Текст книги "Лермонтов. Исследования и находки"

Сопоставление всех этих писем и записей в дневниках до нас еще не производилось в печати. Между тем оно выявляет весьма важные обстоятельства, которые не согласуются не только с писаниями князя Васильчикова, но и с тем, что в продолжение многих лет повторяли биографы Лермонтова.

Поэтому попробуем события последних трех дней жизни Лермонтова рассмотреть «поэтапно» – от столкновения в доме Верзилиных до оценки действий Мартынова и широкого осмысления утраты. Разделим историю события на «пункты»:

1. От кого последовал вызов?

2. Была ли предпринята попытка к примирению противников?

3. Каковы были условия дуэли?

4. Что говорил Лермонтов на месте дуэли?

5. Не заявлял ли о своем отказе от выстрела?

6. Кому принадлежал первый выстрел?

7. Когда и как выстрелил Лермонтов?

8. Выстрел Мартынова.

9. Оценка действий Мартынова.

10. Источники сообщений.

11. Авторы писем оговаривают неточность или неполноту своих сведений.

12. Мысли о судьбах русских писателей. Начнем с момента, когда Лермонтов и Мартынов вышли из дома Верзилиных.

Как развивался их диалог, не слышал никто. Здесь у Мартынова был полный простор для выгодного освещения завязки конфликта. В показаниях он утверждал, что в ответ на предупреждение его, что если Лермонтов по-прежнему будет выбирать его предметом своих острот, то он заставит его перестать, Лермонтов ответил ему:

– Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я никогда не отказываюсь от дуэлей, следовательно, ты никого этим не испугаешь[966]966
  «Из бумаг Н. С. Мартынова». – «Русский архив», 1893, № 8, с. 597–598.


[Закрыть].

Васильчиков передает эту фразу иначе:

– Потребуйте у меня удовлетворения[967]967
  А. И. Васильчиков. Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым. – «Русский архив», 1872, № 1, с. 210.


[Закрыть].

Полеводин, описывая преддуэльные события и самый момент дуэли, пользуется этой мартыновской версией, давая ей, впрочем, резко отрицательную оценку. Тем не менее факты изложены «по Васильчикову» и сделано примечание в скобках («все это сказание секундантов»).

«Мартынов, выйдя от Верзилиных вместе с Лер<монтовым>, просил его на будущее время удержаться от подобных шуток, а иначе он заставит его это сделать. На это Лермонтов отвечал, что он может это сделать завтра и что секундант его об остальном с ним условится».

Туровский интерпретирует это объяснение очень похоже:

«Готовность всегда и на все».

При этом авторы писем не подвергают сомнению, что поводом к вызову на дуэль послужили карикатуры и шутки Лермонтова.

«Лермонтов, в присутствии девиц, трунил над Мартыновым целый вечер» (Полеводин).

«Лермонтов любил его, как доброго малого; но часто забавлялся его странностью…» (Туровский).

«Нарисовал Мартынова, объясняющегося в любви и сидящего в положении на корточках, – пишет друзьям Любомирский. – Показал ему карикатуру первому».

«Рисовал карикатуры, но совсем не хотел обидеть его» (Быховец).

«Сочинил на него какие-то стихи, к коим присовокупил очень похожий портрет Мартынова в странном его костюме» (Булгаков).

В своих показаниях Мартынов вначале написал прямо: «Я первый вызвал его»[968]968
  Вопросы следователей Н. С. Мартынову 17 июля 1841 года и его ответы на них. В статье В. С. Нечаевой «Суд над убийцами Лермонтова». – В сб. «М. Ю. Лермонтов. Статьи и материалы». М, Соцэкгиз, 1939, с. 53.


