Текст книги "Церковь в истории. Статьи по истории Церкви"

Первенство римской кафедры в каноническом предании Церкви до Халкидонского собора включительно

Цель данной работы – обрисовать в общих чертах то представление о первенстве римской кафедры в Древней Церкви, которое может сложиться у православного исследователя на основании канонов Вселенских и Поместных соборов той эпохи. Экклезиологические дефиниции, лежащие в основе этих соборных решений, являются частью нашего общего прошлого и поэтому могут стать важным ориентиром на пути к истокам, возврат к которым столь необходим для чаемого всеми нами восссоединения. Современные исследования ученых-католиков являются весьма серьезными шагами для достижения взаимопонимания именно в этой сфере и призывом к наконец-то объективному диалогу; в этой перспективе избранная нами тема представляется еще более интересной.

О Римской Церкви и ее положении среди других апостольских кафедр упоминается в канонах четырех соборов первых пяти веков: Никейского (325), Сардикийского (предп., 343), Константинопольского (381) и Халкидонского (451). Сейчас мы не станем учитывать гипотезу монсеньора Батиффоля[52]52
  Батиффоль Пьер (1861–1929) – французский богослов и историк Церкви. Священник в Париже, ректор Католического университета в Тулузе, исследователь христианских таинств, в частности, Евхаристии; одно из исследований посвящено покаянию и агапе; автор работ по истории раннего папства, богословию блж. Августина и Оригена. В частности, монсеньор Батиффоль писал, что у отцов – Василия Великого, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста – нет упоминаний о божественном праве римского первосвященника на первенство.


[Закрыть], которсый видит намек на епископа Рима в 58-м правиле Эльвирского (Испания) собора: насколько мне известно, на сегодняшний день все историки единодушно признают в этом тексте лишь указание на то, что в Испании преобладающим авторитетом пользовались епископы наиболее древних Церквей [53]53
  Вот текст правила: «Placuit ubique et maxime in eo loco, in quo prima cathedra constituta est episcopatus, ut interrogentur hi qui communicatorias litteras tradunt, an omnia recte habeant suo testimonio comprobata» (ср.: Batiffol P. La «prima cathedra episcopatus» du concile d’Elvire // JTS. Vol. 23. 1922. P. 263–270; Vol. 26. 1925. P. 45–49). [ «Решено было, чтобы где бы то ни было, и в особенности в том месте, в котором епископская кафедра была учреждена первой, допрашивать тех, кто предъявляет общительную грамоту, действительно ли они признают все, что подтверждается ее свидетельством»].


[Закрыть].

Все тексты, которые нам предстоит рассмотреть, следует предварить общим замечанием: ни один из соборов не учреждает главенствующего положения римской кафедры – отцами соборов оно всегда воспринимается как уже существующее. Формулировка 28-го правила Халкидонского собора, гласящая, что «престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества», отсылает не к какому-то конкретному собору, а к доникейской традиции во всей ее совокупности, согласно которой за Римской Церковью признавалось особое положение в рамках христианской ойкумены. Именно определенные расхождения в оценке этой традиции позднее и привели к расколу между Востоком и Западом. Все решения соборов в принципе были направлены на то, чтобы сохранить доникейское наследие, придав ему, хотя бы отчасти, правовую форму. Очевидно, что соборы первых пяти веков не создали исчерпывающей системы, описывающей или хотя бы стремящейся описать всю совокупность казусов, которые могли бы возникнуть в отношениях между членами Церкви. Задачей этих соборов было: 1) зафиксировать некоторые общие принципы, призванные отобразить основные элементы церковного устройства, которые возникли по благодати Святого Духа, а не в результате канонических решений; 2) уладить частные случаи, которые подвергли это устройство опасности; 3) адаптировать принципы этого устройства к новым реалиям, с которыми столкнулась Церковь после реформ Константина.

В связи с этим цель нашего исследования мы можем сформулировать так: определить принципы, которые стремились отстоять соборы и которые, с точки зрения этих соборов, восходят еще к доникейскому периоду существования Церкви.

