда, верила в то, что он сдержит своё слово, и они поженятся. Она, конечно, недооценила свою соперницу. Мария верила, что любовь сильнее всех обстоятельств и не думала, что может ошибиться. Но это оказалось не так.

Наталья Прокофьева, тем временем, медленно, но уверенно заполняла тот вакуум, который оставался в сердце Боброва. Они учились в одном корпусе, она много помогала ему в учёбе и вскоре стала абсолютно незаменимой. Она знала о его планах, одобряла их, но, как умная девушка, не торопила событий и старалась не создавать ему моральных проблем. Она никогда не заводила разговоров о любви, не строила планов на будущее. Они просто всё чаще и чаще бывали вместе.

Бобров думал, что ему не составит большого труда разорвать с Натальей, ведь их, в конце – концов, ничего не связывало. Иногда ему даже было обидно за эти бесчувственные, как ему казалось, отношения. Несколько раз он бывал у неё дома, виделся с её отцом. Конечно, он понимал, что это совсем другой мир. Круг её общения, её друзей был не таким, в каком он привык общаться. Наталья щадила его и старалась не выпячиваться, и он ей был за это благодарен. Пару раз, в самом начале, она делала попытки повлиять на него, давала советы как себя вести, как одеваться, делала мелкие подарки. Но он так резко это отвергнул, что она сразу же и навсегда перестала это делать.

Сева старался не думать о том, что же в нём привлекло такую девчонку, как Наталья. Скорее всего, это был просто каприз богатой и взбалмошенной чудачки. Иногда он даже думал о том, что было бы, если бы он сделал ей предложение. Ему становилось смешно. Конечно, замуж за него она никогда не пойдёт. Впрочем, его это устраивало.

Но время неумолимо шло вперёд и приближалось главное событие для всех троих. И для Всеволода Боброва, и для Марии Боголюбовой, и для Натальи Прокофьевой, и для их друзей наступала последняя учебная сессия, потом – государственные экзамены, диплом и распределительная комиссия. Всем троим, это справедливо казалось важнее всего, они подводили итог пятилетнего срока своего обучения. Начиналась новая, совсем другая жизнь. Они становились взрослыми людьми, дипломированными специалистами и вместе с надеждами на будущее благополучие они все понимали, что им надо что-то решать и в личной жизни. Но пока они готовились к сдаче государственных экзаменов.

В те дни, в один из вечеров Наталья была дома и решила сама приготовить ужин отцу. Она прибежала домой ещё днём, освободила от хлопот домработницу и заперлась на кухне. Никто лучше неё не знал, что любит её отец, и она старалась изо всех сил.

Ужинал Александр Иванович не спеша, с удовольствием смаковал кулинарные шедевры любимой дочери. Потом долго и тщательно вытирал губы и пальцы влажной салфеткой, после чего весело сказал

– Прекрасный ужин. Спасибо. Ну, а теперь я тебя слушаю. Как я понял, всё это, – он обвёл стол руками, – увертюра или прелюдия, как тебе будет угодно. Ведь я прав? Так чем же я могу быть полезным для своей дочери?

– Папа,– Наталья решила действовать напрямую, – мне неудобно из-за этого перед тобой, но мне необходимо попросить тебя позаботиться об одном человеке. Он студент экономического факультета, он выпускается в этом году. Он мой друг, папа…– осторожно закончила она, но последняя фраза наиболее заинтересовала Александра Ивановича.

– Друг? А я его не знаю?

– Знаешь. Он был у нас несколько раз, на дне моего рождения, помнишь. Его зовут Сева Бобров, высокий такой парень, тёмноволосый.

– Как же, помню,– довольно отозвался Прокофьев, – это хорошо, что он твой друг. Он мне тогда очень понравился, сразу видно, что парень неиспорчен городским асфальтом. Как его дела? Как у него с успеваемостью?

– Хорошо, папа. Троек у него нет. По профильным предметам – пятёрки.

