Текст книги "Лермонтов. Исследования и находки"

4

После смерти Лермонтова среди его бумаг, оставшихся в Петербурге, была обнаружена сказка про странствующего певца Ашик-Кериба. В 1846 году она появилась в литературном альманахе В. А. Соллогуба «Вчера и сегодня», под заглавием: «Ашик-Кериб. Турецкая сказка».

В продолжение девяноста лет рукопись, которой располагал Соллогуб, оставалась неизвестной исследователям, и сказка воспроизводилась во всех изданиях по тексту альманаха «Вчера и сегодня».

В 1936 году автограф Лермонтова поступил из частного собрания А. С. Голицыной в Институт мировой литературы имени А. М. Горького (ныне он передан в Пушкинский дом Академии наук СССР) и стал наконец доступен для изучения.

Но займемся пока изучением самой сказки.

В 1892 году, почти полвека спустя после опубликования сказки Лермонтова, учитель Махмудбеков записал в Азербайджане, в районе Шемахи, со слов народного певца Оруджа историю странствий Ашик-Кериба[709]709
  Махмудбеков (учитель Кельвинского земского училища). «Ашик-Кериб». Сказка с приложением татарского текста песен Ашик-Кериба. – «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII. Тифлис, 1892, отдел II, с. 173–229.


[Закрыть]. После этого стало ясным, что лермонтовский текст очень близок к азербайджанской народной сказке.

Уже в наше время азербайджанский исследователь М. Рафили обратил внимание на то, что в тексте своего «Ашик-Кериба» Лермонтов сохранил азербайджанские слова, в скобках пояснив их значение: ага (господин), ана (мать), оглан (юноша), рашид (храбрый), сааз (балалайка), гёрурсез (видите), мисирское (то есть египетское) вино, – а в наименовании Тифлиса воспроизвел азербайджанское произношение: Тифлиз[710]710
  См. M. P а ф и л и. Лермонтов и азербайджанская литература. – «Бакинский рабочий», 1939, № 237.


[Закрыть]. «Ашик» по-азербайджански значит «влюбленный», в переносном смысле: «певец», «поэт», а «кериб» значит «странник», «скиталец», «бедняк». Но в то же время это и собственное имя. На этой игре слов построен разговор Ашик-Кериба со слепой матерью: он называет ей свое имя, а она думает, что у нее просит ночлега странник.

Тюрколог М. С. Михайлов в специальной статье «К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова «татарским»[711]711
  Здесь: азербайджанским.


[Закрыть] языком» тоже приходит к выводу, что все восточные слова, встречающиеся в сказке «Ашик-Кериб», «могут быть отнесены к азербайджанскому языку», а форма слова «гёрурсез» (точнее «гёрурсюз) наблюдается только в диалектах Азербайджана[712]712
  См. М. С. Mихайлов. К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова «татарским» языком. – «Тюркологический сборник», I. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1951, с. 127–135.


[Закрыть].

Итак, нет никаких сомнений, что сказку эту Лермонтов слышал из уст азербайджанца (в ту пору их называли «закавказскими татарами»).

За последнее время исследователи уделили немало внимания сказке «Ашик-Кериб». Появились работы, в которых лермонтовский текст рассматривается в связи с фольклором народов Закавказья, и прежде всего, конечно, с азербайджанским «Ашик-Керибом»[713]713
  См. Л. П. С е м е н о в. Лермонтов на Кавказе. Пятигорск, 1939, с. 81–82; И. Андроников. Лермонтов в Грузии. – «Красная новь», 1939 № 10–11, с. 254; M. P a ф и л и. Лермонтов и азербайджанская литература. – «Бакинский рабочий», 1939, № 237; В. А. М а нуйлов. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе. – В сборнике «Ашик-Кериб». Л., 1941; И. К. Е н и к о л о п о в. К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова. – В кн.: М. Ю. Лермонтов. Ашик-Кериб. Турецкая сказка. Тбилиси, 1941, с. 11–17; Л. П. С е м е н о в. Лермонтов и фольклор Кавказа. Пятигорск, 1941, с. 75–78; С. А. Андреев– Кривич. Кабардино-черкесский фольклор в творчестве Лермонтова. – «Ученые записки Кабардинского научно-исследовательского института», т. I. Нальчик, 1946, с. 269–275; Ираклий Андроников. Лермонтов. Новые разыскания. М., 1948, с. 145–146; А. В. Попов. Лермонтов в первой ссылке. Ставрополь, 1949, с. 70–79; Ираклий Андроников. Лермонтов. М., 1951, с. 221–237; Ираклий Андроников. Лермонтов и его сказка «Ашик-Кериб». – «Пионер», 1951, № 7, с. 38–43; М. С. М и х а й л о в. К вопросу о занятиях М. Ю. Лермонтова «татарским» языком. – «Тюркологический сборник», I. 1951, с. 127–135; С. А. А н д р еев Кривич. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. М., 1954, с. 97–117; А. В. Попов. Лермонтов на Кавказе. Ставрополь, 1954, с. 89–97.