Именно стремление сохранить древние принципы в рамках нового церковного устройства, сложившегося в результате исторических обстоятельств, послужило причиной создания 6-го канона. Известно, что Первый Вселенский собор исходил из общего правила, согласно которому структура Церкви должна была быть приведена в полное соответствие с организацией Римской империи, с которой Церковь теперь была неразрывно связана. Вот почему 4-й канон Никейского собора гласит, что епископы должны назначаться своими собратьями из той гражданской провинции (επαρχια), где находится вдовствующая кафедра. Их решение должно быть подтверждено епископом митрополии – то есть получить κυρος. Правило 5-е определяет сроки созыва поместных соборов[54]54
  См.: Правила Православной Церкви (далее – ППЦ). Т. 1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996. С. 191–92.


[Закрыть].

Эти определения частично утверждали уже существовавшую на тот момент практику. Признание и поставление нового епископа его собратьями из соседних Церквей и в особенности подтверждение его избрания со стороны епископа главной Церкви области – это принципы, которые признавались и до Никейского собора. Основное нововведение Собора – это право митрополита утверждать избранных епископов в своей провинции. Таким образом, теперь его власть приобретает юрисдикционный характер.

Впрочем, применение правил, принятых в Никее, всегда будет происходить с оглядкой на ситуацию, сложившуюся ранее. Например, хотя в большинстве случаев митрополичью кафедру, находившуюся в административной столице провинции, считали «матерью-церковью» (но которая, впрочем, всегда и была самым древним и самым чтимым церковным престолом, так как христианство распространялось в первую очередь в крупных городах), митрополитами продолжали считать и епископов некоторых древних кафедр, даже если «их» город и не являлся столицей провинции: это, по-видимому, относится к Саламину, где пребывал митрополит Кипра, – притом что светской столицей был Пафос.

В 6-м каноне Никейского собора было установлено еще одно важное исключение из общего правила, согласно которому административные единицы в Церкви должны были совпадать с гражданскими провинциями:

Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, дабы александрийский епископ имел власть (την εξουσίαν) над всеми сими. Понеже и римскому епископу сие обычно (επειδή καί τώ εν τή Ρώμη επισκοπώ τούτο σύνηθές έστιν). Подобно и в Антиохии, и в иных областях (έπαρχίαις) да сохраняются преимущества (τά πρεσβεία) церквей. Вообще же да будет известно сие: аще кто, без соизволения митрополита, поставлен будет епископом: о таковом великий собор определил, что он не должен быти епископом. Аще же общее всех избрание будет благословно, и согласно с правилом церковным: но два или три, по собственному любопрению, будут оному прекословити: да превозмогает мнение большего числа избирающих[55]55
  ППЦ. Т. 1. С. 194–95; ср.: ДВС. Т. 1. С. 73.


[Закрыть].

Это правило стало объектом многочисленных, часто противоположных по смыслу толкований. Оно ставит целый ряд проблем, не интересующих нас напрямую. Ограничимся тем, что рассмотрим смысл ссылок на обычай, принятый в Римской Церкви, характер привилегий (πρεσβεία), которые на Соборе были признаны за определенными Церквами, и, наконец, возможные причины, побудившие отцов Никейского собора признать особые привилегии за кафедрами Рима, Александрии, Антиохии и некоторых других городов.

1. Текст 6-го правила относится в первую очередь к ситуации Церкви в Египте. В ходе развернувшегося там в первые годы IV в. открытого конфликта столкнулись сторонники централизации, желавшие сконцентрировать исключительное право поставления епископов в руках первоиерарха Александрии, и партия тех, кто хотел разбить Египет на небольшие церковные округа, в которых общины группировались бы вокруг местной митрополичьей кафедры. Стоит ли говорить – вторая тенденция, которой придерживался Мелетий, епископ Ликопольский, куда больше, по крайней мере внешне, отвечала традиции, тогда как стремление александрийского папы сосредоточить власть в своих руках являлось для христианского мира случаем исключительным. И потому отцам Никейского собора пришлось создать в его поддержку поистине исключительное правило, поскольку они не могли и не желали умалить авторитет великого противника Ария свт. Александра Александрийского. На самом деле привилегии Александрии шли вразрез с древней церковной структурой, основанной на признании полноты кафоличности за каждой поместной евхаристической общиной, и Никейский Собор пытается по возможности сохранить традицию – в частности в том же самом 6-м правиле, которое во второй своей части подтверждает общее положение, согласно которому в делах провинции компетенция признается только за Поместным собором.