[Закрыть]. Этот ответ испугал Глебова и Васильчикова, которые послали ему в тюрьму записку с инструкцией, как отвечать. Инструкцию же они получили, как отметила В. С. Нечаева, от начальника штаба войск Кавказской линии полковника Траскина. Поэтому во второй редакции своих показаний Мартынов направил все усилия к тому, чтобы ответственность за вызов возложить на убитого Лермонтова, доказать, что он – Мартынов – не мог сделать шагов к примирению, ибо Лермонтов дал совет вызвать его и что этот совет «был не что иное, как вызов»[969]969
  Вопросы следователей Н. С. Мартынову 17 июля 1841 года и его ответы на них. В статье В. С. Нечаевой «Суд над убийцами Лермонтова». – В сб. «М. Ю. Лермонтов. Статьи и материалы». М, Соцэкгиз, 1939, с. 53.


[Закрыть].

«Всякий согласится, – писал Васильчиков в 70-х годах, – что вышеприведенные слова Лермонтова «потребуйте от меня удовлетворения» заключали в себе уже косвенное приглашение на вызов, и затем оставалось решить, кто из двух был зачинщиком и кому перед кем следовало сделать первый шаг к примирению»[970]970
  А. И. Васильчиков. Несколько слов о кончине M. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым. – «Русский архив», 1872, № 1, с. 210.


[Закрыть].

Эта версия возникла во время следствия. По существу же, никто не сомневался в том, что вызов принадлежал Мартынову.

«Мартынов вызвал его на дуэль» (Любомирский).

«Мартынов вызвал его на дуэль» (Елагин).

«Мартынка глупый вызвал Лермонтова» (Быховец).

«Он давно искал случая вызвать Лермонтова» (Елагин).

Вопреки утверждениям Мартынова, что Лермонтов «миролюбивых предложений… не делал», и Васильчикова, будто бы секунданты «истощили в течение трех дней… миролюбивые усилия без всякого успеха», современники знали другое.

«Лермонтов был согласен оставить, но Мартынов не соглашался» (Полеводин).

«Лермонтов отговаривал его от дуэли» (Любомирский).

«Тщетны были все усилия Лермонтова, ему сделалось наконец невозможным отклонить настояния своего противника» (Булгаков).

«Хотел и тут отделаться, как с Барантом прежде: сказал, что у него руки не подымаются» (Кикин).

В своей статье, напечатанной в «Русском архиве», Васильчиков утверждал, что они с Глебовым отмерили 30 шагов, последний барьер поставили на 10-ти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов[971]971
  Там же, с. 211.


[Закрыть].

Во-первых, это не согласуется с тем, что писал Мартынов. «Был отмерен барьер в 15 шагов, – показал Мартынов на следствии, – и от него в каждую сторону еще по десяти»[972]972
  Вопросы следователей Н. С. Мартынову 17 июля 1841 года и его ответы на них. В статье В. С. Нечаевой, с. 52.


[Закрыть]. По Мартынову выходит, что первоначально противников разделяло расстояние в 35 шагов. Однако после дуэли секунданты называли совсем другое число: «Отмерили для барьера пять шагов, потом от барьера по пяти шагов в сторону, развели по крайний след, вручили им пистолеты и дали сигнал сходиться», – пишет в своем письме Полеводин, к этим-то словам и делая примечание: «Все это сказание секундантов».

Значит, не 35 и не 30 шагов, а 15! Стреляться в пяти шагах! «В шести шагах», – поправляет в своем письме Любомирский.

На месте дуэли Лермонтов сказал Мартынову, что не имел желания обидеть его и готов попросить прощения.

«Там уже на месте сказал М<артынову>, что отдает ему свой выстрел, что причина слишком ничтожна, слишком пуста» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Лермонтов говорил на месте дуэли, что не имел намерения обидеть его» (Любомирский).

«Торжественно повторил Мартынову, что ему не приходило в голову обидеть или огорчить его, что это была одна только шутка, что он готов просить прощения» (Булгаков).

Как вызванному, Лермонтову принадлежал первый выстрел. В этом авторы сходятся единодушно. Тем самым решается и вопрос, от кого последовал вызов.

«Первый выстрел принадлежал Лермонтову» (Туровский).

«Ему надо было первому стрелять» (Быховец).

«Лермонтову должно стрелять первому» (Любомирский).

«Ему надо было первому стрелять» (Булгаков).

«Сказал М<артынову>, что отдает ему свой выстрел» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Стрелять он не хотел» (Быховец).