[Закрыть].

Но первый, кто обратил внимание на близость лермонтовского текста к азербайджанской народной сказке, был учитель А. Богоявленский, писавший еще в 1892 году о шемахинской сказке, опубликованной учителем Махмудбековым: «Справедливо сказать, что она отчасти известна уже читающей русской публике по пересказу ее, сделанному покойным поэтом М. Ю. Лермонтовым»[714]714
  А. Б о г о я в л е н с к и й. Предисловие к XIII выпуску «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа», с. XXIV.


[Закрыть].

Это очень точное замечание. Действительно, по лермонтовскому пересказу читатели знали эту сказку только отчасти, ибо лермонтовское изложение значительно отличается от текста сказки, записанной в Шемахинском районе.

Прежде всего, лермонтовская сказка гораздо короче шемахинского варианта. В шемахинском варианте повествовательная форма чередуется с поэтическими импровизациями и заключает в себе восемьдесят семь песен. Ашик-Кериб поет, приближаясь к Тифлису, поет, покидая Тифлис, поет, прощаясь с матерью и сестрой, поет, прощаясь с возлюбленной. И возлюбленная, и мать, и сестра отвечают ему песнями.

«Если господь продлит мою жизнь, – поет Кериб, – не плачь, возлюбленная! – я приду. Если предназначенный мне смертный час повременит, – не плачь, возлюбленная! – я приду».

«Чужеземец (Кериб) проживает на чужбине, – отвечает ему Шах-Санам. – Дикий олень остается в полях. Ты уходишь, а я буду терпеливо ждать тебя. Отправляйся, мой Кериб, и возвратись благополучно!»

«О, розолицая Санам! – поет мать. – Плачь, Санам! Умер Кериб, больше не придет… Кериб, над горем которого дни и ночи горела я, умер, больше не придет…»

Всех этих лирических отступлений в сказке Лермонтова нет.

Совершенно иное, чем у Лермонтова, и начало народной сказки, в котором сообщается история того, как, собственно, Ашик-Кериб стал ашиком. Действие ее начинается не в Тифлисе, а в Тавризе. Сын богатого купца Расул промотал в короткий срок все наследство и решает пойти в обучение к ашикам. Те прогоняют его – у юноши нет музыкальных способностей. И вот во сне является ему пророк Хидир-Ильяс, покровитель ашиков, и говорит: «Отныне ты ашик и должен называться Керибом (чужеземцем)». И он показывает ему во сне образ его будущей возлюбленной – голубоглазой красавицы Шах-Санам, дочери Бахрам-бека тифлисского, назначенной ашику предопределением.

Взяв с собой мать и сестру, Ашик-Кериб отправляется с попутным караваном в Тифлис. Долго бродят они в Тифлисе в поисках пристанища, пока богатый купец не соглашается приютить их. Это, оказывается, Бахрам-бек, отец красавицы ШахСанам, предназначенной ашику волей пророка. Он приводит странников в свой дом. Шах-Санам сквозь дверную щель видит Ашик-Кериба и узнает в нем того юношу, которого показал ей во сне Хидир-Ильяс.

С тех пор, поселившись возле дома Бахрам-бека, Ашик-Кериб каждый день начинает встречаться в саду с Шах-Санам, а купцу и в голову не приходит, что его дочь – невеста богатого и знатного Шах-Веледа – могла полюбить бесприютного странника.

Ашик посылает мать сватать Шах-Санам, но купец требует большого калыма. Тогда Ашик-Кериб дает зарок семь лет странствовать по свету и заработать деньги в далеких странах[715]715
  «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», вып. XIII, с. 173–192.


[Закрыть].