Отцы Никейского собора оправдывают это очевидное исключение из общего правила другим принципом, которым они руководствовались: недопустимостью покушения на исключительные прерогативы, уже существующие в некоторых Церквах. Власть (έξουσίσ.) епископа Александрии допустима, «понеже и римскому епископу сие обычно», и «подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей». Здесь следует отметить, что правило совершенно четко ссылается на личные преимущества епископа Римского, тогда как ссылка на обычаи, принятые в «Антиохии и других областях», более обобщенная. Вполне вероятно, что если имела место дискуссия по вопросу о привилегиях Александрии, то отцы Никейского собора склонились перед аргументами александрийцев, в числе которых должен был быть и принцип, провозглашенный еще сщмч. Иринеем Лионским: «…ad hanc ecclesiam necesse est omnem convenire ecclesiam [необходимо, чтобы с этой Церковью пребывала в согласии всякая Церковь]»[56]56
  Irenaeus. Adversus haereses, III, 3, 2 [ср.: Ириней Лионский, св. Сочинения. С. 222].


[Закрыть]. Римский обычай, в соответствии с которым единственному епископу предоставлялось право утверждать своих уже избранных собратьев за пределами одного гражданского административного деления, стал для Никейских отцов поводом к тому, чтобы допустить существование того же самого обычая и в Александрии. Итак, здесь мы располагаем явным свидетельством той безграничной и исключительной власти, которой пользовался епископ Рима в христианском мире в начале IV в.

Однако католических историков часто смущает это равенство между Римом и Александрией, провозглашенное в Никее – равенство, которое, по их мнению, еще допустимо отнести к патриаршим привилегиям римского престола, но только не к его вселенскому первенству. Однако сомнительно предполагать, что для отцов Собора 325 г. существовало такое различение. В любом случае, именно в силу того, что за Римом признавалось вселенское первенство, отцы могли решить сослаться на пример Римской Церкви ради того, чтобы допустить те особые преимущества, на которые претендовал епископ Александрии. В их понимании первенство состояло в том, что все признавали за римским престолом авторитет и всегда воспринимали эту Церковь как пример и образец. То, что было принято в Риме, не было юридически обязательным, но могло служить оправданием для применения другой Церковью такой же практики, какая допускалась в Римской, – не потому, что та обладала вселенской юрисдикцией, а потому, что то была Церковь «величайшая, древнейшая и всем известная Церковь, основанная и устроенная в Риме двумя славнейшими апостолами Петром и Павлом»[57]57
  Irenaeus. Adversus haereses, III, 3, 2 [ср.: Ириней Лионский, св. Сочинения. С. 222].


[Закрыть], а также по той причине, что она вследствие этого обладала «преимущественной важностью»[58]58
  Ibid.


[Закрыть]. Одним словом, речь здесь шла не о юридической власти, а о моральном авторитете.

2. Это понимание подтверждается значением термина «presbe‹a», упомянутого в обобщающей фразе: «Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества (τα πρεσβεία) Церквей». Определенные кафедры – римская, александрийская, антиохийская и некоторые другие – обладали привилегиями в силу древности, апостоличности, морального авторитета, которые Собор намеревался сохранить. Происходило это путем преобразования привилегий в юридическую власть. И поэтому было допущено, чтобы «πρεσβεία», которые являются αρχαία έθη [древними обычаями], могли перевоплотиться в εξουσία. Эта власть состоит в основном в свободе поставлять епископов во всех гражданских провинциях[59]59
  По этому вопросу см.: Гидулянов П. Митрополиты в первые три века христианства: Из истории развития церковно-правительственной власти в Восточно-римской империи. М., 1905 // Ученые записки Императорского Московского университета. Юридического факультета. Вып. 25. С. 359–364.


