Текст книги "Лермонтов. Исследования и находки"

5

В тех же местах на Военно-Грузинской дороге – в районах Казбека и Пасанаури, в верховьях Арагвы, где записана легенда о духе Гуде, – до сих пор необычайно популярна старинная народная песня о том, как жених погибает в день свадьбы от случайного выстрела. Песня эта поется от лица убийцы по имени Глаха, который готовился быть на свадьбе посаженым отцом.

 
Сказал Глаха: – Будь проклят
День моего рождения…
Каждое утро
Приносит мне горе!
Я слышал плач над женихом,
Горе непосильное видел,
От такого горя и у мужчины
Голова пойдет кругом…
 
 
Поехали мы в село Хорпи, —
Небо сияло над нами,
Но где ж это слыхано,
Чтоб молния ударяла без грома?
Где ж это видано,
Чтоб жених, войдя в церковь,
Падал ничком на землю?
. . . . . . .
Выстрелило мое ружье —
И убит наповал жених!
Залегла черная туча,
Закрыла собою деревню.
Собрались молодки и девицы,
Толпятся они, как стадо.
Плачут три зятя,
С ума сходят сестры,
Заплакала тетка,
Пораженная горем:
– Он был моей жизнью,
Ушел, нас покинул!
 
 
Встала невеста, заплакала,
Припала к нему со стоном.
Девять кос своих расплела,
Распустившейся розе подобна!
– Не оставлю тебя, мой красавец!
Последую за тобою!
Как ходить без тебя одной мне
По горам и долинам?
 

Песня эта, значительная по объему, приводится мной в выдержках.

Там же, в верховьях Арагвы, со слов жителя селения Думацхо, записана другая песня – плач над женихом, – исполняемая обычно во время покоса:

 
Кому доводилось видеть,
Чтоб без жениха приходила девушка?
Чтобы жених лежал, упав навзничь,
Чтоб смотрела на него молодая?
– Свекровь, моя матушка!
Не в обиду ли тебе приход мой?
Уйду, как пришла! Я ведь
Только глянула в дом твой!
 

Поется о гибели жениха еще в одной популярной в Грузии песне – «Имамтазеда, товлианзеда»:

 
Фиалку на горе на снежной
Посадил я, а выросла роза.
Стало ходить оленье стадо,
Пусть пасется, не топтало бы только.
В лес пошли тесть и зять нареченный.
Выстрелил юноша – убил оленя.
Выстрелил старый – убил жениха.
– Дитя мое, Тамар! Я убил твоего супруга!
– Отец мой почтенный,
Пусть покоя тебе не дает мое горе!
 
 
Дай мне топор —
Порублю дорогу в лесу.
Дай свечу —
Освещу себе путь в лесу.
А найду его —
Возьму в мужья мертвого.
 

Можно назвать еще одно произведение грузинского фольклора, повествующее о гибели жениха накануне свадьбы. Это предание «Смерть Сулхая», опубликованное в 1849 году в газете «Закавказский вестник». На него обратил внимание ныне покойный профессор Педагогического института в Орджоникидзе Л. П. Семенов.

Жил в Карталинии, в укрепленном старинном замке Джаниашени, выходец из Белокан, лезгин Ибрагим, принявший христианскую веру. Единственный сын Ибрагима, Сулхай, любил красавицу Паризу и терпеливо ожидал «благословения родителей и священника». Наконец отец Паризы, старый Леон, «положил выдать за Сулхая дочь свою».

В доме невесты идут приготовления к пышной свадьбе. Созвали родственников, друзей и соседей. Гости сидят на богатой тахте. «Шумные звуки димплинито вызывают девиц на пляску буйной лезгинки».

Тем временем жених «с толпою друзей и родственников, одетых в железо», спешит на брачный пир. Конец пути недалеко. Только небольшой лес отделяет нетерпеливого жениха от невесты. Пустив коня вперед, Сулхай оставляет позади свою свиту. Но не успел въехать в лес, как шайка разбойников окружает его. Услышав крики, отставшие всадники скачут… Но поздно! Сулхай лежит в крови, богатое оружие снято, отрублена кисть руки.

Свадебное торжество сменяется скорбью. Маленькая собачка Сулхая принесла и положила у ног невесты отрубленную руку; вслед за тем сам жених прибыл на свадьбу мертвым.