Всех этих событий, занимающих двадцать страниц, в сказке Лермонтова нет. Действие ее начинается прямо в Тифлисе. Бедняк Ашик-Кериб встретил Магуль-Мегери на одной свадьбе и полюбил ее. Девушка советует ему просить у отца ее руки, но Кериб сообщает ей о своем намерении семь лет странствовать по свету, чтобы нажить состояние или погибнуть. «Кто знает, – говорит он, – что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего не имел и тебе всем обязан».

Далее в сказке Лермонтова в основном сохраняется та же последовательность, что и в шемахинском варианте, но целый ряд эпизодов передан в ней по-другому. В лермонтовской сказке соперник Кериба – Куршуд-бек – крадет его одежду в то время, когда ашик вплавь переправляется через реку, а прискакав в Тифлис, несет платье к его матери и говорит, что ее сын утонул. В шемахинском варианте Ашик-Кериб встречает в Алеппо соперника своего Шах-Веледа и просит его отвезти в Тифлис письмо к родным. Шах-Велед поручает своему слуге Кель-Оглану убить зайца, смочить в его крови рубаху и сказать матери Ашик-Кериба, что ее сына убили дорогой разбойники.

В сказке Лермонтова нет состязания ашиков, нет тех вопросов, которые предлагает разгадать им Ашик-Кериб, нет у него соперницы Шах-Санам – юной Агджа-Кыз, которая тайно любит Кериба. Отсутствуют и другие подробности. Вполне совпадает у Лермонтова с известным нам шемахинским вариантом только один эпизод – возвращение Ашик-Кериба в Тифлис, от встречи с чудесным всадником до разговора со слепой матерью.

Не совпадают в сказках и имена. В шемахинском варианте возлюбленную Ашик-Кериба зовут Шах-Санам, у Лермонтова – Магуль-Мегери. В шемахинской сказке соперник носит имя Шах-Велед, у Лермонтова – Куршуд-бек. В шемахинской версии отец – Бахрам-бек, у Лермонтова – Аяк-ага. В шемахинской сказке подлинное имя Ашик-Кериба – Расул, у Лермонтова – Рашид. «Как тебя зовут?» – спрашивает Ашик-Кериба ослепшая мать. «Рашид», – отвечает он, называя свое подлинное имя. Но старуха воспринимает его в его нарицательном значении: «храбрый»[716]716
  Лермонтов, т. VI, с. 199.


[Закрыть].

Все эти имена Лермонтов, конечно, не сочинил: этими именами назывались персонажи той сказки, которую Лермонтов слышал и записал. Следовательно, ему был известен другой вариант народной сказки, не тот, который был записан в Шемахинском районе в 1892 году. Какой же вариант слышал Лермонтов?

В 1911 году выходившая в Елизаветполе (нынешнем Кировабаде) газета «Южный Кавказ» поместила начало сказки про Ашик-Кериба – «вольную переделку любимой песни ашиков, записанной в Шемахинском уезде». Но оказывается, что эта публикация представляет собой пересказ все того же, известного нам шемахинского варианта[717]717
  См. «Южный Кавказ», 1911, №№ 26, 27 и 30.


[Закрыть].

Имеется третья запись народной сказки про Ашик-Кериба, напечатанная в «Антологии азербайджанской поэзии». Но и в этом, сокращенном варианте фабула совершенно совпадает с известной нам сказкой, а действующие лица носят те же самые имена – Ашуг-Гариб, Шах-Сенем, Шах-Велед, Гюль-Оглан[718]718
  См. «Антология азербайджанской поэзии». Редакция В. Луговской. Баку, 1938, с. 346–349.


[Закрыть]. Заметим кстати, что весьма распространенная в Турции повесть о «всеизвестном и знаменитом Ашик-Гарибе» ни по сюжету, ни по именам персонажей (исключая самого «Кериба») с лермонтовской сказкой не совпадает[719]719
  См. «Теватур плэ мешгур вэ араф олан Чашик-Гариб хикияйеси». Константинополь, 1880. С текстом этой книги меня познакомила В. И. Аристова.


[Закрыть].