[Закрыть].

3. В 6-м правиле упомянуты три Церкви, обладающие πρεσβεία: Римская, Александрийская, Антиохийская. Прямая аналогия проведена между двумя первыми. Намек на Антиохию гораздо более расплывчатый – ведь в то время Антиохийская Церковь не претендовала на такие широкие права, как Александрийская. Ее моральный авторитет, прообраз будущей патриаршей власти, распространялся на большое количество епископов, но ее власть не кажется такой непосредственной, как власть александрийского папы. Однако очевидно, что эти три Церкви вместе выделены отцами Никейского Собора, поскольку обладают особым авторитетом, выходящим за рамки обычной церковной структуры.

В силу каких же особых заслуг эти три города приобрели такой авторитет, который подтверждается соборным правилом? В силу своей апостоличности? Вероятнее всего, что нет – особенно если говорить об Александрии. Предание о том, что Церковь в этом городе была основана апостолом Марком, вряд ли является достаточным основанием для того, чтобы Александрия могла претендовать на привилегии, сравнимые с римскими, – огромное число восточных церквей могли похвастаться гораздо более впечатляющей и достоверной апостоличностью, подтвержденной новозаветными текстами. Это как раз случай Антиохии, которая тем не менее всегда будет довольствоваться третьим местом после Рима и Александрии. Впрочем, как неоднократно отмечалось историками, апостоличность какой-либо Церкви была на Востоке слишком тривиальным аргументом, чтобы иметь такое значение, какое она имела на Западе, где римская кафедра была единственной учрежденной апостолами и при этом – основным «опорным пунктом» в распространении благовестия. Так, например, понтифик Египта никогда не ссылался на апостоличность своей кафедры – к тому же неподтвержденную, – даже когда возникала необходимость, как это было после Константинопольского Собора 381 г., защищаться перед лицом епископа столицы империи. Только в V в. александрийские папы станут подчеркивать апостоличность александрийской кафедры, которую они понимали как апостоличность Петрову: эту Церковь основал ученик апостола Петра, а Петр, прежде чем отправиться в Рим, был епископом Антиохии. Эта теория, изложенная в знаменитом Decretum Gelasianum, явно притянута за уши и не объясняет повсеместно признанного превалирования Александрии над Антиохией. На Востоке она никогда не находила отклика – даже в тех кругах, которые могли быть заинтересованы в том, чтобы умалить престиж Константинополя.

Не исключая идеи апостоличности, которая могла играть некоторую роль в возвышении Александрии и Антиохии, мы должны поискать что-то еще, что позволит более полно объяснить 6-е никейское правило. Сам текст канона не дает нам никаких указаний. Однако интересно привести его латинскую версию (по рукописи Кьети), распространенную в Италии. Вот как она звучит:

Ecclesia romana semper habuit primatum. Teneat autem et Egyptus, ut episcopus Alexandriae omnium habeat potestatem, quoniam et Romano episcopo haec est consuetude. Similiter autem et qui Antiochia constitutus est et in ceteris provinciis primates habeant ecclesiae civitatum ampliorum[60]60
  [Римская Церковь всегда обладала первенством. Придерживается пусть этого и Египет, где власть над всем имеет александрийский епископ, поскольку таков обычай и римского епископа. Подобно этому, как учреждено и в Антиохии, и в других областях пусть первенство имеет Церковь более крупного города]. – Hefele K.-J., von / trans. H. Leclercq. Histoire des Conciles. Vol. 1, 2. Appendix VI. P. 1152.


[Закрыть].