«Лермонтов заявил, что стрелять в Мартынова не будет» (Полеводин).

«Лермонтов говорил, что не хочет стрелять в него» (Любомирский).

«Не хочет стреляться с ним» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Рука моя не поднимается, стреляй ты, если хочешь» (Туровский). «Сказал, что руки у него не подымаются» (Кикин). «Не хочет стрелять» (Булгаков). Сказав это, Лермонтов продемонстрировал свое миролюбие и разрядил пистолет в воздух. «Выстрелил вверх» (Кикин). «Повернул пистолет в сторону» (Бакунина – Ржевский). «Отвел руку и выстрелил в воздух» (Любомирский). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Катков). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Елагин). «Он выстрелил на воздух» (Булгаков). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Самарин). Но… «ожесточение, – как пишет Туровский, – не понимает великодушия». «Пускай твоя рука не подымается, моя зато подымется» и Лермонтов в самое сердце навылет прострелен был» (Катков). «Мартынов убил его, стреляя почти в упор» (Самарин). «Мартынов подошел и убил его» (Елагин). «Мартынов выстрелил метко, и Лермонтова не стало» (Любомирский). «Этот изверг имел духа долго целиться» (Быховец). «Сказал, что у него руки не подымаются, но <Мартынов> несмотря на то убил его», – пишет Кикин, полный ненависти к Лермонтову и сочувствия к Мартынову. Но даже и он, злорадно сообщающий, что «…Николай застрелил мерзавца Лермонтова на дуэли», не может скрыть, что Мартынов убил человека, отказавшегося стрелять и разрядившего пистолет в воздух.

Не удивительно, что современники расценили эту дуэль как «зверский поступок», как «бесчеловечный поступок» и пишут. «Дуэль сделана против всех правил и чести» (Полеводин). «Все говорят, что это убийство, а не дуэль» (Елагин). «Мартынов поступил как убийца» (Булгаков). «Требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу» (Полеводин). «Сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавшим, что он так бесчеловечно убит» (Вяземский).

Может возникнуть вопрос: кто мог знать о том, что происходило на месте дуэли, кроме Мартынова и секундантов – Васильчикова и Глебова?

Но, во-первых, кроме Васильчикова и Глебова, там присутствовали Столыпин и Трубецкой, которых, по совету полковника Траскина, решено было не впутывать в дело. А кроме того, может быть, находились и другие свидетели.

Самое важное сведение, подтверждающее достоверность всех этих сообщений, содержится в воспоминаниях Эмилии Клингенберг, впоследствии Шан-Гирей – дочери Верзилиной, в доме которых произошла ссора поэта с Мартыновым. В этих воспоминаниях есть очень важная фраза:

«…Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не будет, и был убит наповал, как рассказывал нам Глебов»[973]973
  Э. А. Ш а н – Г и р e й. Воспоминания о Лермонтове и о предсмертном его поединке. – «Русский архив», 1889, № 6, с. 318.


[Закрыть]. (Курсив мой. – И. А.)

Значит, сообщение о том, что Лермонтов не стрелял и не собирался стрелять, идет от человека, выступавшего в роли секунданта Мартынова. Перед судом Глебов действовал в интересах убийцы, однако перед знакомыми, тем более причастными к столкновению Лермонтова с Мартыновым, не счел нужным скрывать того, что было на самом деле.

Между тем от судей то обстоятельство, что Лермонтов выстрелил в воздух, – нужно было скрыть прежде всего. Поэтому в тот же вечер секунданты объяснили пятигорским властям, что Лермонтов не успел сделать своего выстрела[974]974
  Акт от 16 июля 1841 года об осмотре места дуэли Лермонтова с Мартыновым. – «М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников». Пензенское книжное издательство, 1960, с. 304.