Между тем не может быть никаких сомнений, что Лермонтов, записав слышанную им сказку, только бережно отредактировал ее и даже оставил в тексте неисправленными некоторые сюжетные несоответствия и шероховатости. Так, например, он пишет по-разному имена: «Кариб», «Кериб» и «Керим», «Хадерилияз» и «Хадрилиаз», «Арзерум» и «Арзрум», «шиндыгёрурсез» и «шинди-гёрузез». Слово «сааз» у него то мужского, то женского рода: «его сладкозвучный сааз», «моя семиструнная сааз», то есть как слышал, так и записал, а потом не мог самостоятельно решить, какую предпочесть форму. Не объяснено, на каком основании Ашик-Кериб объявляет себя владельцем золотого блюда, которое выставлено в лавке тифлисского купца. Неподготовленным и немотивированным остается путешествие Ашика на белом коне за спиной чудесного всадника. Ведь в лермонтовском варианте ни слова не говорится о том, что Хадрилиаз – покровитель ашиков, что он наделил Кериба даром песен, что он предназначил ему в жены красавицу Магуль-Мегери. В конце сказки Ашик-Кериб заявляет, что сабля его перерубит камень, но ничем не доказывает этого. Кстати, ни о сабле Кериба, ни о том, что Хадрилиаз дал ему еще этот новый знак своего могущества – способность перерубать камни, – до этого не говорится ни слова. Ясно, что если бы Лермонтов занялся обработкой народной сказки, то устранил бы все эти шероховатости и мотивировал бы слова и поступки Ашик-Кериба. Из этого следует, что он записал ее именно так, как услышал.

Недавно удалось выяснить, что в Лачинском районе, Азербайджанской ССР, рассказывается другой вариант этой сказки, в котором героиню зовут не Шах-Санам, а Магу-Мехр, соперник же пазывается Рашид-бек. К сожалению, этот вариант пока еще не записан[720]720
  Эти сведения получены мной от Института литературы имени Низами в Баку.


[Закрыть]. Еще ближе к лермонтовской сказке оказывается вариант, записанный в 1935 году со слов восьмидесятилетнего ашуга Адама Суджаяна в районе Зангезура в Армении фольклористкой Р. Р. Орбели. В этой сказке, как и у Лермонтова, невесту Ашуг-Гариба зовут Мауль-Меери, так же как и у Лермонтова, она посылает с купцом на чужбину не кольцо и не чашу, как в других вариантах, а блюдо.

Ашуг Суджаян исполнял эту сказку только в отрывках. Поэтому трудно судить, насколько она совпадает в целом с фабулой лермонтовской записи. Отметим только, что соперника он называл Шах-Валат. Остальные армянские варианты существенно отличаются от лермонтовской сказки и в основном совпадают с шемахинской версией. События начинаются в них задолго до прибытия Гариба в Тифлис, в них содержится эпизод с чудесным превращением юноши в ашуга, наделенного даром песен свыше, все они повествуют о том, как Ашуг-Гариб и его будущая возлюбленная узнают друг о друге во сне[721]721
  Сведения об армянских вариантах «Ашуг-Гариба» сообщила мне Р. Р. Орбели.


[Закрыть].

Но имеется еще одна запись, фабула которой в точности совпадает с фабулой лермонтовской сказки. Это грузинский вариант азербайджанской сказки, записанный в 1930 году в Грузии, в селении Талиси, недалеко от Ахалцихе. Рассказывал этот вариант семидесятилетний грузин-магометанин, крестьянин Аслан Блиадзе, причем повествовательную часть передавал по-грузински, а песни исполнял по-турецки. Это не должно удивлять: Месхет-Джавахети, где находится Ахалцихе, как известно, долгое время находилась под турецкой пятой.

Действие этой сказки начинается, как и у Лермонтовва, прямо в Тифлисе. Мотивировка разлуки такая же, как и у Лермонтова: «Мне твоих денег не надо, – говорит Ашик-Кериб своей возлюбленной. – Боюсь, не было бы потом упреков».

После этого ашуг уходит в город Алаф (у Лермонтова – Халаф, во всех остальных вариантах – Алеппо). Перед разлукой ашуг дарит своей возлюбленной золотую чашу. Когда настает срок ему возвратиться, возлюбленная отдает эту чашу чалагадару и просит передать ее поручение тому, кто назовет себя хозяином чаши. Чалагадар встречает Кериба в Алафе. «Вот как поется об их встрече в т а т а р с к о й песне», – сказано в сказке (разрядка моя. – И. А.). Далее в записи следуют тексты песен на турецком языке, записанные грузинскими буквами и потому не вполне поддающиеся расшифровке. Но прочтенные тексты полностью совпадают с пересказом этих песен у Лермонтова.

 
Вчера ночью, вчера ночью
В городе Алафе
Бог дал мне крылья,
И я прилетел сюда.
Утренний намаз
Творил я в Арзруме,
Полдневный намаз —
В полях Карса,
К вечернему намазу
Был уже в Тифлизе.
 

