Текст книги "Прощай, Бобров"

Создавались необходимые внешние атрибуты, подтверждающие солидность, опыт, состоятельность. Офис, автомобили, компьютеры, секретарши с чаем, задумчивые бородатые и лысые менеджеры. Далее идёт небольшая рекламная компания и вот результат – огромная толпа, вчера оравшая о нехватке денег на хлеб, становится в километровую очередь, чтобы обменять свои кровные деньги на какие-то сомнительные бумажки. И не просто отдать, а требовать, чтобы их взяли. Та же картина будет повсеместно через некоторое время. Только теперь уже толпа будет требовать, чтобы ей вернули её же деньги. Будут обращения к Президенту, создание комитетов, но поезд давно уже ушёл и увёз с собой и задумчивых бородатых менеджеров и секретарш с чаем.

Деятельность Александра Ивановича в тот период оказалась невероятно востребованной. Всем нужна была информация. И, наверное, он должен был быть осторожен в выборе партнёров. К сожалению, в крупном деле не всегда уследишь за мелкими деталями. А в деталях и скрывается дьявол, как утверждают французы. Как-то повлиять на выбор не всегда удавалось, всё вокруг было новое, и имена, и понятия, и предложения. Но основу своим будущим проблемам, Александр Иванович заложил именно тогда. Если бы он мог предположить, что всё так обернётся, наверное, он был бы более осмотрительным. Хотя, весь тот период истории был таким непредсказуемым…

Как-то раз, очень давно на какой-то деловой встрече в Академии ему представили двух молодых и очень энергичных парней. Оба в один голос заявили, что слушали его лекции. Правда, Прокофьев их не помнил, да разве всех упомнишь?! Кому от только не читал лекции. Но суть была не в этом, это был какой-то съезд, то ли предпринимателей, то ли инвесторов, то ли какая-то международная встреча, он уже и не помнил. Но именно там ему и представили этих парней. Нормальные, приятные и живые лица, энергии хоть отбавляй. Одного, который был постарше, звали Юрий Дрепин, второго – Семён Миров. Они представились как создатели и руководители НПК (Научно-производственный кооператив) « Прогресс». Кооператив занимался благородным делом – проектировал и строил дамбы на реках и речушках. Не огромные плотины, искусственные моря и озёра, не гигантские гидростанции, а именно дамбы и дамбочки на речках и речушках, до чего никогда не доходили руки крупных, специализированных

государственных строительных организаций. А нужда в них была огромной. Колхозы и совхозы, небольшие города и сёла буквально страдали от селей, оползней, наводнений. Ущерб от стихии был неимоверный.

Кооперативное движение в стране только зарождалось, и Александр Иванович занимался подготовкой некоторых нормативных актов для кооператоров. Понятно, что он не мог не откликнуться на предложение этих парней встретиться, хотя не мог понять, чем он может им помочь. Они встретились у него в Академии, и почти полчаса пламенно и горячо рассказывали о своих планах, показывали какие-то диаграммы, проекты, фотографии, письма от заказчиков в регионах, статьи в газетах, где особенно остро поднимался вопрос о борьбе со стихией. Аргументировано они доказывали, что можно не только помочь людям и хозяйствам, но и неплохо заработать на этом. Хорошая и грамотная организация работ позволила бы продержаться на плаву в это нестабильное время многим рабочим, проектировщикам, инженерам-гидростроителям, особенно в сельской местности, спасти урожай, жильё…

Прокофьеву много приходилось выслушивать таких речей по долгу службы, но он был на этот раз терпеливо вежлив, но выслушав до конца, резонно заявил:

– Всё это прекрасно, молодые люди. Но позвольте спросить, причём тут я? Что вам, собственно, нужно от меня? Я не гидростроитель, не энергетик.

Молодые люди переглянулись и пододвинули свои стулья поближе. Первым начал Семён Миров.

– Понимаете, Александр Иванович, хотелось бы быть искренним…

– Сделайте одолжение, Семён Маркович.