[Закрыть]. Так и записано в протоколе осмотра места дуэли, который производился на другой день. Но когда следственная комиссия установила, что пистолет Лермонтова оказался разряженным, то Васильчиков беззастенчиво заявил, что «из его заряженного пистолета выстрелил я гораздо позже на воздух»[975]975
  ИРЛИ, ф. 524, оп. 3, № 15. Впервые в статье: Э. Г. Гepштeйн. Отклики современников на смерть Лермонтова. – В кн.: «М. Ю. Лермонтов. Статьи и материалы». Соцэкгиз, 1939, с. 65.


[Закрыть].

Когда событие отодвинулось вдаль, Мартынов уже безбоязненно рассказывал приятелям, что на месте дуэли Лермонтов, приостанавливаясь на ходу, продолжал тихо целить в него:

«Я вспылил. Ни секундантами, ни дуэлью не шутят… и спустил курок…»[976]976
  «Еще о дуэли Лермонтова…» Письмо г. Бетлинга из Ардагова (Нижегородской губернии). – «Нива», 1885, № 20, с. 475.


[Закрыть]

В дошедших до нас первоначальных откликах на гибель Лермонтова важнее всего согласное утверждение, что дуэль выглядела как убийство, организованное «противу всех правил чести и благородства и справедливости» (Булгаков). И что, несмотря на то, что «обстоятельства дуэли рассказывают различным образом» – «всегда обвиняют Мартынова, как убийцу» (Елагин). В этом главный смысл писем, отправленных лицами, находившимися в Пятигорске или получившими письма с Кавказа от хорошо осведомленных людей. Так, например, А. Я. Булгаков познакомился через Н. В. Путяту с письмом Владимира Голицына, который общался в Пятигорске с тем кругом молодых людей, к которому принадлежал Лермонтов. Сохранились свидетельства, что в последние дни – перед самой дуэлью – отношения Лермонтова с Голицыным осложнились. Однако, судя по тексту письма Булгакова, сообщение Голицына из Пятигорска писано в защиту Лермонтова и во всем обвиняет Мартынова.

Кикин знает подробности со слов матери Мартынова. Но даже и это не объясняет вполне злобного и даже злорадного тона его письма.

Туровский употребляет фразу, которую сказала Лермонтову Эмилия Клингенберг: «Язык мой – враг мой»[977]977
  Э. А. Шан-Гирeй. Воспоминания о Лермонтове и о предсмертном его поединке. – «Русский архив», 1889, № 6, с. 317.


[Закрыть]. Возможно, что он принадлежал к числу знакомых Верзилиных и записал с ее слов эту подробность.

Как бы ни связывал секундантов уговор выгораживать Мартынова, скрыть всех подробностей они не могли, да, как мы видели на примере Глебова, даже и не стремились. И слухи о том, что Лермонтов убит против правил, пошли по Пятигорску в тот же вечер. Недаром пятигорскому коменданту приходилось выходить на порог домика Лермонтова и уверять собравшихся, что это честный поединок, а не убийство[978]978
  «Сочинения М. Ю. Лермонтова». Под редакциею П. А. Висковатова, т. VI. Биография. М., 1891, с. 434–435.


[Закрыть].

Ему не верили.

Не верили потому, что чувствовали не случайный характер ссоры, и, отмечая настойчивое желание Мартынова драться, невольно сопоставляли гибель Лермонтова с гибелью лучших людей России.

«Мартынов – чистейший сколок с Дантеса», – писал Полеводин.

«Страшная судьба наших современных литераторов», – продолжал Любомирский.

«Все русские поэты имеют одинаковую судьбу» (Катков).

«Его постигла одна участь с Пушкиным, – замечает Самарин. – Невольно сжимается сердце, и при новой утрате болезненно отзываются старые: Грибоедов, Марлинский, Пушкин, Лермонтов…»

Это написано задолго до знаменитого «мартиролога» Герцена!

«Странную имеют судьбу знаменитые наши поэты, большая часть из них умирает насильственной смертью, – замечает почтдиректор Булгаков, сановник многоопытный и всезнающий по профессии. – Таков был конец Пушкина, Грибоедова, Марлинского (Бестужева)… Теперь получено известие о смерти Лермонтова».