В этом латинском пересказе, где подчеркивается римское первенство, открыто перечисляются кафедры, получившие по решению Собора и по аналогии с Римом главенствующее положение соответственно значимости городов. Этот текст подтверждает, по крайней мере, что в IV в. существовало такое истолкование 6-го канона и что оно было относительно распространенным[61]61
  В V в. оно будет иметь не меньшее распространение; см.: Herman Е. Chalkedon und die Ausgestaltung des Konstantinopolitanischen Primats // Konzil von Chalkedon. Bd. 2. S. 469–470.


[Закрыть].

Действительно, на Востоке бесспорным первенством вплоть до правления Константина обладала Александрия. Достаточно упомянуть важность христианского «Дидаскалейона»[62]62
  Имеется в виду огласительное училище в Александрии.


[Закрыть], который сам по себе может служить достаточным основанием престижа христианской общины Александрии. Что касается Антиохии, Иосиф Флавий говорит о ней как о городе «τρίτον έχουσα τόπον [занимающем третье место]»…[63]63
  Josephus Flavius. De bello Judaico, III, 2, 4.


[Закрыть]

Однако это не означает, что в степени значительности городов мы можем видеть единственный критерий, на основе которого выстроилась иерархия будущих патриарших кафедр: их положение было предопределено прежде всего авторитетом и престижем самих христианских общин. Частично этот престиж был обусловлен апостоличностью Церквей, но ведь и сами апостолы направлялись с проповедью именно в крупные города империи, где существовала идеологическая полемика или где большие еврейские общины могли стать благоприятной почвой для проповеди. Таким образом, Римская Церковь сумела соединить в себе несколько элементов, которые в полной мере могут оправдать ее первенство по авторитету. Расположенная в первом городе империи, привлекшем в свое время апостолов Петра и Павла, она благодаря этому приобрела исключительное право на апостоличность. Ее община была многочисленной, находилась в центре государства, и, что важнее всего, ее епископы всегда были безукоризненно ортодоксальны – все это и создало основание для ее первенства. Эти разносторонние элементы были перечислены, в частности, в послании, направленном в 340 г. восточными иерархами папе Юлию в ответ на его приглашение прибыть в Рим[64]64
  О послании см.: Hermias Sozomenus. Historia Ecclesiastica, III, 8; в нем восточные епископы свидетельствуют о своем уважении по отношению к Риму «как пристанищу апостольского попечения» (ώς αποστόλων φροντιστήριον) и «первоначальной митрополии благочестия» (εύσεβείας μητρόπολιν έξ αρχής γεγενημένην), но при этом не занимают по отношению к нему подчиненной позиции, ибо «Церкви не измеряются по величинам городов»! [ср.: Эрмий Созомен Саламинский. Церковная история. СПб., 1851. С. 180].


[Закрыть].

Таким образом, епископ Рима, благодаря различным достоинствам этой кафедры, ставившим ее на совершенно особое место в христианской Церкви, занимал первое место в рамках вселенского епископата, но его авторитет, несмотря на это, вовсе не оборачивался для него юридической властью.

Именно соборы облекут это первенство каноническом статусом. Однако поскольку римское первенство по природе своей было лишь первенством по престижу и авторитету, которые апостоличность лишь дополняла, Древняя Церковь допускала и существование иных «первенств»: у Александрии, у Карфагена и вскоре – у Константинополя. С другой стороны, поскольку апостоличности в этом вопросе не придавалось исключительной важности, она и не влекла за собой признания вероучительной непогрешимости: она лишь служила дополнением к авторитету той или иной Церкви, авторитету, который должен был подтверждаться фактами. В случае с Римской Церковью на протяжении первых шести веков существования Церкви он был неоспорим.

Если в 6-м правиле Никейского Собора затрагиваются довольно сложные проблемы общего характера, то решения Сардикийского собора и текстологически, и в историческом контексте представляются более ясными. Причиной решений послужило низложение трех епископов в восточных Церквах – Афанасия Александрийского, Маркела Анкирского и Асклепия Газского – и отказ от пересмотра вынесенных приговоров вопреки открытой просьбе папы Юлия, ссылавшегося на «обычаи», согласно которым за римским понтификом в такого рода делах признавалась особая компетенция.

