Текст книги "Прощай, Бобров"

– А банкет? – она кивнула головой на стол. – За чей счёт? По какому поводу? Где ты деньги взял? Ограбил кого – нибудь?

– Причём тут деньги, какие деньги! – он развёл руками. – Ведь хочется по-человечески, понимаешь? Копил я, на чёрный день…потихоньку…

– А, понятно. Значит, до сегодняшнего дня у тебя были белые дни? Ладно, Лёша, успокойся, чёрт с тобой. А где ты жить будешь? А чем же ты займёшься, ты ведь с голоду помрёшь, Смирнов. Ты ничего не можешь делать, ты же бездельник и болтун.

– Не бойся, не умру, – он весело бросился расставлять тарелки, почувствовав желаемое, – я в порт пойду работать, я там уже договорился. А насчёт Озёрного, не бойся, я никому не скажу. Да и кто мне поверит, скажут, пьяные басни, из обиды стучит,…не поверят. Там, в порту мне и общагу обещали. Давай, Лен, садись…прощальная песня, так сказать. Вино уже заждалось. Давай, выпьем!

Он лихо дёрнул штопором и цокнул вместе со звуком вылетающей пробки. Она сильно расслабилась и не могла поверить происходящему. Неужели конец рабству?! Моментально перед ней пролетела целая вереница событий. Школа, театр, мама, злополучный капитан, Озёрное, Красноярск, Дудинка…

Она чуть не заплакала. Буквально упала на стул и тихо согласилась:

– Ладно, Лёша, чёрт с тобой. Давай, выпьем…

Минут через двадцать Смирнов, едва стоявший на ногах, отозвался на стук в дверь. Качаясь, он еле-еле открыл её и мутными глазами уставился на фотографа.

– Вам кого…кто…

– Что, жлоб, не удержался, нажрался всё – таки. Полчаса стучусь, скотина.

Игорь Рыжков оттолкнул его и вошёл в комнату с большой чёрной, квадратной сумкой. Следом вошёл незнакомый парень с фотоштативом в руках.

– Э-э…а, это кто, Игорёк? Этого я не знаю, про этого мы не договаривались,…слышишь, чтобы этого не было. Мы так не договаривались, а что в сумке…слышишь? Ты выпить принёс, Игорёк?

– Слышу, слышу, это ассистент, не ори. Значит так, – он кивнул напарнику, – займись аппаратурой, а я пока этим займусь. Давай сюда, Лёха. – Он потащил Смирнова на кухню. – Сиди здесь и молчи. Когда мы закончим, я тебя позову. Понял? Вот, развлекайся, – он поставил на стол бутылку, – и не трясись. Ничего, от неё не убудет.

Проснулась Лена ночью. В темноте она оглянулась по сторонам. Рядом лежал, уткнувшись ей в живот, Алексей. В комнате стоял удушливый сивушно-табачный запах. Её чуть не вырвало. Она была абсолютно голой. Голым был и Лёша. Она ничего не помнила, в голове ничего не умещалось. Она грубо оттолкнула его, поднялась с постели, подошла к выключателю и щёлкнула. Вокруг был невероятный бардак. Пустые бутылки на столе, полная пепельница окурков, остатки еды и неубранная посуда ужаснули её. Она ничего не могла вспомнить. Не сдержавшись, она подскочила к спящему Смирнову и принялась тормошить его.

– Кто здесь был, скотина? Кто? Отвечай, кто здесь был?

Он еле-еле открыл глаза и весело уставился на неё мутными и бесцветными глазами. Заплетающимся языком едва вымолвил:

– Тебе чего, Лен…чего…отвали. Чего тебе надо? Я спать хочу.

– Кто здесь был? – повторила она.