– Все наши планы, идеи могут так и остаться на бумаге, если у нас не будет авторитетного правления. В наше время имя очень многое значит. Вы же понимаете меня, профессор?

– Думаю, что да, – ответил Прокофьев. – Но причём тут всё-таки я? – ещё раз спросил он. – Какое это имеет отношение ко мне?

– Мы хотим предложить вам пост научного руководителя нашего предприятия. Почётного научного руководителя, – поспешно поправился он и быстро добавил, – вам, профессор, почти ничего не надо будет делать.

– Мне?! – искренне удивился Александр Иванович. – Но ведь я, господа хорошие, я даже не инженер, не гидролог, и к вашим плотинам и дамбам, простите, но я не имею никакого отношения. Вы, наверное, немного неудачно пошутили. Я просто экономист, занимаюсь международными связями, в основном.

– Что вы, профессор? – обиженно отреагировал Юрий Дрепин. – Какие могут быть шутки с человеком вашего уровня!? Вы известный человек в мире науки, какая, в конце – концов, разница, чем руководить и что организовывать. Гидрологию, как вы изволили выразиться или, простите, гинекологию. Менеджмент – он и в Африке менеджмент. Разве не так?

– Может быть, Юрий Михайлович, – Александр Иванович бросил взгляд на лежащую перед ним на столе визитку, – может быть, вы правы насчёт Африки. Но в остальном, мне кажется, что вы напрасно тратите время. Кроме того, что я вообще не разбираюсь в этих дамбах, я и очень занят. Дополнительные почётные регалии мне не нужны. Я преподаю, консультирую крупное государственное учреждение и вот здесь, – он развёл руками, – в Академии ещё не всё, так сказать, развалили.

– Вот именно, ещё не всё, – не удержался от реплики Миров, но Прокофьев предпочёл пропустить эту реплику мимо ушей. Он не хотел обижать молодёжь и продолжил. – Вы поймите, я действительно польщён вашим предложением, но боюсь, что не смогу быть вам полезен.

– Александр Иванович, – упорно продолжал Дрепин, – научное руководство нашим кооперативом абсолютно не займёт ни секунды вашего драгоценного времени. Вам даже не надо будет покидать ваш уютный кабинет, – он покрутил головой, – не надо присутствовать на заседаниях правления. Как это может занять ваше время?

– И ещё, профессор, – добавил Семён Миров, – мы предполагаем платить вам жалованье. Отдельной строкой будут оплачиваться консультации. Разве это не важно? Не так ли?

Прокофьев замолчал. Упоминание о деньгах многое меняло. Деньги – это было то, что никогда не мешало. Особенно тогда, когда нестабильность конца восьмидесятых доконала и таких крепких людей, как Прокофьев.

– За что же я буду получать жалованье? – смягчил свой тон Александр Иванович.

– Я же вам сказал, профессор, – моментально уловив изменение настроения, обрадовано поторопился Миров, – вы будете научным руководителем.

– И всё?

– И всё.

– А позвольте полюбопытствовать, какую сумму вы предполагаете платить научному руководителю? – не удержался Прокофьев.

– Если вы согласитесь, профессор, то мы будем платить вам десять тысяч, – уверенно и спокойно ответил Миров.

– Десять тысяч…– начал было Прокофьев, но Дрепин опередил его и сказал:

– Долларов США, профессор…в месяц.

Сумма была весьма значительная для того времени и эти деньги, конечно, могли легко поправить все дела Александра Ивановича. Ему ещё никогда не делали таких предложений, и он сразу почувствовал, что не сможет отказаться. Тогда от такого предложения никто не отказался бы.

– Предложение заманчивое, – осторожно начал он после некоторого раздумья, – я подумаю…или нет, пожалуй, я соглашусь. Но учтите, у меня будут условия.

– Конечно, профессор.