«Судьба его так гнала. Государь его не любил, великий князь ненавидел, не могли его видеть», – пишет Екатерина Быховец, может быть, даже не отдавая себе отчета, какое ценное сообщение содержат эти, переданные ею, лермонтовские слова. Лермонтов намекнул ей, что он обречен, что он «оклеветан молвой» – если вспомнить здесь строчку из его «Смерти Поэта».

Об этой обреченности пишет Вяземский. В письме, отправленном с оказией, он намекает, что покушения на русскую поэзию более успешны, чем на французского короля:

«В нашу поэзию стреляют лучше, чем в Лудвига-Филиппа. Второй раз не дают промаха… На Пушкина целила по крайней мере французская рука, а русской руке грешно было целить в Лермонтова, особенно когда он сознавался в своей вине».

Три недели спустя после дуэли прозорливый А. Я. Булгаков писал:

«Князь Васильчиков будучи одним из секундантов можно было предвидеть, что вину свалят на убитого, дабы облегчить наказание Мартынова и секундантов… Намедни был я у Алек<сея> Фед<оровича> Орлова и он дуэль мне совсем уже иначе рассказывал. Что это за напасть нашим поэтам…»[979]979
  «Письма А. Я. Булгакова к П. А. Вяземскому». – «Литературное наследство», т. 45–46, с. 712.


[Закрыть]

Последняя фраза достаточно прозрачно намекает на то, что дуэль Лермонтова была подготовлена, так же как и дуэль Пушкина.

Приговор станет известен только через пять месяцев, но Булгакову уже ясно, что Мартынов будет освобожден от наказания, и порукой тому князь Васильчиков – сын влиятельнейшего сановника Российской империи и любимца царя. А генерал-адъютант граф Орлов – ближайший сотрудник Бенкендорфа и будущий преемник его на посту шефа жандармов, распространяет по Москве новую версию гибели Лермонтова, сваливает вину на убитого, опровергает сведения, полученные с Кавказа от посетителей Минеральных Вод.

Булгаков не сообщил версии графа Орлова, но угадать, что тот рассказывал ему, большого труда не стоит.

Рассказ о том, что Лермонтов распечатал пакет с дневником Натальи Мартыновой, был опубликован по желанию ее семьи в 1893 году. Но впервые был пущен для того, чтобы затемнить политический характер убийства, сразу же после дуэли. В этом свете и карикатуры и шутки выглядели как предлог, а причиной становилась фамильная честь Мартыновых. Не исключено, что Мартынова убедили в этом еще до дуэли и тем самым спровоцировали столкновение.

Еще важнее другое:

«Натолкнул Мартынова на мысль о дуэли из-за сестры один из жандармских офицеров, находившихся в Пятигорске в 1841 году, во время производства следствия по делу о его дуэли с Лермонтовым, который в таком смысле донес тогда о причинах дуэли генералу Дубельту»[980]980
  П. Мартьянов. Новые сведения о М. Ю. Лермонтове. – «Исторический вестник», 1892, № 11, с. 380.


[Закрыть].

Речь идет о жандармском подполковнике Кушинникове, входившем в состав следственной комиссии по делу Мартынова.

Все эти сведения в 1892 году сообщил в печати П. К. Мартьянов, ссылаясь на московского полицмейстера Н. И. Огарева, который, в свою очередь, ссылался на какого-то офицера, служившего под его начальством. В нашей памяти это освежила Э. Герштейн.

Подобную информацию при желании можно было бы взять под сомнение: имя офицера не названо, сведения исходят из «третьих рук». Да и Мартьянов не вполне надежный источник…

Тем не менее Герштейн права: рассказ достоверен. Мы имеем возможность привести подтверждение этого факта.

Легенда о вскрытых письмах стала распространяться по Петербургу «именно на той самой неделе, когда почта принесла… известие о дуэли и смерти Лермонтова». И распространял эту легенду не кто иной, как генерал Дубельт!

Сообщение исходит от В. П. Бурнашева[981]981
  В. П. Б у р н а ш e в. Городская легенда о причине последней дуэли Лермонтова (Из воспоминаний петербургского старожила 40-х годов). – «Биржевые ведомости», 1873, № 150.