– Конь в пальто! – улыбнулся он. – Никто! Я и ты! Ты что, всё забыла…кто, кто…Жрать водку меньше надо, отстань. Не видишь, я спать хочу, отстань, сука…

– Ты…ты меня насиловал? Скотина, ты меня насиловал?! Спящую, пьяную? – неуверенно спросила она и посмотрела по сторонам.– Кто здесь был? Кто…

– Чего ты лаешься, я же сказал тебе, отстань от меня…насиловал, – протянул он, – пьяную, спящую. Насмотрелась, дура, американских фильмов. Да кому ты нужна?! Ну, выпили, ну пару раз трахнулись по старой памяти…то самое…с кем не бывает…

– Замолчи, мразь! Да ты же импотент, ты же…

– Хватит! Заткнись! Сказал же тебе, отстань! Я спать хочу. А хочешь – иди в милицию, и заявление напиши об изнасиловании. А у меня на твоё заявление есть своё заявление об убийстве капитана. Понятно? Вот такие дела. Лучше посмотри вон там,– он кивнул в сторону кухни, – не осталось ли чего-нибудь. Нет? Ну да ладно, на нет и суда нет. Давай спать. Утром поговорим.

– О чём? Ты же сказал мне, – вспоминала она, – что ты уходишь в порт. Что ты нашёл работу и жильё. Ты сказал мне, что я свободна. Разве не так? Ты сказал, что уйдёшь.

– Да пошла ты! Дура! Сама уходи, куда хочешь.

Он повернулся на бок и моментально захрапел.

Ничем не могла объяснить она своё слабое состояние, несколько дней после этого у неё сильно болела голова. Лёшка весело объяснял ей это количеством выпитого спиртного. Ей приходилось в это верить, и она этого боялась. Боялась, что станет алкоголичкой. Но всё равно это не снимало подозрений, она готовилась окончательно порвать с ним. Чего бы ей это не стоило! Бежать! Бежать! Бежать! Она чувствовала, что у неё не будет жизни, пока она не уйдёт от него. И даже чувство страха от возможного ареста за убийство капитана немного отрафировалось за это время. Она ждала случая и была уверена, что как только он представится, она незамедлительно воспользуется им. Развязка приближалась, но, как и всегда в таких случаях, она пришла совсем неожиданно.

В последние дни августа на Таймыре, в порту Дудинка вовсю заканчивается подготовка к долгой и холодной зиме. Работа не останавливается ни на минуту, идёт складирование грузов, заполнение емкостей горюче-смазочными материалами. По ночам уже становилось холодно, ещё немного и пойдёт первый снег. На Енисее ещё идёт навигация, но по утрам огромные и причудливые клубы пара, крутящиеся над его чёрными волнами, говорят об одном – зима не за горами, она совсем близко.

Пятнадцатого августа к причалу Дудинского порта подошёл пассажирский теплоход «Антон Чехов». В советскую эпоху в огромном сибирском крае, вдали от столичных театров и ресторанов, южных курортов, крымских и кавказских здравниц теплоход «Антон Чехов» был своего рода недосягаемым кусочком невиданных развлечений и цивилизационных благ. Теплоход был построен и оборудован по последнему слову техники в одном из доков Германии. Интерьеры для него создавали в Италии и поражали своей роскошью, а изысканная кухня и вышколенная обслуга могли удовлетворить любой вкус. «Антон Чехов» ходил только по Енисею, длина этой великой реки, её полноводность, чарующие суровые пейзажи вокруг привлекали на борт любопытных туристов. Среди них было много зажиточных иностранцев, представителей советской и партийной номенклатуры. Очень часто путёвки выдавались отличившимся рабочим, колхозникам, учёным. Гостями теплохода бывали космонавты, известные певцы, художники, писатели.

Каждый приход «Антона Чехова» в порт Дудинка сопровождался запланированными массовыми гуляниями, сейчас это называется фолькартом. На берегу гостей встречали танцами, песнями, народные умельцы, кулинары, торговцы сувенирами выкладывали свои изделия. На пассажиров, особенно на иностранцев это производило огромное впечатление. Трудно было не пуститься в пляс, особенно после рюмочки питьевого спирта, закусив свежей олениной на углях или строганиной с чесночно-перцовой томатной пастой. Гуляния проходили недолго, к вечеру пассажиры возвращались, пошатываясь в свои каюты, распевая песни и опустошая на ходу, к радости устроителей, все прилавки.