Надобно было, – писал он им, – написать ко всем нам, чтобы таким образом всеми произнесено было справедливое решение <…>. Или не знаете, что было это обыкновение, – прежде писали к нам, и здесь уже (ένθεν) решалось, кто прав[65]65
  Текст послания см.: Athanasius Alexandrinus. Apologia contra arianos, 35 [цит. по: Афанасий. Творения. Т. 1. С. 329]. Большинство католических историков переводят выражение «ούτως ένθεν» как «и потому отсюда» (т. е. из Рима). Однако по словарям Лиддел-Скотта и Бейли, наречие ένθεν означает «отсюда», а также «затем» или «вслед за тем»; по этой теме см.: Brightman F.E. Six Notes // JTS. Vol. 29. 1927/1928. P. 159.


[Закрыть].

Между тем обычай, о котором упоминает папа Юлий, имел силу далеко не всегда (например, ему не стали следовать в деле Павла Самосатского, осужденного без права обжалования Антиохийским собором); согласно этому обычаю компетенцию в делах правосудия римская кафедра признавала за епископатом в полном его составе: епископы должны были получить письменное уведомление о приговоре и затем одобрить или же отклонить его. Сам же Римский первосвященник в силу своего первенствующего положения должен был быть оповещен «прежде» и предварить вердикт со стороны всего епископата. Именно этот «обычай», несколько смягчив его, Сардикийский собор выразит в виде правовой нормы:

Правило 3-е.

Аще же кто из епископов, в некоем деле, окажется осуждаемым, но возомнит себе не неправое имети дело, а праведное, да и паки возобновится суд (ΐνα και αΰθις η κρίσις άνανεωθή): то, аще угодно вам, любовию почтим память Петра апостола, и да напишется от сих судивших к Иулию епископу римскому, да возобновится, аще потребно, суд чрез ближайших к той области епископов, и да назначит он рассмотрителей дела. Аще же обвиняемый не возможет представити дела своего требующим вторичного суждения: то единожды присужденное да не нарушается, но, что сделано, то да будет твердо[66]66
  ППЦ. Т. 2. С. 119–120.


[Закрыть].

Правило 4-е. Епископ Гауденций (из Наисса, Дакия) говорит:

<Если вы сочтете это правильным, то к этому декрету, что ты предложил с искренней любовью, следует добавить, что> аще который епископ судом епископов в соседстве находящихся, извержен будет от сана, и речет, что он паки возлагает на себя долг оправдания: то не прежде поставляти другого на его место, разве когда епископ римский, дознав дело, произнесет свое определение по оному[67]67
  ППЦ. С. 123; слова, приведенные в угловых скобках, отсутствуют в русском издании канонов.


[Закрыть].

Правило 5-е[68]68
  По латинским сборникам – 7-е.


[Закрыть]. Епископ Осий говорит:

Аще же кто (т. е. епископ, низложенный окрестными епископами) востребует, чтобы дело его паки выслушано было, и, по прошению его, заблагорассуждено будет римским епископом от себе (е latere, άπο τού ίδιου πλευρού) послати пресвитеров: да будет во власти сего епископа, поколику за лучшее и должное признает и определит, для суждения вместе с епископами, послати заступающих место пославшего. Или же аще достаточным признает бывшее рассмотрение и решение дела о сем епископе: да учинит, что благоразумнейшему его рассуждению за благо возомнится. Отвещали епископы: изреченное приемлем[69]69
  ППЦ. Т. 2. С. 124.


[Закрыть].