Не в силах снести горе, невеста идет в монастырь[513]513
  См. M. Tуркистанов (Туркнстанишвили). Воспоминание о Сулхае. – «Закавказский вестник», 1849, № 41; Л. П. С е м е н о в. Лермонтов и фольклор Кавказа. Пятигорск, 1911, с 70–71.


[Закрыть].

Можно не сомневаться, что М. Туркистанишвили, изложивший это предание в газете, сюжет его передал без особых прикрас – записал, как сам слышал. Иначе вряд ли он стал бы вдаваться в подробное рассмотрение вопроса о том, как мог лезгин Ибрагим попасть из Белокан в Карталинию.

Близость приведенного здесь фольклорного материала к строфам «Демона», посвященным «властителю Синодала», позволяет нам, кажется, утверждать, что и этот эпизод в поэме возник у Лермонтова в результате знакомства с каким-то произведением народной поэзии, слышанным в Грузии.

6

В ущелье Гуда, и близ Казбека, и у подножия Эльбруса местные жители до сих пор показывают пещеры, в которых будто бы томится в оковах горный дух[514]514
  См. Н. Берзенов (Бердзнишвили). Кудианоба (грузинская демонология). – «Кавказ», 1854, № 28; И. С т е п а н о в. Поверья грузин Телавского уезда. – «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XVII. Тифлис, 1893, с. 135–139; «Кавказ», 1882, № 73–74.


[Закрыть]. Об этом и вспоминает Лермонтов, когда говорит, что плачущей Тамары

 
……..тяжелое рыданье
Тревожит путника вниманье;
И мыслит он: «То горный дух
Прикованный в пещере стонет!»
И, чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит…
 

Горный дух, прикованный в пещере к скале, – это Амирани или Амран, – Прометей грузинских и осетинских легенд.

В одной из версий этой легенды, известной и у грузин и у осетин, рассказывается о том, как молодой пастух, взобравшийся за козами на неприступные скалы, слышит какой-то необыкновенный звук: не то рев раненого зверя, не то гром. Сделав несколько шагов, он замечает в глубокой пещере богатыря, прикованного к скале.

Вкрадчивым голосом начинает умолять богатырь помочь ему разорвать узы, в которых он томится уже много веков. Для этого пастух должен вернуться в деревню и принести ему толстую цепь. При помощи этой цепи Амирани сможет притянуть к себе лежащий неподалеку тяжелый меч, который никто не в силах поднять: тогда он разрубит свои узы и получит свободу. Но если пастух произнесет до возвращения хотя бы одно слово, Амирани погибнет.

Пастух исполнил желание богатыря, но на обратном пути к пещере нечаянно вступил в разговор с охотниками, которые выследили его, думая, что он отыскал клад. В то же мгновенье раздался страшный грохот, пещера разверзлась, и скала с прикованным богатырем провалилась в темную бездну[515]515
  См. Н. Дункель– Веллинг. Осетинская легенда о Прометее. – «Кавказ», 1859, № 20. Ср. «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XVII. Тифлис, 1893, с. 171–173.


[Закрыть].

«И теперь, если кому-нибудь случится проходить около Казбека, – говорится в одной из версий этой легенды, – он увидит сохранившиеся доселе цепи и веревки, принесенные великодушным пастухом для освобождения непобедимого Амирана»[516]516
  А. Т о и д з е. Амиран (грузинская сказка). – «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XXI. Тифлис, 1896, с. 91–95.


[Закрыть].

В другом варианте этой легенды рассказывается, что Амирани наказан за то, что, возгордившись, вызвал помериться силами самого господа бога. Тогда бог вонзил в землю длинный кол и приковал к нему Амирани, а потом надвинул на него горы – Казбек и Гергети. «С тех пор Амиран и мучается в глубине скал и вечных снегов».

Вместо с Амирани в пещере находится гошия – собакапигмей, которая без устали лижет оковы своего господина. С каждым днем цепь становится все тоньше и тоньше. Но утром в страстной четверг кузнецы всей Грузии три раза ударяют молотами по своим наковальням, и цепь приобретает свою прежнюю толщину[517]517
  См. Н. Берзенов (Берданишвили). Кудианоба. – «Кавказ», 1854, № 28.


[Закрыть].

Легенды об Амирани бытуют в Грузии повсеместно, но рассказываются по-разному. По одним версиям, Амирани томится в одной из пещер Эльбруса, по другим – на Казбеке. По одним версиям, Амирани – богатырь: он похитил огонь, принес его с небес на землю и осчастливил людей. Он борется со злыми духами – дэвами – и вступает в борьбу с небом за справедливую жизнь на земле. В других вариантах легенды Амирани – богоборец, злой дух, истребляющий людей. Он прикован к скале за то, что вызвал на единоборство своего крестного отца – Иисуса Христа. Освободится Амирани от своих цепей только в день светопреставления.