И действительно, Александр Иванович почти не почувствовал изменений в своей жизни после того знаменательного разговора. Жалованье он получал с точностью до суток, так же аккуратно ему подвозили копии документов по научной деятельности предприятия, делились с ним своими планами, соображениями, идеями. Несколько раз Александру Ивановичу пришлось выступать как научному руководителю и даже эксперту некоторых проектов «Прогресса», но это не было связано с гидрологией и совсем его не утруждало. Документов никаких он не подписывал, особенно финансовых, – а это было его главным условием. И по большому счёту он сильно не вникал в работу этих ребят. Наука – есть наука и если за неё хорошо платят, то почему бы и нет?

Работа же их, кстати, была налицо и несколько крупных публикаций в центральной прессе даже приятно удивили его. Ну, а большая, почти часовая передача по Первому телеканалу с броским названием – «Прогресс укрепляет берега» вообще привела его в восторг. У него стали интересоваться, поздравлять, ставить в пример. При выступлении на заседании Правительства о развитии кооперативов, заместитель Председателя, рассказывая о крупных кооперативах, которых можно и необходимо привлекать на помощь государственным структурам, упомянул и «Прогресс». Это вызвало шквал звонков в его адрес.

«Частные предприниматели и научные деятели на благо Родины» – почти вся полоса в крупнейшей центральной газете была посвящена «Прогрессу». Такого он не ожидал и в душе радовался, что сделал правильный выбор. Всё чаще он подключался к работе кооператива, помогал дельными советами, реальными действиями. Использовал свои личные связи и в других сферах по просьбе тех же Дрепина и Мирова. Он уже не считал это зазорным для себя, его услуги ценились очень высоко, его жалованье неуклонно повышалось, за консультации ему платили дополнительно. Он был доволен.

Уже около двух лет Прокофьев сотрудничал с «Прогрессом» и как-то раз ему позвонил Станислав Тихоновецкий – его давнишний знакомый, директор крупного государственного научного центра по экспертизе гидротехнических сооружений, доктор технических наук, член нескольких академических комиссий. Встречу просил Станислав Викторович, они договорились встретиться и обсудить некоторые вопросы. Тогда, это предложение несколько удивило Александра Ивановича, по служебным делам они почти никогда не пересекались. Отказать старому знакомому он не мог, и они встретились за ужином в небольшом кавказском ресторанчике на Фрунзенской набережной.

– Более всего, Александр Иванович, я не хотел бы, что бы вы подумал, что я вмешиваюсь в ваши личные дела. Сейчас стало модным напоминать об этом, чтобы не подумали о зависти. Как говорят, ничего личного – только бизнес. Так вот, об этом бизнесе, о вашем бизнесе, Александр Иванович, пойдёт речь. Я хочу высказать некоторые свои предположения, если вы не возражаете, конечно. Только наши старые дружеские связи, искреннее уважение к вам и некоторое беспокойство заставило меня пойти на этот шаг.

– Станислав Викторович, – тут же отозвался Прокофьев, – я всегда к вашим услугам и приму с удовольствием любой ваш совет. Пожалуйста.

Тихоновецкий благодарно кивнул головой и продолжил:

– И хотя удовольствия тут мало, но я рад, что вы именно так восприняли мой звонок вам. Тогда слушайте меня внимательно и постарайтесь не перебивать. Я внимательно слежу за деятельностью НПК «Прогресс», с которым вы, насколько мне известно, некоторым образом связаны. Так вот, дело в том, дорогой Александр Иванович, что я и моя организация занимаемся экспертизой проектной документации гидротехнических сооружений в стране и думаю, что мы достаточная солидная контора, как принято сейчас выражаться. Ваш «Прогресс» существует уже более трёх лет, за это время им были подготовлены с десяток весьма крупных проектов, заключены немало договоров с крупными хозяйствами и образованиями. Как вы знаете, именно мои люди проверяют эти документы, и к ним у нас претензий нет. Однако, очень важный факт не может не беспокоить. До сих пор, нигде, ни на одном берегу реки, ни на одном краю озера не выкопано даже полкуба земли. Вы понимаете меня? Мало того, ни одна организация, с кем у этого «Прогресса» есть договор о строительстве, не проявляет беспокойства. Как вы думаете – почему? По-моему глубокому убеждению, ваш «Прогресс», уважаемый Александр Иванович, – это сплошная фикция, надувательство, если хотите, аферизм чистой воды. Они пропускают через свои счета крупные суммы на якобы изыскательские и проектные работы, отдают проценты банкирам и делятся с заказчиком. Поэтому на них никто не жалуется. Они пилят бюджеты, Александр Иванович, в том числе и государственный. При советской власти их бы всех уже пересажали. А не горит ваш «Прогресс» сейчас только потому, что кругом сплошной бардак, оборотистые руководители кооператива взятками заткнули глотки заинтересованным лицам, но поверьте, рано или поздно это дело вскроется, тогда и у вас тоже могут возникнуть неприятности. Честно говоря, я удивился, узнав о том, что вы сотрудничаете с этой конторой. Но сейчас вам надо бежать оттуда, как можно скорее. Этот «Прогресс» не построил ни одной дамбы, даже дамбочки, а только сумма проектных работ, выполненных ими, составляет примерно 10 миллионов американских долларов. Представляете размах?! И это только проектная документация. Мои сведения абсолютно достоверны. Чёрт его знает, чем они ещё занимаются?!

А делается эта петрушка очень просто. Приезжает представитель кооператива в провинцию с кучей авторитетных лицензий. Там, на месте уже есть свой человек. Главная задача – получить доступ к казённым средствам. Остап Ибрагимович отдыхает! Как правило, этим занимается заказчик и обычно это не последний человек в местных органах управления, если не первый. Заказывается проект, такие проекты всегда стоили очень дорого, на проект выделяют средства, и эти деньги сразу же перечисляются на счета этого «Прогресса» или подведомственных ему подставных кооперативов. До пяти процентов наличными они оставляют банкирам за свободу передвижения средств, примерно сорок процентов полученных средств отдают заказчику. Потом эти наличные средства они пускают в оборот, как кратковременные кредиты под бешеные проценты или под закупку огромных партий быстрореализуемых товаров массового потребления, таких как масло, мука, сахар и так далее. Прибыль сумасшедшая! Представляете!?

А сами эти проекты, все эти огромные папки с бумажной макулатурой с картинками гидротехнических сооружений – это стандартные, унифицированные документы недавней славной эпохи. Там есть всё, начиная от гигантских гидростанций на Ангаре и кончая маленькой запруды в Выхухольске. Понятно? Эти современные Бендеры просто перепечатывают проекты на новой бумаге, украшают современными полиграфическими новинками, осыпают массой никому не нужных диаграмм и буквально пускают пыль в глаза. Скажете, откуда мне всё это известно? Вам расскажу, думаю, рано или поздно придётся рассказывать и следственным органам. За всё это время только один-единственный заказчик, скорее всего по ошибке, но прислал проект нам на экспертизу. Кстати, он потом торопливо приезжал за ним, но мы успели насладиться. Начальник экспертного отдела доложил мне, что это абсолютная копия дамбы в Рыбинске. Они так обнаглели, что даже забыли поменять в некоторых листах название местности. Кое-где даже подтирали цифры простой резинкой, ластиком. И этот проект стоил почти двести тысяч долларов США! Кроме того, фальшивой оказалась и лицензия на проектные работы, а сколько мы искали проектное бюро «Прогресса», но так и не смогли найти. А знаете почему?