Суть прав, признанных таким образом за епископом Рима, состоит в свободе выносить решение о том, следует или нет пересматривать результаты дел о низложении епископов. Папа не выносит приговор по апелляции; если он сочтет нужным, то может аннулировать решение суда и при желании направить легатов для участия в работе трибунала епископов из ближайших к месту конфликта областей для вынесения приговора по апелляции. Правом аннулировать это второе решение отныне папа не обладает. Монсеньор Батиффоль даже предполагает, что в Сардике папа был вообще лишен права судить по апелляции и что каноны в этом пункте являются плодом компромисса с Восточной Церковью[70]70
  Batiffol P. La paix constantinienne et le catholicisme. P., 1914. P. 447.


[Закрыть].

Не разделяя точку зрения монсеньора Батиффоля до конца, мы полагаем, что проблема (которая, впрочем, ранее уже была предметом живого обсуждения в ходе дискуссии XVII–XVIII вв. между галликанами и ультрамонтанами) поставлена им верно: чем, по сути, являются каноны Сардикийского cобора: подтверждением уже существующего положения вещей или же принципиальным нововведением в сфере церковного права?

На наш взгляд, отвечать на этот вопрос следует исходя из смысла общепринятого понимания 6-го правила Никейского Собора. Отцы Сардикийского собора не ввели ничего нового: они лишь трансформировали «обычай» – о нем и писал папа Юлий восточным епископам – в каноническое правило. Этот обычай «почитал» уже апостол Петр: отцы пожелали дать этой практике подтверждение в виде четких правил. Они ясно осознавали, что могут обнародовать эти правила (они обнародовали то, что им было «угодно»), но при этом не могут привносить никаких новшеств в сферу церковного устройства. Власть обнародовать каноны принадлежала только соборам, и ограничивала ее только необходимость добиться одобрения решений и со стороны остальных Церквей.

Нашу интерпретацию сардикийских канонов можно подтвердить ходом разбиравшегося в начале V в. дела пресвитера Апиария, которое служит наглядной иллюстрацией того, как применялись в Церкви канонические нормы – в особенности те, что касались прав римской кафедры.

В это время на Западе, и в частности в Риме, циркулировали сборники с латинскими переводами правил Никейского Собора, куда входили и тексты решений, принятых в Сардике. Так, например, папа Зосима пытается применить на практике право кассации, данное ему по решениям Сардикийского собора, пребывая в полной уверенности, что он действует на основании правил Никейского собора. Когда в 418 г. к нему апеллирует пресвитер по имени Апиарий, отлученный африканским епископом Урбаном Сиккским, он решает отменить приговор суда и заставить пересмотреть его через Карфагенский собор, на котором должны будут присутствовать легаты, наделенные, в соответствии с буквой сардикийских канонов, всеми полномочиями и говорящие от его имени. В 419 г. Карфагенский собор под председательством Аврелия (и, возможно, в присутствии Августина, епископа Гиппонского) в письмах, адресованных Зосиме, а затем его преемнику Бонифацию, соглашается с данной процедурой, но только как с временной мерой – пока не будет выверен текст канонов Никейского Собора. С этой целью отцы, присутствовавшие на соборе, решают запросить исходный текст никейских правил в Константинополе, в Александрии и в Антиохии и то же самое советуют сделать папе. Кроме того, собор, проходивший в Африке, пересмотрел дело Апиария в его пользу.

Такая реакция африканцев показательна во многих отношениях. Что поражает в первую очередь – это абсолютный и исключительный авторитет Никейских канонов, которые епископами, собравшимися в Карфагене, при любом положении вещей соблюдаются до буквы. Они совершенно справедливо игнорируют то, что великий Вселенский Собор учредил право апелляции в пользу Рима, которое они годом раньше, в 418 г., официально запретили под страхом отлучения (Codex canonum ecclesiae Africanae, canon 125: «Ad transmarina qui putaverit appellandum, a nullo intra Africam in communionem suscipiatur»[71]71
  Канонический свод Африканской Церкви, правило 125-е: «А лающий пренести дело за море, никем в Африке да не приемлется в общение». – ППЦ. Т. 2. С. 268.


[Закрыть]). Вместе с тем они готовы изменить свое решение – они его даже меняют, правда временно, – если им будет доказано, что никейские каноны гласят обратное.