«В лице его мы имеем два наслоения, по одному из которых Амиран – бог добра, а по другому он злой демон, – пишет профессор А. С. Хаханашвили в своих «Очерках по истории грузинской словесности». – Амиран может восполнить отсутствие бога зла в грузинской языческой религии, отличающейся дуалистическим характером»[518]518
  А. С. Xаханов (Xаханашвили). Очерки по истории грузинской словесности, вып. 1. М., 1895, с. 42.


[Закрыть].

В одной из осетинских версий легенды Амирани говорит о себе: «Я – Амиран, из рода Дарезановых, я был притеснителем, не давал покоя людям на земле, спорил с божьими дзуарами и самого бога ни во что не ставил. Вот бог развернулся надо мною, пригнал меня сюда, и вот здесь, привязанный, я стою»[519]519
  В с. М и л л е р. Осетинские этюды. М., 1881, с. 147.


[Закрыть].

Отверженный, изгнанный демон, над которым тяготеет божье проклятье, дух познания и свободы, затеявший «гордую вражду» с небом, оказался сродни богоборцу Амирани – духу зла из грузинских народных легенд. И несомненно, что легенды о духе зла – Амирани могли помочь Лермонтову органически связать давно возникший замысел поэмы о другом духе зла – демоне – с новым грузинским материалом.

7

Со станции Казбеги Военно-Грузинской дороги, на вершине Квенет-мта, одного из отрогов горы Казбек, хорошо виден древний храм святой Троицы – «Цминда самеба» – полуразрушенный и давно опустевший, о котором Пушкин говорит в стихотворении «Монастырь на Казбеке». Храм этот воздвигнут, по преданию, в XII веке царицей Тамар над могилой отшельника, который, удалившись от мирской суеты, во искупление грехов долгие годы провел в недоступной пещере на Казбеке и прославился праведной жизнью.

Впрочем, точно так же и в XIX веке путешественникам рассказывали много чудес о пустыннике, который «живет в пещере на крутой, почти неприступной горе» и которого, «кроме пастухов, почти никто не видал»[520]520
  «Письма X… Ш… к Ф. Булгарину, или Поездка на Кавказ», – «Северный архив», 1828, ч. 8, с. 232.


[Закрыть].

Если верить народным преданиям, записанным в прошлом веке, пещера или заоблачный монастырь находится где-то на самой вершине Казбека. Добраться до пещеры никто не может, потому что «еще никто из простых людей не был там: оттуда бог прогонит, ангелы не пустят туда: подымется вихрь, пойдет снег – и человек пропал»[521]521
  В…в. «Дорога от Тифлиса до Владикавказа». – Сборник газеты «Кавказ», издаваемой О. Н. Константиновым. Второе полугодие 1847 г. Тифлис, отд. 2, с. 43.


[Закрыть].

Местные осетины объясняют это тем, что на Бешлам Корте (вершина Казбека) обитает горная фея Мягкинен или Махкинан, не допускающая к священной горе смертных. Правда, ее никто не видел, зато слышали петушиный крик, которым она пугает тех, кто дерзнет приблизиться к волшебному кругу, начертанному ею вокруг Бешлама. Охотников, посягающих на ее дикие стада, Махкинан сталкивает в пропасть и, когда разгневается, засыпает Дарьяльское ущелье обвалами. При этом она плачет, и слезы ее брызжут в Терек, затопляя ущелье, и тогда в Дарьяльской теснине гремит буря. Когда-то она была добрым гением людей и помощницей самого господа бога, но, влюбившись в сатану, навлекла на себя божий гнев и обречена на вечное пребывание в снегах Бешлама. Дворец ее стоит на самой вершине горы[522]522
  См. А. Висковатов (геолог, а не биограф Лермонтова!). С Казбека. – «Русский вестник», 1865, т. 60, кн. 2, с. 408–409; «Махкинан (горная фея)». – «Кавказ», 1895, № 98.


[Закрыть].

Рассказывали проводники-осетины еще и о том, что в пещере на Бешламе находится стол, уставленный яствами и питиями, что старики знали дорогу туда, но теперь ее уже никто не может найти[523]523
  См. там же, с. 411; А. П. Андреев. От Владикавказа до Тифлиса. Военно-Грузинская дорога, изд. 2-е. Тифлис, 1895, с. 53 и 65.