Агитбригада, в которой работала Лена Нечаева, была главным звеном всего этого развлекательного мероприятия. Два десятка молодых парней и девчат, нарядившись в красочные костюмы местных северных племён, под монотонные звуки баргана и огромного бубна, метались между полупьяными туристами, изображая какой-то, им самим неведомый, северный, ритуальный танец. Пассажиры «Антона Чехова», особенно иностранцы, были в восторге от такой экзотики, с удовольствием принимали участие в развлекательных номерах, танцах и полуспортивных играх.

Так было и на этот раз. Пассажиры с радостью выходили из своих кают под искромётный звук шаманского бубна и спускались на причал. Вскоре вокруг танцующих уже собралась, чуть ли не сотня любопытных и пьяных туристов, стараясь попасть нехитрыми телодвижениями в ритм экзотической музыки. Совсем рядом в белых палатках импровизированной шашлычной уже ставились столы, разжигались угли, ещё немного и по лужайке вверх полетели, кружа голову, невидимые аппетитные струйки жареного мяса. Кружка пива, бокал вина, рюмка водки, и пошло, и поехало! Веселье затянулось дотемна, уже начинали сгущаться сумерки и гуляния перекинулись на борт теплохода.

Лена Нечаева была неузнаваема в своём артистическом меховом костюме. Высокие сапоги-унты с расшитым цветным верхом, короткая юбочка с геометрическим красно-чёрным орнаментом из сверкающего бисера, ну а курточка была верхом народного искусства. Она почти вся была собрана из маленьких разноцветных кусочков оленьей замши, завершали этот сказочный наряд воротник и шапка из целых шкур голубого песца. По козырьку на лицо почти до переносицы весело спускались тоненькие и красивые вертушки из разноцветного бисера. Говорить о том, что она была чертовски привлекательна и притягательна в этом наряде, было излишне.

Когда капитан корабля пригласил артистов на судно, то это никого не удивило. Обычно так и происходило в конце таких гуляний, это уже была традиция. В ресторане теплохода накрыли шведский стол, капитан вручил артистам небольшие сувениры и дал сигнал к началу дискотеки на палубе. Пассажиры долго не отпускали артистов, благодарили бурными аплодисментами, а счастливые ребята стояли на тесном подиуме, взявшись за руки и низко кланяясь в ответ. Но Лена Нечаева уже не кланялась, уже несколько секунд, как её охватило оцепенение. Там, в глубине тёмного зала стоял, хлопая в ладоши, вместе со всеми, Григорий Евдокимович Зинович – застреленный ею, почти пять лет тому назад, капитан милиции.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

–

Прошло немало времени, чуть больше месяца с того памятного для Аркадия Сафонова звонка Ольге, прежде чем он, наконец-то увидел её. Всё это время он названивал ей в надежде встретиться, но она вежливо и неизменно извиняясь, просила перенести время свидания. И как-то раз, когда он уже почти потерял надежду и позвонил ей почти просто так, она весело прощебетала ему:

– Где вы, почему же не звоните, Аркадий? А у меня завтра, как раз, свободен весь день. Представляете, весь день! Если хотите, то мы можем провести его вместе. У вас какие планы на завтра?

У него перехватило дыхание. Весь день! Какие планы?! Он даже не смог ей сразу ответить. Язык не слушался.

– Эй, где вы там? Аркадий? – позвала она его и он очнулся.

– Я здесь, Ольга. Какие могут быть у меня планы? Вы же знаете, я и так вам часто звоню, до неприличия часто. Вы решайте сами, где и когда. Весь день? О чём ещё можно мечтать. Я готов! В любое время!

– Отлично, Аркадий! Значит так, единственное обязательное мероприятие – мне нужно утром, часам к десяти быть на Крымском валу, знаете, где художники собираются? У моей подружки где-то там выставка, открытие уже было, но я тогда не смогла. Мы купим букет цветов и поздравим её. Хорошо? И если вы не против, пригласим её куда-нибудь попить кофе. А потом, можно будет погулять вдвоём. Ой, там же парк Горького рядом, я там не была сто лет! Пойдёмте в парк, на аттракционы! Хорошо?