– Отлично. Устроим ему направление в министерство, здесь в Москве, пусть поработает пару лет, потом…

– Нет, папа, нет, – очень быстро и решительно перебила отца Наталья, – насколько мне известно, ты планируешь организовать мне стажировку во Францию?

– Да, мы же говорили об этом. Я тебе обещал, ты хорошо училась, и я выполню своё обещание. Сразу же после окончания учёбы, ты поедешь во Францию, на двухгодичную стажировку в торговом представительстве. Я уже всё уладил. Ждём только, когда ты закончишь учёбу и получишь диплом. Ты довольна, надеюсь?

– Конечно, папа, – искренне ответила она. – Но, как же быть с Севой?

– А что с твоим Севой? У вас это всё…серьёзно? – догадался спросить он.

– Да, папа, мне кажется, что серьёзно.

– Кажется? Ну, раз у вас это серьёзно, тогда вам ничего не стоит подождать год, другой, если вы любите друг друга. Разве это может повлиять на ваши отношения?

– Это совсем не то, папа. Мы, конечно, любим друг друга, но нам нужно уехать вместе. Понимаешь, я не хочу скрывать от тебя, но у Севы…как бы это выразиться, в общем, у него есть моральные обязательства перед одной девушкой. Это было у них давно, ещё до меня и если он со мной не уедет, то я боюсь, что я его потеряю.

Прокофьев молчал. Потом встал и зашагал по комнате.

– Значит, у вас не очень крепкие отношения. Ты не думаешь, что это немного не этично, может быть, он просто хочет сбежать от неё? От той девушки.

– Нет, папа, это не так. Я проверяла. И это надо скорее не ему, а мне. И никому больше. Поверь, что в этой истории нет ничего более того, что я тебе рассказала. Он тебя не разочарует, сделай что-нибудь для него, он парень грамотный и с языком у него всё в порядке. Я сама его натаскивала последний год. Биография у него хорошая, он из провинции, отец его погиб на госслужбе, мать – простая санитарка в больнице …

– Ладно, успокойся. Я тебе верю и сделаю что-нибудь. Мы потом подумаем об этом. Ведь у нас есть ещё время?

– Да. Спасибо, папа. И ещё, я хочу попросить тебя никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывать ему об этом нашем разговоре. Это очень важно.

– Конечно. Ты могла бы об этом не говорить. Я тебе обещаю.

Наталья Прокофьева знала, что Боброва командировали в Гаврский порт и что оттуда он прямиком прибудет в Париж, в торговое представительство СССР. Об этом рассказал ей по телефону отец. Он не говорил о подробностях, просто рассказал ей, что всё решил счастливый случай. Она чувствовала, что предстоящая встреча волнует её и тут она догадалась, что просто любит Боброва и соскучилась без него.

Она увидела его ещё из окна. Видела, как он медленно подошёл к парадному входу и что-то говорил полицейскому. Минут через пять раздался нерешительный стук в дверь. Наталья не отошла от окна и не стала поворачиваться, стоя спиной к двери, сказала:

– Войдите. – Она спиной чувствовала его растерянность и удивление. Повернулась и, улыбаясь, продолжила. – Ну, здравствуй, Сева. Вот мы и встретились.

Он молчал, этого он никак не мог предположить. Казалось, он старался вспомнить все эти стремительные события последних дней. Он думал, что они больше не увидят друг друга, что он далеко от неё. И вот сейчас, вновь увидев Наталью Прокофьеву, ему вдруг стало смешно. Какой же он дурак, господи! Это же самая обыкновенная ловушка, которую ему подстроили отец и дочь Прокофьевы только ради того, чтобы он, как и раньше, развлекал её. Его самолюбие было уязвлено. Значит все эти разговоры о его способностях, трудолюбии, о перспективах роста – всё это оказалось никчёмным, ерундой. Просто один могущественный человек, одним росчерком пера решил его судьбу. А он – то думал. У него с Натальей до этого был принципиальный разговор, и ему казалось тогда, что всё они решили к удовольствию обеих сторон. И она знает о предстоящем событии в Покровке…