[Закрыть].

В грузинских легендах таинственный монастырь на вершине Казбека зовется Бетлеми. В этом монастыре стоит будто бы шатер библейского патриарха Авраама, в котором «невидимая рука поддерживает ясли Христа, окруженные несметными сокровищами». Никто из простых смертных не бывал в пещере Бетлеми, ибо проникнуть туда, как утверждает предание, могут только святые люди. А для этого имеется огромная железная цепь, прикованная к отвесной, очень высокой скале, и святые люди проникали в монастырь, пользуясь этой цепью. Будто бы при царе Ираклии и с его разрешения «всходил туда один священник с сыном, совершенно чистые телом и душой; отец погиб, а сын возвратился с кусками дерева от яслей и тряпками от шатра, но без сокровищ».

Популярности этой легенды способствовало то, что ее повторяли не только путешественники, но и официальные путеводители (дорожники); о ней упомянуто даже в таком издании, как «Географическо-статистический словарь Российской империи», составленный П. Семеновым. Пересказывается она в путеводителях и в наше время[524]524
  К. Koch. Reise durch Ruβland nach dem Kaukasischen Isthmuss in den Jahren 1836, 1837 und 1838. Stuttgart und Tubingen, 1842. B. I, S. 19–20; «Кавказский календарь на 1851 год». Тифлис, 1850, отд III, с. 66; «Географическо-статистический словарь Российской империи», сост. П. Семенов, т. II. СПб., 1865, с. 427; Сергей Анисимов. От Казбека к Эльбрусу. М.—Л., 1928, с. 51–52.


[Закрыть].

Сохранилось об этом монастыре и другое предание, записанное от жителей деревни Гергети, согласно которому в заоблачном монастыре обитали когда-то семеро монахов. Один из них отличался особой святостью жизни. И бог явил над ним чудо: каждый раз, когда луч солнца проникал через маленькую дверь в келью, монах, приготовляясь к молитве, вешал на луч котомку с книгами, и котомка не падала, словно луч был из чистого золота. Другие монахи завидовали благочестивому брату и, чтобы ввести его в искушение, обратились к красавице из селения Гвилети.

Притворные мольбы ее о помощи заставили отшельника нарушить монашеский обет и впустить в келью женщину. Как бы в поисках защиты у благочестивого старца, она просит позволения прикоснуться к его святой одежде. Вот она уже кладет руку на его тяжелые вериги…

Монах очнулся, когда солнечный луч проник в его келью, он спешит к котомке с книгами и, приготовляясь к молитве, поспешно вешает ее на луч… Но книги с грохотом рассыпались у его ног.

С тех пор заоблачная обитель опостылела иноку, и он покинул ее. Братья последовали его примеру, и монастырь опустел навсегда[525]525
  См. А. Висковатов. С Казбека. – «Русский вестник», 1865, т. 60, кн. 2, с. 413–414.


[Закрыть].

Это предание легло в основу «Гандегили» – поэмы замечательного грузинского поэта Ильи Чавчавадзе. В его поэме, как известно, речь идет о монахе, живущем в пещере Бетлеми на склоне Казбека. В пещеру эту можно подняться только по железной цепи.

Но удивительнее всего, что все эти легенды порождены, как оказывается, самой настоящей действительностью.

В 1811 году путешественник Фр. Паррот, совершавший восхождение на Казбек, на высоте 3520 метров обнаружил высокий каменный крест. Около креста была ограда, внутри ее – несколько могильных плит, позади креста сложенная из камней довольно большая пирамида; рядом с ней стоял черный гранитный столб.

С этого места Паррот заметил вверху пещеру, высеченную в совершенно отвесной скале.

«На скалистом гребне, – записал он, – высечена чудесная пещера, называемая здесь монастырем, где, как рассказывают туземцы, хранятся… огромные сокровища»[526]526
  «Восхождение на Казбек в 1844 году доктора Коленати», – «Отечественные записки», 1845, т. XVI, отд. VII, смесь, с. 116.


[Закрыть].

По словам Паррота, она находилась в 457 саженях выше снеговой линии и примерно в полуверсте от вершины Казбека[527]527
  См. «Закавказский вестник», 1845, № 20, с. 196–197.


[Закрыть]. Пещеры этой Паррот не достиг.