Так вот, дорогой коллега, все проекты этого научно – производственного чуда, всю его документацию, чертежи, сметы, расчёты и тому подобные атрибуты умственного труда делает не мощная и крупная, как нам всем представляется, проектно-техническая организация, не какое-нибудь, в худшем случае, бюро…нет. Всю эту титаническую работу ведёт один-единственный человек. Как говорится, и жнец, и на дуде игрец. Вы представляете?! Откуда мне всё это известно? Этот человек – мой давний ученик, он до сих пор работает у меня. Я узнал его по почерку того самого проекта, который они по ошибке сбросили нам на экспертизу. Очень талантливый человек – Миша Рискин. Они привлекли его к себе три года тому назад, он потихоньку таскает наши старые проекты и подделывает под них новые. Они платят ему по 10 долларов за лист. Он мне всё рассказал вчера вечером, после этого я вам и позвонил.

Конечно, Прокофьев был поражён этой неожиданной информацией. Но не доверять Тихоновецкому не было повода. Александр Иванович не хотел показывать собеседнику своего беспокойства. Это было не в его интересах.

– И всё же, Станислав Викторович, я думаю, что вы немного сгущаете краски. Времена немного изменились, появились новые нормы и правила, в том числе и в проектных разработках. Предположим, они используют существующие уже разработки, что в этом странного, тем более, преступного? Кто этим не пользуется!? И если они ещё до сих пор не начали ни одного строительства, то и это ещё ни о чём не говорит. В конце – концов, любая частная организация вправе сама составлять график работ, вполне возможно, что последующие год или два они посвятят реальным строительным действиям. Что странного в том, что они аккумулируют деньги заказчиков? Кто сейчас этим не занимается!? А как без денег!? И если они приумножают эти средства путём коммерческих сделок, то это, простите, можно только приветствовать. Разве не так? Мы с вами достаточно опытные люди, чтобы не понимать, что это вполне возможно. Да, нам с вами, это кажется непривычным, мы привыкли называть такое манипулирование государственными средствами просто спекуляцией, но дорогой Станислав Викторович, выглядывайте иногда из окошка своего персонального автомобиля. Даже я – специалист по экономике не успеваю за нововведениями. Я, конечно, весьма благодарен вам, но…понимаете, мне эти люди показались очень ответственными, я имею в виду руководство «Прогресса». Да, не замечать у них некоторых авантюристических замашек невозможно, но как без этого? Сейчас! Не хочу никого обижать, но думаю, что вы согласитесь со мной, что в России никогда не любили людей удачливых, оборотистых.

– Я не думал, Александр Иванович,– обиженно вздохнул Тихоновецкий, – что вы именно так поставите вопрос. Дело не в зависти, поверьте мне, дело не в удачливости того или иного бизнесмена. Я даже мог принять вашу версию об аккумулировании средств заказчиков, если хотя бы малая часть этих средств использовалась по назначению, но к сожалению…

– Что, к сожалению? – спросил Прокофьев.– Заканчивайте, не смущайтесь.

– Меня не волнует деятельность этого «Прогресса», отнюдь. Я здесь только для того, чтобы помочь вам, предупредить. Информация, которой я располагаю, явно говорит о том, что эти люди – жулики. Как руководитель государственной структуры я просто обязан поставить в известность соответствующие органы. Понимаете, Александр Иванович. Обязан. Вам ли говорить об этом? Но сначала я решил рассказать об этом вам, особенно после того, как узнал, что вы некоторым образом сотрудничаете с этим «Прогрессом». Репутация, в конце – концов,…не хотелось бы в конце жизни обмазаться грязью из-за каких– то проходимцев. Они вас могут просто подставить?

– Меня?! – Прокофьев не выдержал и чуть не встал. – Меня? А причём тут я?! Отправляйте свою служебную записку и пусть соответствующие органы требуют объяснений у руководства этого кооператива. Я всего-навсего научный руководитель, и ни в каких финансовых операциях этого «Прогресса» не участвовал. Давайте сделаем так, я сейчас же им позвоню и потребую приехать. Пусть сами нам всё и объяснят.