[Закрыть]. На одном из вечеров у А. Д. Киреева – управлявшего конторой императорских театров, который, будучи родственником Святослава Афанасьевича Раевского, вел издательские дела Лермонтова, Бурнашев встретил Дубельта, постоянного посетителя киреевских карточных вечеров. И слышал от него своими ушами, что причиной дуэли была нескромность Лермонтова, распечатавшего чужие пакеты.

Надо ли доказывать, что Бурнашев был при этом весьма далек от мысли заподозрить Дубельта в желании дискредитировать поэта. Для Бурнашева – это «превосходный рассказчик», «человек, приятный в обществе», «всезнающий русский Фуше». В данном случае важно учесть, что «воспоминания петербургского старожила» – В. П. Бурнашева появились в печати в 1873 году – на двадцать лет раньше, чем мартыновские приятели пустили в ход семейную переписку, долженствовавшую доказать, что причиной дуэли послужил неблаговидный поступок поэта.

В то же самое время, когда Дубельт распространял по Петербургу рассказ о распечатанных письмах, по Москве пошел слух, что «Мартынов имел право» вызвать Лермонтова, «ибо княжна Мери сестра его» (Елагин). Но даже и этот корреспондент, признающий за Мартыновым право требовать сатисфакции для удовлетворения фамильной чести, обвиняет его: «зачем он не заставил Лермонтова стрелять». И отмечает, что «обстоятельства дуэли рассказывают различным образом и всегда обвиняют Мартынова, как убийцу».

Письмо Андрея Елагина датировано 22 августа 1841 года. Но слух о «княжне Мери» пошел в те самые дни, когда в Москву приехал Орлов – после 8-го числа. Уже в первой половине месяца эту новость сообщил своим сестрам Т. Н. Грановский[982]982
  «Т. Н. Грановский и его переписка», т. II. М., 1897, с. 128.


[Закрыть].

Эти рассказы не вязались с пятигорскими письмами. Иные сомневались в правильности московских слухов относительно «княжны Мери». «Мартынов – брат мнимой княжны, описанной в «Герое нашего времени…» – писал Мефодий Катков.

Тем не менее клевета свое сделала. Россказни о княжне Мери и о том, что в лице Грушницкого изображен сам Мартынов, сообщая происшествию скандальный характер, отвели общественное внимание в другую сторону и тем самым позволили, казалось бы, раз навсегда скрыть политический характер дуэли.

Вот почему так важны эти письма, содержащие первые сведения о гибели Лермонтова. Они помогают восстановить картину убийства и последующие усилия III Отделения оклеветать Лермонтова и дезинформировать русское общество.

Строки из писем 1841 года сообщают правду о гибели Лермонтова и о преступлении Николая I и всей его клики, направлявших руку Мартынова.

К числу этих свидетельств следует приобщить, наконец, еще одно – новое, обнаруженное среди бумаг Верещагиной, полученных от профессора Мартина Винклера и переданных в Литературный музей, а затем в Ленинскую библиотеку. Это – письмо Екатерины Аркадьевны Столыпиной к сестре (матери А. М. Верещагиной) Елизавете Аркадьевне, отправленное из Середникова 26 августа 1841 года. В этом письме содержатся подробности гибели Лермонтова, причем пересказываются они со слов… секунданта Глебова! Этот важный документ впервые опубликовали в сборнике Ленинской библиотеки сотрудницы Литературного музея, исследователи Лермонтова И. А. Гладыш и Т. Г. Динесман.