Да хоть к чёрту на кулички, подумал про себя Аркадий и вслух нетерпеливо произнёс:

– Конечно. Вы только скажите, куда я должен приехать?

– Вы ведь на машине, Аркадий? – спросила она и у него подкосились ноги. Машины у него не было. Но как это сказать сейчас? Лучше не надо.

– Да, конечно, – всё – равно произнёс он, прикинув на ходу, что придётся нанимать такси или, скорее всего, ему поможет Гера. Короче, ещё есть время что-нибудь придумать.

– Тогда записывайте адрес, я буду ждать вас в половине десятого утра. До встречи.

Аркадий записал адрес и, едва повесив трубку, вдруг с ужасом представил себе, что будет, если он до конца дня не найдёт Лейтнера. За эти два года жизни в Москве он без своего друга Геры Лейтнера не мог ступить и одного шага. И поэтому, слегка перекусив в буфете института, он решил ждать его в общежитии. Но Гера, как назло, долго не появлялся и Аркадий начал звонить всем подряд. Он перебрал с десяток известных ему номеров, и уже скоро вся Москва знала, что Аркадий Сафонов ищет Геру.

Тот, всё же появился в общежитии сразу после полуночи, слегка и весело пошатываясь. Он был в прекрасном расположении духа и Аркадий облегченно вздохнув, выскочил ему навстречу, едва услышав шаги в коридоре.

– Сафонов! Да ты обалдел, старик!? – опередил его Гера. – Что случилось? Куда я не иду, мне все говорят, что ты меня ищешь. Уже и по телевизору передавали…тебе что, досрочно выдали красный диплом или наша комнатка сгорела, провались она. А? Вроде всё цело…– он огляделся по сторонам и в одежде бросился на постель. – Аркаша, родной, всё завтра, от меня всё равно толку нет, ещё мгновение и я уже засну…завтра…

– Совсем немного, Гера. Ты бы потерпел, совсем немного,– умоляюще просил Аркадий, – мне завтра в восемь уже надо собираться. Это важно, Гера!

– Митинг защитников демократии или встреча студентов нархоза с Горбачёвым? Утром или вечером? – почти сквозь сон, еле-еле спросил Гера.

– Да ты что, Гера! Утром, конечно! – ужаснулся Аркадий.

– Слушай, Сафонов! Отстань! Клянусь девичьей честью нашего коменданта, если ты сейчас оставишь меня в покое, то завтра я проснусь ровно в семь часов утра и до восьми решу все твои проблемы. Хорошо? Любые проблемы, подчёркиваю, если только это не связано с межпланетными космическими полётами…эх, Аркаша, Аркаша, если бы ты знал, какой сегодня был день! Кто бы мог поверить?! Три туза подряд! Всё, старик, бай, бай…Двери закрываются!

Настаивать было, конечно, бесполезно и уже через минуту комнатой овладел ровный и почти бесшумный храп Лейтнера.

Аркадий открыл глаза ровно в семь утра и первое, что он увидел перед собой, пьющего прямо из пакета кефир Геру. Тот весело махнул ему рукой.

– Уже хотел будить тебя, соня. Что там у тебя случилось? Сегодня ведь суббота, согласно трудовому законодательству день отдыха и я хотел бы воспользоваться этим завоеванием советских трудящихся и весь день проваляться дома. Давай, рассказывай.

– Боже мой, Гера, – Аркадий вскочил с постели, – я ведь опоздаю. Мне ещё душ, бриться…

– Да никак у тебя свидание с этой, как её…Ермаковой? – просто и спокойно спросил Гера, вытирая ладонью следы от кефира на губах.

– Как ты догадался? – удивился Сафонов.

– Ну…не велика премудрость, дурачок. Месяц ты звонишь ей, чуть ли не каждый день, звонишь, как видно, без толку. Мне вахтёрша жаловалась, что ты постоянно телефонный коммутатор переключаешь на наш сектор, а возвращать забываешь. А тут взорвался как вулкан удачи, не тупой же, слава богу. Так сказать, дедуктивный метод мистера Шерлока Холмса. Кстати, хороший фильм, хочешь, в кино сходим? Потом.