Прошло сто тридцать шесть лет.

5 октября 1947 года местный альпинист – в ту пору председатель Казбекского сельсовета, а позже мастер спорта СССР Леван Суджашвили, – преследуя тура на одном из склонов Казбека, увидел на высоте четырехсотметровой скалы свисавшую железную цепь и маленькую, обитую железом дверь[528]528
  См. А. Д ж а п а р и д з е. Тайник пещеры Бетлеми. – «Побежденные вершины», ежегодник советского альпинизма. М., 1948, с. 231; Е. С и м о н о в. Мастер из Гергет. – «Советский спорт», 1953, № 79.


[Закрыть]. Эту же дверь заметил сотрудник высокогорной метеорологической станции на Казбеке Шалва Церетели.

Церетели сообщил об этом в Тбилиси, и в 1948 году правительство Грузии отправило для обследования пещеры Бетлеми специальную экспедицию во главе с известной альпинисткой Александрой Джапаридзе.

Экспедиция действительно обнаружила пещеру в отвесной скале на высоте 4100 метров над уровнем моря, но не нашла никаких следов тропы, которая бы вела к ней.

Внутри пещеры оказался престол, хоругвь XI века, бронзовый подсвечник XII века, деревянные миски, наконечники стрел, грузинские и иранские монеты XV–XVIII веков. Судя по кускам найденной в пещере материи, какой-то человек побывал в ней в первой половине XIX века. Выстукивание показало, что под полом пещеры, возможно, существует еще не открытый тайник.

Это замечательное открытие описал в своем очерке поэт Николай Тихонов[529]529
  См. Н. Тихонов. Тайна пещеры Бетлеми. – «Огонек», 1948, № 16, с. 21–22.


[Закрыть].

В статьях самой Александры Джапаридзе имеется, однако, еще одна, очень существенная подробность: ниже этой пещеры виднеются развалины древнего монастыря[530]530
  См. А. Д ж а п а р и д з е. Тайник пещеры Бетлеми. – «Побежденные вершины», ежегодник советского альпинизма. М., 1948, с. 238.


[Закрыть]. «Около двадцати трех разрушенных построек», – добавлял писатель Левая Готуа, побывавший в Бетлеми осенью 1957 года.

Царевич Вахушти, составивший в XVIII веке историческое и географическое описание Грузии, знал о существовании пещер Бетлеми. Но, сообщив уже известную нам легенду о колыбели Христа и шатре Авраама, он продолжает: «Сказывают и о других чудесах, но я умалчиваю о них». И заключает свое сообщение словами: «Под ними (пещерами) имеется монастырь, высеченный в скале. Эта пустынь ныне впусте»[531]531
  Царевич Вахушти. География Грузии. Прим. М. Г. Джанашвили. Тифлис, 1904, с. 76.


[Закрыть].

О чем умолчал Вахушти?

Вначале он говорит, что в прежние времена монахи, спасая от иноземных захватчиков сокровища Мцхетского храма, скрывали их на Казбеке. Может быть, те, кто скрепил эту тайну клятвой, погибли, никому не сказав о ней, а потом эта тайна была потеряна, как потерян и путь к пещере Бетлеми? Но, может быть, Вахушти подразумевает другое?

Потеряна тайна погребения царицы Тамар. О месте ее погребения до сих пор существует много легенд, но где она погребена – в Гелатском ли монастыре, в Бетани или, может быть, в районе Бетлеми, – мы так и не знаем[532]532
  Н. Т и х о н о в. Тайна пещеры Бетлеми. – «Огонек», 1948, № 16, с. 21–22.


[Закрыть].

Одно из грузинских народных преданий объясняет происхождение этой тайны по-своему.

Среди своих приближенных царица Тамар отличала двух юношей, мужественных в благородных. Незадолго до смерти она призвала их к себе и сказала: «Когда я умру, похороните в разных местах Грузии девять гробов. Но никому не должно быть известно, в котором из них будет находиться мой прах. Не то его отыщут враги».

Она умерла. И юные витязи, выполняя ее последнюю волю, похоронили в разных местах девять гробов, в одном из которых вечным сном спала царица Тамар. Выполнив ее волю, юноши закололи друг друга, чтобы не осталось на земле ни одного человека, кто знал бы тайну ее погребения. Вот почему, поясняет предание, никто не знает, в каком месте покоится ее прах, и каждый уголок Грузии, стремясь разгадать эту тайну, ищет у себя могилу великой Тамар[533]533
  Народное предание. Сообщила поэтесса Мариджан (М. А. Алексидзе).