– Я думаю, Александр Иванович, что у вас ничего не получится. Главного я вам ещё не рассказал. Всё дело в том, что руководители этого «Прогресса», господа Дрепин и Миров, в течении последнего месяца через подставных лиц распродали всё своё имущество, обналичили банковские счета и исчезли за кордоном. Так сказать, свалили. Я сожалею, но вспомните, когда вы их видели в последний раз.

– Этого не может быть,– скрыть своё волнение Прокофьев уже не смог, – они бы поставили меня в известность.

– Тогда у нас есть повод считать, что они, действительно, свалили. Они даже вас не поставили в известность. Да им это и не нужно было. Своё дело они сделали.

– А вам, откуда это всё известно? Этот ваш…

– Да, Миша Рискин, он мне всё это и рассказал. Он прагматичный человек, воспалённым воображением не страдает, и нет повода не доверять ему. Кстати, где он сейчас я тоже не знаю. Бедняга, не стал искушать судьбу, по-моему, он свалил вслед за ними.

– Этого не может быть,– продолжал настаивать Прокофьев, – подождите.

Он попросил у официанта принести телефон и набрал номер офиса «Прогресса». Ещё набирая его, он вдруг подумал о том, что никогда там не был.

– Алло, алло…– кто-то дышал в трубку, но не отвечал ему, явно вслушиваясь в голос.– Это Прокофьев, Александр Иванович, – догадался назваться он, и это помогло ему. На другом конце ответили.

– Слушаю вас, Александр Иванович, – как ни в чём ни бывало, ответил ему женский голос.

– Вы меня знаете? – спросил он.

– Конечно, – спокойно ответили ему.

– Хорошо. Соедините меня с Семёном Марковичем.

– Сожалею, Александр Иванович, но его сейчас нет.

– В офисе нет? – с надеждой спросил он.

– Не только. Его вообще нет, он уехал. Я не могу говорить об этом.

– А Юрий Михайлович?– вспомнил Прокофьев.

– И его сейчас нет, – её голос выдавал волнение и раздражение.

– Что же, а когда можно будет застать кого-нибудь из них? Завтра?

– Я сожалею, профессор, но я не знаю. Обещаю, что позвоним вам сразу, как только кто-нибудь из них появится. Спасибо за звонок.

– Что я вам говорил, Александр Иванович, – вежливо и с соучастием сказал Тихоновецкий как– только Прокофьев вернул трубку официанту. – Боюсь, что информация Рискина слишком правдивая.

– Это ещё ни о чём не говорит – упрямо отозвался Прокофьев. – Мало ли, какие дела могут срочно появиться у деловых людей, простите за тавтологию. Да и ваш этот…как его, Миша Рискин, мог наговорить на своих работодателей. Спасибо, конечно, за предупреждение. Делайте своё дело. Я на вас не в обиде. Я чист, и мне нечего бояться.

– Я в этом не сомневаюсь, Александр Иванович. Но, как говорится, предупреждён – значит вооружён. Кто знает, может быть, это всё и пройдёт незамеченным. Времена, действительно изменились. Что ж, простите. Всегда к вашим услугам.

Видимых причин волноваться у Прокофьева не было. В конце – концов, история этого «Прогресса» была мизерной песчинкой в общей суматохе всевозможных банкротств, спекуляций, разоблачений, присущей тому времени. Ежедневно происходили десятки таких событий, кто за этим уследит. Как-то тихо, само по себе он стал забывать об этом разговоре. С самого «Прогресса» никто ему так и не позвонил, он был даже рад этому и больше не делал попыток связаться с ними.

Прошёл почти год, когда ему всё – же напомнили об этом. Ему позвонили рано утром в кабинет, словно зная режим его деятельности. Секретаря ещё не было.

– Александр Иванович Прокофьев? – спросил вежливый и осторожный голос.

– Слушаю вас. С кем имею честь? – ответил Прокофьев.

– Моя фамилия Бреус. Я – старший следователь городской прокуратуры. Мне необходимо встретиться с вами, надеюсь, что вы выберете время для меня. Я сам могу к вам приехать, это не обязательно делать на моей территории. Как вам будет удобно?