– Мне не до этого, Гера. Не до кино! Точно, Гера! Потом, может быть. Мне сейчас надо ехать за ней на Моховую. Оттуда мы поедем на Крымский вал, в Дом Художников, там какая-то выставка её подруги. А потом у нас обед и прогулка в парке Горького.

– Ну, ты даёшь, парень! Настоящий комсомолец! Выставка! Обед! Парк Горького! Встреча с ветеранами партии и советскими писателями! Только смотри, не вздумай поцеловать свою девушку. Руссо туристо – облик морали! – он вскинул руку вверх в пионерском приветствии.– И ты искал меня вчера весь день, чтобы сообщить об этом? Я что, должен буду завязывать вам пионерские галстуки? Или держать свечку?

– Нет, конечно, Гера…послушай,– начал смущённо Аркадий, но тут Гера снова не дал ему договорить, и сделал знак рукой помолчать.

– Ладно, помолчи, я всё скажу сам. Вот тебе на сегодня ключи от машины,– он бросил связку на стол, – надеюсь, ездить на ней ты уже привык. Так, это тебе техпаспорт, а вот тебе деньги. По моим прикидкам их должно хватить ещё и на кино с мороженным. Даю тебе в долг до конца пятилетки! Везучий ты, Аркаша, вчера у меня был очень хороший день. С машиной будь осторожен, бензобак полон. С ментами будь приветлив, не нарывайся, будь вежлив. Остановят – не спорь, сразу отдавай полтинник. Понял? А то потом проблем не оберёшься, потащат в отделение, будут требовать доверенность, меня искать и так далее. Запоминай насчёт обеда, улица Краснопролетарская 3, прямо за областным ГАИ на Садовом кольце. Кафе называется «Чемпион», кухня – пальчики оближешь и выйдешь в штанах с деньгами. Там не грабят. Если что, передашь шеф-повару привет от меня. Его зовут Самир. Запомни. Полный почёт и уважение тебе и твоей подружке гарантированы. Всё? Или тебе ещё что-нибудь нужно?

– Слушай, Гера, откуда ты всё знаешь…

– Брось, кавалер, ещё годика три проживёшь в столице и наберёшься такого же жизненного опыта. А что ещё могло быть? И зачем ещё ищут друзей по ночам по всему городу? Кстати, можешь покопаться в моём шкафчике, там есть парочка отличных сорочек, мне недавно прислали. Смотри, не напивайся и если вдруг получится, то можешь пригласить её вечером в гости сюда. Меня сегодня не будет. Машину на стоянку, я заберу её рано утром, документы оставишь у охранника. Давай, старик, ты собирайся, а я ещё посплю немного. Я и проснулся только из-за тебя.

Ровно в половине десятого Аркадий Сафонов стоял у сквера дома номер семь на Моховой в условленном месте. Дом был очень большим, и он подъехал таким образом, чтобы видеть из машины все подъезды и успеть выскочить ей навстречу. На заднем сидение автомобиля лежал букет алых роз, он купил самые роскошные. Он часто сидел за рулём машины своего друга, но сегодня он впервые это делал без Геры. Гера часто менял машины, Аркадий иногда просто не успевал приспособиться. Сегодня это был спортивный двухдверный «Мерседес», правда, не совсем новый, но вполне приличный и с красивой отделкой салона. Аркадий винил себя, что не спросил, в каком подъезде она живёт и когда она уже опаздывала на двадцать минут, решил всё-таки позвонить ей. Он был готов ждать её сколько угодно, но хотелось бы ясности. Глаза его суматошно следили за всеми подъездами одновременно, а их было восемь, останавливаясь на каждом не более секунды. Как говорится, дом был под его полным контролем, но всё равно она появилась абсолютно неожиданно.