«Мартынов, – пишет сестре Екатерина Аркадьевна, – вышел в отставку из кавалергардского полка и поехал на Кавказ к водам, одевался очень странно в черкесском платье и с кинжалом на боку, – Мишель, по привычке смеяться над всеми, все его называл le chevalier des monts sauvages и monsieur du poignard <рыцарь диких гор и господин с кинжалом>. Мартынов ему говорил: «полно шутить, ты мне надоел», – тот еще пуще, начинали браниться и кончилось так ужасно. Мартынов говорил после, что он не целился, но так был взбешен и взволнован, попал ему прямо в грудь, бедный Миша только жил 5 минут, ничего не успел сказать, пуля навылет. У него был секундантом Глебов, молодой человек, знакомый наших Столыпиных, он все подробности и описывает к Дмитрию Столыпину, а у Мартынова – Васильчиков. Сие несчастье так нас всех, можно сказать, поразило, я не могла несколько ночей спать, все думала, что будет с Елизаветой Алексеевной. Нам приехал о сем объявить Алексей Александрович <Лопухин>, потом уже Наталья Алексеевна ко мне написала…»[983]983
  И. Гладыш, Т. Динeсман. Архив А. М. Верещагиной. – «Записки Oтдела рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», вып. 26. М., 1963, с. 53–54.


[Закрыть]

Самое важное в этом письме – утверждение, что Глебов, а не Васильчиков, был секундантом Лермонтова, а Васильчиков – секундантом Мартынова. Этот факт бросает новый свет на отношение Васильчикова к убитому и к убийце и служит подтверждением выдвинутых против него обвинений.

Что Лермонтов пригласил в секунданты Глебова, впервые сообщил в печати П. К. Мартьянов еще в 1870 году. Об этом рассказывал ему В. И. Чиляев, в доме которого Лермонтов жил летом 1841 года[984]984
  П. Мартьянов. Поэт М. Ю. Лермонтов по запискам и рассказам современников. – «Всемирный труд», 1870, № 10.


[Закрыть].

Пятнадцать лет спустя В. П. Шелиховская обнародовала в «Ниве» рассказ Н. И. Раевского, который в 1841 году жил в Пятигорске, знал лично и Лермонтова, и Мартынова, молодежь, которая окружала поэта[985]985
  «Рассказ Раевского о дуэли с Лермонтовым. Записано В. Желиховской». – «Нива», 1885, № 7.


[Закрыть]. Раевский тоже утверждал, что Лермонтов под вечер 15 июля встретился в колонии Каррас с Глебовым, а Мартынов поехал на место дуэли с Васильчиковым. Теперь сведения подтверждаются. Установлена новая подробность, все более вскрывается ложь, которой было обставлено в ходе следствия убийство поэта.

Уже два дня спустя после дуэли – 17 июля – Мартынов в своих ответах Пятигорскому окружному суду показал:

«…находились за секундантов, – у меня корнет Глебов, а поручика Лермонтова – титулярный советник князь Васильчиков»[986]986
  A. H. H a р ц о в. Материалы для истории дворянских родов Мартыновых и Слепцовых. Тамбов, 1904, с. 158.


[Закрыть].

Свой черновик Мартынов переслал из тюрьмы Васильчикову и Глебову, чтобы согласовать показания. Один из пунктов испугал секундантов, и Глебов пересылает в тюрьму записку, в которой содержится совет переписать показания в том духе, в каком считает полезным для дела флигель-адъютант полковник Траскин:

«Надеемся, – пишет Глебов, – что ты будешь говорить и писать, что мы тебя всеми средствами уговаривали». И снова:

«Скажи, что мы тебя уговаривали с начала и до конца, что ты не соглашался»[987]987
  A. H. H a р ц о в. Материалы для истории дворянских родов Мартыновых и Слепцовых. Тамбов, 1904, с. 162.


[Закрыть], – совет существенный: Мартынов не писал об уговорах, потому что, очевидно, их не было. И тут же фраза, находящаяся в полном противоречии со всем остальным:

«Я и Васильчиков не только по обязанности защищаем тебя везде и во всем, но и потому, что не видим ничего дурного с твоей стороны в деле Лермонтова и приписываем этот выстрел несчастному случаю…»[988]988
  Там же.


[Закрыть]

В своих показаниях Мартынов упомянул об условиях поединка – каждый из дуэлянтов имел право стрелять до трех раз. При этом уже невозможно было бы говорить о «несчастном случае» и о пуле, пущенной без прицела. И Глебов – мы уже говорили об этом – предупреждает в записке Мартынова:

«Теперь покамест не упоминай о условии 3 выстрелов; если позже будет о том именно запрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду»[989]989
  Там же.