– Простите, а по – какому поводу я вас заинтересовал? – спросил Прокофьев, стараясь скрыть появившееся волнение. – Странно, что я вызвал у вас интерес.

– Ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться. Просто парочка вопросов по поводу кооператива «Прогресс». Это название говорит вам о чём-нибудь?

– Конечно, – тяжело ответил Прокофьев. – Тогда называйте время сами, пожалуйста.

Снег в Дудинке чаще всего выпадает рано, уже в сентябре. Северная городская среда обманчива, в короткий летний период иногда забываешь, что находишься за Полярным кругом. Но по лету здесь обычно не грустят. Оно короткое, не тёплое, а полчища без устали летающих, порхающих, гудящих и злобствующих насекомых только усиливают тоску по морозам.

Город Дудинка по местным меркам старинный. Он уютно расположился на берегу реки-моря Енисея. Наверное, городок так и жил бы своей тихой, мирной и безвестной жизнью, если бы в тридцатых годах двадцатого столетия в сотне километров севернее не обнаружили бы большие залежи цветных металлов. Так появился город Норильск. А Дудинка из маленького торгового посёлка превратилась в гигантский речной порт, снабжающий индустриальный Норильск всем необходимым. Самая северная в мире железнодорожная ветка связала порт с рудниками, появились дома, кинотеатры, рестораны, магазины. Но всё равно Дудинке не удавалось угнаться за Норильском и она так и осталась маленькой уютной провинцией, хотя официально и была столицей огромного северного края.

Коренное население – долгане, нганасане, ненцы большой активностью в столице не отличались. Жили в Дудинке, в основном, выходцы из европейской части России, из Украины и из Кавказа, но хватало и собственно сибиряков, которые чаще всего прибывали на сезонные заработки. Благодаря тому, что свободное передвижение по региону ограничивалось пограничными нормами, население в Дудинке было относительно стабильное. Высокие заработки удерживали здесь многих, жили в городе довольно долго, но обычно всё же возвращались на материк лет через десять, заработав деньжат и болячек.

Почти два года прошло с того дня, когда Лена Нечаева и Лёша Смирнов переехали в Дудинку из Красноярска. Он в поисках, как он говорил, активного творческого роста, а она просто спасалась от возможного уголовного преследования. После того, как Лёша вернулся из Озерного и рассказал ей о смерти милиционера, она долго не могла придти в себя. Конечно, для неё это не было новостью, но всё же она надеялась, что он не умер. Какой бы он скотиной не был, она не желала его смерти. А теперь?! Что ей теперь оставалось делать? Ведь её, наверняка ищут и если найдут, то обязательно посадят. Господи, только не это! Неизвестность, неопределённость вконец измотали её, иногда она порывалась написать матери, постараться объяснить ей всё. Сначала она часто делилась своими опасениями и надеждами с Лёшей, но он упорно отговаривал писать об этом матери, рисуя в её воображении картины её ареста, одна страшнее другой. Чего – чего, а воображения и фантазии ему было не занимать. Постепенно она привыкла жить в состоянии постоянной опасности, постепенно отвыкла от тоски по матери и по дому. Смирнову она была обязана многим, он ведь спас её, приютил в тяжёлый момент, спас от тюрьмы. Так он сам ей постоянно говорил. Ей уже некуда было деваться, и она была вынуждена выполнять все его требования. Иногда она боялась, что он сдаст её милиции, пару раз в пьяном виде он угрожал ей этим. Денег у неё уже не осталось. Он их все благополучно пропил. Устроиться на работу она не могла и поэтому они часто оставались без средств. Но как – только появлялись какие-то деньги, то он снова пускал их на вино. Она иногда голодала. Слишком быстро и слишком неожиданно окончилась юность.