Конечно, Аркадий Сафонов влюбился. Сказать, что у него не было в Москве девушки до Ермаковой, было нельзя. В конце – концов, за эти два года он приобрёл некоторый столичный лоск. У него был непродолжительный роман с однокурсницей Вероникой Петровой. Они как-то незаметно и вяло сошлись на какой-то студенческой вечеринке, также незаметно и вяло разошлись. Ни чувств, ни суеты, никаких сомнений, никаких разочарований, просто перестали встречаться. Идеальные отношения современности. Теперь встречаясь, весело приветствовали друг друга, подставляя щёчку для поцелуя, словно ничего и не было. Гера называл такие отношения между людьми полигамными, а проще – стадными и порекомендовал Аркадию чаще смотреть телепередачу «В мире животных». Тем не менее, Аркадий встречался с Вероникой почти полгода, но в душе не осталось ровным счётом ничего. Он её просто забыл.

Полной противоположностью Веронике была Галина Акимова, фармацевт из ближайшей аптеки. Почти всю прошлую зиму Аркадий провёл один в своей комнате, Гера отсутствовал неделями и как-то Сафонов сильно простудился. Попытался лечиться сам, таблетками, травами, чаем с вареньем, но ничего не помогало. Пришёл в аптеку за горчичниками, там и увидел Галину. Посетовал на простуду и просто так попросил совета. Миловидная и доброжелательная девушка приняла в нём участие и посоветовала поставить банки. Вздохнув, Аркадий невесело пошутил, что для этого ему пришлось бы съездить километров за двести севернее Москвы, к маме. Улыбнувшись, Галина искренне предложила свои услуги медсестры. Как можно было отказаться?!

За три ежедневных визита она поставила его на ноги. Аркадий терпеливо переносил необходимые процедуры, как говорится – ничего личного. А как только температура спала, на четвёртый день она поздравила его с выздоровлением и больше не появлялась. И тогда, по совету Геры, он вновь отправился в аптеку через неделю. Немного краснея, подарил ей конфеты и предложил поужинать вместе. Через несколько встреч они почувствовали симпатию друг к другу и решили жить вместе. Она снимала небольшую комнатку в самом центре столицы, на Никольской, у старой, глухой и почти слепой старушки, которой приходилась внучатой племянницей. Старушка ничего против встреч не имела, вернее, она их почти не замечала. Когда Галина знакомила её с Аркадием, она подмигнула ему и сказала старухе, что он сын тёти Нюры из Чучково, что в Рязанской области. Старушка невероятно обрадовалась и постоянно донимала Аркадия расспросами о многочисленной и почти забывшей её мещерской родне. Сначала он смущался, старался хоть как-то ладнее врать, сверяя данные с памятью Галины. Но потом, когда понял, что и старушка всё сама позабыла, понёс полную ахинею, свалив в одну кучу всех тёток и дядек на свете. Чужих и своих. Он даже пару раз рассказал глухой старушке о казахстанской родне Геры. Потом видать Галина провела с бабулей «воспитательную» работу и старуха больше не надоедала, довольствуясь обязательным зефиром в шоколаде.

Пожив немного с аптекаршей, Аркадий начал чувствовать, что попадает в западню. Из миловидной и доброжелательной особы, Галина начала превращаться в мегеру. Она следила за каждым его шагом, устраивала «семейные» скандалы с обязательным битьём посуды, поджидала у института, выясняла в деканате об его успеваемости. Придумала для него режим дня и заставила выучить наизусть таблицу правильного питания, составленную специально для Аркадия её знакомым врачом – диетологом. Ещё через месяц она пошла дальше и стала требовать, чтобы Аркадий познакомил её с мамой. Она уже собиралась в Покровку на его летние каникулы, обсуждала с ним подарки его родителям и сестре. Аркадий представил тогда физиономию отца. Ему стало страшно, он понял, что пора отступать. Но как?! Это оказалось не таким уж и простым делом, даже всемогущий чародей Гера ничего вразумительного не мог придумать. Ни пьяные выходки Аркадия, ни его грубость не помогали, Галина была тверда в намерении создать семью именно с ним. И вот, когда он уже опустил руки, помог самый простой случай. Когда-то, ещё до встречи с ним, Галина, подыскивая себе жениха, запустила информацию о себе в какой-то брачный международный клуб, и всё это время её резюме моталось по всему свету. На счастье Аркадия подвернулся какой-то ненормальный или турок, или грек, перед усами которого она не смогла устоять. Она написала Аркадию прощальное письмо. Он даже не дочитал его до конца, когда до него дошло, что её больше нет в его жизни.