«В городе Халафе, – читаем записи Лермонтова, – я пил мисирское вино, но бог дал мне крылья, и я прилетел сюда… Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе Арзруме; пред захождением солнца творил намаз в городе Карсе, а вечерний намаз в Тифлизе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда…»

Эти песни, вкрапленные в текст грузинского варианта, оказываются гораздо ближе к лермонтовской записи, чем песни шемахинского варианта. Очень близко к лермонтовской сказке передаются в грузинской записи эпизод встречи с Хадрилиазом, полет на крупе его коня и беседа сестры Кариба со слепой матерью. И кончается сказка так же, как у Лермонтова.

«Не прерывайте свадьбу, – говорит Кариб, – я отдам ШахВалату в жены мою сестру». «И вправду, – заключает рассказчик, – Шах-Валат женился на сестре Кариба, а Кариб – на своей возлюбленной Шах-Санам»[722]722
  Текст грузинского варианта «Ашуг-Кариба» сообщила мне Елена Вирсаладзе.


[Закрыть].

Но, может быть, этот вариант – вернувшаяся в фольклор лермонтовская сказка? Такую мысль печатно высказал покойный А. В. Попов, автор вышедшей в Ставрополе книги о Лермонтове[723]723
  См. А. В. Попов. Лермонтов на Кавказе. Ставрополь, 1954, с. 94.


[Закрыть].

Нет, как мы видели, собственные имена в грузинской сказке другие: Шах-Санам, Шах-Валат… Уже по одному этому нельзя принять наивное утверждение Попова, что «лермонтовский текст, известный сказителям в устной передаче, лег в основу армянского и грузинского варианта народного сказа». По А. В. Попову выходит, что без Лермонтова грузины и армяне не знали бы народной сказки про Ашик-Кериба, распространенной в Закавказье с древних времен! Нет, вопрос этот гораздо сложнее!

По мусульманскому преданию, душа пророка Хидра переселилась в пророка Илью. Поэтому в этих двух пророках мусульмане видят одно лицо. Однако Лермонтов разъясняет, что Хадерилиаз – «святой Георгий». Между тем уже выяснено, что смешение имени Хидир-Илиаза и святого Георгия встречается постоянно, но не в азербайджанском, а в армянском и грузинском фольклоре[724]724
  См. В. А. Мануйлов. М. Ю. Лермонтов и его запись сказки об Ашик-Керибе. – В сб. «Ашик-Кериб», с. 28; Н. Ф. Дубровин. История войны и владычества русских на Кавказе, т. I, кн. 2. СПб., 1871, с. 25; И. К. Ениколопов. К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова. – В кн.: М. Ю. Лермонтов. Ашик-Кериб. Турецкая сказка. Тбилиси, 1941, с. 16.


[Закрыть]. В том грузинском варианте, который был записан в 1930 году близ Ахалцихе, в точности повторяется то же, что и у Лермонтова. О чудесном всаднике сказано, что это был «Хидриэл, или святой Георгий».

Таким образом, становится совершенно ясным, что Лермонтов записал тот вариант сказки про Ашик-Кериба, в котором заметно отразились элементы не только армянского, но и грузинского фольклора.

Взаимопроникновение грузинских, армянских и азербайджанских элементов в закавказском фольклоре очень значительно. Но сильнее всего оно всегда было там, где с давних времен наряду с грузинским языком широко была распространена армянская и азербайджанская речь, – в Тифлисе, в кварталах Старого города. Поэтому надо думать, что в Тифлисе Лермонтов и услышал эту сказку. А в том, что Лермонтов записал сказку со слов азербайджанца, нет никаких сомнений: по-турецки и ашика должны были бы звать не Кериб, а Гариб, и Куршуд-бек назывался бы Куршуд-беем, не было бы в тексте слова «гёрурсез» (турецкая форма «герурсунуз»), ни слова «сааз» (по-турецки «саз»)[725]725
  См. И. К. Е н и к о л о п о в. К сказке «Ашик-Кериб» Лермонтова. – Цит. изд., с. 15.


[Закрыть].