После окончания фестиваля народного творчества, ради участия в котором они, собственно, и приехали в Дудинку, они решили в Красноярск не возвращаться. К удивлению Лены, это оказалось довольно-таки просто и вскоре Алексея Смирнова взяли на работу в отдел культуры Дудинского исполкома. Он стал руководителем агитационной бригады. Огромные сибирские пространства никогда не удавалось заполнить стационарными культурными учреждениями и поэтому таким вот агитбригадам придавалось большое значение. Обычно это был молодой, мобильный коллектив, от 6 до 10 человек, которые могли сделать всё на любой сцене! От отрывка из сложного классического репертуара до клоунского представления или детского кукольного спектакля.

Несмотря на то, что Дудинка городок небольшой, при Дворце Культуры была достаточна популярная профессиональная театральная труппа. Именно туда и метил сначала Лёша Смирнов в качестве главного режиссёра. К счастью для труппы, им удалось отказаться от его услуг. Земля слухами полнится, в Дудинке уже были прослышаны о его чудачествах и невоздержанности в Красноярске. И, как резонно заявил ему начальник того самого культурного отдела в городском исполкоме, нам и своих алкашей хватает. Смирнов гневно хлопнул дверью, посчитав, что его смертельно оскорбили, но потом ещё почти неделю бегал по кабинетам местных руководителей, рассказывал им про Шекспира, про свой театр, оставшийся в Красноярске, который якобы он оставил на погибель. Ради чего!? При этом он патетически разводил руками, нервно протирал стёкла своих очков и дышал на всех устоявшимся запахом перегара. Он темпераментно рассказывал, как его ищут любители театра в Красноярске, что они не могут без него обойтись и вскоре, наверное, приеду за ним сюда. Показывал издалека какие-то клочки бумаг и говорил, что это телеграммы с приглашениями от театров из Красноярска, Иркутска, Москвы.

Однако шло время, но Алексея Смирнова никто не искал. Ни из Иркутска, ни из Москвы. Не искали его даже из Красноярска, несмотря на выданные приличные командировочные и аванс за пьесу про лесоруба, на второй странице которой он остановился. Человек скандальный и шумный, он не мог жить тихо и размеренно. На лесокомбинате в Красноярске даже обрадовались такому финалу и о нём там быстро и мирно забыли.

Вскоре командировочные закончились, из гостиницы его и Лену угрожали выгнать, хотелось кушать, и наступила холодная таймырская осень. Ничего не оставалось делать, и Смирнов опять пошёл просить работу в отдел культуры. Больше ничего делать он не мог и ему предложили эту самую агитбригаду.

Минута к минуте, час к часу, день ко дню, неделя к неделе,– словно одинаковые бусинки размеренная и нешумная жизнь постепенно немного успокоила Лену. Временами она забывала о кошмаре в прошлом. Она выросла, подтянулась и превратилась в настоящую красавицу. Манией величия, в отличие от своего покровителя и сожителя, она не страдала, и ей нравилось жить в Дудинке.

Смирнову дали маленькую комнату в общежитии гостиничного типа. К появлению вместе с ним Елены Нечаевой там отнеслись без особого любопытства, что не могло её не радовать. Суровые морозы смягчают нравы. Невеста, так объяснил Смирнов коменданту, мы скоро распишемся. Невеста – так невеста, комендантша оказалась на удивление равнодушной и взяла паспорт Лены на прописку. Смирнов загадочно закивал головой и сказал, что он кое с кем из милиции договорился за большие деньги. Откуда у него эти большие деньги, она даже не подумала, но страх сковал её. Ведь они должны были отправить запрос по месту её прежнего жительства. Лёша как мог, успокаивал её. Что бы то ни было, она всё равно не могла найти себе места, пока, наконец, ей не принесли паспорт с новой пропиской. Лёшка ходил важный, как индюк, в ту ночь был особенно настойчив и нахален. Как и в Красноярске, он снова выжал из неё все ёё деньги, и она снова сидела без копейки, полностью в зависимости от него. Снова у них часто не было еды, зато почти всегда он был пьян.