Ольга Ермакова – совсем другое дело. Она была настоящая леди. Аркадий влюбился в неё моментально. Увидев её раз на авиашоу в Жуковском, он думал о ней теперь каждый день. И вот, наконец, они встретились. Ольга быстро юркнула в машину, красивой улыбкой и замирающим взглядом оценила букет и долго объясняла своё опоздание. Часы как – раз пробили десять. Аркадий, попал под её очарование, сидел прямо, не двигаясь, руками вцепившись в руль. Он замер, словно истукан и вежливо, не перебивая, слушал её. Она же, неожиданно прервав свой монолог, улыбаясь, спросила

– А зачем мы не едем? Мы ещё кого-нибудь ждём?

Ольга прочувствовала его состояние и продолжала улыбаться. Аркадий, сорвав с себя оцепенение, улыбнулся вслед за ней и уверенно включил зажигание.

Ольга Ермакова работала переводчицей, только недавно она окончила Московский Университет, где изучала английскую филологию. Ещё до поступления в университет она свободно владела английским, уверенно говорила на немецком и французском языках. Родители Ольги были известными лингвистами, а переводы её матери несколько раз удостаивались высоких литературных премий. Английский язык был для Ольги таким же родным, как и русский. А приятная внешность, хороший тембр голоса и достаточные знания современной экономики сделали её, несмотря на молодость, ведущим специалистом – переводчиком в крупной государственной нефтегазовой компании. Её ценили, она хорошо зарабатывала и была независимой, в полном смысле этого слова. Зная это, можно было удивляться тому, что она вообще согласилась на встречу с Аркадием. Но были некоторые обстоятельства, которые способствовали этому. В компании придавали большое значение кругу интересов и общения своих сотрудников, об этом предупреждали при приёме на работу, а персонал дорожил своим местом и старался не засвечивать нежелательные связи и знакомства. Она была постоянно окружена не самыми последними представителями сильного пола. Не было ни одной группы, среди тех, что она обслуживала, чтобы кто-то не старался ухаживать за ней. Ей удавалось избавляться даже от самых назойливых, для потех и развлечений гостям и партнёрам компании были предоставлены услуги другого отдела.

Ольге совсем недавно исполнилось двадцать два года. Работа ей нравилась неимоверно, и она мечтала о карьере настоящей бизнес – леди. О каких-либо серьёзных отношениях с кем бы то ни было, она пока даже не думала. Ей просто нравилось общаться с хорошими, симпатичными парнями. А Аркадий Сафонов был неплохой и симпатичный парень. К тому времени и он сам сильно изменился. Он был немного моложе Ольги, но это было совсем незаметно. Аркадий возмужал, вытянулся, был привлекательным и благодаря житейским урокам Геры свободно вёл себя в любом обществе. За годы учёбы в Москве он изучил столицу вдоль и поперёк и более не представлял себе свою жизнь вне этого города. За покладистый характер и дружелюбный нрав, который достался ему в наследство от матери, окружающие ценили его, а знакомые девчата не прочь были завязать и более серьёзные отношения. Было одно качество в его характере, которое очень сильно притягивало к нему, но в то же время могло помешать ему в будущем. У Аркадия напрочь отсутствовали задатки лидера, он никогда им не становился и даже не стремился к этому. Почти всегда он предпочитал компромисс, почти всегда он стремился найти тихую гавань. Он не любил борьбу, иногда он становился слишком покладистым, быстро и сильно попадал под чужое влияние. Именно из-за этого отец волновался за его будущее. Уж слишком подобострастным становился он чаще всего перед людьми сильнее его и неимоверно жёстким перед слабыми. Конечно, пока это было не очень заметно, но эти качества могли помешать ему в будущем.