Вскоре в Карфаген были доставлены ответы свтт. Аттика Константинопольского и Кирилла Александрийского. Весьма сомнительно, чтобы в той версии Никейских канонов, которую они отослали африканским коллегам, фигурировали сардикийские каноны. Поскольку дело Апиария было уже улажено, пришлось оставить все как есть. Однако восемь лет спустя, в 426 г., этот пресвитер умудрился вновь навлечь на себя отлучение со стороны своего епископа, вновь направить апелляцию к папе Целестину и добиться права пребывать в общении с римской кафедрой. Целестин вновь направил в Африку своего легата Фаустина с просьбой к епископу Карфагена приступить к реабилитации Апиария.

Епископы африканских провинций в свою очередь направили папе соборное послание, в котором право апелляции к Риму открыто отрицалось. И отрицание это было четко доктринально обосновано.

Прежде всего иерархи сетуют на авторитарную манеру поведения легата, который заявил, что опирается на привилегии Римской Церкви («quasi ecclesiae romanae asserens privilegia»)[72]72
  Таким образом, они не отрицают этих «привилегий» (πρεσβεία никейских правил), но при этом не признают за ними характера юридической власти.


[Закрыть]; они заявляют, что Апиарий признался в отступничестве и, следовательно, вопрос о том, чтобы оправдать его, неуместен; наконец, они ссылаются на 5-е правило Никейского Собора (на сей раз достоверное, согласно которому Поместный собор рассматривается как высший трибунал для клириков провинции. Далее: отцы Никейского Собора предусмотрели, чтобы дела какие бы то ни было решались окончательно на тех самых местах, на которых были начаты: ибо ни одна область не будет лишена благодати Святого Духа (nec unicuique provintiae gratiam sancti Spiritus defuturam). <…> Кто поверит, что Бог наш может внушить справедливость в расследовании дела кому-то одному, отказав в этой способности многочисленным епископам, собравшимся на соборе?

К этому доктринальному аргументу против transmarinum judicium[73]73
  Заморского правосудия. – Лат.


[Закрыть] отцы Карфагенского собора добавили довод о том, что судье, находящемуся далеко, разбирать дела в провинциях и практически будет довольно сложно[74]74
  Optaremus // Mansi 4, col. 515–516.


[Закрыть].

В XVII–XVIII вв. галликане пытались использовать случай Апиария как аргумент против права апелляции к папе. И мы действительно можем сказать, что в Африке это право и не существовало как юридическая практика, поскольку в Африке не принимали решений Сардикийского собора. Однако там был известен обычай, о котором упоминал в своем письме к восточным Церквам папа Юлий, и случаи, когда к Риму обращались с просьбой вынести приговор, были нередки. Блаженный Августин говорит о некоторых из них в письме к папе Целестину (ок. 423). Но этот обычай был следствием авторитета римской кафедры, а не ее юридической власти: коль скоро собор не наделяет епископа Рима никаким правом, то он и не обладает этим правом ex sese[75]75
  Сам по себе. – Лат.


[Закрыть], так как «ни одна область не лишена благодати Святого Духа»; Дух Святой с гораздо большей вероятностью действует через «многочисленных епископов», нежели через одного посредника.

Упомянув о том, что решения Сардикийского собора на Западе приняты не были, мы должны напомнить и о том, что в дальнейшем они были приняты на Востоке несмотря на свою «западную» окраску, которую порой так любят подчеркнуть. Это принятие было утверждено Трулльским собором и многократно воплощалось на практике – особенно в деле Фотия и Игнатия[76]76
  Труды аббата Ф. Дворника убедительно подтверждают это в отношении соборов 861 и 879–880 гг.


[Закрыть]: то, чего римские легаты в V в. не смогли добиться в Африке, они добились в IX столетии в Константинополе! Впрочем, как мы видели, отцы Карфагенского собора тоже были готовы согласиться с этим правом папы – при условии, что оно будет одобрено единодушно соборным решением.