[Закрыть].

Несчастному случаю Глебов приписывает выстрел Мартынова и в письме к Дмитрию Столыпину. Другими словами, повторяет ту ложь, которая была сочинена для того, чтобы оправдать Мартынова и секундантов. И – понятно – о трех выстрелах, которые должны были произвести противники по требованию Мартынова, он Столыпину не сообщает. А в сторону правды считает возможным отклониться только в одном: он – Глебов – был секундантом убитого Лермонтова. Дмитрий Столыпин – его товарищ по юнкерской школе, а к тому же – родственник Лермонтова. И тут Глебов позволяет себе сообщить то, что в глазах друга должно снять с него хотя бы часть тяжелой вины.

Хотя письмо Глебова остается нам неизвестным и мы вынуждены довольствоваться пересказом Екатерины Аркадьевны Столыпиной, – мы можем сделать также некоторые другие заключения и выводы.

На Кавказе находится друг поэта Монго Столыпин. Он присутствовал при поединке Лермонтова с Мартыновым. Лермонтов убит на его глазах. Тем не менее его родной брат Дмитрий Столыпин и вся столыпинская семья узнают подробности поединка не от него, а от Глебова. О своем участии в этом деле Столыпин не может сообщить даже родным. Это – условие, поставленное Глебовым и Васильчиковым опять же по предложению Траскина: имена Столыпина и Трубецкого не будут фигурировать в процессе – это невыгодно для остальных: Трубецкой и Столыпин – в опале.

Письмо Глебова важно для нас не только тем, что в нем сказано, а тем, что в нем мало сказано. Поражает чрезвычайная краткость пересказа Екатерины Аркадьевны. Разве она умолчала бы в письме своем к Елизавете Аркадьевне, если бы Глебов написал, что Лермонтов не хотел стреляться с Мартыновым и разрядил пистолет в сторону? (Эмилии Клингенберг он о нежелании Лермонтова стрелять сказал!) Не говорилось в глебовском письме и о том, что Лермонтов готов был просить прощения за шутки, не приводится его последняя фраза: «Рука моя не подымается…» Нет оценки поступку Мартынова. А разве можно сомневаться, что Столыпина передала бы сестре осуждение Глебова поступка Мартынова, если бы он его высказал. Словом, неправильно было бы сделать вывод, что дуэль протекала именно так, как изобразил ее Глебов в письме к Дмитрию Столыпину. Глебов не может пролить света на поведение Лермонтова и Мартынова на месте дуэли, и объясняется это его участием в деле: он обязан молчать. Поэтому-то письмо очевидца события и его непосредственного участника содержит в себе куда меньше правды, чем письма осведомленных современников, следивших за отношениями поэта с Mapтыновым и сопоставлявших факты с их официальной интерпретацией. В конечном счете письмо Глебова поддерживает официальную версию, созданную по приказу из Петербурга для оправдания убийцы и секундантов. И нет никаких оснований, как это делается в последнее время в некоторых статьях о гибели Лермонтова, реабилитировать Мартынова, печатая выдумку про стрелявшего из засады пьяного казака[990]990
  А. Ш в е м б е р г e р. Трагедия у Перкальской скалы. – «Литературный Киргизстан», 1957, № 2, с. 102–115; В.Стешиц, И.Кучеров. Кто убил М. Ю. Лермонтова? – «Знамя юности» (Минск), 27 и 29 мая 1962 г.; «Молодой ленинец» (Калуга) от 3 и 8 июня 1962 г.; «Комсомолец Таджикистана» (Душанбе), «Ленинская смена» (Алма-Ата), «Смена» (Смоленск). См. также опровержение: И. П. Пахомов, И.А.Гладыш, А.И.Гребенкова, К.Н.Виноградова, П.Е.Селегей и другие. Кто убил Лермонтова? По поводу одной сенсации. – «Литературная газета», 1962, № 106.


[Закрыть]. Письма 1841 года опровергают все эти легенды и приближают нас к раскрытию одного из величайших преступлений тогдашнего общества.