Мир менялся на глазах, становился жёстким и непредсказуемым. Мягкость в характере могла серьёзно осложнить жизнь человека, которого готовили на должность хозяина и руководителя крупного предприятия. Но это всё в будущем, а сейчас ничего не могло помешать Аркадию Сафонову наслаждаться жизнью, а свидание с такой девушкой, как Ольга Ермакова, не могло не поднять авторитет в его собственных глазах. Ведь даже такой «светский лев», ловелас и картёжник, как Гера Лейтнер и тот не верил, что Аркадий сможет выпросить свидание у Ермаковой.

Та весна пришла в столицу рано. Снега уже не было. Что-то растопило усердное солнышко, а остальное расторопные и довольные коммунальщики. Конечно, в больших городах зима не задерживается, а оставшиеся кое-где грязные и неубранные сугробы выглядели как забытые декорации зимнего пейзажа. Тёплое апрельское солнце погнало москвичей за город. Уже с утра по дорогам в сторону области было не протолкнуться. Оставшиеся в городе готовились заполонить парки, скверы, зелёные зоны, которых в Москве всегда было предостаточно.

Неискушённый в делах большого и малого искусств, Аркадий, при упоминании Ольгой Ермаковой о выставке, решил одеться соответствующим образом. На нём был великолепный тёмно-серый костюм из английской шерсти с едва заметной светлой полоской, хорошие итальянские полуботинки из натуральной кожи чёрного цвета, голубая рубашка из пакистанского хлопка и прекрасный французский галстук с серыми и синими полосками, разделённые между собой белыми тоненькими прожилками. Рубашку и галстук он одолжил в гардеробе Геры.

Но оказавшись на выставке, он понял, какую глупость он совершил. Вполне можно было обойтись джинсами, футболкой и обычной ветровкой. Подруга Ольги – Любовь Ленная была художником – неформалом, активным членом группы «свободного вращения», так они себя называли. Их картины были выставлены на кусочке газона, ограждённого декоративными кольями и насаженными на них сломанными керамическими горшками. Вероятно, таким образом «свободные вращенцы» подчёркивали свою связь с природой и народом. Некоторые произведения лежали прямо на газоне, некоторые были закреплены к кольям, но с десяток работ были выставлены и на невысоких этюдниках. Почти всё время приходилось ходить, сгорбившись, что было весьма неудобно. Помимо всего прочего, эта «арендованная» лужайка немного нелепо смотрелась под боком у огромного белого прямоугольника Центрального выставочного зала Дома Художников. Посетителями выставки группы Ленной были, в основном, знакомые художницы. Праздный люд как-то дружно огибал таинственную лужайку с горшками, всё больше тянулся к кассам классического искусства. Но саму художницу и её друзей это не слишком волновало. Они безразлично скучковались рядом и казалось, что их совсем не интересовало, что происходит у деревенских чугунков. А по их загадочным, сонным улыбкам и по специфическому аромату, исходящему от группы, можно было догадаться, что «вращенцы» уже плотно позавтракали и обошлись не только чаем. Их было человек восемь, все с добродушными лицами, неопрятными бородками, в одинаковых мятых, порванных джинсах и длинных вязаных свитерах. Курили они все одновременно, в безветренную погоду издалека эта группа напоминала случайно попавший в Москву индейский вигвам с поднимающейся тихо и мирно серо-белой дымкой.

Сама Ленная почти не выделялась в общей группе, хотя и была единственной женщиной в этом кружке. Увидев Ольгу, она издали помахала им рукой и пошла навстречу. Аркадий вежливо замедлил шаг, чтобы подруги могли немного посплетничать, но уже через минуту Ольга подвела художницу к нему.

– Вот, Аркадий, познакомьтесь, пожалуйста. Это Люба.

Он несколько раз кивнул головой, сделал что-то наподобие дежурной улыбки, а в голове почему-то крутилась одна-единственная мысль, подавать ей руку или нет. Зато Ленная нисколько не смущалась. Неприлично и, с удивлением уставившись на него, она спросила у Ольги:

– Это что, твой шофёр?

Он онемел, но Ермакова, всё также очаровательно улыбаясь, схватила его под руку, и, крепко сжав локоть, извиняющимся голосом протянула:

– Лю-ю-юба, ну почему шофёр? Это мой новый знакомый, Аркадий Сафонов. Заканчивает Плехановский. Он совсем не похож на шофёра.