[Закрыть].

Сохранилась легенда, что «на одной из вершин Кавказского хребта» находится дворец царицы Тамар, до которого «многие пытались добраться, но никто не мог, потому что мешали нечистые духи», бросавшие камни в тех, кто пытался добраться туда.

Совершенно так же, как в преданиях о заоблачном монастыре на Казбеке и о казбекском отшельнике, и здесь, в этой легенде, сумел достигнуть вершины только «один священник» – монах, который увидел дворец, а рядом с ним церковь.

Войдя в храм, чтобы принести «благодарственную молитву», священник этот слышит голос, исходящий из серебряного шарика, висящего у церковного входа.

Прислушался священник, и голос поведал ему о том, как царица Тамар захотела схоронить от всех утреннюю звезду. Она взяла девять ящиков и, закрывая их, ставила один в другой. В девятом, самом меньшем, была спрятана утренняя звезда. В отсутствие царицы кормилица ее решила поглядеть на звезду и сняла крышки со всех девяти ящиков. Звезда исчезла. А кормилицу Тамар заключила в серебряный шарик.

Легенда помещает этот таинственный дворец Тамар на Гуд-горе. Очевидно, скатывает вниз камни и мешает добраться до заоблачного дворца уже знакомый нам дух Гуда. Девять гробов Тамар превратились в этой легенде в девять ящиков, в одном из которых скрыта утренняя звезда, исчезнувшая так же, как и царица[534]534
  См. Д. Хаханов (Хаханашвили). Предание о царице Тамаре. – «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII. Тифлис, 1892, отд. II, с. 44–45.


[Закрыть].

Очевидно, какие-то предания – о тайном ли погребении царицы Тамар, о ее неприступном дворце, о древнем монастыре на вершине Казбека, о заоблачной пещере Бетлеми или о могильных плитах на кладбище среди вечных снегов – стали известны Лермонтову и побудили его для новой редакции «Демона» избрать местом последнего успокоения своей Тамары «чудный храм» на Казбеке —

 
На вышине гранитных скал,
Где только вьюги слышно пенье,
Куда лишь коршун залетал.
. . . . . . . .
.. . . . . . .
И превратилася в кладбище
Скала, родная облакам,
Как будто ближе к небесам
Теплей последнее жилище…
 
 
Едва на жесткую постель
Тамару с пеньем опустили,
Как тучи гору обложили
И разыгралася метель;
И громче хищного шакала
Она завыла в небесах
И белым прахом заметала
Недавно вверенный ей прах.
 

Легендами о заоблачном монастыре вдохновлены и заключительные строфы «Демона», сообщающие всей поэме характер старинного предания:

 
Все дико; нет нигде следов
Минувших лет: рука веков
Прилежно, долго их сметала,
И не напомнит ничего
О славном имени Гудала,
О милой дочери его!
 
 
Но церковь на крутой вершине,
Где взяты кости их землей,
Хранима властию святой,
Видна меж туч еще поныне.
И у ворот ее стоят
На страже черные граниты,
Плащами снежными покрыты;
И на груди их вместо лат
Льды вековечные горят.
Обвалов сонные громады
С уступов, будто водопады,
Морозом схваченные вдруг,
Висят, нахмурившись, вокруг.
И там метель дозором ходит,
Сдувая пыль со стен седых,
То песню долгую заводит,
То окликает часовых;
Услыша вести в отдаленье
О чудном храме, в той стране,
С востока облака одне
Спешат толпой на поклоненье;
Но над семьей могильных плит
Давно никто уж не грустит.
Скала угрюмого Казбека
Добычу жадно сторожит,
И вечный ропот человека
Их вечный мир не возмутит.
 

А разве казбекские легенды о Махкинап, о слезах ее, брызжущих в Терек, о бурях в Дарьяле, которые подымает она в дикой злобе, не вызывают в памяти описания Лермонтова:

 
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят…
 

Нет сомнения: что-то из этих преданий отозвалось и в поэме и в стихах Лермонтова. И вот еще один отголосок этих народных легенд о Казбеке, осыпающем «белогривыми метелями» путников, дерзающих достигнуть неприступного храма, – мы встречаем его в заключительной строфе лермонтовского обращения к Казбеку:

 
О, если так! Своей метелью
Казбек, засыпь меня скорей
И прах бездомный по ущелью
Без сожаления развей!