Между тем, основываясь на том, что версия ашика Оруджа была записана в Шемахинском районе, авторы последних работ о Лермонтове считают, что он слышал сказку про ашика Кериба в Шемахе и записал ее там со слов ашика. «Именно здесь, в Шемахе или в ее окрестностях, поэт и записал и впоследствии обработал эту чудесную сказку, услышав ее из уст бродячего певца-ашуга», – заявляет А. В. Попов[726]726
  См. А. В. Попов. Лермонтов в первой ссылке. Ставрополь, 1949, с. 73.


[Закрыть].

Действительно, в 1837 году Лермонтов побывал в Шемахе. Но Попов поторопился с выводами. Лермонтов не мог записать сказку со слов ашуга: он не знал азербайджанского языка. Следовательно, и узнал он сказку не в форме «дестана» – повествования, чередующегося с песнями, – а слышал ее порусски, в прозаическом пересказе. Недаром он изложил ее в повествовательной форме. Если бы Лермонтов располагал развернутой записью с полным текстом песен Ашик-Кериба, надо думать, он и в переводе передал бы песни стихами. Ведь даже в «Бэле», где повествование ведется от лица Максима Максимыча, он не удержался и песню Казбича переложил в стихи, пояснив, что для него «привычка – вторая натура». У него поет и пугачевский казак в «Вадиме», и Селим в «Измаил-бее», и девушка в «Беглеце», поют гусляры в «Песне про царя Ивана Васильевича…», поет даже рыбка, убаюкивая Мцыри. А в сказке про певца певец не поет песен: они изложены прозой. Поэтому можно не сомневаться, что историю странствований Ашик-Кериба Лермонтов слышал не в исполнении ашиков и даже слышал не перевод их текста, а пересказ.

Правда, есть сведения, что в Шемахе нижегородские драгуны пользовались гостеприимством азербайджанских беков и агаларов – своих боевых товарищей по турецкой войне[727]727
  См. В. П о т т о. История 44-го драгунского Нижегородского полка, т. IV. СПб., 1894, с. 77.


[Закрыть]. Конечно, эти люди могли пересказать поэту популярную народную сказку. Но мы как раз выяснили, что лермонтовская транскрипция расходится со всеми распространенными азербайджанскими вариантами, в том числе и с шемахинским, и оказывается ближе к грузинским и армянским вариантам. Отождествление Хидрилиаза с христианским «святым» Георгием, совершенно естественное в фольклоре грузин и армян, связанных с христианскою церковью, было бы менее понятным в фольклоре мусульманского Азербайджана. Поэтому предположение, что Лермонтов слышал и записал эту сказку в Тифлисе, не ослабляется, а, наоборот, подкрепляется этими новыми соображениями.

Но почему же сказку, услышанную в Тифлисе из уст азербайджанца, Лермонтов назвал турецкой?

Предположение мое, что название «турецкая сказка» дано не самим Лермонтовым[728]728
  См. мою книгу «Лермонтов». М., 1951, с. 222–223.


[Закрыть], не подтверждается. Хотя на первой странице лермонтовского автографа никакого названия нет, тем не менее слова на обороте последней страницы (в сложенном виде она служила как бы обложкой рукописи), написанные быстрым и крупным почерком, непохожим на почерк Лермонтова, принадлежат все-таки ему самому: «Ашик-Кериб. Турецкая сказка». С этим мнением В. А. Мануйлова и С. А. АндрееваКривича я уже согласился[729]729
  См. М. Ю. Лермонтов. Полн. собр. соч., т. 4. Библиотека «Огонек». М., 1953, с. 458.


[Закрыть].

Итак, почему же «турецкая»?

Прежде всего потому, очевидно, что это проистекает из ее содержания. В сказке про Ашик-Кериба, пришедшей в Закавказье из Турции и до сих пор распеваемой ашугами в кофейнях Румели и Анатоли, речь идет о Турции и о турках. Об отце Магуль-Мегери Лермонтов пишет: «богатый турок». Следовательно, и сама Магуль-Мегери – турчанка. Путешествует Ашик-Кериб через турецкие города. Через Турцию попадает он в Сирию – в Халаф, или, как назвали его итальянцы, Алеппо. Играет Кериб на саазе – Лермонтов добавляет: «балалайка турецк<ая>». На свадьбах в Тифлисе Ашик-Кериб прославляет «древних витязей Туркестана»…

С. А. Андреев-Кривич, посвятивший специальную главу своей книги о Лермонтове сказке «Ашик-Кериб», полагает, что под Туркестаном следует разуметь здесь Туркмению[730]730
  С. А. Андреев-Кривич. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. М. Изд-во АН СССР, 1954, с. 107–108.


[Закрыть]. Стремясь найти объяснение слову «Туркестан» в тексте лермонтовской сказки, он привлекает книгу H. H. Муравьева «Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах…» (М., 1822). В этой книге кратко передано содержание туркменского варианта сказки о любви Шах-Санам и Кериба. «Таким образом, – пишет Андреев-Кривич, сближая текст лермонтовской сказки с изложением Н. Муравьева, – слова Лермонтова о том, что Ашик-Кериб прославлял древних витязей Туркестана, перестают казаться простой случайностью»[731]731
  С. А. Андреев-Кривич. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. М. Изд-во АН СССР, 1954, с. 107.


[Закрыть].

Автор полагает доказанным, что слово «Туркестан» в лермонтовской записи восходит к туркменскому варианту.

Но такой выдающийся тюрколог, как академик В. А. Гордлевский, считал, что у Лермонтова идет речь не о Туркмении, а о Турции. Форма «Туркестан» в применении к Турции – указывает он – встречается у турецких народных поэтов, а в литературе – у Намыка Кемаля.

Того же мнения известные тюркологи А. Н. Кононов и М. С. Михайлов. По их мнению, «Туркестан» в данном тексте следует понимать как «страна тюрок», по аналогии с «Дагестан», «Гюрджистан» (Грузия), «Айстан» (Армения) и т. д. («стан» – в буквальном смысле – «стоянка»).

Таким образом, интересное наблюдение С. А. АндрееваКривича, свидетельствующее о широком распространении сказки про Ашик-Кериба на Ближнем Востоке и в Средней Азии, к изучению лермонтовского текста ничего добавить не может. Нет сомнения, что сказка Лермонтова, заключающая ряд азербайджанских слов и сохранившая следы азербайджанского произношения, записана в Закавказье и не находится ни в какой связи с туркменским вариантом. При этом напомним, что, указывая в скобках значение слова «сааз» («балалайка турецк<ая>»), Лермонтов приводит слово азербайджанское – не турецкое: по-турецки не «сааз», а «саз».

Итак, Лермонтов называет турецкой сказку, записанную со слов азербайджанца. Видимо, тот, кто рассказывал Лермонтову историю любви и скитаний Ашик-Кериба, знал о ее турецком происхождении.

Но прежде чем решать вопрос о том, кто мог пересказать эту сказку Лермонтову, следует обратить внимание на маленькую неточность, вкравшуюся в лермонтовский автограф.

В лермонтовской сказке соперника Ашик-Кериба зовут, как известно, Куршуд-бек. Но в самом конце, описывая появление Ашик-Кериба на свадьбе Магуль-Мегери, Лермонтов допустил удивительную описку.

«Селям алейкюм, – говорит Ашик-Кериб, вступая на свадьбу, – вы здесь веселитесь и пируете, так позвольте мне, бедному страннику, сесть с вами, и за то я спою вам песню».

– Почему же нет, – сказал Шах-Валат (хозяин свадьбы)…» – написал Лермонтов. И, заметив ошибку, исправил: «Почему же нет, – сказал Куршуд-бек»[732]732
  Лермонтов, т. VI, с. 200 и 561. См. мою статью «Лермонтов в Грузии». – «Красная новь». 1939, № 10–11, с. 254.


[Закрыть].

Откуда взялось это второе имя? Ведь Шах-Валат – это тот же Шах-Велед, который упоминается во всех других вариантах сказки. Как попало его имя в лермонтовский автограф? Может быть, как полагает Мануйлов, Лермонтов знал разные варианты?[733]733
  См. В. А. Мануйлов. М. Ю. Лермонтов и его запись сказки «Ашик-Кериб». – В сб. «Ашик-Кериб». Л., 1941, с. 27.


[Закрыть]

Нет, для этого заключения не имеется никаких основании. Более того: оно кажется совершенно невероятным. Изучать и сводить вместе разные варианты азербайджанской сказки Лермонтов не мог прежде всего потому, что для этого надо было знать азербайджанский язык.

Поэтому «Шах-Валат» в лермонтовской рукописи – это не описка Лермонтова, а обмолвка рассказчика. Отсюда снова можно сделать вывод, что Лермонтов знал сказку не от профессионального исполнителя, а от какого-то образованного азербайджанца, которому она была известна в нескольких вариантах.

Но от кого же мог Лермонтов услышать азербайджанскую сказку про странствующего певца?